Католическая Церковь в России (конец IX – начало XXI вв.).

Глава 5. Католичество в XVIII веке

Пётр I (1672-1725) был провозглашён царём в 10-ти летнем возрасте, в 1682 году, однако править самостоятельно стал лишь с 1689 года. С детства будущий император интересовался науками, проявлял интерес к заграничному образу жизни. В 1697-1698 годы совершил путешествие в страны Западной Европы. Царствование Петра I ознаменовано масштабными реформами, а так же преобразованием общественного уклада жителей страны. Царь Пётр существенно расширил территории Российского государства в Прибалтийском регионе, чему немало способствовала победа России в Великой Северной войне. В 1721 году Пётр Великий принимает титул первого императора Российской империи.

С Петра I начинается период некоторой веротерпимости в России [207], которая относилась, главным образом, к иностранным исповеданиям. В православии же Пётр наоборот ужесточает порядки. Так, по личному указанию самодержца происходит ограничение тайны исповеди в Русской Православной Церкви. Это отражено в указе Синода от 17 мая 1722 г [208]. и в «Прибавлении к Духовному регламенту о правилах причта церковного и чина монашеского». Согласно этим законам, священник, услышавший на исповеди о намерении совершить какой-либо проступок против государственной власти или лично государя без раскаяния в этом намерении, должен был сообщить об услышанном в Тайную канцелярию. Данная законодательная норма сохраняла свою силу вплоть до 1905-06 гг.

При Петре I свободно вздохнулось всем протестантам [209], а заодно и католикам. Царь восстановил отношения со Святым Престолом, для этих целей в 1698 году отправил Папе Иннокентию XII делегацию во главе с Б.П. Шереметьевым, и в ответ, в Замостье, принял папского нунция.

В первой половине XVIII века, с позволения Петра I, в Россию хлынул поток трудовых мигрантов из Европы, многие из прибывших иностранцев были католиками. Дело в том, что наша страна очень нуждалась в квалифицированных рабочих кадрах. Пётр это понимал, поэтому разрешил им свободный въезд в Россию. Вопросы же религиозной принадлежности – отошли на второй план. Основной принцип отношения правительства к католикам во времена петровской эпохи, заключался в следующем: «терпимое отношение ко всем католикам, при условии их полной политической лояльности» [210].

В апреле 1702 года царь Пётр I подписывает манифест «О вызове иностранцев в Россию с обещанием им свободы вероисповедания». Данный манифест разрешал иностранцам проводить в России свои богослужения, в том числе и публичные. Невмешательство властей в обрядовую сторону – гарантировалось. В манифесте указывалось: «И понеже здесь в Столице Нашей уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя с Нашею Церковию не согласных Христианских сект; того ради и иное сим вновь подтверждается, таким образом, что Мы по дарованной Нам от Всевышнего власти, совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому Христианину на его ответственность печись о блаженстве души своей. И так Мы крепко того станем смотреть, чтобы по прежнему обычаю никто как в своем публичном, так и частном отправлении богослужения обеспокоен не был, но при оном содержан и противу всякого помешательства защищен был» [211].

Да, иностранцы теперь получили право строить свои церкви во всех городах, где они поселятся, однако, как отмечает М.А. Булавина, прежние законы, запрещавшие всем вообще иноверцам, под страхом, смерти, распространять своё религиозное учение между русскими [212], остались в силе.

По сведениям, которые предоставляет в своей книге Э. Винтер, динамика роста численности католиков в рассматриваемую нами историческую эпоху выражалась в следующих цифрах:

В 1691 году в России было зарегистрировано 40 католиков, в 1698 – 400, в 1721 уже 600, а в 1723 – целая тысяча [213]. Главным образом, как отмечает Винтер, это были люди, французской, польской, немецкой и итальянской нации [214].

Безусловно, самые многочисленные католические приходы в годы царствования первого российского императора находились в старой и новой столицах: Москве и Санкт-Петербурге, однако, более скромные приходы были так же в Азове, Туле, Казани, Архангельске, Астрахани и некоторых других городах. Отдельно хотелось бы сказать несколько слов о католичестве на территориях, где была построена новая столица – Санкт-Петербург. Дело в том, что до пришествия славян на эти земли, данная территория была заселена финно-угорскими народами, которые были христианизированы западными миссионерами значительно раньше, чем христианство пришло к славянским народам. Население захваченных русскими шведских крепостей было католическим, известно, что даже с приходом Реформации там располагался католический приходы [215]. В частности, в Выборге находился католический собор и два монастыря. Но, так как католичество в эти области пришло ещё до того, как они отошли к России, то я не буду их здесь рассматривать.

