Глава 9

Глава девять. Брожение в Улусе

Колонна «УАЗиков» по дороге задержалась — «Беларусь» бодро выскочил на асфальт, и тут же перегородил дорогу. Пока местные правоохранители вытащили тракториста и кабины, пока запускали заглушенный трактор, пока нашли в своих рядах механизатора… К тому времени республиканскую трассу уже перегородили два грузовика и толпа возбужденных людей. Милиция высадилась и…замерла в нерешительности. Как я понимал, наблюдая со стороны за событиями на дороге, начальник РОВД собрал всех, на кого он мог опереться — пяток оперов уголовного розыска, пяток участковых, десяток разных мелких административных начальников, водители, не спешившие покинуть свои места за рулем, а продолжавшие сидеть «на рации».

Самое многочисленное подразделение — Рота вневедомственной охраны, к веселью присоединиться не спешило. Как я понимаю, у них пошли сплошные «сработки» на охраняемых объектах. Начальник РОВД, в сопровождении пары замов, двинулся к толпе, которая встретила его громкими криками. Очевидно, переговоры зашли в тупик, народ придвинулся к милицейскому руководству, после чего, начальники поспешили ретироваться под прикрытие подчиненных. Главный «шериф» схватил бело-серую тангенту рации, и стал кого-то настойчиво вызывать на связь.

Между тем пробка на трассе росла. С обоих сторон подъезжали самые разнообразные транспортные средства, останавливались, запечатывая дорогу наглухо. Местные предпочитали разворачиваться и искать объезд, а транзитные «КАМАЗЫ» оказывались в ловушке. Серый «МАЗ», в длинным полуприцепом, сначала долго пятился, вытягивая свое тело из ловушки, потом попытался спуститься с трассы, надеясь объехать блок по одному из многочисленных проселков, но, спускаясь, зацепил срез асфальтового полотна брюхом полуприцепа, подергался на месте и застрял в «мертвую», перегородив дорогу еще в одной точке. Пара аборигенов подъехала на мотоциклах к митингующим, пошла разбираться, судя по походке, осмелев и согревшись спиртным, но уже через минуту, бежало в сторону милицейских сил, без мотоциклов и роняя кровь из разбитых носов. Через некоторое время, объезжая пробку по самому краю обочины, к митингующим подъехали два автобуса «ПАЗика», из которых высыпала еще куча народу, что вызвало еще большее воодушевление у митингующих.

— Наши, с обогатительного. Смену отработавшую привезли — прокомментировала случившееся женщина, стоящая рядом с нами.

Я кивнул ей в ответ и пошел к дому Глаши. Встретили меня не любезно. Когда я миновал калитку и пошел по выложенной из красного кирпича дорожке к дому, на крыльцо вышла женщина лет тридцати пяти, похожая на пострадавшую девочку.

— Что надо?

— Здравствуйте, вы мама Глаши?

— Допустим.

— Я Павел.

— Я знаю, дочь через окно показала.

— А вы?

— Полина Александровна.

— Полина Александровна, разговор серьезный. Глаша сказала, что с ней сделали?

— Ты же вроде бы разорялся на всю улицу, что тебе наша дочь любая подойдет!

— Я о другом говорил. О том, что если здесь Глаше жизни не будет, я ей смогу помочь доучиться и поступить в институт в Городе. И вообще, я сейчас совсем о другом…

— То есть наигрался, а сейчас решил в благородного поиграть…

Взбесила меня эта дамочка до самой крайности…

— Слушай, тетка! Я твою дочь видел три раза в жизни. Первый раз на улице с Наташей — получил приглашение в гости. Второй раз в доме Наташи, где ее родители присутствовали. И третий раз сегодня, когда ее голой на земле распяли, и местная пацанва по ней как мураши ползали. И то, поехал искать ее случайно — потому что собака корзинку с пирожками в кустах нашла. Мне надо было просто мимо проехать? Так ее бы, наверное, на эту минуту, уже раки в камышах бы есть начали, не зря они ее на остров утащили. Но за то бы про нее никто плохого бы слова не сказал, все бы было прилично. Да? Пропала и пропала, зато непорочная! Тьфу на вас! — я хотел было пойти прочь, но женщина, за время моей речи, по лицу которой пробежал весь набор сильных эмоций — от ненависти до животного ужаса, закрыла лицо руками и навалилась мне на плечо, содрогаясь от рыданий.

