Капля Испорченности

ГЛАВА 15

| | |

АНА СИДЕЛА СОВЕРШЕННО неподвижно в темноте своих комнат, впитывая мой отчет, и каждые несколько минут рассеянно перебирала струны своей пифийской лиры. Когда я, наконец, закончил, ее пальцы оторвались от струн, и она медленно повернула ко мне лицо с завязанными глазами, ее рот был открыт от возмущения.

— Он оставил… гребаную записку? — недоверчиво спросила она.

— Э-э, похоже, что так, мэм. Вместе с головой.

Ворчание Аны продолжалось и продолжалось. Казалось, она совершенно забыла о моем присутствии.

— Мэм? — спросил я. — Вы…

— Я имею в виду, — наконец прогремела она. — Он оставил записку! Я просто… я просто не могу, блядь, поверить, что у него хватило наглости оставить записку! Это меня ужасно беспокоит!

— Я тоже был обеспокоен, мэм, — сказал я. — Хотя в основном из-за вида этой го…

— Но, честно говоря, все это воняет дерзостью! — Она сорвала повязку с глаз, вскочила на ноги и принялась расхаживать по комнате, как заключенный, которому только что сообщили о продлении срока наказания. — Ты можешь себе представить, Дин, сколько нужно ярдов отваги, чтобы врываться в такие тщательно охраняемые учреждения, не имея ничего, кроме уверенности в себе? При этом прекрасно понимая, что простая встреча не с тем человеком в неподходящее время немедленно приведет к твоему насильственному аресту? Да ведь член делегации мог по разным причинам вернуться в башню, заметить этого гавнюка, прогуливающегося там, и спросить: Эй, кто ты такой, черт тебя побери? Подобное особенно опасно здесь, в этом городе, который буквально кишит солдатами, опасающимися насилия, каждый из которых имеет право прикончить любого, даже не поцеловав в щечку! А теперь — это! Долбанная записка! Я думаю, нам не нужно утруждать себя разглядыванием лиц, чтобы найти этого человека, Дин! Просто обрати внимание на парня, у которого яйца достаточно велики, чтобы вызвать деформацию спины, и мы найдем преступника!

Она села и принялась яростно настраивать свою лиру.

— Он не вор, Дин, — заявила она. — И не контрабандист. Потому что контрабандисты не оставляют записок — и, конечно, они не оставляют политических записок.

— Политических?

— Да! Ты что, так плохо знаешь историю своей Империи, Дин? Этот ублюдок цитирует самого императора!

— Он… что? — озадаченно спросил я. — Я думал, что император говорил Sen sez imperiya, а не…

— О, черт бы все это побрал! — вскипела она. Затем она прочистила горло и, казалось, начала декламировать по памяти: — И вот император сказал своим советникам: «Мы видели, как пали многие империи, потому что они не простирались дальше дыхания своих императоров. Они пришли в упадок и стали несправедливыми. Если я хочу, чтобы эта новая империя существовала, я не должен объявлять своему народу: Я есть Империя. Скорее, я должен сказать им: Вы есть Империя. И с этим благословением они создадут государство на века. — Она фыркнула. — Это из Письма и Беседы Атаски Даавира, Четвертого и Последнего Императора Великой и Священной Империи Ханум. Шестнадцатое письмо, если я правильно помню.

— Хорошо… Но на что он намекает, цитируя слова императора в своей записке?

— Черт меня побери, если я знаю! — прорычала Ана. — Но это довольно громкое гребаное заявление! Особенно здесь, в Ярроу, где статус Империи под большим чертовым вопросом! — Она подняла руки и изобразила, что что-то отталкивает. — Я презираю это. Я презираю весь этот гребаный спектакль! Ничто не раздражает меня больше, чем убийцы-актеры, как будто их мерзкие дела являются каким-то мистическим чудом!

— А первая строчка, мэм? — спросил я. — Насчет тех, кто пьет из костного мозга?

Ее лицо слегка расслабилось.

— Да… Для тех, кто пьет из костного мозга. Это очень любопытно. Этого нет ни в одном известном мне тексте. — Она склонила голову набок. — Хм. Костный мозг… Костный мозг в этом городе крови.

Я взглянул на занавешенное окно и увидел за ним полоску залитых лунным светом волн залива. Меня охватил глухой ужас.

— Вы думаете, это как-то связано с кровью титана, мэм? — тихо спросил я. — Или с Саваном? Тем самым местом, где они добывают кровь?

— Возможно. Потому что, в некотором смысле, разве не все мы — так или иначе — пьем из костного мозга титана?

Я вздрогнул, но ничего не ответил.

Желтые глаза Аны стали узкими, как лезвие ножа.

— Знаешь, около десяти лет назад я прочитала одно предложение, в котором упоминался костный мозг… Группа апотов была очень встревожена из-за Савана, утверждая, что вся наша система получения реагентов и прекурсоров ужасно хрупкая. Конечно, так оно и есть! Мы чем-то похожи на те кланы в древних пустошах, которые могли убивать животных только в сезон дождей и были вынуждены изыскивать всевозможные ужасные способы, чтобы сохранить мясо в засушливые месяцы. Вместо того чтобы тащить мертвого левиафана в Ярроудейл, чтобы извлечь его ихор раз в сезон дождей, эти апоты предложили извлечь кусочек костного мозга и перенести его вглубь материка, чтобы он мог — возможно! — продолжать выделять кровь. Таким образом, весь этот ужасный гребаный процесс стал бы неактуальным.

— Что случилось с этим предложением?

— Ничего. Иметь дело с внутренностями левиафана — катастрофически опасное занятие. Каким сумасшедшим засранцем нужно быть, чтобы залезть внутрь и покопаться там? Все это было отложено в долгий ящик. Возможно, это совпадение. Или, возможно, наш преступник просто сумасшедший. Я не могу сказать наверняка.

Она погрузилась в тягостное молчание и некоторое время просто раскачивалась взад-вперед, не произнося больше ни слова.

— Тогда… что мы будем делать, мэм? — спросил я.

Желтые глаза Аны плясали в ее черепе, пока она размышляла. Затем она отбросила с лица белоснежную прядь волос и сказала:

— Ну, во-первых, ты купишь мне эту проклятую пифийскую лиру, Дин.

Я на мгновение замолчал, озадаченный.

— О. Вторую. Потому что вы хотите…

— Исполнять свои дуэты, да. Мне просто необходимо найти что-то интересное, на чем можно сосредоточиться! Обычно я бы позволила своему разуму погрузиться во всевозможные книги и исследования, но я чувствую, что для этого дела мне нужно держать свои способности в тонусе. Достань мне мою чертову лиру, Дин, или, клянусь задницей императора, с каждым твоим докладом мое настроение будет становиться все мрачнее и мрачнее!

Я кивнул. Каким бы странным это ни казалось, это было лучше, чем ее просьба купить запрещенные психоделические вещества: гораздо более распространенная просьба.

— Вы получите ее завтра, мэм.

— Хорошо! Далее… Я вижу четыре направления для атаки на это дело. — Она подняла вверх четыре узловатых пальца. — Сначала — сейф. Не казначейский, а апотов.

— Вам интересно, как самозванец получил к нему доступ? — спросил я. — Кардас даже предположил, что у этого человека магическая кро…

— Нет! — выплюнула она. — Разве ты не видишь? Оставив голову в этом проклятом ящике, этот парень рассказал нам о себе две очень важные вещи!

Я помолчал, и постепенно все разрозненные фрагменты встали на свои места.

— А-а. Он намеренно оставил голову с полосатым зубом, — сказал я. — Знак, о котором мог знать только апот.

— Вот именно, — сказала она, — и эта голова была сохранена с искусством, хорошо известным апотам! И вот еще одна важная информация — Мало рассказала тебе, как люди получают доступ к этим сейфам! Он получил ее. Неужели ты не видишь очевидного ответа на этот вопрос, Дин?

По моей коже пробежал холодок.

— Значит, он апот, — тихо сказал я. — И он один из тех, кому когда-то был предоставлен доступ к этому самому ящику.

— Вот именно! Это объясняет многое, в том числе и его умение маскироваться — ведь кто лучше апота умеет придавать форму телу? Ведь с помощью этого искусства он мог придать себе небольшую толщину лица или пучок волос, если это было необходимо.

— И его способность пройти казначейские тесты…

— Я полагаю, наличие большого количества крови Суджедо помогло пройти их! — сказала она. — Но я все еще не совсем уверена, как он справился с этим… Существуют методы передачи крови от одного человека к другому, но ни один из них не является быстрым и, конечно, простым. Поэтому я сосредоточусь на его манипуляциях с ящиком апотов, а не с Казначейством.

— Итак… вы думаете, что апоты могут просто взять список всех тех офицеров, которые имели доступ к этому конкретному сейфу, — сказал я, — и одно из имен должно быть нашим самозванцем?

— Может быть, да, а может, и нет, — сказала Ана. — И опять же этот ублюдок умен. Что приводит меня в бешенство. — Она снова принялась расхаживать по комнате. — Хм… Мне кажется, маловероятно, что он все еще на службе. Таким образом, мне понадобится список всех офицеров, которым когда-либо был предоставлен доступ к этому сейфу. Мне все равно, дюжины это или сотни, нам нужно проверить их всех.

В моем сознании сгустилась черная туча. Ана ничего так не любила, как списки и записи, но иялеты Империи всегда были известны своей неохотой отдавать что-то важное. Обычно мне приходилось оставлять Ану в комнате с кем-нибудь из старших офицеров и позволять ей запугивать их до полусмерти, чтобы получить то, что нам было нужно.

— Думаете, апоты дадут нам это, мэм? — спросил я.

— Я еще не закончила! — отрезала она. — Я хочу перейти к нашему второму фронту атаки, прежде чем мы это обсудим. И этот, Дин, немного сложнее… — Она взяла единственный, зловещий аккорд на своей лире. — Потому что я хочу узнать обо всех кражах реагентов, которые произошли в Ярроу за последние два года.

— Вы хотите что?

— Это довольно просто. Мне нужен список всех до единого реагентов, всех прививок, всех прекурсоров, всего, что было украдено из этого забытого богами портового города за последние двадцать четыре месяца! И я также хочу знать, когда и откуда они были украдены!

— Но… но, мэм, — запротестовал я. — Контрабанда здесь цветет и пахнет. Я не могу себе представить, насколько длинным может быть такой список…

— И все же нам придется покопаться в нем! — отрезала она. — Как ты думаешь, это первое ограбление нашего самозванца? Его первое убийство? Помни, Дин, мы поняли, что произошло, только из-за какой-то гребаной черепахи, которая наелась до отвала и случайно оставила в воде объедки! Без этих кусочков мяса мы бы ничего об этом не узнали! И теперь мы знаем, что самозванец, возможно, ответственен за одно из первых убийств, связанных с контрабандой, совершенных много лет назад. Вполне возможно, что он совершил еще дюжину подобных преступлений, не оставив после себя никаких улик! Итак. Нам нужен этот список, каким бы объемным он ни был, и я посмотрю, какие закономерности можно угадать в его внутренностях.

— А пропавшие реагенты, мэм? Лечебные прививки, которые он украл?

— Прививки! Ха! — Она сделала неприличный жест рукой. — Лечебные прививки? Несусветная хрень!

— Я так понимаю, вы тоже не верите, что они были в том ящике?

— Ни в коем случае, — сказала она. — Респираторные заболевания? Полная чушь. Сама идея абсурдна. И ты сказал мне, что Грелину необычайно хотелось открыть этот ящик, хотя ты и запретил ему это делать! Естественно, это наводит на мысль, что в том ящике могло быть что-то, что он не хотел показывать никому из вас.

— Да. Итак. Как вы думаете, что на самом деле украл убийца?

— О, я понятия не имею. Что-то очень, очень ценное, несомненно. Я намерена выяснить, что именно.

— Что такого могли сделать апоты, что заставило их рискнуть солгать Юдексу?

— Что-то ужасно опасное и секретное. Это уж точно. — Она помолчала. — Расскажи мне… когда ты впервые встретился с ним, этот иммунис Грелин показался тебе нервным, да? Казалось, он сразу понял, что дела пошли не так?

— Да, мэм. Что-то было в том, как он смотрел на меня. Пытаясь понять, как много я знаю. А потом, в хранилище, он был подавлен.

— Как будто причиненный ему вред был настолько велик, — тихо сказала она, — что он не мог поверить, что это произошло… Интересно. И постукивание. Он продолжал постукивать на протяжении всего разговора?

— Да.

— Очень громко?

— Да. По пряжке его ремня.

— Тремя пальцами?

— Да, мэм.

Она прошептала: «Постукивание. Постукивание… — и закрыла глаза. — Ты запечатлел это постукивание в своей памяти?»

— Конечно. Все, что я слышал и видел.

— Тогда, Дин, пожалуйста, призови свои воспоминания и выложи мне все, что сможешь. Я хочу услышать это сама.

Мои глаза затрепетали, когда воспоминания о банке всплыли в темном колодце моего сознания. Затем я потянулся вперед и постучал костяшками пальцев по углу ее стола, имитируя постукивание, которое я слышал и видел в исполнении Грелина. Хотя теперь, когда я воспроизвел его, я понял, что постукивание имело повторяющиеся ритмы, звучавшие снова и снова, смешанные с другими ритмами, совершенно новыми. Было очень странно, что звуки оживали благодаря моим собственным костяшкам пальцев.

Ана внимательно слушала, закрыв глаза. Когда я закончил, она прошептала:

— Очаровательно. Очень очаровательно… Еще одно постукивание, еще раз.

Я наблюдал, как она откинулась на спинку кресла, ее бледные пальцы трепетали на колене. И тут я понял.

Я вспомнил, как горничная, которую я опрашивал, описывала фальшивого Суджедо: Его рука дергалась, а пальцы порхали по животу.

А потом Клайда: Он действительно постукивал себя по ноге, снова и снова, пока шел. Как будто барабанил. Как будто у него в голове была мелодия, и он не мог удержаться, чтобы не отбивать ритм по чему-то. Это было немного странно, сэр.

— Самозванец делал то же самое, — тихо сказал я. — Он похлопывал себя по телу, совсем как Грелин, так?

— Ты стал сообразительным, Дин! — сказала она, ухмыляясь. — Как я рада это видеть. Но не слишком радуйся. Мы не можем заковывать людей в кандалы из-за подергивания пальца. Мне нужно услышать больше этого постукивания, чтобы понять, означает ли оно что-нибудь, и единственный способ сделать это — послушать больше примеров.

— Как мы могли бы это сделать?

— Ну, самым простым способом было бы просто пойти и снова поговорить с Грелином, — сказала Ана. — Что мы и собираемся сделать завтра! И это будет наш третий фронт атаки.

— Мы, мэм? Вы хотите пойти сами?

— О, да. Я хочу поговорить с этим Грелином лично. Завтра утром первым делом подай заявку на опрос апотов, Дин. Я сомневаюсь, что нам удастся встретиться с ним наедине — скорее всего, кто-то из его начальства тоже потребует присутствия, — но мы воспользуемся этой аудиторией, чтобы запросить у них все наши записи. Мы послушаем, что скажет Грелин, посмотрим, что нам предложат апоты… и тщательно просеем листья чая через сито.

Я глубоко вздохнула, чувствуя смертельную усталость.

— А что с четвертым фронтом атаки?

— Четвертым? — озадаченно спросила она. — Я упоминала о четвертом?

— Даже когда я так устаю, мэм, моя память остается прежней.

— О. О, да! Четвертый… — Она пожала плечами. — Ну, а четвертый — мы подождем и посмотрим, что этот самозванец собирается делать дальше. Или кого он собирается убить.

— Вы… хотите подождать, пока этот убийца убьет снова?

— Ну, я не хочу, Дин. Я бы предпочла просто бросить камень из окна и попасть этому гавнюку в голову! И все же это маловероятно. Мы продолжим развивать те темы, которые я здесь изложила, и все же… когда он сделает свой следующий ход, он наверняка снова будет уязвим, да?

— Есть ли вероятность, что он закончил?

— О, Дин… — тихо рассмеялась она. — Он еще не закончил. Он оставил записку и трофей со множеством тайных значений! Он открыл каналы связи. — Она легла на кровать, мечтательно сложив пальцы на животе. — Вопрос в том, кто его аудитория? И какую форму примет его следующее послание?

ГЛАВА 16

| | |

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я вызвал экипаж для Аны, и мы вместе отправились на завод апотов по продвинутой ферментации. Небо было мрачным и затянутым облаками, низкие и недовольные тучи собирались над холмами, пока, наконец, не разразились моросящим дождем. Весь мир казался застывшим, почти без света и ветра.

Ана — с завязанными глазами, конечно, — постоянно что-то говорила, пока мы тряслись по грязным дорогам.

— Ферментационный завод апотов — одно из их самых сложных производств, ты знал об этом, Дин?

— Нет, мэм, — сказал я, зевая. Сколько бы часов я ни проспал прошлой ночью, этого было недостаточно.

— О, да. В основном их можно найти во внутренних кольцах — эти огромные, расползшиеся кучи горшков, труб и контрольных растений, находящиеся рядом с каналами, и все это вместе для предотвращения загрязнения и поддержания концентрации питательных веществ… Материалы и ткани, которые они производят, настолько сложны, что даже я с трудом разбираюсь в них… Уф! Боги, это был большой бугор, интересно, как этот кирпич мог так сдвинуться с места… — Затем она пустилась в пространное рассуждение о дорогах — это одна из ее любимых тем.

Мы прибыли на завод по продвинутой ферментации незадолго до полудня. Он был расположен за высоким забором из фретвайна и напоминал плотное, бесформенное скопление больших фретвайновых шаров, теснящихся вместе. Каждый шар венчали стеклянные окна, а в центре каждого ряда окон была труба, из которой выходила узкая струйка пара. Благодаря высокому ограждению из фретвайна, плотно окружавшему эту комковатую конструкцию, все это напоминало сложную выпечку из Ратраса, пышное тесто которой выползло из формы.

