— Джоан, сделайте мне кофе. Прямо сейчас. Ночь была слишком длинной.
Введение нормирования на бензин, покрышки, одежду и множество других вещей первой необходимости, требующихся для войны, создало массу трудностей для людей, которых он считал основой своего избирательного округа. Он работал почти до самого утра, взывая к сознательности, договариваясь или находя решения для тех, кому не хватало собственных связей или общественного веса. В глазах Кеннеди это было его обязанностью по отношению к избирателям, так же как и они считали его своим делегатом.
Глаза секретаря были красными и она шмыгала носом. Кеннеди с беспокойством посмотрел на неё. Она ведь тоже относилась к его людям.
— В чем дело, Джоан?
— Сэр, разве вы вчера вечером не слышали сводку новостей? — она пересказала радиопередачу и кинохронику, которые привели в ярость всю страну. — Всё есть на первой полосе, вот.
На взгляд Кеннеди, сомневаться было не в чем. Единственное слово "УБИТЫ" господствовало в заголовке, над фотографией поля, усеянного трупами. Больше на первой полосе ничего не напечатали, да и не требовалось.
По мере того, как сенатор читал статьи на развороте, его гнев разгорался до бешенства. Но гнев вызвала вовсе не резня. Сам способ подачи материала наглядно показал, как лондонская клика Галифакса могла уничтожить его. Вот сволочи. Бездарные манерные сволочи. Пойди я у них на поводу, меня связали бы с антивоенными пронемецкими кругами сразу же после выхода новостей. Моя семья была бы уничтожена с политической точки зрения, а некоторых из нас – меня так точно – вполне могли бы линчевать. А из-за вот этого суды Линча однозначно будут. Кабы бы не предупреждение от Содружества и британского кавторанга, как там его, Флеминг, нас наверняка бы уничтожили. Мы хорошо знаем, что в отличие от игорных и финансовых долгов, политические всегда должны быть оплачены.
— Чарльз, — Кеннеди позвал своего помощника. — Для начала, поднимите все данные по убитым, там должно быть несколько американцев ирландского происхождения. Да чёрт возьми, найдите всех католиков. Подготовьте набросок письма родителям. Обычное письмо с соболезнованиями, сочувствием их потере, отважная борьба за страну, и что их потеря не напрасна. Добавьте в примечании, что это письмо – приглашение зайти к нам в любое время, если они окажутся в Вашингтоне, и мы сможем поговорить о помощи, в которой они наверняка нуждаются. Если кто-нибудь приедет, выделите в расписании двадцать минут. Пусть штатный сотрудник сводит их на обед и потом ко мне. Принесите черновики, я проверю и подпишу лично.
Во-вторых, набросайте мне речь. Глубоко потрясён, возмущён невероятно жестоким убийством военнопленных. Сочувственные реверансы русским. Необходимость лучше узнать и понять друг от друга. Соединенные Штаты, Россия и Содружество сражаются плечом к плечу, мы должны поделиться всеми имеющимися знаниями, и у нас должно быть право голоса в военном совете.
В-третьих, скажите нашему управляющему, пусть он пойдёт в подвал, найдёт самую наилучшую бутылку виски, что у нас есть, выпуска до Сухого Закона, конечно. И отправьте в Оттаву Яну Флемингу, капитану II ранга Свободного Королевского флота.
Да, и в-четвертых, отправьте телеграмму Джеку, в Россию. Текст: "Ты был прав, а я – нет". Всё поняли? Отлично, приступайте.
Когда его кабинет опустел, Кеннеди ещё раз пробежался по своим решениям. Итак, любезничаем с избирателями. Речь скажет Содружеству, что я на их стороне в вопросе о военной аналитике. С Донованом вопрос решим позже. Признал свою неправоту перед Джеком. Теперь осталось придумать, как разобраться с лондонскими придурками.
Когда Робсоны приезжают в город, мужчины расходятся. Когда Хандли вокруг, женщины прячутся (впрочем по неписаным правилам земельных споров, женщин нельзя трогать, пока они не становятся активной стороной спора). Суть была в том, что единственный закон, которого придерживались обе семьи – это закон оружия. И когда дело доходило до стрельбы, с обеих сторон силы оказывались практически равны.
