Караул! Яга сбежала!

Глава 2

Стоять в сырой траве оказалось неприятно. Ноги замерзли, а вместе с ними и все остальные части тела.

«Я только погреюсь, потом пойду искать дорогу в поселок, — успокаивала я себя мысленно, — И может, одеждой разживусь. Сжалятся люди добрые над несчастной».

— Хозяева? — я осторожно просунула голову в дверной проем, — Есть кто дома?

Никто не отозвался, и, осмелев, я вошла внутрь. Изба как изба, таких в небольшом поселке, где мы остановились у Ирки, было великое множество. Ну, если не брать в расчет ноги избушки. Хотя, может, мне показалось, и не было ничего?

Я осторожно осмотрелась. Пол из горбыля, длинный коридор, упирающийся в перекошенную дверь с огромным амбарным замком. У левой стены — высокий сундук с пыльной крышкой, у правой — лавка с ведрами воды да еще одна дверь чуть приличнее по виду, чем первая запертая.

Я зачерпнула двумя руками воду из ведра и жадными глотками проглотила кристальную жидкость. Сладкая, невероятная, в городе такой не найти. Словно родниковая водица. Хотя почему «словно»? Возможно, так оно и есть, колодца во дворе я не приметила. Не из речушки же?

— Явилась… — заворчал кто-то, явно обращаясь ко мне.

Но как ни крутила я головой, так никого и не увидела. Зато со скрипом отворилась дверь рядом со мной, намекая, мол, проходи, раз пришла.

Помещение, в которое я попала, оказалось весьма просторным, разделенным на две части огромной выбеленной печкой. Вдоль нее был деревянный настил, приподнятый над полом. Я опустилась на него, рассматривая простую деревенскую обстановку. В дальнем углу стояла односпальная кровать, сколоченная из грубых досок и укрытая покрывалом с вышивкой в виде птиц с огненно-рыжим оперением. Башня из подушек в изголовье была накрыта тонким кружевным платком. В ногах кровати — стол с белоснежной скатертью и одинокий колченогий стул напротив. У противоположной стены возвышался массивный деревянный буфет с резными дверцами. Два окна выходили на березовую рощу.

— Долго ты. Чай, заблудилась? — послышался тот же голос над головой, а затем, кряхтя, с печки спрыгнул бородатый мужичок в тулупе.

Роста в нем было мало, он едва доставал мне до колен. Я при своих ста шестидесяти пяти по сравнению с ним — великан.

Из-под его тулупа торчали ярко-красные штаны, заправленные в блестящие черные сапоги с высоким голенищем. Я удивленно засмотрелась: округлое лицо с маленькими зелеными глазками, раскрасневшиеся щеки и приплюснутый нос, каштановые волосы и длиннющая борода…

— Ооо, — не в силах вымолвить ничего другого, я невежливо пялилась на мужичка.

— Чего вылупилась, глупая девка? Али домового в первый раз видишь?

— П-п-почему в первый? — припомнила домовенка Кузю и Нафаню, — Знаю парочку.

— Ну так чего расселась тадысь? — несмотря на малый рост, он умудрялся смотреть на меня сверху вниз, — Изба не мыта, печь не топлена, Феофанушка не кормлен! — выкатил он мне претензии махом.

— Феофанушка — это кто? — приподняв одну бровь, поинтересовалась я.

Если хозяин избы, так я сейчас все быстренько узнаю, одежку выпрошу — и до свидания. Намеки на немытую избу мне сразу не понравились.

— Так я и есть Феофан, — подбоченился домовой. — Кто же еще-то? Ах, да, забыл, — он принялся похлопывать себя по карманам, — Да где же оно? — видимо, в какой-то момент нащупав искомое, он полез за пазуху, — Держи, — протянул мне сложенный в несколько раз пожелтевший лист, — Яга тебе передать просила.

Яга, домовой, Кощей… Что за бред? Я взяла в руки листок и пробежалась по строчкам:

Привет тебе, девица, от бабушки. От Яги, стало быть.