Пришлось обнимать плачущую хозяйку, гладить по трясущимся плечам, нашептывая, что уже все хорошо, почти все кончилось.

Отплакавшись, мама Глаши подняла не меня покрасневшее, опухшее лицо:

— Так надо то что сделать, о чем вы поговорить хотели?

— Полина Александровна, надо Глашу срочно везти в больницу, к гинекологу, чтобы дали справку, что она сегодня сексуальных контактов не имела, ну и, заодно повреждения от ремней, синяки и все прочее зафиксировать.

— Да, зачем это все, Паша? Глаша говорит, что ничего не было. Зачем ребенка беспокоить…

— А где мой пленный?

— В чулане сидит. Развязать пришлось, а то у него уже руки и ноги посинели.

— Это хорошо, пусть сидит. А справка от врача необходима, что, хотя бы косвенно, подтвердить наш рассказ. Будет, хоть каким то, доказательством правдивости моих слов, да и дочь вашу… В любом случае это надо, и желательно несколько экземпляров с синей печатью.

— Сейчас, я что-нибудь, придумаю — Полина Александровна скрылась в доме, а на крыльцо вышла Глаша, одетая в старенький халатик, из-под ворота, который она зажимала в кулаке, на шее, были видны, начавшие синеть, гематомы.

— Ты как?

— Очень плохо, Паша — девочка подошла вплотную и уткнулась головой мне в плечо: — Я даже до сих пор не могу осознать, что со мной произошло. Я просто стояла на дороге, ждала тебя. А они просто ехали мимо. Их сотни в Улусе каждый день проезжает. Двое из моего класса, понимаешь, они в нашем классе учатся. Диче хорошо учится, комсомолец. Он просто мимо проезжал, сказал привет, а дальше я ничего не помню. Следующее, что я помню — я лежу на земле, а с меня одежду стягивают и ремнями вяжут, и каждый старается или грудь сжать или пальцы между ног засунуть. Я когда домой прискакала, думала, что меня отец убьет. Если бы ты со мной был, он бы тебя точно бы прибил. Скажи, Паша, как жить здесь дальше? Я, наверное, из дома никогда не смогу выйти…

— Глаша, все хорошо будет — я положил руки не плечи девушке: — Самое страшное ты уже пережила, все закончилось. Такого больше не будет. Захочешь — уедешь отсюда. У нас такого пока нет. Главное, сейчас, эти дни пережить. Дальше, каждый день, будет чуть-чуть, но легче.

Из дома выскочила Глашина мама, зыркнула глазом на дочь, но ничего не сказала, а повернулась ко мне: — Сейчас врач приедет, я договорилась.

И действительно. Минут через двадцать в дому подкатила зеленая УАЗовская «Таблетка», с красным крестом на боку, из машины вышли два врача, мужчина, лет пятидесяти и молодая женщина, которые зашли в дом. Я успел ухватить за рукав бегущую перед медиками Полину Александровну и напомнил ей о необходимости нескольких экземпляров медицинских справок. Минут через двадцать врачи закончили, попрощались и двинулись к машине, а я буквально вырвал у Глашиной мамы медицинскую справке, прочитал ее и помчался на улицу. На мое счастье машина «скорой помощи» еще не уехала, пожилой врач стоял у задней дверцы и с наслаждением курил какую-то вкусную сигарету.

— Простите, доктор, можно отниму пару минут вашего драгоценного времени?

Врач удивленно смотрел на меня поверх толстых стекол очков ожидая вопроса. Услыхав вопрос, доктор удивился еще больше, и подозвал уже усевшуюся в машину молодого медработника.

— И не стыдно тебе, Павел, молодому парню, про женские писки читать? — зло спросила меня мама Глаши, подойдя со спины, пока я по второму разу изучал медицинскую справку. Нет, что не делай, не складываются у меня отношения с Глашиными родственниками, не любят они меня за что-то.

Я сунул справку в карман, с досадой сплюнул и вышел со двора, где как раз экипаж мотоцикла «Урал» докладывал Пахому о происшествии:

— Двое на лошадях попытались на задах, сенник поджечь, но мы вовремя появились, загнали из в камыши, они там до сих пор сидят, видно кони застряли…

— Молодцы, давайте назад, продолжайте за огородами патрулировать, чувствую, это все надолго.

