Капля Испорченности

ГЛАВА 32

| | |

ПОЧТИ МГНОВЕННО ДЕНЬ, казалось, распался на нити, как дешевая рыболовная сеть.

Начнем с того, что колокола не переставали звонить более трех часов, а это означало, что все разговоры в Ярроудейле должны были вестись на близком расстоянии, чтобы их было слышно. Но, во-вторых, никто точно не знал, кого спросить о колоколах или о том, что могло произойти там, на Древнем Западе, поскольку единственными людьми, которые когда-либо общались с двором Ярроу, были префекто Кардас и его казначеи, а они, как обнаружила Мало, все отсутствовали в своих комнатах.

— Вчера они отправились на встречу со двором, мэм, — доложила Мало Ане. Она неуверенно потрогала пальцем глаз и продолжила: — Ни один из них не остался в своих комнатах, и с тех пор мы ничего о них не слышали.

— А этого, я полагаю, быть не должно? — спросила Ана.

— Да, мэм. Они должны были вернуться вчера поздно вечером. — Она сглотнула. — Но… Я проверила, не ответил ли Кардас на ваше письмо, мэм.

— И?

Мало достала свиток пергамента, шагнула вперед и протянула его Ане.

— Это ответ. Я еще не распечатала его. Но… он как-то странно выглядит.

Я разглядывал Мало, пока Ана изучала свиток. Она не только поспешно надела свою парадную форму апота — темно-малиновую с коричневой окантовкой и ярко-коричневыми кожаными эполетами, — но и, по-видимому, смазала волосы маслом и зачесала их назад гладким блестящим каскадом. В своем парадной форме она чувствовала себя так же уютно, как желтоватая кошка в реке, и тот очевидный факт, что у нее было ужасное похмелье, нисколько не улучшал ее осанку.

Ана развернула свиток, затем ощупала его своими сверхъестественно чувствительными пальцами, невидящим взглядом читая каждую строчку.

— Ну, ну! — с горечью произнесла она. — Какая удача! Этот свиток адресован представителям Имперского Юдекса! Я полагаю, это мы с тобой, а, Дин?

— Верно, но… это не похоже на слова Кардаса, мэм. Кто это написал?

Ана шмыгнула носом, продолжая водить пальцами по листку пергамента.

— Письмо от принца Камака ди Лалака, наследника трона королевства Ярроу. Он просит нас немедленно прибыть ко двору.

Воцарилась ошеломленная тишина, нарушаемая только жалобной отрыжкой Мало.

Ана продолжила читать.

— Кажется, наша работа уже выполнена, — беспечно сказала она. — Потому что, хотя король действительно погиб при загадочных обстоятельствах, они схватили подозреваемого и теперь держат его в плену!

— Они… они схватили Пиктиса? — удивленно сказал я.

— О, нет. Они схватили префекто Кардаса. Они верят, что он убил их короля! И они хотят его казнить. — Она сунула письмо мне в руки и сказала: — Прочти сам!

Я вгляделся в записку и попытался ее прочесть. Она была написана мелким, возмутительно небрежным почерком, что наводило на мысль о том, что автор либо плохо образован, либо не знаком с имперскими стандартами, либо то и другое вместе.

Я, запинаясь, прочитал вслух:

Представителям Имперского Юдекса,

Я принц Камак ди Лалака э Диваум, десятый этого имени. Я пишу вам, используя это существо, по настоянию ваших офицеров Казначейства. К тому времени, когда вы прочтете это сообщение, вы наверняка будете знать о смерти моего отца, короля Ярроу.

Префекто Кардас сейчас находится здесь на положении заключенного. Многие при дворе считают его убийцей и требуют его казни.

Хотя у меня все еще нет короны, я теперь регент. Мне предстоит решить судьбу Кардаса. Однако, поскольку я только сегодня рано утром получил ваше предупреждение, адресованное Кардасу, я больше не верю, что он убийца, хотя вы и пытались предупредить его о том, что убийца может быть где-то поблизости. Но я должен сказать вам, что обстоятельства не благоприятствуют его делу. Многие из тех, кто желает его смерти, занимают положение, которое трудно игнорировать.

Мне сказали, что среди вас есть человек, сведущий в таких делах. Я обращаюсь к нему — в полдень в ваш город прибудут всадники от моего двора, чтобы потребовать вашего присутствия при дворе. Пожалуйста, приезжайте, и приезжайте быстро. Я не могу понять, как это было сделано, и не находится ли под угрозой теперь моя собственная жизнь.

Я надеюсь, что это существо быстро найдет вас. Когда вы прибудете, не подавайте виду, что я вас предупредил, потому что никто, кроме вас, не знает об этом послании. Но принесите мне его, чтобы я мог убедиться в вашей честности.

Когда я закончил, в комнате воцарилось гробовое молчание.

— Похоже, теперь мы занимаемся придворными интригами! — сказала Ана. Она сморщила нос. — Как банально.

При этих словах Мало развернулась, открыла дверь, бросилась к перилам крыльца, и ее вырвало во двор.

ВСАДНИКИ ЯРРОУ ПРИБЫЛИ прямо в полдень, как и говорилось в послании принца. Их было трое, и все они были величественными и сверкающими, одетыми в длинные зеленые накидки и стальные шлемы, отделанные искусной, мерцающей бронзой. Они, казалось, были удивлены, обнаружив, что мы ждем их у подножия холмов, выстроившись перед нашим экипажем апотов с кучером впереди, но все же пересилили себя и приблизились.

Они начали говорить с нами на высокопарном стандартном, но Мало махнула рукой и сказала: «Паравха нахи караде», что, как я понял, означало «Не беспокойтесь». Они немного обсудили ситуацию, а затем всадники развернулись. «Мы должны последовать за ними», — сказала Мало.

— Конечно, — сказала Ана.

Еще одна поездка в экипаже, грохочущем вверх и на запад, по извилистым тропинкам в джунглях, которых я не знал. Грязь заливала стеклянные окна, когда наш экипаж попадал в случайные лужи, и примерно через каждую лигу линия деревьев расступалась, открывая зияющее ущелье или раскинувшуюся гряду холмов. Потом мир снова закрывался, и оставались только мокрые листья, грязь и темное нутро кареты.

Мало прислонилась к стене, прижавшись лицом к дверной щели, держа палец наготове на тот случай, если живот с похмелья снова подведет ее. К Ане, однако, вернулось плохое настроение, дополненное с мстительной горечью.

Когда я спросил ее, какое предупреждение она отправила Кардасу, она выпалила:

— Я думала, это очевидно, Дин! Я сказала ему, что у меня есть основания полагать, что в Верхнем городе прячется контрабандист из джунглей с очень сильным ядом, и посоветовала ему держать себя и всех окружающих подальше от того, чтобы что-либо пить!

— Но… вы знали об этом и позволили нам разойтись по постелям? — спросил я. — Вы не хотели, чтобы мы попытались это остановить?

— Да, потому что знала, что вы не сможете! К тому времени, когда я получила ваш полный отчет и поняла вероятные намерения Пиктиса, было уже слишком поздно. Помните, что мы имеем дело с авгуром! Он наверняка заметил дым в джунглях и понял, что пришло время действовать! Каким бы ни было его злодеяние, он совершил его задолго до того, как мы смогли подумать о том, чтобы остановить его. Если бы я вчера вечером сказала кому-нибудь из вас, где именно произойдет преступление, вы, вероятно, вмешались бы или попросили бы разрешения срочно скакать на гору, выкрикивая тревога и смерть, — да?

Я неохотно признался, что так оно и было бы.

— Действительно, — согласилась Ана. — И как бы отреагировал двор Ярроу на такое, Мало, после того, как их король был убит?

— Очень плохо, — пробормотала Мало. — Они ненавидят Империю и еще больше возненавидели бы нас, приехавших без приглашения, особенно если бы их король только что умер от яда, и они бы решили, что его убил имперский чиновник.

— Именно так. Я уберегла нас от одной ошибки, но избежать других будет сложнее. Я мало что знаю о дворе и переговорах Кардаса. И задача, стоящая перед нами, непростая, поскольку мы должны выяснить, почему Пиктис принял безумное решение убить короля! Он просто хотел поставить Империю в компрометирующее положение? Если так, то есть гораздо более простые способы добиться этого!

— А я? — тупо спросила Мало. — Зачем вы потащили стража на это политическое собрание?

— Потому что было бы весьма полезно иметь не только человека, свободно владеющего пифийским языком, — отрезала Ана, — но и человека, обладающего ушами, способными слышать каждое произнесенное шепотом слово в комнате! Не говоря уже о носе, способном учуять любой запах! Ибо помните, дети, мы ищем не только любые признаки присутствия Пиктиса и его заговоров, но особенно любые признаки того, где Пиктис мог хранить шесть ящиков с реактивами, необходимыми ему для атаки на костный мозг!

— Вы, что, думаете, мы найдем их в задней комнате королевского большого зала? — спросила Мало.

— Понятия не имею, — сказала Ана. — Я только знаю, что Пиктис должен быть там, и поэтому мы должны обыскать все, что в наших силах.

Я прочистил горло.

— И мы также должны освободить Кардаса и остальных членов делегации Казначейства — верно, мэм?

Ана какое-то время молчала.

— О, верно… Да. Да, и это тоже, я полагаю. Я бы сэкономила кучу бумажной работы, если бы мы сохранили им жизнь.

Я вздохнул и снова отвернулся к окну.

ЭКИПАЖ СНОВА И СНОВА поворачивал между деревьями, следуя за тремя всадниками из Ярроу. Наконец на вершинах холмов появилось зрелище, похожее на кристалл, застывший на стене темной пещеры. Затем мы выехали из леса, и я увидел его отчетливо.

Высокий город Ярроу, построенный из камня, торжественный и блистательный. Казалось, мы приближались не к какому-то региональному центру власти, а к царству духов из старых сказок, которое появлялось в седьмую ночь седьмого месяца всего на семь минут. Мы грохотали дальше, пока я не заметил ворота и стены, блеск железных доспехов, стальных шлемов и сверкающих кольчуг.

Солдаты. Дюжины солдат. Возможно, сотни, и все они ждали нас на вершине крепостной стены. Я описывал это Ане, пока мы ехали.

— Помните, дети, — тихо сказала она. — Помните нашу историю! Никто не должен знать о нашем предупреждении от принца. Мы здесь невежественные гости, ошеломленные и удивленные этой новостью, и нам ничего не известно об обстоятельствах в Верхнем городе.

— Прачина да Сахира, — пробормотала Мало.

— Что? — спросил я.

— На нашем языке это называется не «Высокий город», — сказала Мало, — а Прачина да Сахира.

— Что это значит? — спросил я.

Она отвернулась к окну, чтобы я не мог разглядеть выражение ее лица. «Город древних», — сказала она.

Мы подъехали ближе, ворота открылись, и я ахнул.

ГЛАВА 33

| | |

НА ПРОТЯЖЕНИИ ВЕКОВ апоты Империи научили ветви, корни и лозы создавать практически любые сооружения, какие только можно себе представить. Например, дом из фретвайна можно было посадить и придать ему форму за неделю или две, а большое здание — возможно, за месяц. Другие инновации также упростили создание более сложных зданий: каменные деревья обрастали досками из неестественно плотной, прочной древесины, их стволы отслаивались от тяжелых шиферных плит, как ящерица от чешуи; стены из мха можно было вырастить так, чтобы они обволакивали фасад практически любого здания, создавая мягкую оболочку для эффективной изоляции; и так далее, и тому подобное.

Хотя это делало жилищное строительство достаточно простым, это также означало, что искусство каменной кладки быстро стало достоянием богатых и могущественных, поскольку, хотя ресурсов в Империи было предостаточно, рабочая сила всегда была дорогой. Только джентри могли позволить себе нанимать бригады для перевозки огромных каменных блоков по полям и холмам, а затем сооружать сложные механизмы, необходимые для установки каждого высеченного куска на место — доказательства богатства и могущества, выставляющие наружу самые кости земли.

Возможно, именно поэтому я поначалу испытал такой трепет при виде Верхнего города. Потому что вокруг меня были высокие башни из сияющего белого камня, жемчужные и радужные в лучах послеполуденного солнца. Ворота, стены и мосты тоже были сделаны из камня, и почти на каждом из них были вырезаны человеческие лица, или величественные фигуры со щитами и мечами, или великие сражения между огромными силами. На одном участке стены, казалось, было не менее двух тысяч фигур; все они нападали друг на друга высоко поднятыми клинками, и каждый высекший их удар резца восхитительно акцентировал формы. Я никогда не видел такого удивительного зрелища.

Я попытался описать это Ане, но она, казалось, была гораздо менее впечатлена.

— О, да, — кисло сказала она. — Интересно, кто это построил.

Я спросил себя, что она имеет в виду, и посмотрел на Мало, ожидая объяснений, но ее лицо ничего мне не сказало.

Стражники Высокого города были не менее впечатляющими. За исключением Легиона, имперские офицеры обычно выглядели как бюрократы или клерки и часто ходили безоружными или с одним лишь кинжалом или коротким мечом. Однако стражники, сопровождавшие нашу карету к королевскому замку, были в стальных шлемах с лицевыми щитками с замысловатым рисунком, сверкающих наплечниках и толстых кольчугах. Они были похожи на воинов из мифа: их клинки были широкими и толстыми, а доспехи позвякивали, когда они вышагивали с важным видом.

Затем наш экипаж свернул за угол, и я увидел впереди королевский дворец. Если башни поразили меня, то дворец сделал их похожими на детские игрушки: огромный и роскошный, он располагался в центре города, его широкий, наклонный фасад, чем-то похожий на акулий зуб, смотрел на юго-запад. Его стены были испещрены маленькими навесами с полками, внутри которых располагались тотемы, сделанные из камня или дерева — они изображали суровые бородатые лица с обручем на лбу. Перед каждым тотемом в луже воды плавала зажженная свеча, и их мерцающее свечение создавало иллюзию движения деревянных фигур, которые хмурились или гримасничали в тенях.

— Что это? — спросил я.

— Лица многих королей Ярроу, давно умерших, — пробормотала Мало. — Они наблюдают за всеми, кто входит сюда

Пока мы приближались, я смотрел в их пустые глаза. Поскольку я ничего не знал о своих предках — они мало что значили для простых людей кантона Тала, таких как я, — эта идея внушала мне благоговейный трепет.

Возможно, именно это и вызвало мое удивление: явное ощущение возраста этого места. Казалось, что все башни стоят здесь веками, а все солдаты похожи на героев какой-то древней саги. Хотя большая часть Империи действительно была старой, немногие из ее сооружений были древними, потому что здания постоянно сносились и вырастали заново, когда это было необходимо. А если сооружение было древним — как морские стены или стены колец — то оно часто представляло собой неприглядное, отталкивающее зрелище.

Это место, однако, казалось прекрасным и вечным. Потрясающее зрелище для такого человека, как я, из импровизированной Империи, которая часто казалась такой пресно-бюрократической.

МЫ ПРОГРОХОТАЛИ ПО пологим ступенькам, ведущим в королевский дворец. На каждой второй ступеньке стояли солдаты, сердито глядя на нас из-под своих стальных шлемов. Чуть дальше по дорожке от лестницы стояли три экипажа казначейства, хотя ни в один из них не были запряжены лошади: как я догадался, коней убрали после того, как стало ясно, что делегация Казначейства не уедет в ближайшее время.

Трое всадников Ярроу спешились и заговорили с невысоким человеком, который, как я предположил, был придворным посыльным, одетым в серые одежды; его глаза были подведены зеленой краской. Он холодно кивнул, выслушав, а затем недоверчиво посмотрел на наш экипаж, когда он остановился.

Я открыл дверцу и выбрался наружу, затем пропустил Мало и помог Ане выйти. Придворный посыльный окликнул нас, спросив что-то по-пифийски: «Тусим хэз арабада хо?» — и Ана жестом подозвала Мало, который ответила похоже. «Он спрашивает, вооружены ли мы, и я подтверждаю, что нет», — объяснила нам Мало.

— Какое приятное приветствие, — сказала Ана. — Полагаю, пирожных нам подавать не будут.

Посыльный махнул рукой, и мы последовали за ним вверх по лестнице и через большие двери, которые ожидали нас, по бокам стояли стражники в доспехах. Затем, внезапно, огонь оказался со всех сторон от нас.

Факелы пылали и шипели на каждой стене и в каждом углу. В центре зала, несмотря на поздний вечер, пылали остатки огромного костра. В дальнем конце возвышался великолепный трон, также сделанный из камня, и, хотя он был пуст, по обе стороны от него были устроены камины, в каждом из которых потрескивало пламя.

А вместе с огнем шел дым. Несмотря на то, что в большом зале были дымоходы и открытые окна, воздух все равно был насыщен дымкой, настолько густой, что у меня горели глаза и нос. Это было совсем не похоже на императорское освещение, при котором не использовалось пламя и не было дыма.

Я отмахнулся от дыма перед своим лицом и оглядел комнату. Посыльный приближался к пустому трону. Я прищурился, чтобы посмотреть сквозь дым, и заметил фигуру в белом, сидевшую на ступенях перед троном, склонив голову. Белая фигура поднялась, когда посыльный что-то прошептал ей на ухо. В тот момент, когда он это сделал, в зале началась тихая суета, множество слуг, офицеров и сопровождающих засновали туда-сюда, перешептываясь друг с другом.

Я тихо пересказал Ане эту сцену.

— А-а, я думаю, это, должно быть, принц, — сказала Ана. — Потому что, когда встает регент, весь мир отвечает, Дин.

Я разглядывал принца сквозь пелену дыма. Он не бросился к нам, как я ожидал от человека, который умолял нас о помощи; скорее, он, казалось, ждал.

Затем в зал торопливо вошли двое мужчин, и я сразу узнал их обоих.

Первым был джари Павитар, расхаживающий с таким же важным видом, как и тогда, когда я встретил его в тюрьме, его лоб все еще был окрашен в цвет индиго под черной шапочкой, а меховая накидка развевалась у него за спиной. При виде меня его глаза вспыхнули: значит, он вспомнил обо мне, и без особой нежности.

За ним шел зеленолицый сатрап Дархи. Он покачивался при ходьбе — осторожное, контролируемое движение. Его волосы по-прежнему были аккуратно уложены вокруг худого лица, а щеки и подбородок по-прежнему были подведены зелеными чернилами, хотя сегодня он предпочитал мягкие желтые одежды зеленым. Его взгляд тоже остался прежним: холодным и острым, как клинок лекаря, и дымка от огня не давала мне укрыться от его пристального взгляда.

Двое мужчин поклонились своему принцу, который робко поднял руку в их сторону. Затем они заняли места позади него и последовали за ним, когда он начал приближаться к нам.

— Они уже рядом с нами, мэм, — прошептала я.

— Отлично, — сказала Ана. — Разве это не ужасно возбуждающе, дети?

Мало раздраженно покачала головой.

Я наблюдал за принцем Камаком, когда он обходил костер. Я ожидал увидеть кого-нибудь высокого и внушительного, но он оказался бородатым, пухлым, довольно суетливым маленьким человеком. На лбу у него сиял серебряный обруч, на шее поблескивало серебряное ожерелье, лицо было раскрашено золотыми и серебряными красками, но вместо того, чтобы придать ему властный вид, краски только подчеркивали его слабость, потому что он оглядывал комнату тусклым, водянистым взглядом.

Он совсем не походил на короля. Скорее он напомнил мне капризного жеребенка, впервые выскочившего из загона и готового сорваться с места при малейшем взмахе птичьего крыла. Когда он приблизился к нам, выражение его лица стало еще более встревоженным, его взгляд остановился на повязке на глазах Аны. Я мог бы поклясться, что увидел, как краски на его лице поблекли, и представил себе его мысли — Это и есть тот человек, который пришел мне на помощь? Это и есть тот самый имперский чиновник, которому я доверился?

Трое мужчин Ярроу остановились перед нами. Повисло долгое, неловкое молчание, и мы просто смотрели друг на друга. Я взглянул на Мало, которая едва заметно пожала плечами — Я тоже понятия не имею!

Наконец, Дархи тихо прочистил горло и произнес осторожным, четким голосом:

— Вы должны поклониться и представиться.

Прежде чем я успел заговорить, Ана низко поклонилась и сказала:

— Принц Камак! Я иммунис Ана Долабра из Имперского Юдекса. Как я огорчена, что мы встретились с вами именно сейчас! Знайте, что мое сердце скорбит о потере вашего отца, которого все в Империи считали великим королем и настоящим другом. Словами не передать ни глубины нашего сочувствия, ни наших мучений, когда этим утром мы узнали об этих ужасных новостях.

Я искоса взглянул на Мало, совершенно сбитый с толку внезапной любезностью Аны. Мало только разинула рот в ответ.

— Я здесь исключительно для того, чтобы понять, как такое могло произойти, — продолжила Ана, — поскольку должна с сожалением сообщить вам, что мы совершенно не осведомлены почти обо всех аспектах этой трагедии. Мы не знаем, как это произошло и как к этому может быть причастен префекто Кардас. Хотя мы обещаем оказать вам любую помощь, сначала, к сожалению, я могу только задавать вопросы.

Прежде чем принц успел ответить, Павитар усмехнулся.

— Ого? Почему мы должны отвечать на них? — спросил он. — Когда с нами обходились так ужасно! Раз вы, имперцы, предъявляете к нам такие требования, значит, вы считаете нас либо дураками, либо лже…

Принц Камак повернулся к нему. «Я ничего не говорил», — тихо произнес он.

Павитар смущенно замолчал. На лице Дархи промелькнула едва заметная торжествующая улыбка.

Принц снова повернулся к нам. Он долго откашливался — казалось, он не привык к торжественной речи — и произнес с сильным акцентом на стандартном: «Я ценю ваши добрые слова, Иммунис. Я давно знал, что однажды мой венец из серебряного превратится в золотой, а моя плоть займет трон. Но я и представить себе не мог, что этот день настанет столь неудачно. Я благодарен Империи за то, что она так быстро прислала помощь. — Он слабо махнул рукой. — Хотя, возможно, вы их уже знаете, это мой сатрап, Дандуо Дархи, и мой придворный джари, Тайл Павитар».

Двое мужчин кивнули нам, хотя Павитар сделал это довольно неохотно.

— Благодарю вас, ваше величество, — сказала Ана, кланяясь. — Мне помогают мой расследователь сигнум Диниос Кол и Тира Мало, страж-апотекаль из Ярроудейла.

— Да… — неуверенно произнес принц. Его взгляд снова задержался на лице Аны. Затем он нахмурился, повернулся и что-то прошептал Дархи.

Дархи кивнул, выражение его лица было воплощением молчаливого раболепия. Затем он сказал своим спокойным, невозмутимым голосом:

— Мы заметили, что вы носите повязку на глазах, иммунис.

— Да, — сказала Ана.

— Таким образом, мы должны спросить — вы слепая?

— Я слепая, это правда, — сказала она. — Но мой расследователь и страж видят за меня. Уверяю вас, у нас не будет проблем действовать при вашем дворе, сэр.

Затем она улыбнулась так широко, что принц вздрогнул. Брови Дархи слегка приподнялись, и Павитар с отвращением посмотрел на нее. Я вздохнул про себя; я полагал, что Ана сможет подавлять все признаки безумия не так уж долго.

— Я… я понимаю, — неуверенно произнес принц. Он скорчил гримасу, словно следующие слова причинили ему сильную боль. — Было бы лучше начать с того, что ваши люди, хотя и задержаны до тех пор, пока мы не поймем, что произошло, в безопасности — в какой-то степени.

Ана склонила голову набок:

— В какой-то степени, сэр?

— Да. — Он снова заколебался. — Сейчас я должен сообщить вам, что префекто Кардасу стало плохо. Более того, мы полагаем, что он был отравлен тем же ядом, что и мой отец, король.

Пока мы переваривали услышанное, воцарилось гробовое молчание.

— Префекто Кардас… тоже отравлен, сэр? — медленно спросил я.

— Но он жив, — сказал Дархи.

— И все же вы думаете, что он был отравителем?

Принц заколебался, затем указал на Павитара.

— Мы так считаем, — возмущенно сказал Павитар. — Потому что именно Кардас подал королю чашу с ядом! Король выпил из нее и тут же заболел. Очевидно, Кардас сам принял яд и пострадал от него, хотя и гораздо меньше, чем наш погибший король. — Он фыркнул. — Но ведь Кардас никогда не был компетентным человеком.

— Прежде чем мы углубимся в эти вопросы, сэр, — резко сказала Ана, — мой долг обязывает меня сначала посетить делегацию и вылечить префекто Кардаса, если это возможно.

Принц кивнул и указал на Дархи.

— Это, конечно, можно сделать, — спокойно ответил Дархи. — Мы держим их не в какой-нибудь яме или подземелье, а в гостевых покоях в южном крыле зала. Это самое удобное расположение.

— Звучит довольно приятно, — сухо заметила Ана. — Очень любезно с вашей стороны.

Дархи позволил себе сдержанно улыбнуться.

— Но, иммунис, я действительно хочу задать вам один неприятный деловой вопрос. Хотя эта трагедия, несомненно, завела наши переговоры в тупик, она ставит нас в неопределенное положение… Кто будет представлять интересы Империи в данный момент? Это будете вы?

— Нет, нет, — сказала Ана. — Я не могу представлять свое государство ни в каких официальных переговорах. Я здесь только для того, чтобы разобраться и восстановить справедливость.

— Тогда кто же это будет?

— Если Кардас докажет свою невиновность, — сказала Ана, — это будет он сам. Если нет, то это будет кто-то другой из его делегации, который будет временно его заменять.

Еще одна сдержанная улыбка.

— Спасибо за разъяснение, иммунис. Я стремлюсь только к стабильности во всем.

Павитар сердито посмотрел на него; Дархи полностью проигнорировал его взгляд. На самом деле, я понял, что он еще ни разу не взглянул на Павитара. Именно тогда я почувствовал, что понял суть ситуации: принц был молодым, избалованным человеком, который, вероятно, никогда не предполагал, что взойдет на трон, учитывая, что империя должна была адаптировать эту территорию; но теперь его отец был убит, а двое его самых могущественных придворных совершенно не понимали, что делать дальше. Возможно, он обратился к нам просто потому, что обнаружил, что его собственные люди абсолютно неуправляемы.

— И, если его вина будет доказана, — возмущенно обратился Павитар к Ане, — вы будете оспаривать наше правосудие? Попытаетесь ли вы похитить его, несмотря на то, что он убил нашего короля?

Ана пожала плечами:

— Если я посчитаю, что он действительно убийца вашего короля, то не вижу причин, по которым его нельзя убить здесь! Мертвеца не может сильно волновать, кому принадлежит клочок земли, над которым он раскачивается, верно?

Все трое мужчин Ярроу выглядели крайне удивленными. Я открыл рот, чтобы возразить, но затем осторожно закрыл его.

— Это правда? — спросил Павитар. — Если мы убьем вашего префекто, вы не будете протестовать?

— Я только прошу вас повесить его, а не обезглавливать, — сказала Ана. — В некоторых более древних частях Империи обезглавливание считается священной смертью, предназначенной для высших людей. Согласно имперскому общему праву, все преступники относятся к одному и тому же низшему сословию и, следовательно, годятся только для повешения. — Она лучезарно улыбнулась. — Если только ты сам не хочешь помахать топором, Павитар, в качестве небольшого упражнения?

Павитар уставился на нее, разрываясь между недоумением и возмущением.

Принц прочистил горло.

— Я…я рад, что мы пришли к соглашению. — Он сделал паузу, взглянул на своих советников, а затем пристально посмотрел на Ану. — И все же, прежде чем вы поговорите с Кардасом и его людьми, иммунис, я… я бы попросил вас уделить мне минутку вашего времени.

Ана низко поклонилась:

— Вы можете попросить меня уделить вам немного или все мое время, ваше величество.

— Я должен выразиться яснее, — сказал принц. — Я хочу, чтобы вы присоединились ко мне, когда я буду бодрствовать у тела моего отца. Один.

Дархи и Павитар, очевидно, не ожидали такого: у Павитара отвисла челюсть и лицо стало бледно-розовым, а накрашенный зеленой краской лоб Дархи слегка сморщился.

— В… реликварии, ваше величество? — спросил Павитар.

— Действительно, — сказал принц.

— Но мы никогда раньше не позволяли имперцу входить в такое священное место. Ни разу за все время нашего…

— И все же, это мое желание, — сказал принц. — Потому что ни один наш король не был отравлен в этом зале. Сейчас странные времена. Мне нужна их честность, а при дворе много ушей. В реликварии я могу наслаждаться тишиной.

Принц пристально посмотрел на меня. Я кивнул в ответ, показывая, что понимаю его.

— Конечно, ваше величество, — сказала Ана, кланяясь еще раз, хотя я заметил, что ее лицо расплылось в широкой улыбке. — Для меня большая честь, что вы удостоили нас такой близости.

— Тогда пойдемте, иммунис, — сказал принц. Он предложил Ане руку. — Я сам отведу вас в реликварий. — Она взяла его руку, еще раз поклонившись, а он повернулся и повел нас через большой зал, оставив двух советников позади.

Павитар умчался прочь, чтобы сердито переговорить с группой пожилых джентльменов в элегантных черных пальто и шляпах. Сатрапа Дархи я потерял почти сразу, его движения были незаметны, так как слуги и знатные люди в задымленном зале суетились вокруг нас. Я предположил, что он исчез, чтобы присоединиться к своим сторонникам, где бы они ни были.

Когда я следовал за принцем через одну из дверей, кто-то потянул меня за руку, замедляя. Я обернулся и увидел, что сатрап Дархи бесшумно появился рядом со мной, скользя мягким, безмятежным шагом.

— Как прошел ваш день, сигнум Кол? — тихо спросил он.

— А-а — хорошо, сэр, — сказал я. — Но, насколько я помню, принц просил нас встретиться с ним наедине…

— Верно, — сказал Дархи. — Но до реликвария далеко, а я хотел расспросить о вас. Раньше это были предательские времена, а сейчас они стали еще более предательскими. Скажите мне, вы все еще храните ту монету, которую я вам дал?

Я достал из кармана монету клятвы, и его глаза загорелись при виде нее.

— Ах, — сказал Дархи. — Очень мудро с вашей стороны, что вы принесли ее! Я, конечно, сделаю все, о чем попросит принц, чтобы помочь вам, но… если я могу оказать какую-нибудь дополнительную услугу, вам нужно только попросить.

— Какую услугу вы могли бы предложить, сэр?

— Что ж, и я, и империя, конечно, хотим одного и того же — мирного перехода власти, без кровопролития и горя. В какие опасные времена мы живем! Сохраните монету, сигнум. Запомните это. И зовите меня, если вам что-нибудь понадобится.

Затем он поклонился и оставил меня, чтобы я догнал Ану, Мало и принца. Когда я оглянулся на задымленный коридор, он уже исчез.

ГЛАВА 34

| | |

ПРИНЦ ПРОВЕЛ НАС по узкому, темному, извилистому коридору. Когда мы, наконец, подошли к огромным дубовым дверям, он повернулся, изучая нас, и, казалось, о чем-то спорил сам с собой. Затем он собрался с духом, открыл двери и провел нас внутрь.

Помещение внутри было высоким и круглым, похожим на дымоход, поднимающийся до самого неба. В нем не было окон, но были три двери, выходящие на запад, восток и юг. Вдоль закругленных стен располагались крошечные ниши, внутри которых стояли каменные тотемы королей прошлого. Все они были хмурыми и бородатыми, очень похожими на те, что находились снаружи самого замка. Это напомнило мне птичник письмо-ястребов с крошечными каменными фигурками вместо птиц.

И все же больше всего бросался в глаза стол в центре зала. Он был длинный и тяжелый, а на нем возвышался огромный холм из бледно-белых цветов; на вершине холма, словно ребенок на груде подушек, лежало тело мужчины.

Это было древнее существо, закутанное в меховые одежды на вершине холма из бледных цветов, с золотым обручем, поблескивающим на его морщинистом лбу, и заплетенной в косу седеющей бородой, ниспадающей на грудь. Он выглядел маленьким, а его лицо было таким вытянутым и осунувшимся, что, казалось, на нем почти не было плоти. Конечно, не смерть так его сморщила: он был ужасно стар при жизни и прожил свои последние дни иссохшим существом.

Принц закрыл двери и отошел, закрывая нам вид на мертвого короля.

— Павитар не соврал, — сказал он. — Мы никогда раньше не допускали имперцев в эту комнату. Но я позволю вам остаться здесь… при условии, что вы докажете свою честность.

Я повернулся к Мало и сказал:

— Здесь три двери. Кто-нибудь подслушивает за ними?

Мало склонила голову набок, прислушиваясь, затем, прищурившись, посмотрела на ту, через которую мы только что прошли. Затем она покачала головой.

— Мы одни.

Я сунул руку в карман пальто, достал послание, которое прислал нам принц, и протянул ему.

Принц Камак прочитал его и глубоко вздохнул, с облегчением.

— Асимана да дханиваха… Слава судьбам! — Его царственный вид испарился у нас на глазах: он прижал руку к груди и сел на мраморный пол, тяжело дыша, словно в панике. Я заметил, что его зубы были еще хуже, чем у Дархи и Павитара — они были черными, как деготь. — Прошу прощения, я… Я понятия не имел, пришли ли вы по моему приглашению или по своей воле! Какое это облегчение — быть свободным с кем-то здесь. Это единственное место во всем Высоком городе, где я по-настоящему один. А теперь — вы должны сказать мне, кто этот убийца и где мы можем его найти, и положить конец этому кошмару!

На бледном лице Аны промелькнуло выражение неловкости, что было редкостью.

— Мм… Прошу прощения, ваше величество?

Принц встал, заметив ее нерешительность.

— Я неправильно прочитал ваше письмо? Вы написали Кардасу, что знаете о контрабандисте, который орудует здесь, в Верхнем городе, и который намеревался убить с помощью яда, это правда? Именно это и произошло. И люди из Казначейства сказали, что вы гениально разбираетесь в таких вещах! Настолько гениально, что в это трудно поверить! — В его голосе послышались нотки отчаяния. — Конечно, вы можете просто сказать моему двору, кто он такой, и приказать выловить его и, я не знаю, пытать его, чтобы добиться признания, правда?

Ана подняла руку.

— Мы слишком торопимся, сэр. Я не волшебница, способная вызвать преступника из тени. Такие вещи требуют времени и осторожности.

— Это плохие новости! Потому что Павитар и его сторонники ожидают, что я убью Кардаса до конца этого дня!

— До конца этого дня? — спросила Ана.

— Да, и мне повезло, что я сумел отложить казнь так надолго! В ту самую секунду, когда умер мой отец, этот зал заполнился нетерпеливыми советниками. Дархи и Павитар были самыми энергичными и могущественными из них. Раньше они почти не разговаривали со мной! Они говорили только с моим отцом, со своей знатью и с казначеями, но никогда со мной. Теперь я не могу заставить их остановиться! — Он хотел закрыть лицо руками, но остановился, вспомнив о своих красках.

— Тогда мы должны действовать быстро, сэр, — сказала Ана. — Могут ли мои люди осмотреть тело вашего отца?

— Вы… вы можете видеть моего отца, — неуверенно произнес принц, — но вы не можете прикоснуться к нему. Этого я не могу допустить даже в такие времена.

— Конечно, сэр, — сказала Ана. Затем она махнула нам с Мало.

Я шагнул вперед и осмотрел мертвеца. Мне не нужно было подходить ближе, чтобы разглядеть его опухшие, красные губы и пятнистое горло: явные признаки отравления керелом, как и говорила Ана. Должно быть, это была значительная доза, прикинул я, настолько большая, что его смерть должна была наступить быстро.

Мало склонилась над телом и глубоко вдохнула. Она закрыла глаза, словно смакуя аромат, затем открыла их и покачала головой — Ничего примечательного.

Я вернулся к Ане и прошептал ей на ухо все, что увидел. Она внимательно слушала, сжимая мою руку, и, когда я закончил, опустила голову, погрузившись в свои мысли.

Принц посмотрел на своего мертвого отца.

— Он представляет собой странное зрелище, — тихо сказал он. — Иногда я прихожу и смотрю на него, надеясь, что его грудь дрогнет. Дыхание, возможно, или сердцебиение. Но не потому, что я люблю его и хочу, чтобы он жил — этого короля трудно было любить. Скорее, если я увижу, что он жив, тогда… тогда я буду спасен от этого кошмара наяву. Я смогу вернуться к тому, как все было. Разве не ужасно так говорить?

Ана ничего не ответила. Ее лицо задрожало, словно она производила в уме какие-то сложные вычисления.

— Принц Камак, вы присутствовали при смерти вашего отца?

— Да.

— Тогда я бы хотела, чтобы вы рассказали мне об этом, — сказала она. — Как можно быстрее и тщательнее, потому что мы, конечно, не можем вечно бодрствовать рядом с вами.

— О! Конечно.

ВСТРЕЧА БЫЛА ДИПЛОМАТИЧЕСКИМ чаепитием, сказал нам принц, и состоялась вчера вечером. При дворе Ярроу это было довольно распространенным явлением: важные персоны собирались вместе и пили настойку из ягод сака, ярко-красную горькую смесь, которая вызывает неприятное ощущение жужжания, — по его словам, жители Ярроу верили, что эта настойка делает людей честнее.

— Где проходило это чаепитие? — спросила Ана.

— В восточном зале, прямо по этому коридору, — сказал принц, указывая на одну из трех дверей. — Это довольно хорошее место, с прекрасным видом на воду. Там были мы с отцом и, конечно, Дархи и Павитар. И префекто Кардас со своей… девушкой. Той, у которой дергались глаза.

Ана нетерпеливо махнула мне рукой.

— Сигнум Гортхаус, мэм, — сказал я. — Она его запечатлитель.

Лицо Аны на мгновение просветлело. Запечатлитель был бы очень полезным свидетелем. «Пожалуйста, продолжайте», — сказала она.

Принц сказал, что встреча касалась важных государственных дел, поэтому на ней не было слуг. Это означало, что все шесть человек, присутствовавших на встрече, должны были сами подавать чай, подходя к котлу у стены и наливая его половником в чаши. Они несколько раз прошлись взад-вперед, разливая по чашам саку и обсуждая возникшие вопросы. Это продолжалось почти час, без каких-либо проблем.

— Я принес своему отцу две чаши чая — это моя обязанность, — сказал принц. — Затем префекто Кардас налил и принес ему третью. Мой отец несколько раз отпил из чаши, но потом он… он вскрикнул и… — Его слова оборвались.

— Каждый раз это была одна и та же чаша? — спросила Ана. — Ему никогда не приносили новую чашу?

— Да, — ответил принц. — Это всегда была одна и та же чаша. Я наполнял ее снова, и позже Кардас делал то же самое.

— А когда вы подавали ему, сэр, что вы сделали с этой чашей, когда он заканчивал пить?

— Я ставил чашу обратно рядом с котлом, пока он не попросит еще.

— Значит, был момент, — сказала Ана, — когда эта чаша стояла рядом с котлом пустой, прежде чем префекто Кардас наполнил ее для него?

— Я… думаю, что да.

— Вы не знаете, подходил ли кто-нибудь еще в тот момент к котлу?

Он заколебался.

— К сожалению, я не очень хорошо это помню.

— Ммм. Что произошло потом, сэр?

По словам принца, короля унесли в его покои, но он был объявлен мертвым еще до того, как его положили на кровать. Когда эта новость была услышана, джари Павитар начал кричать, что это сделал префекто Кардас, и что Империя убила их короля. Были обнажены мечи, и дворец мгновенно закрыли.

— Павитар сказал это в то же мгновение, как только услышал новость? — спросила Ана.

— Да, очень быстро, — сказал принц. — Тогда все начали это говорить. Павитар потребовал, чтобы мы убили префекто Кардаса прямо здесь и сейчас, и Дархи тоже начал кричать. Всем потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, что я вообще был в комнате и только что унаследовал королевство. — Слабая, несчастная улыбка. — Признаюсь, мне тоже потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить.

В конце концов принц объявил, что они должны отвести офицеров Казначейства в гостевые покои, где они будут содержаться под стражей: выбор, который не удовлетворил никого, включая Дархи, который посоветовал немедленно обратиться за помощью к Империи. Охрана замка так и сделала, и тогда при дворе разгорелись споры о том, что делать, причем многие выступали за быструю казнь.

Затем из гостевого крыла донеслись крики. Появился охранник и сообщил им, что, по словам пленников, Кардас тоже потерял сознание. Затем принц, Дархи и Павитар отправились разбираться.

— Префекто Кардас лежал на полу, хрипя и кашляя, — рассказал нам принц. — Его губы распухли, а горло покраснело. Его люди были в отчаянии, но он был жив. Павитар утверждал, что это было еще одним доказательством его вины, но… даже тогда я чувствовал, что Империя могла бы нанять отравителей получше.

По его словам, те, кто требовал казни, начали отказываться, а дворяне Дархи стали громче заявлять, что, если Кардас погибнет у них под стражей, это станет ударом, от которого королевство Ярроу может никогда не оправиться. Однако решение так и не было принято.

— Когда наступило утро, я снова отправился навестить Кардаса, чтобы узнать, жив ли он еще, — продолжал принц. — Именно тогда я увидел птицу в окне — ястреба, который разносил письма, как сказали мне люди из казначейства. Я прочитал ваше сообщение и понял, что вы пытались предупредить нас об этой трагедии еще до того, как она произошла! И все же я не думал, что двор мне поверит, и… по правде говоря, я… — Его лицо исказилось, и я увидел в его глазах ужас.

— Вы еще не приобрели достаточного влияния, сэр? — вежливо спросила Ана.

— Это так, — признал он. — Поэтому я написал вам. И вот мы здесь.

Ана склонила голову, нахмурившись. Ее пальцы барабанили по моей руке, пока она размышляла.

— Если это тот самый отравитель, — сказал принц, — то, признаюсь, я не могу понять, как это было сделано. В той комнате не было никого, кроме моего отца, Павитара, Дархи, Кардаса и его девушки. И я не помню, чтобы кто-нибудь из них прикасался к чаше моего отца — кроме Кардаса, которого я не подозреваю.

Ана довольно долго молчала.

— Пожалуйста, еще несколько вопросов, ваше величество. Первый — известен ли вам кто-нибудь при дворе, имеющий какие-либо отношения с контрабандистами из южных джунглей?

Принц Камак покачал головой.

— Нет, нет! Я не могу себе этого представить. У этих людей нет земли, и они считаются разбойниками. Общаться с ними — это выше всякого воображения!

— Я спрашиваю, сэр, потому что у этого контрабандиста в джунглях мы нашли монету клятвы. Насколько я понимаю, это ценная вещь в Верхнем городе. Вы можете себе представить, как этот человек мог ее заполучить?

— Нет! — изумленно воскликнул принц. — Это драгоценная вещь! Я полагаю, ее украли. Или, возможно, этот негодяй просто нашел ее.

— Кто при дворе контролирует или раздает больше всего таких милостей, сэр?

— Ну… Дархи, конечно. Сатрап владеет многими монетами и раздает их, чтобы свободно распределять влияние, поскольку он управляет значительной частью королевства. Такие вещи обычны для человека его положения, — добавил принц.

— Спасибо, сэр, — сказала Ана. — И еще один, последний вопрос… Есть вероятность, что вы видели этого контрабандиста здесь, в замке, хотя он умеет хорошо маскироваться. Дин, пожалуйста, опиши рисунок, если можешь.

Я описал Пиктиса принцу, и он непонимающе кивнул, прежде чем, наконец, сказать:

— Нет, нет. Я никогда не видел человека такого сорта.

— В Империи мы бы назвали такого человека ратрасцем, — сказал я. — Из кантонов Ратраса в империи. Я полагаю, он бы здесь сильно выделялся, сэр.

— Почему? — растерянно спросил принц.

Я взглянул на Мало и увидел, что она выглядит такой же озадаченной, как и я.

— Потому что… Я бы сказал, что люди из Ратраса здесь довольно редки, сэр, — сказал я.

— О! — воскликнул принц. — Понимаю. Но это не так. Лично я на четверть ратрасец. Как и многие в Верхнем городе.

Воцарилось ошеломленное молчание.

— Вы… вы кто? — спросила Мало. — Я никогда не слышала об этом.

— Да, — тихо сказала Ана. — Как это так, сэр?

— Ну, это старая история, — сказал принц. — Но… когда столетие назад сюда пришла империя, король перенес свой двор из старого города у залива, где сейчас возвышаются башни, сюда, где когда-то находились наши самые священные храмы. Наш двор стал намного меньше. Это означало, что у наших королей стало меньше потенциальных жен, а их и так было совсем немного — многие из наших придворных связаны между собой. Так что наши деды просто, ну, в общем, смотрели дальше, — туманно закончил он.

— Имперские… имперские невесты, сэр? — недоверчиво спросила Ана.

— Да, — сказал принц. — Мои деды встречали много гостей из Империи, которые были более чем счастливы стать супругой престолонаследника, поскольку это означало жить в роскоши. Они приезжали сюда, из Талы, Курмини или Ратраса, и рожали детей королю и самым уважаемым членам его двора. Видите ли, моя бабушка была из Ратраса.

Я присмотрелся к нему повнимательнее, и, хотя в комнате было темно, а бородатое лицо принца было украшено золотыми чернилами, я начал понимать, что он имел в виду: в его внешности было что-то орлиное и утонченное, черты, характерные для выходцев из земель Ратраса.

— В последнее время это стало неприятной историей, — признался принц. — Мой народ не любит принцев, в лице которых есть что-то имперское. Но, по правде говоря, многие здесь, в Верхнем городе, выглядят так же. Сатрап Дархи, по сути, тоже частично ратрасец.

— Понимаю. Значит, человеку его вида было бы легко спрятаться здесь? — спросила Ана.

— Возможно, да. Но мог ли имперский чиновник знать о таких вещах?

Ана промолчала и не ответила ему.

— Можем ли мы позже осмотреть ваших слуг, сэр? — спросила она наконец. — Чтобы выяснить, может ли этот вор и убийца быть среди них?

— Ну… конечно. Но вам нужно спросить об этом Дархи. Он управляет хозяйством в королевском дворце.

Ана выдавила из себя натянутую улыбку.

— Спасибо, ваше величество, за уделенное время и ответы. Возможно, со временем у меня возникнут к вам дополнительные вопросы… но сейчас я хотела бы навестить Кардаса и его людей. Затем мне нужно будет поговорить с Павитаром и Дархи. Я не знаю, куда приведут нас мои поиски дальше.

— Конечно, — сказал принц. — Я останусь здесь, поскольку это мой долг. Попросите стражника в зале, пожалуйста, отвести вас к казначеям, и передайте ему, что, если он этого не сделает, ему придется отвечать передо мной. — Принц сглотнул и внезапно показался очень маленьким рядом с горой белых цветов на столе. — Я все еще регент этого королевства, даже если не все еще об этом знают.

ГЛАВА 35

| | |

МЫ ОСТАВИЛИ ПРИНЦА с телом его отца, и стражник Ярроу провел нас еще по одному коридору. Мне пришлось напомнить себе, что еще день. В этом месте без окон, освещенном факелами, казалось, что мы находимся не в реальном мире, а в Арасинде, загробной жизни, где предатели и нелояльные бродят по темным пещерам, наполненным зловонными испарениями. В десяти шагах от двери Мало оглянулась и хотела что-то сказать, но Ана прошипела:

— Нет! Не здесь. Вокруг этого места слишком много ушей. И не болтай лишнего перед нашими товарищами из казначейства! Я им тоже пока мало доверяю.

Гостевое крыло огромного замка охранялось не менее чем дюжиной солдат, и по их выправке я понял, что они хорошо владеют мечом. Они долго колебались, прежде чем неохотно позволили нам войти. В комнатах было темно, но, войдя, мы услышали громкий шорох, когда многие люди вскочили на ноги. Затем мы услышали крики: «Имперцы! Они имперцы?»

Затем еще:

— Юдекс? Они Юдекс? О, мы свободны? Скажите, мы свободны?

Офицеры Казначейства собрались вокруг нас, как духи в царстве Жнеца, касаясь нас и выпытывая новости. Мне пришлось встать перед Аной, чтобы оттеснить их, и я прищурился, чтобы разглядеть что-нибудь в этом темном месте. Обычно гостевые покои, наверно, представляли собой величественное зрелище, с кроватями под балдахинами и множеством гобеленов, но сейчас здесь воняло потом и кое-чем похуже.

— Спокойствие! — зарычала Ана на делегацию. — Успокойтесь, вы все! Где Кардас? Мы должны позаботиться о нем.

Офицеры Казначейства подвели нас к одной из кроватей с балдахином. Кардас лежал на ней, опираясь на множество подушек. Его запечатлитель Гортхаус склонилась над ним, обтирая ему лоб салфеткой с водой. Когда мы приблизились, она подняла на нас глаза, ее лицо было изможденным, а глаза ввалились. Казалось, что пребывание в заточении ее совершенно преобразило.

Кардас, однако, выглядел гораздо хуже: его шея так распухла, что ей пришлось расстегнуть воротник его рубашки, а губы были вздутыми и толстыми. Его щеки и веки так сильно опухли, что глаза превратились в щелочки, из которых по лицу текли слезы. Он дышал неглубоко, а его хрипы были такими громкими, что я слышал их за шесть шагов.

— Мы не можем его сдвинуть, — хрипло предупредила нас Гортхаус. — Даже если нас освободят, и даже если у вас за спиной будут носилки и медиккеры, я не осмелюсь поднять его с кровати.

— Мы здесь не для того, чтобы перевозить его, девочка, — сказала Ана. Она помахала рукой Мало. — Сделай это.