Первый католический храм в Москве был построен в Немецкой слободе в 1688 году, первоначально он был сооружен из дерева, однако позже его начали перестраивать в камне. Строительство этого католического храма не обошлось без участия шотландского католика, приближённого Петра I, Патрика Гордона. А в 1706 году в Москве строится ещё одна католическая каменная церковь, освящённая в честь Св. Троицы. Оба этих строения до наших дней не сохранились.

В 1698-1699 гг. в Москве была открыта католическая школа. В первые годы XVIII века она пользовалась таким успехом, что её посещали дети не только католиков, но и протестантов. Впоследствии при школе стали жить и учиться так же представители некоторых русских дворянских фамилий: Голицыных, Долгоруких и др.

Итогом правления Петра I в духовной сфере явилось то, что, с одной стороны, при нём православие стало официально государственной религией в Российской империи, но, с другой стороны, царём было ликвидировано патриаршество. Государь теперь сам управлял церковью. Православная Церковь была лишена самостоятельности и стала частью государственного аппарата.

Одной из особенностей рассматриваемой нами эпохи было то, что католикам в России, помимо спора с Православием, добавилась так же полемика с представителями протестантства, т.к. Евангелическо-лютеранская Церковь, со времени Петра I и некоторых последующих императоров и императриц, сильно укрепила свои позиции в нашей стране. Так, известно, что Анна Курляндская, правившая Российской империей в 1730-1740 гг. окружила себя немцами-протестантами (Бирон, Остерман, Миних).

С 1734 года иностранными христианскими вероисповеданиями стала управлять Юстиц-коллегия Лифляндских, Эстляндских, и Финляндских дел. Взошедшая на престол к тому времени императрица Анна Иоанновна подтвердила свободу отправления иноземного культа [216].

В XVIII веке начинают встречаться первые, официально подтверждённые случаи перехода в католичество русского дворянства. Так, находясь в Голландии, принимает католичество княгиня И.П. Долгорукая (1700-1751). В Россию с ней прибывает учитель-француз аббат Жак Жюбе. У него есть тайная миссия – «соединения великой церкви Московии с латинской» [217]. Соотечественники-французы писали Жюбе: «Риск огромен, но известна вера, дарованная Вам от Бога… употребите все средства для возбуждения в достоуважаемых епископах русской церкви желания уделить внимание этому важному делу» [218]. Князьями Долгорукими и Голицыными был открыт салон, где можно было свободно обсуждать вопросы католической веры. Однако, как я уже неоднократно писал, при царях католичество могли в России исповедовать легально только иностранцы. Вследствие чего княгиня Долгорукая и ее сподвижники были объявлены властями «папистскими агентами» и высланы из Петербурга.

Супруга Петра III, пришедшая к власти путём свержения своего мужа с престола и вошедшая в историю как императрица Екатерина II, до своего замужества являлась немецкой принцессой и её звали София Августа Фредерика фон Анхальт-Цербст-Дорнбург. Период правления Екатерины II принято назвать в исторической науке эпохой просвещённого абсолютизма. Католикам в нашей стране был дан зелёный свет, т.к. она «продолжила и развила политику Петра I в отношении инославных религиозных исповеданий» [219]. Между Россией и Римом был заключен конкордат, который рассматривал условия дипломатических отношений со Святым Престолом, вопросы назначения католических епископов, церковной собственности и проч.

В своём законодательном труде «Наказ комиссии по составлению Уложения» (1765-1767 гг.) императрица провозглашает принцип свободы вероисповедания. Статья № 124 «Грамоты на права и выгоды городам Российской империи» гласит: «Дозволяется иноверным, иногородним и иностранным свободное отправление веры, как от достойныя памяти премудрых российских государей предков наших и нас самих уже установлено и подтверждено; да все народы, в России пребывающие, славят Бога всемогущего различными языками по закону и вероисповеданию праотцев своих, благословляя царствование наше и моля творца вселенной об умножении благоденствия и укрепления силы империи Всероссийской» [220].

В другом законе, императрица предоставляет вступающим в брак «избирать для венчания любую церковь по их усмотрению и крестить детей в той вере, которую они выберут по взаимному согласию» [221]. Таким образом, ради спокойствия в обществе многонациональной империи, Екатерина II выступает сторонницей «разумной» веротерпимости. Как любила повторять сама императрица: «гонения человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца» [222].

