Катарсис

Глава 3

После визита Гурского я два дня переваривал его предложения и пожелания. Вопреки ожиданиям, я не поделился с ближним кругом и на намеки не отвечал. Дал себе тактическую паузу. Эмоции отошли в сторону, пришли насущные дела. Первым делом нужно назначить нового главного Механика. Им стал неожиданно для прочих Фрол.

История его типична для самодурства российского. Мальчиком он выучился у дьячка читать и писать, но лучше всего пошла арифметика. Сам достал потрепанный учебник и учился. Не было сметливей человека в округе рассчитать в уме кубические сажени или площадь. Что-то чертил, изобретал и ваял из подручных материалов тайком от всех. Барин взял его в услужение для своего имения в Ивановской губернии. Да только своих увлечений Фрол не оставил. Все свободные деньги тратил на книги. Да еще надумал шар воздушный построить. С горелкой приключилась беда. Сарай небольшой сгорел.

Другой на его месте получил бы плетей, да и жил бы прежним порядком. Барин решил пресечь дурь в корне. Книги полетели в костер. Тут не сдержался крепостной и высказал все, что думал об уме и способностях господина. Озверел помещик, решил запороть насмерть и показательно. Два дня дал на отпуск грехов.

Агентурная работа поставлена хорошо. Поиск кадров является важным направлением. Поэтому про эту историю я узнал сразу после пожара. Чутье подсказало выезжать немедленно. Поспели ближе к окончанию казни.

Обычно смерти прямо под плетью не допускают. Наказуемо сие от государства. Но это и ни к чему. После таких экзекуций люди живут пару дней, а после «на то Воля Божия, прибрал страдальца».

Помещик — типичный отставник и крепкий хозяин. Маленькие седые усы на скорбном лице. Видно, что жалеет о случае, но виду не покажет и не отступит, чтоб себя не ронять. Когда возникло оцепление из двадцати обвешанных оружием молодцев, на лице барина мелькнул испуг.

— Дорогой сосед, прошу простить внезапное вторжение, — сгреб я в объятия напряженного и удивленного помещика, — не мог проехать мимо, как узнал, что гибнет экземпляр моей коллекции.

— Позвольте, какой экземпляр, — освободился и отстранился тот.

— Да вот же, — показал я на исполосованную спину, — именно таких я и собираю в коллекцию. И очень прошу, коли нет пущей надобности, продать мне его. Обещаю, что определю в работу его на самом глухом болоте.

— Но позвольте, прежде я его хозяин и он в моей воле.

— Так кто же спорит? Я совсем по пути утомился и забыл предложение. Вот триста рублей и вы его больше не увидите.

— Так все внезапно. Но какой вам толк в таких коллекциях?

— Ах, каприз свободного художника. Впрочем, коллекционеры — люди весьма увлеченные. Добавлю две сотни исключительно из уважения и по причине сумбурного беспокойства. Но более не могу. Тороплюсь, видите ли, очень спешу.

Веер ассигнаций и практичность взяли верх. «С глаз моих долой навечно!» — Напутствовал старый хозяин уносимую жертву.

Довезли, вылечили, откормили. В двадцать три года сил хватило выжить. Узнав его историю, Пуадебар от него не отходил, как отец родной. Все рассказывал про Францию. На ноги Фрол встал только на похороны «дядюшки». Сам дошел до могилы. После поминок заходил в мой кабинет и залип возле книжных полок. Пока я хандрил, мне доложили, что он все облазил, где можно, все механизмы осмотрел и даже внес предложения по улучшению. Причем, дельные. Я оценил.

Таких людей вербовать, только обидеть. И так все ясно. Я вызвал его к себе. Еще хромает, но выглядит бодрым. Этакий приземистый крепыш с горящими преданностью глазами.

— Барин, благодарствую за спасение, — мнет он шапку в руках, — ежели назначите в работы на болоте, так я готов. Окреп уже.

— Ты уже благодарил. А в работы, действительно, пора. Теперь ты главный по части механики. Принимай команду и цех.

— Как же так? Сразу такое дело доверяете? — растерялся он совершенно.

— Я не дело, на то другие умники есть, я себя доверяю. От твоих действий будет зависеть, утекут наши секреты или нет, сделают ребята все точно или допустят по лени или недогляду оплошность. Сам учиться будешь и другими руководить. Две недели тебе на освоение и обустройство. Встанешь на довольствие у Степана.

— Это как? Я же крепостной, мне это ни к чему.