Мало опустилась на колени рядом с Кардасом и достала из-под плаща флакон. Она поднесла его к свету, разглядывая: внутри плескалась желтовато-коричневая жидкость, на дне извивалась дюжина крошечных червячков, у каждого из которых вдоль спины тянулась ярко-белая полоска. Мало откупорила флакон, сунула внутрь голый палец и вытащила его. Пять маленьких червячков присосались к ее коже, как пиявки. Она закрыла флакон, спрятала его обратно в карман плаща, затем осторожно сняла червей с пальца и приложила их к шее Кардаса.

— Пиявки из Арвита, — пробормотал Мало. — Изменены таким образом, что их яд уменьшает даже самые сильные воспаления. Дыхание скоро восстановится. Через час он сможет сидеть, но его будет мучить ужасная жажда.

— Сохрани несколько червей, Мало! — сухо сказала Ана. — На случай, если кто-нибудь из нас пригубит не из той бочки…

Гортхаус отстранилась от Кардаса. Ее лицо сморщилось, и она заплакала.

— О, слава судьбам! Несколько часов назад я… я смирилась с тем, что буду смотреть, как он умирает. Мы свободны, мэм?

— Нет, пока я не убедила их в его невиновности, — ответила Ана. — Скажи мне, сигнум, ты присутствовала при отравлении короля?

— Да.

— И, полагаю, твои воспоминания были запечатлены?

Она наклонилась и подняла свою сумку запечатлителя и все ее крошечные сверкающие флакончики с духами.

— Так оно и есть, мэм.

— Тогда твое свидетельство будет весьма ценным. Оставь своего префекто, подойди, сядь у окна, где есть свет, и расскажи нам все, что знаешь.

ГОРТХАУС РУХНУЛА НА стул, опустив голову и упершись локтями в колени; потом полились слова. Было ужасно странно поменяться ролями: я — расследователь, а она — запечатлитель, выплевывающая информацию, ее глаза дрожали и мерцали.

— Это было просто чаепитие, — беспомощно начала Гортхаус. — Как и многие другие чаепития, на которых мы были. Мероприятия казались мне довольно скучными, и я терпеть не могу вкус сака. В ту ночь там не было наукари — вам знакомо это слово, наукари?

Тихое, презрительное рычание Мало.

— Я имею в виду, никаких слуг, — сказала Гортхаус. — Только мы, потому что нам предстояло обсудить важные секреты.

— Пожалуйста, продолжайте, — сказала Ана.

Гортхаус продолжила, ее глаза дрожали. Я наблюдал, как она пыталась разобраться в своих воспоминаниях. Как и многие запечатлители, включая меня, она даже сейчас была тщательно одета: ее темные волосы были собраны на затылке в тугой пучок, брови были аккуратно подстрижены, а униформа была идеально симметричной, каждый изгиб ткани был именно там, где ему следовало быть.

Так жило большинство запечатлителей: мы прекрасно и навсегда запомнили, как все должно выглядеть, и, если что-то было не так, это нас очень беспокоило.

Но Гортхаус, казалось, пошла дальше, чем большинство: даже сейчас ее волосы оставались навощенными и тщательно уложенными; на всех ее геральдах по-прежнему было нанесено несколько капель лака, и каждый был приколот спереди на одинаковом расстоянии от воротника блузки.

У меня сложилось впечатление, что она испытывает глубокий голод контроля. Возможно, именно это и делает с человеком погоня за королевскими особами Ярроу.

Она начала говорить, пересказывая свои переживания. Ее воспоминания соответствовали тому, что рассказал нам принц: кроме нее, в комнате было пятеро мужчин — король, принц, джари Павитар, сатрап Дархи и префекто Кардас — и больше никого. Там стоял котел с чаем и чаши. Кардас наполнил чашу короля, поднес ее ему и дал выпить. «Он всегда наливал третью чашу, — сказала она, — в знак уважения». Затем король просто вскрикнул и упал без чувств.

— Чаша короля, — сказала Ана. — Расскажи мне в точности о ее перемещениях.

Глаза Гортхаус затрепетали, зрачки заплясали, как у обезглавленной змеи.

— Сначала принц угостил короля. Когда король закончил, принц забрал чашу и поставил ее рядом с котлом. Принц проделал то же самое во второй раз, подавая отцу. Затем… затем чаша некоторое время стояла рядом с котлом.

— Кто еще подходил туда? — спросила Ана. — Кто еще наливал себе из котла, пока королевская чаша стояла на этом месте?

Гортхаус беспомощно пожал плечами:

— Все они.

— Все?

— Павитар, Дархи, Кардас, принц. Они все вставали, подходили к столу и наливали себе еще по чаше, затем снова садились.

— Ты подходила к чаше, сигнум?

— Нет, мэм. Я вообще не пила, потому что мне не нравится вкус чая, и они все равно не ожидали, что я заговорю.

Я поморщился, переваривая услышанное. Если это так, то любой из мужчин мог подсыпать яд в чашу короля. Поскольку я прочитал об отравлении керелом, я знал, что он действует ужасно быстро, воспламеняя горло в течение нескольких секунд при употреблении в больших дозах.

— Они отвели нас в эту комнату, — продолжила Гортхаус. — Они приставили к нам охрану с обнаженными мечами. Я имею в виду… некоторые из моих людей никогда даже не видели обнаженного меча, вы знаете об этом? Это аксиомы, умеющие только обращаться с числами! Они дрожали, как дети, разбуженные криком совы!

— Что произошло дальше? — спросила Ана.

— Мы ждали, казалось, несколько часов. Мы слышали крики в дальних комнатах, драку. Мы были в ужасе, уверенные, что нас вот-вот убьют. Но потом… появился принц. Он был очень спокоен, очень мил. Он сказал, что сегодня нам ничто не угрожает, потому что он не допустит, чтобы нам причинили вред.

— И что потом? — спросила Ана.

— Затем Кардас поблагодарил принца, и принц ушел, но… но сразу после этого… префекто тоже начал кашлять. Затем он потерял сознание, как и король, и я была уверена, что он умрет…

— У него появились симптомы сразу после ухода принца? — спросила Ана.

— Да.

— Он что-нибудь пил, ел или пробовал на вкус?

— Нет. Я помню. Мы даже попросили воды, но нам отказали. Я… я действительно не знаю, как это произошло. Как может человек отравиться, если он вообще ничего не пробовал?

Ана нахмурилась и опустила голову, погруженная в свои мысли. Я постарался не выдать своего разочарования: еще одна загадка среди многих, которые казались неразрешимыми.

— А что было потом? — спросила Ана.

Гортхаус продолжила, и ее показания снова совпали с показаниями принца: Камак вернулся как раз в тот момент, когда письмо-ястреб Аны подлетел к окну и отправил ей свой ответ с мольбой о помощи.

— Без принца мы были бы мертвы, — дрожащим голосом произнесла Гортхаус. — В этом я уверена.

Ана поджала губы.

— Есть ли при дворе кто-нибудь, кто мог бы желать королю зла? Кто-нибудь, кому это было бы выгодно?

— Я… я не могу сказать, — ответила Гортхаус. — Принц приходит на ум первым, потому что он унаследовал бы трон, но… он никогда не казался таким. Он мягкий, немного глуповатый человек. Вы знаете, что он ходит на охоту, но сам никогда не пускает стрелы? Ему просто нравится находиться рядом с людьми, которые охотятся за него. На самом деле, многие сомневаются в его назначении в качестве предпочтительного наследника.

— Предпочтительного наследника? — удивился я. — Я думал, что наследует старший сын. Разве не так работает большинство монархий?

— Ну… нет. — Глаза Гортхаус заблестели в ее голове, когда она обратилась к своим воспоминаниям. — Король Лалака имеет — имел? — семьдесят шесть жен в гареме и двести шестнадцать признанных детей. Это означает, что у него довольно много наследников, из которых можно выбирать.

Ошеломленный, я посмотрел на Мало, которая пожала плечами.

— Где этот парень находил время? — спросил я.

— Заткнись, Дин! — рявкнула Ана. — Теперь… что о Павитаре? Могли у него быть какие-то причины для этого?

— Нет, нет, — сказала Гортхаус. — Павитар — джари. Он практически боготворит монархию. Я не могу себе представить, чтобы Павитар убил короля, как не могу себе представить, чтобы император сжег свое Святилище.

— Значит, Дархи? Сатрап?

— Честно говоря, я тоже не могу представить, чтобы он это сделал. Он хитрый человек, но старается завести друзей, чтобы все относились к нему благосклонно и были у него в долгу. Он занимает здесь влиятельное положение, как ему и нравится, и слишком умен для такого безумного поступка.

— Кто-нибудь из них вел себя подозрительно перед этим чаепитием?

— Нет. Ничего такого, что пришло бы мне в голову. За исключением того, что…

— За исключением?

— Ну, король несколько месяцев ускользал от нас. Нам вообще не удавалось с ним встретиться. Но вчера утром мы получили приглашение на чаепитие. Мой префекто сказал, что это дело рук Дархи, потому что он старался продолжить нашу работу.

— Именно Дархи организовал этот чаепитие?

— Да, мэм. В то время мы сочли это хорошим знаком. Но… — Она замолчала, обеспокоенная.

Ана долго молчала, затем спросила:

— Расскажи мне подробнее о комнате, где проходило чаепитие.

— Оно происходило в восточном крыле, с окнами без стекол, выходящими на залив и Саван. Мы уже проводили там встречи раньше. Король всегда жаловался; он говорил, что раньше из этой комнаты открывался прекрасный вид, но Саван его испортил.

— Сколько в нем было дверей и проходов?

— Две двери, мэм, но я не видела, чтобы кто-нибудь входил или выхо…

— Я не спрашивала тебя, что ты видела, сигнум, — отрезала Ана. — Сколько было дверей и куда они вели?

Глаза Гортхаус затрепетали.

— На юге есть дверь, которая ведет обратно в большой зал. Затем есть дверь, выходящая на запад, которая ведет к реликварию. Из реликвария вы можете вернуться на юг, в большой зал, или пройти на запад, в личные покои короля, хотя его спальни находятся наверху. Но эти проходы тщательно охраняются, и, опять же, я не видела, чтобы кто-нибудь входил или выходил из дверей, пока мы пили.

Ана отвернулась и долго молчала. Затем она подняла руку.

— Спасибо, Сигнум. Думаю, мы закончили. У меня есть то, что мне нужно — хотя это и не то, что я искала. Кол — отведи нас с Мало в безопасное место. Мне нужно кое-что обсудить.

Я ОТВЕЛ АНУ в дальний угол, где нас не могли услышать служащие Казначейства, и Мало последовала за мной. Только после того, как я прошел мимо одного открытого окна, я увидел, что лицо Аны с завязанными глазами выглядит ужасно напряженным.

— Мэм, — испуганно сказала я. — С вами все в порядке? Вы выгля…

— Конечно нет! — рявкнула Ана. — Я редко покидаю свое обжитое место, и делаю это по определенной причине, Дин! Ехать так далеко и знакомиться со столькими новыми людьми — это для меня большое испытание. Но нам предстоит распутать еще много узлов, и поэтому я стараюсь изо всех сил.

Последовало долгое мгновение. На ее щеке, затем на шее дернулся мускул. Когда она заговорила снова, ее голос был необычно глубоким и хриплым, как будто она только что пробудилась от долгого сна.

— Я чувствую, что Гортхаус говорит правду, — сказала она, — но это меня мало утешает. У нас остаются одни и те же вопросы: как Пиктис убил короля, если в комнате было только шесть человек? И что он хотел этим добиться? — Она прикусила губу. — Это сбивает меня с толку! Как мы можем разговаривать со столькими людьми и ничего не узнать?

Мало повернулась ко мне.

— Хочешь рассказать ей, о чем просил тебя Дархи, когда отвел в сторону? Потому что я слышала, как он что-то бормотал в коридоре.

Я пересказал короткую встречу Дархи со мной и то, как он настаивал на том, чтобы я вспомнил о его монете клятвы.

— Похоже, он контролирует большую часть этого места, мэм, — сказал я. — Я почти уверен, что он был здесь истинным правителем, даже при жизни короля. Возможно, он намерен контролировать даже нас.

— Возможно, — сказала Ана. — Но кто он — злодей или просто политическая свинья? Часто бывает трудно отличить этих двоих друг от друга. — Она подняла к потолку лицо с завязанными глазами. — У нас закончились дружественные свидетели. Теперь мы должны разобраться с лжецами и интриганами. Скажите принцу, что нам нужно поговорить с Павитаром.

— Павитаром? — спросила Мало. — Вы уверены? Этот человек питает к нам сильную ненависть.

— И именно поэтому он будет говорить правду, даже если не захочет! — сказала Ана. — Нет никого, кто более откровенно выложит тебе неприятную правду, чем могущественный, гордый человек, затаивший на тебя злобу. Вот почему ты должен провести этот опрос, Дин, потому что я чувствую, что он тебя сильно недолюбливает. Но я бы хотела, чтобы ты спросил Павитара о здоровье короля. Вы сказали, что его тело выглядело очень старым?

— На мой взгляд, да, мэм, — сказал я.

— Но ведь жизнь в монархии старит тело, — сказала Мало, — даже если ты монарх.

— Верно! И все же, Дин, ты будешь задавать вопросы. Но, пока я не забыла, Мало, я слышала, что страж может уловить проблеск лжи в сердце человека. Так ли это?

— Огромное преувеличение, — неохотно сказала Мало. — Я могу кое-что услышать, мэм, если буду сидеть очень близко к собеседнику. Запах пота раскрывает довольно много. Но это не совсем точно. Ложь должна быть максимально эмоциональной, а эмоции не всегда говорят правду.

— Это должно сработать. Будет не так уж сложно сесть поближе к джари, верно?

Мало скорчила гримасу и отвернулась.

ГЛАВА 36

| | |

НАС ТРОИХ ОТВЕЛИ в боковую комнату с высокими стенами, увешанными рогами, крыльями и, редко, копытами: трофеи от охоты на птиц, зверей и многих других созданий, названия которых я не знал. Они дрожали и танцевали в свете пламени в камине, отбрасывая зловещие тени на темный камень.

Джари Павитар вошел, громко топая широкими ступнями по каменному полу. Мы встали так, словно он сам был королевского происхождения, но он просто отмахнулся от дыма рукой, затем подошел к дальней стене и открыл ставни окна. Он остановился, вглядываясь во что-то, затем с отвращением покачал головой, вернулся и сел в огромное деревянное кресло.

— Можете садиться, — отрывисто сказал он.

Мы так и сделали, причем Мало села прямо напротив джари, а я — рядом с ней, наблюдая за каждым его движением. Ана села позади меня, согнувшись в кресле и склонив голову набок. Павитар внимательно наблюдал за Мало, его светлые, с зеленоватым оттенком глаза блестели подо лбом с пятнами цвета индиго.

— Итак. Чем я могу быть полезен вашей Империи? — коротко спросил он.

— Для начала, сэр, — сказал я, — я хотел бы услышать ваш рассказ о том, что произошло прошлой ночью, с самого начала.

Он почесал свою огромную бороду с зеленым отливом. «Если хотите», — проворчал он, а затем начал рассказывать.

Его история почти в точности совпадала с рассказами принца и Гортхаус. Их было шестеро, котел, и чаши; за разговором они выпили много чаш чая; и все же, как только Кардас подал чай королю, тот поперхнулся, вскрикнул и упал, чтобы больше никогда не дышать.

— Сэр, — сказал я, — именно после того, как король потерял сознание, вы обвинили префекто Кардаса в отравлении, это правда?

— Да.

— Почему?

— Я хорошо знаком с вашей магией, с вашей тауматургией. Ведь именно имперская магия исказила жизнь болотного народа в лесах на юге и превратила саму землю в мерзость. Разве это не так?

— Инструменты, использованные для этого, были украдены, сэр, и никакие имперские власти к этому не причастны, но…

— Да, да. Но именно ваши искусство и умения убили сотню или больше жителей Ярроу, не обнажив ни единого меча. Если бы у какого-либо государства есть возможность добиться такого, то отравить кого-либо намного проще — и, опять же, именно Кардас прикоснулся к чаше последним.

— Вы часто общаетесь с обитателями болот, сэр? — невинно спросила Мало.

Оскорбленная пауза.

— Нет. Они низкий народ, сродни паразитам.

— Тогда, если они такие низкие люди, почему их смерть так волнует вас? — спросила она.

Он пристально посмотрел на нее.

— Потому что они все еще Ярроу! Они находились во владениях короля. Любое ограничение власти короля наносит ущерб ему и королевству Ярроу.

В уголках рта Мало заиграла легкая улыбка. Она смутила его и получила от этого огромное удовольствие.

— Мог ли кто-нибудь еще на собрании желать зла королю? — спросил я.

Павитар ухмыльнулся, как будто я сказал что-то глупое.

— Нет. Только имперец мог желать. Мы, Ярроу, поклоняемся своим предкам, роду, жившему до нас. Король — это предки во плоти. Все его решения — решения древних. — Он бросил на меня сердитый взгляд. — И я не позволю, чтобы кто-то предположил, что это был принц.

— Я не высказывал такого предположения, сэр, — сказал я.

— Но ты это сделал, — сказал он. — Ты просил меня подумать, не хотел ли кто-нибудь еще на собрании навредить королю, а принц при этом присутствовал. Я знаю, как работают имперские умы, и вас привлекла идея, что принц может убить своего отца, чтобы унаследовать трон. Но это апавитари, ужасное святотатство, оскорбление предков. Он никогда бы так не поступил.

Я внимательно наблюдал за ним. Его взгляд и движения были полны убежденности. Либо это было правдой, либо он был очень убедительным актером.

Тогда я вспомнил приказ Аны и спросил:

— Каким было здоровье короля в дни, предшествовавшие его отравлению?

— Ты считаешь, что его смерть была естественной? — спросил Павитар. — Неужели ты настолько глуп?

— Вовсе нет, сэр. Но это процедура, я должен спросить.

— У него было очень хорошее здоровье, — с нажимом произнес он. — Мой король был силен плотью, духом и разумом. На самом деле, я никогда не видел такого сильного мужчину.

При этих словах Мало протянула руку и нежно похлопала меня по бедру, не сводя глаз с Павитара. Значит, это ложь.

— Вы уверены в этом, сэр? — спросил я.

— Еще как! — сердито сказал он. — Или ты полагаешь, что я не знал своего собственного короля?

Я замолчал, опасаясь, что он взорвется, если я буду настаивать на этом.

Внезапно у меня за спиной заговорила Ана:

— Спасибо вам за это, сэр! Я хотела бы знать, кто ведет большую часть переговоров с имперским Казначейством?

Павитар не смог сдержать презрения в своих словах:

— Дархи.

— И как, по-вашему, продвигаются переговоры? — вежливо спросила она.

— Я думаю, что их проведение — оскорбление наших святых предков. Контракт с Империей никогда не должен был быть подписан.

— И все же, говоря это, — сказала Мало, — вы сомневаетесь в предках, ибо разве не король Йодхи ди Лалака э Каута, четвертый король с этим именем, заключил этот пакт с Империей?

На конце густо-фиолетового лба Павитара медленно начала набухать вена.

— Его обманули, когда он это сделал. Лалака э Каута не знал, что Империя планирует сделать с его землями.

— Как вы думаете, Дархи чувствует то же самое во время своих переговоров? — спросила Ана.

— Дархи… Фе! — выплюнул Павитар. — Нет. Он всегда был за Империю. Он стремится к торговле и богатству. Как мы говорим — Ика акошса лаи ика сики да параси. У него вместо мошонки кошелек, а вместо яиц — монеты.

— Какой колоритный оборот речи. Проводил ли Дархи когда-нибудь встречи с представителями Казначейства в реликварии, сэр? — спросила Ана.

— Реликварии? Конечно, нет, — сказал Павитар. — До сегодняшнего дня мы никогда не позволяли ноге имперца ступить в это священное место, и это произошло только потому, что на этом настаивал принц. — Он на мгновение нахмурился: было очевидно, что это все еще вызывало у него недовольство. — Но, я полагаю, он должен был проявить некоторую снисходительность, учитывая сегодняшнюю тьму.

Ана кивнула и жестом показала мне, что я должен продолжать.

— Сатрап Дархи когда-нибудь встречался с контрабандистами? — спросил я. — Или народом болот?

— Что? Нет. Насколько я знаю, нет.

— Я спрашиваю это, потому что мы нашли монету клятвы в логове контрабандиста, спрятанную в коробке и закопанную в землю. И я один раз видел, как Дархи ее дает.

— Это было бы все равно, что подарить собаке первую ночь со своей дочерью, — сказал он. — Я не могу представить, чтобы Дархи был таким дураком, как и любой другой аристократ. — Он встал. — Хватит! Эти вопросы становятся глупыми. Я верен принцу, а принц, похоже, хочет дать Империи все, что ей нужно, но… даже у моей преданности есть свои пределы.

Мы поспешно встали и поклонились ему.

— Еще кое-что, сэр… — сказал я.

Его борода задрожала, когда он стиснул зубы.

— Что теперь?

— На этот раз очень общий вопрос… Не видели ли вы здесь в последнее время чего-нибудь странного? Чего-нибудь хотя бы отдаленно необычного? Человек, которого мы ищем, странным образом вмешивается в мир. Для нас было бы ценно все, что представляет интерес.

Это заставило его остановиться.

— Да, — тихо сказал он. — Мои…мои собаки погибли.

— Прошу прощения?

— Мои собаки, мои прекрасные гончие. Острый нюх, острый глаз и жестокие зубы. Они были моей гордостью, и я часто брал их с собой сюда, хотя Дархи протестовал. Ему не нравилось, как они обнюхивают всех, кто приходит и уходит. Но шесть дней назад… Я взял принца на охоту, к западу отсюда. Когда я вернулся, то нашел их мертвыми или умирающими. Мои люди подозревали, что они отравлены или заболели.

Я прищурился. Еще одно отравление, возможно. Тем не менее я не мог понять, как собаки могут быть связаны с Суджедо, Пиктисом или даже с убийством короля.

— У вас есть какие-нибудь предположения, как это произошло? — спросил я.

— Сначала я подумал, что это саботаж мальчика-сторожа или, возможно, глупость. Я подумал, не побить ли его или не отнять ли у него палец за это. Но он не такой умный. И все же я знаю причину.

Он указал на открытое окно. Я наклонился вперед, чтобы лучше видеть.

С этого ракурса я мог видеть залив Ярроу, лунный свет, сверкающий на темных волнах, и возвышающийся над ними столб мерцающей зелени — Саван.

— С тех пор, как это появилось в водах, — сказал Павитар, — наши земли опустели. Наш скот и угодья чернеют. И мы забыли пути наших отцов. Это проклятие для этого мира, нечто противоестественное по сравнению с естественными, древними правами короны и трона. Каждую ночь я молюсь своим отцам и праотцам, чтобы он пал. Возможно, однажды мои желания будут услышаны.

— Что заставляет вас так думать, сэр? — тихо спросил я.

— Это всего лишь молитва. Разве в вашей империи считается преступлением молить судьбу о справедливости? — Он собрался уходить, но задержался, чтобы посмотреть на Мало. — Тусим наим дихади, ки ухам не тухади? — прошептал он.

— Империя не может отнять у меня то, чего никогда не давало королевство Ярроу, — холодно ответила она.

Он пристально посмотрел на нее и вышел.

— ПОЧЕМУ, ВО ИМЯ всех дьяволов, вы попросили сначала встречу с этим человеком? — спросила Мало у Аны, как только он ушел. — Вы знали, что он будет драться с нами больше всех! Он практически выпендривался с желчью в животе!

— Он солгал, девочка? — огрызнулась Ана. — Он хоть раз солгал нам?

— Его сердцебиение было учащенным, как и его потливость, но ритм редко дрожал, — неохотно сказала она. — Он солгал всего один раз — когда заявил, что его был король здоров в последние дни своей жизни. Но больше ничего.

— Именно поэтому я и позвала его первым. Он глуп и враждебен, но в основном правдив. Он лжет только для того, чтобы придать достоинство мертвым, или же он настолько искусный актер, что даже ты не смогла этого увидеть, Мало.

— Но прав ли я, полагая, что он только что прямо угрожал Савану? — спросил я. — Неужели он действительно мог быть таким дерзким?

— Не столько дерзким, сколько глупым, — сказала Мало. — Но я не уверена, что ненависть к Савану уникальна. Многие дворяне Ярроу проклинают и порицают его каждый день.

— Да и его притязания на самом деле не новы, — сказала Ана. — Влияние Империи здесь становится все сильнее, и по мере того, как это происходит, все меньше и меньше простых жителей Ярроу желают трудиться на фермах под присмотром вождей и знати. Они все счастливы работать на Империю, которая в изобилии предлагает еду и лекарства. Это означает, что меньше людей будет работать на их фермах. Поля остаются незасеянными, а урожайность падает, но легче получить мистический имперский яд, чем свергнуть правление короля. — Она вздохнула. — Но я по-прежнему не улавливаю никаких намеков на Пиктиса в джари — по крайней мере, пока. Давайте поговорим с самым хитрым из них. Пригласите Дархи. Нам нужно будет о многом его расспросить.

ДВЕРЬ ОТКРЫЛАСЬ И вошел сатрап Дархи, его лицо было холодным и сдержанным. Он отбросил свои длинные локоны в сторону, прежде чем сесть в кресло перед камином. Затем он улыбнулся нам — я сразу почувствовал, что это отработанное выражение — и протянул руку, приглашая нас сесть. И снова Мало села прямо напротив него; и снова я наблюдал за его лицом и ее, в то время как Ана сидела позади нас.

— Я надеюсь, что наши свидетельства будут полезны для вас, — спокойно сказал Дархи. — Я хочу найти этого убийцу, сигнум Кол, по многим причинам. Правосудие, дипломатия, безопасность государства — но, конечно, и по многим личным.

— Конечно, сэр, — сказал я. — Но… какие личные причины вы имеете в виду?

— Что ж, я не думаю, что Кардас — убийца. Напротив, я полагаю, что отравитель хочет навредить Империи и разрушить наши отношения. Поскольку я был главным членом двора, добивавшимся благоприятного завершения наших переговоров, я предполагаю, что я также стану мишенью. На самом деле… — Он полез в карман своей одежды и достал тонкий листок бумаги. — Я записал имена всех, кто присутствовал в замке в дни, предшествовавшие чаепитию. Я также добавил имена всех наукари, которые там присутствовали — слуг. Или, по крайней мере, это все, что я могу подтвердить. Большой королевский дворец — оживленное место.

Я взял список и взглянул на имена. Почерк был тонким и аккуратным, но буквы, как всегда, плясали у меня перед глазами. Я вернул список Ане, которая жадно выхватила его у меня из рук.

Затем я попросил Дархи рассказать о своих воспоминаниях об этом событии. Его показания были довольно подробными, но они совпадали с тем, что видели сигнум Гортхаус, принц и джари.

— Я признаю, что не могу понять, как это произошло, — сказал Дархи в конце. — Или, даже, что вообще произошло. Я снова и снова прокручиваю в голове эти события, но не могу припомнить ни одного момента, когда я мог бы заметить яд в чаше короля или префекто Кардаса.

— Как вы думаете, сэр, есть ли в замке кто-нибудь, кто мог бы желать королю зла? — спросил я.

— Наукари, возможно, — признал он. — В прошлом бывали случаи, когда они вступали в боевые действия и поднимали восстания, но мы всегда их быстро подавляли. Хотя я пока не понимаю, как они могли организовать отравление, поскольку пострадали только Кардас и король.

— А как насчет принца? — спросил я. — Или Павитара?

— О, нет, нет, вовсе нет, — сказал Дархи. — Принц — хороший человек, но он молод и мягкосердечен. А Павитар, что ж… — Он улыбнулся очень осторожной, уверенной улыбкой. — Никогда еще не было джари более преданного, чем он!

— Как здоровье короля в последнее время? — спросил я.

— Очень хорошее для человека его преклонных лет, — сказал Дархи.

— Это правда? Павитар сказал, что король был нездоров в последние дни.

Дархи заколебался:

— Павитар сказал это?

— Не могли бы вы описать состояние здоровья короля, сэр?

— Я… мне не очень хочется говорить об этом. Я не хочу выдавать его тайны даже после смерти. И, конечно, сейчас мы скорбим по нему. — Его лицо напряглось. — Но… я признаю, что он кое-что забывал.

— Кое-что?

— Да.

— Он забывал, кто вы такой, сэр?

— Иногда, да, — сказал он с еще большой неохотой. — Иногда он забывал больше. И все же он по-прежнему был воплощением предков, — быстро добавил он. — Духи его рода по-прежнему управляли его разумом и душой. Таким образом, эта священная мудрость была с ним, когда это было необходимо.

Тихий, насмешливый выдох Мало.

— Мы обеспокоены тем, что здесь может быть связь с другим имперским преступником, сэр, — сказал я. — Весьма печально известным вором — человеком из Ратраса.

И снова лицо Дархи напряглось:

— Человеком из Ратраса, вы говорите?

— Да. На самом деле, когда мы говорили об этом с принцем, он… рассказал нам довольно интересную историю, сэр.

Глаза Дархи плясали на безмятежном лице, он прикидывал, как ответить. Наконец, он быстро вздохнул и сказал:

— Итак! Похоже, в обязанности придворных входит развеять все наши дурные предчувствия, как только они встретят столь очаровательного незнакомца. Полагаю, принц сказал вам, что мы с ним на четверть ратрасцы?

— Так и есть, сэр, — сказал я.

Кивок, выражающий мрачную покорность судьбе.

— Тогда, я полагаю, он также рассказал вам, что короли прошлого питали пристрастие к имперским невестам, как из-за наследственности, так и из-за… личных интересов?

Еще одно тихое, презрительное фырканье Мало.

— Он, э-э, не упоминал о личном интересе, но да, — сказал я.

— К счастью, король постарел и избавился от подобных страстей. И, как и любой член королевского гарема, его жены-императрицы пользовались всеми удобствами. Мы здесь не скоты.

— Это обнадеживает, сэр, — сказал я. — Но… некоторые умирают при родах, верно?

Я думал, это разозлит его еще больше, но Дархи только пожал плечами.

— Да. Это распространенная угроза. Ни одна беременность не обходится без опасности, особенно для королевской линии Ярроу.

— Почему?

— Потому что у многих рождаются двойни, тройни или даже больше. Разве вы не видели этого, сигнум Кол? Присмотритесь к нашим охранникам и наукари, и вы увидите, что некоторые лица повторяются.

Я замолчал и вспомнил, как Ана говорила со мной: Дин, ты знаешь, что дуэт на лире — одно из древних искусств Ярроу? Да. Некоторые говорят, что это отражает преобладание близнецов и тройняшек в здешней королевской родословной — довольно увлекательная биологическая причуда. Это привело к некоторым очень интересным проблемам с наследованием, и многие братья убивали своих братьев, иногда в возрасте до шести лет. Гребаный ужас, на самом деле!

Я оглянулся на сатрапа и увидел, что он спокойно наблюдает за мной. Возможно, он был вполне привычен к тому, что глаза запечатлителя трепещут. Любопытно.

— У короля есть брат-близнец, сэр? — спросил я.

— Да, — пожал плечами сатрап. — Но ребенок умер в очень раннем возрасте. Я сам единственный выживший из троих. Близнец Павитара родился мертвым. Такова жизнь.

Я замолчал, тихо ужасаясь его безразличию к смерти стольких молодых людей. Но эта новая информация заставила меня задуматься.

— Вы родственник короля, сэр? — спросил я.

Он улыбнулся с довольно холодным выражением лица:

— Я его второй племянник. Вот почему я ношу зеленую форму, понимаете ли.

— Это когда-нибудь вызывало конфликт?

— Мм. Вам, имперцам, кажется интересным, что так много представителей королевской линии живут так близко к трону, да? Вы смотрели много драм в своих одеонах, читали много историй о том, как принц убивает принца, а король — короля, стремясь к власти. Но здесь это делается не так — сейчас, по крайней мере. — Он сунул руку в карман и достал маленький деревянный жетон, висящий на кожаной петле: бородатое мужское лицо, хмурое и мужественное, с обручем на голове. — Это мой предок, король Йодхи ди Лалака э Каута, четвертый с этим именем. Я храню это при себе, потому что мы, Ярроу, трудимся под присмотром наших предков. Все мы должны чтить их имя. И все же король выражает волю предков, и именно он выбирает своего наследника.

— Так просто? — спросил я.

— Да. Вы видели серебряный обруч на лбу принца? А серебряную цепь у него на шее?

— Да, сэр.

— Это знаки, обозначающие избранного королем наследника. Серебро достается ему — и только ему, — и мы принимаем это. Дети и родственники короля — всего лишь инструменты для его предков. Если бы король попросил нас пожертвовать своими жизнями, мы бы так и поступили. — Он убрал маленький тотем. — Такова природа воли короля, а значит, и воли Ярроу.

У меня за спиной заговорила Ана:

— Я бы хотела узнать, сэр, немного больше о ваших переговорах с Казначейством.

— О? Конечно.

— Что вы и префекто Кардас обсуждаете на этих переговорах?

— Разве вы сами этого не знаете?

— Я думаю, что знаю, — сказала Ана. — Но я хотела бы услышать ваше подтверждение.

Он моргнул и поерзал на стуле. Я взглянул на Мало и увидел, что ее глаза расширились, как у кошки, выслеживающей добычу в ночи.

— Ну, налоги, конечно, — сказал он. — Кто владеет какими землями, каков доход с каждой из них, как они будут распределены, когда королевство войдет в состав империи. Вам действительно это неизвестно?

Мало снова легонько постучала пальцем по моему бедру: ложь.

— Конечно, конечно, — тихо сказала Ана. — Но спасибо, что подтвердили это.

ДВЕРЬ ЗА ДАРХИ закрылась. Я посмотрел на Мало, которая сидела, наклонив голову в сторону двери и коридора за ней. Наконец она кивнула и сказала:

— Мы можем поговорить, но тихо. Охранники остаются, и они недалеко.

— Дин, — тихо позвала Ана. — Напомни мне кое-что, и побыстрее!

— Что именно, мэм?

— Тот первый день здесь, когда вы с Мало отправились в башню Казначейства и в комнаты Суджедо. Ты выглянул из окна на вершине башни — и что ты увидел?

Мои глаза заблестели, и я вспомнила тот момент, когда я любовалась побережьем Ярроу, Ярроудейлом и Старым городом, раскинувшимся внизу.

Ана перебила мои мысли:

— Когда ты смотрел на юго-восток, ты видел Новый город?

— Да. И?

— Набережные и каналы?

— Да, некоторые.

— Заводы апотов? Ты видел, какие корабли прибывают и уходят с их мануфактур?

Я нахмурился, сбитый с толку, но понял, что видел. «Да» — сказал я.

— Спасибо. Хорошо. Очень хорошо… — Затем она склонила голову и долго молчала, прежде чем, наконец, произнесла: — Пожалуйста, скажи Дархи, чтобы он прислал сигнум Гортхаус.

Я встал, но остановился.

— Не лучше ли нам пройти туда, где содержатся офицеры Казначейства, мэм? Мы могли бы просто поговорить с ней…

— Нет, — отрезала Ана. — Я не хочу разговаривать с ней там! Я хочу, чтобы она была отдельно, и я хочу быть уверена, что никто больше не услышит ни слова из того, что мы обсуждаем! Ибо, хотя я думаю, что Павитар и Дархи оба лгали нам, теперь я уверена, что наша товарищ сигнум Гортхаус делала то же самое. — На ее лице появилась устрашающая, безрадостная улыбка. — И, думаю, я знаю, о чем.

ВСКОРЕ МЫ УСЛЫШАЛИ шаги в коридоре за дверью. Дверь открылась, и вошла сигнум Гортхаус, все такая же худая и хрупкая на вид, в сопровождении мрачного стражника Ярроу. Она нервно заморгала в свете камина, когда охранник закрыл за ней дверь, а затем вздохнула с облегчением, увидев нас.

— О, слава Святилищу. Я… я не была уверена…

— Не была уверена в чем, дорогая девочка? — спросила Ана.

— Ну… Я вышла из той комнаты в первый раз, мэм. Я не была уверена, не…

— Не отправят ли тебя на казнь?

Кроткий кивок.

— Полагаю, что так, мэм. Но я не совсем понимаю, почему они сделали это для меня, когда… Ну. Я думала, они так ненавидят Кардаса.

Ана указала на то же кресло, которое недавно занимали Павитар и Дархи. «Сядь! Сядь и расслабься, хотя бы на минутку, дитя мое. Это испытание, должно быть, было ужасно неприятным для тебя, верно?» Она улыбнулась, как будто они вели непринужденную беседу на крыльце ее дома.

— Мне было не так тяжело, как некоторым, мэм, — сказал Гортхаус, хотя она съежилась, садясь, и потерла левую руку. — Но я чувствую, что у меня все затекло. Я не уверена, то ли это из-за стресса, то ли из-за того, что я так долго сидела над префекто… Вы продвинулись в доказательстве его невиновности, мэм?

— В доказательстве? — спросила Ана. — Нет, поскольку доказательств здесь не хватает. Но я знаю, что он невиновен — по крайней мере, я знаю, как его отравили.

Гортхаус какое-то время молчала.

— Вы знаете, мэм?

Я взглянул на Мало, нахмурившись. Она с сомнением приподняла бровь, но мы промолчали.

— О, на самом деле это довольно просто, — сказала Ана. — Префекто Кардас часто позволял принцу отнести первые две чаши чая своему отцу, а затем сам нес третью в знак уважения, верно?

— Да, и?

— Ну, убийца, зная об этом, незадолго до этого отравил чашу короля, чтобы все выглядело так, будто отравителем был Кардас. Однако, когда Кардас наливал в чашу и нес ее королю, он, сам того не подозревая, прикоснулся к остаткам яда. Обычно это было бы безобидно — но не могла бы ты, как запечатлитель, вспомнить особую нервозную манеру поведения твоего префекто?

Глаза Гортхаус затрепетали, мои сделали то же самое. Я вызвал в памяти образ Кардаса, ожидающего перед банковским хранилищем, и еще раз, когда он покидал собрание в тюрьме Ярроу: его лицо напряжено, плечи сгорблены… И большой палец зажат между зубами, когда он кусает ноготь и подушечку одновременно.

— О, — тихо сказал я.

— А, — одновременно произнесла Гортхаус. — Он… он кусает себя за палец, когда волнуется.

— Действительно, — сказала Ана. — И Кардасу было из-за чего волноваться, когда вас всех заперли и пригрозили казнить, да? Я уверена, что тогда он укусил себя за большой палец, не подозревая, что на нем остались следы яда, который только что убил короля! Однако это был всего лишь след. Этого было достаточно, чтобы отравить его, но не настолько, чтобы убить.

— О, — сказала Гортхаус. — Тогда… тогда дело раскрыто, так? Разве вы не можете просто сказать принцу, и…

— Нет, — сказала Ана. — Я не могу, потому что я все еще не могу ничего доказать. И я еще не нашла преступника, этого вероломного отравителя. Но мы кое-чего добились, потому что, как мне кажется, я знаю кое-кого, кто знаком с этим отравителем.

— Неужели? — спросила Гортхаус. — И кто?

— Разве это еще не очевидно, девочка? — спросила Ана. — Это ты. — Ее ухмылка была пугающей и безрадостной. — Потому что последние два года ты предавала и Империю, и Ярроу, не так ли?

ГЛАВА 37

| | |

Гортхаус уставилась на Ану, ее глаза были широко раскрыты на изможденном лице. В этой дымной, мрачной комнате она выглядела как блуждающий призрак в склепе. Наконец она пошевелилась, ее правая рука вернулась к левой и принялась взволнованно массировать кожу над локтем.

— Я не… я не уверена, что вполне понимаю вас, мэм, — сказала она. — Конечно, вы…

— Тогда, возможно, тебе стоит просто послушать, — сказала Ана. — Я нахожусь в настроении рассказывать истории, и, думаю, у меня есть что рассказать. Это история о коррупции, предательстве и убийстве. На самом деле, это отвратительно! Ты готова к этому?

Гортхаус недоверчиво посмотрела на нее, затем перевела взгляд на меня, словно ища поддержки. Я просто наблюдал за ней, запечатлевая ее движения, тщательно отмечая, как она реагирует.

— Я начну так, — сказала Ана. — Делегация Имперского казначейства встречается с двором Ярроу уже много лет. По меньшей мере, больше десяти! Время от времени на болотах появлялись мелкие контрабандисты и пираты, которые занимались мародерством. Но за последние два года ситуация изменилась довольно радикально. Некоторые из этих контрабандистов стали очень организованными. Их действия скоординировались. И они стали намного опаснее. Причина их успеха заключалась в том, что человек, руководивший ими, был просто гением в области предсказаний. Этот парень мог так много понять, опираясь всего лишь на крошечную порцию наблюдений! Дайте ему подробности, и он будет знать, какую баржу ограбить, когда и как.

Она откинулась на спинку стула, поправила повязку на глазах и продолжила:

— Однако, прежде чем он смог сделать что-либо из этого, ему нужен был кто-то, кто мог бы дать ему хотя бы некоторые из этих крошечных наблюдений. Другими словами, ему нужен был контакт в Империи. Апоты, конечно, не подходили — они были защищены от подобных заговоров и им сообщали информацию только в последнюю минуту, поэтому ему понадобился кто-то другой. Именно тогда ему в голову пришла очень умная идея, как и обычно. Что, если подкупить кого-то в Казначействе? Казначейство, конечно, имеет очень ограниченное представление о заводах апотов… Но что, если делегация Казначейства застряла на верхнем этаже самой высокой башни в Старом городе? Ведь с верхнего этажа можно увидеть довольно большую часть залива, так?

Лицо Гортхаус оставалось неподвижным, как камень. Ее пальцы продолжали работать над левой рукой, сжимая трицепс и дельтовидную мышцу, время от времени ее лицо кривилось, как от боли.

— Итак! — продолжала Ана, ухмыляясь. — Все могут подумать, что делегацию Казначейства поместили в эту дерьмовую старую башню, потому что король Ярроу хотел наказать их, но… ведь если бы ты выглянула из нужного окна в башне, то увидела бы все передвижения апотов днем и ночью, так? Если наш гениальный контрабандист получит эти крошечные наблюдения — какой корабль подошел к какому заводу, в какой док и когда, — что ж, он мог бы предсказать многое и украсть все, что хотел! И, конечно, кто идеальный кандидат для выполнения этой задачи? Ну, запечатлитель. Кто-то, кто мог бы идеально запомнить все, что видел.

Гортхаус ничего не сделала. Ее лицо оставалось совершенно невозмутимым.

— Однако самым сложным было донести все эти наблюдения до этого гениального контрабандиста, — сказала Ана. — Ведь болота, каналы и джунгли находятся довольно далеко от Старого города! Поэтому ему нужен был третий актер — по сути, посредник. Кто-то, кто мог бы взять эти наблюдения и тайно переправить их на болота. Он нашел именно такого человека, очень полезного, который часто общался с представителями Казначейства, но эта связь оставила очень отчетливый след. Ибо я заметила… что за все месяцы набегов и пиратства контрабандисты ни разу не провели рейд в первую неделю месяца. И, что самое странное, это было именно тогда, когда делегация Казначейства встречалась со двором Ярроу в Верхнем городе. — Она усмехнулась. — Потому что именно в это время происходил обмен, так? Связной у этих контрабандистов — кто-то здесь, при дворе.

Глаза Гортхаус заплясали: возможно, она прикидывала, что может сделать сейчас, чтобы повлиять на свою судьбу.

Ана поправила складки своего платья.

— Вообще-то, сначала я не была уверена, что это ты. На самом деле я думала, что это Кардас, потому что он казался таким бесполезным здесь, в Ярроу! Но затем, чуть ранее сегодня, я задала тебе вопрос обо всех проходах, ведущих в комнату, где был отравлен король. — Она щелкнула пальцами. — Дин — что она ответила?

Мои глаза затрепетали, и я продекламировал:

— На юге есть дверь, которая ведет обратно в большой зал. Затем есть дверь, выходящая на запад, которая ведет к реликварию. Из реликвария вы можете вернуться на юг, в большой зал, или пройти на запад, в личные покои короля, хотя его спальни находятся наверху.

— И все же, — усмехнулась Ана, — и принц, и Павитар сказали нам, что ни один имперец до нас никогда не ступал ногой в реликварий! Так как же ты могла так хорошо знать коридоры королевского замка… если только здешний связной контрабандиста, возможно, не проводил с тобой тайных встреч во многих священных местах?

Гортхаус тихо всхлипнула, потирая левую руку от запястья до плеча.

Ана наклонилась вперед, на ее лице отразился странный голод.

— Вот в чем суть, девочка, — сказала она. — Ты можешь рассказать нам все, что знаешь, прямо сейчас. Тогда я смогу быть снисходительной к тебе. Но если ты откажешься, мы вернемся в город и обыщем все хранилища, комнаты и все, что у тебя там есть, и найдем все эти гнилые деньги, которые попали к тебе в руки, и докажем твою вину. И тогда я не дам тебе ничего, кроме петли и смерти вора.

— Но… — пробормотала Гортхаус. — Но я… я ничего не знаю о том, кто убил короля!

— Я и не думала, что ты это знаешь, — сказала Ана. — На данный момент меня беспокоит другое. Этот контрабандист украл шесть ящиков с реактивами, которые чрезвычайно опасны. Настолько опасны, что они угрожают всей Империи. Мы обыскали болота, но нашли только трупы. Я думаю, что эти шесть ящиков сейчас находятся у твоего знакомого здесь, при дворе, — его связного, который передавал контрабандисту все твои соображения о том, какую баржу ограбить и когда.

В свете огня лицо Гортхаус блестело от пота.

— Все, что мне нужно, это имя, — сказала Ана. — Назови мне имя своего знакомого, девочка, и я смогу спасти тебя.

— Я… я не хотела, чтобы кто-то умер, — задыхаясь, сказала Гортхаус. — Они не говорили, что кто-то умрет. Но потом, после первых нападений, они…

— Я уверена, они шантажировали тебя, — сказала Ана. — Угрожали смертью или еще чем похуже. Но все это в прошлом. Мне нужно имя, сейчас, дитя, и тогда все можно будет исправить.

— Я… я хочу знать, что останусь в живых, — сказала Гортхаус. По ее щекам потекли слезы. — Я не хочу, чтобы меня повесили за это. Я хочу… контракт, сделку, или я…

— Просто скажи мне, черт возьми! — прошипела Ана.

Гортхаус на мгновение задохнулась, ее рот странно изогнулся, когда она попыталась заговорить.

Затем звуки, вырывавшиеся из ее горла, изменились. Она больше не просто заикалась. Это было что-то другое.

Встревоженный, я подошел ближе: лицо Гортхаус было совсем красным, а глаза начали выпучиваться. «Мэм…» — сказал я.

— Говори, девочка! — яростно прошептала Ана. — Назови мне имя!

И тут Мало бросилась вперед.

— Ее рука. Гребаный ад, посмотри на ее руку!

— Ее рука? — воскликнула Ана. — Что с ее проклятой рукой?

Я опустил взгляд. Хотя с правой рукой Гортхаус все было в порядке, пальцы левой приобрели темно-фиолетовый оттенок и распухли, как рыбные сосиски, настолько, что кольцо на среднем пальце впилось в плоть. Гортхаус, словно озадаченная, уставилась на свою руку. Затем она ахнула, поперхнулась, соскользнула со стула и оказалась на каменном полу, дрожа всем телом.

— Что это? — спросила Ана. Она слепо огляделась по сторонам. — Что происходит?

Мало наклонилась над телом Гортхаус и вытащила свой нож из ножен. Ловкими движениями она разрезала левый рукав Гортхаус и оторвала его от ее платья.

Я ахнул. Нижняя часть руки претерпела изменения: ее предплечье и бицепс ужасно распухли, выпирая в районе локтя, пока локоть не стал напоминать локоть хорошо откормленного младенца. И все же одно место казалось хуже всего: яркий, сморщенный маленький вулкан на ее трицепсе, окруженный отвратительными наростами фиолетовой плоти.

— Ее отравили, — сказала Мало.

— Что? — воскликнула Ана. — Как?

— Крошечный укол или шип. Но, судя по всему, это отравление керелом, мэм. Очень маленькая доза. Вот почему потребовалось так много времени. Но к настоящему времени яд, несомненно, проник в ее сердце…

Я смотрел на розовое, отекшее лицо Гортхаус и прислушивался к ее дыханию, которое, казалось, с каждой секундой становилось все более поверхностным. Я вспомнил, что сказала Ана: Гораздо хуже, если яд попадает непосредственно в кровь. Если даже крошечная капля попадет в ваши вены, вам не помогут никакие лекарства или помощь.

Ана вскочила на ноги и прогремела:

— Значит, он все еще здесь!

— Что? — удивленно спросил я.

— Он здесь, он в этом чертовом здании! — Она вслепую доковыляла до двери, распахнула ее и закричала: — Дархи! Дархи, иди сюда, черт тебя побери!

Послышался топот ног, и появился Дархи. Его обычное выражение холодной безмятежности исчезло, когда он увидел Гортхаус, лежащую на полу.

— Саварига… — пробормотал он. — Что случилось?

— Оцепить дворец! — прогремела Ана. — Оцепить здание! Обыскать всех, каждого! Наш отравитель снова нанес удар, прямо на наших глазах!

ГЛАВА 38

| | |

СТРАЖНИКИ КОРОЛЕВСКОГО ЗАМКА не позволили Мало или мне принять участие в поисках отравителя. Подвергся ли нападению принц или кто-то еще, нам не сказали: стражники держали нас взаперти в наших комнатах, и мы могли только сидеть и слушать крики и вопли в соседних залах и убывающее дыхание Гортхаус.