Мы вышли из экипажа, и я заплатил кучеру, чтобы он подождал нас. У ворот мы показали наши геральды — Ане потребовалось некоторое время, чтобы найти нужный, так как она рассортировала свои по цветам, — и были допущены внутрь. Внутри здание было не менее странное, чем снаружи: оно было похоже на гигантский улей, с невероятным количеством взаимосвязанных луковицеобразных камер с перилами и проходами, зияющими над нами, и все они кишели красными мундирами и туниками апотов, занятых своими повседневными делами.

Пока мы ждали сопровождающего, я изучал окружавших нас апотов, и мои глаза затрепетали, когда я углубился в свои воспоминания. Я не увидел ни одного знакомого лица, но заметил много сублимов. Почти все они были аксиомами, хотя то тут, то там я замечал пространственника или лингву.

Потом я кое-что заметил.

— Здесь нет запечатлителей, — тихо сказал я.

— Что? — спросила Ана.

— Здесь нет запечатлителей, мэм. Я вижу много сублимов и много дополненных людей, но нет запечатлителей.

— Хм! Интересно. Возможно, они делают здесь то, о чем не хотят, чтобы кто-нибудь помнил.

Из толпы вышел милитис, поклонился и попросил нас следовать за ним. Ана взяла меня за руку, и мы вошли в огромный улей.

НАС ПРИВЕЛИ В большой зал для совещаний, в центре которого стоял гигантский круглый стол из черного каменного дерева. С округлых стен свисали крошечные мей-светильники, окна наверху пропускали серый, водянистый свет грозового неба. В центре стола стояло странное приспособление, напоминающее большой медный чайник, из его основания торчало множество кожистых трубок, каждая из которых заканчивалась маленьким черным носиком.

— Вы можете садиться, где вам нравится, мэм, — сказал милитис. — И вы можете пользоваться нашим перколятором, когда вам заблагорассудится.

— О, у вас есть перколятор! — сказала Ана. — Что может сделать пар? Боюсь, я не вижу никаких надписей на этих проклятых шлангах.

— Э-э, да… — растерянно пробормотал милитис. — Ну… Вот этот первый шланг — стимулятор, второй — легкое седативное средство. Следующий помогает сосредоточиться, четвертый — физически расслабиться. И, наконец, последний, пятый — средство для подавления аппетита. Как видите, оно подходит для очень длительных совещаний.

— Превосходно! — сказала Ана. Она села, нащупала шланг со стимулятором, сунула его черный носик в рот и сделала большой глоток. Латунный перколятор заурчал; затем она откинулась на спинку стула и выдохнула, выпустив клубящееся облако густого пара. — Спасибо. Тогда мы подождем с комфортом.

Милитис ушел, закрыв за собой дверь. Я настороженно наблюдал, как Ана сделала еще один чрезмерный глоток из носика со стимулятором.

— Вы уверены, что хотите сделать это до нашей встречи, мэм? — спросил я.

— О, все это очень мягкое, — сказала она, и от ее губ пошел пар. — Эти реагенты просто слегка поднимают настроение. Это не настоящие настры, как те, что я предпочитаю. Здесь. Передай мне расслабляющий. Дай-ка я его пососу. И ты, Дин, прими этот стимулирующий. — Она сунула носик мне в лицо.

Носик слегка пах вареной капустой. Я сморщил нос.

— Не уверен, что хочу побаловать себя, мэм.

— Не будь проклятым ханжой. Кроме того, я слышала, как ты зевал. Мне нужно, чтобы ты проснулся и был начеку. Давай! Попробуй, парень!

Нахмурившись, я взял шланг, энергично протер носик носовым платком, поднес его ко рту и вдохнул.

Внезапно мои кости и нервы наполнились энергией, и каждый предмет в комнате стал более четким, как будто мои глаза стали больше. Выдохнув, я опустил шланг, и, хотя я видел, как пары вырываются из моих губ, я мог бы поклясться, что они также проникают в мой череп, побуждая меня дергаться и танцевать.

— Это все равно что выпить три стакана клар-чая сразу, — сказал я с благоговением.

— Я и забыла, что твой череп такой девственный — возможно, это единственная чертова часть тебя, которая еще жива, парень. Тогда остановись на этом. Мы не хотим, чтобы ты дергался во время всего этого, это было бы чертовски замет…

Затем дверь открылась, и вошла небольшая процессия офицеров. Я встал, когда они появились, и Ана, пошатываясь, сделала то же самое.

Первым в дверь вошел Грелин, все такой же высокий и дрожащий, его черные глаза были встревожены, бледная макушка блестела в свете фонарей. Он нервно взглянул на меня и подошел, чтобы встать за одним из стульев по другую сторону стола. Под глазами у него были мешки, а серая кожа на щеках напоминала бумагу. Возможно, он был единственным человеком здесь, уставшим еще больше, чем я.

За Грелином шла женщина, еще более высокая, чем он, и даже почти такая же высокая, как я. Она двигалась медленно и уверенно, как человек, обладающий властью, привыкший к тому, что его ждут, каждый шаг был осторожным и точным. Как и у Грелина, ее голова была почти полностью лишена волос, но в ней было что-то от уроженки Ратраса, черты лица были удлиненные и орлиные. Ее одеяние было великолепным и сверкающим, все его оттенки были малиновыми и темно-желтыми, что придавало ей сходство с осенним листом, сорвавшимся с одного из высокогорных деревьев внутренней Империи. Когда она проходила под светом, падавшим из стеклянных окон наверху, я заметил отблеск на ее одежде и увидел геральдов, обозначавших ее звание коммандера-префекто. Вероятно, она была самым высокопоставленным офицером на всем заводе.

После нее вошли три коммандера-апота, двое мужчин и женщина, которые следовали за ней плотной вереницей. Мне это напомнило лесных утят, плывущих за своей матерью. Трое коммандеров заняли свои места за спиной коммандера-префекто, затем повернулись и посмотрели на нас с Аной настороженными и подозрительными взглядами.

Коммандер-префекто подождала, пока все ее подчиненные займут свои места, прежде чем слегка поклониться нам.

— Доброе утро, — сказала она холодным и мягким голосом. — Спасибо, что пришли. Я коммандер-префекто Кулаг Теленаи, а это коммандеры Биктас, Непасити и Сайзидес.

Три коммандера кивнули нам в унисон, без улыбки

Коммандер-префекто Теленаи протянула руку к Грелину.

— И, я полагаю, вы уже знакомы с иммунисом Равой Грелином…

Грелин нервно улыбнулся, но все же бросил испытующий взгляд на Теленаи, словно желая подтвердить, что в его улыбке нет упрека. Именно в этом маленьком жесте я внезапно понял, что чувствую их: Теленаи была величественной и непреклонной королевой этого королевства, а он — ее суетливым советником, спешащим придумать законы, соответствующие ее воле.

Мы с Аной поклонились и представились.

— Спасибо вам всем за то, что согласились на эту встречу в столь сжатые сроки, мэм, — сказала Ана, пытаясь изобразить нормальную улыбку. — Мы сочли, что ситуация требует скорейшего реагирования.

— Действительно, — мрачно согласилась Теленаи. — Этот инцидент — один из самых тревожных за последнее время: чувствительная работа двух иялетов была серьезно нарушена, причем здесь, в этом самом чувствительном месте, в это самое трудное время! Мы рады помощи Юдекса. Пожалуйста, садитесь.

Теленаи села, и ее окружение последовало ее примеру. Я сделал то же самое, и Ана плюхнулась на свое место. Тем не менее, когда мы все расселись, на лицо коммандера-префекто Теленаи внезапно упал свет из окон наверху, и я увидел, что белки ее глаз окрашены в темно-зеленый цвет, совсем как у Мало. На ее губах даже был слабый зеленый оттенок.

Я внимательно изучил ее вид. Она была первой представительницей Империи, которую я увидел такой же зеленой, как коренная пифийка. Я решил спросить Ану об этом позже.

— Если бы мы могли, мэм, — сказала Ана, — я бы хотела изложить некоторые ожидания. Мы только недавно столкнулись с этими преступлениями и до сих пор знаем очень мало. Тем не менее, мы знаем, что иялет апотекалей здесь в некотором роде жертва. Поэтому мы должны опросить вас как жертв, чтобы начать понимать, что произошло.

— Конечно, — ответила Теленаи. — Но в преддверии этой встречи, иммунис, я взяла на себя смелость собрать для вас кое-какую информацию… — Она махнула рукой одному из коммандеров, который полез в сумку и достал небольшую стопку пергаментных листов. — Я подумала о том, чтобы раздобыть список всех ныне живущих офицеров, которые имели доступ ко всем сейфам апотов в Казначейском банке в Ярроудейле. Мне показалось, что это может иметь отношение к преступлению. Надеюсь, я не ошиблась, предположив, что вам это может понадобиться.

Коммандер положил пергаменты перед Аной, поклонился и вернулся на свое место. Ана на мгновение замерла, озадаченная тем, что один из ее запросов о предоставлении информации не только был точно предсказан, но и быстро выполнен.

— О, — пробормотала она. Она принялась за пергаментные листы, словно это было блюдо, которое она не заказывала. — Ну что ж. Это очень хорошо. Я собиралась попросить именно это.

Теленаи торжественно кивнула, а затем затянулась одним из шлангов перколятора: с релаксантом, если я не ошибаюсь.

— Конечно.

— Раз уж мы об этом заговорили, — сказала Ана, — я, э-э, хотела бы получить еще кое-какую информацию. В частности, сводку обо всех кражах реагентов и прекурсоров за последние два года, если можно, мэм.

— Всех? — спросила Теленаи, ее дыхание было тяжелым от дыма. — Это серьезная просьба, потому что краж было много. Тем не менее… Вы подозреваете, что этот преступник уже крал у нас раньше, Долабра? Это оно?

— Именно так, мэм. Поскольку отрезанная голова, которую этот человек оставил для нас, говорит о том, что он некоторое время работал на контрабандистов.

Теленаи обдумала это, затем жестом подозвала одного из своих коммандеров.

— Тогда это будет сделано. Я распоряжусь, чтобы записи отправили к вам как можно скорее.

— О, — сказала Ана. Она казалась почти разочарованной, обнаружив, что они не хотят даже бороться. Я мог бы почти поклясться, что услышал, как она пробормотала: «Ну и черт с вами». Затем, громко:

— Спасибо, мэм! Это очень великодушно.

— Конечно, — снова сказала Теленаи. — Мы поможем всем, чем можем. Хотя я хочу отметить, что в этих документах будет указано только то, что было украдено, а не виновные. Насколько я понимаю, в джунглях существует множество кланов контрабандистов, и все они кажутся скользкими, как угри. Сейчас… вы бы хотели расспросить иммуниса Грелина о природе украденного, верно?

— Верно, мэм, — сказала Ана.

Теленаи посмотрела на Грелина, который нервно кивнул.

— Вы можете спрашивать, — сказала Теленаи.

— Отлично, — сказала Ана.

ГЛАВА 17

| | |

АНА ОТКАШЛЯЛАСЬ.

— Во-первых… Я бы хотела подтвердить характер украденного материала, иммунис, — сказала она. — Вы сказали Дину, что это была новая формула заживляющих прививок, верно?

Грелин кивнул, сложив руки на коленях:

— Да.

— Не могли бы вы рассказать нам подробнее об этих прививках? — спросила Ана.

— Ну… они очень сложные. Потому что болезни, которые они лечат, очень сложные.

— Я испытываю восторг от сложных вещей, — сказала Ана, улыбаясь. — Побалуйте меня.

— Конечно, — сказал Грелин. — Я попытаюсь объяснить…

Он начал говорить, начав с природы этих респираторных заболеваний: как они приводят к воспалению легких и как эти инфекции могут быстро прогрессировать у очень маленьких и очень старых людей. Он описал трудности в лечении этих инфекций, поскольку, хотя все они вызывают схожие симптомы, они могут быть вызваны любой из десятков инфекций или заболеваний, и для лечения каждого из них требуется определенная прививка.

— Понятно, — сказала Ана, когда Грелин закончил. Она склонила голову набок, давая повиснуть тишине. — И это то, что преступник украл, ради чего он убил, пытал, искалечил и обманул стольких людей?

Грелин какое-то время молчал. Его глаза неуверенно бегали по столу, прежде чем он откинулся на спинку стула, приняв расслабленную позу. «Да, мэм», — наконец сказал он.

— Зачем ему понадобилось красть такую вещь? — спросила Ана.

— Я понятия не имею, кроме того, что лекарства очень дорогие. Возможно, именно поэтому.

— Много ли коллег работало с вами над этими прививками?

— Нет, — сказал Грелин. — Я работал один.

— Понятно…

Затем Ана задала ему обычные вопросы. Видел ли он или слышал ли о ком-либо необычном, интересующемся его работами, или слышал ли о ком-либо еще, делающем это? Заметил ли он какие-либо признаки взлома? Видел ли он, чтобы кто-нибудь следил за ним, или обнаружил пропажу какой-либо корреспонденции?

— Нет, нет, — сказал он, качая головой. — Я ничего не могу вспомнить.

Сталкивался ли он когда-нибудь раньше с ограблениями? спросила она. Были ли какие-либо из его работ украдены или подверглись попытке кражи?

И снова нет.

— А что вы делали до того, как взялись за эти заживающие прививки? — спросила Ана.

Грелин заколебался. Затем он тихо сказал:

— Я работал в Саване.

В комнате воцарилась тишина.

— Вы работали в… Саване? — спросила Ана.

— Да, мэм, — сказал он.

— Не могли бы вы рассказать нам об этом, пожалуйста?

Коммандер-префекто Теленаи подняла руку.

— Саван — очень важная и деликатная часть имперской инфраструктуры, иммунис. Это единственный источник чистейшей крови титанов. Мы не делимся информацией о нем, поскольку это может сделать его уязвимым. Я хотела бы знать, почему вы спрашиваете об этом.

— Конечно! — сказала Ана. — Преступник, по-видимому, обладает глубокими знаниями обо всем, что происходит в Ярроудейле, но особенно о проектах Грелина. Таким образом, возможно, что преступник не только апот, но и, возможно, тот, с кем Грелин встречался раньше, хотя мог и не знать об этом. Грелин также только что сказал, что работал в одиночку над своими лечебными прививками, так что преступник, скорее всего, не встречался с ним во время этих работ. Таким образом, Грелин, возможно, встречал его на предыдущих местах работы, включая Саван.

Теленаи взглянула на свою свиту. Ее коммандеры посмотрели на нее своими маленькими недоверчивыми глазами, но ничего не сказали.

— Я согласна, — сказала Теленаи. — Но мы можем предложить вам только ограниченные показания. Она кивнула Грелину. — Продолжайте, иммунис. Осторожно.

Грелин прочистил горло, затем сказал:

— Ну, я… я работал над оболочкой, завесой Савана. Тем, что дало название всему объекту. Завеса поглощает и уничтожает большинство инфекций, когда вступает с ними в контакт, воздушно-капельным путем или иным способом. Без завесы, э-э… извлечение различных важных реагентов было бы невозможно.

В моем воображении вспыхнул образ Савана: огромный, зеленый, высокий и так странно развевающейся над водой.

Ана взяла один из шлангов перколятора, сунула его в рот и сделала большой глоток, отчего хитроумное устройство засвистело, как вспугнутый голубь. Затем она выдохнула и сказала:

— Вы имеете в виду, что без нее было бы чертовски трудно взять тушу левиафана и выпустить из нее всю кровь и жидкости, не вызвав катастрофического заражения всего Ярроу?

— В-верно, — сказал Грелин.

— И как же апотам удалось совершить этот подвиг, иммунис? — спросила Ана.

Грелин устало рассмеялся.

— Это все равно что спрашивать, как император дожил до четырехсот сорока одного года! Это великое достижение, требующее применения многих искусств, и немногие могут претендовать на знание или постижение всего этого. Но, грубо говоря, в основе Савана лежит… ткань, найденная внутри самих левиафанов.

— Саван сделан из кусочков левиафанов? — спросила Ана.

Теленаи снова подняла руку.

— Это вопрос большой секретности. Боюсь я не могу позволить обсуждать его.

— Принято к сведению, — ухмыльнулась Ана. — Как долго вы работали внутри Савана?

Грелин заколебался. Затем, очень медленно, его рука поползла вперед по столу.

— Три… три года, — тихо сказал он. — Это самый долгий срок, который можно там прослужить.

Его пальцы нервно забарабанили по столу. Затем его большой, указательный и средний пальцы высоко поднялись, как у богомола, готового нанести удар, а затем…

Тук-тук-тук. Туктук. Туктук-тук.

Услышав это, Ана слегка наклонила голову. Я заметил на ее губах намек на улыбку. Казалось, она на мгновение задумалась, прислушиваясь к постукиванию. Затем она сказала:

— Скажите мне, Грелин… Вы можете объяснить мне, что такое Саван? Потому что я много чего слышала о нем, но никогда не слышала от апота, и уж точно никогда от апота, который действительно работал там.

Пальцы Грелина задергались — Тук- тук. Тук тук-тук-туктук-тук.

— Я мог бы… — тихо сказал он. — В общих словах.

— Тогда, пожалуйста, — сказала Ана, — сделайте одолжение.

Я изучал ее, все еще ухмылявшуюся в огромном облаке дыма. Я догадывался, что она хотела поддержать его разговор, потому что, когда он рассказывал о своем пребывании на Саване, он постукивал, и она, должно быть, уловила в его постукивании какой-то смысл.