— А мне ни к чему рабы. Считай себя вольным. Получать будешь по пятидесяти рублей в месяц.

— Андрей Георгиевич, — он пал на пол, слезы задушили слова.

— Ну, что ты, Фролушка, перестань, — поднял я его и обнял, — все кончилось, ты с нами, в семье.

Может, ради таких моментов и стоит жить? Его искренность меня встряхнула. При чем тут титулы и звания? На том свете их нет. Один может что-то, а другой нет. Глупо этим кичиться. Для того и дано, чтоб помочь ближнему. Иначе бесполезно иметь деньги, положение и власть. У меня зародилась идея. Если этот принцип положить в основу общества, может все и устроится? Но только зародилась. Обдумаю ее позже. А сейчас будем делать, что чутье подсказывает.

— Фрол, ты хочешь летать?

— На шаре? Мечтал только.

— И на шаре, и не на шаре.

— А как еще?

— Вот тебе задание, найди двух толковых швей, купи шелк и шелковые шнуры.

— Как у господ на мундирах?

— Примерно. Только в мотке. Ты книжки читал, про древних греков попадалось?

— Это в журнале. Сказки ихние там про богов разных и героев. Были про Дедала и Икара. Только ерунда все. Перья воском крепить, это выдумки для дурней.

— Пробовал что-ли?

— Ну, немного.

— На то они и сказки. А я вот думаю, что этим древним грекам мешало летать?

За последний год многое изменилось. Все мои родственники занимают положение, сопоставимое по уважению с мелким дворянством. Благородные даже сватаются к нашим, но им отказывают, потому как в большинстве своем это попытки поправить материальное положение.

А поправлять есть чем. Семьи моей команды на привезенное золото построили каменные дома, обзавелись хозяйством и торговлей. Обманывать в сделках их не рискуют, а дружить стремятся. В учебный центр теперь конкурс, как в МГУ. Кого родители отговорили до путешествия, теперь корят себя и всех на свете. И если раньше их хвалили за то, что избежали опасности, детей не пустили на съедение, то сейчас смотрят, как на неудачников.

Степан раздобрел, вдвоем с Домной командуют центром, живут душа в душу. Строим отдельный корпус для девушек. Будут изучать медицину под руководством Гаврилова, а специальная группа особо одаренных еще и оперативное искусство.

Отдельно образовалась группа связи. Оказалось не такое простое дело. Оптический телеграф работает между Питером и Шлиссельбургом. В Европе уже вовсю повсеместно используют. Вспоминается граф Монте-Кристо, который подкупил такого телеграфиста. Неправильная информация разорила Данглара.

Но если иметь в перспективе электрический телеграф, то вкладываться жаба душит. Впрочем, оптическая линия у нас есть от Острова, через Стрельникова до Сулича. Построили башни с системой передачи по Кулибину. Специально доставал чертежи из Кунсткамеры, куда сдали изобретение еще лет тридцать назад. Денег на внедрение у Академии не было.

А вот флажного семафора еще нет нигде. Его разработали общими усилиями и сразу включили в программу обучения.

Но такие способы нельзя назвать защищенным каналом связи. Другое дело голубиная почта. Для наших целей вещь превосходная. Но пока не распространена почему-то. От слова совсем. Ближайших дельных голубятников, которые дрессируют птиц для связи, нашли аж в Ревеле. И то по наводке. Отправил на обучение трех человек. Пока нет альтернативы, будем запускать голубей. Летит на триста верст за один день. Этого достаточно, чтобы иметь быструю связь с Мереславлем, Вологдой, Вяткой, Иваново, Нижним Новгородом и Москвой.

Засядко вместе с Шильдером ждать себя не заставили. По звону корзин понятно, что Гурский послал их развеять тоску лучшего друга.

— Ты думаешь удивить нас настойкой, — гудит Засядко, — так мы твои вкусы помним. Попробуешь новинок. Специально для тебя старались.

— Нет, ты погляди, — кивает Шильдер, — по описанию мы должны прибыть чуть ли не на поминки, а он улыбается. И вообще весьма розовая физиономия, не изможденная службой.

— Прошу, гости дорогие, по русскому обычаю, сначала в баньку. А потом все остальное, — беру в свои руки инициативу.

В первый день никаких служебных тем не обсуждали. Попарились, попили чаю. Выпили и славно закусили. На следующий сходили на охоту. Я так и не полюбил это развлечение. Но военные добыли трех тетеревов, которых нам немедленно зажарили на вертелах. Потом опять парились в бане.