В 1773 году Папа Римский Климент XIV издаёт буллу «Dominus ас redemptor noster», где объявляет о закрытии ордена иезуитов по всему миру [223]. Решение Папы было обусловлено, в частности, оппозицией иезуитам дворов великих католических монархов Европы: Испании, Португалии, Франции. Упразднение ордена продолжалось сорок лет. Иезуиты были присоединены к приходскому клиру. Однако по различным причинам орден продолжил своё существование в некоторых странах: в Китае и в Индии, где сохранилось несколько миссий, в Пруссии и в России, где Екатерина II выступила категорически против ликвидации ордена. Таким образом, в 1773-1814 гг. Россия была единственной страной, в которой иезуиты существовали на легальном положении. В 1814 году орден иезуитов был восстановлен в своих правах. Первым руководителем возрождённого ордена стал российский иезуит польского происхождения Фаддей Бжозовский.

Во время правления Екатерины II на Невском проспекте в Санкт-Петербурге был построен и в 1783 году освящён католический храм св. Екатерины Александрийской. Традиционно пастырской деятельностью в приходе храма св. Екатерины Александрийской занимались (и занимаются до сих пор) представители католического монашеского ордена Проповедников (Доминиканского ордена). Святая Екатерина Александрийская, в честь которой освящён храм, наряду с Марией Магдалиной является покровительницей Доминиканского ордена. Легенды о святой развивались веками и, по большей части являются плодом почитания, которое оказывалось ей в Средние века. Самые ранние упоминания о святой относятся к VIII-IX вв. Например, согласно преданию, Екатерина была среди святых, чей голос слышала Жанна д’Арк.

Постройка здания храма св. Екатерины Александрийской была поручена приглашенному в Петербург французскому архитектору Ж.-Б. Валлен де ла Моту. С 1761 г. до 1763 г. На месте будущего храма существовала лишь временная каменная часовня. Закладной камень был положен в 1763 г. До 1779 г. строительство церкви продолжалось под руководством архитектора де ла Мота, затем отвечать за строительство стал другой архитектор – А. Ринальди.

Между тем, в свою очередь, проживающие в старой столице Российского государства французы, в 1789 году подали прошение о разрешении им строительства католического храма. Императрица Екатерина II дала своё высочайшее позволение. Таким образом, в Москве, участке между Малой Лубянкой и Милютинским переулком, был построен деревянный храм, освящённый в 1791 году во имя французского короля Людовика IX Святого. В XIX веке на месте старого деревянного здания, был воздвигнут новый каменный храм. Архитектором нового здания стал А. О. Жилярди. При храме Св. Людовика существовали две гимназии – мужская гимназия св. Филиппа Нери и женская гимназия св. Екатерины, а также благотворительный приют св. Доротеи. Храм существует и открыт для прихожан до сих пор.

Храм Святого Людовика Французского – единственная католическая церковь в Москве, которая функционировала в годы советских гонений.

Но вернёмся к рассматриваемой нами исторической эпохе…

В 1771 году, во время эпидемии чумы, в Москве на левом берегу Яузы, на Лефортовском холме было открыто Введенское кладбище. Изначально на этом кладбище хоронили лютеран, а позже и католиков, за что и называли его Немецким или Иноверческим. В 1854 году по распоряжению генерал-губернатора А.А. Закревского, католикам там были переданы для захоронений участки с № 5 по № 11.

Существенной особенностью правления Екатерины II в отношении католичества было стремление императрицы подчинить себе управление Римско-католической Церковью на территории Российской империи, как до этого несколько десятилетий назад подчинил государству Православную церковь её предшественник на троне – царь Пётр I.

14 декабря 1772 г. Екатерина II издала указ, согласно которому папские буллы перед обнародованием в России должны прежде пройти её высочайшее утверждение.

К конкретным шагам на этом поприще относится, например, учреждение Екатериной II, без ведома Папского Престола, Белорусской Римско-католической архиепархии с центром в г. Могилёве. Разумеется, Папа Римский был против такого самоуправства, однако Могилёвскую архиепархию всё-таки позже утвердил в своих правах.

Таким образом, общение с Римом во время царствования Екатерины II, а так же, как покажет время, и при некоторых других российских самодержцах, могло происходить только по вопросам, связанным с верой. Управленческие дела внутри Католической Церкви в России, императрица решала сама. Так, например, она постановила, что католическая община должна выбирать себе главу и восемь синдиков в помощь ему, которые должны были решать финансовые проблемы. Екатерина II решила, что нужно открыть школу для детей католиков, куда бы ни допускались обучаться дети православных родителей. Императрица так же освободила католическое недвижимое имущество от городских налогов, при этом взяв с католических священников обещание, не заниматься прозелитизмом. Рим не мог назначать в России католических священников, а так же контролировать церковное имущество, принадлежащее Римско-католической Церкви. Естественно, что такая политика не признавалась законной со стороны Папского Престола, ибо подрывала главенство Рима в делах духовных на территории России.