Мало ухаживала за Гортхаус, ругаясь и изрыгая проклятия, когда она прикладывала своих крошечных червей к горлу и руке. Я помог ей в этом, стянув с Гортхаус униформу, чтобы обнажить опухоль, и в конце концов переместил ее тело в более удобное положение. Мне приходилось иметь дело со свежими мертвецами еще до службы, так что, судя по всему, я понял, что Гортхаус сейчас среди них.

Ана бессердечно велела нам не беспокоиться — «Вы же наверняка слышите, что эта чертова девчонка давно перестала дышать!» — но Мало была непреклонна: «Я страж, это правда, но в первую очередь апот. Если есть шанс, что я смогу вдохнуть жизнь в это тело, я постараюсь». Тем не менее, после часа работы Мало отошла от тела, вздохнула и начертила в воздухе символ, призывающий Кесир, божество прощения. Затем она начала вытаскивать своих червей из тела Гортхаус и складывать их обратно в свой флакон. «Возможно, они нам еще понадобятся, — пробормотала она, — учитывая, какой темной кажется эта ночь».

Наконец в нашу комнату вошел капитан стражи. Он привел с собой одного из своих подчиненных: потного и перепуганного парня, в котором я опознал охранника, сопровождавшего Гортхаус в наши комнаты. Запинаясь, тот рассказал Мало свою историю, и она перевела его слова для нас.

— Он говорит, что его послали забрать ее из гостевых покоев, — сказала Мало.

— Кто? — спросила Ана.

— Сатрап Дархи, — сказал Мало. — Он сделал, как ему было приказано, схватил ее и повел через большой зал, затем по коридору в эту комнату. Но… затем к ним подошел другой охранник в стальной шапке и плаще. Этот второй охранник наткнулся на Гортхаус, и она вскрикнула. Мужчина пробормотал извинения, прежде чем поспешить по коридору. Затем Гортхаус и этот парень прошли остаток пути до этой комнаты и… Ну. Мы видели, что произошло.

— И как он выглядел, этот охранник, который просто наткнулся на Гортхаус? — прорычала Ана.

Мало выслушала бессвязную речь мужчины, затем перевела:

— Он не знает, потому что в коридоре было темно и дымно. Он увидел шапку, плащ, бороду и почти ничего больше. Он действительно считает, что борода была довольно светлой. Он передал это описание сатрапу, и теперь они разыскивают этого человека.

— У него светлая борода! — сказала Ана. — Гребаный ад. Уберите этих проклятых дураков с глаз долой, чтобы я могла подумать!

Я вывел охранников из комнаты. Потом мы стояли в дымной комнате, слишком встревоженные, чтобы говорить.

— Я уверена, что он уже ускользнул так же быстро, как и появился, — сказала Ана. — Но он был здесь. Он наблюдал. И ему не понравилось, когда я позвала Гортхаус прийти ко мне после разговора с Павитаром и Дархи.

— Он понял, что вы догадались о предательстве Гортхаус, — сказал я, — и что она расскажет нам все, что знает.

— Конечно. Ему нужно было совсем немного яда и иголка или шип. Что-нибудь, что причинило бы лишь легкую боль, но не настолько, чтобы вызвать тревогу.

Мало сердито уставилась на угли в камине.

— Я должна была заметить, как она потирала руку.

— Но даже если бы ты это сделала, это не принесло бы пользы, — сказала Ана. — Даже капля керела в крови смертельна. Как только сердце распухает, все потеряно. — Она покачала головой. — Возможность поймать его исчезла так же быстро, как и появилась. Я сомневаюсь, что даже твой нос смог бы уловить его запах, Мало, если на его след наступило так много других охранников, правда?

— Совершенно верно, мэм, — признала она. — Если бы меня освободили с самого начала, я, возможно, нашла бы его. Но он и раньше запутывал свои следы. Даже если бы я бросилась за ним, меня могли бы сбить с пути.

— Это так, — пробормотала Ана. — Мы снова беспомощны и можем только ждать новостей. — Она махнула рукой в сторону окна. — Пожалуйста, Дин, закрой его. Аромат цветов водяных лилий ужасно отвлекает меня.

Я так и сделал. Теперь единственным источником света в комнате было пламя камина. Я снял гобелен и накинул его на тело Гортхаус, затем встал у двери и стал ждать.

В КОНЦЕ КОНЦОВ, охрана проводила нас обратно в главный зал. Там мы обнаружили принца, Дархи и Павитара, которые ждали нас; они все выглядели довольно потрясенными, и их сопровождали стражники в самых разнообразных одеждах и доспехах. Некоторые из них, похоже, даже были одеты в пижаму под куртками. Я предположил, что чрезвычайная ситуация оторвала многих от их обязанностей, независимо от того, где и когда они находились.

— К моему сожалению, мы не нашли ни намека на этого таинственного охранника, — сказал Дархи. — Все наши охранники, солдаты и персонал были проверены, и мы подтвердили, что по крайней мере два человека могут опознать каждого из них. Здесь нет незнакомых лиц. Этот отравитель, кем бы он ни был, теперь исчез.

Ана на мгновение вскипела. «А слуги?» — требовательно спросила она.

— Теперь мы делаем то же самое для них, — сказал Павитар. — Но их так много, что это займет некоторое время.

— Естественно, мы больше не задерживаем вашу делегацию, — сказал принц Камак, — поскольку мы знаем, что Кардас, все еще прикованный к постели, не мог быть тем, кто отравил вашу сигнум.

Павитар гордо задрал нос, не раскаиваясь, несмотря на то, что был так ужасно неправ.

— И все же я должен спросить, — резко сказал он, — зачем кому-то вообще понадобилось травить девушку? Мне казалось, что она не имеет никакого значения. Убийства, совершенные этим отравителем, не имеют никакого смысла.

— Возможно, он сумасшедший? — предположил Дархи. — Отравление наугад?

Воцарилось напряженное молчание. Я изучал их лица, прекрасно понимая, что любой из этих людей мог быть напарником Пиктиса и, следовательно, знать о предательстве Гортхаус, но выражения их лиц ничего мне не сказали.

— Я пока не могу сказать, — сказала Ана. — Но я хотела бы получить все ваши отчеты. Ведь вы все были в замке в то же время, что и этот отравитель, верно? Вы заметили какие-нибудь признаки чего-то необычного?

— Я был один в реликварии, бодрствовал рядом со своим отцом, — сказал принц. — Никто не проходил через эту комнату — но в этом не было необходимости. Туда приходят немногие.

— Я был в большом зале, пытался убедить знать предоставить вашей делегации свободу, — сказал Дархи. — Я не видел никого странного, хотя был увлечен разговором.

— Я тоже разговаривал со знатью, — хрипло сказал Павитар, — но, конечно, я настаивал на том, чтобы их оставили.

— Это было в большом зале, сэр? — спросил я.

— Нет. Я был в клерестории, этажом выше. Но эти комнаты маленькие, и я уверен, что ничего не видел.

Ана кивнула, затем вздохнула.

— Тогда мы проверим охрану и слуг. И мы должны сопроводить наших людей домой, пока еще кто-нибудь не упал здесь замертво.

Слуги и охранники появлялись один за другим, чтобы мы с Мало могли их рассмотреть. Их состояние здоровья было ужасающим, они были изможденными и болезненными существами, а их зубы были в ужасном состоянии, если они у них вообще были. Я запечатлел лица каждого, понюхав свой флакон. Дархи был прав: почти двое из каждых пятнадцати были близнецами или даже тройняшками, причем многие лица почти в точности повторяли их или находили отголоски их черт у других. Я предположил, что — учитывая, что роды здесь, в Ярроу, были такими трудными, — их число было бы еще выше, если бы выжило больше младенцев. Я также понял, что он имел в виду, говоря о королевских невестах: то тут, то там я замечал черты курмини, или ратрасца, или даже тала, как у меня. Это было довольно сверхъестественно — видеть так много знакомого в этом странном месте.

Но ни один из них не был похож на Пиктиса, или, по крайней мере, на того Пиктиса, которого я знал по рисунку. Никто из них не казался подходящего роста или телосложения, и никто из них не постукивал пальцами по столу. Они были встревожены, опасаясь такого пристального внимания, но казались невинными.

Я наблюдал за выражением лица Мало, когда они проходили перед ней. Каждый раз она шмыгала носом и качала головой — Ничего примечательного.

Мы поблагодарили их за то, что они уделили нам время, и отпустили.

К этому времени уже близилось утро. Принц, Дархи и Павитар вывели нас наружу в сопровождении примерно трех десятков стражников.

— Что нам теперь делать? — спросил принц Ану. — Вы ничего не можете нам дать, чтобы помочь найти этого человека? Потому что он все еще может скрываться где-нибудь здесь.

— Мы могли бы дать вам стражей, ваше величество, и помощников, — сказала Ана, — и многих специалистов по нашему искусству, чтобы они ползали по вашим холмам и залам и пытались выследить его. И все же я чувствую, что вы не примете это, сэр — правда?

Принц искренне покачал головой.

— Если бы я только мог. Но сейчас многие сомневаются в моем правлении. Если бы я позволил Империи наводнить долину вашими людьми, возмущение было бы таким сильным, что мне вряд ли бы удалось сохранить трон.

— Конечно, — вздохнула Ана. — Даже если бы я могла дать вам его точное описание, Ваше величество, настолько точное, что оно сделало бы его идентификацию простым… это принесло бы мало пользы. Похоже, он настолько искусен в изменении облика, что всегда может выглядеть как совершенно другой человек. Я могу дать вам только один совет: будьте осторожны, пробуйте еду и вино и не спите без присмотра. Тем временем я проведу собственное расследование в городе.

— И вы поделитесь тем, что вам станет известно? — спросил принц. — Вы расскажете мне то, что вы найдете об этом человеке?

— Конечно, ваше величество.

— Тогда я благодарю вас, — серьезно сказал он. — Если вы сможете сообщить мне что-нибудь конкретное, я смогу призвать своих людей к действию. Но до тех пор я могу только молиться об удаче и благосклонном отношении судьбы.

МЫ С МАЛО почти не разговаривали, пока мы вместе с людьми Ярроу запрягали лошадей в экипажи Казначейства и выводили потрясенных аксиомов из плена. Префекто Кардас был уже в некотором сознании, но его все еще приходилось переносить, завернутым в простыню, его лицо было покрыто пятнами лопнувших кровеносных сосудов. Как только казначейские экипажи уехали, мы погрузились в свой и последовали за ними.

Мы по-прежнему молчали. Смерть Гортхаус висела над нами, как проклятое одеяло из народной сказки, заколдованное, чтобы приносить болезни: как из-за ужасности ее убийства, так и из-за осознания того, что оно лишило нас стольких ответов.

— Дин, — наконец сказала Ана. — Расскажи мне все, что ты видел при опросе Дархи. У нас еще не было времени это обсудить.

Я сделал это так быстро, как только мог, нюхая свои флаконы. Когда я закончил, Ана спросила:

— Мало, у Дархи была очень бурная реакция, когда его спросили о переговорах с Казначейством?

— Да, мэм, — ответила Мало. — Запах его пота изменился, и, клянусь, я почувствовала, как у него участился пульс. Мне кажется, очень странно, что переговорщик так реагирует на простой вопрос о его переговорах.

— Потому что, я полагаю, — тихо сказала Ана, — его переговоры совсем не просты. Я чувствую, что там тоже есть секреты. Вопрос… известны ли они Пиктису? Имеют ли они значение? Или они просто эфемерны в этом сложнейшем из всех мест? Мне нужно подумать над этим.

Мы ехали молча, только колеса грохотали; Ана отвернулась к окну. Долгое время она ничего не делала, просто сидела, едва дыша. Она пошевелилась только раз, когда издала неприятный горловой звук, затем еще один. Я спросил себя, не была ли она настолько потрясена нашим расследованием, что буквально задохнулась, но нет: этот щелчок показался мне чем-то совсем другим.

Потом она начала дрожать, но как-то странно. Все ее тело содрогалось не целиком, а скорее отдельными сегментами: подергивание мышц плеча, затем подрагивание щеки; дрожь в какой-то части шеи, затем дрожь в бедре. Я разглядывал ее, эту бледную, как скелет, дрожащую фигуру, сидевшую, согнувшись, на сиденье кареты, и по какой-то причине мне стало не по себе. Хотя Ана часто совершала много странных поступков, я никогда не видел, чтобы она вела себя подобным образом. Возможно, она действительно была нездорова из-за долгого пребывания в более широком мире.

Наконец она заговорила, но ее голос снова был странно глубоким и звучным: почти совсем другой голос.

— Я когда-нибудь рассказывала тебе, Дин, — тихо спросила она, — о деле бондаря в Бранилине?

— Я так не думаю, мэм.

— Несколько лет назад я консультировала по этому делу, — продолжала Ана все тем же странным низким голосом. — В течение шести месяцев в сельской местности были убиты трое маленьких мальчиков. Их нашли лежащими в чистом поле, изуродованными и запятнанными грязью. Они были из разных домов, найдены в разных местах, убиты в разное время. Никто не мог понять, в чем дело, пока не был найден четвертый мальчик, замурованный в стене старого дома, его тело было залито щелоком. И вот мы задались вопросом — почему с этим мальчиком обошлись по-другому? Почему убийца так старался его спрятать? Но тогда ответ был очевиден…

Грохот колес. Дрожь деревьев на фоне темного неба.

— Потому что убийца был с ним знаком, — сказал я.

— В точности, — сказала Ана. — У убийцы была персональная связь с этим мальчиком, поэтому он был вынужден спрятать его поглубже. Как только мы узнали об этом, мы быстро нашли убийцу — это был дядя погибшего ребенка, простой бондарь, чей разум был неописуемо испорчен. — Она откинулась на спинку сиденья экипажа. — Я не знаю, почему Пиктис решил убить короля. Но… он приложил немало усилий, чтобы скрыть свои действия, связанные с этим поступком, так? Никто не знает, как яд попал в чашу. Никто не видел ни малейшего намека на присутствие этого человека в тех залах. Он даже сделал себя уязвимым, выйдя из тени, чтобы отравить Гортхаус. Столько усилий! Что заставляет меня спросить себя, что же это за человек…

— Нет ли у Сунуса Пиктиса персональной связи… с королем Ярроу? — спросила Мало.

— Возможно, это так, — прошептала Ана. — Возможно, это действительно так.

Мей-фонари за окном задрожали, когда мы свернули, а затем берилловые огни Ярроудейла растворились в далекой темноте.

— Когда мы вернемся в город, — сказала Ана, — я хочу, чтобы вы оба осмотрели все вещи, к которым когда-либо прикасалась Гортхаус, будь то в хранилище или в ее комнатах. Возможно, там есть какая-то подсказка о том, где сейчас находятся наши шесть ящиков с ядовитыми реагентами.

— Что вы собираетесь делать в это время, мэм? — спросил я. — Я могу что-нибудь сообщить, приготовить вам еду или вообще чем-нибудь помочь?

В темноте мелькнула ее улыбка.

— Добрая мысль, Дин. Но нет. Я подожду, пока Кардас проснется. Затем я позову вас обоих… и Теленаи. Мне нужно многое обсудить со всеми вами о предстоящем пути, который, как я чувствую, только сужается и ведет к самым неприятным местам.

ГЛАВА 39

| | |

ЕЩЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЛОСЬ утро, но банк Казначейства уже был открыт и обслуживал своих многочисленных клиентов. Мы с Мало обнаружили, что Гортхаус оформила только один сейф на ее имя — сигнум Туфва, тамошний запечатлитель, ехидно сообщил нам, что для всех клиентов-имперцев действуют подобные ограничения, чтобы избежать мошенничества, — однако внутри мы нашли довольно обычные драгоценности, документы и транспортные сигилы, а также письма от ее семьи. Как бы Мало ни принюхивалась и как бы ни щурилась, все это не казалось важным.

Оставив это, мы вернулись в наклонившуюся башню в Старом городе и обыскали ее комнату. Как и у большинства запечатлителей, ее комната была просторной, опрятной и аккуратной: на подоконнике стоял ее пикис, полный настоек, в углу — сундук с одеждой, на двери висел поче с горстью талинтов и бутылкой с яйцами кирмите для чистки одежды.

Какое-то мгновение мы просто смотрели по сторонам, изучая пространство. Затем мой взгляд упал на несколько царапин на каменном полу, прямо перед углами небольшого книжного шкафа рядом с ее кроватью.

Я указал на это. Мало скосила глаза и сказала:

— Не может быть, чтобы это было так просто.

Мы отодвинули книжный шкаф и обнаружили в основании пола прямо за шкафом незакрепленный камень, а под ним — небольшой пергаментный сверток, перевязанный бечевкой. В мгновение ока Мало выхватила нож, подняла сверток и вскрыла его, рассыпав по полу дюжины мелких золотых монет.

— Возможно, так оно и есть, — сказал я. — Выбор дилетанта, на самом деле.

Мало вздохнул.

— Гортхаус не была жестким человеком, — сказала она. — Возможно, нам не стоит так удивляться.

Я быстро пересчитал монеты.

— Итого получается… триста талинтов? Она предала Империю и рисковала попасть в петлю за хорошую лошадь, и ничего больше?

Мало взяла монету и посмотрела на нее.

— Это, или твоя иммунис была права — как только она заключила одну сделку, у них было достаточно средств, чтобы шантажом заставить ее оказывать больше услуг. Что логично. Они часто предпочитают угрозы подаркам.

— Они? Ты имеешь в виду преступников?

— Нет. — Она вернула мне монету. — Короли и те, кто правит вместе с ними. Но, возможно, нет большой разницы между природой таких людей и преступников.

Мы продолжили поиски, но не нашли ничего, что указывало бы на то, кем мог быть агент Пиктиса при Верховном дворе, где сейчас находится сам Пиктис и где могут храниться шесть ящиков с реактивами. Возможно, это была усталость, но чем больше мы искали — ничего не находя, — тем тяжелее становилось у меня на сердце.

Наконец к нам пришел апот-милитис с сообщением, что префекто Кардас пришел в себя, и он, Теленаи и Ана ждут нас в палате медиккеров. Мы с Мало спустились вниз, зевающие и отчаянно уставшие, и побрели обратно по грязным улицам Ярроудейла.

КОГДА МЫ ВОШЛИ в комнату Кардаса, то обнаружили, что префекто, к счастью, не купается в молочно-белых водах целебной ванны, а лежит в медицинской люльке, дружелюбно болтая с Аной, которая сидела рядом с ним. Теленаи стояла за своим стулом, очевидно, ей не хотелось садиться. С ее царственной осанкой и длинными красными одеждами, она была похожа на жрицу в храме флагеллантов, ожидающую исповеди перед тем, как кающийся подвергнется страданиям.

Когда мы вошли, Кардас поднял голову — на его лице все еще виднелось несколько лопнувших кровеносных сосудов, но в остальном он казался вполне здоровым — и, улыбаясь, сказал:

— А! Вот и храбрые сигнумы! Полагаю, я обязан вам жизнью — вы спасли меня от катастрофы в Верхнем городе, верно?

Я посмотрел на Ану, удивленный хорошим настроением Кардаса.

— Он не знает?

— Он не знает, — сказала Ана. — Я хотела дождаться вас.

— Знаю? — озадаченно переспросил Кардас. — Знаю… что?

— Ничего, по-видимому, — пробормотала Мало, присаживаясь у края стены.

— Судя по меланхоличному тембру ваших голосов, дети, — сказала Ана, — вы ничего не нашли?

— Да, мэм, — сказал я. — Ничего полезного.

— Хм. Как и ожидалось.

— Что вы имеете в виду, ничего не нашли? — спросил Кардас. — О чем вы говорите?

Затем Ана подробно рассказала ему о событиях ночи в Верхнем городе, включая смерть Гортхаус, о которой он ничего не слышал. Кардас отреагировал так бурно, что я забеспокоился за его здоровье: лицо мужчины стало опасно бледным, а все его тело начало дрожать. Когда Ана, в конце концов, рассказала о предательстве Гортхаус, я испугался, что он снова может упасть в обморок.

— Клянусь адом… — слабым голосом произнес Кардас в конце рассказа. — О, клянусь Святилищем, неужели все это сделала моя сигнум?

— Если вас это как-то утешит, сэр, она начала эту дьявольскую службу задолго до того, как вы были назначены сюда, — сказала Ана. — Но да, это так. Я скорблю о ее смерти — признаюсь, главным образом потому, что хотела получить от нее больше ответов. И теперь, как говорит Дин, она ничего не оставила после себя.

— Это ужасающие новости, — тихо сказала Теленаи. — Еще одно нападение, еще одна потеря. Как теперь мы можем остановить Пиктиса?

— У нас все еще есть варианты, — сказала Ана. — Прежде чем мы рассмотрим некоторые из самых радикальных вариантов, я хочу кое о чем спросить вас, префекто. Я убеждена, что при дворе есть агент, который помогал Пиктису во всех его злодеяниях, — либо один из тех, кого мы знаем, либо тот, кто до сих пор остается неизвестным. Есть ли кто-нибудь или какие-либо странности, которые вы можете вспомнить во всех ваших разговорах с двором Ярроу, которые могли бы подсказать, кто этот предатель?

Кардас покачал головой, его длинные усы зашелестели.

— Нет, нет. Я не могу вспомнить ничего подобного. Мои способности эмитанта позволяют мне многое понять, но в таких напряженных, сложных обстоятельствах, когда многие полны гнева и недоверия, трудно уловить какой-либо момент, достойный подозрения.

— И нет человека, который провел бы с Гортхаус необычно много времени?

— Нет, насколько я знаю. Павитар всегда присутствовал при этом, поскольку не доверял всему, что мы делали, и вламывался на все наши собрания. Дархи, конечно, руководил большинством из этих собраний. Король, его люди и принц часто были поблизости. Но ни один из них не показался мне заговорщиком, который мог бы помогать этому существу.

— Мм, — тихо сказала Ана. — И вы не можете себе представить, как Пиктис мог незаметно передвигаться по двору и убить не только Гортхаус, но и короля — и чуть не убить вас?

— Это ужасает меня больше всего, потому что я не могу представить, как это было сделано.

— Понятно, — сказала Ана. Она склонила голову. — Итак, на данный момент у нас ничего нет. Ничего, кроме мертвой девушки, которая не оставила даже сле́да следа́ к своему убийце.

Последовало долгое, неловкое молчание. Затем Ана села прямо и бодро спросила:

— Ну что ж! А как же ваши переговоры с двором Ярроу, префекто?

— Что с ними? — спросил Кардас.

— Ну, я беспокоюсь, что они могут повлиять на действия Пиктиса. Возможно ли, что он знает о них?

— Я не могу представить, что здесь есть о чем знать. Мы уже несколько недель находимся в тупике. Хотя мы продолжаем выступать за адаптацию Ярроу и выполнение наших древних договоров, прогресса, за которым можно было бы следить, практически нет. Я думал, вам известна эта ситуация, Долабра.

— Хм! — сказала Ана. Она вежливо улыбнулась. — Но я должна признать, сэр… я больше не думаю, что вы говорите правду.

Кардас прищурился, глядя на нее.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что, хотя вы и двор были слишком довольны, рассказывая всем, что вы здесь ничего не делали, — сказала Ана, — я полагаю, что велись другие переговоры, секретные. О которых не знала даже сигнум Гортхаус.

На лице Кардаса застыло выражение чрезвычайного замешательства, но он продолжал молчать.

— Что вы имеете в виду, Долабра? — тихо спросила Теленаи.

— Я полагаю, мэм, что Казначейству известно гораздо больше, чем они говорят, — сказала Ана. — Например, вы знали об этом проекте по извлечению костного мозга титана, не так ли, сэр?

Кардас ничего не сказал.

— Я думаю, вы также знали, что люди Теленаи преуспели в этом подвиге, — продолжила Ана. — И, если это так, что ж… очевидно, Империи вообще больше не нужно находиться в Ярроу, верно? Обеспечив сохранность костного мозга, мы могли бы разработать множество методов получения всей необходимой нам крови титана в безопасных глубинах внутренних колец. Больше никакого Савана, никаких каналов, никаких барж. — Она почесала подбородок. Итак… вы вели переговоры не об окончательной адаптации королевства Ярроу в империю, так? Вы вели тайные переговоры о нашем уходе отсюда.

Воцарилось ошеломленное молчание.

— Ч-что? — спросила Мало. Она возмущенно уставилась на Кардаса. — Вы делали что?

— Это правда, префекто? — спросила Теленаи.

Кардас оглядел нас, затем выдохнул так глубоко, что, казалось, сдулся.

— Да. Отлично! Да, я признаю, это так.

— Вы занялись этим, не поставив в известность нас, апотов? — спросила Теленаи.

— И снова да, — тяжело вздохнул Кардас.

— Но вы… вы действительно уйдете? — спросила Мало. — Империя просто бросит нас здесь? Почему?

— О, по очень простой причине! — с горечью сказал Кардас. — Жители Ярроу не хотят, чтобы мы были здесь! Они не хотят быть частью Империи. И, если это так, у нас нет причин оставаться здесь!

На мгновение мы все остолбенели от шока, за исключением, конечно, Аны, которая терпеливо ждала, пока до нас дойдет.

— Мы сдаемся, сэр? — Я был поражен, потому что никогда не слышал о таком имперском отступлении. — Мы отказываемся от адаптации этого королевства?

— Да, сигнум Кол, — сказал Кардас. — Многие по всей Империи считают, что мы просто захватим королевство, если переговоры зайдут в тупик. Но это… ну, это просто не то, что мы делаем!

— Почему бы и нет? — спросила Мало. — Разве Империя больше не ведет себя как империя?

— Да! — сказал Кардас. — Мы не можем! Мы не можем! Потому что, хотя Империя процветает, она в то же время хрупка. Мы сдерживаем левиафанов, но численность нашего населения сокращается. И наши люди, численность которых сокращается, довольны и пребывают в состоянии покоя. Они не хотят захватывать другие земли, потому что в этом вряд ли есть необходимость! Не похоже, что мы получим много богатства или безопасности от простого завоевания! Наш народ знает это и не желает тратить деньги и жизни на подобные пустяки. Даже если бы у нас не было костного мозга, мы всегда собирались отложить адаптацию!

— Как так? — спросила Ана, внезапно заинтересовавшись.

Кардас слабо пожал плечами.

— Продлите срок на десятилетие. Может быть, на два. Сбросьте еще одну кучу золота на Верхний город. Выиграйте время, в буквальном смысле этого слова. Это было бы лишь малой частью затрат на то, чтобы отправить сюда Легион и попытаться удержать страну! Но еще лучше было бы просто уйти — что мы могли бы сделать, если бы у нас хватило духу. Ведь тогда нам больше не понадобилась бы ни Саван, ни сам Ярроудейл, ни что-либо из этих деликатных вещей, защита которых обходится так дорого.

— И наукари? — спросила Мало убийственно мягким голосом. — Что с ними? Вы бы оставили их на произвол судьбы, хотя пообещали покончить с этой порочной практикой?

Префекто неловко поерзал.

— Если бы я мог изгнать все зло мира, дитя, знай, я бы это сделал. Но наша цель не в том, чтобы вмешиваться в дела других культур и принуждать их к благопристойности.

Мало склонила голову так низко, что ее лицо скрыл красный плащ.

— Кто был главным переговорщиком от двора Ярроу? — спросила Ана.

— Сатрап Дархи, конечно, — вздохнул Кардас. — Все это время он вел эти секретные переговоры. Однако он не знает, что мы планируем уйти! Он думает, что мы просто хотим отсрочить адаптацию и заплатим целое состояние за привилегию сделать это. Дархи держал это в секрете от остальных членов двора Ярроу, потому что многие из знати вообще не хотят продления соглашения! Однако я также должен был добавить пункт о том, что, если мы прекратим наши платежи, то будем вынуждены немедленно начать уход. Дархи считал, что это карательная мера, но для нас это всегда было целью. Мы перестаем платить, а потом уходим.

— Только если костный мозг будет в безопасности, — сказала Теленаи тихим и холодным голосом.

— Верно, — сказал Кардас.

Она закрыла глаза и закричала:

— Но… но, черт возьми, Кардас… Черт возьми!

Это был редкий эмоциональный всплеск со стороны коммандера-префекто, настолько сильный, что все взгляды обратились к ней.

— Возможно, вы думали, что работаете для защиты Империи, — воскликнула Теленаи, — но вы были так сосредоточены, что ослабили ее еще больше! Ваш проклятый сигнум — та, кто помогла Пиктису раздобыть эти реагенты и подвергла костный мозг такой опасности! И теперь это никоим образом не безопасно, и мы в отчаянии!

Она стояла, прижав руки к бокам, с закрытыми глазами и дрожащим лицом.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Ана. — Почему?

Теленаи схватила маленький табурет и села, ноги у нее дрожали.

— У меня есть для вас плохие новости, — хрипло сказала она. — Мы собираемся вывезти костный мозг из этого опасного места. И как можно скорее.

— ВЫВЕЗТИ КОСТНЫЙ МОЗГ? — в ужасе спросила Ана. — Как? Вы имеете в виду не каналы, верно? Не с Пиктисом, который все еще шныряет где-то поблизости?

Теленаи рассмеялась глубоким, меланхоличным смехом.

— Конечно не по каналам! Ярроудейл небезопасен, и мы не будем ждать и позволять ему становиться еще опаснее. Вместо этого мы трудились над тем, чтобы подготовить костный мозг к другому путешествию, гораздо более ненадежному — не вверх по каналам, а на восток, через океан к устью Великой реки Асигис, а оттуда во внутренние кольца. Мы вообще обойдем каналы и доставим костный мозг в безопасное место.

— Возможно ли вообще такое океанское путешествие, мэм? — спросил я.

Мрачная улыбка.

— Мы надеемся, что это так. Костный мозг намного меньше, чем туша левиафана, и его легче транспортировать. Это безопаснее, чем оставаться на Саване, на который Пиктис может напасть в любой момент, и гораздо безопаснее, чем вести через каналы! Но чтобы перевезти его, потребуется весь ум и искусство моих людей, а также бесчисленные ценные ресурсы. И даже в этом случае нельзя быть уверенным. — Она покачала головой. — Как же я сожалею сейчас обо всех этих маневрах Казначейства! Я не могу припомнить более мрачного времени за всю свою карьеру.

Кардас пристыженно отвернулся.

— Но давайте вспомним, мэм, — тихо, но резко сказала Ана, — что не Казначейство создало Пиктиса, который является источником всей этой опасности.

Теленаи закрыла глаза.

— Да, я помню. Никто из нас не свободен от вины.

— Да, — сказала Ана. Она запрокинула голову, обратив невидящее лицо к потолку. — Но мы должны подумать, что делать сейчас.

— Мы перевозим костный мозг, — сказала Теленаи. — Со всей возможной поспешностью. Это, конечно, все, что мы можем сделать.

— Возможно. Но я хотела бы узнать, не могли бы мы с вами уединиться, мэм, чтобы обсудить кое-что еще. Еще более неприятный вопрос в эту самую неприятную из ночей. Хотя убийства в Верхнем городе произошли всего несколько часов назад, многие пути туда сейчас кажутся нам закрытыми. Итак… мы должны прибегнуть к радикальным вариантам, о которых я упоминала, и надеяться обрести мудрость там.

Теленаи кивнула:

— Понимаю. Тогда нам следует удалиться в мой кабинет. Хотя я и не авгур, мне кажется, я знаю, о чем вы собираетесь попросить меня, Долабра. Пойдемте.

Я встал, чтобы проводить Ану, но в замешательстве взглянул на Мало, поскольку Ана не упоминала ни о каком подобном откровении; однако лицо Мало все еще было скрыто за плащом, и оно оставалось таким на протяжении всего нашего извилистого путешествия по заводу апотов.

ГЛАВА 40

| | |

АНА КАК-ТО ЗАМЕТИЛА, что офицер-апот собирает образцы, как кабан — репейник в лесу, и действительно, кабинет коммандера-префекто Теленаи не был исключением: хотя эта была величественная комната с высоким фретвайновым потолком и каплевидными мей-лампами, висевшими над овальными окнами, большая часть стен была поглощена подвесными горшками и шпалерами, на каждой из которых росли цветы, виноградные лозы или кустарники. Хотя к этому времени было уже слишком темно, чтобы я мог что-либо разглядеть за буйством стеблей и листьев, ароматами которых комната была буквально пропитана, и я мог сказать, что за каждым маленьким растением ухаживали с особой заботой.

— Я приношу извинения за положение вещей, — рассеянно произнесла Теленаи, доставая подушки, чтобы мы могли расположиться на полу: традиционный способ сидения ратрасцев. — Это место в основном служит питомником для моего сада во внутреннем дворе, где я нянчу малышей перед высадкой…

Я привел Ану на ее подушку, а затем мы с Мало сели сами. Теленаи грациозно справилась с одеждой: опять же, метод Ратраса: приподнять юбки, сесть, раскинув руки, а затем сложить ткань на коленях. Это была настоящая постановка, особенно для такой высокой женщины, как она.

— С чего мы начнем, иммунис?

— С того, с чего, я думаю, начинается наша история, — промурлыкала Ана. — С Сунуса Пиктиса. Я хотела бы рассказать вам все, что мы о нем узнали, и, надеюсь, эти комментарии пробудят в вас какие-то воспоминания, коммандер-префекто.

Теленаи кивнула, ее лысина засияла голубизной, как молодая луна. Я мягко дотронулся до Аны, давая понять, что она может продолжать.

— Мы, конечно, знаем о трагедии, которая произошла с Саваном в 1127 году, — начала Ана. — Той, которая, предположительно, убила Пиктиса. Ваши авгуры должны были войти и осмотреть тушу левиафана, и, хотя их защитные костюмы были тщательно вычищены и подготовлены, на одном из них каким-то образом оказалась пыльца. Пыльца встретилась с кани, кровью титана, и вступила в реакцию. Затем кани обнаружила внутри себя плоть авгура. И, таким образом, все было потеряно.

— Величайшая катастрофа в истории Савана, — тихо произнесла Теленаи. — Она могла бы поглотить само сооружение, если бы оболочка Савана не почувствовала заражение и не сдержала его.

— Да, — сказала Ана. — Мы не знаем, как Пиктис пережил это, но я думаю, что знаю, куда он направился сразу после того, как выжил. Я полагаю, он отправился в Высокий город Ярроу.

— У вас есть свидетельства этого? — спросила Теленаи.

— У меня есть свидетельства, — сказала Ана. — И догадки. Один из контрабандистов рассказал нам, что во время их первых встреч Пиктис принес его клану много денег, стремясь купить их расположение. Но как он мог раздобыть такую сумму, если только сначала не получил ее в Верхнем городе? Это означало, что он встретился там со своим агентом еще до того, как стал бледным королем болот, как его позже стали называть. Но это настоящий скачок от катастрофы в замок, так? На самом деле, это поднимает множество практических вопросов, а именно: как, ко всем чертям, Пиктису вообще удалось осуществить такой маневр? Представьте себе этого человека, выбравшегося на берег после побега из Савана. Как он мог — выброшенный на берег, без средств к существованию — добраться до Высокого города? Большинство имперцев даже не подозревают о существовании такого места! И даже если бы он смог добраться до Высокого города, как он смог добиться аудиенции у придворного чиновника, у которого был доступ к таким средствам, и убедить этого человека одолжить их ему? Я имею в виду, что Пиктис — аксиом-ратрасец! Мог ли он вообще говорить на пифийском языке? Возможно, благодаря своему усиленному разуму, Пиктис мог бы сделать такое. Но многое по-прежнему остается без ответа.

Теленаи моргнула своими большими темными глазами.

— Я согласна, — тихо сказала она. — Но у меня нет ответов, которые я могла бы вам дать.

— Прискорбно! — сказала Ана. — Но ожидаемо. И все же возникает более глубокий вопрос — зачем все это делать?

— Зачем? — эхом повторила Теленаи.

— Да. Зачем связываться с контрабандистами и знатью Ярроу? Зачем становиться убийцей среди каналов? Почему он так упорно ополчился на нас?

— Я… я предполагаю, что он ненавидит нас, — сказала Теленаи. — За то, через что я заставила его пройти. За смертельное испытание и за тяжелое бремя его обязанностей.

Ана безумно улыбнулась.

— Я думаю иначе, мэм. Для этого он действовал слишком быстро. На самом деле, я не думаю, что катастрофа с Саваном в 1127 была случайностью. Это было сделано не для того, чтобы сфабриковать смерть Пиктиса — скорее, я полагаю, это была попытка уничтожить весь Саван, но это ему не удалось. И когда его выбросило на берег королевства, я полагаю, он сразу же начал обдумывать, как повторить попытку. Чтобы завершить эту атаку, ему нужна была кани, кровь титана. Чтобы получить ее, ему нужны были реагенты. Чтобы украсть их, ему нужны были контрабандисты. Чтобы заручиться их поддержкой, ему нужны были деньги и союзники — один агент в Верхнем городе, а другой в Ярроудейле. — Она махнула рукой. — Достаточно простая цепочка. И, должна признать, до сих пор она отлично работала! Но сейчас он приступает к завершающим этапам… и, чтобы убедиться, что все идет так, как он планирует, я думаю, он уничтожает всех своих союзников, одного за другим, чтобы они не смогли его предать.

— Вы имеете в виду… контрабандистов в джунглях, — сказала Теленаи. — И… и короля Ярроу?..

— В контрабандистах я уверена, — сказала Ана. — Что касается короля… я уверена меньше, у меня есть много вопросов. Честно говоря, я даже не знаю, как это ему удалось! — Она вздохнула. — Я больше всего думаю о том, что однажды сказала нам Мало… Дин, будь добр, перескажи ее слова о том, как Пиктис может придать себе новое лицо!

Мои глаза заблестели, и я заговорил:

— Да, у него есть кое-какие инструменты, но их недостаточно, чтобы придать ему совершенно новое лицо. Например, он не может изменить свои кости, поэтому в основном у него будет тот же рост и форма тела. Он мог бы изменить цвет своей кожи, но это продлилось бы всего несколько недель, потому что у сублимов она со временем снова становится серой. Но он мог бы немного потолстеть или избавиться от жира. Или же он мог добавить волос на теле или удалить их. Небольшие изменения, на самом деле.

Мало нахмурилась:

— Мне не нравится, что ты запечатлел мои слова.

— Итак, мы подошли к этому, — сказала Ана. — Мы многое знаем о Пиктисе и его передвижениях. И все же мы по-прежнему ничего не знаем! Мы не знаем, какую форму он соткал для себя. Мы даже не знаем, почему он так хочет уничтожить Саван. — Ее голова дернулась в сторону Теленаи. — Таким образом… мы должны поговорить с теми, кто знает больше. Вы понимаете, мэм?

При этих словах холодная игла вонзилась мне в сердце. Я вдруг почувствовал, что по моему телу струится пот. «Прошу прощения?» — тихо спросил я.

— Да, — сказала Теленаи. — Вы хотите, чтобы ваш сигнум немедленно отправился на Саван и проконсультировался с авгурами.

— Действительно, — сказала Ана.

— О, черт, — сказала Мало.

— Э-Э… ПРОСТИТЕ? — ПОВТОРИЛ я.

— Это единственный путь, Дин, — мягко сказала Ана. — Теперь мы знаем, что Пиктис планировал все это годами. Он контролировал свою историю на каждом шагу, прибегая ко лжи за ложью. Поистине мастерское исполнение! Но правда всплывает наружу в моменты крайнего напряжения, а Саван — это ужасно напряженное место, так?

— Верно, — тяжело вздохнула Теленаи. — И у нас сейчас много кораблей, которые плавают туда, несмотря на изоляцию, потому что нам нужно доставить на Саван много ресурсов, чтобы подготовить костный мозг к путешествию. Один из кораблей мог бы переправить мальчика через залив.

— Как я и надеялась, — сказала Ана. — Но я хочу, чтобы Дин не просто поговорил с авгурами — я хочу, чтобы он осмотрел сам костный мозг и все, что вы приготовили для транспортировки.

— Простите… простите? — спросил я, мой голос теперь был едва громче шепота.

— Это тяжелая просьба, Долабра, — сказала Теленаи. — Костный мозг — наше величайшее достижение. Шансы на то, что мы получим его снова, настолько малы, что это мучает мои сны.

— Я сочувствую, — сказала Ана. — Но меня тоже мучает один вопрос… Почему Пиктис до сих пор не напал? У него были эти ядовитые реагенты, и он уже некоторое время знает о местонахождении костного мозга. Зачем он так долго откладывает? Чтобы мы узнали о нем? Если только он уже не атаковал, а мы об этом не знаем.

— Это невозможно, — тихо сказала Теленаи. — Мы проверяем все, что получаем.

— Но это же Пиктис, — сказала Ана. — И поэтому я беспокоюсь.

Теленаи задумалась над этим, ее лицо побледнело. Затем она прошептала:

— Хорошо. Договорились. Тем не менее, мы никогда не допускали запечатлителей на Саван и, конечно, никому не позволяли взглянуть на наши величайшие сокровища. Это противоречит правилам. В экстренных случаях от правил можно отказаться, но запечатлители все еще могут быть уязвимы в таком месте. Такие воспоминания по-разному хранятся в сознании. Потребуется другая формула успокоительных средств и прививок, чтобы подготовить его.

— Вы собираетесь… изменить мое восприятие, мэм? — спросил я.

Она беззаботно рассмеялась:

— Конечно! Почти все, кто приходит туда, проходят такую обработку. Но я никогда не делала этого для запечатлителя…

— Могу я вам помочь, мэм? — спросила Ана. — Для моей работы мне нужны все его воспоминания.

— Конечно, — устало ответила Теленаи. — Я была бы рада такой помощи…

Она предложила Ане руку, и они вместе направились к ее столу в дальнем конце комнаты, чтобы спланировать мою судьбу.

Я СИДЕЛ НА подушке, ошеломленный и испуганный. Это был не первый раз, когда мои обязанности требовали от меня посещения нечестивых мест, но Саван был совсем другим делом. Морские стены на Востоке были опасны раз в сезон; Саван был опасен в любое время года, каждый день, словно ужасная куколка, которая всегда угрожает вылупиться. И вот я здесь, готовый отправиться бродить по внутренностям этой штуки, где, возможно, под каждым камнем дремлет костный мозг.

— Чувствуешь себя обреченным, Кол? — спросила Мало, сидевшая рядом со мной.

— Да, — слабым голосом ответил я. — Скорее всего.

Горький смех.

— По крайней мере, если Саван убьет тебя, твоя смерть будет быстрой. Другим придется ждать и бояться, прежде чем он, наконец, упадет.

Я немного нахмурился, затем понял, что она имела в виду.

— Прости, — сказал я. — Я не знал, какие планы у Казначейства на… на Ярроу.

Она хмыкнула, но ничего не сказала.

— Они же не бросят тебя здесь? — спросил я. — В конце концов, ты же сигнум апотов.

— Возьмут с собой? Я не знаю. Я не гражданка Империи. И даже если они меня возьмут, куда я пойду? Я никогда не была за пределами этих зловонных болот. Но эта боль кажется незначительной, когда знаешь, сколько других будут обречены на бесполезный труд на земле того или иного дворянина, на всю их жалкую жизнь.

— Я не могу себе представить, каково это, когда у тебя есть проблеск надежды, а потом он так быстро угасает.

— А я могу, — пробормотала Мало.

Я взглянул на нее:

— Ты когда-то была одной из них? Наукари?

Она задумалась с ответом, затем пожала плечами.

— Как и многие другие.

— Ты сбежала?

— Ты действительно хочешь знать?

— Только если ты захочешь мне сказать.

Она долго молчала.

— Я не убегала. Меня освободили. Но… за это пришлось заплатить. — Она снова посмотрела на окно, сквозь которое просвечивал кусочек луны. — За всю свою жизнь я видела только три монеты клятвы, Кол. Вторая — та, что сейчас у тебя в кармане. Третью мы нашли в логове Пиктиса. Но… первая… это было, когда мальчик, с которым я работала бок о бок, спас жизнь нашему лорду. Лорда звали Прабху ди Гудиа. Он любил лошадей, но был ужасным наездником. Он упал с коня в канаву и сломал руку. Кость задела вену, и он мог бы истечь кровью, если бы молодой Докха не спрыгнул в канаву, не перевязал рану своим поясом, не взвалил лорда себе на плечи и не принес его обратно в дом его предков. Он спас жизнь своему лорду, и за это Докха получил монету клятвы, которая передавалась от короля через многих лордов.

Но существует негласное соглашение о том, как работает монета клятвы. Ты возвращаешь ее человеку, который дал тебе ее в качестве одолжения. Ты можешь подняться выше него, к более высокому лорду или даже королю, но только если в этом есть большая необходимость, и милость не влечет за собой оскорблений. В противном случае ты подвергался бы огромной опасности. Но Докха… он был очень хорошим мальчиком. Очень бескорыстным, понимаешь?

— Он попросил твоей свободы? — попытался угадать я.

— Да, — сказала Мало. — Свободы всех наукари, которым не исполнилось десяти лет. И они заставили нас смотреть, как они убивают его за это. Снесли его голову с плеч, как будто это был кусок глины, а затем утопили его труп на дне одного из наших священных озер.

— Это ужасно, — тихо сказал я.

— Да. Но вот почему надо разрушить столько традиций, столько старой власти. И все же, знаешь, что печалит мое сердце больше всего, Кол? Дело не в том, что Докха так умер, хотя, я согласна, это ужасно. Дело в том, что мой народ так жадно цепляется за отравленные реликвии трона и цепи. Они с радостью умерли бы, цепляясь за них, и провозгласили бы это спасением. — Она сорвала лист с растения и размяла его между пальцами. — Итак. Вы уйдете, как поступил бы любой мудрый человек. Мы останемся здесь, управляемые королем и знатью. Я полагаю, на тех, кто когда-то служил Империи, будет объявлена охота. И все останется по-прежнему — или станет еще хуже. Может быть, я уйду на болота и буду жить как один из этих людей. По крайней мере, там я смогу найти применение своему носу и глазам.

Я посмотрел на Ану и Теленаи, которые что-то бормотали за своим столом в другом конце кабинета. «Что, если… что, если я смогу вытащить вас отсюда?» — спросил я.

— Отсюда? Куда?

— Куда-нибудь в Империю.

Мало хмыкнула.

— Доступна ли такая возможность сигнуму?

— У меня нет контроля над апотами, но… Я мог бы попросить Ану. Возможно, вы могли бы перейти в Юдекс, который затем мог бы назначить вас на другие должности в более отдаленных районах Империи. В Империи легко стать гражданином, поскольку население многих кантонов сокращается, но для этого вы должны быть на ее территории.

— Ты понимаешь, о чем говоришь? — спросила она. — Ты делал это раньше?

— Нет, — признался я. — Но… можно попробовать, да?

Она задумалась.

— Придется ли мне работать под началом Аны, чтобы сделать это?

— О, нет. С ней… нелегко работать, и у нее всегда только один помощник. Почему ты спрашиваешь?

— Ну…. Я полагаю, она великолепна, но… — Мало вздрогнула. — Признаюсь, иногда от этой женщины исходит какой-то странный запах. Который я не совсем понимаю. Это меня беспокоит. Ты можешь спросить ее, если хочешь. Но, по-моему, твои планы напоминают фантазии молодого человека, пытающегося найти выход. Мы маленькие люди, Кол. В этом мире нам не дают милостыни. — Она грустно улыбнулась мне. — Но я благодарю тебя за то, что ты думаешь обо мне, даже когда твоя собственная судьба приняла такой мрачный оборот.

ГЛАВА 41

| | |

КАК ТОЛЬКО АНА и Теленаи решили, как поддерживать меня во время путешествия к Савану, я попрощался с Мало, и меня повели вниз по лестнице, затем по многочисленным извилистым проходам между мануфактурами апотов, пока мы не вернулись к ферментационному заводу. Теленаи привела нас в необычную комнату, отделанную волнистым серым деревом, которое образовывало над нами изогнутый потолок, похожий на грудную клетку. Посреди комнаты стояло множество столов, уставленных флаконами, горшочками и бочонками с маленькими медными кранами.

И все же я узнал конструкции в задней части комнаты: крошечные камеры с большой стеклянной стеной и прорезью для еды; внутри каждой — раскладушка и пол со сливом посередине; над ними — множество трубок для обливания обитателей растворами.

— Нам придется держать Кола под наблюдением до отъезда, — сказала Теленаи. Она бросилась к одному из столов и начала быстро собирать множество чашек и горшочков. Она достала шесть маленьких медных фляжек, все с плотно завинчивающимися крышками. Затем она достала пинцет и начала вынимать из фляжек крошечные гранулы и пилюли и раскладывать их по шести бронзовым чашечкам на столе. — Но я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что я совсем не готовилась к этому дню, — продолжила она. — Потому что я нашла двух человек, которые сейчас служат на Саване и работали с Пиктисом.

Я подвел Ану к стулу, стоящему у стены.

— Два авгура? — спросила Ана. — Только два?

— Нам повезло, что мы получили их, — сказала Теленаи. — Обычно авгуры работают сменами не более трех лет. Еще немного, и они начнут испытывать изнуряющую апофению и паранойю. Поскольку прошло два года с тех пор, как он сбежал, почти все бывшие коллеги Пиктиса уже ушли, за исключением этих. Но будет больше ограничений… у Кола будет всего два часа, чтобы поговорить с ними.

— Почему? — спросила Ана. — Мы часто проводим опрос гораздо дольше.

— Потому что Саван — чистое место во многих отношениях, — сказала Теленаи, опуская пинцетом в чашку еще один шарик, — в том числе и в отношении интеллекта. Авгуры по своей природе склонны впитывать информацию и неустанно анализировать ее. Когда мы даем им слишком много стимулов, это отвлекает их, что часто приводит к катастрофическим последствиям, учитывая их работу. Поэтому Саван настолько лишен стимулов, насколько это возможно.