Таким образом, когда Мика Робсон и двое его сыновей шли по Мэйн-Стрит к ратуше и встретили Айка Хандли с двумя сыновьями, тоже идущих туда, шериф повесил табличку "Уехал на рыбалку" и смылся через чёрный ход. Все прочие на улице спрятались кто куда.
Все шестеро при встрече удержались от слов. Они были беспощадными, суровыми мужчинами, скупыми на разговор и взвешивающими каждое слово. Никто не говорил, пока тишину не нарушил Айк.
— Я слышал о вашем мальчике, Мика. Наци неправильно поступили.
Мика Робсон согласно кивнул.
— Трусы не сражаются честно. Нельзя стрелять в безоружного.
— Помните, как Джаспер прострелил мне задницу, когда я присел облегчиться. Там почти шестьсот метров было.
— Заткнись, мелкий. Старшие говорят, — Айк посмотрел на сына искоса, но без гнева или ехидства. Роско сделал важное замечание. Стрелок, способный прострелить ягодицу сидящему на корточках человеку с шести сотен метров, так же легко может попасть и в голову.
— Мика, мои мальчики собираются поступить на службу. Ты ведь не против, если они завалят по несколько нациков в память о Джаспере?
— Да почему же. С удовольствием приму такой дар. И Бет тоже.
— Как она пережила это?
— Когда пришла правительственная телеграмма, она упала с плачем на кровать. А теперь снова рыдает, когда узнала, что убили медсестёр…
Все медленно закивали. Когда идёт вражда, убитые и раненые становятся обыденностью, а между их семьями она длилась уже несколько поколений. Здесь, в Аппалачах, к медсёстрам относились почтительно, на грани поклонения. Во время бури городская фельдшерица отправлялась на вызов. Медсёстры оставались с больными во время эпидемий, рискуя собственными жизнями. Они присматривали за больными младенцами, когда их матери отчаянно нуждались в небольшом сне. Никто никогда не поднял бы руку на врача, а всё-таки посмевшему жить осталось бы недолго.
Айк Хандли почесал в затылке.
— Мика, кажется мне, что проблема с нациками куда больше, чем тёрки между нами.
Мика Робсон немедленно принял подачу.
— Верно, Айк. Нациков надо убивать. Очень надо.
Оба протянули руки так синхронно, что даже самый пристрастный наблюдатель не смог бы определить, кто начал движение первым. Они торжественно обменялись рукопожатием и в этот миг на Мэйн-Стрит городка Хокинс закончилась полуторавековая вражда семей Робсонов и Хандли.
Сержант-рекрутёр ничуть не удивился, увидев, что младшие наследники нарисовались вместе. На всей территории Аппалачей старая вражда забывалась или откладывалась, чтобы объединяться против большего врага.
— Привет, мальчики. Хотите записаться в армию? Есть предпочтения, где служить?
— Там, где мы сможем убить побольше нациков, — Роско Хандли сказал за всех, заработав это право шрамом от винтовочной пули на левой ягодице.
— Значит, в пехоте.
Сержант знал путь к сердцу молодого жителя Аппалачей. Он взял новенькую М1903A4 "Спрингфил" с оптическим прицелом и вручил её ближайшему новобранцу.
— Вы из глуши, поэтому вручаю винтовку одному из вас. Обычно новички получают простой "Гаранд", но вы заслуживаете особого. Возьмите эти бумаги, отдайте секретарю, он всё оформит. В армию вас заберут месяца через полтора.
Молодёжь ушла, и сержант внимательно посмотрел на отцов.
— Вы оба были пехотинцами на Первой Мировой, верно? Ну, у вас есть две недели, более или менее. Научите их всему, что успеете. Им понадобится знание настоящей армейской жизни.
— Выходим, выходим, выходим! — американская охрана била дубинками в гонги, создавая безобразно неблагозвучный шум. — Построение снаружи через пять минут!
Оберлейтенант цур зее Оскар Вупперман поднялся с нар и натянул форменный китель. Ещё не было холодно, но в воздухе уже чувствовалось приближение страшной русской зимы. Это было похоже на зрелище грозовой тучи на горизонте. Понятно, что буря разразится не сразу, но разразится несомненно.
Но, подумал он, всё может стать хуже. Кормили в лагере так хорошо, как будто он находился на флотском довольствии. Постройки были надёжными, а охрана вела себя благоразумно. Вела. Всё внезапно изменилось. Теперь они стали враждебными и раздражёнными. Вупперман ощущал, что многие из них только и ждут повода выстрелить.