Политику Екатерины II в отношении в церковных делах отлично характеризует её же высказывание, сказанное ею ещё до восшествия на российский престол: «необходимо уважать религию, но ни за что не пускать её в дела государственные» [224].

В 1772 году состоялся первый раздел Речи Посполитой. Между Российской империей, Прусским королевством и Австрией была подписана конвенция, согласно которой Восточная Белоруссия и часть Инфлянтов [225] отходили к Российской империи. Таким образом, Россия получила сразу более миллиона подданных – католиков: среди которых были как представителей латинского обряда, так и униаты. За первым разделом Речи Посполитой, последовал второй (1793) и третий (1795) разделы. Их итогом стало упразднение польского гражданства и утрата Польшей своей государственности. После третьего раздела Речи Посполитой российскими гражданами стали 8 миллионов католиков.

В результате такого масштабного прироста католического населения, в Российской империи была создана собственная католическая иерархия. Екатерина II в 1774 г. для католических церквей в России «учредила институт католического епископата с центром в Могилеве» [226]. Все католические церкви и монастыри (иезуитские, доминиканские, францисканские, бенедиктинские и проч.) были оставлены в неприкосновенности. После 1795 г. в Российской империи функционировало около 10 000 католических церквей и 400 католических монастырей [227].

На территории России в 18 веке имели свои представительства около 30 католических монашеских орденов. Мужские: францисканцы, в том числе реформаты и капуцины, доминиканцы, пиары, миссионеры, августиане, бернардинцы, кармелиты, тринитары, цистерцианцы, мариане, бенедиктинцы, рохиты, брижды, бонифратеры, камальдулы, картузианцы. Женские: доминиканки, бернардинки, кармелитки, мориавитки, бенедиктинки, цистерцианки, сестры милосердия и ряд других орденов [228].

Следствием появления на западных границах России такого количества легально функционирующих католических институтов, на исконно русских землях появились католические проповедники. «Латинские монахи и патеры в конце века в большом количестве устраивались на местах священников в столичных храмах, находили возможность служить учителями и библиотекарями в частных дворянских домах, открывали учебные заведения» [229].

Однако, несмотря на то, что, в одночасье, католичество стало одной из самых распространённых религий в России [230], власть всеми силами пыталась ограничить влияние католического духовенства на православных граждан. Очевидно, это было продиктовано политическими причинами: как мы помним, развитие Российской государственности было направлено на укрепление абсолютизма, для целей укрепления которого, в частности, была слита в единое целое с государственным аппаратом Русская Православная Церковь. «Нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13:1,2). Эту новозаветную цитату из послания святого апостола Павла римлянам взяли на вооружение в качестве утверждения подчинения церкви государству Православная, а так же Протестантская церкви, у католиков же своя версия на этот вопрос. Так, Фома Аквинский считал, что у церкви душа направлена к Богу, в то время, как у государства она направлена к общественности, следовательно, у них отдельные друг от друга пути.

«Русская православная церковь превратилась в «приводной идеологический ремень крепостнического государства», стала «лишь казенным ведомством православного исповедания, формальным учреждением, своего рода «министерством идеологии» [231].

Католическая же Церковь, с момента своего основания Иисусом Христом имеющая «надгосударственный и наднациональный характер» [232], чей центр расположен в Риме, следовательно, неподвластен российским монархам, в стратегию укрепления российского абсолютизма никак не вписывалась. «В рамках выяснения вопроса, чья власть более божественна – папская или монаршья, то православие в основном своем содержании целиком и безоговорочно рассматривало монархическую власть как высшую ценность и олицетворение социальной справедливости на земле. Соответственно, и монарх, император провозглашался «помазанником Божьим» [233]. Таким образом, для русских самодержцев католичество представляло собой «опасную силу, подрывающую авторитет светской власти». [234] Впрочем, вот так взять, и сбросить со счетов доставшихся России вместе с польскими территориями католиков, государство не могло. Поэтому в 1797 году Павел I был вынужден упорядочить отношения России с Католической Церковью, для этих целей он учреждает Департамент римско-католических дел, главой которого назначает Богуша-Сестренцевича (1731-1836) – католического архиепископа Могилёвской архиепархии. Новое учреждение просуществовало недолго: в 1810 году Александр I упразднил этот департамент, в место него было создано Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, руководство которым принадлежало непосредственно латинскому духовенству. Пережив в 1832 году присоединение к МВД, «Управление» стало называться Департаментом духовных дел иностранных исповеданий и просуществовало вплоть до 1917 года.