Я прочистил горло — казалось, я не говорил уже несколько часов — и сказал:

— Вы хотите, чтобы они сосредоточились на левиафанах, мэм, а не на мне.

— Верно, — согласилась Теленаи. — Но они сосредоточатся на тебе, Кол. Им не хватает информации, так что ты будешь похож на мышь, попавшую в логово к кошкам. Вот почему твой опрос должен длиться всего два часа. И именно поэтому я готовлю для тебя эту порцию. — Она перемешала содержимое одной чашки, затем отнесла ее к одному из бочонков, повернула кран и налила в него кремообразную массу. — Это из тиниса, катапры и доси.

Имена вызвали у меня воспоминания. «Стабилизаторы настроения, — сказал я. — Гораздо более мощные, чем те, что дают легионерам на стенах».

— Да, и по многим причинам. — Теленаи помешала крем в чашке длинной ложкой. — Потому что авгуры многое видят, и они искусны в том, чтобы заставить людей открыть то, что те предпочли бы скрыть. — Она постучала ложечкой по краю чашки, стряхивая несколько молочных капель. Затем она приблизилась ко мне, держа чашку в кончиках пальцев, как жрица, накладывающая священный бальзам. — Эта прививка подавит твою способность эмоционально реагировать на что бы то ни было. Я надеюсь, что она не только поможет тебе в Саване, но и удержит от лишних слов перед авгурами. Тем не менее, ты должен не отвечать ни на один из их вопросов. Ты можешь только задавать вопросы. Это ясно?

— Да, мэм, — сказал я.

— Хорошо, — сказала Теленаи. — Несомненно, тебе скажут об этом на Саване, но ты также должен избегать какого-либо постукивания или создания музыки, любым другим способом. Если ты создашь какой-либо ритм, их разум попытается проанализировать его, даже если ничего не удастся найти. Это часто доводит их до бешенства. Это понятно?

— Да, мэм.

— Иммунису Грелину придется самому принять авгури, чтобы истолковать их постукивание для тебя. Именно эту процедуру я сейчас проведу с ним, потому что это непросто. Он изменится, когда войдет за завесу, Кол. Он может оказаться менее надежным, чем ты ожидаешь. Это тоже ясно?

Я кивнул.

Она протянула мне чашку.

— Тогда выпей это, пожалуйста. Пройдет некоторое время, прежде чем это подействует на тебя. Я хотела избежать внезапного оглушительного эффекта, за которым последовал бы крах…

Тихое «Мм» Аны, как будто она вернулась к любимому воспоминанию.

Теленаи смотрела, как я глотаю. Прививки пузырились во мне, пока я не почувствовал, что ноги подкашиваются, и не сел на пол.

— Надеюсь, начало было легким, — сказала Теленаи. Ее глаза слегка погрустнели. — Но интересно, ситуацию еще можно спасти? — тихо спросила она вслух.

— Простите, мэм? — переспросила Ана.

— Сейчас мы сильно рискуем, но… я боюсь, что вы не найдете его вовремя, Долабра. Возможно, я навсегда останусь запятнанной как имперский слуга, который был так близок к тому, чтобы обеспечить нашему народу лучшее будущее, только для того, чтобы потерять все это в последний момент.

Лампы в комнате, казалось, становились все ярче, а мрак — все темнее, пока мне не стало казаться, что Теленаи — это яркая, пылающая малиновая икона, стоящая надо мной, словно для того, чтобы даровать благословение; а за ней — сгорбленная, темная фигура, черная и настороженная, зубы сверкают в тенях.

— Я пока не могу сказать, — послышался голос Аны. — Но в некотором смысле вы уже запятнаны, мэм, так?

— Что? — спросила Теленаи.

— Гортхаус действительно предала нас, это правда. Но опять же, именно ваши труды создали дьявола, который искушал ее. Даже если бы я сотворила какое-нибудь чудо и спасла все ваши сокровища, смерть этих апотов — членов вашего собственного иялета! — все равно была бы связана с вашим именем. Разве это не так?

Высокая, темно-красная фигура Теленаи слегка наклонилась. Затем она наполнила чашку и сказала громким, дрожащим голосом:

— Еще одна доза для тебя, Кол.

ГЛАВА 42

| | |

КАК ТОЛЬКО Я проглотил прививки, меня снова раздели, отвели в одну из их наблюдательных камер и вымыли. Затем мы стали ждать, я сидел на полу камеры, укрывшись лишь одеялом, а Ана, сгорбившись, с завязанными глазами, стояла по другую сторону стекла.

— До твоего отъезда осталось четырнадцать часов, — пробормотала она. — Если только я не ошиблась в расчетах… Ты все еще в порядке, Дин?

Я неопределенно утвердительно хмыкнул.

— Ты еще не чувствуешь прилива приподнятого настроения? — спросила она, улыбаясь. — Может быть, когда все будет кончено, я разрешу тебе попробовать чистую катапру. Это поможет тебе весело провести день.

Я снова хмыкнул, на этот раз гораздо более враждебно, когда зелья в моем животе начали действовать на меня. Возникла резкая гиперчувствительность различных частей тела: сосок внезапно стал горячим, затем в задней части бедра появились покалывание и холод; и, как следствие, головная боль, хотя на этот раз она ощущалась холодной и склизкой, как камень, поднятый со дна горной реки. Единственное, что я мог ощущать с какой-то особой отчетливостью, был сильный зуд от пятнистого рубца на коже моей руки, который раздражал меня так сильно, что я не мог перестать чесать его.

Ана села.

— Мальчик, что ты там делаешь? Я слышу, как ты с чем-то возишься. Что это?

— Укус блотли, мэм, — обиженно сказал я.

— Что с этим?

— Мне все еще больно.

Она склонила голову набок.

— Неужели? Несмотря на все лечебные процедуры, которые ты прошел с тех пор, как к тебе применили это существо?

Я неопределенно хмыкнул.

Ана надолго замолчала, втянув голову в плечи. Затем она спросила:

— Скажи мне, дитя, насколько велик этот рубец? Он примерно… размером, скажем, с монету в талинт?

— Я бы предположил, что да. Возможно, меньше, мэм.

— Как увлекательно, — прошептала она. — Как увлекательно. Иногда самая незначительная вещь может оказаться чрезвычайно важной…

Я снова хмыкнул.

— Хм! Кажется, ты сильно огорчен всем этим, Дин, — сказала она. — Обычно ты говоришь очень чопорно и корректно.

— Возможно, это из-за того, что вы находитесь по ту сторону стекла, мэм, полностью одетая, — пробормотал я, — а я здесь, по другую сторону, и голый.

— Может быть, и так! Но я чувствую, что у тебя на уме что-то еще. Говори, мальчик! Высказывайся.

Я сердито посмотрел на нее, плотнее закутался в одеяло и сказал:

— Это стражи, мэм. Мне трудно смириться с мыслью о том, что я оставлю их здесь, после того, как они так нам так помогли. Я подбросил Мало мысль о переходе в Юдекс, чтобы их могли назначить в другое место…

— Ты? — Ана была озадачена. — Я не думала, что ты такой ловкий бюрократический навигатор, мальчик.

— Но Мало сомневается, что это сработает, — сказал я. — И я понимаю почему. Потому что… Империя не всегда проявляла готовность позволить своим людям служить ей или служить изо всех сил — даже если они этого страстно желают.

Ана изогнула брови, услышав это.

— Ого? Должна ли я поверить, Дин, что ты сейчас сравниваешь свою борьбу с этими стражами и наукари из Ярроу? Что твои собственные слабые надежды на перевод в Легион делают тебя похожим на брошенных воинов и пойманных рабов? Это действительно довольно смело, а?

— Я не делал такого сравнения, — сказал я, краснея.

— Нет, но набросок его есть, слегка завуалированный. — Она подперла подбородок ладонью. — Что касается стражей и наукари, то лично я нахожу ситуацию достойной порицания. Но хорошее управление — это выбор наименее плохого варианта. Вторгнуться в Ярроу и удержать его, ну… это не такой. Но все же не отчаивайся! Возможно, есть варианты менее опасные, чем те, что нам сейчас представлены. Но что касается твоего собственного затруднительного положения… — Она вздохнула. — Ты все еще тоскуешь по черной форме Легиона и морским стенам, так? Именно там ты планируешь оказаться после этого дела.

Я ничего не сказал.

— Остаться в том же положении неприемлемо для тебя? — спросила она. — Я же говорила, что сама порекомендую тебя Легиону, когда придет время.

Я не знал, что сказать. И все же она попросила меня говорить, и я решил сказать.

— Но… я не смогу этого сделать, — тихо сказал я. — Мой отец оставил слишком много долгов, мэм. А Легион, видите ли, слишком опасен.

— А-а. Значит, твои кредиторы потребуют вернуть долги, если сочтут, что ты слишком бесцеремонно рискуешь своей жизнью?

— Да.

— Хм. — Она фыркнула и забарабанила пальцами по коленям. — Хм. Неужели люди, у которых есть все твои долги, — кредитная группа Усини, Дин?

— Да, — сказал я, пораженный. — Как вы…

— Я знаю о них, — лукаво сказала она. — Еще один вопрос, Дин: обращался ли к тебе представитель Кредитной группы Усини? Возможно, кто-то намеревается использовать твое пребывание в этом опасном кантоне как предлог, чтобы обменять твои займы на разорительное соглашение?

Я заколебался.

— Тогда да. Хм! — сказала она. — Очаровательно. А теперь последний вопрос. — Длинный палец коснулся ее щеки. — Там, в Талагрее… Это была девочка? Или, может быть, мальчик? Мне просто любопытно.

Я настороженно посмотрел на нее.

— Что вы имеете в виду?

— Я, конечно, имею в виду человека, которого ты там оставил. Я знаю, что ты сентиментален, Дин. Кто-то произвел на тебя впечатление, настолько сильное, что тебя тянет вернуться в то место. Правда?

Я сглотнул, уязвленный.

— Там… был мужчина, да. Но я не поэтому хочу служить там и быть причисленным к Легиону.

— О? Тогда почему?

Я вздохнул и развел руки. «Как я могу жить, зная, что он и тысячи ему подобных каждый день подвергают себя такой опасности? Почему я должен быть одним из тех, кого они спасают каждый год? Я хочу спасать жизни на своей службе, мэм, и выполнять задачи, которые являются намного…» Я замолчал, не зная, что сказать.

— Более важными? — предположила она.

Я промолчал.

Она тихо усмехнулась.

— О, дитя… Неужели ты не понимаешь, что тебя отправили, возможно, на второе по опасности место в Империи? И все потому, что какой-то жалкий негодяй угрожает самим основам нашей цивилизации? Ты действительно утверждаешь, что эти задания такие незначительные?

Мое лицо вспыхнуло, и я отвернулся.

— О, нет, — вздохнула она. — Я не хотела насмехаться над тобой, Дин. Я понимаю. Правосудие — не самая приятная задача, так? Инженер может видеть мост, перекинутый через реку, и восхищаться тем, что он построил. Легионер может смотреть на тушу левиафана и знать, что он спас бесчисленное множество жизней. А апот может наблюдать, как заживают и преображаются тела, и улыбаться. Но Юдекс… нам не дарованы такие милости.

Она наклонилась ближе к стеклу.

— Эта работа никогда не принесет удовлетворения, Дин, потому что она никогда не закончится. Мертвых нельзя вернуть к жизни. Пороки и взяточничество никогда не будут полностью искоренены в кантонах. И капля испорченности, которая присутствует в каждом обществе, будет сохраняться всегда. Задача Юдекса заключается не в том, чтобы смело бороться с этим, а в том, чтобы управлять им. Да, мы не даем пятну распространяться, но оно никогда не исчезает. И все же эта работа, пожалуй, самая важная во всех иялетах, потому что без нее, ну… Империя стала бы очень похожа на Ярроу, где могущественные и жестокие властвуют безраздельно. Скажи мне, способно ли это королевство сразиться с левиафаном?

— Нет, — тихо сказал я. — Но у нас есть джентри и много могущественных людей во внутреннем кольце. У нас есть свои лорды, знать и короли, не так ли?

Ее бледное лицо приблизилось к стеклу.

— Возможно! Но вспомни, мальчик, — прошипела она, свирепо ухмыляясь, — что я приехала в твой крошечный кантон специально для того, чтобы заманить в ловушку самое могущественное, самое коррумпированное дворянство во всей Империи — и у нас это получилось! Мы сломали им хребты, и они остались сломленными! И, о, как этот поступок до сих пор согревает мое сердце!

Я смущенно молчал.

Выражение лица Аны изменилось. Вся теплота и сочувствие исчезли с ее лица, и когда она заговорила снова, ее голос был напряженным и безрадостным:

— Знаешь, Дин, когда я впервые рассматривала твою кандидатуру на эту работу, у тебя был только один недостаток. И дело было в том, что ты был недостаточно ранен.

— Ранен?

— Да. Видишь ли, самые ревностные офицеры Юдекса — это те, кто был ранен. Те, кто однажды был ранен, увидя, как злодеи остаются безнаказанными. Это разжигает в них огонь. Это не обязательно делает их хорошими в том, что они делают, но это делает их… полными энтузиазма, скажем так. Готовыми страдать и нести бремя, которое не под силу другим. — Она облизнула зубы. — Ты не такой, Диниос Кол. Ты помогаешь своей семье — это, безусловно, достойное дело, но оно порождено отчаянием, а не болью.

В комнате за дверью раздался щелчок и скрип, затем послышались шаги многих людей.

— По этой причине некоторые сотрудники Юдекса сомневались в тебе, когда я выбрала тебя в качестве помощника, — продолжила Ана. — Они считали, что ты не обладаешь таким энтузиазмом и не сможешь добиться успеха. Пока что они оказались неправы. Посмотрим, сохранится ли эта тенденция! Лично я верю, что в конце концов ты будешь с радостью носить синюю форму Юдекса, а не черную Легиона.

— Вы ожидаете, что меня ранят и я буду охвачен той мстительной страстью, которую вы описываете?

— О, нет, нет, нет, — сказала она. — Я так не думаю. Скорее, я думаю, ты умнее и порядочнее, чем многие другие. В конце концов, ты все выучишь.

— Что именно я должен выучить?

Она вздохнула.

— Ты хочешь, чтобы я предсказала, как гадалка на ярмарке кантона? Отлично. Если тебе это понравится, я так и сделаю. — Она на мгновение задумалась, и на ее лице появилась хитрая, довольно злобная усмешка. Затем она прижала большой палец ко лбу, приняла театральную позу и сказала: — Скоро ты получишь два откровения, Диниос Кол! Одно очень очевидное, а другое очень секретное. Вместе они изменят ход твоей жизни.

— Даже сейчас, мэм, — сказал я, — вы все превращаете в шутку.

— О? Я что, пошутила? — Она встала и повернулась к приближающейся стайке апотов. — А! Добрый день. Не мог бы кто-нибудь из вас помочь этой бедной женщине увидеть Теленаи?

Один из офицеров помог ей уйти. Другой поставил маленький горшочек в щель в нижней части стеклянной стены и пробормотал:

— Для сна, сэр. Вам это понадобится.

Я выпил, лег на спину и заснул.

Часть

V

: Восхождение Бледного Короля

ГЛАВА 43

| | |

Я ПРОСНУЛСЯ В темноте, и день продолжался, как сон.

Пришли апоты и одели меня в костюм, пропитанный водорослевым маслом. Я ничего этого не почувствовал, а просто наблюдал, как манипулируют моей собственной плотью, словно она принадлежала кому-то другому. Затем они надели на меня защитный шлем, крепко застегнули его и заговорили со мной, бормоча команды. Какая-то часть моего сознания, должно быть, поняла их слова, потому что я последовал за ними.

Не было слов для описания моего существования: прививки внутри меня ярко бурлили, в их пене время и местоположение теряли смысл. События продолжались, разворачивались, развертывались. Я двигался; я слышал, как шипит в шлеме мое собственное дыхание, затем стук колес экипажа; я заснул; потом кто-то потряс меня, и я снова проснулся.

Я был на берегу. Небо было синевато-серым и мятежным, восходящее солнце казалось узким красным лезвием на востоке. Я выбрался из экипажа и, спотыкаясь, побрел по причалу к ожидавшему грузовому судну, пытаясь скоординировать свои руки и ноги, чтобы двигаться прямо. Я был потерян внутри своего тела, которое было потеряно внутри костюма, и весь я был потерян на этой извилистой полоске каменистого берега.

Передо мной трудились фигуры, тоже закутанные в костюмы и шлемы, загружая припасы и ящики на грузовой корабль. Я заметил одного человека, стоявшего в одиночестве, и опознал в нем иммуниса Грелина по решетке и кругу у него на плече: даже в таких безумных обстоятельствах Империя скрупулезно соблюдала ранг.

Грелин с любопытством посмотрел на меня, когда я скованно приблизился. Я увидел, что за защитным шлемом его лицо не накрашено, но глаза щурятся в улыбке. Затем я услышал его голос, слабый и едва различимый сквозь наши шлемы:

— Доброе утро, Кол. Как дела? Ты хорошо со всем этим справляешься?

— Я… стою, сэр, — услышал я свой голос.

— Да. — Он поднял четыре пальца. — Сколько пальцев ты видишь сейчас, Кол?

— Ч-четыре, сэр, — ошеломленно произнес я.

— О, хорошо. Это был довольно быстрый ответ, учитывая, что в тебе катапра. И, по крайней мере, ты ответил правильно.

Я вяло стоял рядом с ним, наблюдая, как рабочие загружают продукты. Людей, казалось, было очень много, но у меня уже не было сил их считать.

— Так… значит, вы действительно не приблизились к его поимке? — внезапно спросил Грелин. В его голосе послышались нотки отчаяния. — Он все еще ускользает от вас?

— Мы ближе, сэр, — пробормотал я. — Но недостаточно близко.

— Понимаю… — слабым голосом произнес он. — Хорошо. Я надеюсь, что это поможет. Вскоре мы поднимемся на борт и направимся к северо-восточной части Савана, пройдем через завесу и причалим. Тогда ты должен внимательно следовать за мной, Кол. Не отклоняйся от моего пути — это понятно? Некоторые хотели завязать тебе глаза, но… учитывая, что сейчас там проводится так много приготовлений для костного мозга, Саван очень занят, и неверный шаг может привести к катастрофическим последствиям. Все это ясно?

— Да, сэр.

— Мне сказали, что ты также хочешь ознакомиться с нашими приготовлениями к транспортировке костного мозга во внутреннюю Империю. Сначала мы сделаем это, а затем перейдем к… опросу.

— Да, сэр.

Повисло неловкое молчание. Он повернулся лицом к материку.

— Однако, если ты хочешь увидеть что-то важное, то этот пирс, безусловно, именно то место, которое тебе нужно!

Я обернулся, ошеломленно уставившись на пирс, который казался не более чем длинной полосой дерева и камня, уходящей в серые воды, и множеством фретвайновых складов, сгрудившихся на берегу.

— Неужели, сэр?

— О, да. Тебе рассказали о плане коммандера-префекто перевезти костный мозг, да? Именно сюда должен прибыть корабль для пополнения припасов, прежде чем продолжить путь к Савану. У нас так мало судов, которые отправляются за границу, что это единственное место, способное принять судно такого размера — но оно почти никогда не используется, Кол. В течение нескольких месяцев на эти склады не поступало никаких реагентов, и те немногие стражи, которых мы выделили для обыска, не обнаружили ни малейшего запаха. Надеюсь, Саван предложит тебе больше информации… В любом случае, давай поднимемся на борт, чтобы мы могли устроиться поудобнее и ждать.

Мы так и сделали, я шел, пошатываясь, палуба раскачивалась подо мной. Потом мы сидели и ждали. Мои кости казались тяжелыми там, где они покоились в моей плоти. Мне было нелегко даже просто сидеть прямо.

— Теленаи рассказала тебе, как должен проходить опрос, да? — спросил Грелин. — Я провожу тебя к авгурам, а затем… я изменюсь. Я стану кем-то другим, как только прививки внутри меня заработают.

Я снова кивнул.

— Вы сами были авгуром, сэр? — спросил я. — На что это было похоже? Чего мне следует ожидать?

— Это почти все равно что спрашивать о полузабытом сне, сигнум, — сказал он. — Более того, бывшим авгурам строго запрещено обсуждать свою работу в Саване. Но, полагаю, я могу нарушить правила… — Его глаза сузились в задумчивой полуулыбке. — В большой группе это замечательно. Так много обмена информацией, так много работы, так много пользы… В небольших группах это очень сильно, удивительно интимно. Отношения там… очень разные. — Он замолчал и погрузился в воспоминания. — В общем, я не знаю, чего ожидать. Я был авгуром очень давно, и у каждого это по-разному.

Я некоторое время пристально смотрел на него, мои мысли неуклюже проносились по каналам моего разума. «Возможно, ваши воспоминания были изменены, сэр?» — пробормотал я невнятно.

Его голова в шлеме повернулась ко мне.

— Что?

— В-ваша память, сэр. Мой иммунис сказала, что Империя может изменять некоторых людей, так что они не могут обсуждать определенные темы, и предположила, что это могло быть сделано и с вами. Я не слышал, чтобы такое действительно происходило, но спросил себя, не могли бы…

— Нет! — горячо возразил Грелин. — Нет, нет! Нет, мои воспоминания не были изменены. — Он вздрогнул. — Конечно, такая практика существует, но я не могу понять, почему Долабра заговорила обо мне! Лично я никогда не слышал о том, чтобы это было реализовано, но могу только представить…

— Представить что, сэр?

— Что ж. Если такое когда-нибудь действительно использовали, то это было сделано для сокрытия тайн, гораздо более ужасных, чем те, что можно найти здесь.

— Чем… Саван? В Империи есть секреты даже более опасные, чем этот, сэр?

Грелин промолчал. Затем я услышал оглушительный трепет, поднял глаза и увидел, как над нами разворачиваются вздымающиеся паруса. Они заколебались, пойманные ветром, и превратились в острые белые лезвия на фоне аспидно-серого неба. Меня охватило потрясающее ощущение плавания, словно небо и море вращаются вокруг корабля.

Голос Грелина эхом отозвался из глубины его шлема:

— Мы уходим.

Я попытался найти берег и увидел, что он был прав: Ярроудейл удалялся, а веселые верхушки фретвайновых коттеджей становились все меньше на моих глазах.

ГРУЗОВОЕ СУДНО РАСКАЧИВАЛОСЬ на серой воде, и вскоре вся цивилизация превратилась в крошечную, беспорядочную черную полоску вдали. Несмотря на прививки внутри, я почувствовал, как участился мой пульс, когда между мной и цивилизацией простерлась акватория залива. Я никогда по-настоящему не осознавал необъятность моря, этой огромной, бурлящей, вздымающейся пустоты. Я попытался представить себе его глубину, спросил себя, насколько далеко оно уходит вниз, и тогда неизбежно возник вопрос о том, что может лежать там, на морском дне, и смотреть на меня снизу вверх — возможно, дрейфующий гигант в состоянии покоя?

Мы плыли все дальше и дальше. Затем я услышал крики экипажа, призывающие друг друга быть осторожными, быть наготове.

— Мы приближаемся, — тихо сказал Грелин. — Если ты хочешь его увидеть, сейчас самый подходящий момент.

Я повернулся и посмотрел вперед.

Назвать его высоким, или большим, или необъятным — значит, даже близко не передать природу того, что поднималось из моря. Это было невообразимо колоссальное, возвышающееся облако мерцающей зелени, которое, казалось, заполняло весь горизонт перед нами. Да, я видел далекие морские стены на востоке и был свидетелем выхода левиафана на сушу с расстояния в несколько лиг, но никогда в жизни я не был так близко к чему-то столь огромному. Только само море могло бы соперничать с его размерами, подумал я.

Мы подплыли ближе. Я понял, что Саван не был ни тентом, ни сооружением из сетки или мха, как я предполагал раньше; скорее, он был толще, плотнее, более студенистым и менее похожим на ткань или виноградные лозы — больше всего он напоминал какие-то колоссальные водоросли, поднимающиеся из воды. И не весь он был цельным куском, а слоился, как лепестки цветка — каждый слой оболочки обвивался вокруг следующего, его виридиновая плоть была пронизана прожилками темно-зеленых пузырьков.

И он двигался. Он колыхался и перемещался, изгибаясь одним длинным волнообразным движением из конца в конец, снова и снова. Это было так странно, красиво и искусно, но в то же время в этом был какой-то скрытый ужас, и от одного взгляда на это у меня что-то поползло перед глазами.

Грелин указал на вершину.

— Видишь вон то место? — спросил он. — Ту арку? Я ее сделал. После шторма арка ослабла, и они подняли меня и еще нескольких человек на строительные леса, я посадил черенки и ухаживал за ними в течение нескольких недель, и… теперь взгляни на нее. Я думаю, что проделал хорошую работу…

Я продолжал наблюдать, как Саван покрывается рябью, изучая мягкое, бесшумное движение массивной конструкции.

Затем я нахмурился, в моем затуманенном мозгу мелькнула мысль.

Я взглянул на паруса надо мной и увидел, что они натянутые и твердые. Ветер был постоянным и очень сильным.

Я оглянулся на Саван. Я понял, что его странное колыхание вызвано не ветром.

— Он…он движется, сэр, — тихо сказал я. — Оно движется сам по себе.

Грелин ничего не ответил.

— Не так ли, сэр? Я прав?

— Да, — сказал он. — Ты, как и многие на берегу, предполагал, что он колышется на ветру, как флаг или штандарт?

На мгновение я потерял дар речи, завороженный колебаниями этого предмета.

— Я знал, что это живое существо, — сказал я. — Но не знал, что… настолько живое.

— Да, — сказал он. — Саван — это единый организм, Кол, единое существо. Это то, что мы создали. В этом мире нет ничего подобного. Мы должны были сделать его таким, чтобы извлекать кровь левиафанов.

— Почему вы не сказали нам об этом, сэр? — спросил я.

— Кажется, я так и сделал, — сказал он озадаченно. — Я сказал вам всем, что в основу Савана были положены ткани левиафана. Но, возможно, я не совсем ясно обрисовал последствия этого.

Мы продолжили путь. Мир снова накренился и повернулся, и нос грузового судна наклонился вправо, описывая большую дугу, затем снова влево, к Савану.

С этого ракурса я мог видеть, что зеленая оболочка не была идеально симметричной: его северо-восточная сторона вытягивалась, что наводило меня на мысль о изысканном платье аристократки, дополненном ниспадающей вуалью. Мне показалось, что я разглядел огромные цепи, свисающие с какого-то высокого скрытого механизма, прикрепленного к углам широкой части оболочки. Я представил, как цепи втягиваются, поднимая этот край Савана высоко, как подол платья, чтобы корабли смогли буксировать туда… что-то.

Что-то огромное, несомненно. Что-то, что должно было лежать там, в воде, подобно деве-духу из старых сказок, плавающей в своем бассейне и ожидающей поцелуя, который вернул бы ее в реальный мир; но я знал, что эта дева будет чем-то другим. Чем-то чудовищным, не поддающимся описанию.

— Когда-то люди поклонялись им как богам, — тихо сказал Грелин. — Я думаю об этом всякий раз, когда совершаю это путешествие.

Впереди маячила огромная мерцающая шкура Савана. Мое тело было скользким от пота, во рту пересохло.

— И я не могу их винить, — продолжил Грелин. — Эти гигантские, необъяснимые существа, с грохотом выходящие на берег, приносят с собой столько смертей и странностей. Вот что такое вера в божество, так? Линия, протянувшаяся от таких маленьких существ, как мы, к невыразимому, непостижимому.

Стена Савана впереди задрожала, как кожа на барабане. Затем она раскололась и, сильно содрогаясь, начала отступать назад. Пенистое море хлынуло внутрь, чтобы заполнить ее, и я был поражен ужасом, представив, что это рот. Внезапно я понял, что Саван — это не творение Империи, а, скорее, затаившийся левиафан, чудовищное создание, которое сейчас разинуло свою пасть, чтобы поглотить нас.

Но потом я увидел цепи на концах разделившейся стены из кожи и осознал, что внутри есть какой-то механизм, который отодвигает завесу Савана, как разводной мост, пропуская нас внутрь: возможно, это уменьшенная версия массивных оболочек, предназначенных для титанов.

— Но потом мы нашли способ убить их, — прошептал Грелин рядом со мной. — Убить их и увезти их плоть и кости так далеко от того места, где они когда-то бродили… сюда.

Мы проплыли сквозь завесу, и я увидел строение внутри.

Это не было обычным зданием или крепостью, и, хотя я заметил вокруг него множество переплетений тканей и сухожилий, это точно не было и организмом. Скорее, это было смешение того и другого — сверхъестественный, бурлящий, дрожащий цветок из кирпича и плоти, бронзы и связок, кости, камня и изгибающегося дерева. Яркая, дрожащая стена из бледной плоти переходила в стену из тусклого коричневого кирпича, за которой следовал корпус из усиленной стали с крошечными стеклянными окошками на поверхности; и повсюду вокруг него были извивающиеся трубки и сосуды, одни из которых были сделаны из бронзы, другие из плоти, похожие на извилистые кишки, по которым вверх и вниз по шкуре огромного существа текли жидкости.

И на каждом слое трудились крошечные мерцающие точки: люди, как я понял, облаченные в малиновые костюмы, пропитанные водорослевым маслом. Их были сотни, и они напоминали мне не столько инженеров или офицеров, сколько муравьев, отчаянно пытающихся оторвать кусок от туши; и все же люди не ломали конструкцию, а скорее строили и лечили. Казалось, они подпитывали цитадель, чинили ее, накачивали прививками, латали израненную плоть, зашивали любые трещины или разрывы или заделывали корпуса там, где они проржавели или раскололись.

Мы это построили, подумал я. Мы построили это противоестественное сооружение, а оно, в свою очередь, создало нас.

Корабль с плеском плыл по воде, зеленая завеса осталась позади, впереди виднелся небольшой пирс.

Я услышал, как голос Грелина продолжал шептать рядом со мной:

— И вот теперь я спрашиваю себя. Я спрашиваю себя, кем же это нас делает?

— Я… я прошу прощения, сэр? — спросил я.

Я обернулся и увидел, что он печально улыбается мне сквозь стекло своего шлема.

— Что это значит, — спросил он, — когда линия, которая когда-то соединяла нас с непостижимым и невыразимым, вместо этого сворачивается, образует огромную петлю — и затем возвращается к нам?

Завеса Савана с тихим вздохом закрылась, и весь мир стал зеленым.

ГЛАВА 44

| | |

Я ПРОДОЛЖАЛ СМОТРЕТЬ на гигантскую цветущую цитадель наверху, пока мы приближались, и сильно удивился, когда весь корабль был облит настолько едкими реагентами, что воздух задрожал, и я едва мог видеть в трех спанах перед собой.

Все погрузилось в движение и хаос, пока мокрые рабочие разгружали груз. Грелин и я обходили их, пока не поднялись по ступенькам. Я оглянулся только один раз и увидел, что мир вокруг превратился в мерцающее зеленое пятно, как будто я видел горизонт сквозь толстое тонированное стекло.

Наверху лестницы нас ждали четверо стражников, каждый в защитных шлемах и костюмах.

— Иммунис Грелин? — спросил один из них, милитис, судя по нашивкам на костюме. — И сигнум Кол?

Мы кивнули, и четверо стражников отдали честь.

— Я милитис Торгай, — представился тот, кто говорил, и поклонился. Хотя пол было трудно определить, учитывая наши костюмы, я решил, что это женщина. — Я буду сопровождать вас в вашем сегодняшнем путешествии и сначала провожу вас в западные транспортные отсеки, где проводятся подготовительные работы к транспортировке. Вы готовы идти, сэр?

Сверху донесся звук капающей жидкости. Я поднял глаза и увидел, как выпуклая, бледно-белая стена плоти внезапно согнулась и втянулась в кирпичную щель.

— А-а, да, — сказал я. — Да, я… думаю готов?

— Отлично, — радостно сказала она. — Следуйте за мной, пожалуйста, сэр.

Мы вошли в высокую стальную дверь в боковой стене цитадели, и с этого момента сравнение с муравейником стало еще сильнее: хотя пол внутри был в основном ровным, проходы больше напоминали кишкообразные комнаты и туннели, чем упорядоченные коридоры имперской крепости. Команды рабочих в красных костюмах апотов окружали нас, устремляясь вниз и вверх по изгибам туннеля или появляясь из потайных дверей, чтобы заняться своими обязанностями. Я не видел лиц, только защитные шлемы и запотевшие от пара стекла, да иногда мелькали испуганные глаза.

— Все люди здесь очень заняты, сэр, — сказала Торгай. — Хотя, я уверена, вы понимаете. — Косой взгляд. — Я полагаю, вас полностью проинформировали?

Голос Грелина, мягкий и приглушенный:

— Да, полностью, милитис.

Торгай покачала головой в шлеме.

— Все еще немного ошеломлена тем, что об этом стало известно на берегу. Даже так, эта перевозка — смертельная тайна.

— И я сохраню ее. — Я хотел добавить — Если мне удастся уйти отсюда живым, — но не стал.

— Надеюсь на это, — сказала Торгай. — Реагенты для отправки уже готовы. Это недалеко!

Мы миновали один из узких коридоров и подошли к огромной двери, сделанной из железа и каменного дерева. Торгай отодвинула тяжелые засовы, распахнула ее, затем поклонилась, приглашая нас войти.

Внутри помещение напоминало массивный, колеблющийся шар, сделанный из разновидности фретвайна, волокна которого больше походили на камень, чем на кору. Водянисто-зеленый свет проникал сверху, где открытые окна смотрели на мерцающую оболочку Савана. Вокруг нас громоздились ящики с реагентами. Около дюжины апотов карабкались по ящикам, как козы по каменистому утесу. Каждый из них нес набор растений в клетках и размахивал пучками папоротников и мхов над каждым ящиком, словно священник кадильниц ей, внимательно осматривая их листья и завитки.

Голос Грелина был шепотом в темноте:

— Мы проверяем их сейчас, чтобы убедиться, что наш враг не испортил их, потому что все это будет сопровождать наш подарок в его путешествиях. Это, пожалуй, похоже на погребальные обряды древних императоров, которых перевозили вверх по реке Асигис на баржах, выкрашенных в белоснежный цвет, в сопровождении их самых ценных вещей…

Я сглотнул, обескураженный как этим местом, так и тембром его голоса. Возможно, его странности объяснялись прививками, которые он употреблял.

— Что это за реагенты?

— Много всего. Питательные вещества. Стимуляторы для уникального штамма оли мук, оссуарийного мха, который скрепляет костный мозг. И на случай непредвиденных обстоятельств, если вырезанный образец станет нестабильным.

— Насколько это вероятно?

Кривой, слабый смешок.

— Больше, чем я бы хотел. Но мой ответ всегда будет таким, Кол.

Я обернулся, глядя на апотов, выполняющих свою работу.

— Они не обнаружили никаких следов взлома ни на одном из ящиков здесь?

— Да, сэр, — ответила милитис Торгай. — Но, конечно, есть еще четыре комнаты, точно такие же, как эта.

— Есть еще четыре? Насколько большим будет это судно?

— Мозг доставят на имперский гидрицист, — сказал Грелин, — второй по величине из наших морских кораблей, двести спанов в длину и семьдесят спанов в ширину. Он ненадолго пришвартуется в Ярроудейле, чтобы запастись простыми припасами — веревками, водой, едой для команды, — а затем прибудет на Саван для загрузки. Выходя отсюда, он будет поменьше похож на судно и побольше на плавучий завод, со всеми этими реагентами, прекурсорами и соединениями, находящимися внутри. Все это должно стать частью системы, направленной на то, чтобы наш подарок крепко спал в своем костяном ложе, пока не прибудет в портовый город Капка на реке Асигис. Там его опять перегрузят, на баржу, аналогичного вида, но более подходящую для речных перевозок, поскольку мы контролируем весь Асигис. — Его слова стали мягкими и печальными. — Странно, что мы контролируем эту длинную реку, но не каналы, которые мы сами построили.

Мы прошли в следующую комнату, и в следующую, и в каждой из них были ящики с грузом, заполненные апотами с их контрольными растениями.

— Сколько все это будет стоить, сэр? — спросил я.

— Стоить? — спросил Грелин. — Стоимость настолько велика, что почти немыслима. Сейчас ты смотришь на результат тысяч часов труда — и Саван сам по себе является результатом тысяч прививок, суффозий и дополнений, сделанных для того, чтобы люди были способны его делать. И это не говоря о стоимости жизни — сколько людей мы потеряли на Саване только в этом году, Торгай?

— Одиннадцать, — тихо сказала она. — Два авгура и девять специалистов по работе с реагентами, сэр.

— И я сам знаю полное число людей, которые погибли в погоне за костным мозгом, — сказал Грелин. — Мы даже сейчас воспеваем их имена в анналах апотов и здесь, на Саване, в дни поминовения. Их семьям будут предоставлены льготы и земли, но… нам еще предстоит предоставить им достаточную компенсацию, многими способами. Ибо каждый из них погиб во имя достижения этой великой цели — контролировать то, что не поддается контролю, и принести безопасность и исцеление тысячам людей. Будущее настолько лучше настоящего, что для меня оно как чужая страна. — Он замолчал, на его плечах зарябили волны зелени. — Не хочешь ли взглянуть на это сейчас, сигнум? — прошептал он.

— На что, сэр?

— На темное чудо, которое мы поймали в ловушку — плод всех наших печальных трудов.

Я посмотрел на Торгай, но она не встретилась со мной взглядом.

— Пойдем, — сказал Грелин. — Пойдем, Кол, и ты увидишь!

ГРЕЛИН ПОВЕЛ МЕНЯ по длинному каменному коридору.

— Видишь ли, он спит, — прошептал он, пока мы шли по нему. — Как младенец. Тихо и беспокойно, но всегда угрожает проснуться.

Коридор заканчивался дверью из каменного дерева, которая была многократно укреплена, со смотровым люком, расположенным в центре. Я смотрел на нее, чувствуя, как по коже бегут мурашки, а костюм кипит от жары.

Грелин кивнул на люк.

— Вот он. Смотри! Смотри на это и знай, что костный мозг существует.

Я подошел к люку, открыл его и заглянул внутрь.

Внутри находилась еще одна изогнутая, покрытая рябью сферическая камера, выполненная из каменного фретвайна, снова освещенная кружащимся зеленым светом, исходящим от Савана наверху. К моему замешательству, в комнате, казалось, шел мокрый снег: густые белые хлопья танцевали в темноте, бурля и кружась в зеленом свете.

— Сэр, — сказал я. — Что это…

— Лепестки, — сказал Грелин. — Лепестки цветов дерева кьяп. Они легкие и многочисленные — и будут первыми, кто начнет деформироваться, если нарушится защита костного мозга. Сколько раз я заглядывал в комнаты, подобные этой, и видел, как они меняют цвет или становятся тяжелее и не могут танцевать в воздухе. Затем костяная колыбель нашего приза зацветала странными наростами, у нее вырастали зубы и ребра, а затем мы были вынуждены сжечь все это творение и ждать следующего сезона дождей. Но сейчас смотри мимо цветов! Сейчас смотри мимо их сугробов, Кол!

Я прищурился, глядя сквозь снежную бурю цветочных лепестков. В центре комнаты стояла высокая рама из каменного дерева — пятнадцать спанов в ширину и высоту. Внутри нее висела похожая на паутину сеть толстых, тягучих, извивающихся побегов из материала, напоминавшего оссуарийный мох, но имевшего металлический отблеск. И там, в середине паутины блестящего мха, виднелся нарост: шишка, странный, бесформенный комок, пять спанов в ширину и высоту, по форме почти как телячья почка. Он висел в паутине, погребенный в металлическом мху, и все же, если я не ошибался, этот комок очень редко…

Трясся. Вибрировал. Дрожал. Как яйцо перед вылуплением.

— Видишь мох? — прошептал Грелин рядом со мной. — Как он мерцает? Это порода, которую мы создали специально для этой цели, обогащенная отложениями железа, чтобы выровнять ее кору, которая уже имела характер камня. Только из него можно создать оболочку, которая устоит против кани и многочисленных изменений и мутаций крови титана. И все же, даже сейчас, она вздрагивает. Ты видишь?

Сверкающий комок снова задрожал, словно кто-то осторожно тронул струну лиры. На серебристом панцире появилась выпуклость, похожая на пузырь, который, казалось, вот-вот лопнет, но затем он застыл и съежился, но не исчез.

— Да, — тихо сказал я.

— В этой оболочке заключено будущее, Кол. Некоторые настолько смелы, что называют ее Пятой империей — почти кощунственная вещь, поскольку новые эры начинаются только после смерти императора! И все же, если бы он был здесь, я думаю, император Даавир согласился бы…

Я оторвал взгляд от люка и закрыл его, чувствуя, как кровь бурлит в жилах.

— Тридцать два, — обратился ко мне Грелин.

— Сэр?

— Тридцать два авгура погибли, чтобы принести нам это сокровище, — сказал он. — И я оплакиваю каждого из них. Но когда-то считалось, что их тридцать три… ведь мы думали, что Пиктис мертв, так, Кол? Но теперь мы знаем обратное.

Я ничего не сказал, завороженный видом костного мозга, подвешенного в темноте среди танцующих цветов.

— Странно, что он собирается сделать оружие из того, за что когда-то боролся, — мрачно сказал Грелин. — Наше избавление, но его оружие. А теперь — готов ли ты говорить с теми, кто добыли этот приз?

ГЛАВА 45

| | |

МЫ ПОСЛЕДОВАЛИ ЗА Торгай по очередному извилистому коридору, и мне стало так жарко в костюме, что, казалось, меня тушили в пузыре. Я изо всех сил пытался собраться с мыслями и подготовиться к тому, как пройдет опрос.

— А авгуры, с которыми я буду разговаривать, тоже будут в костюмах, пропитанных водорослевым маслом, и шлемах? — спросил я.

— О, нет, сэр, — сказала Торгай. — Цитадель Савана построена в два слоя. Есть внешний слой, который представляет собой операционный блок, где персонал обязан постоянно носить защитную одежду. В основном здесь работает только обслуживающий персонал. Кроме этого, есть внутренний слой. Именно там выполняется самая опасная работа.

— Я полагаю, меня не приведут во внутренний слой.

— Да, сэр. Вы не сможете туда пройти без нескольких дней испытаний и наблюдений. Я отведу вас в смотровую комнату на северной стороне внутреннего слоя цитадели. Там вы сможете поговорить с назначенным персоналом через стеклянную стену камеры, почти так же, как вы смотрели на… э-э, груз.

Мы снова повернули. К этому моменту я потерял всякое представление о направлении и понятия не имел, где мы находимся.

— Я прошу вас соблюдать правила поведения при таком взаимодействии, сэр, — сказала Торгай. — Не прикасайтесь к стеклянной стене. Не снимайте шлем или какие-либо другие части вашего костюма.

Мы спустились по деревянной лестнице, затем поднялись по металлической.

— Не обсуждайте ничего личного. Не показывайте им свои личные вещи. Не кричите, не говорите громко и не двигайтесь быстро в их присутствии. Не упоминайте о прибрежном мире и его событиях.

Дверь, затем короткий проход; затем еще одна дверь и еще один короткий проход.

— Но, прежде всего, не выстукивайте перед ними никакого ритма. Не следует также напевать или насвистывать какую-либо мелодию. Это сильно встревожит авгуров, поскольку они будут искать в этом смысл и закономерность. И когда ваши два часа закончатся, они закончатся. Никаких переговоров по этому поводу. Это понятно, сэр?

— Да, милитис.

— Очень хорошо, сэр.

Торгай достала связку ключей, отперла последнюю дверь и жестом пригласила меня войти. Мы оказались в небольшом коридоре из тусклого белого камня, освещенном цепочкой голубых мей-ламп. Впереди, слева, были три бронзовые двери. Кроме них, в коридоре ничего не было.

Торгай подошла к ближайшей бронзовой двери, отперла ее и распахнула. «Вы можете войти, сэр», — сказала она.

Собравшись с духом, я вошел внутрь.

МАЛЕНЬКАЯ КОМНАТА БЫЛА очень похожа на камеру наблюдения, в которую меня поместили в Ярроудейле, но больше: толстая, рифленая стеклянная стена разделяла пространство надвое, с тремя простыми деревянными стульями по обе стороны. На каждом стуле на нашей половине были разложены любопытные инструменты: две простые деревянные дощечки, вставленные в небольшую раму так, что между ними оставался небольшой промежуток. Кроме них и двух мей-ламп, горящих наверху, комната была совершенно пустой.

— Пожалуйста, присаживайтесь, господа, — сказала Торгай. — Офицеры скоро подойдут к вам.

Мы сели. Стражники ушли и закрыли за собой дверь, хотя по теням внизу я мог сказать, что один из них стоял снаружи и наблюдал за нами через щель в двери.

Я посмотрел на стеклянную стену. Она была толщиной по меньшей мере в два малых спана. «Сможем ли мы, э-э, услышать авгуров через это, сэр?» — спросил я.

— Да, — сказал Грелин. Теперь его голос дрожал. — В потолке есть щели, через которые проникает звук. Они покрыты мхом, чтобы впитывать инфекцию, поэтому звук будет слабым, но мы их услышим.

— Я понял, сэр.

Воцарилось молчание.

— Иялет Апотекалей на самом деле является крупнейшим потребителем стекла в Империи, — внезапно сказал Грелин. — Ты знал об этом, Кол?

— О… нет, сэр. Но в этом есть смысл.

— Да… нейтральность и непроницаемость стекла делают его идеальным для хранения реагентов. Хотя закаленное стекло такого размера чрезвычайно сложно изготавливать и транспортировать. — Он протянул руку к стеклу, словно представляя, как ласкает его поверхность. — Стекло очень толстое — два малых спана, а может, и больше… Я бы предположил, что его закаляли в Басирии, в нескольких сотнях лиг к югу. Там очень мелкий песок, самого приятного качества, и неподалеку находится огромный стекольный завод.

— Понимаю, сэр, — сказал я, озадаченный его энтузиазмом.

— Они нагревают песок с добавлением черного дерева до тех пор, пока он не раскаляется добела, а затем оставляют его очищаться, пузырьки выходят из его кипящих луж… Затем его раскладывают слоями, охлаждают, заворачивают в мох из Габирги и отправляют через обширное озеро Ханум в Мицель — вероятно, весной, потому что это период наиболее спокойной погоды, — а затем вниз по великой реке Асигис сюда. Я спрашиваю себя, вижу ли я изъяны в стекле?.. Какая-нибудь частичка ракушки или земли затерялась в песке, а затем превратилась в закаленное стекло. Какое это чудо — сидеть и смотреть сквозь почву, ставшую прозрачной. С берега какого озера или долины в Басирии этот песок? Кеси? Бейк Энис? Лейли? Интересно, почувствую ли я его запах на самом стекле…

Я искоса взглянула на него. Хотя он и раньше вел себя странно, сейчас в его глазах появился лихорадочный блеск, а слова слетали с его губ так быстро, что их было почти невозможно разобрать через шлем.

Авгури, догадался я. Я подозревал, что оно действовало на него все это время, но сейчас оно достигло своего апогея. Мне стало интересно, кем он был сейчас, где-то внутри этого костюма.

Затем раздался щелчок двери: не с нашей стороны, а с другой.

Я поднял глаза, и они вошли в комнату.

ПЕРВЫМ, ЧТО БРОСАЛОСЬ в глаза, была их одежда, если это вообще можно было назвать одеждой. От шеи до колен на них были надеты не рубашки, не куртки и не чулки, а нечто, что на первый взгляд казалось бесформенным клубком бумаги и пергамента. Я прищурился и увидел, что листы бумаги прикреплены к находящейся под ними одежде с помощью бечевок, булавок или клея и не имеют одинакового размера или вида: там было много цветов и оттенков бумаги, одни большие и аккуратные, другие смятые, а некоторые — просто оторванные уголки. Все бумаги были исписаны каракулями, текстом, цифрами, уравнениями, расчетами и абзацами, и все это было написано размазанным зола-пером.

Как я понял, это были заметки. Оба авгура сделали так много записей и прикрепили их к своим телам, что стали почти похожи на овец — белые, пухлые и шелестящие.

Я изучал лица авгуров, когда они входили. У них была серая кожа, как и у меня; но они были не просто лысыми, а совершенно безволосыми, их головы были полностью лишены волос, как у Грелина и Теленаи. Их лица были перепачканы пеплом и чернилами, из-за чего мне было трудно определить их пол; но, как мне показалось, один из них был женщиной, а другой мужчиной. Хотя, возможно, эти термины ничего не значили для таких существ, как они. Возможно, авгуры, подобно некоторым жителям самых внутренних кантонов, вообще отказались от подобных понятий.

Два авгура подошли к барьеру и посмотрели на меня, их лица были так близко к стеклу, что под их ноздрями распустились цветы пара. Было что-то недоступное в их взгляде, как будто у них на самом деле не было глаз, а скорее их изображения были нарисованы на камнях, расположенных в глазницах.

Авгуры долго смотрели на меня, прежде чем начать рыться в своих свитках пергамента. Они достали набор дощечек, которые висели у них на шее на лентах. Затем они уселись перед зеркалом, положили дощечки себе на колени, а затем…

Тук-тук. Тук тук-тук-тук.

Я наблюдал, как их пальцы танцевали по дощечкам, кончики их пальцев были такими темными от золы, что оставляли после себя черные разводы.