— Ну… у нас уходит около двух недель на то, чтобы перевезти тушу левиафана сюда, в Ярроудейл, — сказал Грелин. — Мы доставляем ее в залив и… швартуем ее рядом с Саваном, прямо в воде. А затем мы приоткрываем завесу. — Он наклонился вперед, продолжая постукивать, и в его глазах загорелся странный огонек. — Знаете ли, все тела разные. Нет двух одинаковых левиафанов. Мы не знаем почему — на самом деле мы так мало о них знаем, — но вариации есть всегда. И у нас, на Саване, есть всего несколько дней, чтобы изучить анатомию, понять структуру этой новой вещи, прежде чем она окончательно истлеет. — Он начал говорить очень быстро, а выстукивать еще быстрее. — Видите ли, в каждом из них есть слои и полости с разными типами крови внутри. И места, где кровь наиболее едкая, и полости, где она наиболее чистая.

— Расскажите мне об этом, — мягко сказала Ана.

Он с готовностью кивнул, как будто она разожгла огонь в его разуме.

— Чистейшая кровь титана — или кудайдин кани, как ее правильно называют, — обладает способностью к сильным метаморфозам. Когда она соприкасается со значительной концентрацией живых тканей, она смешивается с ними, образуя странные комбинации. Плоть становится как лист, лист — как кость, и так далее. Все деформируется. Например, на равнинах вокруг Талагрея на востоке есть места, где было убито много левиафанов, и многие странные и ужасные виды цветов все еще произрастают на этих заброшенных землях…

При этом я сохранял лицо суровым и невозмутимым, хотя сам видел подобные зрелища.

— Что вы подразумеваете под значительной концентрацией? — спросила Ана.

— Сам воздух вокруг нас наполнен едва заметной дымкой жизни, — пропел Грелин, взмахнув рукой. — Но этого недостаточно. Требуется еще немного. Нужно очистить его от грибков и плесени… Хотя они кажутся крошечными на наш взгляд, их достаточно, чтобы вызвать реакцию от кани. Кани опасен, но ужасно ценен! И труднее всего добраться до него. — Он облизнул губы — они влажно заблестели — и заговорил еще быстрее: — Речь идет о том, чтобы разделять плоть, ориентироваться в этой огромной конструкции из костей, связок и хитина, исследовать все существо, пока не найдешь то место, то единственное место, где ты можешь…

— Иммунис, — тихо произнесла Теленаи.

Грелин смущенно замолчал. Дикий огонек в его глазах потускнел, он прочистил горло и снова погрузился в себя.

— Мы, э-э, выкачиваем из него наиболее важные компоненты, — тихо закончил Грелин. — Мы отправляем их в каналы, где они кормят сады для производства прекурсоров и дальнейшей переработки. Оставшуюся часть туши утаскивают в моря на восток, где она тонет, гниет и пропадает.

Его постукивание замедлилось, затем прекратилось.

Ана сидела, склонив голову набок.

— Похоже, эта работа очень опасна.

— Да — очень, — сказал Грелин.

— Вы помните кого-нибудь из коллег, кто был с этим не согласен? — спросила Ана. — Или затаил злобу на вас или на эту работу?

— Почему? — спросил Грелин, внезапно разозлившись.

— Все так, как я уже сказала. Мне интересно, не мог ли кто-нибудь из ваших коллег из той эпохи вашей службы быть нашим преступником.

Грелин внезапно разразился диким хохотом. Остальные апоты, казалось, были поражены этим или, возможно, смущены. Я начал чувствовать, что Грелин чем-то отличается от остальных, включая Теленаи, но я пока не мог понять, чем именно.

— Вы должны простить меня, мэм, — сказал Грелин, все еще улыбаясь. — Но я не думаю, что вы работали с такими апотами, как мы.

Ана улыбнулась в ответ и сделала еще одну длинную затяжку из очередного шланга.

— Что заставляет вас так говорить?

— Потому что нас просят страдать больше всех, — сказал Грелин, — чтобы обеспечить как можно больше. Изменения, которые мы вносим, они… они не только поддерживают функционирование Империи, но и делают ее намного лучше. Даже здесь, в Ярроу. Я имею в виду… — Он подался вперед. — Вы знаете, иммунис Долабра, сколько детей в Ярроу доживали до пятилетнего возраста столетие назад?

Остальные апоты обменялись смущенными взглядами.

— Боюсь, я не знаю! — весело сказала Ана.

— Двое из семи, — сказал Грелин. — Только двое. Остальные пятеро умирали до этого. Здешним семьям приходилось рожать огромное количество детей, чтобы прокормить себя. И — можете ли вы угадать, сколько из матерей пережили роды?

Ана снова затянулась из шланга, окутав себя дымом.

— Просветите меня, пожалуйста.

— Чуть меньше двух из трех, — сказал Грелин. — Каждая беременность, каждое рождение — опасность, для каждой; жизнь матери была немногим больше, чем броском костей. Те дети, матери и отцы, которые выжили, продолжали вести жизнь, полную голода, болезней, нищеты и насилия. Но сегодня… — Он ткнул пальцем в середину стола: одинокое тук. — Сегодня шестеро из семи детей доживают до пятилетнего возраста. Сегодня четверо из пятерых рожениц живы после родов. Сегодня, хотя голод и болезни по-прежнему присутствуют в Ярроу, они стали просто призраками. Из-за таких людей, как я, и тех, с кем я служил, которые трудились, страдали и погибли на Саване. Таким образом, я не могу представить, что кто-то из моих коллег по этой работе мог быть виновником этих ужасных преступлений. Это невозможно.

Ана кивнула, все еще улыбаясь, все еще окутанная дымом.

— Очаровательно. Я хочу задать вам последний вопрос.

— Да? — сказал Грелин.

— Что вы думаете о фразе — Для тех, кто пьет из костного мозга?

Грелин быстро заморгал.

— П-прошу прощения?

— Эти слова были написаны на записке, которую преступник оставил для нас, чтобы мы могли их найти. Полная фраза звучит так — Для тех, кто пьет из костного мозга, Te siz imperiya. Для вас это имеет какой-то смысл?

Я внимательно посмотрел на них всех. Апоты рядом с Грелином почти не двигались, но в этот момент они застыли как вкопанные, их глаза были устремлены в какие-то неясные точки на столе, как будто они только что приказали своим телам погрузиться в спячку. Грелин замолчал, на лбу у него выступили капельки пота. Затем что-то изменилось в его лице, в глазах, и когда он заговорил, его слова были твердыми и сдержанными.

— Нет, — сказал он. — Я не знаком с этой фразой.

— И, похоже, она не ссылается ни на что, что вы знаете? — спросила Ана.

— Да, не ссылается.

Ана кивнула и подалась вперед на стуле, слегка приоткрыв рот, словно раздумывая, как лучше сформулировать то, что она хотела сказать. Она протянула руку, как будто хотела ухватиться за другой шланг перколятора, но затем подняла указательный и средний пальцы и очень быстро постучала по столу, выводя короткую мелодию: Тук-тук. Тук тук-тук.

Глаза Грелина расширились. Он удивленно уставился на руку Аны, затем на ее лицо. Ана, казалось, не заметила его реакции и вместо этого снова схватила шланг со стимулятором и вдохнула из него.

— Около десяти лет назад поступило предложение найти способ что-то сделать с костным мозгом левиафана, да? — спросила она.

Грелина теперь трясло очень сильно.

— Я… я… я прошу прощения?

— Предложение, я сказала. О попытке извлечь костный мозг из туши левиафана. Вам оно знакомо, иммунис?

Грелин открыл рот, чтобы заговорить, но Теленаи холодно сказала:

— Мы не можем комментировать какие-либо предложения или дела, касающиеся Савана, Долабра. Я ясно дала это понять.

Я не сводил глаз с ее лица. Заметил ли я сейчас в глазах коммандера-префекто тень ужаса?

Ана склонила голову набок, смакуя это заявление, как вкусное блюдо.

— Очаровательно, — сказала она. — Тогда, я полагаю, мы закончили. Спасибо вам всем за то, что вы с нами поговорили. Это было очень познавательно, для меня.

ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ОПРОСА Теленаи осталась, чтобы поговорить с нами.

— Вам придется простить Грелина за его вспыльчивость, — тихо сказала Теленаи. — Он ревностный слуга Империи и все еще пытается смириться с этим преступлением.

— Я понимаю, мэм, — сказала Ана. — Слуги Империи — преданные своему делу люди во всех иялетах. И все же я беспокоюсь, что Грелин когда-то в прошлом встречался с нашим убийцей. Не могли бы вы прислать мне его послужной список?

Теленаи внимательно посмотрела на Ану. Так близко ее глаза казались еще зеленее, чем у Мало.

— Конечно, — сказала она. — Но вы же не подозреваете Грелина в каком-либо преступлении, так?

— Пока нет, нет.

— Вы не должны. Очень редко случается, чтобы кто-то пережил Саван и вернулся к нашим трудам. Большинство отправляется жить на земли, которые им достаются за их службу там. Именно поэтому Грелин чрезвычайно ценен. Я бы не стала отрицать справедливость императора, если бы его подозревали, но все же… Я чувствую, что он, должно быть, невиновен во всем этом.

— Будем надеяться на это. И все же у меня есть еще два вопроса к вам, коммандер-префекто, если вы не возражаете, — сказала Ана.

— Конечно.

— Почему в этом здании нет запечатлителей?

Глаза Теленаи слегка расширились.

— А-а. Вы заметили. Да, мы запрещаем всем запечатлителям входить во внутренние помещения ферментационного завода. Точно так же мы не разрешаем приближаться ни стражам, ни кому-либо еще с усиленным слухом. Причина в том, что многое из того, что мы здесь делаем, является экспериментальным и непроверенным. Чтобы получить разрешение на использование всего, что мы производим, требуется много времени.

— И вы беспокоитесь о том, что по вашим коридорам будут ходить запечатлители, — сказала Ана, — и запоминать каждую формулу, которую они увидят, а затем продавать что-то нестабильное какому-нибудь подпольному котлу для варки?

— В точности.

— Тогда, — сказала Ана, ухмыляясь, — могу ли я осмотреть ферментационный завод, даже если Дин не сможет? Мне бы очень хотелось увидеть, насколько он на самом деле продвинутый, потому что я не запечатлитель.

Теленаи какое-то время молчала.

— Ну. Начнем с того, иммунис, что у вас повязка на глазах. Хотя для меня это не так уж необычно, учитывая все стимулирующие воздействия измененных людей, я не уверена, какую пользу может принести вам экскурсия…

— Это не проблема! Я буду счастлива гулять и слушать. И обонять! Это может рассказать мне о многом.

— Да. Но… — Взгляд Теленаи скользнул вниз, на геральды Аны, и обратно. — Проблема в том, что я не уверена, насколько вы изменены, иммунис. Ибо, хотя вы и не кажетесь сублимом, Долабра, я не могу не подозревать, что у вас есть свои собственные изменения. Те, которые на вас не заметны. И которые я нахожу очень странными.

Повисла напряженная тишина. Хищная ухмылка Аны ничуть не дрогнула.

— Я не могу так рисковать, — сказала Теленаи. — Поэтому, боюсь, мне придется вам отказать. Сейчас. Если позволите, у нас много дел в связи с ограблением.

ГЛАВА 18

| | |

— Н-ДА. ЭТО БЫЛО странно, как гребаный ад, верно, Дин? — спросила Ана, когда мы возвращались домой.

Я не был уверен, какую странность она имела в виду, поскольку встреча, казалось, не предложила объяснения ни одной странности, поэтому я просто сказал:

— Я бы согласился, мэм.

— Почему бы тебе не рассказать мне все, коротко? Опиши то, что ты видел — каждое движение, каждое подергивание.

Я так и сделал, нюхая свои флаконы и сообщая обо всех замеченных мною движениях, а иногда повторяя голоса людей, которых мы опрашивали.

— Я не решаюсь выносить поспешные суждения, — сказал я в конце, — но, судя по всему, иммунис Грелин — очень страстный человек.

— Да, у него есть все рвение настоящего фанатика, — сказала она. — Но сама мысль о том, что ветеран бойни левиафанов оставит это и займется лечением кашля… Это смешно. Смешно! Что еще ты видел?

Я рассказал ей о глазах и губах Теленаи и о том, что они были окрашены в зеленый цвет, совсем как у Мало и других уроженцев Пифии и Ярроу, которых я видел.

— Да… — сказала Ана. — Вообще-то, это водоросль. Растет в водах около этих холмов. Она действует как полезный паразит, поражая части тела, но при этом повышая иммунитет… Мне говорили, что люди становятся зелеными, если они живут здесь больше десяти лет или около того, хотя некоторые озера на Дальнем Западе могут запятнать твои глаза за считанные дни. Это означает, что Теленаи живет здесь уже некоторое время… Интересно. И интересно, что она еще это не исправила.

— Исправила?

— Да, конечно, пятно можно убрать, если применить к глазам прививку салтура. Можно закапать маленькие капли, которые съедают зелень. Это не слишком больно… Интересно, почему это ее не беспокоит! Но, несмотря на это, теперь последний вопрос — как они отреагировали, когда я заговорила о костном мозге?

— Они никак не отреагировали, мэм. Что мне показалось очень любопытным. На самом деле, мне показалось, что их реакция была…

— Отрепетирована? — предложила она.

— Именно так.

— Значит, они знали, что последует вопрос. Мне это очень не нравится, Дин. — На ее лице появилась безумная усмешка. — Но! По крайней мере, теперь мы знаем, что Грелин и местные апоты прибегают к довольно обычному методу обструкции.

— Как… противоположность необычному методу, мэм?

— О, действительно, — уклончиво сказала она. — Сначала я подумала, что Грелин не может нам рассказать. Что он буквально не способен это сделать. Знаешь ли ты, мальчик, что в Империи есть методы, позволяющие не разглашать некоторые секреты? Прививки и суффозии, которые, будучи внедрены в тело и разум, изменяют человека таким образом, что он физически неспособен разглашать определенную информацию?

— Я… время от времени слышу о такой практике, мэм. Но я думал, что это всего лишь слухи. Это казалось слишком ужасной идеей, чтобы Империя могла когда-либо воплотить ее в жизнь.

— О, нет, — сказала она, слегка рассмеявшись. — Это существует, но встречается крайне редко! Процесс достижения этого эффекта настолько сложен, что может быть осуществлен только с согласия человека. Он должен согласиться на эту процедуру. Странно, да? Какая… тайна может потребовать таких мер?

— И все же… вы не думаете, что Грелин или другие подверглись такому обращению?

— Да, я так не думаю, — сказала она довольно резко.

— Почему вы так уверены?

— Я была свидетелем того, как люди менялись подобным образом. Простое приближение к теме, о которой нельзя упоминать, причиняло им сильную боль. Я не заметила такой боли у Грелина. — Она махнула рукой, отметая эту тему. — Это было случайное замечание. Пока не обращай на него внимания, но запомни его, Дин.

Я моргнул, совершенно сбитый с толку, потому что всегда запоминал все, что она говорила. Я спросил себя, зачем она вообще это сказала, но, с другой стороны, Ана часто говорила безумные вещи.

ГЛАВА 19

| | |

КОГДА МЫ, НАКОНЕЦ, подъехали к дому, где жила Ана, я вышел, расплатился с кучером и помог ей дойти до входной двери. Там я остановился.

— Здесь вас ждут три довольно больших пакета, мэм. — Я наклонился, чтобы посмотреть на них. — Похоже, это пергаменты. И я вижу здесь символ апотов…

— Они уже прислали мне записи? — взволнованно спросила Ана. — Проклятие титана! Я уже не знаю, что и думать.

Я помог ей забраться внутрь, затем втащил пакеты и открыл их, только чтобы обнаружить, что они были так туго набиты, что крошечные пергаментные листы высыпались наружу, как будто я распорол пакет с рисом. Я поспешно собрал их обратно и разложил по стопкам, и, хотя мои проклятые глаза с трудом разбирались в мелком почерке, я увидел, что это были транспортные накладные всех барж Ярроу, пропавших без вести за последние два года.

И все же из стопок скрученного пергамента появился один тонкий конверт. Я выудил его и нашел внутри послужной список Грелина.

Ана схватила послужной список, сорвала повязку с глаз и прочитала его.

— Хм. Все его рассказы подтверждаются. Он действительно работал внутри Савана в течение трех лет, но это не объясняет постукивание.

Я принялась хлопотать по ее комнатам, заваривая ей чай.

— Вам помогло то постукивание, которое вы слышали сегодня?

— О, даже очень. — Она бросилась на кровать, как капризный ребенок. — Когда ты впервые воспроизвел его постукивание, я поняла, что некоторые части этого звучания намеренно повторяются. Возможно, это похоже на ноты или мотивы в музыкальном произведении. И тогда я подумала, что, возможно, это была не музыка! Возможно, это был язык.

Я пытался разжечь огонь в ее плите, но остановился, услышав это.

— Это что, какой-то код, мэм?

— Точно! И это был тот, с которым я была знакома, мельком. Вот… посмотрим, смогу ли я его найти…

Она вскочила на ноги, подошла к своей коробке с книгами, вытащила одну и пролистала страницы. Затем она снова подскочила ко мне и сунула книгу мне в лицо.

— Вот. Выглядит знакомо?

Я, прищурившись, смотрел на страницы, мелкий текст плыл у меня перед глазами. Книга, похоже, называлась История Забытых Религиозных Орденов, и на странице передо мной была причудливая диаграмма, почти как музыкальные ноты, расположенные в одну линию, с чернильными пятнами, за которыми следовали тире и тройные точки.

— Это… не кажется мне знакомым, мэм, — признался я. — На самом деле, я понятия не имею, на что смотрю.

Она с треском захлопнула книгу.

— А-а. Тогда я продолжу и предположу, что ты не знаком с Адептами Бледных Полей?

Я устало махнул рукой:

— Можете не сомневаться.

— В наши дни их осталось мало, — сказала она. — Это секта монахов, которые соблюдают необычный обет молчания в своем монастыре. Подобно духам земли, которым, по их словам, они поклоняются, они не разговаривают вслух. Вместо этого они отбивают — тук, тук, тук — тремя пальцами ритмичный математический алфавит на досках, которые висят у них на шее. Это сложный способ общения — им приходится по очереди стучать свои сообщения, иначе их становится очень трудно расслышать. Поэтому неудивительно, что их орден довольно быстро угасает. Думаю, сейчас их осталось всего несколько дюжин. Бедняги.