Он присоединился к другим оставшимся в живых офицерам S-38 и услышал, как охрана проводит перекличку. Каждая секция докладывала по готовности, число заключенных соответствовало спискам. Когда всё закончилось, начлаг объявил перед строем:
— По результату соглашения, подписанного вчера между русским и американским правительствами, присмотр над немецкими военнопленными передаётся силам Союза Советских Социалистических Республик. Вскоре прибудет колонна грузовиков, чтобы отвезти вас в русский лагерь дальше на востоке.
Колонна "Студебекеров" уже въезжала на территорию. Они проехали мимо построения, обогнули его, остановились и начали сдавать назад. Вупперман удивился, отметив внезапную волну страха, охватившего пленных немцев. Грузовики остановились, задние части тентов откинулись, показав пустые кузова. Оттуда выпрыгнули по двое унтеров-автоматчиков. И хотя среди пленных прокатился вздох облегчения, Оскар вновь почувствовал, как охрана просто-таки ищет причину открыть огонь.
Начлаг продолжил:
— Начинайте погрузку в машины перед вами. Идите прямо, колонной по одному. Шаг влево, шаг вправо считаются попыткой побега. Называете своё имя унтеру возле заднего борта.
Вупперман встал в хвост небольшой группы пленных слева от себя. Самый первый уже представился автоматчику.
— Стелян Василеску, капитан румынских ВВС.
— Минуту. Вы румын?
Василеску кивнул.
— На чём летали?
— "Спитфайр" М-VI. Меня сбила "Кобра".
— Все румыны в этом отряде – лётчики? И действительно ли они единственные румыны среди пленных?
— Так точно, сэр.
— Тогда выйдите из строя. Румынские пленные остаются под присмотром американцев и будут позже отправлены в Канаду.
Вупперман подошёл к унтеру.
— Оскар Вупперман, оберлейтенант цур зее, германский флот.
На мгновение он подумал, что и ему скажут остаться, но американец просто ткнул большим пальцем себе за спину, в грузовик. В этот момент он понял, что жизнь действительно может стать куда хуже. Затем тент опустился, машина дёрнулась и куда-то поехала.
Капитан Василеску перешел к начлагу и козырнул.
— Сэр, полагаю, теперь я старший по званию среди военнопленных.
— Капитан, наши лётчики сообщили, что во время недавнего бомбардировочного рейда румынские пилоты на "Спитфайрах" прикрывали собой подбитый B-17, пока его не покинул весь экипаж. Также, Красный крест передал нам, что команда, взятая в плен румынской частью, вывезена в Бухарест и с ними хорошо обращаются. Мы получили переданные заверенные списки. Вы поступили правильно, и это ответная любезность.
Начлаг ткнул в сторону удаляющейся колонны.
— Они так не сделали.
— Поздравляю, Джек. У тебя теперь собственная база и своё подразделение. То есть разрушенная база и строящиеся корабли.
Кеннеди посмотрел на руины Ульяновского порта. Русские перед отходом не пожалели взрывчатки, а немцы разрушили большую часть того, что уцелело. Затем, когда уже они покидали город, довершили разгром окончательно. Кеннеди особенно поразился тому, как немецкие инженеры-подрывники "завернули" два подъёмных крана один вокруг другого и обрушили их. Наконец, повсюду были спрятаны мины-ловушки.
— Я собираюсь распределить бронекатера между маленькой гаванью к северу от моста и этой. Погрузочно-разгрузочный участок перестроим под техобслуживание. Вы слышали, что к нам направят новые 30-метровые "Элко"?
— Да. Извини, но ПР-73 я не смогу тебе отдать. Теперь это катер Тома. Он заслужил повышение. А если я отправлю его сюда, всё равно это будет твой корабль. И в честь МакХейла базу назвать не получится – флот уже строит эсминец в 2250 тонн, который назовут его именем.
Фэрроу пристально посмотрел на замысловатую груду металлолома, когда-то бывшую грузовым узлом небольшого порта.