Утром Засядко с Шильдером, серьезные и трезвые, как стеклышко, попросили меня показать состояние лаборатории в порядке секретной инспекции. Я отвез их в святая святых, на Остров. После осмотра оборудования, недавно привезенного из Англии, мы расположились в господском доме.

— На опытных образцах взрыватели вашей модели мы освоили, — говорит Александр Дмитриевич, — но на широкое внедрение пока рассчитывать не приходится. Дорогая штучка. Да и тайну соблюсти нужно.

— Дорогая, но полезная, — подхватывает Карл Андреевич, — чиновников не убедить, это верно. Они связаны отпущенными на артиллерию деньгами. Но для особых случаев небольшие партии сделать в силах. Для ракет моей лодки, например.

— Увы, Карл Андреевич прав, — вздыхает генерал, — массовый выпуск невозможен по нашим российским порядкам. С вышибными зарядами тоже самое. И это даже хорошо. Действительно, рано еще показывать изобретение. Французы с англичанами — это тебе не наш брат из артиллерийского ведомства, в миг переймут. Да и ракеты считаются вспомогательным видом оружия, определенным приложением к пушкам. Зато после датского опыта зажигательные свойства их принимаются благосклонно.

— Не беда, — отвечаю я, — у нас тут все-таки секретное производство. Разместим заказ на основные части корпуса у вас, а с начинкой соберем уже здесь. Ограниченную партию. А потом отправим обратно под особой литерой. В войска.

— Из войск утечет, — морщится Засядко, — только если непосредственно перед применением. Но случай не заставит себя ждать. Можно на Кавказе против персов опробовать.

— Да что персы, — разлил рябиновую настойку в хрустальные стаканчики Карл Андреевич, — по последним сведениям, наша эскадра в Ионическом море объединилась с английским и французским флотом. Будут искать турку в Наваринской бухте. Я уверен, что найдут, да так, что султану про Грецию придется забыть. Забыть-то забудет, но начнет гадить. И уж известно, не петуху или льву, а нам. Вот тут и пригодится.

— Не загадывайте, Карл Андреевич, — закусил Засядко кусочком свинины, — но согласен полностью. Для наглядной демонстрации необходимо выждать нужный момент.

— Тогда продолжу работу над взрывателями, — кивнул я, — это же не только ракеты, но и скрытые мины, и ручные гранаты, и многое другое.

— Какие еще скрытые мины, — Шильдер весь подался вперед.

— А такие, Карл Андреевич, — беру я лист бумаги и карандаш, — мелинит уже получен устойчивым. Но без дешевого производства азотной кислоты и думать нечего надсерьезным производством. Порох для таких устройств слаб.

— То есть, все дело в дешевом производстве азотной кислоты? — поднимает бровь Засядко.

— Именно, отвечаю я, — сейчас возможны только очень дорогие и очень маленькие партии подобного оружия. Каприз миллионера, если угодно.

— Это как, задел ногой веревку, и взрыв? — разглядывает чертеж Шильдер, — будут непонимания, обвинят в нечестной войне.

— А я и не настаиваю. Сделаем пробные и проверим тихонько, — смотрю я с прищуром, потому что реакцию ожидал другую, — ну, выкладывайте теперь вы. Вижу, что вас не пронимают мои планы. Значит, есть свое.

— От тебя не утаишь, — хмыкает Шильдер, — Александр Дмитриевич, извольте предъявить.

— А вот и предъявим, — Засядко достает сверток из саквояжа, — не один болотный граф у нас в фаворитах у науки. И мы можем кое-что.

— Что это? — я рассматриваю в ладони белесые гранулы.

— А то, что ты пророчил, когда про пироксилин рассказывал, — Александр Дмитриевич улыбается, — порох без дыма. И не так уж сложно вышло. К тринитроцеллюлозе добавили динитроцеллюлозу. Да еще кое-что. И вуаля!

— Проверяли?

— Непременно. Сильней обычного ружейного пороха в четыре раза. А самое интересное, нагар не оставляет. Только если самую малость.

— Это главное. И много можно сделать? — мысли зашевелились у меня.

— Да уж можно. Я тоже особую секретную лабораторию устроил на пороховом заводе.

— Я размещу заказ. Обзовем порох реактивом номер пять для опытов в плавильном производстве.

— С заказами пока повремени. Доработать надо. Нестабильно горит. Но это техническое дело.