— Это тот самый код, который использовал Грелин? Но… почему апот общается как молчаливый безумный монах? — спросил я, разочарованный.

— Я не знаю.

— И зачем самозванцу делать то же самое?

— О, я не имею ни малейшей гребаной идеи, дитя! Зачем кого-то обучать таким вещам? Если, конечно, Грелин и наш самозванец не выполняли каких-то необычных обязанностей там, на Саване. Обязанностей, которые по какой-то причине требовали постукивания. Обязанностей, о которых Теленаи и ее команда не хотят, чтобы мы знали!

— Можем ли мы перевести этот код Грелина? — спросил я. — Это займет дни, или недели, или…

— О, это простая схема, и ее легко освоить. — Она махнула рукой. — Я думаю, что перевела все это на обратном пути.

Последовало мгновение тишины.

— Вы… освоили невербальный язык, используемый умирающей сектой монахов, мэм, — с сомнением спросил я, — менее чем за день?

— Я имею в виду, это не слишком технически сложно, — сказала она. — Это всего лишь постукивание тремя чертовыми пальцами, не может быть, чтобы это было так сложно. — Она заметила скептическое выражение моего лица. — Ты хочешь, чтобы я перевела то, что сказал Грелин, Дин, — рявкнула она, — или предпочитаешь стоять здесь и продолжать сомневаться во мне, как упрямый маленький придурок?

— Переведите, мэм.

— Хорошо… — Она прочистила горло и сказала: — Если я не ошибаюсь, сегодня наш друг Грелин выстукивал слова… Печаль. Печаль. Отчаяние. Мы обречены. Это обречено. Неудача. Печаль. Что я наделал. Кто это сделал со мной. Отчаяние. Рок. Я обречен. И вчера, когда ты впервые встретился с ним, его постукивание говорило — Нет. Нет. Нет. Нет. Как. Не может быть. Пожалуйста, нет. Не может быть. Не может быть. — Она шмыгнула носом. — И это, я думаю, было все. Не очень позитивный комментарий, на самом деле.

Долгое молчание, нарушаемое только отдаленным плеском волн.

— Он действительно все это говорил? — тихо спросил я.

— Да. Возможно, неосознанно, как будто его учили позволять каждой мысли, возникающей в его мозгу, стекать по руке к пальцам, чтобы затем быть услышанной. Как восхитительно смешно, да?

— Я нахожу все эти упоминания о том, что мы обречены, не слишком приятными, мэм, — слабым голосом сказал я.

— О, не разбивай мое сердце на куски, Дин! Мы понятия не имеем, что имел в виду Грелин. Насколько нам известно, он мог говорить о своих приготовлениях к ужину. И все же меня больше всего интересует один момент — Кто это сделал со мной?

— Я понимаю… Апоты лгут нам, но они не знают, кто убийца.

— Если мы поверим, что это абсурдное кодированное постукивание правда, тогда да. Они очень хотят, чтобы мы поймали этого ублюдка, и готовы предоставить нам все, что нам нужно для этого, — хотя и не расскажут над чем они, на самом деле, работают. Что заставляет меня думать, что они работают над чем-то очень секретным и очень опасным — и что наш убийца, скорее всего, замешан в этом.

Молчание затянулось. Крошечное пламя, которое я зажег в плите, превратилось в дымок.

— Это как-то связано с Саваном? — тихо спросил я.

— Возможно, — сказала она. — Два апота, и оба постукивают. И оба они, по-видимому, в некотором роде гении, потому что один работал на самом Саване и действительно создал завесу, которая его окружает, в то время как другой совершил кражу откровенно абсурдной сложности. Далее следует упоминание о костном мозге и их реакции на это. И мы знаем, что самозванец не крал заживляющие прививки… Быть может то, что было в этом ящике, имело какое-то отношение к Савану или костному мозгу.

Я смотрел на нее, пока комнату наполнял дым от дров, и мое сердце трепетало в груди.

— Тогда что же нам делать, мэм?

— О, мы поймаем его, Дин! О Грелине и других апотах мы побеспокоимся позже. Давай сосредоточимся на нашем воре и посмотрим, что мы сможем найти.

ПОСЛЕ ТОГО, КАК я приготовил ей чай, я стал спокойно ждать, пока Ана прочитает присланные Теленаи пергаменты. Наконец, она сделала оглушительно хлюпнула, откинулась на спинку стула и произнесла:

— Ну что ж, Дин. Теперь мы определенно приступили к самой нудной части нашей работы.

Я поморщился, потому что был хорошо знаком с этой речью.

— За сколькими людьми вы меня посылаете, мэм?

— На этот раз все плохо. Не так плохо, как в Логирстаде, где тебе пришлось рыться на кладбище, но… все равно, трудная работа. — Она протянула мне лист пергамента. — Есть сорок три офицера-апотекаля, которым было выдано разрешение на доступ к этому ящику в хранилище.

Я взял страницу и начал выписывать имена, прищурившись, чтобы буквы были четкими для моих глаз.

— Тебе придется внимательно изучить этот список, Дин. Найди их всех и выясни, где они находились в течение последних двух-трех недель. Давай посмотрим, кто где был.

— Но мы не слишком оптимистичны, верно, мэм?

— Да, — согласилась она. — Я сильно сомневаюсь, что ты можешь просто ходить и стучать в двери, а потом наткнуться на какого-нибудь чокнутого гавнюка с большим чемоданом костюмов и париков. Мы все еще блуждаем в темноте. Но, я думаю, твоя работа высечет искру света, и, возможно, мы сможем разжечь костер.

— Я начну завтра с утра, мэм, — вздохнул я. У меня заболели ноги при мысли о том, сколько земли мне придется пересечь, чтобы найти всех этих людей.

Ана оглядела меня с ног до головы:

— Ты все еще не совсем освоился со своей ролью расследователя, не так ли, Дин?

— Я смотрю, разговариваю и задаю ваши вопросы. Я преследую ваших мошенников и негодяев. Разве этого недостаточно?

— Для меня достаточно, — сказала она и бросила на меня острый взгляд. — Но я спрашиваю себя, достаточно ли этого для тебя. В основном потому, что твой нынешний метод управления эмоциями явно не работает!

— Что вы имеете в виду под нынешним методом? — озадаченно спросил я.

— Я имею в виду, — вспылила она, — что ты ускользнул прошлой ночью, парень, несмотря на мой особый приказ отдыхать! И хотя я не знаю, в чем заключается твое душевное спокойствие, я совершенно уверена, что оно не в постели другого человека или в его заднице, или чем еще ты занимаешься по вечерам!

Я был так смущен, что чуть не упал в обморок. «О, клянусь адом», — прошептал я.

— Я, конечно, лично не обижена твоим поведением, — продолжила Ана, — но я думала, что это, по крайней мере, сделает тебя немного счастливее, учитывая, что, похоже, дюжины людей готовы раздвигать ноги или губы для тебя каждую ночь. Я имею в виду, слава Святилищу, что у тебя в крови некоторые из лучших иммунитетов Империи, иначе твой фитиль наверняка давным-давно бы сгнил!

— Нет необходимости в этом разговоре, мэм! — прошипел я.

— О, не утруждай себя осмотрительностью сейчас! — сказала она. — У тебя осмотрительность пьяной коровы! Я наполовину удивлена, что люди не сплетничают о том, что ты мальчик по вызову, а я твоя сутенерша! Все это было бы очень забавно, если бы причина твоего смятения не была столь очевидна!

— И что же, по-вашему, это за причина, мэм? — спросил я взволнованно.

— Ты считаешь, что мы мало что делаем в своей работе! — прогремела Ана. — И поэтому мечтаешь о переводе в Легион!

Я уставился на нее, ошеломленный. Я понятия не имел, что она знает о моем тайном желании. Я спросил себя, как это я был так очевиден.

— Как… — сказал я. — Как вы…

Ана вздохнула и попыталась взять себя в руки.

— О твоих мыслях легко догадаться, — сказала она. — Потому что ты порядочный человек, Дин, а порядочный молодой человек, мечтающий служить нашему достопочтенному иялету, — довольно нелепая вещь. И я знаю, что ты не выбирал Юдекс. Скорее, я выбрала тебя. И все же скажи мне, дитя, ты действительно считаешь, что от твоей службы нет никакого проку? Что эта деятельность не имеет значения?

— Я… я стараюсь так не думать, мэм, — тихо признался я.

— Но?

— Но… когда мы приходим, дело уже сделано. Тело остыло, кровь смыта. Мы часто находим убийцу, но, насколько я понимаю, это ничего не исправляет. Это приводит только к веревке или клетке и еще большему количеству слез. — Я проглотил. — Неужели это так странно, мэм, беспомощно смотреть на убитых и мечтать о том, чтобы вместо этого спасать жизни?

— А-а, но ты забываешь самое известное изречение императора, Дин, — сказала Ана. — Иронично, учитывая, что эти слова так уместны в данном случае!

Я мрачно кивнул, поняв, что она имела в виду:

— Sen sez imperiya.

— Да. Ты и есть Империя, и все твои поступки имеют значение, как большие, так и малые! Ты знаешь слова, но я не думаю, что ты усвоил урок, пока нет. — Она склонила голову набок. — Я заключу с тобой сделку, Дин. Когда придет время, и ты будешь иметь право на перевод в Легион, я сама напишу твою рекомендацию.

Мое лицо вспыхнуло, потому что я не мог заставить себя признать, что с долгами моего отца, нависшими надо мной, даже ее рекомендация не помогла бы.

— Мэм, — запротестовал я. — Вы… вам действительно не следует…

— Не будь смешным, дитя, — фыркнула она. — Я могу поступать, как захочу, и предпочла бы, чтобы здесь был расследователь, который хочет здесь работать. Однако я подозреваю, что, когда придет время, ты, возможно, не захочешь переводиться.

— Почему, мэм?

— Потому что ты достаточно умный мальчик. Я подозреваю, ты поймешь то, что со временем узнают многие юдекси: хотя Легион защищает нашу Империю, именно мы должны сохранить такую Империю, которую стоит защищать.

Я понятия не имел, что на это ответить, поэтому просто склонил голову. Но тут меня осенила мысль.

Я так долго, не задумываясь, принимал Ану как составную часть Юдекса: насколько я знал, она появилась на свет в голубом платье и с повязкой на глазах. Но теперь я спросил себя: почему из всех имперских иялетов она служила именно в Юдексе? Почему именно здесь, когда ее талант мог бы подойти практически для любого другого отдела, с их бесчисленными головоломками и проблемами?

Я спросил ее об этом, и она ухмыльнулась:

— Хм. Я думала, что сделала все возможное, чтобы отговорить тебя от подобных размышлений, Дин.

— Это кажется справедливым, учитывая, что вы так хорошо знаете, что у меня на уме, мэм.

— Возможно. — Она очень долго молчала. — Я скажу только, что некоторые юдекси познают ценность правосудия во время службы. Другие приходят с уже имеющимся у них убеждением. Я принадлежу ко второй группе.

— Почему правосудие так важно для вас, мэм?

— Как ты думаешь, почему? — резко спросила она. — Ты не глуп. Я уверена, что в конце концов ты придешь к правильному выводу.

Я смущенно замолчал. Меня спас только резкий стук в дверь. Ана махнула рукой и сказала:

— Иди. Давай посмотрим, что за новое безумие обрушится на мой порог в этом королевстве.

Я подошел к двери, открыл ее и увидел мужчину, который держал в руках еще один сверток, на этот раз тщательно завернутый в мох-ткань.

— Мне сказали принести это, сэр, — сказал мужчина. — Из музыкальной мастерской. Полагаю, он уже полностью оплачен?

— О, да, — сказал я, взял у него сверток, поблагодарил и поклонился. Затем закрыл дверь и вернулся.

Я положил пакет перед Аной.

— Я думаю, вы должны это оценить, мэм.

Она озадаченно нахмурилась, потом ее лицо просветлело, и в одно мгновение показалось, что она забыла обо всем, о чем мы спорили.

— А-а! Неужели? О, боги… — Она захлопала в ладоши, по-девичьи легкомысленная, и развернула мох, чтобы показать маленькую, искусно сделанную пифийскую лиру. — О, потрясающе. Потрясающе! — Она подняла ее, немного настроила, затем поставила на пол рядом с другой. Затем она одновременно сыграла одну и ту же последовательность аккордов левой и правой рукой, и получилась странно запоминающаяся мелодия. — Как превосходно. Дин, ты знаешь, что дуэт на лире — одно из древних искусств Ярроу?

Я раздул огонь в плите и начал заваривать еще один чайник чая, на этот раз для себя.

— Это правда, мэм?

— Да. Некоторые говорят, что это отражает преобладание близнецов и тройняшек в здешней королевской родословной — довольно увлекательная биологическая причуда. Это привело к некоторым очень интересным проблемам с наследованием, и многие братья убивали своих братьев, иногда в возрасте до шести лет. Гребаный ужас, на самом деле! — Еще одна последовательность одновременных аккордов. — Но это создало такую прекрасную музыку…

Я наблюдал, как ее бледные пальцы танцевали над каждой лирой, извлекая печальную, лесную музыку, мечтательная улыбка играла на ее лице, когда она размышляла об этих ужасах. Я думал обо всем, что она сказала, но не мог понять смысла сказанного. На самом деле, я все еще очень мало знал о ее истории и никогда не встречал никого, кто мог бы ее объяснить. Даже Теленаи была сбита с толку.

Только однажды, еще в Талагрее, Ана была близка к тому, чтобы рассказать мне, какими дополнениями она обладает, сказав: Моя ситуация, вынудила меня подвергнуться… эксперименту. Изменению. Природа которого не должна тебя беспокоить, потому что ты не сможешь его понять.

Но это, как и все остальное, по-прежнему мало что значило для меня.

— Когда вы собираетесь рассказать мне, какие у вас улучшения, Ана? — тихо спросил я. — И как же так получилось, что вы можете делать все то, что умете?

— Когда мне это будет надо, маленький засранец, — ответила она, — и не раньше! А теперь иди и отдохни. На этот раз отдохни по-настоящему. Потому что завтра начнется тяжелая нудная работа!

ГЛАВА 20

| | |

СЛЕДУЮЩИЕ ЧЕТЫРЕ ДНЯ я скакал по заливу Ярроу, как кузнечик, спасающийся от полевки. Я ездил верхом на мулах, лошадях, в экипажах; я плавал по каналам на баржах, маленьких шлюпах, весельных лодках и караках; но больше всего я ходил пешком, да так много, что у меня протерся правый ботинок, и мне пришлось купить новые в лавке апотов.

— Новый материал! — поделился со мной продавец. — Кожа из грибов, смешанная с маслом водорослей. Очень эластичная! — Ботинки были на ощупь пугающе мягкими и податливыми, но они держались, и я продолжал свою нудную работу.

Но я ничего не нашел. Я поговорил с более чем тридцатью офицерами-апотами в самых высоких званиях — капитанами, иммунисами, иммунисами-префекто, коммандерами — однако все, с кем я беседовал, не только имели подтвержденные алиби их передвижений десятого хайнала, но и большинство из них утверждали, что не были в банковском хранилище месяцами, если не годами. Чем больше я искал, тем меньше, казалось, находил.

Пока я выполнял свою нудную работу, комнаты Аны стали напоминать крысиное гнездо — к стенам, потолку и полу были прилеплены листы пергамента. Вскоре она была буквально окружена отчетами о кражах, живя в бурлящем мире украденных реагентов и прекурсоров. Если она и добилась какого-то прогресса, то не сказала об этом; она просто сидела в сердце этого шторма, перебирая струны своей лиры. Самым тревожным было то, что она прикрепила записку изо рта черепа к самой высокой точке одной из стен и работала день и ночь под маленьким странным девизом Te siz imperiya.

На третий день я навестил мадам Поскит в офисе Кредитной Группы Усини. Туда я принес огромный мешок талинтов — первый из многих платежей, которые мне предстояло ей сделать. Она демонстративно пересчитала каждую монету, а когда закончила, одарила меня своей широкой, приторной улыбкой и сказала: «Я буду с нетерпением ждать скорой встречи с вами!» Я поплелся прочь, бормоча что-то себе под нос и чувствуя себя несчастным.

На четвертый день я больше не мог этого выносить и отправился на поиски девушки, с которой познакомился в первую ночь. Я не смог ее найти, поэтому остановился на пожилом мужчине-курмини, офицере Казначейства, обладавшем утомляющим обаянием. Он настоял на том, чтобы приготовить мне полноценный ужин и подать вина. Я сразу почувствовал, что он пытается заменить кого-то потерянного, и согласился сыграть в его игру. Он плакал во сне посреди ночи. У меня не хватило духу сказать ему об этом утром.

Тем временем остальная часть Ярроудейла продолжала спокойно заниматься своими делами, забыв о краже и убийстве, как будто это была дружеская ссора. Корабли сновали вверх и вниз по каналам; торговцы приходили в банк Казначейства и уходили из него; в заливе вздымался и покрывался рябью Саван; я бродил по многочисленным грязным дорогам, размышляя, не окажется ли это моим первым расследованием, которое мы с Аной никогда не закончим.

УТРОМ ПЯТОГО ДНЯ нудной работы я обнаружил, что офицер, с которым я планировал побеседовать, — сороковой из списка, — недавно был прикомандирован к делегации префекто Кардаса, чтобы заменить погибшего Суджедо. Как мне сказали, это означало, что, если я захочу поговорить с этим офицером, мне придется разыскать Кардаса и его маленькую группу бормочущих цифры читателей.

— Но сегодня они на западе, — осторожно заметила клерк Казначейства. — Беседуют с официальными лицами королевского двора.