Наступила тишина. Затем Грелин медленно взял одну из дощечек с нашей половины комнаты. Он глубоко вздохнул и простучал ответ. Из-за дизайна и обрамления дощечек постукивания были довольно громкими.

Авгуры впервые посмотрели на него. Затем они снова начали постукивать, их пальцы быстро забегали по дереву. Грелин ответил, постукивая, и они отбарабанили другой ответ. Это продолжалось некоторое время, и по мере того, как это происходило, настроение всех троих начало меняться, становясь расслабленным и в то же время возбужденным.

Я подумал, что они приспосабливались друг к другу. Как танцоры, двигающиеся с новым партнером, пытающиеся приспособиться к росту, весу и скорости этого человека, но в то же время очарованные новизной всего этого.

Наконец постукивание прекратилось, и Грелин повернулся, чтобы посмотреть на меня. Его зрачки были расширены, а когда он заговорил, в его голосе было что-то туманное.

— Теперь я буду говорить за них, — сказал он. — Насколько смогу. Я больше не буду говорить за себя. Это понятно? — Последние два слова прозвучали резко и холодно.

— Да, сэр.

Грелин встал, подошел ближе к стеклу, повернулся ко мне лицом и сел на пол. Мужчина-авгур устроился сел на пол справа от него, женщина — слева. Глаза Грелина под шлемом закрылись, и, казалось, он погрузился во тьму, как будто сам человек исчез, и осталась только тень.

Авгуры изучали меня, их глаза были широко раскрыты и серьезны, но в то же время непостижимы. Затем мужчина простучал сообщение на своей дощечке.

Грелин наклонил голову к мужчине и сказал как во сне:

— Юдекс. Они сказали, что к нам приедет Юдекс, чтобы поговорить с нами. Но у тебя узкие глаза и добавка бледно-коричневого к твоей коже. Ты тала?

Я в замешательстве посмотрел на Грелина. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать абсурдность ситуации: слова авгура исходили изо рта Грелина, как будто тело человека использовалось в качестве голосовых связок.

Затем начала постукивать женщина. Грелин склонил голову в ее сторону, и когда он заговорил снова, его голос был немного другим: напряженным, без намека на теплоту.

— Он Тала. Колебания зрачка. Слегка расширенный, смещение в плечах. Он услышал правду. Это мужчина-тала, к тому же молодой. Он двигается слишком быстро.

Мужчина-авгур застучал снова, Грелин наклонил голову в другую сторону и произнес: «Тала далеко отсюда». Авгур порылся в своем бумажном костюме и вытащил единственную записку, привязанную к веревочке, высоко поднял ее и снова постучал по своей дощечке. «Менее семи процентов всех имперских офицеров, находящихся на службе в Ярроудейле, являются выходцами из Тала. Это известно. Хотя эти цифры были приведены некоторое время назад…»

Затем женщина, холодная и суровая:

— Здесь в основном ратрасцы, курмини и пифийцы. Люди, которые выросли у рек, у заводов апотов. Люди Старой Империи, чьи племена знали владения императоров задолго до похода к морю. Знакомы с запахом реагентов и дыма.

Мужчина:

— Необычно, что ты здесь. Офицер Юдекса никогда раньше не входил в Саван. Это известно, здесь, во внутреннем слое. Мы делимся знаниями. Мы помним.

Женщина, порывшись в своем костюме, извлекла какой-то жалкий клочок испачканного пергамента и гордо подняла его над головой. Затем она простучала одной рукой:

— Я предсказала, что в скором времени появится консулат Юдекса. Я предсказала это. Переход из Ярроу в Империю будет сопряжен с болью. Присутствие такого существа неизбежно.

— Но даже в этом случае, — постучал мужчина, — такой персонаж не отправил бы юношу-тала на Саван в полном одиночестве. Нет, нет. Ты не часть его свиты.

Женщина убрала записку и склонила голову набок.

— Так почему именно сейчас? И почему именно мужчина-тала, из всех народов Империи?

Затем мужчина:

— Но тогда… Тала находится так близко к священным местам. Тропа титанов, морские стены и Талагрей.

Женщина наклонилась вперед, ее глаза были широко раскрыты и проницательны:

— Ты служил в Талагрее, Юдекс? Ты когда-нибудь гулял в тени морских стен или по Равнинам Пути, с их древними кенотафами и диковинными цветами?

Мне вдруг стало очень жарко в костюме.

Призрак улыбки промелькнул на лице женщины. Она отстучала:

— Он служил. Видишь неподвижность его взгляда, размеренные движения, когда он дышит под своим костюмом? Этот мальчик весь в прививках, но он не сломлен. У него сталь в глазах и песок в позвоночнике.

— И его визит сюда не был запланирован, — сказал мужчина. — Потому что костюм плохо сидит. Мешковатый на коленях и бедрах, тесный в плечах. Костюм был выращен не для него, хотя на то, чтобы изготовить костюм для человека, уходит всего десять дней…

— Тогда почему? — спросила женщина. — Почему такой опытный офицер Юдекса приезжает сюда так быстро и так незапланированно? Если только… на берегу не произошло что-то очень плохое.

— Убийство. Смерть.

— Катастрофа. Катастрофа. Расскажи нам. Что это?

— Расскажи нам, пожалуйста, Юдекс, расскажи нам.

Я наблюдал, как Грелин дергался на месте, словно был одержим фигурами по ту сторону стекла. Не менее нервирующим было то, что я слушал двоих, мои глаза бегали туда-сюда, пока говорил один, потом другой, чередуя стук и слова.

— Я здесь, — сказал я очень аккуратно, — чтобы спросить о человеке, который некоторое время назад служил у вас авгуром.

Два авгура медленно повернулись и посмотрели друг на друга. Я не понял значения их взглядов, но они долго смотрели друг на друга. Затем они повернулись, и женщина набрала короткое, простое сообщение.

Грелин заговорил за нее:

— Ты здесь, чтобы спросить о Сунусе Пиктисе?

Моя кровь прилила к лицу. Я постаралась, чтобы мои глаза не слишком сильно отреагировали.

— Да, — спокойно ответил я. — Откуда вы это знаете?

Снова воцарилось долгое молчание. Авгуры сидели с непроницаемыми лицами. Затем женщина порылась в своем костюме и достала крошечный клочок бумаги, покрытый каракулями, прежде чем снова постучать по своей доске.

Грелин заговорил за нее:

— Это было известно, Юдекс. Это было предсказано. Мы предполагали, что эти события могут произойти.

— Как вы это предсказали? — спросил я.

Женщина покачала головой и спрятала записку в карман своего костюма. Затем она постучала еще раз:

— Он жив. Он жив. Но как же это произошло?

— Я не могу вам сказать, — ответил я. — Я здесь только для того, чтобы спросить о его службе в этом месте.

Еще несколько стуков от женщины:

— Мы расскажем тебе о его службе здесь, если ты расскажешь нам о его действиях в мире за Саваном.

Затем мужчина:

— Его служба здесь была странной и беспокойной. Хотя большинство не могло этого видеть, мы видели.

— Когда он погиб, — сказала женщина, — мы даже тогда подумали, что это неправильно. Такая грубая ошибка, такой промах — со стороны Сунуса Пиктиса? Золотого ребенка, который не мог сделать ничего неправильного?

Затем мужчина:

— Тот самый авгур, которым все восхищались? Самый умный из умных, самый блестящий из блестящих?

Женщина:

— Нет.

Мужчина:

— Нет.

— Это было неправильно. Все это было неправильно.

— Мы это знали. Это было известно.

Женщина наклонилась ближе, ее нос почти касался стекла.

— И когда нам сказали, что с нами, и только с нами, придет поговорить Юдекс…

Мужчина:

— Да. Его нашли. Он жив.

Женщина:

— Мы были готовы к встрече с тобой, Юдекс. Мы можем многое сказать. Просто расскажи нам. Что он там натворил? Он в безопасности и невредим?

Я наблюдал, как их пальцы выстукивают эти последние сообщения. Затем они стали совершенно холодными и неподвижными, как будто отказываясь предоставить мне хоть какой-то намек на информацию.

И все же я заметил: они беспокоились о безопасности Пиктиса. Они не считали его убийцей или преступником и еще не предполагали, что я оказался здесь из-за какого-то его поступка.

Я задумался, что делать. Потом я понял: все это показалось мне довольно знакомым, так? Разве я не знал, как вести себя с человеком, столь жадным до информации?

Я спросил:

— Разве вы недостаточно мудры, чтобы определить ответы по тому, что я не могу сказать, а не по тому, что могу?

Их лица дрогнули: возможно, я уловил вспышку гнева. Затем женщина постучала, и когда Грелин заговорил, его голос был холодным и обиженным:

— Кокетничает. Дразнит. Мне это не нравится.

Мужчина снова постучал, и Грелин перевел:

— Да, ему объяснили правила. Проглотил их, впитал их. Как неприятно.

— Теленаи добралась до него, — сказала женщина. — Велела ему ничего нам не рассказывать. Жестокая, очень жестокая Теленаи.

— Жестокая, очень жестокая Теленаи, — подхватил мужчина. — Ничего больше, ничего нового. Вместо этого мы будем читать только внутренности и нервные скопления, и ничего больше.

Женщина:

— Кости и сухожилия, вены и внутренности.

Мужчина:

— Сгустки крови и полоски мембран.

Женщина:

— Почему ты обрекаешь нас на такую участь? Ты спрашиваешь нас, и мы будем спрашивать тебя. Это только справедливо.

Я промолчал, раздумывая, стоит ли мне задать еще один вопрос или подождать. Во многом это было похоже на то, как я общался с Аной, хотя авгуры казались скорее чуждыми, чем эксцентричными.

Затем женщина склонила голову набок и простучала:

— О… ты видишь это?

Я ждал, не двигаясь с места.

Женщина постучала еще раз:

— Мне не нравится, что он так часто моргает. Такое скудное движение глаз. Кажется, этот тала… привык к нам?

Мужчина разволновался:

— Правда? Я думаю, да. Мы его совсем не пугаем, и он так мало двигается.

— Он раньше встречался с авгурами? — спросила женщина. — Неужели он развлекался в их компании? Как такое может быть, если авгуры есть только здесь, а Юдекс сюда никогда не приходил?

Мужчина:

— Он встречался с авгуром или… — Он склонил голову набок, — …или с кем-то вроде авгура?

Женщина:

— Скажи нам, мальчик. Ты вел переговоры с существом, похожим на нас?

Я сглотнул, мне не понравился такой поворот в разговоре. Я не хотел, чтобы они спрашивали меня об Ане, которая вдруг — поразительно, на самом деле — показалась мне очень похожей на них. Я был уверен, что, если они проявят к ней чрезмерный интерес, они отнимут у нас все время, расспрашивая о ней.

Я вспомнил правила, о которых говорила Теленаи: я не должен отвечать ни на какие их вопросы или выслушивать их предсказания.

Но мне нужно было что-то сказать, сейчас. Что-нибудь поразительное, что заставило бы их измененные умы пойти совершенно другим путем.

Значит, достаточно времени, чтобы отказаться от правил.

Я сказал:

— Пиктис жив. Он причиняет много вреда. Я должен узнать о нем больше, чтобы его остановить.

При этих словах авгуры моргнули в унисон. И снова они обменялись загадочными взглядами. Затем они начали постукивать, и Грелин вздрогнул, когда заговорил от их имени.

Мужчина, теперь обеспокоенный:

— Много вреда… этого не может быть. Только не Пиктис.

Женщина:

— Сунус Пиктис был беспокойным существом, измученным человеком, но… он не был злодеем. Это не было предсказано. Я не могу этого себе представить.

Я ничего не сказал.

Женщина, стучащая медленнее, тише:

— Он говорит правду. Его взгляд не дрогнул. Он считает, что Пиктис преступник.

Мужчина:

— Я не могу этого понять. Только не от нашего Пиктиса. Только не от человека, которого я когда-то называл другом и братом.

Женщина, ее тон резкий:

— Может быть, мы и называли его так, но он никогда не называл нас так. Только не в своем сердце.

Снова воцарилось молчание. Теперь я почувствовал замешательство.

Они снова начали стучать. Грелин, дрожа всем телом, заговорил снова.

— Мы расскажем тебе о Пиктисе, — сказала женщина. — Потому что, хотя он был для нас загадкой, чем-то прекрасным, но непознаваемым, мы… мы беспокоимся сейчас.

Мужчина, тихий и трепетный:

— Если мы ошибались на его счет, тогда все наши прогнозы, все наши расчеты… теперь они не соответствуют действительности.

Женщина покачала головой и простучала:

— Этого не может быть. Тогда мы его последняя защита. Его было трудно узнать, но мы знали его лучше всех — и мы знаем, что он, должно быть, невиновен в том, что ты вообразил.

Мужчина:

— Что ты хочешь знать, Юдекс?

— Все, что вы о нем знаете, — сказал я. — Начните с самого начала, пожалуйста.

ГЛАВА 46

| | |

МУЖЧИНА-АВГУР НАЧАЛ постукивать, и, пока он это делал, Грелин пел в своей сонной, туманной манере, его голова раскачивалась взад-вперед, слова текли сквозь него.

— Наш орден мал, скрытен и странен, — сказал мужчина. — Но если бы в нем были святые, то, несомненно, Сунус Пиктис восседал бы среди них, так мудро он служил.

— Эти истории были рассказаны нам, когда мы впервые прошли через завесу, чтобы служить, — сказала женщина. — Потому что он был лучшим и умнейшим из нас. Человеком, которому не было равных.

— Тихий и скромный, — сказал мужчина. — Скромный до невозможности.

— И все же истории были громкими и грандиозными, даже если он был не таким, — сказала женщина. — Именно Пиктис первым использовал оли мук для связывания костного мозга титанов. Он заворачивал мозг в оссуарийный мох и незаконно хранил секреты их плоти, чтобы мы могли их изучить.

— Он не изобретал это, — мягко поправил ее мужчина. — Но он добился наибольших успехов в этом деле.

— Он провел мох сквозь их ткани, как иглу сквозь полотно, — сказала женщина.

Широко раскрытые, ничего не выражающие глаза мужчины скользнули по моей фигуре, и он простучал:

— Ты знаешь о костном мозге. Я чувствую, что ты, возможно, даже видел наш приз. Ты знаешь, что в разгар сезона дождей, когда Легион убивает титана, мы, авгуры, отправляемся в глубины этих огромных гниющих существ, проходя через комнаты, жилы и впадины, подобные глубочайшим шахтам.

— Там мы читаем их тела, их плоть, — простучала женщина. — Как лозоходцы в степи, чувствующие спящую воду под слоем глины. Это нелегкая задача. Требуется много ума, и притом очень сильного, чтобы прочитать плоть левиафанов.

— Мы работаем группами, — сказал мужчина. — Полития — это слово, означающее группу из трех человек, которые живут вместе, трудятся вместе, изучают вместе.

— В политии мы становимся одним, — сказала женщина. — Один разум, один поток мыслей, одно существо.

— И Пиктис был членом вашей политии? — спросил я.

Руки женщины простучали сообщение, и Грелин, затаив дыхание, перевел:

— Он был нашим старшим, нашим префекто-политии. Мы были его младшими товарищами, служили с ним в течение его третьего, последнего года. Он должен был отбивать ритм нашей жизни. Для меня было честью служить с ним.

Затем мужчина, осторожный, встревоженный:

— И все же… мы, авгуры, умеем изучать природу людей. Это самое важное в политии. Сомневаться в своих коллегах, странствуя по груди титана… это верная смерть. Но что касается Пиктиса…

— Пиктис был ярким, гениальным человеком, но в то же время недосягаемым, непознаваемым, — сказала женщина. — Он говорил нам правду, предлагал данные, но это были всего лишь данные. Информация. Факты.

Мужчина:

— Где он родился — в Та-Рате, в Ратрасе, далеко на юго-востоке.

Женщина, снова:

— Его мать, любимая и прекрасная, умерла, когда он был еще молодым человеком.

— Его желание, безграничное и страстное, принести пользу Империи — исцеление, рост и восстановление.

— Его совершенные оценки, совершенные результаты на экзаменах, совершенный послужной список. Это были данные. Записи. Это было не знание. Не понимание.

Мужчина, задумчиво, мечтательно:

— Служить с ним было все равно что любить человека, сделанного из стекла. Так трудно понимать. Такой неподвижный, такой холодный, такой твердый на ощупь.

Они погрузились в задумчивое молчание.

И все же я заметил: любовь? Они любили его?

Я вспомнил, что Грелин говорил мне: Отношения там… очень разные.

— Значит, он выдумал свою историю, — сказал я. — И скрывал свою истинную сущность, так?

Авгуры нахмурились. Женщина порылась в своих записях и извлекла еще один испачканный лист пергамента, который она изучила так, словно это были священные письмена. Затем она рассеянно постучала по своей доске одной рукой, и Грелин перевел:

— Нет… не полностью. Потому что иногда он все-таки показывал скрытую часть себя. Во время дней памяти.

Я вспомнил, как Грелин упоминал об этом, когда мы осматривали ящики с реагентами.

— Дни памяти… Что это такое?

— Это священный день на Саване, каждые шесть месяцев, — объяснил мужчина. — Именно в эти дни мы чтим память тех, кого потеряли. Авгуров и офицеров, погибших при исполнении своих обязанностей, работавших над останками этих великих загадок.

— Съеденных инфекцией, — простучала пальцем женщина. — Болезнью. Безумием. Чумой.

Женщина:

— В эти священные дни мы зачитываем имена тех, кто погиб за последние месяцы. Мы благодарим их за службу и клянемся в нашей любви и в том, что всегда будем помнить о них. И именно в эти дни, только в эти два дня, я видела, как Пиктис… плакал.

— Плакал? — удивился я.

Мужчина быстро отстукал:

— Да. Он плакал. Плакал от боли, от смертельной боли. Я никогда не видел, чтобы человек так плакал.

— Ему было больно, — сказала женщина. — Его боль была так велика, что я спросила его об этом. Он сказал мне — Твоя семья думает, что ты умрешь в этом месте? Я сказала, что не знаю, но предположила, что они смирились с моей судьбой, какой бы она ни была. В конце концов, я выбрала служить. Он задумался над этим, а затем сказал — Мой отец ожидает, что я умру здесь. Я сказала, что этого не может быть, ни один отец не мог по-настоящему ожидать такого. Но потом он… — Пауза в ее постукивании. Затем: — Он разозлился. Он так разозлился на это замечание, что ушел, и мы не смогли его найти.

— Исчез? — спросил я.

Женщина простучала:

— Да.

— Но Саван — закрытое место, верно? — спросил я.

Мужчина простучал в ответ:

— Закрытое, да, но в то же время огромное, особенно здесь, на внутреннем слое. Когда мы вдвоем искали его, то ничего не нашли. В конце концов, он вернулся к нам. Но он был холоден и отчужден, и мы боялись спросить его об этом.

Женщина:

— После этого такое поведение участилось. Он исчезал в каком-то месте за завесой, в таком месте, которое мы не могли найти. Когда он возвращался, он был угрюмым и отстраненным. Мы не могли этого понять.

Мужчина вяло постучал по своей доске, и Грелин медленно перевел:

— Мы думали, что виновником был конец его срока. Слишком много авгури. Слишком много времени он провел в Саване. Разум не выдерживает.

Женщина:

— Вот почему мы служим всего три года. Личность претерпевает изменения. Часто опасные. Это как ханум в старину, по крайней мере, так говорят.

Я нахмурился, потому что во всех книгах, по которым я когда-либо учился, ханум изображались мудрыми и благословенными.

— Разве это как ханум? — спросил я. — Они были первыми имперцами. Почему вы говорите, что они были такими же опасными, как Пиктис?

Авгуры снова обменялись непостижимыми взглядами.

Женщина простучала, и Грелин, тяжело дыша от усталости, перевел:

— Знаешь ли ты о том, что сублимы — такие как ты — были созданы в подражание великим древним ханум? Мы обладаем частью их когнитивных способностей — памятью, вычислениями, пространственным мышлением и так далее, — но не более чем одной частью? И мы можем воспроизвести мало что из того, чем были первые имперцы.

— Да, — сказал я.

Мужчина:

— Но это еще не все. Ханум древности умели впадать в… фугу. Они поднимали свой разум на самые высокие уровни, используя все свои способности. Это делало их способными к непостижимому блеску, к проявлениям интеллекта, которые даже мы не можем расшифровать.

Женщина:

— Вот что такое авгури. Это попытка воспроизвести их мощное возвышение разума. Однако способ, который мы нашли, работает только для аксиомов и не годится для любых других сублимов. И он ограничен, во многих отношениях.

Мужчина:

— Ибо древние ханум с возрастом становились все более непонятными. Чем более блестящими они становились, тем более безумными и невнятными. Они говорили на языках, которых никто не знал — если они вообще говорили.

Женщина:

— Авгури делает то же самое, но в течение гораздо более короткого периода — всего три года, и третий год может быть ненадежным. Он бурный и дикий. Именно в это время члены нашего ордена проявляют наибольшую паранойю, наибольшую непредсказуемость.

Мужчина слабо улыбнулся и отстучал:

— Но могло быть гораздо хуже. Ходят слухи о других попытках воспроизвести ханум, заново воссоздать род императора. В результате этих попыток появились существа дикие и необузданные, полные странных страстей и чуждых аппетитов. Как нам сказали, ни один из них не прожил больше года.

Я содрогнулся в своем костюме и попытался сосредоточиться на расследовании.

— И вы думаете, что Пиктис страдал подобным безумием?

Женщина медленно простучала ответ:

— Да, мы думаем.

— Почему? — спросил я.

Быстрый ответ мужчины. Сглотнув, Грелин перевел:

— Потому что мы пришли к выводу, что он размышлял над само-завершением.

— Вы имеете в виду…

Женщина:

— Самоубийство. Да.

МУЖЧИНА НАЧАЛ СТУЧАТЬ, и Грелин, который сейчас был слаб, перевел:

— Мы почувствовали это в ветре. И, чувствуя это, возможно, мы… мы ускорили его выбор.

— Мы пытались проследить за ним во время последнего из этих исчезновений, — сказала женщина. — Мы использовали все наше искусство, чтобы расшифровать схему его передвижений, возможные места, куда он мог ускользнуть.

— И… мы нашли его, — сказал мужчина. — Мы увидели, что он стоит у высокого открытого окна на одном из верхних уровней, выходящего на один из внутренних дворов.

Женщина, склонившая голову:

— Как будто для прыжка. Чтобы разбиться насмерть.

Мужчина:

— Это был отчаянный поступок, как будто он хотел сбежать.

— Он услышал, что мы приближаемся, — сказала женщина. — Попытался отойти от окна и притвориться, что все в порядке.

Мужчина:

— Но он пытался что-то спрятать. Он положил в карман что-то, что держал в руке.

— Блеск металла, — сказала женщина. — Маленький, изящный и блестящий. Нож, по крайней мере, я так подумала.

— Мы не спрашивали об этом, — сказал мужчина. — Он, казалось, был на грани ярости. Мы отвели глаза, извинились и вернулись к своим делам.

— Дни после этого были холодными и напряженными, — простучала женщина. — Эта вещь должна была остаться тайной. И то, что о ней стало известно, принесло большой вред.

— И потом, — простучал мужчина.

— И потом… — Взгляд женщины-авгура скользнул по стенам и остановился на потолке. — Несчастный случай. И природа этого несчастного случая, она… она…

Они замолчали: я заметил, что в первый раз они попытались что-то артикулировать.

Мужчина-авгур наклонился вперед, заглядывая мне в глаза, его пальцы лихорадочно барабанили по доске, пока Грелин говорил:

— Мы думали, что это была намеренная ошибка. Как человек, который сам себе расставляет ловушку, затягивает петлю, а потом позволяет себе жить дальше, утверждая, что не подозревает о том, что последние мгновения своей жизни он прожил по собственному замыслу.

Женщина, резко:

— Нет! Несчастный случай. Вот что это было. Он деградировал. Разлагался. Мы виноваты в том, что это произошло. Мы должны были сделать больше, чтобы его остановить.

Мужчина:

— Но мы попытались. Мы предупредили наше начальство. Они поговорили с Пиктисом. И он убедил их, что все в порядке.

Женщина:

— Он умел быть убедительным! Это мы знаем! Даже когда он был в отчаянии, он…

Мужчина взглянул на нее, затем перевел взгляд на меня и отстучал:

— Этот человек мог быть кем угодно. Отчаявшимся, но уверенным в себе. Безумным, но убедительным. И он мог бы любить нас, пока… пока планировал свою смерть.

Женщина резко простучала «Нет».

Между ними повисло мучительное молчание.

Я подался вперед, чувствуя, что в его словах что-то скрывается, и спросил:

— Почему, по-вашему, он любил вас, когда так поступал?

Мужчина, нерешительно:

— Потому что в тот день именно мы должны были вместе с ним добраться до костного мозга. Мы пытались помочь ему связать мозг, напитать его питательными веществами, чтобы он мог спать и сохраняться, потому что мы были из политии Пиктиса. Тем не менее, в тот день он попросил, чтобы его сопровождали другие люди. В то время мы сочли это проявлением неуважения, но… — Он замолчал.

— Но теперь вы думаете, что он избавил вас от смерти, — сказал я.

Мужчина склонил голову и простучал:

— Может ли это быть любовью? Может ли существо, способное на это, тоже любить? Я не знаю. И вот теперь ты здесь, Юдекс, с холодным выражением во взгляде, и я спрашиваю себя…

Я изучал их обоих, замечая скорбные выражения на их лицах. И все же мои мысли вернулись к тому, что они сказали о предполагаемых мыслях Пиктиса о самоубийстве, когда они нашли его стоящим в окне башни, и я вспомнил их первые заявления, смелые и гордые: Мы это знали. Это было известно.

Они уже докопались до истины, подумал я.

Я представил себе Пиктиса, фигуру, стоящую в окне в этом странном месте, а затем вспомнил момент, произошедший с Мало в самом начале этого расследования.

Вытащить человека из комнаты на таком высоком этаже, сказала она, с запертыми окнами и всем прочим, и никто ничего не видел и не слышал… Я не могу этого понять.

Еще одно окно, еще одно исчезновение.

— Но вы вернулись к окну в башне, — сказал я. — И выяснили, что он не собирался прыгать. Вы обнаружили, что он спускался из окна, так?

Печаль исчезла с лиц авгуров. Они посмотрели на меня, зачарованные и слегка возмущенные.

Пальцы женщины превратились в размытое пятно, и она простучала:

— Откуда это стало известно? Как ты узнал об этом?

Затем мужчина:

— Да. Откуда?

Я ничего не сказал.

Женщина вздрогнула, сжав губы:

— Какой ты ужасный. Мы как скитальцы в пустыне, просящие воды, а ты даешь нам только песок.

— Что вы нашли? — спросил я.

После обиженного молчания мужчина простучал:

— Мы поняли, что он не собирался выпрыгивать из окна. Скорее всего, он уже собирался спускаться.

— Прямо под окном была комната, — постучала женщина. — Она вела в секцию здания, которая была изолирована. Последствия старого заражения. Отгорожена стеной и забыта.

— Это было то место, куда он исчезал, — простучал мужчина. — Через дыры и подземелья, в заброшенные и темные залы.

— Мы не знали об этом, — простучала женщина. — Прошло несколько недель после его смерти. Пока мы сами не разгадали его загадку.

Мужчина:

— Потому что мы, наконец, пошли по его стопам. Спустились в это секретное место. А потом…

Снова воцарилось молчание. Авгуры обменялись напряженными взглядами. Затем мужчина отстучал:

— Мы нашли святилище.

— Святилище? — спросил я. — Посвященное кому? Духу? Пантеону духов?

— Мы не знаем, — сказала женщина. — Не знаем. Я не знаю, что это за культ, но это было святилище. Украшенное и тайное, с масляными лампами и изящными чашами.

— С лентами и тканями, — сказал мужчина. — Украшенное изображениями цветов и трав, сделанными из бумаги. Мы не знаем, как он все это сделал. Но он был самым лучшим.

— Опишите, пожалуйста, это святилище, — попросил я. — Как оно выглядело?

— Зачем это описывать, — сказала женщина, — когда мы можем тебе показать?

ОБА АВГУРА СНОВА порылись в своих одеждах, словно пытаясь найти еще одно предсказание, но достали они не пергамент, а три маленькие деревянные фигурки, тщательно вырезанные, все еще привязанные к их одеждам бечевкой. Затем медленными, задумчивыми движениями они отвязали их и положили перед стеклом, чтобы я мог их рассмотреть.

Это были фигурки мужчин, одетых в мантии, бородатых и суровых, с протянутыми короткими руками. На лбу каждого из них красовался обруч — точь-в-точь как у королей древних времен, высоких, рослых и гордых.

Пальцы мужчины забарабанили по доске:

— Они составляли сердце его святилища. Мы взяли их оттуда. Сохранили их. Ломали над ними голову. Как ломаем голову над Пиктисом по сей день.

Женщина внимательно посмотрела на меня и простучала:

— Ты видишь в этом смысл? Ты видишь истину в этом резном дереве?

Мужчина:

— Потому что мы не можем. Мы думаем, что она неполная. Кажется, что фигуры созданы для того, чтобы что-то держать. Палку, прут или жезл. Мы не знаем.

Я долго смотрел на фигурки. В моем сознании начала формироваться идея, как лед на поверхности водоема, и по мере того, как она росла, у меня холодел позвоночник.

Я уже видел такие фигурки раньше, расставленные в королевском зале в Верхнем городе Ярроу, эти резные фигуры освещались парящими перед ними масляными лампами. Сейчас я вижу их уменьшенные копии, так?

Мои глаза затрепетали, и я вспомнил, что сказал мне сатрап Дархи, держа в руке деревянный тотем, очень похожий на эти: Мы, Ярроу, трудимся под присмотром наших предков. Все мы должны чтить их имя.

Наших предков.

— Нет, — прошептал я. — Это невозможно.

Женщина резко простучала:

— Что ты имеешь в виду?

Мой разум продолжал метаться, наталкиваясь на мысли, которые казались бессмысленными. Пиктис был великим авгуром, апотом из Ратраса, которого ценили в Саване. Он не мог быть никем другим.

Слова принца: Это старая история. Но…мои деды встречали много гостей из Империи, которые были более чем счастливы стать супругой престолонаследника, поскольку это означало жить в роскоши. Они приезжали сюда, из Талы, Курмини или Ратраса, и рожали детей королю и самым уважаемым членам его двора.…

Но это могло быть и так. Возможно, это могло быть и так.

Дрожа, я откашлялся и спросил:

— Металл, который вы видели в руках Пиктиса в тот день, когда нашли его около окна. Какого он был цвета?

— Это было серебро, — сказал мужчина. — Это я видел. Почему?

Я не обращал на них внимания и продолжал смотреть на тотемы, изучая их грубые лица. Их короткие руки были вытянуты, как будто они держали что-то: возможно, палку или веревку.

Мои глаза снова затрепетали, и я вспомнила еще кое-что из слов Дархи: Вы видели серебряный обруч на лбу принца? И серебряную цепь на его шее?.. Это знаки, обозначающие избранного королем наследника. Серебро достанется ему — и только ему.

Нет, подумал я. Нет, нет, это безумие.

И все же это бы подошло. Возможно, когда-то здесь, в руках этих грубых тотемов, висело ожерелье — словно он хранил в руках предков знак своего первородства.

Мой отец ожидает, что я умру здесь.

Умру здесь. Конечно.

Воздух наполнился постукиванием. Затем раздался голос Грелина, говорившего от имени мужчины-авгура:

— Он знает. Он увидел истину. Ту, что невидима даже нашим глазам.

Женщина, умоляюще:

— Скажи нам. Пожалуйста, скажи нам.

— Есть еще что-нибудь? — требовательно спросил я.

— Расскажи нам, — простучал мужчина. — Пожалуйста, пожалуйста, расскажи нам все, что знаешь. Мы жаждем этого.

— Есть еще что-нибудь? — снова спросил я. — Вы хотите мне еще что-то показать или рассказать?

Пальцы женщины заплясали на доске:

— Больше мы ничего не знаем. Это все, что у нас есть, и этого недостаточно.

Я встал, весь дрожа. Мне нужно было уйти, вернуться к Ане и как можно быстрее рассказать обо всем, что я здесь увидел, потому что я не мог долго хранить эту ужасную тайну.

— Пожалуйста, — сказал мужчина, вставая и постукивая. — Пожалуйста, пожалуйста, мы умоляем тебя, расскажи нам.

— Я не могу, — сказал я. — Вы это знаете.

Затем женщина:

— Нет, нет. Ты знаешь, каково это для нас, авгуров, обладать слишком малой частью информации? Достаточной, чтобы мучить, но недостаточной, чтобы понять?

Мужчина:

— И чтобы это касалась того человека из всех людей, того единственного из всех нас, авгуров? Ты можешь себе представить, как это мучает нас?

Я изучил их. Когда я впервые увидел их, они показались мне бесчеловечными и чуждыми, но жалобный, полный боли взгляд был мне очень хорошо знаком. По своей работе я часто видел такие картины среди тех, кто скорбел по погибшим и пропавшим без вести: обычные люди, беспомощные и все еще полные боли.

— Я не могу сказать больше того, что вы уже знаете, — сказал я. — Сунус Пиктис пережил историю, пока был среди вас. Я считаю, что, поступая так, он причинил вред не только вам, но и самому себе. Если вы найдете меня, когда истечет ваш срок, я расскажу вам все, что знаю.

Они в отчаянии уставились на меня. Пальцы женщины простучали:

— Когда мы покинем это место, мы больше не будем такими.

Мужчина:

— Это будет как сон. Сунус будет как сон.

— Извините, — сказал я им. — Но я больше ничего не могу сказать.

Я наклонился, чтобы вывести Грелина из транса. Но женщина-авгур вскочила на ноги, ее пальцы забегали по дощечке.

— А если ты ошибаешься? — спросил Грелин, все еще бормоча ее слова. — Если ты ошибаешься насчет всего этого, насчет Пиктиса, насчет всего остального? Что тогда? Ведь это не было запланировано. Это не было предвидено. Не было!

Я помог Грелину встать и мягко повел его обратно.

Она все еще стучала, а он все еще говорил, шепча рядом со мной:

— Ты ошибаешься, ты ошибаешься, ты ошибаешься! Это не было предсказано! Ты ошибаешься, ошибаешься, ты, должно быть, ошибаешься!

ГЛАВА 47

| | |

ОБРАТНЫЙ ПУТЬ В Ярроудейл был странным и беспокойным. Все, что я увидел на Саване, было похоже на кошмарный сон: колышущаяся зеленая пелена; вид дрожащего костного мозга, заключенного в сияющий мох; а затем и сами авгуры, которые поначалу казались такими бесчеловечными, но в конце концов оказались такими уязвимыми и отчаявшимися.

А потом была правда, которую я разглядел в том ужасном месте, и она кипела в моем сознании, как раскаленный кусок железа, брошенный в ведро с закалочной жидкостью. Я должен был избавиться от нее, иначе она могла бы меня сжечь.

Как только мы с Грелином оказались на берегу, нас отвели в еще одну камеру для наблюдения, где нас снова вымыли и вычистили, а затем обложили множеством разноцветных личинок блотли. Я морщился, когда с меня снимали эти ужасные штуки; я все еще не оправился от своего первого блотли, и только Святилище знает, как долго будут сохраняться новые.

Мне потребовалось несколько часов, чтобы пройти тесты, но я их прошел, в то время как Грелина срочно увезли, чтобы он оправился от последствий авгури. Я попросил одного из апотов поблагодарить его за службу и пожелать всего наилучшего, затем поспешил одеться, пока они оформляли мое освобождение. Дверь передо мной открылась, и я выскочил наружу.

И здесь я остановился. Мало стояла через дорогу от меня, закутанная в свой красный плащ, руки скрещены на груди.

— Ты жив? — позвала она.

— Да, — ответил я.

— У тебя не вырастают рога, не лезет трава из ушей, и не капает жидкость из каких-либо частей твоего тела?

— Да.

— Хорошо. — Она пересекла дорожку и направилась ко мне. — Тогда я рискну немного сбить с тебя спесь и сообщить плохие новости, потому что принц прислал нам сообщение. — Она посмотрела мне в глаза, и ее лицо было таким мрачным, каким я его еще никогда не видел. — Дархи ушел.

— Ушел? Пиктис убил и его?

— Нет, — медленно произнесла Мало. — Не так. Скорее, он сбежал ночью. После того, как прихватил значительную часть казны Ярроу из королевских хранилищ.

Я уставился на нее, пытаясь понять смысл сказанного:

— Дархи… Он был…

— Контактом Пиктиса при дворе, — сказала Мало. — Да. Так мы думаем.

— Дархи был тем, кто координировал действия между Пиктисом и Гортхаус… А теперь он сбежал?

— Похоже на то! — сказала Мало. Она невесело усмехнулась. — Это логично, ведь гавнюк руководил всеми дипломатическими встречами! И он, конечно же, уже был готов предать свое королевство, потакая двойной игре Кардаса. Возможно, нам следовало заметить это раньше.

— Но убийство Гортхаус потрясло его.

— Так и должно было случиться! Если Пиктис действительно убивает всех своих старых союзников и, если он настолько умен, что цитадель, полная вооруженной охраны, не сможет его остановить, я бы тоже хотела сбежать ночью.

Я вздохнул и ущипнул себя за переносицу.

— И у нас есть предположения, куда он мог подеваться?

— Люди принца понятия не имеют. Нам сообщили, что Дархи бежал так быстро и тщательно, что, очевидно, он планировал свое бегство в течение некоторого времени и позаботился о том, чтобы его было трудно отследить. Сумма денег, которую он украл, по-видимому, настолько велика, что принц сейчас в полном отчаянии. Этот болван даже разрешил нам преследовать его в глубине королевства! Ана думает, как лучше это сделать, но решила дождаться тебя. Надеюсь, у тебя есть для нас новости получше?

— Нет, — хрипло ответил я. — Нет, совсем нет.

— Тогда пойдем к ней. Она ждет в кабинете Теленаи. Возможно, у нее в кармане припрятано чудо, и она сможет пробить для нас брешь в этих черных тучах.

Я сидел среди цветов в кабинете Теленаи, сгорбившись и дрожа, сжимая в руках чашку чая и рассказывая им обо всем, что я видел на Саване. Теленаи стояла у окна, отвернувшись, в то время как Мало пряталась за переплетением виноградных лоз, как хищник, выслеживающий свою жертву. Двигалась только Ана, она сидела, сгорбившись, перед стеной из цветов, раскачиваясь взад-вперед, но даже в таком красочном месте от ее вида у меня кровь застыла в жилах: она казалась еще худее и изможденнее, чем когда-либо, как будто ее мысли были настолько обременены, что ее тело расходовало энергию быстрее, чем она могла ее пополнить.

Когда я закончил, воцарилась тишина. Затем заговорила Мало:

— Клянусь богами… Они позволили тебе его увидеть? Они действительно позволили тебе увидеть костный мозг?

— Да, — пробормотала Теленаи. — Какое это, должно быть, счастье. Даже я сама его не испытывала…

Я взглянул на Ану, которая перестала двигаться. Казалось, Мало и Теленаи не поняли моего откровения. Я спросил себя, не сошел ли я с ума, если подумал об этом.

Из горла Аны донесся еще один тревожный щелчок, и она заерзала на подушке.

— Меня больше всего поразил сам Саван… Вещь настолько неестественная, созданная для того, чтобы пережить все жестокости, которые обрушивает на нас природа. В некотором смысле, это самое гротескно имперское зрелище! — Ее бледные пальцы скользнули по коленям. — Однако теперь я еще меньше удивлена, обнаружив, что мои теории о Пиктисе подтвердились. Даже он был сломлен пребыванием в этом странном месте — настолько, что раскрыл великую тайну о себе. — Она повернула к Мало лицо с завязанными глазами. — Потому что ты узнаешь описания этих тотемов, не так ли, сигнум?

— Да, — сказала Мало. — Они очень похожи на тотемы предков Ярроу. Но я не могу понять, зачем авгуру вообще понадобилось…

Лицо Аны с завязанными глазами повернулось ко мне:

— Дин!

— Д-да, мэм?

— Ты уже все сложил вместе, верно? Пока говорили авгуры.

— Я… да, у меня есть мысли, мэм.

— Тогда выкладывай. Говори, дитя.

И снова я заартачился, чувствуя, что слова, которые рвутся у меня из уст, просто безумны.

— Я… я думаю, мэм, что Пиктис… или человек, который работал на Саване и называл себя Пиктисом…

— Да? — промурлыкала Ана.

— Я думаю, что он вовсе не ратрасец, — сказал я. — Я думаю, что он Ярроу. И не просто Ярроу — я думаю, что он сын двора Ярроу. Возможно, сын самого короля Лалаки. Это, или… или он считает себя кем-то из них.

Наступила тишина, нарушаемая только дуновением послеполуденного ветерка, гуляющего по берегу снаружи. Теленаи повернулась и уставилась на меня, от удивления открыв рот.

— Что? — удивленно спросила Мало.

— Это невозможно, — сказала Теленаи.

— О, я предполагаю то же самое, — мягко сказала Ана. — И я, например, склонна заключить, что это нечто большее, чем просто вера! Я думаю, что Сунус Пиктис — сын покойного короля Ярроу. И, я думаю, он знал это всю свою жизнь.

— Но…нет! — воскликнула Мало. — Это самая безумная вещь, которую я когда-либо слышала! Наверняка он просто… просто случайно…

— Случайно хранил тотемы предков регента Ярроу? — спросила Ана. — Случайно тайно построил храм в честь своих королей? Случайно напал на Саван? Случайно помогал Высокому городу подрывать империю в течение последних двух лет? Нет. Нет, нет, для меня это слишком большое совпадение.

— Нет, — еле слышно произнесла Теленаи. — И все же я… я не могу…

— Подумайте, вы все, — сказала Ана. — Мы долго гадали, каким образом Пиктису удалось так хорошо изучить культуру Ярроу. Откуда он знает язык и двор? Откуда он вообще знает о Верхнем городе, когда большинство имперцев ничего о нем не знают? Ответ, хотя и невероятный, прост. Пиктис — часть культуры, потому что он сын короля. Ведь больше всего на свете он дорожил одной драгоценностью, верно? Серебряным ожерельем, точно таким же, какие давали бесчисленным принцам до него.

— Этого просто не может быть! — воскликнул Мало. — Принц Ярроу уже есть! Хотя мы знаем, что он слабый дурак, принц Камак — единственный принц королевства!

— Верно, но важно то, во что верит Пиктис! — сказала Ана. — И я думаю, он верит, что он наследник — настоящий принц, живущий в тайне.

— Я все еще не могу с этим смириться! — сказала Теленаи. — Это чистое безумие!

— Правда? — скромно спросила Ана. — У короля более двухсот детей. Одно это позволяет предположить, что некоторые из них могут оказаться в очень необычных местах, так?

— Но мы самым тщательным образом проверяем всех наших апотов! — воскликнула Теленаи. — Как мы могли не догадаться, что этот человек — Ярроу? Он не просто из ратрасец, он из Ратраса! Как он мог сфабриковать всю свою историю и достаточно хорошо выполнять свои обязанности, чтобы попасть на Саван?

— Я думаю, ответ заключается в том, что большая часть его истории не была сфабрикована! — ответила Ана. — Дин, когда я просматривала досье на Пиктиса, я упомянула о годе его рождения. Будь добр, повтори это для меня!

Мои глаза дрогнули, и я процитировал с ее собственным акцентом: Единственной необычной вещью, которую я увидела, была записка регистратора из Ратраса, в которой говорилось, что, по его мнению, год рождения мальчика указан неточно, поскольку он казался намного старше указанного 1097 года…

Мало вздрогнула.

— Как странно слышать ее речь из твоего рта…

— Но вы все понимаете, о чем это говорит, так? — спросила Ана. — Я полагаю, что, когда Пиктис родился у своей матери в Верхнем городе, его забрали — вероятно, его мать или слуги короля — и официально зарегистрировали в кантоне Ратрас. Это объясняет путаницу с годом его рождения! И я думаю, что там, в том далеком месте, его воспитывали как человека, способного к двум вещам одновременно. Трудолюбивый, блестящий ученик школы апотов, который мог сойти за уроженца Ратраса… а потом, когда он был в кругу своей семьи, он был тайным принцем далекого, чудесного королевства, чей царственный отец ждал его возвращения. Каждую ночь они рассказывали ему очаровательные истории, и он полностью сосредоточился на одной цели. — Она прищелкнула языком. — Я действительно говорила в начале наших поисков, что он похож на человека, у которого есть миссия… Но даже я не ожидала такого.

— Но что это могла быть за миссия? — спросила Теленаи. — Зачем подчинять ей всю свою жизнь?

Сам того не желая, я поймал себя на том, что повторяю слова Дархи, которые тот мне сказал:

— Дети и родственники короля — всего лишь инструменты для его предков. Если бы король попросил нас пожертвовать своими жизнями, мы бы так и поступили…

Ана склонила голову в мою сторону.

— Спасибо тебе, Дин — потому что так оно и есть! Я верю, что его отец, король, давным-давно спланировал заговор — внедрить верноподданного Ярроу глубоко в дела Империи, с конечной целью уничтожить сам Саван! Он собирался использовать одного из своих детей, чтобы нанести удар в самое сердце Империи, повредить сердцевину огромного дерева. Этим поступком он нанес бы Империи самый страшный ущерб и ослабил бы ее влияние на свое королевство. — Она подняла свои завязанные глаза к потолку. — Я думаю, это была самоубийственная миссия. Сам Пиктис сказал: его отец ожидал, что он умрет на Саване, в конце концов. Но, возможно, его воля подвела его, потому что он спас не только тех, кого любил, но и свою собственную жизнь. Возможно, именно этот сентиментальный порыв и спас Саван.

— И все же мне интересно, мэм… почему Дархи, похоже, ничего не знал об этом? — спросил я. — Теперь мы знаем, что он был агентом Пиктиса, и мы также знаем, что он практически управлял королевством. Наверняка он мог бы раскрыть этот заговор?

— Но ты забываешь, Дин, что король был ужасно старым и помешанным во времена Дархи! — сказала Ана. — Настолько, что, я думаю, король забыл, что когда-то, тридцать с лишним лет назад, у него был такой секретный план! Когда на берег выбросило Сунуса Пиктиса, принца, который не выполнил свой единственный долг, выяснилось, что он полностью забыт государством, которому служил! Довольно трагичная история, не так ли? Он вернулся в свою страну человеком, у которого не было ни нации, ни идентичности, которую он мог бы назвать своей собственной. Поэтому он придумал новую — бледный король, повелитель каналов.

Пока мы переваривали услышанное, над нами воцарилась гнетущая тишина.

— Хотя мой разум противится этому, — неохотно сказала Мало, — я должна признать, что это логично, хотя звучит ужасно.

— Но даже если мы узнали эту безумную правду, — сказала Теленаи, — как это поможет нам сейчас? Мы не знаем, где находится Пиктис и где мы можем найти те украденные реагенты, которые могут разрушить Саван!

— И все же остается один человек, который мог бы это сделать, — сказала Ана. — Сатрап Дархи. Он знает многое из того, что я хотела бы знать.

— Но у вас есть какие-нибудь предположения, где он может быть? — воскликнула Теленаи.

— О, нет, — сказала Ана, улыбаясь. — Но… может ли кто-нибудь на самом деле сбежать от стражей Империи, которые так славятся чуткостью своих носов и зоркостью глаз?

Наступила тишина. Мы все медленно повернулись, чтобы посмотреть на Мало.

Мало удивленно моргнула. Затем она задумалась.

— Я полагаю, он бежал далеко, через густые леса, — сказала Мало. — Для нас это будет нелегко. Так что… потребуется много стражей. Много носов. И метод выделения запахов, который является весьма… неприятным.

— Но вы можете это сделать? — спросила Ана.

— Вероятно, — неохотно согласилась она. — Но это во многом будет зависеть от того, осталось ли у кого-нибудь при дворе Ярроу его нижнее белье.

Улыбка Аны превратилась в ухмылку.

— Тогда давайте будем надеяться на летаргию служанок Ярроу… и поспешим последовать за ним!

Пока Мало и стражи собирались и готовились, я запасся на заводе апотов всем необходимым, что могло мне понадобиться для такой погони. В последний раз я преследовал такого убийцу верхом на лошади по открытым равнинам, но в холмах Ярроу у меня не было таких преимуществ. Таким образом, я упаковал все, что мог: веревку, лечебные прививки, воду, препараты, чтобы утолить жажду или добавить энергии, и, наконец, стандартный имперский нож и мой меч. Я также снял свой традиционный синий плащ и облачился в черное и серое, обмотав материей все металлические пряжки, чтобы он не издавал ни звука и не отражал лунный свет на деревья. Было странно так преобразиться: я стал орудием не правосудия, а, скорее, хитрости и насилия.

— У меня есть еще один подарок для тебя, мальчик, — произнес голос Аны, когда я закончил.

Я поднял глаза и увидел, что Теленаи ведет ее ко мне, причем Ана придерживалась бледной рукой за стену. И снова я попытался не обращать внимания на то, какой измученной выглядела Ана; Пиктис казался паразитом в ее внутренностях, пожиравшим ее изнутри.

— Да, мэм? — спросил я.

— Не реагент, не оружие, а совет, — сказала она. Она выдавила из себя усталую улыбку. — Я думаю, что мы с коммандер-префекто нашли способ идентифицировать Пиктиса. Который не сможет ввести тебя в заблуждение!

— Правда? — удивленно переспросил я. — Если так, то это огромная удача, мэм.

— Удача, черт возьми, тут ни при чем, ребенок! — огрызнулась Ана. — Для получения приза потребовался большой труд и много чтения. Обнажи правую руку, Дин, и покажи ее Теленаи.