— Бог свидетель, нынче у тебя здесь полная власть. Когда эта база вернётся к работе, мы будем контролировать оба берега Волги от Казани до Ульяновска. Первая задача – наладить связь с Чувашским плацдармом, затем продвигаться на юг, на соединение с Самарским. Мы теперь знаем, как это сделать. Последовательность маленьких укусов десантными силами, каждый на достаточную глубину, чтобы окружать опорные пункты фашистов, не отрываясь от собственного снабжения. Но это всё на следующий год.
Их разговор прервался звуком сирен с реки. На руинах Ульяновского моста заводили на опоры новую секцию эстакады. Начиналась реконструкция и прокладка новой железнодорожной линии через Волгу. Более того, размах работ явно указывал на длительный, полноценный ремонт. По сути, это был видимый признак того, что напор немецкого наступления удалось преодолеть, и теперь наступали союзники.
— Как думаешь, Генри, сколько времени потребуется, чтобы дойти до Берлина, — Кеннеди спросил так, как будто не очень хотел знать ответ.
— Даже и не спрашивай. Я думаю, десять лет и пять миллионов погибших. Но мы туда дойдём.
— Мне хотелось бы рассказать вам о том, как много Нина Кларавина сделала для Родины, — Иван Напалков говорил со всей искренностью, на которую был способен. Не то чтобы он в полной мере испытывал её, но был способен показать. — Несмотря на то, что она погибла, её роль в раскрытии гитлеровской агентурной сети была ключевой. Благодаря ей освободили Ульяновск и создали новый плацдарм на западном берегу Волги. Благодаря ей спасены жизни сотен наших и американских солдат. Когда мы победим и освободим Родину от иностранных захватчиков, то расскажем её историю будущим поколениям, чтобы они знали – можно преодолеть любые препятствия.
— Она никогда не была красивой девочкой. Её внешность рано потускнела, — в голосе её отца сквозила вина. — Она отчаянно хотела выйти замуж, и когда Николай Павлович попросил её руки, она была безмерно рада. Нам с женой стоило почувствовать неладное, но тоже порадовались, наконец увидев её семейной. Может, будь мы более внимательными, она бы не умерла. Что стало с Николаем Павловичем?
— Его признали виновным в жестоком убийстве, измене, вредительстве, помощи врагам, шпионаже и нарушении государственных правил оборота спиртного. Он кремирован, а его прах развеян.
Напалков выглядел опечаленным, но на самом деле был расстроен совсем по иному поводу – из-за административной ошибки, которая привела к казни Николая Павловича, и уже потом к дешёвому гробу и крематорию. Но, тем не менее, шпиона настигла справедливость.
— Как бы там ни было, за кремацию Нины заплатит государство. Изготовят специальную табличку, на которой сохранят её заслуги перед Родиной. Мы выбрали прекрасное место для её упокоения. Небольшое кладбище, выходящее на Волгу, рядом с городом. Там она будет в мире, и одновременно рядом с домой. Вы всегда сможете её проведать.
После того, как дверь кабинета закрылась, Напалков сел за стол и открыл следующую папку. Скорость, с которой пал Ульяновск – в основном из-за удара B-17, проломивших брешь в обороноспособности немцев – привела к захвату многочисленных уцелевших фашистских архивов. В некоторых, был уверен Иван, найдутся сведения о прочих предателях и вредителях. Эта мысль заставила его вздохнуть. На самом деле, работа чекиста никогда не прекращается.
— Братишка, что ты сделал с Лилей? — Колдунов хмуро посмотрел на Эдвардса. Гвардии капитана Литвяк выписали из госпиталя совершенно здоровой, по крайней мере физически. Комиссия была уверена, что душевно она совершенно истощена из-за полутора лет на фронте без единого перерыва. Её друзья собрались и решили, как лучше всего помочь ей. Было решено, что они должны создать настолько обычную атмосферу, насколько получится, включая подшучивание и привычные дразнилки. Сочувствие и сострадание пошли бы только во вред.
Поэтому Колдунов схватил её за руку и показал тонкое красное кольцо, оставшееся от ожога, когда жар горящего "Яка" вполз между перчаткой и рукавом лётного костюма.
— Ты опять её связывал?
— Ну конечно же, порядочную русскую женщину сначала надо покрепче связать, прежде чем она поддастся объятиям иностранца.
Валентин Яковлевич тоже участвовал в забаве. Он видел, насколько близка к срыву была Лиля и ей требовалась срочная помощь. Поэтому он сразу протолкнул американский запрос через бюрократию. Тем временем в дело пошло грубоватое товарищество её друзей.