Принимай хозяйство мое, а тепереча, твое уже. Феофан покажет, что к чему. Ступу не ищи, забрала я. Новую у Кощея проси. Книги мои тебе оставляю, береги, чужим в руки ни-ни! Баюна, коли придет, в шею гони. Дармоед бессовестный, второй месяц мне обещает жар-птицу принесть. Сметанки наел, задарма кормлю только. Лешего не бойся, он безобидный малый. Бестолковый, но безобидный. Кикиморы — девки хитрые, с ними в оба смотри. Русалки аки матрешки — расписные, но деревянные, толку нет от них.

Люд местный разный быват: кто с уважением, кто трясется от страха. Но все приходят с поклонами. От даров не отказывайся — пригодятся. Травку не проворонь на зиму, начинай на Купалу заготавливать. Самый сок пойдет.

Не ищи меня, девонька, далеча я собираюсь. И зла не держи, авось приживешься тут.

Ядвига.

Я покрутила листок перед носом, а затем уставилась на Феофана, терпеливо ожидавшего, пока я прочту.

— Это что, шутка такая? Розыгрыш? — разум усиленно сопротивлялся, подсказывая, что на дворе двадцать первый век, какие русалки и лешии?

— Да… — вздохнул домовой, — Тяжело мне с тобой придется. Нет Яги, и от этой толку не будет, — он продолжал стоять напротив меня, скрестив руки на груди и сверля меня недовольным взглядом.

Я еще раз перечитала послание и грозно потребовала:

— А ну рассказывай, что происходит? Где я?

Можно сколько угодно отрицать, что происходит что-то странное, однако это ничего не изменит. Передо мной домовой, я в избе на курьих ножках, а в руках письмо от Яги.

— Слушай, давай хоть поедим, а? Жрать охота, мочи нет, — почесал пузо Феофан.

Я даже спорить не стала. Во рту со вчерашнего вечера не было ни крошки, и завтрак пришелся бы очень кстати.

— Не возражаю, давай приготовлю? — предложила я, понимая, что из-за особенностей роста навряд ли он дотянется до стола.

— Обижаешь, — поцокал он языком, — Самобранка на что? Ну-ка.

Он подошел стулу и, зацепившись за край, подтянулся на сиденье. А затем, ухватив скатерку за угол, шепнул что-то неразборчиво. На столе появились очертания глиняного горшочка, тарелок, стаканов, ложек и даже самовара с баранками. Аромат молочной каши поплыл по избе, заставив живот заурчать.

— Прошу к столу! — довольный проделанной работой, улыбнулся из-под бороды домовой.

— Как звать-то тебя? — утолив первый голод, поинтересовался Феофан.

— Яга.

— Как? — закашлялся домовой, подавившись пирожком.

— Ярослава я, Славка или Яга. Так с детства прозвали.

— Почему?

— «Р» я не выговаривала, Ягослава себя называла. Ну отсюда и пошло, — пояснила я свое детское прозвище.

Половина моих друзей не то что «Р», даже треть алфавита не произносили нормально, так что мое имя менялось до неузнаваемости. А Яга осилили все, и я смирилась. «Яга» звучало лучше, чем «Ягослава».

— Мда, — крякнул Феофан, — Совпаденьице, однако.

— Послушай, Феофан, мне бы переодеться во что.

Домовой окинул меня задумчивым взглядом, а потом произнес:

— В сенцах в сундуке посмотри, там должно быть чего. Бабке много несут в благодарность, она все туда складыват.

Только я поднялась со своего места и собралась пойти посмотреть себе подходящий наряд, как на улице раздалось:

— Избушка-избушка! Повернись ко мне передом, к лесу задом.

Изба принялась подниматься на ноги. Все вокруг задрожало, посуда на столе поползла на край, и я еле успела поймать тарелки, собравшиеся в полет.

— Вот чего тебе с другой стороны не подъехать, — заворчал Феофан, схватившись за стол в попытке не свалиться со стула, — Ходют и ходют. Житья от них нету.

— А кто это? — поинтересовалась я.

Из местных знаю только Кощея, ворона и Феофана. Но домовой тут со мной, голос на Кощея или птицы совсем не похож.

— Княжич местный, Иван, пожаловали, — представил мне домовой визитера — Иди, открывай, он долго ждать не любит.

Я прижала покрепче простыню и отправилась встречать гостей.