— Что вы имеете в виду, говоря о западе? — спросил я. — Вы можете сказать мне что-нибудь более конкретное, чем направление?

Она достала карту и указала на здание к западу от Старого города, расположенное высоко на холмах над городом. Вздохнув, я двинулся в путь.

Я заплатил несколько талинтов, чтобы нанять лошадь для этой поездки, и это оказалось мудрым выбором: к середине утра заморосил мелкий дождик, делая тропинки скользкими и ненадежными, но моя лошадь держалась уверенно. Пока мы ехали, передо мной открывался пейзаж: за каждым холмом, казалось, скрывался другой, каждый из которых был выше первого, и, когда над нами лил дождь, пейзаж оживлялся струящимися ручьями и журчащими водопадами.

Затем дождь прекратился, и клок низких облаков поднялся, словно вуаль, открывая взору строение, приютившееся на западных вершинах: белокаменную цитадель, сияющую в неверных лучах солнечного света. Высокий город Ярроу, оценил я. Это было почти небесное зрелище в этом странном, диком месте. Затем налетел еще один пучок облаков, и видение пропало.

Наконец, я прибыл к месту своего назначения, которое оказалось не таким приятным, как дом или особняк, но, скорее, грубым лесным фортом с парапетами, сделанными из стволов деревьев, и высоким каменным бастионом, расположенным за стенами. По стенам бродили солдаты, высокие, в железных кольчугах со сверкающими эполетами и высокими шлемами с тиснением. Значит, это солдаты Ярроу, а не Империи.

Я оглянулся на дорогу позади себя. Кто вообще правит этой землей? спросил я себя. Нахожусь ли я на самом деле в Империи?

Я с опаской подъехал к форту и расслабился только тогда, когда заметил экипажи имперского Казначейства, стоящие перед шаткими деревянными воротами. Рядом с ними стояли еще три экипажа, огромные, из темного дерева, искусно раскрашенные в зеленый и золотой цвета. Я предположил, что они принадлежали двору короля Ярроу, хотя и были не так хороши, как я представлял себе королевские экипажи.

Казалось неразумным просто подойти, постучать в ворота и потребовать, чтобы меня впустили, поскольку это могло не только побеспокоить охрану на стенах, но и прервать любые переговоры, которые Кардас вел внутри. Вместо этого я привязал свою лошадь рядом с лошадьми, запряженными в казначейский экипаж, спешился и прислонился к экипажу, чтобы подождать.

На мгновение мне показалось благословением находиться в этом тихом, пропитанном влагой лесу. Затем я услышал шум, мягкий и дрожащий.

Я склонил голову набок, прислушиваясь, и услышал это снова.

Это был плач. Кто-то плакал неподалеку.

Нет, не так: это был не один человек, а много.

Я стоял, не сводя глаз с огромных экипажей Ярроу. Я взглянул на стены форта и не увидел солдат, смотревших в мою сторону. Я тихо подошел к ближайшему экипажу Ярроу.

В задней части экипажа были две большие распашные двери, но они были надежно заперты на цепочку, а сверху виднелась широкая щель — окно. Бросив еще один осторожный взгляд на парапет, я ухватился за угол экипажа, подтянулся и заглянул внутрь.

Там находилось около дюжины человек, сидевших на полу и закованных в железные цепи. Их кожа была бледной и грязной, запястья в кандалах — тонкими, щеки ввалились. Они представляли собой жалкое зрелище и настороженно смотрели на меня.

У всех были ярко-зеленые глаза жителей Ярроу, у всех. Несколько мужчин, но в основном женщины и девочки, причем очень юные.

Я спросил:

— Кто вы?

Они ничего не ответили. Значит они не понимают имперского стандартного.

Мои глаза затрепетали, когда я попытался вспомнить обрывки пифийского, которые я слышал на улицах Ярроудейла. Некоторые испуганно зашептались при виде этого зрелища.

— Ты кауна хай? — спросил я.

Они обменялись взглядами. Затем одна девушка прошептала:

— Асим джиака гэ хам.

Я нахмурился. Сам я, конечно, не знал пифийского, так что это мне мало помогло.

Затем раздался голос:

— Тусим хо! Стой, ты! Чем ты там занимаешься?

Я посмотрел направо, вдоль деревянной стены парапета, и увидел мужчину, который направлялся ко мне. Он был невысокий и широкоплечий, крепко сложенный, с зелеными пифийскими глазами и огромной бородой, которая была зеленой у корней. На нем была простая кожаная куртка, меховая накидка, высокие сапоги для верховой езды и черная цилиндрическая шапка. Самым любопытным, однако, было его лицо, потому что весь лоб был покрыт темными пятнами цвета грозового индиго, что делало его тяжелый, свинцовый взгляд еще более пугающим.

— Кто ты? — властно спросил мужчина. — Что ты здесь делаешь?

Я отошел от экипажа и изучал его, пока он приближался. В его походке было что-то такое, что говорило о знакомстве с битвами: что-то в повороте его бедер, в легких движениях его рук. Хотя у него не было оружия, он приблизился ко мне со всей храбростью человека, полностью готового вступить в бой.

Я снова взглянул на стены и увидел, что некоторые из собравшихся солдат вооружены луками. Этому мужчине, вероятно, не нужен был меч, чтобы чувствовать себя уверенно.

— Я сигнум Диниос Кол из Юдекса, — сказал я ему. — Я здесь, чтобы встретиться с префекто Кардасом.

— Неужели? — рявкнул мужчина с фиолетовым лицом, подходя ближе. — Там ты его не найдешь. Отойди на некоторое расстояние от экипажа. Отойди назад.

Я не двинулся с места.

— Я услышал плач, сэр, — холодно сказал я. — Я подумал, что было бы разумно посмотреть.

Он поднял голову и посмотрел на меня свысока.

— Это не твое дело. Отойди.

Я колебался достаточно долго, чтобы побеспокоить его, затем сделал маленький шаг назад.

— Почему вы приковали этих людей, сэр?

— Ты задаешь неуместные вопросы.

— Я задаю очевидные вопросы, сэр. Кто они?

Он прищурил свои глаза цвета индиго, глядя на меня.

— Хм. Синий. Я никогда не видел синих.

— Что?

— Я видел красных имперцев, — продолжил он. — И несколько черных. И белых, слишком часто. Но никогда синих. Ты говоришь, что ты Юдекс? Это… имперские фанси вала? Палачи?

— Я не палач, — сухо сказал я. — Я занимаюсь вопросами правосудия.

— А-а. Как и я. Это беглецы. Они нарушили клятвы, данные своим лордам, и бежали от своих клятвенных обещаний. Теперь я возвращаю их на их законные места.

— Это одобрено имперскими властями, сэр? Они знают, чем вы здесь занимаетесь?

Он позволил наступить короткому, ледяному молчанию.

— Я не нуждаюсь в их одобрении. Потому что мы не в Империи. Ты стоишь на земле Ярроу. Ты прошел много лиг. Разве ты не знал?

Я оглядел его, и мне все меньше и меньше нравилось то, что я видел.

— Могу ли я узнать ваше имя, сэр?

Он задумался.

— Нет.

— Вы не дадите мне свое имя?

— Я не даю имперцам того, что не обязан. И не обязан давать тебе хоть что-нибудь, мальчик.

Еще один напряженный момент. Его взгляд скользнул вниз, к мечу, висевшему у меня на боку, затем снова к моим глазам. В его взгляде была жадность, как будто он хотел, чтобы я вытащил оружие, жаждал схватки, хотя сам был безоружен. Странно, подумал я.

Затем слева от меня раздался скрип и треск, и шаткие ворота крепости открылись. Мы оба посмотрели, и из них вышел префекто Кардас, покусывая большой палец, как он часто делал, когда волновался. По бокам от него стояли многочисленные офицеры Казначейства, все они были взволнованы и подавлены. Только сигнум Гортхаус сохраняла стоическое выражение лица, хотя для запечатлителей это было обычным делом.

Кардас остановился, когда увидел меня. На его лице появилось странное, пристыженное выражение, как будто он почувствовал, что я поймал его на чем-то компрометирующем.

— Кол? — сказал он. — Что вы здесь делаете?

Я поклонился. «Я пришел, чтобы задать вопросы члену вашей делегации, сэр», — сказал я.

— Казалось, его больше интересовали мои экипажи, Кардас, — сказал мужчина с фиолетовым лицом. — Даже слишком.

— А-а, — медленно произнес Кардас. — Понимаю. Значит, вы двое уже успели узнать друг друга?

Я бросил взгляд на мужчину с фиолетовым лицом.

— Нет, сэр.

— Хорошо. Это Тайл Павитар. Он джари при дворе Ярроу — это должность сродни жреческой. Он часто участвует в моих переговорах.

— Вы человек веры, сэр? — язвительно спросил я этого Павитара.

— Я храню многие клятвы предков, — сказал широкоплечий мужчина. — Без них все потеряно. Правда? — Он ухмыльнулся, сверкнув зубами в бороде. Я чуть не поморщился, потому что его зубы были деформированы и обесцвечены: зрелище для меня совершенно необычное, поскольку в Империи у нас были кальциевые прививки, которые могли легко исправить любой зуб или кость.

— Да… — неуверенно сказал Кардас. — Что ж, Кол, мне жаль, что вы приехали сюда, потому что в данный момент мы не можем говорить с вами. — Он встал между Павитаром и мной, явно пытаясь разрядить наш конфликт. — Боюсь, нам придется перебраться в Верхний город, чтобы продолжить наши обсуждения, и мы должны поторопиться, поскольку чувствуем, что уже достигли определенного прогресса.

Павитар дернул бородой, как будто считал это маловероятным.

— Я буду рад связаться с вами, когда мы вернемся в Ярроудейл, — сказал Кардас. — И там мы сможем поговорить.

Я поклонился в ответ, мой гнев закипал под ухмылкой Павитара. И все же, когда я попрощался с ними и направился к своей лошади, из ворот вышло еще больше людей, и одна фигура особенно привлекла мое внимание.

Это был невысокий, бледный человек, худой и жилистый, одетый в прекрасную шелковую одежду яркого желто-зеленого цвета, с длинными прядями тщательно уложенных волос, которые ниспадали ему на шею. Его окружали солдаты, одетые в зеленое и такие же доспехи, как у тех, что были на стене, но их шлемы и эполеты были более изысканные, как будто сопровождать этого человека было особой обязанностью. Как и у Павитара, лицо этого нового человека было раскрашено, но краски у него были не фиолетовые, а зеленые: витиеватый узор вился по краям щек и собирался у рта.

Но больше всего меня поразили его глаза. Они сразу же остановились на мне и блеснули умом, хотя и очень холодным: он изучал меня так, словно был мясником, а я свиньей, и представлял, как будет разделывать мои внутренности, чтобы получить лучшие куски.

— Кардас, — произнес зеленолицый мужчина мягким и настороженным голосом. — Кто это?

— А-а, это имперский офицер, сэр, — сказал Кардас с нехарактерным для него беспокойством в голосе. — Послан сюда, чтобы расследовать смерть члена моей делегации. Он скоро уедет.

— Смерть члена вашей делегации? — повторил мужчина с зеленым лицом. — Вы имеете в виду того, с кем так жестоко поступили в каналах?

— Да, сэр.

Зеленолицый сделал шаг вперед, изучая меня.

— Вы проделали весь этот путь в одиночку?

— Да, сэр, — сказал я.

— Без охраны и сопровождения?

— Да, сэр, — озадаченно ответил я.

Зеленолицый не сводил с меня глаз. Он долго молчал. Я начал чувствовать себя несколько неловко.

— А кто бы вы могли быть, сэр? — наконец спросил я.

Кардас прочистил горло.

— Это сатрап Дандуо Дархи, Кол, — сказал он. — Управляющий двором Ярроу и главный советник короля.

Я оглянулся на зеленолицего человека, лицо которого оставалось непроницаемым. Тогда это объясняло беспокойство Кардаса: он, вероятно, не хотел, чтобы этот человек вернулся к королю Ярроу с новостями о том, что имперские офицеры Юдекса разгуливают по округе и затевают драки с их священниками. Возможно, именно поэтому он пытался так быстро отослать меня.

Я поклонился еще раз — на этот раз полным поклоном, так что мой лоб почти коснулся кончиков ботинок, — и сказал:

— Рад познакомиться с вами, сэр.

Зеленолицый Дархи попытался изобразить нечто похожее на улыбку, но улыбка получилась теплой, как камень в горном ручье; но я заметил, что, несмотря на всю его осанку, зубы у него тоже были деформированные и гнилые.

— Очень жаль, что человек, которому поручено столь ответственное задание, проделал такой долгий путь в одиночку, а затем был отправлен восвояси ни с чем! Поскольку мы желаем делегации Казначейства максимально возможной безопасности, которую мы можем предложить… да? Особенно после такой трагедии. Я полагаю, ты передал ему добрые пожелания, Павитар?

— Самые добрые, — проворчал Павитар.

— Я в этом не сомневаюсь. Но все же… Я очень рад оказать ему услугу в знак моего расположения. Не все могут так легко передвигаться по склонам нашего королевства. — Дархи сунул руку в карман и достал оттуда что-то блестящее и серебристое.

Павитар с отвращением покачал головой:

— Почему ты всегда устраиваешь такое шоу?

— Я делаю это, потому что я порядочный человек и вознаграждаю за достойный труд, — сказал Дархи. — А имперцу тяжело путешествовать так далеко в одиночку. — Он передал серебряную вещицу одному из своих солдат, который взял ее и затрусил ко мне.

— О, нет, сэр, — сказал я. — Нет необходимости предлагать мне какие-либо по…

— Сигнум Кол будет счастлив принять ваш подарок, сэр, — сказал Кардас и бросил на меня быстрый взгляд.

Я взял серебряную вещицу у солдата Ярроу. Это была монета, широкая, плоская и блестящая. Я поспешно убрал ее, чувствуя, что сейчас не время ее разглядывать.

— Если вы когда-нибудь будете в Верхнем городе, — сказал зеленолицый Дархи, — покажите это любому парню из Ярроу, которого встретите, и он назовет вас своим другом. Если он благородного происхождения, он обязан принести клятву и оказать вам услугу.

— Это высокий дар, — кисло сказал Павитар. — Чтобы заслужить его, нужны великие дела.

Я воспринял это замечание как намек на то, что я ничего подобного не делал, но поклонился и поблагодарил.

— Очень хорошо. Теперь идите своей дорогой, Кол, — нервно сказал мне Кардас. — Идите своей дорогой, пожалуйста.

Я вскочил на лошадь и поскакал обратно по грязной тропинке. Обернувшись раз или два, я вытащил монету из кармана, чтобы рассмотреть ее.

На монете был изображен грубый мужчина с мрачным лицом, бородой, заплетенной в косички, и узким ободком на лбу. Значит, это было не лицо императора, какое я привык видеть на талинтах; возможно, это был король Ярроу, чье лицо я не знал.

Я оглянулся на тропинку и увидел фигуру, стоящую на краю обрыва и наблюдающую за мной: Павитар с фиолетовым лицом, его меховая накидка развевалась на ветру. Он пристально посмотрел на меня, затем повернулся и пошел прочь.

Я БЫЛ В лиге от Старого города, когда услышал шелест листвы на краю тропы, а затем голос: «Вот и ты. Наконец-то. — Из листвы появилась Мало, ее малиновый капюшон был забрызган грязью, за спиной висел длинный лук. — Я искала тебя весь день, вынюхивая твой след, Кол. Почему я нашла тебя здесь? В конце этого пути нет ничего хорошего».

— Да, я видел, — сказала я. — Я пошел, чтобы попытаться поговорить с одним из людей Кардаса. Вместо этого я заметил кое-что очень странное.

Она замолчала. «Неужели? — осторожно спросила она. — Что это было?»

— Крепость или, возможно, тюрьма. И несколько раскрашенных мужчин, которые, по-видимому, служат при дворе Ярроу.

Мало застыла на месте.

— Я вижу… Пойдем. Пройдись со мной и расскажи, что ты видел.

Я спешился и повел свою лошадь в поводу, пока шел рядом с ней, описывая закованных в цепи людей, которых я нашел в карете, и мою стычку с фиолетоволицым Павитаром.

— А, — с горечью сказала Мало в конце рассказа. — Наукари.

— Что это? — спросил я.

— Эти люди наукари. Слуги по наследству. Древний Ярроу все еще процветает на западе отсюда, живя под властью короля. Тамошняя знать и старейшины унаследовали много старинных вещей. Они унаследовали земли от своих отцов и клятвы верности, которые их отцы давали королю… и они унаследовали людей. Наукари. Тех, кто обязан служить.

— В королевстве Ярроу существует рабство? — удивленно спросил я.

— Нет, потому что рабство означает рынки, цены и тому подобное. Люди на западе не занимаются такими абстрактными вещами. Они придерживаются старых обычаев — тот, кто рожден в семье слуги земли, также обязан служить этой земле всю свою жизнь.

— И из этого нет никакого выхода?

— Только если король, лорд или землевладелец решит, что ты больше не наукари. Но это редкость. Многие убегают. Некоторых, как ты видел, ловят и возвращают обратно. — Она довольно злобно сплюнула в сторону деревьев. — Человек с фиолетовым лицом, Павитар, — придворный джари. Как и сказал Кардас, он священник, но тот, кто обеспечивает соблюдение клятв и верности предкам — включая те, которые управляют наукари. Та крепость, которую ты видел, действительно служит тюрьмой, где держат слуг, пытавшихся бежать в Империю, прежде чем вернуть их на их земли.

Я на мгновение задумался над этой мрачной мыслью.

— Ты говоришь, они принадлежат двору короля… Но у них гнилые зубы, и это, должно быть, довольно болезненно. Почему они терпят такое?

Она расхохоталась.

— Двор Ярроу презирает все имперское, Кол! Они не приняли бы дары Империи даже ради спасения собственной жизни.