— Всё совсем наоборот, — ушёл в защиту Эдвардс. — Это для того, чтобы защитить меня, бедного иностранца, от укусов, синяков и глубоких царапин, которые неизбежны, когда любишь русскую!
Пока остальные ржали, он украдкой взглянул на Лилю. Она покраснела от смущения, но поддерживала веселье. Затем в её глазах появилась паника, а смех стал больше похож на сухое визгливое карканье. Она не могла остановиться. Эдвардс сделал вид, будто она поперхнулась напитком и постучал её по спине. Этого хватило. Лиля свободно вздохнула, но больше не рисковала смеяться.
— Извините, что встреваю, но майор Янг хочет видеть вас обоих у себя в кабинете, прямо сейчас.
— Ой-ой… Звучит так себе. Ладно, Лиля, пойдём посмотрим, что там.
В кабинете Янга также был гвардии майор Ганин, из-за чего Эдвардса охватило мрачное предчувствие. Янг читал какую-то папку.
— Ага. Хорошо, Эдвардс, начнём с вас. Руководство установило продолжительность цикла боевой работы в 200 лётных часов. Вы уже близки к этому пределу.
Лиля удивлённо открыла рот. Мысль покинуть фронт, пока ты ещё жив, была абсолютно чужда ей, и она даже не рассматривала возможность, что он может вот так просто отбыть домой.
— Миша, ты улетаешь?
— Нет, товарищ Литвяк. Эдвардс добровольно вызвался на следующие 200 часов на Волге. Запрос утвердили. Кроме того, такое продление даёт ему право на двухнедельный отпуск в Штатах. Честно говоря, после полёта туда-назад, будет хорошо, если получится от четырёх до шести дней. Но решение есть. Монти, известие о награждении тебя Серебряной Звездой было вчера опубликовано. Оно едва не сгинуло под новостями об убийстве пленных, но режиссёр Джон Форд успел заметить его. Он хочет сделать темой своего следующего фильма авиацию, и обскакать этим конкурентов. Ещё бы, первая картина о Русском фронте. Он попросил у армии технических консультантов. Там подумали и решили, что вы могли бы согласиться. То есть получается две недели в Голливуде, а время на дорогу не считается. И у вас будет полноценный отпуск.
Эстафету принял Ганин.
— Дело в том, Лиля, что никто в Голливуде ничего не знает о русских и на что похожи наши битвы. Кроме того, представь – у них нет ни малейшей идеи о том, как может выглядеть женщина лётчик-истребитель. Господин Форд хочет, чтобы фильм реалистично показал американцам, что происходит на Волге. Поэтому наше командование армии хочет, чтобы ты всё это им рассказала. Иными словами, ты будешь ещё одним техническим консультантом. Ведь немногие наши пилоты свободно говорят на английском. Посему, считай две недели в Голливуде боевым приказом. А за твои заслуги прошедших полутора лет, тебе также выписано две недели отпуска в Америке, уже после того, как закончите в Голливуде. Надо будет поучаствовать в нескольких радиоинтервью, призвать к покупке облигаций военного займа, само собой, речи будут уже написаны. Так что слушатели проникнутся.
Эдвардс посмотрел на Лилю.
— Две недели жизни в самых прекрасных отелях, а все счета оплачивает киностудия. Ужасная, грязная работа, но кто-то же должен её сделать. А потом я познакомлю тебя с родителями.
— Вот и ладушки, — оживился Янг. Действительно, всё сложилось наилучшим образом. Все получили что хотели, а Лиля – так необходимый ей отдых.
— Один момент, — Эдвардс решил кое-что уточнить. — Актёры уже подобраны?
Янг заглянул в папку.
— Лилю будет играть Энн Бакстер, тебя – Дэн Эндрюс. Ещё хочет участвовать Богарт, для него уже пишется роль. На главзлодея, злого гитлеровца, который в первые же две минуты застрелит щенка, взяли Джорджа Сандерса. У сценаристов есть проблема. Каждый раз, когда они уверены, что сделали его достаточно злым, фашисты продолжают поднимать планку.
— Ну что, Лиля, мы в деле?
Она улыбнулась и кивнула.
— Тогда хорошо. А кстати, как будет называться фильм?
Майор Янг ещё раз заглянул в папку.
— "Казанские "Тандерболты".