От поселка, по одному, по двое, но все время, подходили люди. Толпа медленно, но непрерывно, увеличивалась. Начальник РОВД, очевидно, получив какие-то указания, выхватил из кабины черную ручку микрофона, и через пару секунд, хрипя и завывая фоновыми шумами, заговорила:

— Граждане, перекрытие дороги противозаконно. Немедленно освободите проезжую часть, иначе будете привлечены к административной ответственности, Граждане, предлагаем вам выбрать пятерых представителей, для встречи в руководством района и города. Встреча будет проводится в здании РОВД, повторяю…

Из числа протестующих вышло несколько человек, в том числе отец Глаши и два мужика в костюмах, очевидно, из руководства обогатительной фабрики. Делегаты загрузились в «Таблетку» и поехали в РОВД, перед которым появилась парочка черных «Двадцать четвертых» «Волг».

Череп пол часа, после того, как лидеры протеста скрылись в здании милиции, от милицейского оцепления отделился «УАЗик», осторожно спустился с трассы, и попылил к нам, через пустырь.

— Серега, это по ходу, за мной. Возьми мой пистолет — я вытащил оружие из кобуры и протянул старшему: — У тебя оно понадежней будет. И, давай договоримся, если через час никто из тех, кого в РОВД пригласили, не появится, значит нас выпускать не собираются.

— И что делать предлагаешь?

— Вам соваться туда, ни за что, нельзя. А вот, если кто-то подскажет, местным окружить РОВД и требовать московских прокуроров.

— Ты думаешь, что без этого никак?

— Слушай, а как? Договариваться они, за последние несколько лет разучились, да и не видят, что с кем то тут надо считаться. Поэтому попробуют, как всегда, зачинщиков задержать и закрыть, остальных напугать. Ладно, давай, если что, не поминай те лихом.

К нам уже шагал какой-то типчик в форме, с погонами лейтенанта милиции:

— Кто из вас Громов?

— Я.

— За мной следуйте… — тип сделал два шага обратно к машине, но, не услышав моего топота, недоуменно остановился.

— Вы, что, отказываетесь выполнять приказ?

— У меня вот старший, а вас я, дорогой товарищ, не знаю.

— Я участковый инспектор… Вас вызывает начальник РОВД.

Пахомов развел руками, а я кивнул:

— Нет, ну тогда конечно, вопросов нет, поехали.

В здании РОВД меня провели на второй этаж. Беседа с депутатами проходила на втором этаже, в помещении Ленинской комнаты. На возвышении, за столом президиума сидели четыре представителя Титульной нации, двое в темных костюмах, начальник РОВД, и прокурорский работник невысокого чина, с тремя маленькими звездочками в черных петлицах.

Пришлые сидели в пером ряду. В зале, по периметру которого, расселось пятеро сотрудников милиции, напоминавшие конвой в зале суда.

— Здравия желаю, товарищи — я остановился на пороге.

— Это кто? — бросил на меня недовольный взгляд «пиджачный», судя по брезгливо оттопыренной нижней губе, самый номенклатурный.

— Громов, сержант из Города, тот самый — недостаточно громко зашептал майор — начальник Улусского РОВД.

— Громов, ты комсомолец? — черные глаза пиджачного, казалось, готовы были прожечь во мне дыру.

— А вы кто, товарищ?

От моего вопроса все присутствующие, за исключением моих ситуативных союзников из числа «депутатов», возмущенно запыхтели.

— Громов, вы должны знать руководителей партии в районе — наконец, справившись с волнением, ответил начальник РОВД: — это третий секретарь Райкома, товарищ Мангышь Касыг-бай Дамирович.

— Да? Очень рад, товарищ Касыг-бай, очень рад нашей встречи. А где ваш брат двоюродный — товарищ Мангышь Монгал Опаевич?

По тому, как дернулся один из местных, сидящих в зале, которого я принял за одетого в «гражданку» опера или следователя, я понял, что председатель профкома обогатительной фабрики здесь тоже присутствует, наверное, как специальный гость.

— Зачем тебе мой брат?