— Понимаю. А их раскрашенные лица?

— Это признак престижа. Определенные должности при дворе обозначены цветом. У нас похожая ситуация — у каждого иялета есть свой цвет. Хотя я не знаю этого Дархи. Он, должно быть, новичок. Покажи мне монету, которую он тебе подарил.

Я отдал монету ей, и она изучила ее своими дополненными глазами.

— Монета клятвы, — сказала она. — Подарена знатным человеком из Ярроу. Подарок судьбы! — Она снова рассмеялась, но смех был мрачным и жестоким. — Только представь, монета клятвы в руках имперца! Возможно, Древний Запад действительно изменился, потому что, похоже, этот Дархи действительно хочет оказать тебе услугу.

— Но почему? Я сделал только одно, чтобы заработать ее, — взобрался на лошади на чертов холм.

— Мое предположение? Я думаю, пока Павитар хочет запугать тебя, Дархи пытается купить. — Она ухмыльнулась и бросила мне монету. — Я уже говорила, что ты выглядишь дорого, Кол.

Я поймал монету в воздухе и пристально посмотрел на нее.

— А Кардас? Неужели он так равнодушно переносит издевательства над людьми Ярроу?

— Равнодушно? Нет. Но если ты хочешь жить в своем мире, пройди несколько недель в этом направлении. — Она указала на юго-запад. — Ты достаточно скоро найдешь Империю.

— Все это звучит… — сказал я, но затем придержал язык.

— По-варварски? — предложила она.

— Полагаю, не мое дело критиковать другую культуру, — сухо сказал я.

Это вызвало мрачный смешок.

— Правда? Я сама считаю эту практику отвратительной. Я рада, что она исчезнет через несколько лет, когда это королевство будет присоединено к Империи. Но до тех пор многие слуги убегают, рискуя при этом своей жизнью. — Она посмотрела на холмы. — Те, кого ты видел сегодня… Их ошибка была в том, что они не убежали достаточно далеко.

Я взглянул на Мало и увидел презрение на ее лице. Внезапно стало очень легко думать о ней как об одном из таких детей, ускользающем от требований земли, чтобы стать имперским апотом-стражем.

— И ты? — спросил я.

— Что я?

— Убежала достаточно далеко.

Она пристально посмотрела на меня.

— Я искала тебя сегодня, чтобы поговорить о делах. Ты хочешь это сделать или хочешь и дальше тратить день на то, что мы не в силах изменить?

— Хорошо. Ты нашла кого-нибудь, похожего на портрет самозванца?

— Это? Нет. Все это было дерьмово и ничего нам не дало. Но я нашла кое-что действительно очень ценное. Мы поговорили со всеми, кто работал на каналах, со всеми, кого смогли найти. Мы не услышали ничего интересного, пока не наткнулись на старого рыбака, который рассказал нам историю. Однажды, незадолго до десятого хайнала, этот рыбак сидел в камышах со своими сетями в поисках лакомого кусочка, когда поднял глаза… и увидел лодку, плывущую вниз по течению.

— И?..

— В этой лодке было пятеро мужчин. Четверо из них были очень грязные и одеты, как жители джунглей, — вооруженные, с луками в руках. Но пятый мужчина… он показался рыбаку очень странным. Потому что был одет во все белое, как казначей. И на голове у него был матерчатый мешок, как будто он не хотел, чтобы кто-нибудь видел его лицо.

Я нахмурился, размышляя над этим.

— Самозванец, одетый в форму Суджедо, до того, как ограбил банк?

— Мы подумали так же.

— Почему он спрятал лицо?

— Не знаю. Все это кажется безумием. Рыбак был глубоко в камышах, поэтому они его не заметили. Он наблюдал, как они направили свою лодку на северо-восток, сюда, в город. Мы нашли его, попросили показать нам на карте, где это находится, и он показал. И ты можешь в это поверить? Это место находится прямо на север от старого лагеря контрабандистов, на который мы сами совершали набеги много раз. Каждые несколько месяцев лагерь оживает. Мы подумали — а что, если он снова ожил?

Мои мысли понеслись вскачь, как будто я отхлебнул из перколятора апотов.

— А что, если Суджедо был схвачен и убит именно там, — тихо сказал я, — и что, если самозванец все еще там?

— Вот именно. Итак, у меня к тебе вопрос, Кол. — Улыбка Мало стала шире. — Ты когда-нибудь раньше участвовал в рейдах стражей?

— ЧТО? — ВЗВИЗГНУЛА АНА. — Ты хочешь прокатиться на какой-то чертовой лодке по какой-то проклятой богами реке?

Я стряхнул воду со своей соломенной конусообразной шляпы и снова прислонился к двери ее спальни.

— Я думаю, это будет определенно менее приятно, чем вы говорите, мэм, но в этом-то все и дело.

Ана что-то проворчала, затем обвела взглядом коллаж заявлений о краже — они висели почти на каждой поверхности в ее комнате.

— Сколько человек ты проверил из списка лиц, имевших доступ к этому сейфу?

— Тридцать девять.

— Тридцать девять из сорока трех?

Я заметил маленького черного жука, ползущего по полям моей шляпы, и стряхнул его.

— Да, мэм.

— И у них у всех было надежное алиби?

— Да. Я не нашел даже намека на что-либо полезное.

Она скорчила гримасу и снова заворчала.

— Мы ищем не в том проклятом месте. Но я, хоть убей, пока не могу понять, в каком именно надо искать. Я чувствую, что это близко, как пузырь в моем мозгу… что-то такое сказала Теленаи, но я не могу вспомнить, что. — Она схватила свои лиры — она довольно хитро соединила их проволокой с винтами — и начала наигрывать грустную мелодию. — Ну и черт с ним. Возможно, какое-нибудь грязное болото — лучшее место для поисков, чем этот город. Как долго тебя не будет?

— Два-три дня, мэм.

— Тогда можешь идти. Попроси апота-интенданта прислать мне еды, три ночных горшка и достаточное количество шариков квиридина, чтобы избавиться от вони. — Еще один меланхоличный аккорд. — Я дам тебе опорожнить их, когда ты вернешься. Обычно я бы попыталась сделать это сама, с завязанными глазами, но после того, как я выпустила пулю в любимую птичку той женщины, я взяла себе за правило избегать этого. Но, Дин… когда будешь выходить на улицу, будь осторожен, пожалуйста.

— Почему такое беспокойство? Я буду не один.

— Да, да. Только помни — этот человек настолько осторожен, что не оставляет после себя ни единого волоска. Я пока не могу разгадать его природу, но он может быть способен на гораздо худшие вещи, чем мы можем себе представить. — Она взяла последний скорбный аккорд. — Так что двигайся медленно и осторожно. И захвати свой меч. Можешь его использовать.

ГЛАВА 21

| | |

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ рано утром я пришел в прибрежные доки. Наша лодка была длинной и узкой, с высокими бронированными бортами и девятью морекипами, привязанными к носу. Маленькие рыхлые существа лениво покачивались в коричневой воде, пока лодка загружалась, и их полупрозрачные усики подергивались, когда они нюхали. Я присел на корточки на краю пирса и протянул руку к одному из них. Он вынырнул и обнюхал мои пальцы, глядя на меня своими большими, черными, проникновенными глазами, прежде чем понял, что у меня нет еды, и нырнул обратно.

— Не привязывайся слишком сильно, — сказал голос Мало.

Я обернулся и увидел, что она идет ко мне по пирсу с огромным рюкзаком за плечами.

— Если контрабандисты устроят на нас засаду, — сказала она, — они сначала убьют наших скакунов, а нас оставят плавать.

— И что мы будем делать, если это произойдет? — спросил я.

— Тогда мы будем грести, не переставая жаловаться. — Она бросила свой рюкзак к моим ногам и осмотрела мой, висящий у меня на плече. — Похоже, ты неплохо экипирован.

— Я не в первый раз в дикой местности, — сказал я. — По крайней мере, здесь будет меньше червей.

— Может быть, но других вредителей в изобилии. Многие из них люди, худший вид. — Вспышка улыбки. — Пойдем. У меня есть вещи, которые надо загрузить.

Я помогал загружать лодку, и, пока я это делал, она представила меня остальным членам своей команды: девяти стражам, зеленоглазым пифийцам, у которых были улучшены обоняние, зрение и слух; все мужчины носили дикие бороды. Мало кто из них говорил на имперском стандартном; вместо этого они бормотали что-то по-пифийски Мало, чтобы она перевела мне. Один страж уставился на меня, когда его представляли, и сказал только: «Угаса кави киум ливахпам?»

Остальные пифийцы рассмеялись. Мало бросила на него сердитый взгляд, но не стала делать выговор.

— Что это было? — спросил я ее.

Она поколебалась и сказала:

— Он спросил: «Почему мы берем с собой в рейд большого печального поэта?» Не слушай его. Он идиот, который подтирает задницу той же рукой, которой ест хлеб.

Я предположил, что это пифийская пословица, но все же взял на заметку не принимать от него еду. «По крайней мере, у меня будет возможность побольше узнать о жителях Ярроу», — сказал я.

Она оглядела меня с ног до головы, словно пытаясь уловить во мне намек на шутку.

— Это не Ярроу. Это стражи. Люди, которые целыми днями сидят на болоте, ожидая возможности подстрелить контрабандистов. Я бы не стала считать их примером народа Ярроу, как не стала бы считать бешеную собаку обычным домашним животным.

Вместе с нами ехал невысокий курмини по имени Тангис, принцепс-медиккер с гладкими прямыми седыми волосами, которые он зачесывал за уши.

— Я тоже не знаю ни слова на их языке, — признался он мне. — Но мы обходимся стонами. Кроме того, не нужно много говорить, когда латаешь рану. Кровь говорит сама за себя.

И, все же, мое внимание привлекла последняя из прибывших стражей: высокая девушка Ярроу, которая прибежала по пирсу, сердито отмахиваясь рукой от насмешек коллег, которые, вроде как, ругались на ее опоздание. Она была примерно моего возраста, у нее была буйная грива каштановых волос и не менее дикие зеленые глаза.

Мы встретились взглядами, когда она приблизилась, и она замедлила шаг. Я сразу узнал ее: девушка, с которой я переспал в свою первую ночь в городе.

Она натянуто кивнула мне. Я вежливо кивнул в ответ, и она погрузила свою экипировку в лодку.

Я подумал, что это был мимолетный момент, но Мало сразу это заметила. Она бочком подошла ко мне, ткнулась плечом в мою руку и издала торжествующее «Ах!»

— Ах? — осторожно спросил я.

— Мне показалось, что я уловила в тебе знакомый запах.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Не трудись это отрицать! Но, черт возьми, я не могу поверить, что из всех моих стражей ты переспал с Сабударой! Я удивлена, что она не откусила от тебя кусочек.

Я почувствовал, что краснею.

— Ее зовут Сабудара?

Мало вытаращила глаза.

— Ты… ты даже этого не узнал, Кол? Клянусь порчей титана, что ты за человек? Какой-то тип фрикаткрысы, шныряющей по ночам? — Она ткнула пальцем мне в грудь. — Что бы у вас с ней ни было, оставь это здесь. Никакого траха во время рейда, договорились?

Я покраснел еще сильнее и забрался на борт.

МЫ ОТПЛЫЛИ СРАЗУ после рассвета, и морекипы потащили нас в коричневые волны каналов. Мы миновали открытые места вокруг Нового города и множество джонок и барж, плывущих по Великим каналам; затем, еще через несколько часов, мы вышли к узкому небольшому притоку, повернули и направились на юго-запад, в мерцающую завесу джунглей.

Вскоре вся цивилизация исчезла, и мы не видели ничего, кроме леса. Команда погрузилась в молчание, наблюдая за деревьями. Сабудара оглянулась на меня, затем полезла в свой рюкзак, вытащила грязный коричневый плащ и бросила его мне, сказав: «Тутим бапута вате аке бапута вилех хой».

Остальные пифийцы снова заулыбались или захихикали. Я посмотрела на Мало.

— Она сказала, что ты слишком большой и слишком синий, — сказала мне Мало. — И тебе следует прикрыться. — Она пожала плечами. — Сабудара права. Ты очень заметен. Если ты получишь стрелу в шею, это доставит мне массу хлопот.

Я сел в лодке пониже, накинул плащ на плечи и стал рассматривать деревья.

— Мы ищем что-то конкретное?

— Ты ничего не ищешь, — сказал Мало. — Потому что у тебя нет таких глаз, как у нас. Но джунгли здесь ненадежны, и по мере продвижения они будут становиться все менее надежными. Контрабандисты во многих отношениях похожи на призраков — но призраков, которые выпускают град стрел, прежде чем исчезнуть.

— Ты ожидаешь большого сражения?

— Сражения не в их характере, — сказала она. — Контрабандисты хотят остаться в живых, воровать и зарабатывать деньги, а не сражаться со стражами. Они убегут. Самое сложное — незаметно приблизиться. Так что веди себя тихо. — Она сунула руку в сумку, стоявшую на палубе, достала оттуда свернутый лист бумаги и бросила его мне. — И, конечно, высматривай этого парня.

Я развернул бумагу. На внутренней стороне был набросок мужского лица, сделанный зола-пером. Он выглядел худым и изможденным, с кудрявыми волосами, плотно прилегающими к голове, крючковатым носом и маленькими, близко посаженными глазами — довольно распространенные черты среди людей из Ратраса. Несмотря на то, что рисунок был грубым, в его глазах было что-то обиженное и угрюмое, как будто я оказал ему медвежью услугу, развернув листок бумаги и посмотрев на него.

— Это он? — спросил я.

— Так утверждает парень из банка, — сказала Мало. — Он не похож на преступника, верно? Но, возможно, к настоящему времени он уже изменил форму своей плоти. Кости он не сможет изменить самостоятельно, но вот толщину или худобу лица, или форму носа… это более податливо. Однако, запомни его хорошенько и дай мне знать, если заметишь среди деревьев!

ЧАСЫ ПРОХОДИЛИ ВО влажном оцепенении. Вскоре моя одежда промокла от пота, и я был вынужден раздеться до белой туники. Остальные стражи сделали то же самое, хотя мы с Сабударой старательно избегали смотреть друг на друга. Вокруг нас порхали крошечные насекомые, кусая нашу плоть, и стражи показали мне, как наносить на кожу темно-оранжевую пасту, которая слегка пахла лимоном. Я втер пасту в щеки, размышляя о том, что еще утром я был респектабельным офицером иялета, а сейчас уже такой же дикарь-в-джунглях, как Мало.

Когда наступила ночь, мы пришвартовали лодку у излучины реки, поближе к высокому утесу, который скрывал нас от посторонних глаз с юга и запада. Стражи принесли припасы для отдыха и еды, а затем мы принялись готовить себе ужин. Мы не рисковали использовать открытый огонь или свет, но ели холодные пайки в темноте, полагаясь на улучшенное зрение стражей, которое позволяло им различать тени и замечать любые угрозы.

— По мне, самая неприятная часть рейда, — пробормотал Тангис. — Не только из-за скудных порций, но и из-за того, что мне приходится ждать, пока кто-нибудь из вас не скажет мне, где отлить.

— Если ты хочешь, чтобы твой член проглотила притаившаяся черепаха, тогда не стесняйся мочиться, куда тебе заблагорассудится, — сказала Мало.

— Мэм, прошло так много времени с тех пор, как кто-нибудь глотал мой член, — парировал Тангис, — что, могет быть, я бы не отказался поцеловать жнеца в задницу.

Мало это так позабавило, что она перевела своим товарищам-стражам, которые стали восклицать и хрипло смеяться. При этом они издавали странные звуки: очевидно, они так усердно тренировались в качестве охотников, что даже знали, как не смеяться вслух.

Вскоре стражи принялись за игры, раскладывая фишки и кости и почти бесшумно перешептываясь в темноте. Было мало света, если не считать полоски луны над головой, и я лежал на краю палубы, и смотрел на нее; но после нескольких игр я заметил, что стражи наблюдают за мной и что-то бормочут друг другу, иногда ухмыляясь, иногда хмурясь.

— Что-то не так? — спросил я Мало.

— Нет, — ответила она.

— Ты уверена?

— Они… находят тебя любопытным, — неохотно объяснила она. — Сублимы никогда не участвуют в нашей работе. Если мы когда-нибудь и видим кого-нибудь из них, то только для того, чтобы получить приказ.

— Это обычное дело, — сказал я, потому что, хотя я проработал бок о бок с сублимами почти всю свою карьеру, я знал, что мы все еще были редкостью для многих в иялетах.

— Да, но особенно для нас, стражей. Мы остаемся в каналах и джунглях, вдали от того места, где принимаются решения. Они определенно не видели сублима, который так много путешествовал.

— Я много путешествовал только в том случае, если считать места, которые никто не хотел бы увидеть.

Мало перевела это своим стражам и была встречена другим вопросом. «Тогда где же ты был, в Империи?» — спросила она меня.

— Я служил в Даретане, Талагрее, Сапирдаде, Логирстаде и Габирге.

Мало, выглядя удивленной, перевела мои слова и была встречена еще большим удивлением.

— Вы были в Талагрее? — тихо спросил Тангис. — Гребаный ад…

Другой страж задал вопрос. И снова Мало перевела:

— Ты видел там морские стены? Как ты думаешь, они устоят?

— Я… видел, — запинаясь, сказал я. — Грандиозные сооружения. И они устоят, если найдутся хорошие люди, которые будут поддерживать их, — добавил я. — И… я думаю, они есть. Когда я уезжал, там осталось несколько достойных людей.

Мало перевела это. В ответ многие закивали, как будто все увидели мудрость в моих неуклюжих словах. Мне стало интересно, переводила ли она на самом деле то, что я говорил.

Еще один вопрос, на этот раз от Сабудары. Я заметил, что все стражи наклонились, чтобы посмотреть на меня, ухмыляясь. И снова Мало перевела, тоже улыбаясь:

— Ты когда-нибудь встречался с императором?