Но давайте не будем забегать вперёд. Сразу после смерти Екатерины II в 1796 году на российский трон взошёл новый император Павел I. Существует точка зрения, что новый монарх от всей души стремился помочь Католической Церкви в России: «Принятие императором Павлом звания гроссмейстера Мальтийского ордена повлекло за собой наплыв в Россию мальтийских кавалеров, большей частью иезуитов. В западных губерниях целые приходы стали переходить в Католичество. Иезуиты проводили мысль об отсутствии существенных различий между обрядами латинскими и православными; у Грубера был готов проект соединения церквей» [235]. Павел I покровительствовал Католической Церкви искренне и от всего сердца. По некоторым данным император вёл тайные переговоры с неаполитанским королём о воссоединении Православной Церкви с Католической.

Самой главной заслугой императора Павла I в отношении Римско-католической Церкви является то, что католическое вероисповедание обрело в годы его царствования гражданский статус, тем самым было уравнено в политических правах с Русской Православной Церковью. Впрочем – то права политические. В духовной сфере всё осталось, как было. Православное духовенство по-прежнему внедряло в народные массы убеждение, что католичество – это вера поляков, французов, итальянцев и прочих европейских народов, но не русских. «Измена православию» воспринималась государством всё так же как и прежде, как «род опасного инакомыслия» [236]. В XVIII веке, несмотря на «прорубленное» Петром I «окно в Европу», «несанкционированный выезд за границу, эмиграция, а тем более перемена веры рассматривались как измена и уголовное преступление» [237].

Российские самодержцы не однократно издавали манифесты, в которых гражданам России строго запрещалось креститься в католическую или протестантскую веру. В частности, существовал указ Петра I от 29 апреля 1722 г. «об отступающих от православного благочестия в иную, хотя и христианскую веру», который объявлял все уже совершившиеся переходы незаконными и требующими тщательных синодских расследований» [238].

Таким образом, в XVIII веке в России были реализованы общие принципы отношения государственного аппарата к католичеству и католикам – недопущение прозелитизма и требование политической лояльности от представителей иноверного духовенства [239]. Подобная политика практически сводила на нет обращение в эту религию людей русской национальности. Кроме того, не стоит забывать о том, что в рассматриваемом нами веке как Католическая так и Православная Церкви, каждая стала считать себя единоспасительной Церковью, т.е., реализуя на практике лозунг святого Киприана [240] (III в.) «salus extra ecclesiam non est» (лат. «вне церкви нет спасения»), каждая из Церквей только за собой признавала монополию на Истину, т.е. признавала право называться Церковью Христовой.

Поэтому для православного духовенства и паствы католики были еретиками и раскольниками, и наоборот. «Признавая одну себя единою истинною Церковью Христовою, принадлежность к которой является необходимым условием для спасения, не допускает для своих последователей свободы перехода из православия в иное, хотя бы христианское, исповедание и рассматривает лиц, отпавших от православной веры, как заблуждающихся, заботясь о возвращении их в православие» [241].

В Своде законов Российской империи было записано, что «как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер запрещается отступить от нея и принять иную веру, хотя бы то и христианскую» [242].

При этом часть русской интеллигенции, наперекор увещеванием властей, наоборот стремилась к интенсивному освоению европейской культуры. Как подчёркивает исследователь Ф.Г. Овсиенко, «западнические настроения, а вместе с ними понятный интерес к католицизму шли как бы изнутри России» [243].

Очевидно, что причины этих настроений следует искать ещё в преобразованиях Петра I, которые были направлены на то, чтобы приблизить русского человека к западноевропейским образцам, включавшим в себя, помимо внешних атрибутов [244], так же умение мыслить по-европейски и иметь европейский вкус.

Немало способствовал появлению интереса к католичеству в русской дворянской среде факт появления на отечественной службе массы католиков. Началось это отчасти уже при Петре I, и достигло своего пика после присоединения к Российской империи земель с католическим населением в конце XVIII века. Как отмечает исследователь Катин-Ярцев, «почти все русские старинные фамилии выводили себя «из немец», «из грек», «из прус» или, в крайнем случае, «из Орды» [245].

Часто иностранцы-католики оказывались непосредственными начальниками служивших на царской службе русских дворян. На царской службе отметились такие известные католики, как российский военный деятель, генерал и контр-адмирал, по происхождению шотландец – Патрик Гордон; генерал-майор, родом, как и Гордон, из Шотландии – Павел Менезиус; российский флотоводец, выходец из Черногории – Матвей Змаевич. Это далеко ещё не полный список! Некоторые из этих людей открыто выражали свои симпатии к католичеству. Известно, что. Например, Матвей Змаевич докладывал папе Римскому, что готов приложить все усилия для «восхваления имени его святейшества среди этой нации» [246].