Я так и сделал, хотя и съежился, когда поднял рукав, так как на моей руке появилось еще несколько рубцов.

— Они сохраняются? — спросила Ана. — На нем есть эти рубцы, Теленаи?

— Есть, — сказала Теленаи. — Я согласна с вами… возможно, вы правы, Долабра.

— В чем дело, мэм? — спросил я.

Теленаи прочистила горло и пристально посмотрела на меня.

— Когда мы, апоты, впервые создали блотли, Кол, они не предназначались для анализа крови на наличие инфекций. Скорее, мы планировали их как метод переливания. Дело в том, что мухи-блотли на самом деле не переваривают кровь. Они не расщепляют ее так, как это сделали бы мы с вами. Именно поэтому они так полезны в качестве тестов на заражение. Скорее, их организм сначала изменяет состав крови с помощью яда, чтобы он мог быть непосредственно интегрирован в их собственный организм. Другими словами, они преобразуют ее, и именно поэтому мы надеялись, что сможем сделать их полезными механизмами для переливания крови, поскольку не у всех людей кровь одинакового типа. Мы предположили, что если бы мы могли удалить из блотли ее измененную кровь и поместить эту кровь в новое тело, то яд, оставшийся в образце, помог бы преобразовать его снова, чтобы он мог поселиться в новом хозяине. Однако это так и не сработало по вполне очевидным причинам…

— Потому что блотли — настоящая проклятая заноза в заднице, — ухмыльнулась Ана.

— И снова это правда, — вздохнула Теленаи. — Блотли могут переносить лишь незначительное количество крови, а рубцы, которые они оставляют, слишком болезненны, и, что еще хуже, они наиболее устойчивы к заживлению прививками. Поэтому мы отказались от этого метода.

— А теперь вспомни, Дин! — сказала Ана. — Вспомни, что произойдет — по словам медиккера Тангиса, — если ты слишком долго будешь держать на себе блотли!

Мои глаза затрепетали, и я вызвал его слова:

— Это измененное, неестественное существо, созданное с одной-единственной целью. Оно больше не может выживать в дикой природе. Оно даже не может нормально питаться. Если я позволю этому продолжаться достаточно долго, в тебя снова начнет поступать твоя собственная кровь. — Я замолчал, когда воспоминания покинули меня, и пробормотал: — В тебя снова…мэм…

— Да? — сказала Ана весело.

— Вы хотите сказать, что именно так Пиктис проник в хранилище казначейства и воспользовался столькими правами крови, которыми он никак не мог обладать?

— Правильно! — пропела она. — Это довольно просто, так? Пиктис, будучи одновременно гением и апотом, нашел способ умело использовать эти неприятные мелкие существа. Он украл ящик с ними с баржи апотов, облепил Суджедо бесчисленными личинками, дал им напиться досыта, а затем облепил ими свое собственное тело! Он оставил их там достаточно долго, чтобы в него влилась кровь Суджедо — и это позволило ему просто войти в хранилище, как будто это его дом!

— Так вот почему тело Суджедо было так странно изуродовано! — прошептал я, широко раскрыв глаза. Я вспомнил, как выглядела любопытная рана: круглый участок кожи, отделенный от плоти на задней стороне туловища, размером примерно с монету в талинт. — Он… у него был удален участок кожи, сострижен на плече сзади. Вы думаете, он был…

— Да! — сказала Ана. — Я думаю, что Пиктис, такой осторожный и предусмотрительный, сделал это с телом, потому что не хотел, чтобы мы знали, как он лишил Суджедо прав крови! Потому что маленькие ублюдки оставляют после себя стойкий видимый след!

— Итак, если ты, сигнум Кол, в погоне за Дархи случайно встретишь душу, в которой заподозришь Пиктиса, — сказала Теленаи, — то, чтобы убедиться в этом, посмотри, есть ли у этого человека шрамы от блотли, во многих потайных местах.

— Их должны быть дюжины, — сказала Ана. — Сорок, пятьдесят, а то и больше. Другими словами, он в буквальном смысле отмеченный человек! — Протянулась костлявая рука и крепко схватила меня за плечо. — Вот твой путь, ребенок. Сначала ты преследуешь Дархи. Допроси его, потому что мы должны найти либо Пиктиса, либо украденные реактивы! Добившись того или другого, мы избавимся от всех наших угроз.

— Конечно, мэм.

— Хорошо. Далее, Пиктис может быть близок к Дархи. Но если ты и стражи не найдете его в ходе своих поисков, вам следует вернуться в Верхний город и поискать человека с рубцами блотли на теле. Ибо, какое бы лицо ни было у этого человека, он, несомненно, сам Сунус Пиктис! Не мешкайте — уходите немедленно, потому что вы не можете дать ему времени проследить за нашими передвижениями и ускользнуть! Ты понимаешь это?

Я поклонился.

— Да, мэм.

— Тогда иди, и поторопись. И не медли сразить его, если сочтешь нужным! Потому что он оказался хитрым человеком. — Ее пальцы отпустили меня, и из глубины ее горла снова донесся щелчок. — Возможно, слишком хитрым, чтобы брать его живым.

ГЛАВА 48

| | |

КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ ЯРРОУ казался призрачным местом по сравнению с тем, каким я видел его в последний раз. Все его факелы и костры были потушены, а многочисленные проходы казались гораздо более пустыми. Пока я шел по дворцу, я обратился к своей памяти и прикинул, что почти половина стражников сбежала. Действительно ли так много королевских стражников находилось под влиянием Дархи? Мне эта идея показалась неприятной, но я все равно был более спокойным, чем Мало и Сабудара; Сабудара, казалось, особенно нервничала из-за того, что оказалась во дворце самодержца своего королевства, и крепко сжимала большую кожаную коробку, которую несла, в то время как Мало шепотом успокаивала ее, пока они шли позади меня.

— Я… я понятия не имею, что мне теперь делать, — сказал принц Камак, подходя к нам. — У меня сейчас ничего нет. Ни короны, ни трона, поскольку я еще официально не объявлен регентом. У меня не так много денег в казне, и совсем немного стражников в Верхнем городе! Дюжины людей последовали за Дархи, куда бы он ни пошел, а остальные в страхе разбежались. И Дархи украл столько, что я не могу позволить себе купить еще!

— У вас нет никаких сведений о том, куда он скрылся, сэр? — спросил я его. — Вы ничего не искали, не слышали никаких новостей?

— Джари Павитар советует хранить молчание, — вздохнул принц. — Если бы стало известно, что я так сильно полагался на Дархи, я бы никогда не смог снова занять трон. Вместо этого он настоял на том, чтобы обратиться к своим союзникам в королевстве и тайно разыскать предателя. Но… на это потребуется время. Времени у меня нет. Но я… я получил ваше уведомление о том, что вам нужно, чтобы найти Дархи. Надеюсь, того, что мы собрали, будет достаточно. — Он бросил на меня неуверенный взгляд. — Но вы уверены, что это сработает, сигнум?

— Мне сказали, что сработает, сэр, — сказал я. — Но у меня не такой нос, как у моих коллег здесь.

Его взгляд задержался на Мало и Сабударе. Он презрительно надул губы, как будто это зрелище оскорбило его, и отвернулся.

Мы пришли в ту же комнату трофеев, где Гортхаус погибла не более двух дней назад. Теперь в ней стоял большой стол, а на нем — личные вещи, оставленные сатрапом Дархи: шарфы, мантии, пояса, украшения, мыло, брюки, леггинсы и другая одежда, которую я не знал, но предположил, что это нижнее белье жителей Ярроу.

— Какую вещь вы бы, э-э, предпочли, сигнум Кол? — спросил меня принц.

Я отступил назад и жестом указал на Мало и Сабудару.

Двое стражей неторопливо подошли к столу и осмотрели предметы одежды, как плотник изучает деревянные доски, оценивая их текстуру и качество. Сабудара поставила свою кожаную коробку на пол, и затем они вдвоем принялись за работу, взяв со стола несколько предметов одежды и отбросив их в сторону — отвергли, как я предположил. Затем мы с принцем стали свидетелями необычного зрелища: двое стражей начали наклоняться и тщательно обнюхивать каждый оставшийся предмет одежды, время от времени сглатывая, как будто ощущали ароматы на языке.

— Это… обычное дело в Империи, сигнум? — спросил принц.

Я наблюдал, как Мало была близка к тому, чтобы спрятать лицо в леггинсах.

— Я не знаю, сэр, — сказал я. — Но для меня это довольно необычно.

Затем Мало и Сабудара встали и стали подавать друг другу знаки руками: как я понял, они говорили на безмолвном языке жестов, поскольку знали, что окружающие их люди говорят по-пифийски. Казалось, это был ожесточенный спор, но в конце концов Мало уступила и взяла со стола пять оставшихся предметов одежды.

Пока она это делала, Сабудара открыла кожаную коробку. Внутри лежало странное приспособление, состоящее из небольшого бронзового бочонка, облицованного изнутри стеклом, с рукояткой, выступающей с одной стороны. Сабудара вынула бочонок, открыла его с одного конца и Мало бросила одежду внутрь. Затем Мало порылась в коробке и достала маленький флакон с реагентами, откупорила его и капнула на одежду. Затем она снова закупорила флакон, закрыла бочонок, поставила его на место и начала энергично вращать рукоятку этого устройства. Бочонок завертелся внутри коробки, как волчок. Она вращала его до тех пор, пока у нее не устала рука, а затем позволила это делать Сабударе.

После того, как двое стражей повертели устройство в течение почти десяти минут, они извлекли бочонок из коробки, вытащили рукоятку с одного конца и вставили ее в новую выемку на боковой стороне устройства. Мало повернула рукоятку еще раз, но теперь верхняя крышка бочонка слегка опустилась, плотно прижимая покрытую жидкостью одежду. Когда Мало больше не могла повернуть рукоятку, Сабудара достала четыре пустых стеклянных флакона и протянула их ее. Мало открыла устройство и, словно винодел, скупо наливающий драгоценный ликер, опрокинула бочонок. Из него потекла тонкая струйка темно-коричневой жидкости, которую Сабудара быстро собрала во флаконы. Сабудара закупорила три флакона, затем подняла последний, четвертый, бросила на Мало ненавидящий взгляд и понюхала.

Сабудара разразилась приступом чихания и кашля, но затем пришла в себя и жестом показала Мало — Да, да.

— Это работает, — вздохнула Мало. — Мы выделили запах Дархи, каким бы неприятным он ни был. Неприятно вдыхать запах после такой дистилляции, но это наша лучшая надежда. Мы раздадим это нашим стражам и уйдем.

— Значит, вы сможете выследить его? — спросил принц. — И вернуть все, что он украл?

— Мы пойдем по запаху, насколько это возможно, сэр, — сказала она. — Больше я ничего не могу сказать, кроме того, что чем дольше мы ждем, тем сильнее выветривается запах.

— Тогда, клянусь кровью моего отца, идите! — сказал принц. — Найдите этого предателя и верните мне мое королевство, прошу вас! — Затем он опустился на стул, закрыл лицо руками и заплакал.

КОГДА МЫ ПОКИНУЛИ королевский замок, к нам присоединились шестеро стражей Мало. Я знал, что еще одиннадцать человек наблюдали за нами из леса, молча двигаясь вместе с нами. Я не был уверен, с каким сопротивлением мы столкнемся, но я видел их действия в джунглях и чувствовал, что семнадцати стражей будет достаточно, чтобы одолеть почти любой отряд Ярроу; по крайней мере, я на это надеялся.

Когда мы вышли из Верхнего города, Мало и Сабудара еще раз понюхали флакон с запахом Дархи. Недовольно ворча, они надели на колени подушечки, а на руки толстые перчатки, опустились на четвереньки и поползли по земле, обнюхивая мокрую траву, как если бы они были гончими. Затем Мало поднялась, указала рукой и сказала:

— Туда. Теперь я чувствую его совершенно отчетливо!

— Ты собираешься всю дорогу ползти? — спросил я.

— Ты бы тоже уловил больше запахов, если бы уткнулся носом в землю, — рявкнула она. — Попробуй как-нибудь!

Мы направились на запад, спускаясь по тропинкам, проложенным между холмами, и скрылись среди деревьев, когда солнце коснулось горизонта. Остальные стражи присоединились к нам, бесшумно появившись из джунглей, словно призраки. Флаконы с ароматом Дархи были разделены между ними, и они бродили между деревьями, время от времени опускаясь на землю, чтобы понюхать почву или основание дерева.

На одной из развилок Сабудара остановилась, обнюхивая глинистый участок, затем встала и сказала:

— Го́ра.

— Лошади, — объяснила Мало. — Она чувствует их запах.

— Он сбежал верхом? — спросил я. — Конечно, не со всем этим золотом.

— Тогда давай предположим, что он бежал на повозках, — сказала Мало, — двигаясь так быстро, как только могут лошади тащить такую поклажу по плохим дорогам. По моим прикидкам, со вчерашнего вечера они прошли лиг десять-пятнадцать. Нам нужно поторопиться. Ты готов к дозе кинефага?

Я скривился.

— Как же я ненавижу эту дрянь. Не только из-за вкуса, но и из-за того, что я буду голоден еще несколько дней после…

— Да, но мы будем пировать и веселиться, если это поможет нам поймать нашу добычу! — Она указала на своих стражей и прошипела: — Сапида посана!

Затем мы остановились, достали из рюкзаков крошечные черные бутылочки, откупорили их и сделали большой глоток.

Я вздрогнул, когда едкая черная жидкость потекла мне в горло. И все же, как только она попала мне в желудок, я почувствовал легкость в руках и ногах, как будто по моим венам разлилась свежая горная вода, и мир вокруг меня стал тихим и ясным. У меня возникло внезапное, легкомысленное желание смеяться, прыгать и кружиться.

— Давайте двигаться, — сказала Мало. — И держись поближе, Кол! Мы пересечем местность, и, возможно, будет трудно разглядеть моих людей на фоне деревьев, когда небо станет темнее.

ИМПЕРИЯ ДОЛГО ПЫТАЛАСЬ создать неестественно быстрые войска, способные вести сносный образ жизни, и, в конце концов, это оказалось настолько трудным, что от этой идеи отказались. Вместо этого либо наделяли некоторых солдат неестественно высокой выносливостью, либо, предпочтительнее, вводили в них прививку кинефага, который давал людям временную способность к скорости и выносливости. Солдат, в животе которого плескался кинефаг, мог бежать весь день и ночь напролет и никогда не уставать.

Теперь мы бежали, стражи и я, мчась по темнеющим лесам Древнего запада, петляя между высокими деревьями и танцуя среди папоротников. Наш путь был быстрым, темным и почти бесшумным; и, хотя наша миссия была сложной, на сердце у меня было радостно и весело, и я скакал вперед, как резвящаяся лань росистым утром.

Шли часы, и я потерял всякое представление о том, как далеко мы продвинулись. Время от времени я замечал проблески света факелов среди темнеющих холмов: возможно, это было отдаленное поместье знатного человека, а может, фонари на повозках Дархи. Я не знал.

Наша тропа повела нас вдоль журчащего ручья, там Мало подняла руку, и мы замедлили шаг. Стояла глубокая ночь, в вышине жадно мерцали звезды. Она пошепталась со своими стражами, а затем сказала мне:

— Немногие из нас хорошо знают эту часть Древнего запада, но мы знаем, что сейчас находимся на реке Канда, которая течет параллельно дороге Банти на север.

Я вытер капли пота со лба.

— И?

— Раньше это была дорога к поместьям, где когда-то жили многие дворяне. Но поскольку Древний запад пришел в упадок, многие из этих поместий теперь заброшены. По крайней мере, мы так думали.

— Ты думаешь, Дархи отправился в одно из этих заброшенных поместий? — спросил я.

— Да. Его побег был хорошо подготовлен, поэтому я предполагаю, что он подготовил это место для своего бегства. Он был достаточно мудр, чтобы воспользоваться этим обходным путем, а не главной дорогой. Мы должны поймать его до того, как он доберется туда, куда направляется, потому что у него наверняка будут свежие лошади и, возможно, больше войск. Нам предстоит сражение, несмотря ни на что! Приготовься.

МЫ ПРИГНУЛИСЬ И продолжили наш бег вдоль реки. Еще через три лиги Сабудара подняла руку и указала на папоротники к северу от нас. Мы замедлили шаг и осмотрели холмы перед нами, и Мало заговорила так тихо, что только ее стражи могли ее услышать, и многие начали прятаться в листве, исчезая, как призраки, в ночном тумане.

— Ты останешься со мной, — прошептала она мне. — Сейчас мы обнаруживаем много плохих признаков — дым факелов на ветру, множество отпечатков ботинок на земле и многое другое. Мы думаем, что находимся недалеко от Дархи.

Я последовал за ней через папоротники, когда еще несколько ее стражей покинули нас, растворившись в ночи. Затем я заметил свет факелов и фонарей, пробивающийся сквозь деревья, и время от времени слышал мужской голос.

Наконец мы с Мало остановились за стволом большого дерева и выглянули наружу. Перед нами предстала группа низких, беспорядочно разбросанных зданий, построенных из дерева и в большинстве своем довольно грубых. Многие из них предназначались для укрытия животных или сбора урожая, хотя в их центре сверкал огнями большой двухэтажный дом с широкой покатой крышей: дом хозяина, как я предположил.

Перед домом стояли солдаты, лошади и повозки, уставленные множеством ящиков и сундуков. Я прищурился, но ничего не смог разглядеть, кроме блеска доспехов и железа на них.

— Около тридцати солдат, — прошептала Мало. — Они хорошо вооружены и выглядят сильными. Дархи подкупил лучших.

— Мудрый выбор, если в этих повозках столько сокровищ Ярроу, — сказал я.

— Верно. Мы убьем солдат, но возьмем Дархи живым, если он нам позволит.

— Я полагаю, мы не сможем атаковать так, чтобы только их вывести из строя, — сказал я.

— Это не арест, Кол. Раненый солдат Ярроу все еще будет бороться за то, чтобы сразить нас. Когда мы атакуем, мы намереваемся убивать. Мои люди окружат это место и подадут сигнал, когда будут готовы — тихое кваканье лягушки. Тогда я подам еще один сигнал и начну атаку.

Я посмотрел на войска, собравшиеся вокруг дома хозяина.

— Солдаты хорошо вооружены, в кольчугах и шлемах.

Тихое фырканье.

— Это не будет проблемой. Когда упадет достаточно много, иди и обезопась носилки. Я не допущу, чтобы какой-нибудь ублюдок стащил сундук и заставил Павитара кричать, что мы украли грязные деньги его королевства.

Мы наблюдали, как солдаты Ярроу суетились вокруг, некоторые ходили взад и вперед за новыми лошадьми, водой или другими материалами. Ожидание было почти мучительным, и я изо всех сил старался не вздрагивать при каждом звуке или движении, потому что лес был полон кваканья лягушек и порхания мотыльков.

Затем Мало зашипела рядом со мной. Я взглянул на нее и увидел, что ее взгляд прикован к чему-то впереди.

Один из солдат прогуливался вдоль домов усадьбы, рядом с ним бежала гончая, крупная и мускулистая, с розовым языком, весело свисающим изо рта. Мы оба пригнулись, пока солдат и собака шли вдоль линии деревьев. На мгновение я почувствовал уверенность, что нас не заметили, и я расслабился от облегчения.

Затем собака остановилась. Она навострила уши и высунула розовый язык. Она посмотрела на линию деревьев, где мы притаились, и осторожно шагнула вперед.

Последовало долгое, застывшее мгновение, в течение которого ни мы, ни собака не двигались; затем она взорвалась, залаяла на деревья, прыгая взад и вперед, направив нос в нашу сторону.

Снова шипение Мало. Затем тихий щелчок — она наложила стрелу на тетиву.

Хозяин зверя подошел к собаке и отчитал ее по-пифийски, как бы говоря: Хватит! Прекрати шуметь. И все же, хотя он пытался удержать ее поводком, гончая яростно сопротивлялась и лаяла на то место, где мы лежали.

Наконец солдат остановился и вгляделся в деревья. Его тело напряглось, а рука медленно потянулась к рукояти меча. Собака продолжала выть рядом с ним, и из-за домов вышли еще двое солдат. Один из них задал вопрос, и, хотя я практически не знал пифийский, я понял, что он спросил: Что случилось?

Стражник с собакой нерешительно ответил, Я не уверен. Затем он вытащил свой клинок и начал продвигаться к деревьям.

Я сглотнул и схватился за меч. Затем я выглянул сквозь листву и сосчитал наших врагов: трое солдат и одна гончая. Наибольшую опасность представлял солдат, стоявший сзади: у него был с собой короткий лук, и, судя по тому, как он с ним обращался, он был хорошо знаком с этим оружием.

Пригнись, сказал я себе. Защищай Мало. Наноси удары снизу. Прячься в темноте.

Я собрался с духом, услышав хруст шагов солдата по листве.

Затем произошло сразу несколько событий.

Сначала из леса вокруг нас донеслась серия странных щелкающих звуков. Затем Мало прижала руку ко рту и издала еще один звук, на этот раз более высокий и поющий, как у голубки.

Затем она слегка приподнялась, натянула тетиву и выстрелила.

Солдат с коротким луком издал низкий, булькающий крик и упал на землю, дико извиваясь. Собака перестала лаять и заскулила. Двое оставшихся солдат подскочили и повернулись, чтобы посмотреть на своего павшего товарища: стрела Мало теперь торчала у основания его горла, и он тщетно пытался нащупать ее, прежде чем затихнуть.

Затем ночь огласилась криками, когда множество стражей в деревьях выпустили свои стрелы. Я обнажил клинок и прыгнул вперед, мои мышцы наполнились воспоминаниями, кровь кипела от ярости, кости были словно лед в моей плоти.

Двое солдат легко упали передо мной. Первый все еще смотрел на своего поверженного товарища, когда я сбил его с ног; следующий пытался вытащить меч из ножен, когда я напал на него. К счастью, пес оказался трусом — я никогда раньше не дрался с собаками и не знал, как это делать, — потому что он дважды гавкнул, а потом заскулил и убежал. Крики в ночи становились все громче и неистовее, и я бросился обратно под прикрытие деревьев и опустился на колени рядом с Мало.

— Мы останемся или движемся? — сказал я, тяжело дыша.

— Мы наступаем! — рявкнула она. — Но я могла бы убить их быстрее, если бы ты не прыгнул раньше, чем я прицелилась! Не будь таким нетерпеливым в следующей схватке, или я могу случайно выстрелить тебе в гребаную спину!

Я закатил глаза и помог ей подняться на ноги. Затем мы присоединись к битве — я впереди, с мечом, она пускает стрелы через мое плечо.

За время службы в Юдексе я несколько раз обнажал свой клинок и сразил немало противников, которые были смертью с мечом в руках, но в первый раз я принимал участие в сражении такого масштаба, когда более дюжины союзников сражались вместе со мной, а враги появлялись со всех сторон. Это было что-то безумное, дикое, сбивающее с толку, я кричал и бушевал. У меня не было времени на раздумья: мое тело гудело от воспоминаний о стольких движениях, о том, как я тренировал свое тело реагировать на угрозы, и я чувствовал, как меня тащат через ночь, рубя, делая ложные выпады и уворачиваясь, в то время как Мало шипела:

— Успокой свою кровь! Ты погубишь нас обоих своим безумием!

Я попытался сделать, как она велела, и, сделав это, понял, что теперь вижу незнакомые лица среди дерущихся: не солдат Ярроу и не стражей, а тощих, изголодавшихся пифиан, вооруженных дубинками, ножами, веревками, сельскохозяйственными инструментами и кухонными лопатками. Они не напали на меня, а вместо этого набросились на солдат Ярроу, избивая их, душа, протыкая их доспехи чем-то, похожим на кухонные ножи, и издавая вопли безудержной ненависти.

Наукари, понял я. В этом поместье жили слуги, и теперь, когда у них появилась возможность, они восстали против своих хозяев.

— Это зрелище радует меня! — воскликнула Мало. — Но это не то, чего я хотела! Они могут все испортить, если все пойдет наперекосяк!

— Ты ищешь Дархи, — сказал я. — Я должен обезопасить повозки — это ясно?

Она кивнула и что-то крикнула наукари по-пифийски. Я поднял меч и бросился в ночь.

ПОСЛЕ ЭТОГО БОЙ окончился быстро, но для моего обезумевшего от сражений разума каждая секунда казалась часом. Я побежал к носилкам и увидел, что один солдат стоит за ними, не зная, сражаться ему или бежать. Когда он понял, что я бегу на него, он поднял меч и закричал, но я легко уложил его, ранив в бедро, затем в руку. Он лежал на земле, крича от боли, но я не обращал на него внимания и сосредоточился на том, чтобы обезопасить повозки.

Передо мной тянулся целый багажный поезд. На мой взгляд, большую часть груза составляли сокровища Ярроу, но, обходя повозки, я заметил несколько ящиков, которые выглядели необычно.

Это были ящики имперского производства, потому что только в имперских поставках фретвайн использовался таким образом. Я подошел ближе, щурясь в тусклом свете, и увидел символ, отпечатанный на их боках: сигил апотов, капля крови, помещенная в шестиугольник.

Я уставился на них, почти не веря своим глазам. Затем я подошел ближе и глубоко вдохнул. Сильный, едкий запах ударил мне в ноздри: ни с чем не сравнимый аромат реагентов.

Это были ящики с реагентами, почти наверняка украденные с барж апотов на каналах. Я никак не ожидал найти их здесь, среди украденных сокровищ, но в этом был очевидный смысл: реагенты были одними из самых ценных вещей во всей Империи, и такая жадная душа, как Дархи, точно знал, что получит за них огромные деньги, куда бы он ни сбежал.

И все же, были ли это те самые реагенты, которые требовались Пиктису для изготовления его оружия? Неужели Дархи все это время прятал их здесь, в своем тайном имении? Я не был апотом и не мог сказать наверняка. Я вернулся в переднюю часть носилок, чтобы охранять их и ждать окончания битвы.

После того, что показалось мне вечностью, из темноты появилась Сабудара и сообщила: двадцать шесть солдат Ярроу убиты, трое ранены, и вряд ли выживут, включая того, которого я только что свалил. Все стражи выжили, но четверо наукари пали, сражаясь с теми, кто их поработил.

— Дархи? — спросил я.

Сабудара покачала головой:

— Не нашли.

Я выругался.

— Скажи Мало, что она мне нужна! Скажи ей, что я нашел кое-что важное на повозках и прошу ее прийти, когда она сможет!

Сабудара кивнула и снова растворилась в темноте.

ЧАС СПУСТЯ Я услышал, как Мало зовет меня по имени. Я зашел в группу зданий и увидел, что она стоит со своими стражами над пятью телами, которые, по-видимому, были вытащены из домов.

Она указала на одно из них:

— Взгляни.

Я послушался и застонал от ужаса. Мне не нужно было обращаться к своей памяти, чтобы узнать это лицо, раскрашенное зеленой краской, и эти холодные, пронзительные глаза, равнодушные даже после смерти. Горло сатрапа Дархи, судя по всему, было жестоко перерезано, а подбородок и грудь были залиты кровью.

— Как это произошло? — спросил я.

— Одна из наукари перерезала ему горло, — сказала Мало. — Страшно подумать, через что ей пришлось пройти за эту попытку. Бедная девочка мертва и, держу пари, даже не дожила до пятнадцати лет. Жестокий поступок. Жаль, что они все не подождали. Мы бы с радостью освободили их!

Я упал на колени, борясь с тяжестью разочарования.

— Итак, — тихо сказал я. — Единственный человек, который знал Пиктиса лучше всех, теперь мертв, и мы не получим от него никакой помощи.

Мало сплюнула и с горечью сказала:

— Похоже на то. Теперь он не может сказать нам, где скрывается наш враг. Вот она, черная судьба, и я с радостью проклинаю ее. Но… что это за важная вещь, которую я должна увидеть?

Я вскочил, вспоминая.

— Реагенты!

— Реагенты?

— Да! На повозках Дархи находятся много ящиков с крадеными реагентами — возможно, это и есть те самые украденные реагенты!

Она вытаращила глаза:

— Значит, не все потеряно?

— Возможно! Пойдем посмотрим!

Я ПОМОГ СТРАЖАМ Мало отделить ящики с реагентами от всех сундуков с сокровищами Ярроу. Вместо того чтобы открывать их один за другим, Мало и Сабудара нюхали их, утверждая, что хорошо знают аромат нужного им удобрения.

— Мы неделями вынюхивали это в джунглях! — сказала Мало. — Я почувствую этот запах даже во сне.

Сначала они хмурились и гримасничали, когда ползали по ящикам. Затем их лица прояснились, и их охватило волнение.

— Это здесь! — воскликнула Мало. — Клянусь порчей титана, это здесь!

Я стащил ящики с носилок, снова и снова шепча «Слава Святилищу, слава Святилищу», потому что сам я до конца не верил, что все это принадлежит Дархи.

Сначала мы нашли четыре, затем пять, а затем, после недолгих поисков, нашли шестой ящик с реактивами, спрятанный в задней части одного из сараев.

— Это все, да? — спросила Мало. — Твоя иммунис сказала, что не хватает шести ящиков с этим удобрением, это правда?

— Шесть, да, — выдохнул я, вытирая пот со лба. — Но давай откроем их, чтобы убедиться в этом.

Мы так и сделали, сорвав крышки копьями, взятыми у мертвых солдат Ярроу. В каждом из шести ящиков лежали завернутые в воск свертки с темно-черным веществом, похожим на землю, от которого сильно пахло тухлыми яйцами.

— Вот и все, — сказала Мало. Она чуть не расплакалась. — Вот и все! Это чертово вещество, оно все здесь! Дархи, конечно, не знал, что это такое, но он украл их у Пиктиса и привел нас к нему!

Мои ноги начали дрожать, и, глубоко вздохнув, я сел на мокрую траву.

НАКОНЕЦ, АЗАРТ БОЯ покинул меня, и остаток ночи прошел в оцепенении. Стражи ухаживали за наукари, делились водой и едой и накладывали заживляющие повязки. Один из стражей отправился на высокий холм запускать ракету, чтобы Ярроудейл увидел это; остальные принялись открывать оставшиеся ящики, чтобы провести инвентаризацию, но делали это лениво и не торопясь.

— Ты неплохо владеешь мечом, Кол, — сказала Мало. Она хмыкнула, открывая очередной ящик. — Почти так же хорошо, как я владею луком.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я.

— Если бы только все соперники были такими вежливыми, чтобы позволить тебе подобраться так близко, — сказала она, — и вступить в единоборство! Тогда ты действительно мог бы быть полезен.

Я ухмыльнулся, радуясь, что снова слышу ее насмешки.

— Это не было единоборством, — сказал я. — Их было двое, по крайней мере, в начале.

— Ну да, после того, как я выстрелила одному в шею. Тебе вообще ничего не надо было бы делать, если бы ты просто не высовывался. Но… — Затем она замолчала, на ее лице отразилось беспокойство.

— Что это? — спросил я.

Она огляделась:

— Я чувствую какой-то запах… гниение.

— И что? Всего в нескольких спанах от нас более тридцати трупов.

— Да, но эти люди только что убиты и трупы еще не начали разлагаться! Я чувствую запах плоти, которая разлагалась в течение некоторого времени. Сначала я не уловила этого запаха из-за зловония этих реагентов, но… здесь есть что-то мертвое, Кол.

Мало начала метаться между ящиками, лежавшими на носилках, принюхиваясь. Затем она указала на один из них — это был большой сундук с сокровищами Ярроу, — и страж поспешил к нему и открыл крышку. Они заглянули в ящик, и на их лицах отразилось крайнее потрясение.

Я, пошатываясь, поднялся на ноги, опираясь на свое украденное копье.

— Что? — устало спросил я. — Что еще?

— Кол, — медленно произнесла Мало. — Подойди и посмотри на это.

— Если это плохие новости, ты можешь хотя бы намекнуть мне?

— Нет! Просто подойди и посмотри!

Я, прихрамывая, подошел к ним. Запах гнили был действительно ужасен, и я прикрыл нос своей пропитанной потом рубашкой и заглянул внутрь сундука Ярроу.

Внутри лежало тело: тело мужчины, свернувшегося калачиком, как спящий младенец. Он был довольно мал ростом и одет в лохмотья, но самым примечательным было то, что лежало рядом с ним.

Защитный шлем, выкрашенный в белый цвет. В слабом свете заходящей луны он почти напоминал череп.

Я смотрел на тело маленького человечка и выкрашенный в белый цвет шлем рядом с ним, и пульс гулко отдавался у меня в ушах.

— Нет, — прошептал я.

— Я знаю, — сказала Мало.

— Этого не может быть…

— Я знаю! Давай вытащим его и осмотрим.

Мы вытащили тело из сундука и положили его на дорогу. Я увидел, что он умер от колото-резаной раны, нанесенной прямо под сердце и между ребрами: самая искусная рана, которую я когда-либо видел. Лицо у него было явно ратрасское, с тонким носом и довольно маленькими глазами, хотя они были бледно-зелеными, и он выглядел довольно измученным, как и следовало ожидать от человека, который месяцами выживал в дикой местности.

Более того, он был точь-в-точь похож на рисунок, который мы с Мало изучали: набросок человека, который пришел в Казначейский банк и открыл ящик апотов.

Мало понюхала воздух.

— Он мертв около двух дней, — произнесла она. — Возможно, больше.

Я молчал, мои мысли путались.

— Может ли… может ли это действительно быть он? — спросила Мало.

Я опустился на колени и задрал ему рубашку до ворота. Там, призрачными отпечатками по всему его животу и груди, виднелись десятки округлых, сморщенных рубцов — отпечатки крошечных насекомых, которые когда-то питались его плотью или, возможно, пускали по его венам украденную кровь.

— Рубцы блотли, — тихо сказал я.

— Гребаный ад, — сказала Мало. — В точности, как сказала твоя иммунис. Он поставил много блотли Суджедо, а затем и себе, чтобы привлечь нужную кровь в свою плоть. Клянусь кровавыми глазами судьбы… похоже, Дархи наконец-то добрался до нашего друга Сунуса Пиктиса и убил его, прежде чем этот дьявол, в свою очередь, его предал! Каким позорным образом закончилась его жалкая жизнь. По крайней мере, это сделано — правда?

Я уставился на труп и ничего не сказал.

ГЛАВА 49

| | |

НА ИЗЛУЧИНЕ РЕКИ Тариф, на окраине Древнего запада, нас ждала имперская баржа и несколько дюжин апотов, все милитисы, которые прибыли, увидев в небе ракету. Они сопроводили нас и все, что у нас было, в город, и, пока мы ехали, я передал им свой отчет, который они быстро записали и отправили префекто Кардасу с письмо-ястребом.

— Сейчас он разговаривает с принцем в Верхнем городе, — сказал мне один милитис. — И все же их переговоры скоро изменятся! Держу пари, что на борту нашего судна находятся все богатства этого королевства.

Как только мы вернулись в Ярроудейл, мы отнесли все ящики и сундуки в одну из подготовительных комнат ферментационного завода: ту самую, где меня так тщательно обработали перед моим путешествием к Савану. Там нас ждали Теленаи и Ана, и Теленаи раздраженно наблюдала, как стражи раскладывают каждый ящик, слушая, как я, затаив дыхание, рассказываю обо всем, что мы пережили.

Когда я закончил, воцарилось долгое молчание. Труп Пиктиса лежал в открытом ящике Ярроу перед Аной. Стражи сидели рядом с шестью ящиками с удобрениями, которые так долго искали, усталые, но торжествующие. Я стоял в углу комнаты, чувствуя себя далеко не победителем, потому что, пока я говорил, лицо Аны с завязанными глазами исказилось так, что мне стало не по себе.

Теленаи уставилась на тело Пиктиса.

— Как странно чувствовать печаль при виде этого человека, — прошептала она. — В некотором смысле, я его создала. Но все это время его тайно создавал кто-то другой, и он был всецело нацелен на наше уничтожение. Как бы мы его любили и обожали, если бы он пришел к нам честно! Потому что его гений был велик, и нам было бы все равно, откуда он взялся. В глазах Империи все плоды плоти равны. — Она повернулась к Ане, которая все еще сидела молча, с мрачным выражением на лице. — Что вы скажете, Долабра? Это кажется великим триумфом — найти все, что мы искали, и всех наших врагов мертвыми, причем сразу.

Я вздрогнул, потому что знал, что именно это сейчас и беспокоит Ану.

Наконец Ана заговорила:

— Зачем хранить тело?

— Простите? — спросила Теленаи.

— Зачем Дархи хранить тело Пиктиса? — спросила Ана. — Зачем его так упаковывать?

Мы все посмотрели на труп и подумали об этом.

— Я не знаю, — сказала Теленаи. — Возможно, он слишком сильно ненавидел этого человека.

— Вы думаете, он собирался… что-то сделать с ним, мэм? — спросила Мало.

— И снова я не знаю, — обиженно сказала Теленаи.

— Или, — предположил я, — Пиктиса убил кто-то другой, мэм?

Ана вскинула голову и невидящим взглядом уставилась на меня:

— Ого? Расскажи еще что-нибудь, Дин.

— Н-ну, — сказал я. — Кто-то мог убить Пиктиса и спрятать его тело в сундуке в хранилищах Ярроу, упаковав так, словно это была груда золота. Если целью Дархи было украсть все, что он мог, и сбежать, он, возможно, не знал, что только что украл еще и тело, точно так же, как он, возможно, не понимал ценности украденных им прививок.

— Итак… ты предполагаешь, что есть еще один убийца? — неуверенно спросила Теленаи. — Убийца Пиктиса, который спрятал его тело в этом сундуке? Я не могу этого понять… но, признаюсь, у меня нет особого желания заниматься этим. Очевидный вывод — кто человека убил, тот и обладает его телом. На самом деле, человек, у которого была веская причина убить Пиктиса, — сатрап Дархи. Ведь вы верили, что Пиктис убивал своих старых союзников, одного за другим, верно?

Ана промолчала.

— И даже если его убил кто-то другой, — сказала Теленаи, — насколько мы должны беспокоиться, что Пиктис убит, учитывая, что у нас есть реагенты, в которых он так нуждался?

Следующие слова Аны были подобны щелчку стального лезвия:

— Неужели?

Надзиратели начали бормотать и чертить в воздухе символы.

— Вы сказали, что было украдено шесть ящиков, мэм, — медленно произнесла Мало. — И мы нашли именно шесть ящиков.

— Да, — коротко ответила Ана. — У нас есть ящики. Но я бы хотела, чтобы их содержимое было проверено, потому что одно только наличие ящиков делает меня менее довольной! В частности, я хочу проверить их концентрацию.

— Вы боитесь, что его разбавили? — спросила Теленаи. — Часть удобрений заменили другим веществом?

— О, я беспокоюсь обо всем, что связано с этим исследованием, — сказала Ана. — Пожалуйста, проверьте это. И поторопитесь.

Стражи и Теленаи быстро достали свои приборы и инструменты, чтобы взять пробы удобрений. Я чувствовал, что почти падаю от усталости, но Сабудара вложила мне в руку маленький пузырек.

— Кларифаг, — сказала она. — Чтобы твои глаза не закрывались, красавчик.

Пробормотав что-то о том, что мне слишком часто делают прививки, я выпил содержимое флакона. Напиток был приторно-сладким, но, как только я выпил его, почувствовал, что в мои конечности возвращается энергия, и стал наблюдать за работой апотов.

В первых четырех ящиках, по их словам, концентрация реагентов была надлежащей, именно такой, как они были посланы из Ярроудейла. Пятая, однако, была слегка разбавлена, но совсем чуть-чуть.

— И это, — сказала Теленаи, — может быть результатом разложения или неправильного хранения.

Но когда они проверили содержимое шестого ящика, их лица изменились. Теленаи посмотрела на мутность реагентов в своих приборах, затем побледнела и объявила:

— Это… сорок процентов от ожидаемой концентрации.

Мало в смятении закрыла глаза. И снова стражи начали бормотать и делать еще более странные жесты, моля судьбу о помощи. Мое отчаяние было таким, что я чуть было не присоединился к ним.

— Это означает, что более половины его содержимого было удалено, — спросила Ана, — и заменено другим веществом?

— Да, — ответила Теленаи, и ее голос стал почти шепотом. — Это гораздо более распространенное удобрение. При его производстве используется гораздо меньше кудайдин кани.

— Сколько было удалено, по весу?

— Чуть больше четырех стоунов, — сказала Теленаи. Она прижала руку ко лбу. — Итак. Достаточно… достаточно, чтобы добиться искажения, намного, намного большего, чем то, что было замечено на той поляне в джунглях.

В комнате воцарилась гнетущая тишина.

Теленаи повернулась к Ане.

— Он… он уже взял все, что ему было нужно, так? Он сделал это давным-давно.

— Да, — тихо сказала Ана. — Я думаю, что да.

— Значит…значит где-то дремлет еще одно оружие. — Теперь в голосе Теленаи послышались панические нотки. — Так ли это, Долабра?

Ответ Аны был легким и беззаботным:

— Да. Я думаю, что да. Потому что он как раз из тех, кто способен организовать атаку, которая увенчается успехом, даже если он сам погиб.

— Но… но где же оно? — умоляюще спросила Теленаи. — Где он спрятал оружие? По чему он собирается нанести удар сейчас, даже из-за границы смерти?

Ана поджала губы и склонила голову набок, ее пальцы, как это часто бывало, теребили складки платья. Затем она сказала:

— Я не знаю.

— ПОСЛЕ ВСЕГО, ЧТО мы сделали, — прошептала Мало. — После всего…

Стражи в панике начали переговариваться друг с другом на пифийском, Теленаи расхаживала по комнате, ее малиновые одежды развевались.

— Это должно быть где-то, — сказала она. — И все же мы проверили все инструменты и грузы на Саване и ничего не нашли! Как он мог все еще намереваться напасть на Саван? Какие методы он изобретает сейчас?

Я заметил, как лицо Аны дернулось. Я встал и, набравшись смелости, сказал:

— Успокойтесь, пожалуйста, коммандер-префекто. Моей иммунис требуется немного тишины, чтобы обдумать это.

И снова в мрачной комнате воцарилась тишина, и мы все смотрели, как Ана сидит перед ящиками с реактивами и сундуком с трупом, ее бледное лицо исказилось от раздумий. Шли минуты, а мы ничего не делали, только вдыхали запах удобрений, гниющего тела Пиктиса, мускуса и пота стражей, и меня самого.

Наконец Ана прошептала:

— Апофения.

Я наклонился ближе.

— Простите, мэм?

— Апофения, — повторила она. — Это болезнь, связанная с поиском смысла и закономерностей в случайности. Авгуры борются с этим, но все же… Я чувствую, что именно это состояние он стремился вызвать у меня. Он обрушил на меня столько доказательств, мотивов и загадок, что мой разум не может функционировать! Как будто он знает всю мою сущность. — Затем она покачала головой. — Больше ничего не могу с этим поделать. Я должна сделать то, чего так долго избегала.

— Что это, мэм? — спросил я.

Она глубоко вздохнула.

— Мне нужно поужинать.

Повисла ошеломленная пауза. Сабудара подалась вперед, ища подтверждения у Мало, и одними губами произнесла: Поужинать.

Мало проигнорировав ее, крикнула:

— Вы что?

— Э-э… прошу прощения, мэм? — сказал я. — Снова поужинать?

Ана махнула рукой, как будто наше недоумение не заслуживало внимания.

— Да, мне нужно поужинать! Но это будет совсем другая еда, а не та, которую вы видели у меня раньше.

Все посмотрели на меня, словно желая убедиться в правдивости ее слов. Я пожала плечами, чувствуя себя таким же растерянным, как и они.

— Долабра… — сказала Теленаи. — Я так благодарна вам за все, что вы для нас сделали, что готова исполнить любое ваше желание, не задумываясь. Но, конечно, это чрезвычайная ситуация. Разумно ли сейчас остановиться, чтобы утолить свой голод?

— Да, разумно! — сказала Ана. — Как я уже сказала, это блюдо будет другим. Потому что я должна подумать по-другому, чтобы оценить проблему. Скажите, коммандер-префекто, есть ли у здешних апотов сколь-нибудь грибов кизкил в запасе?

Теленаи удивленно моргнула.

— Да. Это строго регулируемое вещество, так как оно очень психоактивное и опасное.

Я закрыл лицо руками, когда понял, о чем она спрашивает.

— Мэм, — сказала я. — Вы же не можете серьезно просить нас предоставить вам психоделики прямо сейчас?

Однако Ана держалась крайне мрачно.

— О, я смертельно серьезна, Дин, — сказала она. — Как и ты должен быть, если хочешь, чтобы я узнала, где сейчас находится это оружие! Вы можете достать мне это, Теленаи?

— Я… Да. Но зачем вам нужны грибы?

— Я выразилась достаточно ясно, — сказала Ана. — Точно так же, как авгуры нуждаются в своих авгури, у меня есть свои потребности, которые я должна утолить, чтобы подтолкнуть свое сознание. Мне понадобится всего три малых стоуна или около того.

Теленаи уставилась на нее.

— Этого достаточно, чтобы заболеть. Такая доза может даже убить человека, Долабра.

— Не каждого человека. Вы можете достать их до наступления темноты?

— Ну… да, я могу.

— Хорошо. — Ана повернула голову ко мне. — А тебе, Дин, нужно поспешить на бойню в Ярроудейле. На ужин мне понадобятся две телячьи печенки, как можно более нежирные.

— Печенки, — еле слышно повторил я.

— Да, именно телячьи печенки. Принеси мне их, пожалуйста, завернутых в бумагу. Потом я поужинаю, обдумаю ситуацию и решу, что нам делать дальше. А теперь идите, и побыстрее! Потому что, хотя у нас и есть немного времени на подготовку, у нас нет для этого дней!

Я ВЫПОЛНИЛ СВОЕ странное поручение и вернулся в испытательную комнату как раз к вечеру, чувствуя себя оккультистом, совершающим какой-то колдовской обряд, с этим темным, окровавленным пергаментным свертком под мышкой. Теленаи уже приготовила грибы кизкил, — маленькие сморщенные комочки лежали в миске на маленьком столе, который предоставили апоты. Рядом с миской лежали вилка, нож и салфетка. Кроме этого и двух стульев, стоявших по обе стороны, на столе ничего не было.

— Ваши две телячьи печенки, — сказал я, кладя пергамент рядом с тарелкой. — Достаточно свежие, чтобы пропитать бумагу и испачкать мое пальто. Хотите, я приготовлю это для вас, мэм?

— О, вовсе нет, Дин, — сказала Ана. — Для этого ужина мне нужно только то, что уже приготовлено. Однако… я бы хотела, чтобы вы все ушли, если можете.

— Вы хотите конфиденциальности? — спросила Теленаи.

— Вряд ли это подходящее место для конфиденциальной трапезы, — пробормотала Мало, — учитывая труп в ящике вон там и вонь от измененной почвы.

— И все же я прошу о конфиденциальности! — сказала Ана. — За исключением Дина, конечно. Он мой запечатлитель, и мне понадобится кто-то, кто засвидетельствует мои откровения, если они мне будут дарованы. Я могу поесть здесь или удалиться в свои комнаты, где смогу спокойно поесть. Что мы все предпочитаем?

— Ни слова больше, — со вздохом сказала Теленаи. — Мы оставляем вас наедине с этим ритуалом, Долабра. Надеюсь, он принесет ошеломляющие дивиденды! — Она махнула рукой, и все они начали выходить.

Мало, выходившая последней, подошла ближе и прошептала:

— Помнишь, я говорила, что от твоей иммунис иногда странно пахнет? Что ж, теперь мне кажется, что от нее очень странно пахнет! Настолько, что я рада покинуть эту комнату.

Она вышла, дверь захлопнулась, и я остался в комнате один, если не считать трупа Пиктиса и Аны, все еще распростертой на полу.

ГЛАВА 50

| | |

АНА ЖЕСТОМ ПОЗВАЛА меня:

— Иди сюда! Иди сюда, Дин. Помоги мне с едой.

Я подошел к ней, взял за руку и подвел к ее месту за маленьким столиком.

— Теперь, пожалуйста, немного приглуши свет, — сказала она. — Здесь слишком ярко! Я вижу свечение даже сквозь повязку на глазах.

Я так и сделал, накинув на мей-фонари ткань. Вскоре в комнате стало совсем темно, по углам поплыли глубокие тени.

Слегка откашлявшись, Ана подошла к столу, развернула печень и выложила черные блестящие кусочки мякоти в миску. Затем она принялась яростно резать их на кусочки ножом и вилкой.

— А теперь сядь, — сказала она, продолжая работать. — Сядь напротив меня, дитя, и дай мне минутку.

Я так и сделал, испытывая отвращение к тому, как она ковыряется во внутренностях. Затем она бесцеремонно высыпала все грибы кизкил поверх сырой печени и принялась их перемешивать.

— А такая доза не опасна для вас, мэм? — спросил я.

— Тебе не нужно ничего говорить, Дин, — лукаво сказала она. — Потому что я скоро не смогу ответить.

— Потому что…

Кривая улыбка. «Потому что у меня, конечно, будет полон рот». Затем она проглотила это ужасное блюдо, кусочек за кусочком. Зрелище было настолько отвратительным, что мне пришлось отвернуться. Она даже поднесла миску к губам и лихорадочно зачерпнула остатки в рот. Наконец, она поставила миску и откинулась на спинку стула с удовлетворенным вздохом, ее подбородок и губы стали темными и окровавленными.

— Еще одна трапеза, — тихо сказал я, — как во времена старой Империи.

Ее голова с завязанными глазами насторожилась. «Что?» — спросила она.