— Доработаете. А пока мне нужны дельные оружейники. И рекомендации к заводчикам, которые возьмут заказы по изготовлению жестяных гильз и частей механизмов.

— Даже не буду спрашивать, что ты задумал. Все равно не скажешь. Но прошу не сходить с ума с секретностью. Может лучше предоставить чертежи в Артиллерийское Управление?

— Всему свое время. Будут опытные образцы, можно и предоставить. И я вас прошу принять все меры к сохранению сей тайны белого пороха.

Наличие бездымного пороха, пусть даже белого, открывает дорогу к автоматическому оружию. Как устроены пороха, я знал лишь примерно. И тем более, не помнил никаких деталей производства. И то, что гости не до конца понимают, что у них получилось, даже хорошо. Организую оружейную мастерскую. До готового изделия еще очень долго. Калашников я разбирал в армии, там принцип действия на отводе пороховых газов. На вскидку больше ничего не скажу. Если напрячь память, то вспомню еще что-нибудь. В общем, дело долгое. Деньги на это есть. Людей нет. Я столкнулся с кадровым голодом. Нужны инженеры с классическим образованием, знанием математики. Нужны химики.

О том, что меня действительно заботит, я даже пока не заикался. Мне нужны физики-электрики. Гальванические элементы вовсю используют. Это пока единственный источник тока. Лейденская банка изобретена. Незабвенный Бенджамин Франклин, который на ста долларах увековечен, еще в прошлом веке взорвал порох с помощью искры. Но про динамо не слышно.

Агентурная сеть работала на сбор технической информации по этому направлению. И результаты пришли с самой неожиданной стороны.

Пока я томился в ожидании донесений, Алексей, содержатель явочного трактира и мое доверенное лицо для контакта со старообрядцами, лично приехал, чтобы сообщить, что во встрече со мной заинтересованы очень интересные господа.

Пока я его слушал, мой мозг лихорадочно просчитывал подставы, ходы, выходы и отходы. В этом мире силы действуют различные. И я, как опер, не могу их игнорировать. От того, что кому-то что-то кажется сказками, они не исчезнут.

— Какие еще, нахрен, бенедиктианцы!? — просто переспросил я, — и при чем тут твои древлеправославные?

— Не обо всем говорят вслух, — уклончиво ответил тот, — то монахи из мадьяр, по восточному уставу живущие.

— Католики?

— По восточному. А кто, сразу не скажешь. Все мы Божии. Я, вот, кто? Православный или нет?

— Конечно, православный. Только старого обычая.

— Это по духу. А по закону раскольник и преступник.

— Что ты меня путаешь? Прямо скажи.

— В таких делах прямо только Господь ведает.

— Алексей!

— Когда доченька князя нашего Ярослава Мудрого Анастасия замуж вышла за короля тамошнего Андраша, то с ней в свите монахи поехали. В теремах им житие невместно. Поселились они там особо. Поначалу тысячу лет в пещерах жили, а потом монастырь основали.

— Где там?

— Есть у мадьяр болотистое озеро, Болотон по-ихнему. В одном месте берег вдается клином. Тихонь называется. Вот там и живут.

— А почему тогда бенедиктианцы, если от древлеправославных произошли?

— По уставу такому спасаются, ясное дело.

— И что они хотят?

— Знакомство свести желают. Премного наслышаны.

Западные системы монастырей от наших отличаются. В наши ссылают и заточают непокорных, кого в тюрьму сажать вроде не за что, но надо. А у них готовят миссионеров и ученых. Я плохо знаю обе системы, но исследователей из наших монахов встречать не приходилось.

— Так что ж, надежный человек ищет встречи?

— С совестью.

— Зови.

Через две недели после разговора с трактирщиком Алексеем передо мной сидит господин в черном сюртуке.

— Простите, я так и не понял, как вас величать? — Направляю я обмен любезностями в нужное русло.

— Видите ли, Андрей Георгиевич, настоящее имя мне запрещено называть, а обманывать не желаю. Так что я в некотором затруднении. В этом отношении вы намного гибче меня. Но, к сожалению, это не является преимуществом.

— Отчего же?

— Как бы мы ни оправдывались, какими приказами ни прикрывались, ложь и лукавство всегда таковыми остаются. Можно быть правым формально для человеческих законов, но душа подчинена законам небесным. Делаем хорошо для земных потребностей, но вредим самой своей сути.

— Считаете, что хитрость не нужна? А как же военные действия? Или государственные нужды тайного порядка?