Известны случаи заключения браков между представителями русских дворянских родов и иностранцами – католиками. Так, в 1732 году в католической церкви в Москве состоялось венчание дочери полковника Александра Маслова Евдокии с католиком Захарием Шериманом.

Случалось, что иностранцы приглашали своих товарищей из российского дворянства на религиозные церемонии в католические храмы. Например, по поводу панихиды по умершему австрийскому императору Францу I, которая прошла в Петербургской католической церкви 4 октября 1765 г., «Санкт-Петербургские ведомости» писали, что: «Для смотрения печальной сей церемонии съехалось в церковь, кроме находящихся здесь иностранных министров, такое множество знатных обоего пола персон, что прочему народу не было места, как только при входе в церковь и в паперти» [247].

Так же католические монахи часто занимались воспитанием детей русских дворян: «Уже несколько лет проживают здесь также два немецких иезуита, которые обучают по-латыни многих детей знатного происхождения» [248]. «Трудно было найти в Петербурге барский дом, в котором бы латинский духовный не был бы гувернёром или библиотекарем, или домашним учителем» [249].

В среде простого русского народа XVIII века, который на 90% представлен крестьянством и был неграмотен, отношение к католичеству, под действием православной церковной пропаганды, было резко отрицательным.

Какой либо личной неприязни к католикам тут быть не могло, ибо в большинстве своём русскому деревенскому мужику так ни разу за свою жизнь и суждено было в глаза увидеть лицом к лицу живого представителя Римско-католической Церкви. Согласно словарю Даля, «всякий неправославный человек издавна именовался в России «басурманином» [250].

Таким образом, всякая неправославная вера для русского простолюдина была одинаково «языческой» и «сатанинской» [251].

Впрочем, на границах с исконно католическими территориями ситуация менялась зачастую на противоположную – там крестьянину часто предоставлялась возможность лично пообщаться с католиками, а так же с представителями католического духовенства.

Такой крестьянин мог лично на деле сравнить своего местного бородача православного батюшку-пьянчужку [252] с вечно трезвым, гладко выбритым, исключительно интеллигентным представителем латинского духовенства. Мог пообщаться с всегда вежливыми, аккуратно одетыми, образованными католиками. Часто после такого общения, католик становился для русского мужика уже не врагом, а зачастую – другом.

Известно, что многие русские дворяне, часто официально, в угоду российским законам, оставаясь православными, открыто выражали свои симпатии к католичеству. Так, с почтением к католической вере относился главнокомандующий российской армией, фаворит царевны Софьи, князь Василий Васильевич Голицын. Отношение Голицына к католичеству разделял граф Андрей Артамонович Матвеев, видный дипломат петровской эпохи. Известно, что фельдмаршал Борис Петрович Шереметев совершил паломничество в Рим, дабы поклониться мощам св. апостолов Петра и Павла, которых очень почитал в своей жизни. В Рим так же ездил князь Петр Алексеевич Голицын [253]. Фаворит императрицы Екатерины II Г.А. Потёмкин открыто симпатизировал иезуитскому Ордену.

Одним из первых случаев официального перехода из Православия в Католичество в XVIII веке, который вошёл в историю и о котором нельзя не упомянуть, является случай перехода в Римско-католическую Церковь русского дворянина Алексея Ладыженского. Молодой человек отправился в Варшаву и Рим постигать философию, логику и прочие европейские науки, там же, в Европе, он и стал, со временем, послушником иезуитского ордена.

Вступив в Орден Иезуитов, Ладыженский принял монашеский сан и в 1733 году стал священником в Вильне. Там же, в Польше, его и настигла карающая рука российского правосудия. Он был арестован поручиком Дубровиным, Алексею вменялось в вину, что в Европе он «оставя закон православный греческого исповедания, принял римский» [254].

В начале 1736 г. король Польши неоднократно обращался к императрице Анне с требованием освободить Ладыженского. Главный министр польского короля Брюль в письмах к русскому послу в Польше Кейзерлингу настаивал на освобождении иезуита, «арестованного в нарушение прав человека на иностранной земле» [255].

Несмотря на заступничество высокопоставленных лиц, Ладыженский был для дальнейших допросов доставлен в Петербург. Дело подследственного рассматривалось в 1736-1737 годах высочайшим судом. Нельзя обойти вниманием того обстоятельства, как «русский иезуит» держался на допросах. Известно, что он не чувствовал себя виноватым [256], демонстрируя тем самым, что смена религиозного вероисповедания им была произведена не под влиянием сиюминутного чувства, а полностью в здравом уме, трезвой памяти и абсолютно сознательно. Кроме того, защищаясь на допросах, он мужественно отстаивал догматы Католической веры, пытаясь убедить судей в своей правоте. Впрочем, государственную машину судопроизводства, Ладыженскому так и не удалось побороть.