— Ну как же, товарищ третий секретарь? Хотелось бы рассказать, что упустил он воспитание своего сына и вашего племянника. Очень плохо он его воспитал. Когда мальчик, в присутствии своих друзей, над связанной девочкой своей пипиской трясет…

— Вы видите? Вы видите, товарищи? — третий секретарь райкома, с покрасневший от прилившейся к круглому лицу дурной крови, обвел гневным взглядом президиум: — Это провокатор. Это просто провокатор. Мы думаем, что центральная власть присылает нам помощь, для восстановления законности и братской дружбы народов на территории республики, а к нам приезжают провокаторы.

Мужчина перевел дух, оглядел, кивающих головой соратников, и, хорошо поставленным на многочисленных политических сабантуях, голосом продолжил:

— Я уверен, что это не милиционер, а сотрудник КГБ, который по заданию сталинский последышей, окопавшихся в органах, имеют цель сорвать уверенную поступь перестройки и нового мышления.

Вот такого поворота политической мысли, явно, не ожидал никто. А партийный деятель, с каким-то одухотворением на лице, продолжал вещать:

— Но партийная организация нашего района не позволит этой грязной провокации осуществится. Этого агентишку — палец ткнулся в меня: — немедленно вывезти из района, пусть убирается туда, откуда появился.

— А вы, поддавшиеся на тупую провокацию, и перекрывшие автомобильное движение на важнейшей магистрали республики — палец затрясся перед лицами членов делегации от протестующих: — ответите по закону, как мелкие хулиганы. Уж по трое суток, минимум, завтра от судьи получите. Уводите всех — эту команду третий секретарь отдал начальнику РОВД, тот кивнул головой, и в этот миг, два участковых, стоящих у двери в ленинскую комнату, бросились на меня. Один, обхватив локтем мою шею, начал проводить удушения, а второй пытался завернуть левую руку, одновременно пытаясь согнуть меня вниз и вперед. Пока, два бравых охранителя, пыхтя и мешая друг-другу, бороли меня, а делегацию, как гусей, гнали в коридор, взбрыкнул Дашина папаша.

— Так я не понял? — крупный мужчина резко остановился в проходе, заставив застопориться остальных, бывших протестунов, а теперь административно задержанных: мою дочь связали, чуть не оттрахали, а меня еще «на сутки» запереть собрались? Так что ли, Советская власть?

— А не хрен блядищ воспитывать — в Дашиному отцу, торжествующе улыбаясь, из задних рядов, сунулся профсоюзный босс обогатительной фабрики.

— Что? — огромный медведь в серой телогрейке и резиновых сапогах, если надо, мог разворачиваться очень быстро и бесшумно: — Что ты сказал, тварь ушастая?

Медведь легонько махнул лапой, и товарищ Мангышь Монгал Опаевич, председатель профкома, так и улегся между рядов стульев в Ленинской комнате — с ехидной улыбкой на лице, и глазами, закатившимися под веки. Папа Глаши умел бить резко, и на повал, хорошо, что я к нему, за время нашего знакомства, особенно близко не приближался.

Заведясь, медведь начал крушить врагов, не успевших отбежать подальше. Один из участковых, что старательно душил меня за шею, получив удар в голову, перестал геройствовать, а тихо повис на моем плече. Я, не по товарищески, его скинул и повернулся к моему второму противнику, который от неожиданности, отпустил меня, и выскочил в коридор. Президиум, сбив с ног начальника РОВД, толкался в узком дверном проеме, мешая милицейскому подкреплению войти в Ленинскую комнату. Наконец руководители выбежали, а подкрепления вошли. И нас стали задерживать по жесткому. В процессе чего, стенд «Двадцать восьмому съезду КПСС — нашу отличную работу» уронили и прошли по нему ногами, пробив подошвами тонкую фанеру.

Один из батыров, ловко вскочив на спинки сидений, носком ботинка угодил в голову заместителю директора фабрики. Не успев отметить танцем орла победу над урусом, торжествующий абориген, с высоты, позвоночником, упал на спинки сидений, так как ряд стульев, на которых он стоял, я выбил из-под него. Но это была наша последняя победа. Нас побороли, надели наручники, и запихнули в вонючую камеру, громко хлопнув дверью из толстого металла.

Загрузка...