— Выбор за человеком. Но продолжаться бесконечно такая игра не может. Рано или поздно чаша переполнится. Несчастье, меланхолия и тоска овладеет до такой степени, что сами откажетесь.

— А вы, я вижу, уже отказались?

— Совершенно так, — в его речи слышен легкий акцент, что-то западно-славянское, — для меня обман является тяжелой ношей. Что касаемо имени, то, пожалуй, если будете звать меня Мастером, не согрешим.

— Вы ничего не поели с дороги, — пытаюсь я сменить тему.

— Не беспокойтесь. Я привык к долгому воздержанию.

— Тогда прошу заявить свою позицию, Мастер, — я буравлю его глазами, но мне не по себе.

Собеседник явно опытней меня во всех отношениях. Нос горбинкой придает не хищный, а мудрый вид. Возраст не определить. И сорок лет и шестьдесят — все правильно. Нет следов бороды и усов. Волосы скрывает плотно облегающая шапочка. Держится прямо. Движения пружинисты.

— Я представляю ту часть ищущих людей, которая очень рада вашей открытости для общения.

— Бенедиктинский монастырь, насколько мне известно?

— Вывески могут быть различны. Главное, куда стремится сердце. Вы тоже не оглашаете свои изыскания.

— И куда ваше сердце направилось?

— Куда и должно у любого человека. К познанию мира Божия, что открывают нам искусства и наука.

— И как, удачно открывают?

— При монастырской школе есть хорошие лаборатории. Но это лишь один из путей.

— С вашего позволения, я все же прикажу подать кофий.

Я взял паузу для раздумий. Но как тут думать, когда ощущение такое, что он видит все мои мысли. Уже множество хитрецов сидело перед ним и пило чай, кумыс, какао или пиво. И для каждого нашлось заманчивое предложение. И для меня приготовлено. И все же, пока суетится служанка, надо прикинуть расклад.

Итак, что нужно мне? Конечно, исполнителей. Готовых специалистов. Причем верных и не болтливых. А что предлагают? Свои лаборатории. Умно. И очень заманчиво: можно разместить секретные разработки за монастырскими стенами. Часть на благо людей, часть для моего приватного пользования. Да это гениально! Вот только контролировать все я не смогу. Монастырь в Венгрии. Только на доверии, что в данном случае преждевременно.

Надо выставить твердые и выгодные условия.

Я тоже не сидел сложа руки. Собрал доступную информацию. У Ордена сейчас тяжелые времена. После Французской революции прокатились закрытия и гонения. Отделениям запрещают деятельность в «развитых» странах.

Впрочем, эти международные интриги сразу не разберешь. Когда Орден Иезуитов запретили везде в Европе, Екатерина Великая взяла их под свою опеку и устроила штаб-квартиру аж в Санкт-Петербурге, а потом еще дополнительно в Витебске.

Зато Александр Павлович запретил полностью, выгнал из России подчистую, а имущество без объяснений конфисковал в свою пользу. Вот сунусь, а там окажется закулисная игра. Голову снимут на раз. Не впрямую, так тайно.

Но идея все равно хороша. Отдельные проекты можно разместить и в монастырях.

— Уважаемый Мастер, мне очень импонирует такой путь, но наличие лабораторий в монастыре удивляет. Для духовных исканий крайне приземленно.

— Ничуть. Разве Господь не создал все вокруг, в том числе магнитные и электрические силы, металлы и минералы?

— Я предполагал, что значительное время монахи проводят в молитве.

— Девиз Ордена «Работай и молись». Истинно так. Но молитва бывает не только общей, но и личной. Медитацио, или по-русски, созерцание. Так мы называем размышления о Боге, Его делах и творениях. И если Он в этих медитацио открывает нечто, то не для того, чтоб забыть, как сон. А для познания совершенства Его мира. И, конечно, для использования на благо человеческое. Разве вы не чувствуете, что открывается при должном удержании мысли в одном направлении? Или даже впрямую, внезапным озарением? Я знаком с вашими нововведениями в медицине. Это христианское дело. Признайте, что двигала вами в такие моменты любовь к ближнему и желание помочь. Разве мы не стремимся к одному и тому же?

Харизма могучая у него. Вербовщик высокого уровня. Сразу захотелось в орден. Созерцать и изобретать на благо человечества.

— Вы правы, — я задумчиво тру подбородок кулаком, — только не всегда изобретения бывают полезны. Иные и вовсе несут беды. Далеко не все, что получится, можно вынести за стены.