Императрица Анна Иоанновна подписала Ладыженскому следующий приговор: «учинить ему в Синоде публичное нещадное наказание шелепами и по наказании, сняв с него езувитскую одежду, приставить к нему крепчайший караул и того ж часа, не давая ему ни с кем разговаривать, отослать за тем крепким караулом в военную коллегию для определения в солдаты в отдаленный гарнизон в Сибирь» [257].

О дальнейшей судьбе осуждённого нет достоверных сведений. По одним источникам, очевидно близким к православному духовенству, он в конце-концов вернулся в лоно РПЦ и стал под конец своей жизни в ссылке православным монахом, другие же источники утверждают, что Ладыженский был до конца крепок в своих убеждениях и оставался предан своим обетам, данным Господу в Ордене Иезуитов до конца своих дней. Существует так же третья точка зрения, согласно которой «русский иезуит» всё-таки под конец жизни вернулся в православие, однако это возвращение было продиктовано не чистосердечным раскаянием, а – желанием больного, измученного ссылкой человека избавиться от военной службы. Последняя версия видится автору этой книги наиболее правдоподобной.

Очевидно, что «русский иезуит» Алексей Ладыженский был не единственным представителем русского дворянства XVIII века, перешедшим из Православия в Католичество. Но, к сожалению, из-за преследований властей такие случаи в основном оставались тайными и до широкой общественности не доходили. Впрочем, о некоторых фактах смены религиозных взглядов русских дворян нам всё-таки известно. В этом плане показательна история князя Михаила Алексеевича Голицына (1687-1775).

Голицын, так же как и Ладыженский, был отправлен за границу на обучение. Долго жил в Италии, где женился на итальянке и осуществил переход в католичество. По возвращению в Россию, в наказание за вероотступничество, был насильственно сделан шутом при Анне Иоанновне. Так как в его обязанности входило подавать квас императрице, то ему была дано уничижительное прозвище «квасник». Существует мнение, что князь избрал себе роль шута добровольно, ибо шутовскому колпаку у него была только одна альтернатива – как и у Алексея Ладыженского – дорога в Сибирь.

Голицын был насильно женат императрицей на Евдокии Ивановне Бужениновой (1710-1742). В.А. Нащокин (1707-ок.1761) в своих «Записках» оставил описание этой свадьбы: «Да тогож 1740 году была куриозная свадьба. Женился князь Голицын, который тогда имел новую фамилию Квасник, для которой свадьбы собраны были всего государства разночинцы и разноязычники, самаго подлаго народа, то есть Вотяки, Мордва,Черемиса, Татары, Калмыки, Самоеды и их жёны, и прочие народы с Украины, и следующие стопам Бахусовым и Венериным, в подобном тому убранстве, и с криком для увеселения той свадьбы. А ехали мимо дворца. Жених с невестою сидел в сделанной нарочно клетке, поставленной на слоне, а прочий свадебной поезд вышеписанных народов, с принадлежащею каждому роду музыкалиею и разными игрушками, следовал на оленях, на собаках, на свиньях» [258].

Эта шутовская свадьба так же описана в «Ледяном доме» И.И. Лажечникова. Роман «Ледяной дом» – один из лучших русских исторических романов, изображающих мрачную эпоху царствования императрицы Анны Иоанновны, временщика Бирона, получившее название «бироновщина».

Вступившая на российский престол после Анны Иоанновны следующая императрица – Елизавета Петровна упразднила должность придворных шутов. Поэтому князь был освобождён от своих шутовских обязанностей и доживал последние годы жизни в принадлежащих его семье поместьях под Москвой. Помимо Голицына шутовской колпак за вероотступничество достался так же графу Алексею Петровичу Апраксину (ск. в конце 1730-х гг.). Алексей Петрович приходился зятем князю Голицыну, и, по мнению историка Н. Костомарова, перешёл в католическую веру под влиянием своего родственника [259].

Вместе со своими детьми [260] перешла в католичество княгиня Ирина Петровна Долгорукая (1700-1751). Способствовало переходу то обстоятельство, что во время совершения оного, княгиня находилась в Голландии, т.к. была женой русского посла в этой стране – Сергея Петровича Долгорукого (1660-1722). На допросах она утверждала, что причащалась у католиков за неимением православного священника, но истории известен сам факт перехода Долгорукой в католичество, который состоялся 11 июня 1727 года в Лейдене, свидетельницей перехода была дочь принца Филиппа-Шарля де Линь – Анна-Мария Овернская.