Я ухмыльнулся.

— Боюсь, что нет.

Сабудара задала другой вопрос, и снова Мало перевела:

— Знаешь ли ты, действительно ли ему тысяча лет? И действительно ли он бог?

Я замолчал, смущенный тем, что говорю от имени императора.

— Почему она спрашивает об этом?

— В основном, издевается над тобой, — пожал плечами Мало. — Но это не Империя. Они выросли с королем, живущим в белом городе над ними, но они знают, что он очень старый и слабый. Император — совсем другое дело. Истории витают вокруг него, как дымка над горами. И ты путешествовал больше всего из тех, с которым мы когда-либо проводили много времени. Так что… — Она жестоко ухмыльнулась. — …он что, бог?

— Ну… нет. Ему более четырехсот лет, и он поддерживается с помощью неизвестных мне искусств. И он не бог, а ханум. Единственный ныне живущий ханум — последний из первой имперской расы, первого измененного народа. Он теперь вообще не выходит из своего Святилища. Некоторые даже не верят, что он на самом деле жив.

Мало, раздраженная тем, что ему все еще приходится выступать в роли переводчика, перевела и это на пифийский. Затем она вздохнула, когда прозвучал еще один вопрос, и посмотрела на мужчину, который задал его. «Теперь они хотят знать, действительно ли старые ханум существовали», — сказала она.

— Существовали? — удивился я.

— Многие думают, что они выдуманы, — сказала она, снова пожимая плечами. — Истории о какой-то мудрой, блестящей расе, которая исчезла? Это похоже на сказки о призраках.

Я посмотрел на Тангиса в поисках поддержки, но он криво улыбнулся и покачал головой — Я не буду принимать в этом участия.

— Ну… первоначальные ханум существовали, — неохотно сказал я. — И они не исчезли. Скорее, первые имперцы менялись сами, пока не стали чем-то нечеловеческим и не превратились в ничто.

Мало перевела это. Ее слова были встречены непонимающими взглядами.

— Они ни хрена не понимают, — решительно заявила она мне. — И никто не смог бы. Скажи больше.

— Ну, они… они стали умнее, сильнее и мудрее любого человека, — сказал я. — Настолько умны, что стали почти непостижимыми. Но они также стали похожи на мулов — другой вид, неспособный к размножению с кем бы то ни было. Они не могли размножаться, поэтому вымерли. Император — последний из них. Мы, сублимы, их слабое подобие. Мы можем сделать только часть того, что могли бы сделать они, часть того, на что был способен их разум.

Мало перевела этот пространный ответ. Теперь стражи начали препираться, Сабудара что-то возмущенно говорила. Она развела руки на расстоянии примерно шести малых спанов друг от друга, как будто измеряя что-то невидимое. Я начал испытывать унизительный страх.

— Э-э, — сказал я. — Что они сейчас обсуждают?

— Возможно, это проблема с переводом… — сказала Мало. — Слово «мул» в пифийском означает то же, что и «мерин». Сейчас они обсуждают, полноценный ли ты человек. — Она кивнула на Сабудару. — Некоторые свидетельствуют в твою пользу.

Тангис, который пил воду из маленького кувшина, разразился бурным приступом кашля.

— Я полноценный мужчина, — сказал я, уязвленный. — И все функционирует нормально. Но у меня не рождаются дети.

Мало снова перевела. Все стражи замолчали. Женщины казались наиболее заинтригованными и оценивающе изучали меня, включая Сабудару, которая, как я понял, была готова предоставить все судьбе, когда переспала со мной. Мужчины, однако, бросали на меня встревоженные и обиженные взгляды.

— Я, э-э, не уверен, нравится ли мне быть объектом любопытства, — сказал я Мало.

— Я знаю, что мне не нравится выступать в роли посредника в этом деле! — огрызнулась она. — Порча титана! Приведите им хотя бы одного человека из Юдекса, и они все становятся гребаными детьми!

Она выпалила что-то по-пифийски своим стражам, и женщины насмешливо закивали — Да, да, мы знаем. Затем она повернулась ко мне.

— Я сказала им то же, что и тебе: никакого траха во время рейда. Если один из них попытается на тебя взобраться, спихни этого идиота в воду. Хорошо?

Я отошел от стражей, сунул в рот трубку и откинулся на палубу лодки, наблюдая за звездами сквозь дрожащий полог.

ГЛАВА 22

| | |

МЕНЯ РАЗБУДИЛ НЕ рассвет, а топот множества ног и громкий шепот. Я приоткрыл глаза, гадая, не снится ли мне это, и увидел, как стражи обходят меня, чтобы посмотреть на реку за краем уступа.

Я сел. Я едва мог разглядеть фигуру Тангиса, сидящего на палубе напротив меня. Я прошептал:

— Что происходит?

— Стражи говорят, что чувствуют в воде запах чего-то мертвого, — тихо сказал Тангис. — Что-то плывет к нам по течению. Их носы говорят, что это человек. Они пока не могут его разглядеть. Но он близко.

Я поднялся на ноги, вглядываясь в деревья вокруг. Мне показалось, что я различаю полосы розового света, пробивающиеся сквозь листву, что говорило о приближении рассвета. Я шипел имя Мало группе стражей на носу лодки, пока она, наконец, не повернулась ко мне.

— Что? — спросила Мало.

— Тангис говорит, что ваши люди чуют труп.

— Да, Хусабу и Сабудара. У них самые чуткие носы. Но он еще не здесь, хотя и приближается. — Она понюхала воздух. — А… Кажется, я уже поняла. Примерно в полулиге вверх по течению. Интересно, почему ни один мусорщик до сих пор не забрал его… — Она снова принюхалась. — И все же пахнет… странно.

Я вызвал карту в память:

— Это… ниже по течению от того места, где находится лагерь, да? Тот самый, на который мы хотим совершить набег сегодня?

— Так и есть. Но трупы в воде возле лагеря — не редкость. Возможно, это наш самозванец. Возможно, этот ублюдок кому-то надоел, как и мне.

Я присоединился к ней на носу лодки, ожидая. Свет рассвета медленно пробивался сквозь деревья, и вскоре я смог разглядеть дальний берег. И тут оно появилось.

Тело плыло лицом вниз, руки по бокам, ноги были опущены в воду так низко, что терялись в илистой дымке. Тело еще не раздулось, и мы не заметили на нем никаких повреждений, когда оно приблизилось к нам. Один из хранителей вытащил копье из своего арсенала, протянул его и зацепил тело. Затем он подвел его вплотную и перевернул.

В тот же миг стражи с криками отпрянули, потому что с обратной стороны тело на самом деле вовсе не было телом.

От груди до тазовой кости, обнаженный торс, казалось, состоял из переплетения серебристых тонких скелетов, похожих на кости многих рыб, но было трудно сказать, где заканчивалось тело мужчины и начинался этот переплетенный шторм блестящих рыбьих костей. Они как будто вырастали из его плоти или из таза и грудной клетки, как стайка пескарей, выпрыгивающих из его живота, а у некоторых скелетов были глаза — маленькие, деформированные и глядящие.

Но хуже всего был его череп, на котором больше не было лица. Вместо глаз, щек и носа у него были темные клубни с крошечными бледными корешками. Они, по-видимому, вырвались из его головы с такой силой, что вывихнули челюстную кость, которая свисала с черепа на сухожилиях, и из нее тоже проросли крошечные темные клубеньки, некоторые из которых сместили ему зубы.

Мало что-то прошипел стражу с копьем, и тот отпустил тело, а затем бросил копье вслед за ним. Я наблюдал, как тело уплывало прочь, и понюхал свои флаконы, тщательно запоминая зрелище, которое я только что увидел, каким бы ужасным оно ни было. Стражи принялись шепотом задавать вопросы, пока Мало не повернулась ко мне.

— Кол, — прошептала она. — Что, черт возьми, это было? Ты видел что-нибудь подобное раньше?

Я попытался успокоить свое сердце и обдумал это. В голове уже всплыла идея, но я старался не обращать на нее внимания, потому что она казалась слишком безумной, чтобы высказывать ее вслух. Я не стану говорить таких вещей, решил я, пока нет.

— Такого я не видел, но… я сталкивался с подобными вещами, — осторожно сказал я. — Похоже на серьезную инфекцию. Что-то ужасно изменило этого человека. — Я посмотрел на Тангиса. — Верно, принцепс?

Он кивнул, губы на его смуглом лице побелели.

— Д-да… Я читал о таких вещах в книгах, но… Я никогда не видел ничего подобного ни в Ярроу, ни где-либо еще в Пифии. — Он сглотнул и обратился к Мало: — Нам придется принять меры предосторожности, мэм. Хотя я понятия не имею, что с ним случилось, мы плывем в том же направлении, да?

— Конечно, — пробормотала Мало. Она подошла к одной из коробок в лодке и открыла ее. Внутри было две дюжины защитных шлемов, и она начала раздавать их. — Ты носил такой? — спросила она меня.

— В Талагрее, недолго.

— Выпей как можно больше воды, потому что я не могу сказать, когда у тебя будет следующий шанс, а потом надень его. В жару шлем трудно носить, и мои люди будут любить его еще меньше, потому что он будет раздражать наши носы, глаза и уши гораздо больше, чем твои. И все же мы должны. Я не хочу, чтобы мы были уязвимы перед тем, что так изменило того человеком.

Я сделал большой глоток воды, надел шлем на лицо и закрепил его ремнями. Мир вокруг меня мгновенно превратился в темную и пахнущую едким запахом клеенку. Я отрегулировал шлем так, чтобы мои глаза оказались на одном уровне со стеклянными окулярами, и мир превратился в размытую, зеркальную версию самого себя.

Я посмотрел вверх по реке через окуляры. «Я готов, если вы готовы», — тихо сказал я.

Мало глухо рассмеялась:

— Насколько вообще можно быть готовым к такой задаче?

ПУТЕШЕСТВИЕ ВВЕРХ ПО течению было напряженным и молчаливым, все веселье прошлого вечера стерлось из нашей памяти. Стражи казались особенно взволнованными. Я предположил, что защитные шлемы настолько сильно нарушили их чувства, что они были очень обеспокоены.

— Мы приближаемся к лагерю, — пробормотала Мало. — К оружию.

Она и стражи начали натягивать тетивы на свои луки и готовить пращи. У стражей были не обычные луки, а необычно толстые и длинные. Я впервые заметил, что у многих стражей одна рука шире и мускулистее другой; у некоторых локти, кисти и предплечья имели фиолетовый оттенок, как будто они были привиты для усиления.

Мы шли вдоль речки, огибая один длинный изгиб. Затем Сабудара вытянула палец, указывая вперед, и прошептала одно слово: «Юте!»

— Она что-то увидела, — тихо сказала Мало. Она натянула поводья, замедляя морекипов, и подошла к Сабударе. Они встали рядом и стали вглядываться в деревья. Сабудара указала на какую-то отдаленную часть крон, я приложил подзорную трубу к стеклянному колпаку своего шлема и прищурился.

В конце концов я нашел это: силуэт человека, скорчившегося на подставке на вершине дерева. Утреннее солнце светило ему прямо в спину, так что я мог разглядеть только плечи и голову, но он смотрел на реку в нашу сторону. Он не двигался, а сидел неподвижно, как каменный.

Мало, Сабудара и еще один страж опустились на колени за одной из бронированных стенок лодки, перешептываясь. Затем Мало сорвала с себя плащ, оторвала несколько волокон и бросила их, оценивая направление ветра. Она что-то прошептала; затем все трое стражей в унисон прицелились, натянули тетивы и выстрелили, их тетивы заскрипели и защелкали, когда снаряды взлетели в воздух.

Все три стрелы полетели прямо и метко — невероятные выстрелы, настолько точные, что я был поражен, — и трижды пронзили фигуру на дереве. Однако фигура не вскрикнула и не пошатнулась. Она сидела неподвижно и молча, как будто была совершенно довольна тем, что ее пронзили три раза подряд.

Стражи нахмурились, сбитые с толку. Мало подождала мгновение, изучая фигуру, прежде чем снова натянуть поводья морекипов. Она подтолкнула животных к берегу и жестом что-то приказала своим людям. Один из стражей выскочил из лодки, юркнул в кусты на берегу и быстро, как белка, вскарабкался на дерево.

Мы наблюдали, как он добрался до подставки и исчез в ветвях. Затем мы услышали ворчание и скрип наверху, и что-то большое и темное упало в воду перед нами.

Один из стражей зацепил существо копьем и втащил его на борт. Несколько стражей ахнули от удивления. Оно походило на статую человека, сидящего на корточках, но было сплетено из плотно переплетенных виноградных лоз, все они были плотно сомкнуты и то тут, то там цвели розовыми чашечками. Оно было пронзено тремя стрелами, две из которых попали в его плетеную грудь, а одна — в шею. Фигура показалась мне поразительно похожей на живую: в наклоне ее головы было что-то такое, словно человек-лоза только что услышал нечто поразительное.

— Странно, — тихо произнесла Мало. — Возможно, это уловка, чтобы отпугнуть незваных гостей?

Я заметил что-то мерцающее в глубине виноградных лоз. Я присел на корточки, вытащил нож и стал разрезать лозы, пока не освободил предмет.

Пряжка для ремня, сделанная из латуни. Но это была не просто пряжка, а часть ремня, как будто виноградные лозы обвились вокруг него и разорвали кожу на куски.

Мы все уставились на пряжку. Затем я разрезал лоза-человека, как охотник, разделывающий животное в полевых условиях.

Я нашел в лоза-человеке несколько талинтов, пять пуговиц — и много костей. Реберные кости, две бедренные кости, несколько позвонков. Но гораздо больше всего меня беспокоило то, где я их нашел, потому что я обнаружил все эти предметы в тех местах, где мог бы найти их у себя: пуговицы на рубашке, ребра на боку фигуры, бедренная кость на бедре.

— Кол, — тихо произнесла Мало. — Что это за штука? Тотем?

— Нет… Думаю, я знаю, что это такое, — сказал я. — А также то, что случилось с человеком в воде.

— Тогда что это за чертовщина?

В моей памяти всплыли несколько слов: Чистейшая кровь титана, или кудайдин кани, как ее правильно называют, обладает способностью к сильным метаморфозам. Когда она соприкасается со значительной концентрацией живых тканей, она смешивается с ними, образуя странные комбинации. Плоть становится как лист, лист — как кость, и так далее. Все деформируется.

— Я думаю это… это кровь титана, — сказал я. — Вот что сделало такое с ним. Когда-то это был человек, но теперь его больше нет.

— Клянусь всеми дьяволами ада, — пробормотал Тангис. — Вы думаете…

— Д-да, — сказала потрясенная Мало. — Понимаю. Человек в реке — у него из черепа росли клубни, похожие на корень хины, который я жую. И все же… само его лицо превратилось в них.

— А теперь этот человек, спрятавшийся в листве, — сказал я. — Но он превратился в куст, как будто его смешали, исказили или перепутали с окружающим миром.

— Такие существа были замечены в Саване, — тихо сказала Мало. — Но… почему мы нашли их здесь?

Крик с берега: страж, который забрался на дерево, появился из кустов и махнул нам рукой. Он что-то крикнул Мало, его голос был высоким и испуганным, он не боялся, что его услышат.

Я увидел, как зеленые глаза Мало расширились, а стеклянные колбы ее шлема затуманились от горячего дыхания.

— Что это? — спросил я.

— Он сказал, что есть другие, — сказала она. — Больше растительных людей, стоящих в джунглях. И… что-то еще. Что-то, что он увидел с подставки. — Она натянула поводья, пока лодка не приблизилась к берегу. — Заросли растений, такие густые, что он не мог ничего разглядеть сквозь них. — Она закинула лук за спину и туго застегнула колчан со стрелами. — Очень странно — и как раз там, где должен был быть лагерь.

МЫ ПРИШВАРТОВАЛИ НАШУ лодку, оставив двух стражей охранять ее, и соскользнули на берег, петляя по узкой тропинке в джунглях. Темные деревья стояли близко друг к другу, и после того, что мы увидели — и с нашими защитными шлемами на головах — лес казался каким-то потусторонним.

Мы обнаружили, что страж был прав: на тропинках в джунглях стояли три человекоподобные статуи, сделанные из виноградных лоз, папоротников, травы и даже грибов. Однако они не были скорчены, как первый: скорее, они казались застывшими на полпути, одной ногой упираясь в землю. Было похоже, что они убегали от чего-то по тропинке — в том самом направлении, в котором мы сейчас двигались.

Через несколько поворотов я обнаружил, что Мало и другие стражи остановились впереди, потому что путь им преграждала огромная, толстая стена из переплетенных ветвей деревьев и виноградных лоз, на которых красовалось множество странных цветов. Стражи пытались пробить стену своими короткими мечами, но почти не продвинулись вперед.

— Здесь тропа заканчивается, — сказала мне Мало. — Нам понадобятся топоры, чтобы пройти дальше.

Я изучил странные цветы на стене из виноградных лоз. Они казались безумной смесью цветов: розовые трубочки, паучьи крестообразные соцветия и изящные голубые чашечки, разбросанные среди темных листьев.

— Я уже видел такие цветы раньше, — тихо сказал я. — На Равнинах пути, перед Талагреем. Там, где в былые времена пали левиафаны. — Я дотронулся большим пальцем до одной из синих чашечек. — Мало… Как обычно действует эта кровь?

Она вздрогнула.

— Кровь титана воздействует практически на любое пористое органическое вещество. Если она попадает на твою кожу, или если ты вдыхаешь ее, или если она попадает на листья, или впитывается в землю, чтобы быть поглощенным корнями растений, то она очень быстро начинает что-то менять, часто непредсказуемым образом. Вот почему мы пользуемся стеклом, металлом и водорослевым маслом, когда находимся рядом с ней, потому что она не влияет на такие материалы. Но о том, на что она способна, известно очень мало. Немногие становятся свидетелями деформации и выживают.