— Последний раз, когда вы ели нечто экзотическое, мэм. Вы сказали, что подобные банкеты были обычным зрелищем во времена первого и второго императоров.

Она хранила полное молчание, словно ожидая продолжения. Капля крови собралась у нее на подбородке и упала на колени.

— И вы тогда сделали много правильных выводов, — нервно сказал я. — Так что… возможно, то же самое произойдет сейчас?

— Хм. Это правда, Дин, — пробормотала она. — И я благодарю тебя за твою снисходительность. Сейчас… я должна подумать о природе и желаниях нашей жертвы. Тогда, возможно, я смогу увидеть его последние, самые скрытые работы и решить, что мы будем делать дальше этой черной ночью.

Ана снова замолчала. Она откинулась назад в темноте, ее бледная фигура была перепачкано кровью, повязка все еще туго стягивала глаза. Я беспокоился, что настры могут вызвать у нее тошноту, и она может упасть в любой момент.

— С вами все в порядке, мэм? — рискнул спросить я.

— Успокойся, ребенок! — тихо ответила она. — Я размышляю.

Я ждал. В вонючей темноте этого места проходили минута за минутой.

И вдруг с Аной, казалось, произошла перемена.

Это была одна из самых странных вещей, которые я когда-либо видел; хотя видел — неподходящее слово, потому что в комнате было так темно, что я, скорее, ощущал, чем видел. Тело Аны оставалось неподвижным, ее голова с завязанными глазами была наклонена под углом, но я почувствовал, как напряглись связки ее лица и на шеи — странное скручивание, которое каким-то образом изменило весь ее облик.

Затем я почувствовал этот запах: странный, едкий, дрожащий мускус, медленно наполняющий воздух. Он проник в мои ноздри и защекотал глаза, как будто я случайно проткнул какую-то полость с дымом, находившуюся в земле. Мое сердце бешено заколотилось, пульс участился. Я начал испытывать глубокое, неестественное чувство угрозы, как будто я не сидел со своим командиром за ее столом, а был пойман в ловушку хищником, который преследовал меня в темноте.

Тогда я уставился на нее и увидел не ту Ану, которую знал, а нечто похожее на скелет, окутанное тенью, с окровавленными щеками, похожими на выделанную кожу, и белоснежным скальпом, сдвинутым далеко назад ото лба. Ее шея казалась вытянутой, а длинные бледные пальцы судорожно сжимались на коленях. В ее улыбке, казалось, больше не было и следа юмора, она стала огромной и свирепой, и, хотя я чувствовал, что это, должно быть, игра моего воображения, внезапно мне показалось, что в ее улыбке гораздо больше зубов, чем я помнил раньше.

Затем Ана заговорила, и ее голос снова стал странно глубоким и звучным, словно исходил из какой-то гортанной щели в ее груди:

— Почему он до сих пор не напал на Саван? Почему не ударил, пока мы уязвимы? Я все еще думаю об этом… Почему еще нет? — Из ее горла вырвался влажный щелчок. Она склонила голову набок, и я увидел, как в широкой улыбке блеснули окровавленные зубы. — Чего желает его сердце, сердце человека, у которого нет ни нации, ни королевства… ни даже лица?

Она вздрогнула и откинулась на спинку стула, отодвигаясь в полутень от света фонаря. Прошло еще несколько минут, и, когда она заговорила снова, ее голос был еще более низким, чем раньше; это был не голос человека, а искаженный и деформированный голос, настолько измененный, что мне было трудно разобрать ее слова.

— Каким он был в ту ночь? — пробормотала она.

— П-прошу прощения, мэм?

— Как ему удалось отравить чашу так, что никто этого не заметил? — прошептала она. — Он сделал это еще до того, как она попала в руки короля? И как ему удалось убить Гортхаус, а никто не заметил, что во дворце находится чужак? Или… он всегда был рядом? — Ее бледные пальцы потянулись вперед, словно хватая невидимую руку. — Скажи мне… у короля был близнец, так?

Мои глаза затрепетали, пока я вспоминал.

— Да, так сказал Дархи.

— И у Павитара был близнец, который родился мертвым. И Дархи был единственным выжившим из троих.

— Да, мэм.

Она задумалась над этим, затем повернулась лицом к западу. Затем она дернулась на стуле и повернулась еще раз, теперь лицом к тому месту, где в темноте лежало тело Пиктиса. Она сняла повязку с глаз — безумный поступок для нее, учитывая ее нелюбовь к новому окружению — и уставилась на тело, словно в восторге.

— Дин, — сказала она. — Твой нож.

— Что, мэм? Вы…

— Твой нож. Дай мне свой нож, мальчик, сейчас же!

Я так и сделал, встревоженный этой просьбой. Она взяла его, а затем подлетела к трупу. На мгновение я испугался, что она намеревалась изуродовать тело, расчленив его в своем безумии, но внутренний голос сказал мне, что это не так.

Она не станет его рвать зубами, тихо и невозмутимо произнес голос. Она планирует съесть его, полакомиться им — ведь это тот самый пир, которого она так долго жаждала, верно?

Ана подняла нож, но мой ужас был совершенно напрасным: вместо того, чтобы полоснуть по плоти, она просунула лезвие между зубами трупа и стала двигать им взад-вперед, пока зуб не освободился с ужасным хрустом. Затем она уронила мой нож, подняла зуб и принялась вертеть его в пальцах, как ведьма, читающая свой магический шар.

— Прекрасный зуб, — прошептала она. — Прекрасный имперский зуб, здоровый и крепкий благодаря многочисленным прививкам… — Она постучала им по полу. — И к тому же недавним прививкам. На нем нет пятен или трещин от месяцев, проведенных в джунглях. Зачем Пиктису понадобилось менять свои зубы? Если только…

Она замерла и уронила зуб. Затем она встала и повернулась на северо-запад. Она подошла к стенам комнаты, как будто могла видеть сквозь них какое-то отдаленное движение в Верхнем городе на холмах.

— Его собаки, — прошептала она. — Конечно... конечно, сначала он убил собак.

— Его… собаки? — спросил я. — Собаки джари Павитара? Они имеют значение в этом деле, мэм?

— Имеют ли они значение? — Затем она покачала головой, рассмеялась и повернулась ко мне лицом. — Имеют ли они значение, Дин? Я… я вижу это сейчас! Спрятанная фигура! Одна из фигур полностью исчезла с доски, в то время как все наши взгляды были прикованы к чему-то другому… — И тут она воскликнула: — О, как я это вижу! Теперь я вижу все это, теперь я это вижу!

Все еще качая головой, Ана, как во сне, направилась ко мне, и, когда она вошла в круг света ламп, я ахнул.

Ее широко раскрытые желтые глаза дрожали и плясали, дрожа в ее черепе, точно так же, как дрожали мои собственные, когда я призывал свои воспоминания. В голубом свете мей-ламп, с еще свежей кровью на подбородке и странно искаженными чертами лица… это зрелище заставило меня похолодеть.

— Я вижу его игру, его разум! — воскликнула Ана. — Я вижу все его замыслы и нити, которые он плетет вокруг нас, даже сейчас! Каким прекрасным, умным офицером он был, и каким бы прекрасным он мог стать, если бы его сердце не было так отравлено легкомысленными мечтами мелких людей!

Дьявольская улыбка на мгновение задержалась на ее лице; затем она, казалось, внезапно вспомнила о моем взгляде и отвернулась в тень, словно совершила какую-то неосторожность. Она вытерла кровь со рта и надела повязку на глаза. Когда она вернулась в тусклый свет ламп, то, казалось, снова стала самой собой, хотя в ее лице по-прежнему было что-то странное и вытянутое.

— Я приняла решение, — прошептала она. — Я знаю, где находится другое оружие.

— В-вы знаете, мэм? — тихо спросил я.

— О, да. Теперь я знаю все тонкости его замысла! Принеси мою лиру!

— Вашу лиру, мэм?

— Да, потому что это будет самое важное! Принеси ее и приведи Теленаи и остальных обратно! Потому что у меня есть для нее задание и много планов, которые нужно выполнить. А потом, Диниос, ты повезешь меня и стражей обратно в Верхний город, чтобы вернуть богатства королевства. — Она зловеще усмехнулась. — И там я раскрою весь заговор.

И МЫ ВСЕ стали носиться в темноте, следуя крикам и призывам Аны, осуществляя ее грандиозный план под темнеющим небом. Когда из-за работы мы выходили на улицу, она оставалась в своем экипаже, шепча или выкрикивая указания через щель в двери, незряче предсказывая наши движения. Мне вспомнилась история об эйдолоне, запертом в своем мавзолее, нашептывающем истории о том, как все соседние покойники оказались на своих полках.

С каждым ужасным открытием наш темп ускорялся. Теленаи чуть не кричала от ярости, Мало задыхалась и ругалась, но мы все равно работали, затаив дыхание и бездумно хватая оружие и инструменты, чтобы обезопасить наш дальнейший путь.

— Красная ракета, — сказала Ана Теленаи, когда мы закончили приготовления. — Мы должны увидеть красную ракету, когда ваша работа будет выполнена. Только тогда я смогу действовать уверенно. Это ясно?

— Очень, — слабым голосом ответила Теленаи, теперь лишенная всей своей гордости и достоинства. — Я отправлю ее в небо в тот же миг.

— Превосходно. Итак, Дин, сколько времени прошло с тех пор, как письмо-ястреб отбыл с новостями для Кардаса?

— Прошло уже почти три часа, мэм, — сказал я.

— Хорошо, — промурлыкал голос Аны сквозь щель в экипаже. — Тогда, я полагаю, мы готовы двигаться.

Я помог погрузить на повозки последние сокровища Ярроу, и мы отправились в наш долгий путь в Верхний город. И все же мои мысли были прикованы к звуку голоса Аны, который только что прозвучал.

Что за тенор? Что за странный, замогильный тембр? Что мы делали здесь, в глубокой темноте, служа этому странному существу?

Я подумал о Саване и о том, как когда-то представлял его себе куколкой, хранящей в своей плоти какой-то назревающий ужас. Когда мы под покровом ночи торопили наших коней, взбираясь по склонам, я спрашивал себя, сохраняется ли еще эта скрытая угроза, но, возможно, я смотрел совершенно не в том направлении.

ГЛАВА 51

| | |

МЫ БЫЛИ НЕ более чем в трех лигах от Верхнего города, когда один из стражей поспешил обратно к нашей карете и прошептал:

— Таута! Кровь! Человеческая кровь.

Ана махнула рукой, и мы с Мало вышли, чтобы посмотреть путь впереди. Там мы нашли множество трупов, лежащих в деревьях или на дороге, изрубленных мечом или пронзенных стрелами. На мой взгляд, все они были Ярроу, но выглядели как солдаты, одетые в доспехи и хорошо вооруженные.

— Я полагаю, это люди Дархи, — сказала нам Ана, когда мы сообщили ей о произошедшем. — Или люди, подозреваемые в преданности бывшему сатрапу. Я полагаю, джари Павитар и его союзники одержали победу.

Мало сплюнула в темноту.

— Этот ублюдок с фиолетовым лицом действительно теперь правит всем двором Ярроу?

— Это или что-то вроде того. Молодой принц обнаружил, что его бросили, но Дархи убит, и новость о его смерти известна всем. Павитар спешит заполнить образовавшуюся брешь. Я подозреваю, что это не последний труп, который мы видим сегодня вечером. Соберитесь с духом, дети — и не забывайте о нашей цели!

Ее слова оказались правдой. Когда мы подошли к воротам и доложили им о нашей цели — префекто Кардас, похоже, уведомил их о нашем прибытии, — нас провели внутрь, и мы увидели тела убитых людей Ярроу, свисающие с ворот изнутри, как будто их прилепила птица шрика.

— Некрасиво, когда корона меняет голову, — сказала Ана, когда я рассказал ей об этом ужасном зрелище. — За это часто приходится жестоко расплачиваться другим головам. А теперь скажи мне, Дин, ты видел вдалеке красную ракету?

— Я ничего не видел, мэм.

— Хм. И Мало — ты не слышала никаких сигналов от твоих стражей?

Мало покачала головой:

— Пока нет. Значит, они тоже не видели ракету.

— Значит, у Теленаи пока ничего не получилось. Ты уверена, что сможешь услышать сигнал от своих стражей, когда мы окажемся внутри, Мало?

— Я услышу их зов, — оскорбленно сказала Мало, — с расстояния в пол-лиги.

— Хорошо. Но, возможно, мне придется немного замедлить шаг. Давайте будем надеяться!

Солдаты Ярроу сопровождали нашу вереницу экипажей к королевскому замку. У подножия лестницы нас встретили несколько дюжин стражников, во главе которых шагал джари Павитар, облаченный в кирасу, с коротким мечом на боку и непокрытой головой, но его лоб, как всегда, был окрашен в цвет индиго. Я выбрался из экипажа, чтобы его встретить.

— Вы, наконец, привезли наши сокровища, фанси вала? — требовательно спросил Павитар, подходя ближе. — Вы задержались на слишком много часов, хотя их следовало вернуть как можно скорее!

— Да, сэр, привезли, — сказал я ему, кланяясь. — Все королевские сокровища должны быть пересчитаны.

Мало помогла Ане выйти из экипажа, и те повернула к Павитару лицо с завязанными глазами и улыбнулась.

— И, джари Павитар, — сказала она, — мы сделаем это на глазах у вас, принца и префекто Кардаса. Я полагаю, Кардас сообщил вам об этом?

Павитар задрал нос:

— Вы считаете нас ворами?

— Мы ничего не предполагаем, — сказала она. — Но мы знаем, что недавно двор был потрясен предательством. Мы бы предпочли, чтобы наш подсчет проводился на виду у всех, чтобы гарантировать, что больше не произойдет предательства. Разве это не безопасный выбор?

Его пристальный взгляд задержался на нас на мгновение, прежде чем он махнул рукой.

— Хорошо! Заносите их внутрь. Но знайте, что сегодня вечером у меня очень мало терпения. — Он улыбнулся своей изломанной, уродливой улыбкой и указал на один из висящих трупов, который покачивался на ночном ветру. — Дархи и его жадный народ ушли, а вместе с ними и наша терпимость к Империи. Если мы узнаем, что Дархи действительно убил короля — и, к тому же, по вашей просьбе, — замок может оказаться для вас опасным местом.

Я прислушался к скрипу веревки, на которой висел мертвец.

— Принято к сведению, сэр.

Солдаты подняли сундуки с сокровищами и понесли их по большой лестнице в королевский зал. Павитар с удовлетворением наблюдал за происходящим, но его улыбка исчезла, когда двое стражей сняли последний сундук с повозки и понесли его внутрь. «Почему от этого ящика так воняет?» — спросил он.

— В нем лежит тело человека, который причинил вам столько вреда! — весело сказала Ана. — Уверена, что еще один труп здесь ничего не изменит, учитывая, что вы, похоже, используете их в качестве украшения.

— Но… вы хотите внести его внутрь? — спросил Павитар.

— Да! Неужели вы не хотите взглянуть в лицо человеку, который убил вашего короля? — спросила Ана. — Давайте, джари, пойдемте вместе с нами за нашим покойником! Потому что, когда мы устроимся, у меня будет много веселых историй о нем.

МЫ ВОШЛИ В королевский зал, снова задымленный и ярко освещенный огнем костров. В нем было много женщин Ярроу, все маленькие и худощавые, они сидели перед расстеленными на полу овечьими шкурами. Солдаты поставили перед ними сундуки с сокровищами, женщины открыли их и начали вынимать горсти монет и раскладывать их на шкурах, тихо, но быстро пересчитывая их одну за другой. Они замедлили свой подсчет только тогда, когда стражи внесли труп Пиктиса в зал, и комната наполнилась запахом разложения.

В дальнем конце зала на троне восседал принц Камак. Когда мы вошли, он выглядел измученным, но в то же время испытывающим облегчение, на голове у него была серебряная корона, на шее цепь, на разрисованном золотом лице печальная улыбка. Как всегда, его взгляд был затуманен, что говорило о том, что он не совсем понимает, что видит. Рядом с ним стоял префекто Кардас, одетый в ярко-белый наряд Казначейства. При виде нас он поклонился принцу и подошел ко мне.

— Все в порядке? — прошептал мне Кардас. — Потому что принц в восторге от известия о том, что Дархи убит, а сокровища возвращены, хотя это и означает, что Павитар стал самым влиятельным человеком при дворе. Осмелюсь предположить, вы видели ужасы снаружи? Я полагаю, мы должны принять это, Кол, ради стабиль… — Он замолчал, заметив Ану, которая стояла рядом с телом Пиктиса. — Неужели это… труп?

— Да, сэр.

Лицо Кардаса и без того было довольно серьезным, но по мере того, как он переваривал услышанное, оно становилось все серьезнее.

— Я… я знал, что Долабра приедет, да, — сказал он, — чтобы объяснить все, что произошло, но… какого черта вы притащили с собой это проклятое тело?

— Чтобы объяснить все, что произошло, сэр, — сказал я, потому что это был тот ответ, который мне велели дать.

Кардас посмотрел на меня, озадаченный, затем наклонился к Ане и спросил:

— Какую интригу вы затеяли, Долабра?

— Выигрывающую, как всегда, сэр, — ухмыльнулась Ана.

Кардас покачал головой, но ничего не сказал.

Павитар ворвался в комнату позади нас, нахмурив брови, и низко наклонился, чтобы прошептать что-то на ухо принцу. Принц слушал, сосредоточенно глядя в одну точку, затем кивнул и воскликнул:

— Иммунис Долабра! Как я рад, что вы так быстро выполнили свою работу! Вы, наконец, нашли не только Дархи, но и этого контрабандиста-убийцу?

— Я действительно нашла, Ваше величество! — сказала Ана, улыбаясь. — После долгих поисков я нашла его, в конце концов.

Мы медленно начали занимать позиции в зале. Мало, Кардас и я встали вдоль стены справа от принца, в то время как Павитар и его солдаты встали вдоль стены слева от него. Перед принцем стояла Ана, согнутая, с завязанными глазами, и ящик с трупом Пиктиса; позади нее стояли сундуки с сокровищами и множество женщин-счетчиц, спокойно выполнявших свою работу.

Сцена была вполне упорядоченной, но я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающего напряжения. Я взглянул на Мало и увидел, что она пристально наблюдает за Аной, на ее зеленоватой брови блестит капелька пота. Я глубоко вздохнул и вспомнил, что Ана сказала нам перед началом: Будьте спокойны и старайтесь не двигаться. Просто позвольте мне установить ловушку, и мы посмотрим, что будет дальше.

На что Мало ответила: А если ловушка сработает плохо, мэм?

Тогда нам придется импровизировать, ответила Ана, пожав плечами. Возможно, с мечом и луком! Будьте готовы.

Я постарался следовать ее указаниям, но с трудом представлял, как может пройти эта ночь.

Принц наклонился вперед, вглядываясь в труп в ящике.

— Это тот человек, который убил моего отца? Как странно, наконец, взглянуть на него сейчас. Он совсем маленький, а все зло, которое он причинил, так велико…

— И мы до сих пор не знаем, как он убил нашего короля, — сказал Павитар. — Насколько нам известно, это может быть труп какого-нибудь безымянного наукари или имперского нищего, и Империя просто хочет заявить, что дело сделано. Я все еще думаю, что именно Дархи подсыпал тот яд.

— О! — сказала Ана. — Справедливое замечание. Это достойная история! И именно ее я и хотела вам рассказать, чтобы объяснить, как все это произошло с вашим королевством.

— Но почему мы должны это слушать? — требовательно спросил Павитар. Его голос стал громким, как у члена совета кантона, выступающего перед толпой. — Именно Дархи планировал больше всего вместе с Империей, и именно он украл наше состояние и сбежал! Любому здравомыслящему человеку совершенно ясно, что вы, имперцы, дружите с интриганами и мошенниками.

Затем Мало дернулась и схватила меня за руку. Она притянула меня к себе — возможно, слишком быстро, потому что я чуть не упал на пол — и прошептала мне на ухо:

— Я слышу свист снаружи! Много людей свистят, очень тихо!

— Твои стражи? — спросил я.

— Да. Они видели красную ракету из Ярроудейла. Все идет по плану!

Я вздохнул и тихо пробормотал: «Хвала Святилищу!» Затем я подошел ближе к Ане и дотронулся рукой до ее плеча. «Теленаи преуспела, мэм, — прошептал я ей на ухо. — Взлетела красная ракета».

— О! — прошептала Ана. — Превосходно, Дин. Спасибо.

Я отошел, дрожа всем телом, и встал рядом с Мало, наблюдая за ходом встречи, моя рука теперь была гораздо ближе к мечу.

Кардас поклонился принцу.

— Ваше величество, я вынужден выразить протест! Сатрап Дархи не был другом Империи, потому что он причинил вред и нам! Теперь мы знаем, что именно его злодеяния стали причиной преследования наших грузов и убийств наших лодочников — ведь на повозках также было найдено много имперских сокровищ.

Принц Камак удивленно повернулся к Ане:

— Неужели это так?

— Это действительно так! — радостно воскликнула Ана. — Этот погибший человек помогал Дархи во многих делах, но в награду получил только горе. Позвольте мне рассказать вам о его путешествии, а затем вручить вам подарок, который я приготовила для вас.

— О? — спросил принц. — Какой подарок?

— Песню. Потому что, как вы скоро увидите, я много упражнялась в игре на пифийских лирах и с удовольствием сыграю перед вами! Это станет достойным завершением этих печальных дней, верно? Сыграть пифийскую песню перед королем Ярроу в честь его коронации?

Она махнула мне рукой. Я достал из одного из многочисленных ящиков две ее лиры, завернутые в ткань, и подал ей. Она развернула их и заиграла так мелодично, что некоторые стражники ахнули от удивления.

— У нас полно менестрелей, — кисло сказал Павитар.

— О, но эта песня совершит нечто совершенно удивительно, Ваше величество, — сказала Ана. — То, что поразит даже человека вашего высокого происхождения! — На ее лице расцвела широкая улыбка. — Песня приведет к чуду.

— Чуду? — спросил принц.

— Да, — провозгласила Ана. — Этой песней я заставлю этого мертвеца заговорить!

Воцарилось потрясенное молчание. Солдаты в глубине зала забормотали, когда некоторые из них перевели то, что только что сказала Ана. Кардас уставился на меня, его серое лицо покраснело, но я старательно не реагировал.

Мало прошипела мне:

— Что, блядь, она делает?

— Понятия не имею, — прошептал я сквозь стиснутые зубы, потому что этот безумный жест не входил в подробные инструкции, которые нам дала Ана.

Павитар усмехнулся.

— Что это за грубая шутка? Вы издеваетесь над нами в такой момент?

— Разве не вы однажды объявили нас тауматургами и магами, джари? — спросила Ана. — Я клянусь вам, что это так. Или, если это недопустимо, я попрошу об одолжении вас, Ваше величество? — Она сунула руку в карман и изящным жестом достала монету клятвы — ту самую, которую Дархи дал мне много дней назад.

Принц уставился на монету клятвы. «О. Да. Необычная просьба — попросить что-то настолько простое в обмен на столь ценный знак внимания. Но… я возьму вашу монету, иммунис Долабра, и выслушаю ваш рассказ и вашу музыку… каким бы странным это ни казалось». Он выхватил монету клятвы из ее пальцев и положил к себе в карман. Затем он сел на трон, а Павитар устроился на маленьком табурете позади него.

— Отлично, — сказала Ана, улыбаясь. — Дай мне, пожалуйста, стул, Дин, и я начну.

— ПРЕЖДЕ ВСЕГО, ВАШЕ величество, — сказала Ана, садясь, — я расскажу вам о самой поразительной вещи, которую я обнаружила: мертвец в ящике на самом деле вовсе не имперец! — Она откинулась на спинку стула и сделала драматическую паузу. — Вы можете угадать, в какой стране он родился, так давно?

Принц моргнул, когда понял, что Ана не продолжит, пока он не угадает.

— Э-э… понятия не имею. Я мало путешествовал, только по своим землям.

— Да, но он из ваших земель, Ваше величество! — сказала Ана. — Этот человек — Ярроу до мозга костей.

— Так ли это? — заинтересованно спросил принц.

— Это правда! — сказала Ана. — И все же он происходит из более близкого к вам рода, чем вы, возможно, думаете! Потому что, несмотря на свой имперский вид, этот человек на самом деле сын вашего покойного отца, Ваше величество, отпрыск ныне покойного короля Ярроу!

Павитар, Кардас и принц уставились на нее, разинув рты.

— Павитар, — потрясенно произнес принц. — Павитар, конечно… конечно, это не…

Павитар бросился вперед, опустился на колени рядом с разлагающимся трупом и большим пальцем открыл мертвецу глаза.

— Этого не может быть! У этого человека белые глаза с едва заметным зеленым оттенком. И зубы у него неестественно белые из-за вашей проклятой магии! И, кроме того, у него явно имперские черты лица!

— Верно! — пропела Ана. — Я признаю, что маскарад был весьма искусным. И покойник даже носил имперское имя — Сунус Пиктис! И все же он был сыном вашего отца, принц Камак, хотя и покинул это королевство давным-давно, еще до того, как его глаза позеленели. Что касается его расы, то в этом Пиктисе, как и во многих других истинных душах Ярроу, включая Дархи и вас, Ваше величество, текла кровь Ратраса. Ведь во многих детях при дворе течет имперская кровь, не так ли?

Ни принц, ни Павитар не ответили, хотя я чувствовал, что этот вопрос был им обоим глубоко неприятен.

— И все же судьба отправила этого парня в путешествие далеко отсюда! — воскликнула Ана. — Давным-давно ваш отец отправил этого Пиктиса за границу, чтобы он спрятался в Империи. Там он должен был сойти за обычного ратрасского ребенка, храбро притвориться имперским мальчиком и вступить в ряды Империи в надежде достичь только одного, того, о чем ваш отец мечтал долгие годы — он должен был вернуться в Ярроу и уничтожить Саван.

Принц выглядел таким ошеломленным, что чуть не свалился со своего трона.

— Это ложь! — прорычал Павитар, вставая. — Вы признаете, что этот негодяй был имперцем, а затем выдумываете неправдоподобные истории, чтобы опровергнуть это!

— С сожалением должна сказать, Ваше величество, что это правда! — сказала Ана. — Личность Пиктиса была настолько засекречена, что даже Дархи ничего не знал о его существовании, как и о заговоре короля поместить на Саван одного из своих доверенных детей в надежде уничтожить его! На самом деле, он не мог этого знать, потому что король к тому времени, к сожалению, в значительной степени утратил рассудок и совершенно забыл об этом.

Теперь Павитара точно хватил удар, и он так яростно жестикулировал, что подпрыгнул на каменном полу.

— Теперь ты обвиняешь мертвых! — взревел он. — Я требую, чтобы ты прекратила это, или я снесу тебе голову, ведьма!

Я напрягся. Ана, казалось, почувствовала мое движение и махнула мне рукой.

— Вы можете попробовать, но я прошу вас подождать, пока я закончу! Кроме того, я не думаю, что вы имеете право требовать, чтобы я остановилась, учитывая, что ваш принц забрал мою монету, верно? — Она повернулась к принцу. — И разве вы не хотите услышать это, Ваше величество? Потому что это — тайный замысел вашего отца, а человек в ящике был вашим сводным братом.

Принц на мгновение уставился на нее, затем перевел взгляд на мертвое тело.

— Да… пожалуйста, продолжайте.

— Благодарю вас, Ваше величество, — сказала Ана, кланяясь. — Этот Пиктис однажды попытался разрушить Саван изнутри. Для этого он поднялся по служебной лестнице и стал авгуром — одна из самых уважаемых имперских должностей, — фантастическим гением, чьи когнитивные способности не уступают почти никому в Империи. Но даже с этими способностями он не справился со своей последней задачей, и Саван уцелел. Но он не оставил своих усилий! Пиктис сбежал оттуда и стал партнером вашего бывшего сатрапа Дархи около двух лет назад. С того времени он работал контрабандистом, воруя богатства с имперских барж, с намерением создать оружие, способное снова атаковать Саван. Но его выбор партнера был неразумным — Дархи предал его точно так же, как он предал вас. Теперь он здесь, мертвый, в этом ящике, и все, чего они с Дархи хотели добиться, — это всего лишь пыль и пепел. Трагическая история о растрате, не так ли?

Принц поднял руку.

— Какие у вас есть доказательства этой истории, иммунис?

— У меня есть показания многих имперских офицеров, — сказала Ана, — и скоро у меня будет еще один свидетель с еще бо́льшим количеством свидетельских показаний. — Она положила руки на свои лиры, дьявольски ухмыляясь.

Павитар усмехнулся.

— Твой покойник будет говорить за тебя?

— О, да! — воскликнула Ана. — Позвольте мне подергать за струны, и мы послушаем его слова!

Затем она поклонилась, выпрямилась, положила руки на струны своей лиры и начала играть.

Но эта песня совсем не походила ни на одну мелодию, которую она когда-либо наигрывала на своих лирах. Те песни были прекрасными, печальными и лесными, но эта песня была резкой, лишенной всякой мелодичности и резала слух — синкопированная, переменчивая песня, которая, казалось, менялась и сдвигалась каждую секунду. Сам этот звук меня очень обеспокоил, и, судя по лицам людей в зале, я был не одинок. Павитар с каждой секундой становился все более разъяренным.

Ана играла все дальше и дальше, ее белоснежная голова моталась из стороны в сторону, пока она отбивала этот невероятно раздражающий ритм, который, казалось, боролся сам с собой.

Затем раздался громкий, неземной стон.

Все оглянулись, ища его источник. Многие в благоговейном страхе уставились на труп. Тем не менее, труп оставался неподвижным, и из-за размеров зала было трудно определить, откуда исходил звук.

— Как… как это сделано? — спросил Павитар.

Ана проигнорировала его и продолжала играть свою ужасную мелодию.

Еще один стон расколол зал, на этот раз гораздо более протяжный и странный, чем первый, и в конце он стал безумно пронзительным. Затем, постепенно, все осознали.

Стон исходил от принца Камака. И все же его стоны были ужасно странными: он сидел на своем троне в позе абсолютного спокойствия, сложив руки на коленях, на его накрашенном золотом лице застыло выражение доброжелательного безразличия; но Ана продолжила щипать струны, и его рот слегка приоткрылся, и из него вырвался еще один низкий, жуткий стон. Это было похоже на то, как если бы он изо всех сил старался не закричать, но ничего не мог с собой поделать, и вся его боль просачивалась сквозь его губы.

Но на этот раз стон не прекратился. Он все нарастал и нарастал, перерастая в дикий вопль. Все его тело начало сотрясаться, каждая клеточка его тела ужасно дрожала, пока, наконец, его пальцы не взметнулись к подлокотникам трона, и он не начал ритмично постукивать по ним, отбивая странный, ужасный ритм.

Павитар в ужасе уставился на него.

— Что ты сделала с принцем, женщина?

Ана перестала играть, на ее лице появилась раздражающе самодовольная улыбка. «О, ничего!» — весело сказала она.

Принц снова закричал, его тело задрожало, глаза закатились.

Ана постучала мне пальцем.

— Дин! Будь добр, повтори самые строгие инструкции, которые тебе дают при посещении авгуров на Саване!

Мои глаза затрепетали, и я сказал:

— Но, прежде всего, не выстукивайте перед ними никакого ритма. Не следует также напевать или насвистывать какую-либо мелодию. Это сильно встревожит авгуров, поскольку они будут искать в этом смысл и закономерность.

Префекто Кардас уставился на принца, затем на Ану, широко раскрыв глаза:

— Что вы имеете в виду, Долабра?

— Разве вы не видите? — спросила Ана. — Авгуры Савана необычайно восприимчивы к музыке. И так получилось, что я сочинила переусложненную мелодию, которая необычно раздражает авгуров — всегда предполагает порядок, но распадается, не успев согласоваться! Другими словами, мелодию, способную свести с ума авгура, какой бы железной ни была его воля. Так оно и есть. — Она усмехнулась. — Потому что этот человек на троне — не принц. Он авгур. На самом деле это не кто иной, как сам Сунус Пиктис!

ГЛАВА 52

| | |

ВСЕ ПОВЕРНУЛИСЬ И уставились на принца, который безвольно сидел на троне, время от времени дергаясь, как мышь, которую только что ужалил паук. Он казался таким взволнованным, что не выразил никакого протеста.

— Ч-что? — спросил Павитар.

— Что? — спросил Кардас. — Долабра — что… что это за заговор?

— Это вовсе не заговор, сэр, — сказала Ана. — Этот человек на троне — не принц. Он — Сунус Пиктис, авгур Савана, чума апотов Ярроудейла и убийца короля Ярроу! Как я уже сказала, он — оживший мертвец, потому что, на самом деле, он никогда не был мертв! Хотя так искусно инсценировал свою смерть.

— Нелепое утверждение! — воскликнул Павитар. — Глупейшее из…

— Неужели? — спросила Ана. — Посмотрим, как он отреагирует, если я сыграю еще раз.

Она снова затянула причудливую, синкопированную песню. Принц Камак поднял глаза и изо всех сил постарался сохранить невозмутимое выражение лица. У него задергалась щека; затем он начал дрожать, пока, наконец, не потерял всякий контроль над собой и не закричал во всю силу своих легких долгим, неземным, тревожным криком. Он упал обратно на трон, прижав руки к ушам и молотя ногами.

— Прекрати! — закричал он. — Прекрати это, прекрати это! Пожалуйста, прекрати, прекрати, прекрати!

Павитар уставился на него в изумлении.

— Принц… принц Камак, — сказал он. — Ваше величество, почему вы…

Ана прекратила играть.

— Разве это не очевидно, Павитар? Я сказала тебе, что Сунус Пиктис — сын короля, но на самом деле это гораздо более глубокое родство! Ведь Пиктис на самом деле брат принца, его идеальный близнец! У них было общее чрево, и они действительно выглядят почти одинаково!

Солдаты в зале снова начали перешептываться, но теперь в них слышалась тревога.

— Нет! — сказал Павитар. — Нет, я не буду этого слушать!

— Разве близнецы и тройняшки не являются необычно доминирующими в королевской линии, Павитар? — спросила Ана. — И ты когда-нибудь видел, чтобы принц так реагировал на музыку? Я подозреваю, что ты этого не видел, правда?

На лице Павитара отразилось беспокойство, но он покачал головой:

— Это безумное предложение! Я знаю принца с детства и понял бы, если бы кто-то другой занял его место!

— Ты так хорошо его знаешь? — спросила Ана. — Когда-то я предположила, что истинный Сунус Пиктис должен быть отмечен рубцами блотли. На этом трупе, лежащем передо мной, есть следы их укусов, это верно, но, возможно, стоит проверить руки и грудь принца и посмотреть, сможешь ли ты найти их там!

— Тогда это будет несложно! — сказал Павитар. Он повернулся к принцу. — Поднимите рукав, Ваше величество, и поставьте этих людей на место!

Но принц не шелохнулся. Он поколебался, сглотнул и сказал:

— Я… я этого не сделаю.

Павитар моргнул. «Ваше величество?» — спросил он.

— Я этого не сделаю, — флегматично ответил принц. — Я не буду давать никаких ответов на…на эти дикие обвинения.

— Видишь? — спросила Ана. — Он отказывается.

Павитар шагнул к трону.

— Принц Камак, я… Вам нужно только поднять рукав, Ваше величество. На этом все может быть закончено.

Принц моргнул. Он открыл рот, на мгновение задумался и сказал:

— Я хочу, чтобы их вышвырнули из зала. Я хочу, чтобы их вышвырнули из зала за эти заявления, потому что они… они…

Вся гордость и негодование начали вытекать из Павитара.

— Почему вы колеблетесь, мой принц? — спросил он. — Почему бы вам не показать мне?

— Он не может, Павитар, — лукаво сказала Ана. — Потому что, если бы он это сделал, ты бы увидел… и тогда ты бы узнал, чье тело на самом деле лежит в этом ящике.

Павитар уставился на человека на троне. Затем он перевел взгляд на сундук с трупом, и на его лице отразился ужас.

Принц увидел это и застыл.

Затем он изменился.

Сначала все тело принца, казалось, обмякло, и он рухнул на свой трон, уронив голову набок. Это было так, как если бы его плоть и кости были марионеткой, простой материей, которую можно было дергать за невидимые ниточки, но все ниточки внезапно оборвались, но не его глаза. Его глаза наполнились ровным, холодным, жестоким умом, и они повернулись на вялом лице, уставившись на Ану. Перемена была настолько разительной, что некоторые в зале ахнули при виде этого.

Тогда я понял: он закончил свое представление, перестал посылать всем сигналы, жесты и движения, которые наводили на мысль, что в этом теле обитает принц Камак. Теперь он стал совсем другим человеком: Сунусом Пиктисом, авгуром Савана.

Его рот со щелчком закрылся. Он снова медленно сел, словно его потянули за невидимую ниточку. Затем он свистнул — тихая, интересная нота.

Затем обнажились клинки, и весь зал погрузился в хаос.

Я УВИДЕЛ, КАК мечи блеснули в свете костров. В одно мгновение зеленое лезвие было у меня в руке, и я прыгнул вперед.

Половина королевской гвардии Ярроу — в общей сложности около дюжины человек — бросилась вперед и атаковала всех сразу. У них было много целей: они бросились к своим товарищам-стражникам, которые, пораженные, были быстро сбиты с ног; они напали на джари Павитара, который едва успел обнажить свой меч; и они двинулись на Ану, которая спокойно сидела перед троном и Пиктисом.

Тем не менее, мы со стражами тоже двигались, потому что Ана, конечно, предвидела это. Он посеял предателей и разбойников в дворцовую стражу, сказала она нам. И, как только он убедится, что все потеряно, призовет их на помощь.

Первому солдату, который бросился на Ану, стрела попала в рот, и он, задыхаясь, рухнул на пол; где-то позади себя я услышал злобный, торжествующий крик Мало. Второго солдата я встретил своим зеленым клинком и сразил быстро и легко. Но когда я приготовился сразиться с третьим и занес свой меч, он был сражен не другой стрелой, а коротким мечом джари Павитара, который кричал от ярости.

Павитар, я, стражи и несколько верных стражников Ярроу, которые сумели среагировать, быстро справились с дюжиной предателей. Вскоре в зале воцарилась тишина, нарушаемая только нашим затрудненным дыханием, стонами раненых, журчанием крови и тихим потрескиванием костров.

Но Сунус Пиктис даже не пошевелился. Он ссутулился на троне, уставившись на Ану. Совсем как у авгуров, которых я видел на Плащанице, его глаза просто сидели в черепе, как маленькие мокрые камни, наполненные инопланетным разумом.

Ана улыбнулась, совершенно невозмутимая.

— Я полагаю, — сказала она Пиктису, — что ты произвел расчет и решил, что лучше попытаться спасти хоть что-то, чем ждать и потерять все.

Пиктис ничего не сказал. Он просто смотрел на Ану своим бесстрастным, холодным взглядом.

— Как… как это с нами сделали? — прошептал Павитар.

— Что ж, Павитар, я предполагаю, что Сунус Пиктис поменялся с принцем местами некоторое время назад, — сказала Ана. — Вероятно, он сделал это, когда ты взял принца с собой на охоту на запад. Потому что, конечно, именно после этого ты вернулся в Верхний город и обнаружил, что все твои собаки убиты.

— Мои собаки? — пробормотал Павитар.

— Да! Убиты Пиктисом, конечно! — сказала Ана. — Видишь ли он планировал поменяться местами с принцем Камаком, и твои собаки распознали бы разные запахи! Они были помехой, и поэтому их пришлось убрать. Убив их, он затем погнался за тобой на запад и устроил засаду на принца Камака, возможно, усыпив его, а затем проделал над собой несколько изменений, необходимых для того, чтобы стать им. Немного больше жира, немного больше волос. Я подозреваю, что он уже пользовался местной водой, чтобы придать своим глазам нужный оттенок зеленого. Зубы оказались коварными; ему пришлось раскрасить и запятнать свои, чтобы они соответствовали зубам принца. И, конечно же, он нанес золотую краску на щеки, а поверх всего этого надел обруч… На самом деле, это, должно быть, было самым легким его представлением, учитывая, что у него уже было лицо принца! За исключением, конечно, того, что ему пришлось воздержаться от навязчивого постукивания пальцами… — Она улыбнулась принцу. — …но такое существо с железной волей, как ты, может устоять перед этим, а, Сунус?

Бесстрастный взгляд Пиктиса скользнул по залу, словно проверяя, выжил ли кто-нибудь из его союзников в каком-либо состоянии.

— Как только превращение было завершено, он убил принца Камака, — сказала Ана. — Быстрым, простым ударом в сердце. Но прежде, чем сделать это, он изменил тело принца так же, как и свое собственное, — теперь с помощью прививок удалил жир и волосы, не говоря уже о том, что очистил лицо от позолоты и зеленых пятен на глазах. Он даже улучшил зубы принца — свежие, жемчужные, императорские зубы! И это, знаешь, выдало тебя с головой, — ласково обратилась она к Пиктису. — С какой стати Сунусу Пиктису понадобилось отращивать себе красивые зубы, находясь в джунглях?

И снова она встретилась с каменным взглядом Пиктиса.

— Итак, у него осталось тело с такой же костной структурой, — продолжила Ана, — с таким же оттенком кожи, такими же зубами, такими же тонкими чертами лица ратрасца… Другими словами, он сделал принца похожим на себя, изменив его так, чтобы он стал обитателем джунглей в каналах! Потому что, видите ли, он планировал использовать его. Он намеревался использовать труп своего брата-близнеца уже той ночью — ведь Сунус Пиктис всегда думает на тридцать шагов вперед! И как ему удалось сохранить мертвое тело, Дин?

— Оссуарийный мох, мэм, — тихо сказал я. — Потому что Пиктис был мастером в его использовании, когда работал с апотами на Саване.

— Конечно! — сказала Ана. — Он завернул мертвого принца Камака в мох и спрятал тело своего брата, ожидая удобного момента, чтобы снова инсценировать его смерть. Ведь если трюк сработал один раз, то наверняка может сработать и во второй! И он именно это и сделал, в нужный момент вытащив тело из мха, а затем поместив его в сундук в королевском склепе. Именно тогда он привел в действие вторую часть своего плана — сатрапа Дархи, которого он два года готовил к тому, чтобы тот стал его жертвой.

— Ты потворствовал жадности Дархи и его алчности, — сказала Ана Пиктису. — Для такой змеи, как он, это было легко! Ты даже знал, что в конце концов он предаст тебя. Но потом ты организовал этот след именно так. Это ты спрятал монету клятвы в своем логове, зная, что Дархи так свободно обращается с ними! И ты знал, что в конце концов мы вычислим Гортхаус как предателя, а она назовет Дархи архитектором всего этого. Честное слово, какими бы мы были дураками, если бы думали, что за всем этим стоит кто угодно, только не Дархи! — Она ткнула в него пальцем. — Но, конечно, короля убил ты, а не Дархи.

— Ч-что? — слабо спросил Павитар.

Взгляд Пиктиса стал чуть более ледяным.

— Видите ли, именно Пиктис, который сейчас притворяется принцем, — сказала Ана, — подсыпал яд в чашу короля. Он сделал это, когда нес ее обратно к котлу, зная, что Кардас скоро снова ее наполнит. Конечно, мы никогда не подозревали принца в том, что он убийца, потому что настоящий принц никогда бы так не поступил. — Она повернулась к Пиктису. — Для тебя все шло как по маслу… пока не появилась я и не раскрыла предательство Гортхаус гораздо быстрее, чем ты ожидал. Это привело тебя немного в отчаяние, но ты уже все устроил. Ты был один в реликварии, верно, бодрствовал в память о своем отце, как того требует традиция Ярроу. Никто из охранников не сказал, что ты покидал ту комнату, когда погибла Гортхаус, но, полагаю, они видели, как выходил охранник. Ты ведь научился неплохо маскироваться, так? В конце концов, что такое маскировка, как не сигналы, одежда и жесты? Все это очень просто для понимания авгура. Ты переоделся, проскользнул в залы, уколол Гортхаус отравленным клинком, прежде чем она успела выдать тебя, и быстро вернулся, снова став принцем. И теперь, когда это было сделано, трон стал принадлежать тебе, и скоро ты собирался стать королем.

Ана помолчала, постукивая себя по подбородку, и жутко ухмыльнулась.

— Но ты никогда не хотел просто быть королем. Какой смысл унаследовать королевство, которому суждено быть присоединенным к империи? И, конечно, ты не хотел уничтожать Саван и разрушать саму Империю, как боялись мы с Теленаи — ибо что принес бы тебе такой хаос? — нет, нет. Твои мысли были гораздо более практичными. Ты мечтал о способе уничтожить костный мозг, и только костный мозг.

Кардас уставился на нее, открыв рот.

— Ты знал, что, если бы костный мозг был уничтожен, — сказала Ана, — Империи пришлось бы остаться в Ярроу еще на несколько лет. Империи не хватает воли, чтобы полностью адаптировать регион — ты уже давно это понял, — но они были бы более чем счастливы продолжать платить двору, чтобы все оставалось как есть. И, о, ты бы позаботился о том, чтобы Империя заплатила тебе целое состояние.

Мои глаза затрепетали в черепе, и я вспомнил, что сказал нам Кардас: Продлите срок на десятилетие. Может быть, на два. Сбросьте еще одну кучу золота на Верхний город. Выиграйте время, в буквальном смысле этого слова.

— О, гребаный ад, — прошептал Кардас.

— Только это могло объяснить, почему ты выжидал, прежде чем напасть на Саван, — сказала Ана. — И, конечно, это также объясняло твою жуткую кампанию террора — ты хотел запугать Теленаи и вынудить ее пойти на отчаянные меры. Вся эта история с головами и деформированными контрабандистами… Все это была история, которую ты нам скормил, чтобы заставить Теленаи запаниковать и переправить костный мозг на корабле подальше отсюда. На самом деле, это самый уязвимый вариант… — Она откинулась на спинку стула, лениво перебирая струны своей лиры. — Потому что именно там находится истинное оружие — кровь титана, так? Она спрятана в обычных, незаметных доках, где этот корабль пришвартуется сначала.

Пиктис слегка дернулся, но его мертвые, холодные глаза не отрывались от лица Аны.

Мои глаза затрепетали, когда я вспомнил тот день, когда я отплыл на Саван, после первой встречи с Грелином на пирсе: У нас так мало судов, которые отправляются за границу, что это единственное место, способное принять судно такого размера — но оно почти никогда не используется, Кол. В течение нескольких месяцев на эти склады не поступало никаких реагентов, и те немногие стражи, которых мы выделили для обыска, не обнаружили ни малейшего запаха.

— Твоего оружия нет на Саване, — сказала Ана. — Его там никогда и не было! Оно спрятано в доках Ярроудейла, на том самом пирсе, где гидрицист впервые бросит якорь. Оно, вероятно, было спрятано там недели назад, возможно, еще до того, как ты похитил Суджедо! Я предполагаю, что ты пробрался в маленькое секретное поместье Дархи и украл реагенты еще до этого. Просто блестяще! И все же Теленаи отправилась туда на поиски этим самым вечером, и я посоветовала ей быть внимательной. Всего несколько минут назад она запустила красную ракету высоко в небо, предупреждая нас о том, что обнаружила твое оружие. — Она лениво усмехнулась. — Я предполагаю, что оно замаскировано под какой-то обычный груз, который они погрузят на корабль… не подозревая, что несут с собой смерть. Скажи, я права?

Возможно, это было мое воображение, но мне показалось, что глаза Пиктиса слегка сузились.

Ана недовольно фыркнула.

— Признаюсь, это была блестящая игра. И она почти сработала! Ты спрятал тело своего брата в сундук с сокровищами Ярроу, давно предсказав, что Дархи заберет все, что сможет, когда будет достаточно напуган. Ты также знал, что мы легко отследим его. Ты, наверное, понял это, когда впервые встретил Мало и увидел ее измененные чувства.

Мало тихо, негодующе выдохнула.

— Ты, конечно, не ожидал, что Дархи умрет, — сказала Ана, — хотя это было довольно удачное стечение обстоятельств. Но даже если бы он остался жив, цель все равно была бы достигнута — ведь как мы могли бы поверить такому лжецу? И он мог бы до бесконечности утверждать, что не он убил того, кого мы нашли на его повозке. Ты бы выиграл в любом случае. Мы должны были подумать, что все злодеи схвачены или убиты, и все в безопасности, и мы бы расслабились и смягчились. Гидрицист пришвартовался бы в Ярроудейле и неосознанно погрузил бы твое оружие на борт. Затем он отправился бы на Саван, забрал бы костный мозг и поплыл бы к реке Асигис… Но затем, где-то в открытом море, твое оружие, наконец, заработало бы и уничтожило бы корабль. Костный мозг был бы навсегда утерян. И на годы вперед Империя зависела бы от Савана… и, следовательно, от Ярроу и твоего правления.

Пиктис по-прежнему не произносил ни слова.

— Как все это было глупо… — Ана покачала головой. — Ты бы отказал народу Империи в лечении, в развитии. Ты бы правил нацией рабов и надсмотрщиков над рабами. И все это ради золота. Ради золотой короны, трона и небольшого количества денег.

— Нет, — сказал Пиктис. Его голос был холодным, как лед.

— Тогда почему? — спросила Ана.

Он помолчал. Затем прошептал:

— Это было… из-за того, что я увидел его. Взглянул на него.

— Кого? Принца? — спросила Ана. Она склонила голову набок. — Или… твоего отца?