После своего возвращения в Россию, Ирина Петровна тщательно скрывала свой переход. Так, знакомый княгини Герцог де Лириа писал к послу Испании в Австрии: «Полагаю, что я единственный иностранец в Москве, которому известно, что княгиня Долгорукая католичка. Эта тайна была доверена мне вскоре после ее прибытия сюда. Княгиня обладает многими добродетелями и достойна покровительства со стороны ее величества, государыни императрицы (австрийской) ‹…› Что касается княгини Долгорукой, – указывал посланник ниже, – то мне было бы весьма затруднительно защитить ее в том случае, если бы она подверглась преследованиям из-за своей приверженности к католической религии. Поскольку она является подданной русского царя и совершает поступки, которые здесь расцениваются как очень серьезные преступления, то ей вряд ли поможет мое покровительство… Но с княгиней дело обстоит иначе. Ее осторожное поведение предохранит от огласки то, что было сделано ею» [261]. Известно, что княгиня сама рассказала о своём вероотступничестве Анне Иоанновне ещё в то время, когда та не была императрицей. Взойдя на престол, новая государыня вспомнила своим подданным все их старые грехи и проступки [262]. К И.П. Долгорукой явился сам начальник Тайной канцелярии граф А.И. Ушаков и учинил допрос. Факт вероотступничества Долгорукой был неопровержимо доказан, однако княгине повезло: присуждённое ей наказание было минимальным. После публичного отречения от католичества в церкви Летнего дворца в присутствии императрицы её сослали в ссылку в подмосковное имение Долгоруких – Никольское, а её сыновья были отданы в кадетские корпуса.

Отпадение от православия мужа княгини – князя Сергея Петровича Долгорукого так и не было доказано. Правда, не иначе, как для профилактики, было решено отправить князя на покаяние в один из подмосковных монастырей. Ходить в православную церковь была так же обязана и сама виновница – княгиня Ирина Петровна. То, что раскаяние Долгорукой и возвращение её в православие было искренним – весьма сомнительно, ибо известно, что когда ей было в очередной раз отказано в получении заграничного паспорта, она попыталась бежать через Смоленск в Польшу и Рим. Однако осуществить задуманный побег ей помешала собственная смерть в 1751 году. Тайными католиками были и братья Ирины Петровны – Николай и Алексей. Известно, что они не только тайно исповедовали католичество, но и «вели его пропаганду в светских салонах» [263].

Тайным католиком, переход которого в католичество так и не был открыт властям, был русский дворянин Александр Андреевич Вешняков. Вплоть до своей смерти в 1745 г. он состоял резидентом в Константинополе. Деятельность Вешнякова-дипломата «позволяет судить о нем как о, безусловно, умном и способном человеке, хорошо усвоившем школу петровской дипломатии». О том, что А.А. Вешняков был католиком, свидетельствует русский иезуит И.С. Гагарин: «во время своего пребывания в Москве ‹…› обратил некоего Вешнякова, который был отправлен затем резидентом в Константинополь» [264].

Нельзя обойти стороной Екатерину Петровну Ростопчину (1775-1859), дочь генерал-поручика, сенатора Петра Степановича Протасова, которая была женой московского генерал-губернатора Федора Ростопчина. Изучать вопросы религии Екатерина Петровна стала в зрелом возрасте под чутким руководством иезуитов. Убедившись в справедливости католического вероучения, она постепенно пришла к разочарованию в православии: «Как жаль, – писала Ростопчина о православии, – что такое прекрасное учение ложно» [265]. С графиней вел беседы знаменитый граф де Местр, а аббат Сюрюг был ее духовным наставником и в 1806 г. принял ее в недра Римской церкви. Приняла католичество втайне от мужа, при этом внешне она продолжала соблюдать православные ритуалы. «Жена Ростопчина тайно от мужа приняла католичество и призналась ему в этом уже задним числом, как громом поразив его этим известием; а позднее она способствовала переходу в католичество одной из своих дочерей» [266].

Список дворянских фамилий, представители которых осуществили в XVIII веке переход в католическую веру можно продолжить и далее. Но впереди нас ждёт век XIX и XX, поэтому я позволю себе закончить уже разобранными мною выше случаями.

Заканчивая эту главу, нельзя не согласиться с мнением отечественного историка М.П. Погодина, который считал, что «не будь государственного запрета на выход из православия, половина крестьян перешла бы к раскольникам, а половина образованного общества обратилась бы в католичество» [267]. И ведь действительно – запретный плод, как известно – сладок!