— Или из болота. Я вас понимаю. Мы умеем хранить тайны. И вы тоже.

— Да уж. И все же, какой ваш интерес?

— Ваши знания и посильная помощь.

— Нет у меня никаких особых знаний.

— Но есть выбор правильного направления. И настолько верный, что пока сбоя не давал.

— Можете предложить людей, чтобы мне их направлять?

— Могу.

Мы договорились. Для пробы мне присылают монаха, который занимается электричеством. Зовут его Стефан Йедлик, ему двадцать семь лет. Уже преподает в монастырской школе. У нас он организует лабораторию и пробудет год или два. Я пожертвовал десять тысяч рублей ассигнациями монастырю в Тихони и еще пять тысяч на дорожные расходы и закупку оборудования. По моим расчетам, это больше, чем нужно. Но я доверяю рекомендациям Алексея. Да и Мастер вызвал уважение.

Про дельтаплан пока и думать нечего. Прочных материалов для каркаса нет. Шьем третью модель параплана. На первой сразу стали рваться крепления шнуров к крылу, на второй неравномерная нагрузка получилась. Ну не помню я кроме картинок из «Моделиста-конструктора» ничего! Пытался вытащить из памяти. Не помогли даже аленкины старания и домнины отвары. Интересовался вскользь, и то в детстве. Вспомнились примитивные чертежи. Что это для практического воплощения? Но мы с Фролом не сдаемся.

Жена вернулась из Санкт-Петербурга довольная. Александра Федоровна родила здорового младенца мужеского пола, Великого Князя Константина Николаевича. Тик у нее прошел. Меланхолия исчезла. На Крещение Алена подарила младенцу ладанку. Специально заказывали у лучшего ювелира. В ответ царица подарила ей подвеску, несколько платий и отпустила. Да и давно пора. Она сама уже места не находила. Как же, муж там один на болоте! Да еще по всяким Москвам шляется.

После бурной встречи, охов и ахов по поводу наших приключений жена приступила к домашним делам. Сейчас она занимается обустройством детишек, поток которых становится все больше. Выкупили под приют несколько домов в Суличе и Костроме. Там пункты распределения. Самых одаренных забираем себе в Стрельниково. А здесь уже распределяем. Художники едут в Москву, технари на Остров в учебный центр, музыканты начинают обучение в оркестре. Остальных нанятые воспитатели растят. Платим отменно, но и требуем соответственно.

С музыкантами отдельная история. Для репетиций подальше за деревней, у леса был построен огромный амбар со сценой и отоплением, подсобкой и летней площадкой. Рядом несколько изб для проживания. Целая Минеева слобода. Руководитель оркестра Минеев взялся за дело. Теперь каждый праздник без музыки у меня не обходится. Да и летними прекрасными вечерами хочется волшебства.

Не долго я терпел классическую музыку. И решился подобрать вместе с ними дорогие сердцу мелодии и песни. Лично для меня. В обстановке строжайшей секретности мы разбирали некоторые композиции. Потом пытались наиграть. Я исполнял на гитаре, что мог, насвистывал, напевал. Каждая песня давалась с боем, слезами и криками, причитаниями и страданиями. И не только музыкантов, но и исполнителей из талантливой молодежи.

После изрядных мучений набралось на целый концерт. Я сразу предупредил, что все их музыкальные эксперименты особо секретны. И вполне обоснованно. Народ этого времени чуткий, воспринимает все сразу, как руководство к действию. Научишь какой-нибудь «Варшавянке» или «Интернационалу» и жди, когда бабахнет. Лучше без надобности за стены Амбара этих демонов не выпускать.

Именно теперь Амбар, с большой буквы. А началось это после нескольких концертов, устроенных для самых приближенных гостей. Хватило и без военных песен. Когда впервые побывали на концерте мои выученики-дворяне из Питера, то ум у них сдвинулся так, что я велел не выпускать их, пока в себя не придут. Через несколько дней отпустило. Потом девочек из Костромы с Кариной вместе позвали. Лирическая тема не спасла. Тоже несколько дней отпаивали чаями.

Не взирая на все предупреждения, пошли кулуарные слухи о тайной нечеловеческой музыке. Своего рода катарсис, после которого прежним уже не будешь. Посещение Амбара стало означать причастность к самой сокровенной тайне. Только самые проверенные и бесстрашные допускаются к ней. И дают клятву хранить секрет до конца дней своих. Прямо фетиш какой, попасть в Амбар. Но клятвопреступников пока не было.