— Я… я даже никогда не видел его раньше, — прошептал Пиктис. — Однажды, перед тем как отправиться на Саван, я попросил о встрече с моим отцом, королем, но получил отказ. Но после того, как я обманул вас всех, заставив думать, что я мертв, я… я пришел сюда. Прокрался ночью, как вор. Увидел его спящим. Он проснулся и попросил меня принести ему ночной горшок. Он принял меня за моего брата. Но он был… он был таким старым и таким слабым. Просто человеком. Просто дряхлым старым дураком. Это все было… сказкой.

— Что? — спросила Ана.

— Короли. — Пиктис вздрогнул. — Мне так долго говорили, что они были замечательными отцами, дальновидными правителями, которых коснулось божественное начало. Естественное правление силой, короной, троном — благородная вещь, в отличие от Империи, такой неестественной и выдуманной. Но когда я посмотрел на своего отца, я понял, что они просто… люди. Маленькие человечки с мутными, уродливыми мозгами, которые, как и все, испорченны. — Его лицо исказилось. — Как и все в Империи. Как и Теленаи.

— Это так? — спросила Ана.

— Она такая же, как он, ты знаешь об этом? — спросил Пиктис. — Она сделала из нас орудия, требуя, чтобы мы жертвовали собой, рисковали своими жизнями и разумом ради ее маленького сокровища. Вы все это делаете. Империя так величественно плачет и награждает умерших золотом и землями, но… она все равно такая же, как и мой отец. Вы называете это служением. Но вы рабы, и ваши хозяева никогда не узнают о последствиях.

— Ты так в этом уверен? Ибо Теленаи увидит множество последствий, и очень скоро.

— Она выкрутится из этого, — с горечью сказал Пиктис. — Это одинаково у всех народов земли. Ты либо раб, либо хозяин. У меня был шанс. И я сделал свой выбор.

Ана медленно кивнула, затем цокнула языком.

— Я понимаю… Тогда это просто нигилизм. Как ужасно лишено воображения. Учитывая, что ты такой блестящий игрок, Пиктис, я думала, что твои мотивы могут оказаться немного интереснее! Но теперь игра окончена, и твоя судьба решена. И она будет довольно ужасной, не так ли?

Пиктис впервые моргнул.

— Что?

— О, неужели ты думал, мы собираемся тебя арестовать? — сказала Ана, изображая удивление. — Доставить тебя к твоему таксиарху? После сцены резни в тронном зале? Это было бы не слишком дипломатичным решением!

Пиктис огляделся и, казалось, впервые осознал, что все зеленые глаза в комнате устремлены на него с выражением глубокой ненависти; все, кроме Павитара, который стоял у открытого сундука, уставившись на лежащий внутри труп.

— Я… я гражданин Империи, — сказал Пиктис. — Я требую соблюдения моих прав на имперское правосу…

— Нет! Нет, сэр, — сказала Ана. Ее ухмылка исказилась во что-то чудовищное. — Неужели ты не понимаешь? Ты мерзость, Пиктис, а с мерзостями нужно бороться. Но даже если бы мы попытались тебя арестовать, я сомневаюсь, что Ярроу позволил бы нам это сделать — верно, Павитар?

Павитар очень медленно сглотнул, не сводя глаз с трупа истинного принца.

— Да, — хрипло сказал он. — Да, я бы не дал.

— Да… потому что ты совершил апавитари. Убийство короля и принца, совершенное их близким родственником ради трона. — Она встала. — Таким образом, я извиняюсь и предоставляю правосудие тем, кто пострадал.

Пиктис уставился на нее, потеряв дар речи. Павитар глубоко вздохнул, крепко сжимая в руках свой короткий меч, и направился к трону.

— Нет, — сказал Пиктис. — Нет, ты не можешь… ты… — Затем его лицо исказилось, а голос сорвался на крик. — Ты называешь меня мерзостью, но я знаю, кто ты такая! Я прочитал это в твоем теле, в каждом твоем движении! Ты презираешь королей, но я знаю, кто ты такая!

Павитар подошел к нему поближе, по-прежнему отведя глаза, держа короткий меч наготове.

Ана зевнула.

— Хм, — сказала она. — Как же ты меня утомил, ребенок.

Меч ударил только раз, в основание шеи Пиктиса, лезвие глубоко вошло в горло, а затем отдернулось: быстрый, практичный удар. Как всегда при таких ранах, поток крови был огромным. Пиктис откинулся на спинку трона и уставился в потолок, шокированный, с выражением крайнего недоверия на лице, как будто он просто не мог поверить, что это происходит с ним. Затем его шея обмякла, голова склонилась набок, и он затих.

Последовало долгое молчание. Павитар опустил меч и ошеломленно оглядел залитую кровью комнату.

— Убирайтесь, — тихо сказал он. Затем, громче: — Все вы, убирайтесь. Убирайтесь, сейчас же, сейчас!

— Префекто Кардас? — спросила Ана. — Я думаю, сейчас самое подходящее время для нашего ухода.

— Д-да, — потрясенно сказал Кардас. — Я согласен, Долабра.

Мы начали собираться в дорогу, и Павитар подошел к открытому ящику. Затем он присел рядом, вытащил тело и стал качать его на руках. «Что они с тобой сделали?» — прошептал он.

Когда мы выходили, я оглянулся, изучая солдат, кассиров и слуг, которые все смотрели на Павитара, сидящего среди груды золота и качающего мертвое тело на руках. Он плакал.

ГЛАВА 53

| | |

ЕЩЕ ОДИН СПУСК по горным тропинкам в Ярроудейл, на этот раз почти в полном молчании. Все мы все еще находились в состоянии некоторого шока и были измотаны, возбуждение в нашей крови постепенно спадало. Даже Ана сидела, откинувшись в угол экипажа, и ее голова болталась, пока мы катились вниз.

— В конце он заплакал, — тихо сказала Мало. — Я не могу этого понять.

— Павитар? Да… — Голос Аны был хриплым и глубоким. — Очаровательно, не правда ли? — Она судорожно вздохнула. — Короли и воры, ангелы и отъявленные ублюдки — все они неизбежно остаются людьми. Хотя это не должно ослабить нашу хватку, когда вершится правосудие!

— И все же Павитар не увидит правосудия, — сказала Мало.

— Ты так уверена? — Ана кашлянула. — Этот человек превыше всего дорожит своим королевством и предками. И какое королевство может пережить такое? Я думаю, дни Ярроу теперь будут уходить все быстрее… И ему придется наблюдать за этим, как кастрированному быку приходится наблюдать за тем, как все коровы бегают на свободе.

Ана ахнула и откинулась на спинку деревянного сиденья. Только когда фонарь кареты качнулся, я увидел страдальческое выражение на ее лице.

— С вами все в порядке, мэм? — спросил я.

— Нет, — отрезала она, — не в порядке! Я… я зашла слишком далеко, посетила слишком много разных мест. Я должна как можно скорее добраться до отсека медиккеров и отдохнуть.

— Может, поедем туда прямо сейчас? — спросил я. — Или бы вы…

— Я бы предпочла, чтобы мои кишки вытащили из задницы! — прошипела она. — Я слишком много трудилась и скрежетала зубами, чтобы сейчас возвращаться к комфорту подушки! Нет. Я прослежу, чтобы это было сделано. — Ее лицо с завязанными глазами повернулось ко мне. — И я хочу посмотреть, как ты это сделаешь.

— Сделаю что, мэм?

Она снова отвернулась к окну.

— Мы должны отправиться в доки Ярроудейла и посмотреть, чего добилась Теленаи. Клянусь когтями и хитином, я собираюсь похоронить все это дело, и похоронить глубоко.

НАКОНЕЦ МЫ ДОБРАЛИСЬ до последнего пирса доков — сплошное скрипучее дерево и плеск воды. Ана, кашлянув, махнула нам рукой, и мы с Мало вышли и побежали вдоль пирса к группе огней в его конце.

Источником света оказался круг из фонарей, установленных на деревянной платформе. Все офицеры, находившиеся в круге, были облачены в защитные костюмы и собрались вокруг открытого ящика на причале. Сцена больше походила на полуночный ритуал, чем на работу апотов.

Я остановил одного из офицеров и спросил:

— Как дела?

Офицер махнул рукой вперед и сказал: «Посмотрите сами». Возможно, это было из-за его шлема, но я не мог сказать, было ли это сказано с облегчением или с отчаянием.

Мы проталкивались вперед, пока не подошли к открытому ящику. Перед ним на коленях стояла фигура, также облаченная в защитный костюм, но на ее одежде поблескивали знаки отличия коммандера-префекто. Когда я приблизился к ней, она повернула голову в шлемах, и я увидел, как при виде меня расширились зеленые глаза.

— А, Кол, — тихо сказала Теленаи. — Отлично. Скажи мне… все ли было так, как предсказывала Долабра? Он был там, на троне?

— Он был, мэм, — сказал я.

— И?

— Он мертв, мэм. Убит одним из придворных.

— А. — Она сделала паузу. — Как странно, что это не печалит и не радует меня. Возможно, это потому, что я уже огорчила его однажды за этот день. Или…

Она повернулась к открытому ящику. Внутри его я увидел чем-то знакомое устройство — стеклянный купол с дымоходом, подвешенный к нему замысловатый провод, похожий на чайное ситечко, медные трубки, обвивающие его, — и все это было окутано мхом, виноградными лозами и цветущими грибами, которых я никогда раньше не видел; странное буйство разноцветных материалов и растений.

— Клянусь проклятием титана, — пробормотала Мало. — Что это за безумие?

— Мы обнаружили, что устройство идеально подвешено в бочке с водой, — пробормотала Теленаи. — Одной из двадцати, которые должны были погрузить в гидрицист. Это очень распространенная процедура. Что-то простое, даже бездумное. И, поскольку устройство находилось в воде, стражи так и не смогли уловить его запаха! Мы бы вообще никогда его не нашли, если бы Долабра не велела нам открывать все, что мы здесь найдем. Я не могу понять, как Пиктису или его людям это удалось. Возможно, он положил его сюда несколько недель назад, еще до того, как похитил и убил Суджедо — это был самый первый этап его плана.

Я посмотрел на заросли в ящике.

— Как он это сделал?

— Прививки-ловушки, — сказала Мало. — Органические ловушки, все переплетено, и каждая зависит от другой.

— Правильно, — сказала Теленаи. — Довольно умно, не так ли? Есть даже таймер. Через несколько дней некоторые элементы должны разрушиться, и тогда… — Она слегка рассмеялась. — Как удивительно! Он смог предсказать не только то, что я буду делать, но и точное время, когда нужно поставить устройство, чтобы обеспечить его зловещее предназначение. — Ее улыбка погасла. — Что я наделала, наделив этого человека такими знаниями. И все же… даже он не мог предсказать Долабру.

Я бросил взгляд вдоль пирса на наш экипаж, ожидающий в темноте.

— Вы можете остановить устройство, мэм? — спросила Мало.

— Мм? — сказала Теленаи. — Ну, конечно, сигнум! Я уже это сделала. — Она полезла за ящик и достала длинный бронзовый цилиндр. — Без этого удобрения, которое сделано из кани, диффузор совершенно бесполезен.

Мы с Мало уставились на нее, застыв в недоумении.

— Значит… оно безопасно? — спросила Мало сдавленным голосом.

— Это Империя, дети, — сказала Теленаи, — и ни один реагент не является по-настоящему безопасным. Но как только это будет сожжено и утилизировано, да, все будет в безопасности.

Мы оба вздохнули с облегчением.

— О, слава Святилищу, — сказала Мало. — Слава гребаному Святилищу. Значит все кончено? Это действительно, наконец-то кончено?

Теленаи грустно улыбнулась.

— Все? Не совсем. Есть еще кое-что, что нужно сделать. — Она сняла шлем, обнажив в ночи свой лысый лоб, покрытый капельками пота. Затем она закрыла глаза, глубоко вдохнула морской воздух и сказала: — Кол, не прогуляешься ли ты со мной на минутку?

Я ПОСЛЕДОВАЛ ЗА коммандер-префекто до самого конца пирса, где она остановилась, глядя на залив. Я присоединился к ней, глядя на огромную, дрожащую зеленую конструкцию Савана, сияющую в угасающем лунном свете.

— Что за зрелище, а? — сказала Теленаи.

— Так и есть, мэм, — сказал я. — Сначала я боялся этого, но… теперь я нахожу в нем что-то прекрасное.

— Как мило с твоей стороны это сказать! Когда-то я считала его прекрасным, но… теперь мне странно на него смотреть. Сначала вся моя жизнь была направлена на то, чтобы создать Саван. Затем вся моя жизнь была направлена на то, чтобы сделать его ненужным. Но теперь, возможно, я добьюсь успеха… и Пятая империя — как некоторые ее называют — развернется. — Она вздохнула. — Жаль, что я этого не увижу.

— Не увидите, мэм?

Еще один высокий, легкий смех.

— Нет. Нет, конечно, нет. — Она повернулась ко мне. — Итак. Как обычно проходят подобные мероприятия, сигнум Кол?

— Я… боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, мэм.

— Мой арест, сигнум Кол, — мягко сказала она.

Я непонимающе уставился на нее.

— Я сдаюсь, — сказала она, — чтобы получить наказание за все зло, которое я причинила, вызвав эти угрозы.

Волны плескались вокруг нас. Там, в далекой глубине горизонта, сквозь облака пробивался луч серого рассветного света.

— Вы хотите сказать, мэм, — уточнил я, — что я должен…

— Разве твоя иммунис не сказала тебе? — спросила она.

— Н-нет.

— Я понимаю… Несколько дней назад она попросила меня сделать выбор, и я сделала его. Костный мозг теперь в безопасности. Мои планы увенчаются успехом. Я выиграла эру мира и процветания для Империи… но, поступая так, я совершила великие преступления. Я держала авгури в секрете и приложила все усилия, чтобы скрыть его от Сената Святилища. Из-за этого выбора дюжины людей погибли, и вся Империя могла развалиться. Я бы не хотела, чтобы какой-нибудь другой апотекаль пошел по моим стопам и стал таким же гордым и беспечным, как я. И… я чувствую, что не заслуживаю того светлого будущего, которое построила. — Она посмотрела на запад, в сторону Верхнего города. — Я, пожалуй, больше похожа на Пиктиса и его отца, чем на истинного слугу императора. И я не должна осквернять грядущий мир своим прикосновением.

Она повернулась ко мне, печально улыбаясь. Я стоял, изо всех сил пытаясь придумать, что ответить. Я никогда раньше не арестовывал людей, занимающих столь высокий пост. Эта идея казалась немного нереальной, особенно учитывая, что все страдания, которые она причинила, были совершены с очень благородной целью.

— Но вы сделали это, служа своему народу, — сказал я. — Вы думали, что…

— Нет, Кол, — сказала Теленаи. — Я не думала о своем народе. Теперь мои глаза ясны. Я думала о себе. Служение требует чрезвычайного смирения. Как легко принять славу и известность за долг! Но долг — вещь неблагодарная, незаметная, забываемая, но, о, такая необходимая. — Она снова улыбнулась мне. — Ты, конечно, это знаешь. Я давно слышала, что Юдекс — самая неблагодарная из всех имперских служб, но без нее все мои труды здесь пошли бы прахом. — Она выпрямилась, шмыгнула носом и разгладила одежду. — Что значит отдать еще одну жизнь ради этого великого стремления? Я просила об этом других. Теперь я сделаю это сама. Итак. Пойдем, Кол. Закончи за меня мою историю, чтобы следующая могла начаться безупречно.

Я слушал, как волны разбиваются о пирс, и смотрел на мерцающую вдали завесу. Каким огромным казался мир в тот момент, и в то же время таким маленьким.

— Кол? — сказала она.

Я достал свои путы запечатлителя и сказал:

— Коммандер-префекто Кулаг Теленаи из Императорского Иялета Апотекалей, я заключаю вас под стражу за преступления против Империи, а именно: крайнее пренебрежение служебными обязанностями, халатное отношение к жизням императорских слуг и воспрепятствование расследованию Юдекса. Вы будете задержаны и помещены под стражу до тех пор, пока не предстанете перед судом имперского таксиарха. Я предупреждаю вас, что все ваши действия и высказывания будут рассматриваться как свидетельские показания, и предлагаю вам подумать о том, как вы будете реагировать.

Еще одна грустная улыбка, и она кивнула. «Да. Да, конечно». Она протянула мне свои запястья, я надел на нее путы и увел в ночь.

КОГДА ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ — когда ей предъявили официальное обвинение, перевезли к таксиарху и заперли в камере предварительного заключения апотов, — я вышел и увидел, что экипаж Аны ждет меня снаружи. Женщина-кучер спустилась со своего места и выглядела очень встревоженной.

— Она велела мне следовать за вами, сэр, — сказала кучер. — Хотя она совсем нездорова…

Я бросился к дверце кареты и распахнул ее. Ана лежала на деревянном сиденье, склонив голову набок, ее дыхание было прерывистым.

— Закончено? — выдохнула она. — Ты сделал это?

Я двинулся, чтобы поднять ее.

— Мэм! Мэм, я…

Ее белая рука метнулась вперед и схватила меня за запястье с поразительной силой.

— Это закончено, Дин?

— Я… Да. Теленаи в заключении. Она сдалась.

Ана слабо кивнула, пробормотала «Хорошо» и откинулась на спинку стула. «Правосудие свершилось, кто бы ни был виновен, Ярроу или имперец. Хорошая работа, мальчик… А теперь. Медиккеров, пожалуйста?

Ее глаза закрылись, и я крикнул кучеру экипажа, чтобы та увезла нас отсюда.

ГЛАВА 54

| | |

МЕДИККЕРЫ ПЕРЕНЕСЛИ АНУ в колыбель, где начали ее осматривать, все их дополненные глаза, носы и уши изучали ее, как жуки, ищущие трещину на тыкве. Ана что-то прошептала им, пока они работали, и, хотя я не мог расслышать ее слов, медиккеры, казалось, были очень удивлены — они заглянули в свои книги, а затем подошли ко мне.

— Она просит, чтобы мы ввели ее в уюмак, сэр, — сказал медиккер. — Глубокий сон. Такой, который может длиться несколько дней.

— Она сказала, что ей нужен отдых, — сказал я, потрясенный. — Это, кажется, зашло слишком далеко.

— Это ее приказ. И, да, это возможное решение ее проблем, но это очень редкое средство, которое применяется только тогда, когда мозг перенес серьезную травму. С ней такое уже случалось?

— Насколько я знаю, нет.

— Тогда, возможно, вы сможете убедить ее в обратном.

Я подошел к Ане, которая лежала на боку, как ребенок, — эта поза сильно напомнила мне фальшивое тело Пиктис в ящике — ее тонкие ребра поднимались и опускались с каждым хриплым вздохом.

— Мэм, — нерешительно начал я, — они говорят…

— Не утруждай себя попытками переубедить меня, дитя, — сказала она тихим, но на удивление твердым голосом. — Я не впервые испытываю такое переутомление. Пяти дней сна должно хватить.

— Вы хотите проспать пять дней?

— Да! Ведь у тебя все под контролем, верно? Ты помнишь все, что я говорила и делала. Ты можешь говорить за меня, когда все будет… регулироваться

— Это может быть очень жестокое регулирование, мэм.

— Тогда ты, должно быть, подходишь для этого. Ибо, хотя у тебя вполне заурядный ум, с мечом ты обращаешься мастерски! Я доверяю тебе вести дела до конца своего отдыха.

Я наблюдал, как она сделала еще один глубокий, затрудненный вдох.

— Вам больно, мэм?

— Боль? Фу? Это всего лишь нервы, сообщающие о неприятных ощущениях, и их можно игнорировать. — Она подняла голову с завязанными глазами и прошептала: — Но… ты знаешь, что причиняет самую сильную боль, Дин?

— Что, мэм?

— Ну… сокрушительное разочарование от всего этого. Расследование завершено. Все позади. Больше никаких загадок, больше не нужно проявлять воображение. И в конце концов все оказалось таким незначительным. Это было ради денег, земли и жестокого, мелочного нигилизма. Честно говоря, какое… какое ужасное разочарование.

Я изучил ее, свернувшуюся калачиком в колыбели. Я вдруг впервые осознал, что Ана, возможно, в конце расследования чувствовала то же, что и я: одиночество, отчужденность. Но, возможно, ее чувства были другими: неудовлетворенный голод и разбитые надежды.

Такой же человек, как и все остальные. Это заставило меня задуматься о последних словах Пиктиса, сказанных им перед смертью.

— Сейчас ты думаешь о нем, — тихо сказала Ана. — Верно?

— Вы еще и умеете читать мысли? — спросил я.

— Несмотря на все мои желания, нет! Но разочарованный слуга императора может увидеть частичку себя в человеке, который был убит этой ночью, верно?

— В некоторых… некоторых словах, которые он сказал, было что-то похожее на правду, — признался я.

Она горько рассмеялась.

— И что это за слова?

— Что мы всего лишь инструменты. Я превращаю свое тело и разум в инструменты для других и не имею права голоса в их использовании.

— Ты младший офицер, Дин, — сказала Ана, озадаченная, — гипократос. Все такие офицеры чувствуют так. На самом деле, многие старшие офицеры чувствуют то же самое — как и многие гражданские, я подозреваю! Кто мы такие, если не инструменты, служащие друг другу? Но… — Она глубоко вздохнула. — Я действительно кое-чем обязана тебе, мальчик. Я должна поговорить с тобой о твоем будущем и о том, какой путь ты выберешь.

— Даже вы не можете вернуть мои долги, мэм.

Еще один горький смешок.

— Ты кажешься таким уверенным! Но скоро нам придется обсуждать не только долги, дорогой Дин. — Она помолчала, тяжело дыша. Затем небрежно добавила: — Я… мне нужно, чтобы ты вспомнил часть нашего разговора, мальчик. Сразу после того, как мы впервые встретились с Грелином и Теленаи, я упомянула об искусстве, которое Империя иногда использует для сохранения секретов. Повтори, пожалуйста, то, что я сказала тогда.

Мои глаза затрепетали в черепе, когда я вспомнил тот вечер.

— Но… какое отношение это может иметь к се?..

— Просто сделай это, пожалуйста, — сказала она странно сдавленным голосом.

Я набрал воздух, и ее слова сорвались с моих губ:

— Знаешь ли ты, мальчик, что в Империи есть методы, позволяющие не разглашать некоторые секреты? Прививки и суффозии, которые, будучи внедрены в тело и разум, изменяют человека таким образом, что он физически неспособен разглашать определенную информацию? — Я моргнул, когда закончил. — Но потом вы сказали мне, что не думаете, что это было сделано с Грелином.

— Верно, — слабым голосом произнесла она. — Сказала.

Потихоньку по моей коже побежали мурашки, а в животе что-то похолодело.

— Почему вы упомянули об этом сейчас, мэм? — мягко спросил я.

Ана сглотнула, затем беззаботно произнесла:

— У меня есть для тебя подарок, Дин! Слушай внимательно. Я хочу подарить тебе… синий шарф.

— Шарф?

— Да. Тот, который я вложила в книгу, чтобы сохранить место. Книга у меня под кроватью. — Она снова сглотнула. — Пожалуйста, открой ее и достань для меня шарф. Я думаю, он будет прекрасно смотреться на тебе с твоей униформой. Еще раз — открой книгу и достань шарф. — Она перевернулась на другой бок и спрятала от меня лицо. — Сделай это, Дин, и дай мне поспать. А через пять дней мы поговорим снова.

Я ВЕРНУЛСЯ В свою комнату, мой разум был переполнен кровью, предательствами и видом Теленаи, такой белоснежной и отчаявшейся перед Саваном. Я знал, что причиной этого была усталость, по крайней мере частично, но перед сном я пошел в комнату Аны, чтобы выполнить ее просьбу, какой бы странной она ни была.

Я опустился на четвереньки перед ее кроватью и обнаружил там множество книг, но только одна была отмечена синим шарфом. Я вытащил книгу и, прищурившись, прочитал на корешке: Письма и Беседы Атаски Даавира, Четвертого и последнего императора Великой и Священной Империи Ханум.

Я удивленно хмыкнул: это была та самая книга, которую так часто цитировал Пиктис, насмехаясь над нами. Это был тонкий томик, сущий пустяк по сравнению с обычными увесистыми фолиантами, которые так часто предпочитала Ана. Она отметила место синим шарфом, как и говорила, но это тоже было странно, поскольку она часто читала так быстро, что я едва ли мог припомнить, чтобы ей вообще нужно было отмечать страницу.

Намеки и предположения, но ничего не говорилось прямо.

— Потому что, — тихо сказал я, — она не может сказать этого прямо.

Я открыл отмеченную страницу и медленно прочитал:

И вот мы сотворили здания, структуры и сущности, чтобы заменить великолепие моего утраченного рода, — сказал им император. — Ибо, хотя один обычный человек не равен ханум, множество их, работающих в согласии и описывающих все, что они видят и знают, могут не только сравняться с моим родом, но и превзойти их в своих деяниях. Так, с помощью законов и ограничений, должностей и выборов, разменной монеты и записей в многочисленных бухгалтерских книгах, будет создана новая империя. И если все пойдет так, как я предвижу, я буду наблюдать за созреванием этих плодов из своего Святилища, и улыбаться, пока годы идут незаметно для меня, и хранить молчание. — И после этих слов Сенат Святилища разразился бурными аплодисментами.

И Портниц Младший приблизился к трону, поклонился шестнадцать раз и сказал: «Да будет так, Ваша светлость, и это совершенно справедливо. И все же мы с нетерпением будем ждать того дня, когда кровь титана породит новую жизнь, великие и почтенные ханум смогут возродиться, и ваш священный род снова сможет ходить среди нас». Но император промолчал.

Я посмотрел на книгу в своей руке. Мои пальцы сжали ее так крепко, что побелели.

Смогут возродиться.

Фретвайновый дом поскрипывал подо мной на ветру. Я вновь открыл книгу на отмеченной странице и снова перечитал слова.

В моей памяти всплыли последние слова Пиктиса и его отчаянный крик, обращенный к Ане: Ты называешь меня мерзостью, но я знаю, кто ты такая! Я прочитал это в твоем теле, в каждом твоем движении! Ты презираешь королей, но я знаю, кто ты такая!

Я прошептал вслух:

— Кто ты такая.

Воспоминания всплывали в моей голове, одно за другим.

Я вспомнил, что говорили мне авгуры на Саване: Ходят слухи о других попытках воспроизвести ханум, заново воссоздать род императора. В результате этих попыток появились существа дикие и необузданные, полные странных страстей и чуждых аппетитов. Как нам сказали, ни один из них не прожил больше года.

Мои ноги задрожали, и я медленно опустился на пол.

Странные страсти, подумал я, и чуждые аппетиты.

Мои глаза заблестели, и я представил себе Ану, сидящую среди горки устричных раковин, ее подбородок блестит от жидкости, когда она говорит: По каждой из них можно определить, с какого рифа они прибыли, на какой стороне выросли, в каких водах процветали. Они подобны мелодиям самого океана, воплощенным в плоть…

Снова авгуры, шепчущие: Ханум древности умели впадать в… фугу. Они поднимали свой разум на самые высокие уровни, используя все свои способности. Это делало их способными к непостижимому блеску, к проявлениям интеллекта, которые даже мы не можем расшифровать.

Ее лицо, искаженное, вытянутое и окровавленное в тени, ее желтые глаза, танцующие в глубине ее черепа: Я вижу его игру, его разум! Я вижу все его замыслы и нити, которые он плетет вокруг нас, даже сейчас!

А потом то, что сказала мне Мало: Признаюсь, иногда от этой женщины исходит какой-то странный запах. Который я не совсем понимаю…

Еще одно воспоминание. Я наблюдаю, как она играет на лире, здесь, в этой самой комнате, и спрашиваю: Когда вы собираетесь рассказать мне, какие у вас улучшения, Ана? И как же так получилось, что вы можете делать все то, что умете?

На что она весело ответила: Когда мне это будет надо, маленький засранец, и не раньше!

Я спроецировал воспоминание на пустой пол перед собой. Как она сидела, как любовно держала лиры, как склонила голову набок. Ее бледная кожа, белоснежные волосы и знакомая хищная улыбка: слишком много зубов, и все они слишком белые.

— День, когда великие ханум смогут возродиться, — тихо сказал я себе. — И все же — что, если этот день уже настал?

Я ПОМЧАЛСЯ ОБРАТНО к отсекам медиккеров. Я не был уверен, какую цель преследовал, поступая так, — ведь если все ее намеки были правдой, то она сама не могла мне ничего сказать, — но я знал, что должен увидеть ее, дать ей понять, что я понял, что я осмыслил все ее предположения.

Однако, когда я вернулся, медиккеры покачали головами.

— Сейчас она спит. Вы можете посмотреть на нее, но она не проснется.

Я проковылял в ее комнаты и посмотрел на нее, лежащую в колыбели. С ее глаз сняли повязку. По какой-то причине она казалась маленькой и сморщенной — это бледное создание, завернутое в серые одеяла, напоминало морскую раковину, всплывающую из темного песка пляжа.

Мне о многом хотелось ее расспросить. Я хотел знать, кем она была; как она стала такой; почему она трудилась здесь, в отдаленных уголках Империи, верша правосудие в таких заброшенных местах. Но я не осмеливался говорить об этом вслух, опасаясь, что нас подслушают.

Она кашлянула во сне, издав короткий болезненный звук. Тогда я вспомнил еще кое-что из ее слов: Видишь ли, самые ревностные офицеры Юдекса — это те, кто был ранен… Это разжигает в них огонь. Это не обязательно делает их хорошими в том, что они делают, но это делает их… полными энтузиазма, скажем так. Готовыми страдать и нести бремя, которое не под силу другим…

Готовыми страдать и нести бремя. Она намекала на это уже тогда, хотя я не смог понять природу ее страданий; да и сейчас, по правде говоря, не мог. Хотя она спала передо мной, как ребенок, это хрупкое белое создание оставалось для меня непостижимым.

Я осторожно взял с прикроватной тумбочки ее повязку и снова надел ей на глаза.

— Когда вы проснетесь, мэм, — тихо сказал я.

Затем я ушел.

ЭПИЛОГ: НАБЛЮДАТЕЛЬ

ГЛАВА 55

| | |

Я ЗАХОДИЛ В отсек медиккеров каждое утро, чтобы проведать Ану. Каждый день медиккеры говорили мне, что она спит. Каждый день я забирал ее почту и оставлял конверты в ее комнате. И каждый день я отвечал на цепочку бесконечных вопросов, которые задавали мне высшие офицеры апотов, офицеры Казначейства, а затем — неизбежно — коммандеры Легиона.

Они снова и снова просили меня рассказать обо всем, что я пережил здесь, в Ярроудейле: обо всех людях, которых я опрашивал, о каждой улике и каждой капле крови, которую я видел пролитой. Все казались разочарованными и разъяренными тем, что я обнаружил; хотя, к моему облегчению, никто особо не критиковал ни меня, ни Ану.

Хотя сам я не ездил на запад, я пришел к выводу, что после смерти Пиктиса все королевство Ярроу раскололось и распалось, причем некоторые наследники претендовали на трон, а другие просто бежали из королевства. Я не знал, что пытался предпринять Павитар, но поток наукари, хлынувший в Ярроудейл, свидетельствовал о том, что ему это не удалось.

Однажды днем я случайно наткнулся на префекто Кардаса, который, ссутулившись, сидел в алкобаре и пил свою третью кружку.

— Мы понятия не имеем, что со всеми ними делать! — вздохнул он, обращаясь ко мне. — Возможно, речь идет не о полной адаптации этой нации, а о массовой эмиграции, со многими стражами, которые, словно пастухи, провожают наукари из поместий! Это выглядит не лучше. Возможно, скоро на баржах апотов будут семьи, а не реагенты. — Он сделал еще один глоток виски. — Но я не притронусь к этому, нет! Это не имеет никакого отношения к монете Империи. Я больше не окуну даже палец в эти мутные воды!

Я искал Мало в городе, но не смог ее найти. Я предположил, что она, должно быть, одна из тех пастухов, о которых упоминал Кардас, которые вели наукари к свободе ночью, когда королевство рушилось. Я призвал благословение Зинджира, божества свободы, и пожелал ей всего наилучшего.

На четвертый день долгого сна Аны я забрал ее почту и нашел один пергамент для себя. Я скосил глаза на него и, к своему ужасу, увидел, что он от Кредитной Группы Усини. Однако, когда я открыл его, уведомление не касалось моих займов, а гласило: УВЕДОМЛЕНИЕ О ВРЕМЕННОМ ПРИОСТАНОВКИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КРЕДИТНОЙ ГРУППЫ УСИНИ В СВЯЗИ С ПРОДОЛЖАЮЩИМСЯ РАССЛЕДОВАНИЕМ ЮДЕКСА.

Я тщательно прочитал письмо и почувствовал, как во мне затеплилась смелая надежда. Оказалось, что против Кредитной Группы Усини были выдвинуты обвинения в коррупции, и после того, как было объявлено о проведении расследования, большая часть компании обанкротилась, поскольку стоимость их долгов внезапно стала очень неопределенной.

Я вспомнил отсек медиккеров и разговор с Аной: Даже вы не можете вернуть мои долги, мэм.

На что она ответила: Ты кажешься таким уверенным!

Я сложил пергамент и положил его в карман, размышляя. За всем этим, несомненно, стояла ее работа, но зачем она все это устроила? Зачем раскрывать мне свою смертельную тайну, а затем сделать так, чтобы мне было проще и соблазнительнее расстаться с ней?

Ответ был очевиден, как только я подумал об этом.

— Неужели меня так легко прочитать? — тихо спросил я себя.

УТРОМ ШЕСТОГО ДНЯ я обнаружил, что Мало ждет меня у отсека медиккеров, лениво наблюдая, как одна из уборщиц подметает крыльцо. Она выглядела худой и измученной, на ней было множество царапин — возможно, полученных во время блуждания по лесам Древнего запада, — но от нее веяло тихим торжеством.

— Мне сказали, что здесь сумасшедшая женщина из Юдекса, — сказала Мало, а затем спросила: — С ней все в порядке? Или они прислали нам вторую за наши грехи?

— Она проспала довольно долго, но, как мне сказали, должна проснуться сегодня. — Я улыбнулся ей. — Но скажи мне, Мало… скольких ты спасла?

Невинное пожатие плечами.

— Я не понимаю, о чем ты! Я была в отпуске и не вмешивалась в дела Древнего запада, потому что это мне строго запрещено. Этот приказ, — мрачно сказала она, — я тщательно выполнила. — Затем она усмехнулась, положила в рот кусочек корня хины и сплюнула на пол.

Уборщица перестала подметать и подняла голову:

— Пожалуйста, не делай этого.

Мало прищурилась, глядя на нее. Женщина усмехнулась, тихо покачала головой и продолжила подметать.

Я улыбнулся еще шире.

— И они подтвердили, что ты оставалась здесь, в отпуске? Ты, которая так талантливо умеешь исчезать?

— Скажем так, они смотрели в другую сторону. Кто может сказать, что они знают? Здесь больше никто ничего не знает.

— Но теперь твой отпуск закончился, да? Что ты собираешься делать?

Ее торжество угасло.

— Это хороший вопрос, потому что это еще одно, что никто не знает. Наукари наводняют Империю, как официальными путями, так и другими. Мы, стражи, находимся здесь, чтобы поддерживать мир, но мы знаем, что не можем остаться. Некоторые ищут другую роль в Империи. Но даже если они возьмут меня, я не уверена, что меня ждет в кольцах. У меня нет ни глаз медиккера, ни его носа, ни чутья того, кто варит реагенты, асколита. И, по-моему, я самая неотесанная даже во Внешнем и третьем кольцах.

— Побывав в тех местах, я не так уверен, — сказал я. — Но все меняется, несомненно, и изменится еще больше. Они все еще планируют перевезти костный мозг морем, верно?

— Да, и раньше, чем ты думаешь! — Она снова выплюнула на крыльцо сгусток черной слюны.

— Пожалуйста, не делай этого! — закричала уборщица.

— Заткнись! — рявкнула Мало.

Возмущенная уборщица покачала головой, фыркнула и продолжила подметать.

Мало повернулась ко мне.

— Я пришла, чтобы сказать тебе о другом. Гидрицист должен зайти в залив сегодня. Это будет потрясающее зрелище! Говорят, эта чертова штука размером практически с остров! Хочешь посмотреть на его прибытие вместе со мной?

— Это, возможно, не доставит мне особого удовольствия, поскольку твои глаза увидят его намного раньше моих. Но — конечно. Позволь мне сначала проверить, как там Ана.

Я проскользнул внутрь. Я услышал, как уборщица сказала позади меня: «Нет. Нет! Хватит!», после чего последовала череда ругательств на пифийском.

Я ПОДОШЕЛ К колыбели Аны, как делал это каждое утро, но на этот раз она была пуста и аккуратно прибрана. Когда я остановил медиккера, чтобы спросить, что случилось, он, казалось, смутился.

— Она сама попросила, чтобы ее забрали! — сказал он мне. — Она практически вынудила одного из наших сотрудников сделать это, сказав, что ей нужно кое-что увидеть сегодня утром. Она сказала, что вы знаете кого-то, кто мог бы ее найти. Особенно, ну… поскольку она отказалась участвовать в нашем последнем купании, она сказала…

Я стиснул зубы, поблагодарил его и вернулся на улицу, где обнаружил, что Мало уже вовсю спорит с уборщицей по поводу ее права плевать на улице, куда ей заблагорассудится. Я схватил Мало за руку посреди длинного замысловатого ругательства и потащил ее прочь. «Пошли, — сказал я. — Пошли».

— Что? — возмутилась Мало. — Убери от меня свои чертовы руки! Мне нужно набрать достаточно слюны, чтобы разукрасить глаза этой ханжи!

— Ана ушла, — сказал я, — и она, очевидно, хочет, чтобы ты выследила ее. Ты можешь уловить ее запах?

— А? Я имею в виду… конечно, я могу, если ты дашь мне минутку. Что за игру она затеяла? Я хочу посмотреть, как эта чертова лодка причалит!

— Понятия не имею, — сказал я. — Но давай сначала ее найдем.

МАЛО НЕ ПОТРЕБОВАЛОСЬ много времени, чтобы найти запах Аны. «Эта женщина пахнет, как пляж Старого города во время отлива», — пробормотала она, и мы пошли по ее следу на запад, вверх по невысокой гряде скал, возвышающихся над Ярроудейлом. Наконец мы подошли к скалистому выступу, где взад-вперед расхаживал очень нервный на вид медиккер. Когда я сделал последний шаг, то услышал голос Аны:

— О! Кажется, нас нашли. Вы свободны, сэр! Я ценю, что вы сопровождали меня в этой прекрасной прогулке!

— Хвала Святилищу! — выдохнул медиккер и бросился обратно в город.

Я осмотрел сцену. Ана сидела под невысоким кривым деревом, одетая в свое старое черное платье, с завязанными глазами. Она смотрела на море, склонив голову набок и слегка приоткрыв рот, как будто очень внимательно прислушивалась и пыталась уловить мелодию, которую мы не могли расслышать.

— Мэм, — сказал я, подходя к ней. — Это… это все кажется крайне неразумным.

— Да? — сказала она. — Почему, Дин?

— Половина причин, по которым вас поместили в отсек медиккеров, заключалась в переутомлении, да? И не было ли это переутомление следствием слишком частого пребывания в окружении людей?

— Это и многое другое, — сказала она. — Но, проснувшись, я подсчитала и предположила, что гидрицист приходит сегодня! Разве это не так? Я не хотела его пропустить.

— Хорошая мысль, — сказала Мало. — И это прекрасное место для наблюдения.

— А! — сказала Ана, ухмыляясь. — Доброе утро, сигнум Мало! Как поживает благородное королевство Ярроу?

— Благородное? Фе. — Мало сплюнула. — На памяти живущих оно никогда не было благородным. Но что бы там ни было, сейчас все это превратилось в мочу и щебень.

— Неужели?

— Да. Сначала был только один король, старый и глупый. Теперь их дюжины, молодых и еще более глупых, и все они пытаются убить друг друга. Я молюсь, чтобы каждый из них преуспел и очистил страну от королей.

— Очень старая история, — фыркнула Ана, — с очень предсказуемым исходом. Спасибо, что помогла Дину найти меня! И все же я хочу попросить тебя Мало — не могла бы ты оставить нас на минутку? Мне нужно кое-что с ним обсудить.

Мало пожала плечами.

— Я пойду к утесам над вами. В любом случае, оттуда вид лучше.

Я посмотрел на скалы.

— Там, наверху, много гнезд морских птиц. Они будут недовольны.

— Я не позволю кучке гребаных птиц остановить меня, — возмущенно заявила Мало и помчалась вверх по скалам с грацией и скоростью горной козы.

Ана похлопала по земле рядом с собой. Я сел, искоса поглядывая на нее. Она показалась мне той Аной, которую я всегда знал: худощавой, резкой, улыбающейся, с белыми, как смоль, волосами, собранными в беспорядочный пучок. Я спросил себя, что сказать, но ничего не мог придумать.

Она первой нарушила молчание:

— Ты получал мою почту, пока я отдыхала, Дин? Что я пропустила?

— В основном письма от различных должностных лиц, которые просят вас рассказать им о том, что здесь произошло, мэм. Другие, похоже, совершенно невежественны и просят у вас совета по различным вопросам.

— Скучно, — заявила она. — Я разберусь с ними в свое время. Что еще?

— Что ж, — медленно произнес я. — Похоже, Кредитная Группа Усини почти разорилась, мэм…

— О! Неужели?

— Да. И… я не могу не чувствовать, что вы приложили к этому руку, мэм.

— Я? — лукаво переспросила она. — О, я ничего не сделала, Дин.

— Почему-то мне трудно в это поверить, мэм.

— Что я могла сделать, ведь я все это время была здесь, в Ярроудейле! Но… — Ее улыбка стала шире. — Я признаю, что в Юдексе есть много людей, которые в течение некоторого времени очень внимательно присматривались к Кредитной Группе Усини. Ходит много слухов о внезапном пересмотре соглашений и преследовании наших офицеров и так далее… Когда ты сообщил мне, что испытал то же самое, что ж. Я просто отправила несколько писем. Это, так сказать, толчок в правильном направлении.

— Но почему? Вы хотели, чтобы я остался, не так ли? Отвернулся от Легиона и остался вашим расследователем?

— Что ж, я обещала тебе два откровения, мальчик, — сказала она. — Что касается одного из них, то ты не смог бы этого понять, если бы перед твоим выбором стояли препятствия. Я устранила их, так что теперь ты можешь выбирать свободно и честно. Но, прежде чем я услышу твой выбор, я должна спросить, Дин… на что похож океан? — Она указала рукой на море перед собой. — Опиши мне это зрелище. Потому что, боюсь, я больше никогда не буду так близко к морю.

Я окинул взглядом бесконечный, пустой горизонт. Отсюда я мог поворачивать голову из стороны в сторону и не видеть никаких творений человеческих рук, кроме Савана, ни единого пятнышка земли или камня.

— Это довольно… плоское место, мэм.

— Плоское? Это и есть предел твоих поэтических способностей?

— У меня нет для этого другого слова, — вздохнул я. — Океан огромный, плоский и пустой. И хотя я знаю, что он движется, чем дальше я смотрю, тем меньше вижу движения.

— А, — тихо сказала она. — И все же мы знаем, что в нем кто-то движется, огромный и скрытый, далеко под поверхностью. И, конечно, мы знаем, кто именно плавает в его глубинах.

Дрожь в животе. Я посмотрел вниз, на твердую землю подо мной.

— Приятно оказаться лицом к лицу с бескрайними просторами этого мира, — сказала Ана. — Океан не может отличить богатого человека от бедного, или того, кто полон счастья, от того, кто в отчаянии. По сравнению с этими волнами все они такие ужасно маленькие.

— Будучи имперцем из Внешнего кольца, — сказал я, — я не нуждаюсь в помощи, чтобы испытывать такие чувства, мэм.

— Хорошая мысль. — Она склонила голову набок. — Хм… но все это заставляет меня спросить себя — возможно, именно поэтому мы и изобрели их в первую очередь.

— Их?

— Королей, конечно. Возможно, мы хотели сделать древнее и божественное смертным, воплотить бесконечное в коже и костях. Как это было бы обнадеживающе! И все же, как мы здесь хорошо изучили, это дурацкая игра. Наш император мудро спит в своем Святилище, спокойный и безмолвный, не более чем дух. Нам не нужно ничего более королевского, чем это! Ни от императора, ни от королей Ярроу… — Она медленно повернула ко мне лицо с завязанными глазами. — И от кого-нибудь другого.

Я изучал ее и чувствовал бесчисленное множество значений, скрытых в этих словах. Это было похоже на многие великие имперские вещи: многое было тайной, в то время как остальное вежливо не произносилось.

— Что вы имеете в виду, мэм? — тихо спросил я.

— Я имею в виду, что Империя даровала нашему народу много благословений, Дин, — промурлыкала она. — Благословения плоти, разума, духа. Любое из этих благословений может навести на мысль, что в них есть что-то царственное. И именно поэтому среди нас должен быть наблюдатель, который будет следить за тем, чтобы эти люди никогда не забывали правду.

— Какую правду?

— Что, хотя разум человека может быть устроен по-разному, его сердца и души во многом слишком человеческие. Это делает его сильным — но также и слабым. И мелочным. И предсказуемым. — Она широко взмахнула рукой, как актер, произносящий монолог. — Я просто задаюсь вопросом — кто будет этим наблюдателем?

Наконец я не выдержал.

— О, хватит! — сказал я. — Вы можете прекратить свои нотации, Ана.

— Прошу прощения?

— Вы знаете, какой выбор я сделал. Вы знали это еще до того, как уснули. — Я повернулся обратно к морю. — Я не поеду на Восток. Я останусь с вами, мэм, и продолжу заниматься этой странной работой.

— О? — осторожно спросила Ана. — Правда? Почему?

— Потому что… вы сказали правду. Я хочу сохранить Империю такой, чтобы ее стоило защищать. — Я посмотрел на крыши Ярроудейла, крошечные и веселые, прилепившиеся к берегу. — После всего, что мы здесь увидели, это кажется тяжелой борьбой. Возможно, даже более тяжелой, чем та, которую можно увидеть на морских стенах. Хотя эта борьба приносит с собой гораздо меньше славы. Это первое из ваших откровений, да?

— Это верно, — признала она. — Ты быстро учишься. Но мне интересно… что бы подумал о таком выборе человек, которого ты оставил в Талагрее?

Тогда я представил его себе: Кефей, такой высокий и широкоплечий, но всегда наклоняющийся к стене или двери, с жалкой улыбкой на лице и такими понимающими глазами. Именно он больше всего говорил мне о службе там, в Талагрее, но только сейчас, после долгой разлуки с ним, я по-настоящему это осознал.

— Я думаю, он знает, что я выбрал, — тихо сказал я. — Где бы он ни был.

На мгновение воцарилась тишина. Затем она протянула руку, нащупала меня, взяла за руку и сжала ее — впервые на моей памяти.

— Тогда я благодарю тебя, Диниос Кол, — тихо сказала она. — Я надеюсь, что буду инструментом службы тебе так же, как и ты мне. И… я не могу представить себе лучшего наблюдателя, чем ты. Я буду держать тебя рядом — потому что, хотя мы с тобой маленькие люди, вместе мы совершим поистине великие дела.

Я наклонил голову. Я почувствовал, что мое сердце чуть не разорвалось от напряжения из-за того, что в тот момент так много всего осталось невысказанным. Была ли она такой, какой я ее себе представлял? Просила ли она, пусть и косвенно, чтобы я присматривал за ней и следил за тем, чтобы ее собственный разум не сошел с ума, как это случилось с Пиктисом? Была ли это та роль, которую она планировала для меня все это время?

Но я знал, что она не могла ответить на вопросы о том втором откровении, по крайней мере, не могла сейчас.

— Спасибо за шарф, мэм, — тихо сказал я. — Он очень милый.

— О, приятно это слышать, — сказала Ана. — Это меньшее, что я могла сделать, учитывая, через что я заставила тебя пройти. Возможно, нам нужны более надежные союзники в Юдексе, да, Дин?

— Союзники?

— Да… — Она наклонилась ко мне. — Знаешь, есть расследователь, которому я помогала в Ашраделе, кантоне внешнего кольца; за последние три года он потерял четырех помощников! Это трагично, но, возможно, неудивительно, учитывая, что Ашрадель — ужасно кровожадное место. Буквально в прошлом месяце он обратился ко мне за помощью в поиске замены. Так что… — Она указала куда-то поверх нас. — Расскажи мне. Как бы она выглядела в голубом?

Я посмотрел на утесы. Мало сидела на краю скалы, густо покрытой птичьим пометом, жевала корень хины и, щурясь, наблюдала за морскими птицами, которые кружили вокруг нее, сердито крича от ее вторжения. Одна из них подлетела слишком близко, и она запустила в нее камешком, попав в брюхо, и злобно рассмеялась, когда птица, кружась, улетела.

— Я боюсь за мошенников и преступников Ашраделя, мэм, если такой расследователь, как Мало, будет охотиться на них.

Ана рассмеялась.

— Именно так! Я думаю, она будет там процветать. Возможно, настолько, что когда-нибудь наши пути снова пересекутся.

Затем сверху раздался крик Мало:

— На востоке! Он приближается!

— А-а, — с удовольствием произнесла Ана. — Расскажи мне, Дин! Расскажи мне, как это выглядит, когда начинается Пятая империя!

Я прикрыл глаза ладонью и прищурился, вглядываясь в солнечный свет и сверкающее море. Он возник из-за горизонта, черный и высокий, переливающийся флагами и ярко сверкающий корабль, украшенный бомбардам и, и такой огромный, какого я никогда не мог себе представить — сооружение, способное рассечь любую волну и достичь любого берега.

Я наклонился к Ане и начал говорить.