Я посмотрел на стену деревьев перед нами.

— И мы не видели и не слышали каких-либо контрабандистах поблизости? Совсем никаких признаков?

— Из-за шлемов это сложно, но я ничего не слышала, — сказала она. — Я думаю, мы здесь одни. Чего не должно быть…

Я долго молча стоял и думал.

— Если это кровь титана, — тихо сказал я, — то почему мы все еще живы? Не должна ли она уже подействовать на нас? Ведь одних шлемов может быть недостаточно. Нам понадобятся целые скафандры, чтобы защитить себя.

— Я… не знаю, — сказала Мало после долгого молчания. — Я ничего не могу понять.

Я схватился за рукоять своего меча и сказал:

— Отойдите.

— Ты думаешь, что сможешь прорваться? — спросила она.

Мои глаза затрепетали, и память вернулась к моим мышцам. Я повернул рукоять своего меча, извлекая его из механических ножен, и мой мерцающий зеленый клинок оказался на свободе.

— Что это за меч, черт меня побери? — спросил Тангис.

Я повернулся и стал рубить стену растительности. Зеленое лезвие прорезало ветви, как обычную траву, и вскоре я проделал узкий проход в лозах и ветвях; однако стена оказалась толще, чем я думал, и я был вынужден продолжать.

— Следуйте за мной, — сказал я Мало. — Но держитесь подальше от моего клинка.

Они так и сделали, двигаясь гуськом за мной, пока я прокладывал себе путь, расчищая темную тропинку кусочек за кусочком и выдирая спутанные ветки, чтобы расчистить путь.

Наконец заросли ежевики закончились, но я не увидел дневного света, просачивающегося сквозь проделанную мной щель, а лишь неясное, дрожащее свечение.

Я протиснулся сквозь остатки стены и, пошатываясь, вышел на глубоко затененную поляну. Я прищурился, вглядываясь в тени вокруг.

И тут я застыл.

— Кол? — прошептала Мало у меня за спиной. — Почему ты медлишь? Продолжай идти!

Я очень долго стоял неподвижно, борясь с открывшимся передо мной зрелищем, слова застряли у меня в горле.

— Кол? — спросила Мало.

Не зная, что еще сделать, я, спотыкаясь, шагнул вперед и позволил ей и остальным войти и посмотреть, что нас ждет. Мой разум был настолько переполнен недоумением и ужасом, что я едва улавливал их вздохи и крики, хотя мне самому хотелось кричать; на самом деле, я хотел кричать до тех пор, пока мои легкие не разорвутся.

ГЛАВА 23

| | |

Это был лагерь, когда-то. Это было очевидно по кольцам изодранных палаток, разбросанным тут и там кострищам и ветхой смотровой башне на западной стороне, с вершины которой свисал колчан со стрелами.

И все же все было изменено, от травинок до стволов деревьев по краям. Казалось, что вся жизнь в этом месте мгновенно превратилась во что-то иное: я увидел деревья с листьями, похожими на языки, сморщенными, розовыми и мокрыми; палатки, ткань которых, казалось, превращалась в пыльные крылья мотылька; кострища, из которых росли спиральные каирны из цветущих жиров и костей; травы и сорняки, побеги которых были придавлены не цветами, а странными пучками уродливых человеческих зубов или мясистыми мочками, похожими на уши; дряблый ствол дерева, его кора, похожая на мякоть и покрытая пятнами, поросла густыми прядями вьющихся темных волос; но хуже всего были люди.

И они явно когда-то были людьми. Это можно было определить по очертаниям: у каждого была голова и руки, и руки всегда были подняты, словно защищаясь от удара; однако тела каким-то образом изменились, превратившись в дикие вихри рыбьих костей, или в связки искореженной кожи, или в кипящие, похожие на паутину облака тончайших нитей; на их блестящих головах висели ряды зубов.

Я в ужасе огляделся по сторонам. Внутри купола растительности было темно, но кое-где сквозь него пробивались лучи мутного янтарного солнечного света, колеблемые ветром и иногда высвечивающие какой-нибудь новый ужас по краям тени или создающие у тех, кто был рядом со мной, иллюзию движения. Казалось, что этот маленький, окруженный листьями пузырь мира окончательно сошел с ума.

— Клянусь адом, — сказала Мало. — Клянусь адом…

— Я… я уверен, что меня стошнит, — выдохнул Тангис. — Меня стошнит в моем шлеме, или… или я сошел с ума, я точно сошел с ума.

Кто-то из стражей вскрикнул. Сабудара начертила в воздухе знаки, моля какого-то бога о защите.

Я изо всех сил старался сохранить контроль над своими мыслями, заставляя себя быть спокойным и сдержанным, чтобы увидеть это зрелище и запечатлеть его в памяти.

— Вот где это случилось, — прошептал я. — В желудках этих людей растут рыбьи кости, потому что их желудки были полны рыбы. Кострища переполнены жиром, костями и странными растениями — должно быть, на них жарилось мясо, а остатки были покрыты пыльцой или плесенью…

— Клянусь Святилищем, — сказал Тангис. — Тогда это означает… — Он мысленно пересчитал их. — Это означает, что здесь нашли свою смерть около сорока человек, если не больше.

— Но — опять — как, черт меня побери, это произошло? — требовательно спросила Мало.

Я успокоил свой разум и оглядел поляну, пытаясь разглядеть хоть какую-то закономерность в этом хаосе. Если я не ошибался, тела, казалось, поднимали руки, чтобы защититься от какого-то взрыва, и все они, казалось, глядели в центр поляны.

Я посмотрел мимо всех этих изогнутых наростов и мерцающих теней. Там, в центре поляны, находилось нечто очень любопытное.

Судя по всему, это был какой-то прибор для варки, напоминающий дюжину маленьких керамических горшочков, соединенных между собой и установленных на наклонной колонне над кострищем. Горшок сверху был увенчан стеклянным куполом с дымоходом, от которого к множеству других горшочков внизу тянулись почти три дюжины медных трубок. В центре верхнего стеклянного купола висело замысловатое устройство, похожее на чайное ситечко, как будто предназначенное для хранения какого-то деликатного реагента, но сейчас оно было пустым. На мой взгляд, все это казалось невероятно сложным, настолько, что я не мог себе представить, как кто-то мог собрать все это здесь.

Я указал на устройство.

— Кто-нибудь из вас, — спросил я, — когда-нибудь видел что-то подобное раньше?

Они все двинулись посмотреть. Затем раздался голос Тангиса:

— Нет.

— Нет… — сказала Мало, — но это устройство для ферментации, конечно.

— Ферментации? — спросил я. — Что-то вроде ферментационного завода в центре Ярроудейла?

— Да. Тип и количество трубочек, качество стекла… это все их работа. — Мало взглянула на меня сквозь шлем. — Ты думаешь, эта штука все это сделала? Что она бурлила, как чайник, а потом просто…

— Возможно, — сказал я. — Возможно, это похоже на порох для бомбард. Но вместо того, чтобы осыпать все вокруг шрапнелью, она… меняет вещи. Ужасно.

Я прищурился, глядя на далекое устройство — оно было на расстоянии добрых двухсот спанов, — но мне показалось, что я вижу что-то, стоящее вертикально на земле перед ним, повернутое в нашу сторону: какой-то большой, тяжелый лист, свисающий с двух воткнутых глубоко в землю палок. Как кусок белья, вывешенный сушиться, или, возможно…

— Знак, — пробормотал я.

— Что? — спросила Мало.

Я осмотрел края поляны. Сквозь стекло шлема мне было плохо видно, но я заметил небольшой просвет в дальнем западном конце и указал на него:

— Мало — ты видишь это?

Она прищурилась.

— Да. Я вижу… дыру в растительности. Еще одну — не нашу. — Она повернулась ко мне. — Кто-то еще был здесь?

— Да, — сказал я. — И я думаю, он подошел к этому устройству после того, как все изменилось. — Мой взгляд задержался на простыне, висевшей перед ним. — Он там кое-что оставил для нас. Тангис, здесь безопасно передвигаться?

— Черт, нет, — сказал Тангис. — Кудайдин кани выгорает сам по себе, поэтому превращения в конечном итоге прекращаются. Затем наступает момент покоя, прежде чем все деформированные организмы начнут э-э… перекрестное опыление, так сказать. Тогда можно подхватить инфекцию. Трава, которая растет на коже, или клещ, который поражает глаза, а затем мозг… Поскольку мы не знаем, когда произошла эта трансмутация, я не могу сказать, насколько это безопасно сейчас.

— Да, — раздраженно ответил я. — Но, поскольку мы уже здесь, принцепс, и подвергаемся такому риску, будет ли прогулка туда более опасной или менее?

Унылое пожатие плечами.

— Идите, если хотите, сэр.

— Мало, — сказал я. — Мне понадобятся твои глаза.

Ворча, Мало последовала за мной, и мы направились к краю поляны, пока не увидели простыню, висевшую перед устройством. Поскольку зрение у Мало было лучше, она первой поняла, в чем дело, и, ахнув, остановилась.

— Это он! — прошептала она.

Я достал из кармана подзорную трубу, приложил ее к стеклянному колпаку шлема и, прищурившись, посмотрел на знак, помещенный в траву.

Это была не простыня, а большой кусок хорошо выскобленной кожи; он был покрыт не письменами, а скорее сетью причудливых символов — двадцать пять маленьких черных кружочков с множеством штрихов, пересекающих их края. Хотя, на мой взгляд, они выглядели случайными, каждый из них был нанесен на кусок так тщательно, что было ясно — они были сделаны с серьезным намерением.

Я изучал каждый символ, мысленно запечатлевая его. Несомненно, это был код, как и постукивание. Хотя у меня не хватало ума расшифровать послание, возможно, Ане это удастся.

В верхней части куска кожи, над символами, были написаны слова. Почерк был до боли знакомым, таким же, как на записке, которую мы нашли в банке. Но на этой было написано кое-что другое:

И весь мир дикий сад, бессмысленный и неистовый

Я уставился на слова. Они казались неземными и угрожающими в этом проклятом месте.

— Мало, — хрипло сказал я, — ты хоть что-нибудь понимаешь во всем этом?

— Клянусь дьяволом, нет, — сказала Мало. — Но ты это запечатлел?

— Да.

— Тогда давай покинем это место, и побыстрее. Мне придется зажечь сигнальную ракету, когда мы приблизимся к городу. Потому что мы должны сжечь все это и все, что когда-либо здесь было. — Она еще раз оглядела поляну. — И скатертью дорога, я бы сказала.

ГЛАВА 24

| | |

МЫ ПОСПЕШИЛИ ВЕРНУТЬСЯ к лодке, хотя теперь уже задыхались и пошатывались, из-за жара в шлемах. Мало, Тангис и я заняли позицию сзади, и долгое время мы шли, не произнося ни слова. Затем Мало повернулась ко мне, ее зеленые глаза из-под шлема были пронзительными и пытливыми.

— Что все это значит, Кол?

— Мы едва ли в десяти спанах от этого безумия, — сказал я. — Думаешь, я должен знать?

— Твоя иммунис раскрыла тайну исчезновения Суджедо за несколько часов, но пока она далеко, ты рядом. Как нашему самозванцу удалось добиться такого ужаса?

— Сейчас я мало что могу сказать. Но… я чувствую, что эти контрабандисты знали его и доверяли ему, когда он это делал. Я думаю, они позволили ему это сделать.

— Позволили ему их убить? Мы нашли этих лоза-людей застывшими, как будто они убегали — но на поляне они в страхе подняли руки.

— Да, но если бы кто-нибудь попытался установить это реагент-оружие в лагере контрабандистов, и, если бы они знали, что это оружие, позволили бы они ему это сделать? Это устройство было сложным. На его сборку ушло время. И время для работы, потому что, как мне кажется, это должно было вскипеть и вызвать реакцию. Но они этого не ожидали и не понимали. Некоторые подверглись его воздействию и, я думаю, они не знали. Они вдыхали это, затем занимали посты на деревьях или… или спускались к реке, прежде чем наступали последствия.

— Как тот человек, которого мы нашли в воде.

— Но затем ситуация достигла критической точки. Все вокруг начало меняться, очень быстро. Некоторые убежали, но далеко им уйти не удалось. — Мои глаза обшаривали темные деревья. — Я думаю, он хотел их убить. Всех их, всех сразу.

— А послание, которое он оставил? — спросила Мало. — Что могли означать эти знаки?

— Вероятный ответ таков, — медленно произнес я, — он оставил его не для нас.

— Тогда для кого?

Мои глаза затрепетали, и я вспомнил встревоженное лицо иммуниса Грелина.

— Для того, кто разбирается в кодах, — сказал я. — Нам нужно, чтобы Грелин и Теленаи начали говорить нам правду.

— Что ты имеешь в виду?

— Ограблен сейф апотов. Вор уносит свою добычу в джунгли и там создает оружие, похожее на кровь титана? Оружие, которое мгновенно убивает полсотни человек? Если это то, что хранится и тайно вывозится из Ярроудейла в обычных горшках, то поднимется настоящий переполох, когда люди найдут…

Я замер на полуслове, вглядываясь в кусты.

— Что это? — спросила Мало.

Я стоял совершенно неподвижно, изучая заросли папоротника, цветущего прямо у тропинки. Посередине был разрыв, как будто кто-то наступил на него. Но что-то в моем сознании подсказывало мне, что так быть не должно.

Мои глаза затрепетали, и я просмотрел свои воспоминания о том, как впервые прошел по этой тропинке. Я вспомнил тот же самый папоротник — я видел его в последний раз, когда мы приближались к поляне, но тогда он был целым и невредимым. И я был последний в шеренге, поэтому знал, что ни стражи, ни Тангис к нему не притронулись.

Я снова начал идти.

— Иди, — небрежно сказал я Мало. — И иди непринужденно, если сможешь.

— Почему? — спросила она.

— Не оглядывайся, — сказал я. — Просто продолжай идти со мной.

Я внимательно изучал зелень вокруг нас, пока мы следовали за другими стражами. То тут, то там я замечал сломанные ветки или погнутые листья там, где, как я знал, их не должно было быть.

— Мы здесь не одни, — тихо сказал я Мало. — Шлемы, которые вы носите, ослепили вас. — Я положил руку на рукоять своего меча. — Я вижу, как вокруг нас ломаются листья и папоротники изгибаются.

Однако Мало испуганно повернулась и посмотрела на меня:

— Как будто кто-то прошел по этой тропинке вслед за нами?

— Да, и они, возможно, все еще наблюдают за на…

— Нет! — сказала она. Затем, взревев: — Нет, дурак, не за нами! Лодка, лодка!

Она крикнула что-то по-пифийски своим стражам и пробежала мимо них, и все они вместе выхватили свои короткие мечи и луки и бросились к реке. Тангис прокричал мне какой-то вопрос, но я не обратил на него внимания: моя рука снова разблокировала рукоять меча, я вытащил клинок и погнался за ними.

И тут я услышал это: крики и вопли битвы, доносившиеся из-за деревьев. Я понял, чего боялась Мало — контрабандисты могут напасть не на нас, а на нашу лодку, которая была гораздо более уязвима, и тогда мы могли бы застрять здесь, заблудившись в этом искореженном лесу.

Я бросился через кусты, щурясь сквозь запотевшие окуляры своего защитного шлема; все джунгли превратились в размазанные листья и тени. И тут, без предупреждения, среди деревьев появились фигуры: тощие зеленоглазые мужчины с зелеными губами, поднимающиеся из подлеска и размахивающие короткими мечами и копьями. Я понял, что мы, должно быть, наткнулись на них, когда атаковали. Они повернулись и набросились на нас, вопя как безумные.

Затем все погрузилось в шум и хаос. Стражи рассыпались, растворились в джунглях, чтобы сразиться с нашими противниками. Каким-то образом в вихре криков и листьев я обнаружил, что меня отделили, а затем увидел, что меня окружили трое нападавших: один справа от меня, двое слева.

Я оглядел их. Они были нетренированными, усталыми, обезвоженными: я мог судить об этом по их движениям, по костлявости запястий, по потрескавшейся коже вокруг губ. И все же, несмотря на слабость, они не колебались. Один из мужчин слева от меня перепрыгнул через заросли папоротника и замахнулся на меня своим коротким мечом. Я увидел, как ржавое лезвие устремилось в мою сторону, и в моей голове раздался голос, спокойный и сдержанный.

Возможно, это единственные свидетели того, что произошло. Выводи из строя, но не убивай.

Мгновенно воспоминания о тренировках влились в мои мышцы, и я начал двигаться, пританцовывая, парируя его выпад и одновременно уходя от человека справа от меня. Я подождал, пока первый нападающий нанесет новый удар, и сделал круг влево, принимая стойку для атаки.

Он двинулся вперед, но его рука с мечом была слабой, а хватка — неубедительной. Я легко отбил его выпад, обнажив нижнюю часть его тела. Мой клинок вонзился в плоть над его правым коленом, разорвав связки, затем полоснул по плечу — я предположил, что правая рука была у него доминирующей, — и он с криком упал на землю.

Второй нападавший остановился, напуганный тем, как быстро я уложил его товарища, но человек, шедший позади него, этого не сделал, метнув в меня короткое копье, прежде чем приблизиться. Обычная тактика — я тренировался отражать такие удары — и мое тело ожило, воспоминания наполнили мышцы тренированными движениями, и я отбил копье плоской стороной клинка.

Однако мой удар был слишком медленным — вероятно, из-за защитного шлема, — и копье не отлетело в сторону, а резко повернулось и ударило в мой защитный шлем, сместив его вправо, так что я больше не мог видеть.

Я пошатывался, все вокруг превратилось в мерцающие тени.

Мне следовало бы потренироваться в шлеме, подумал я. Следовало бы практиковаться во всем этом в худших условиях.

Атакующий двинулся на меня, пытаясь воспользоваться моей уязвимостью. Я едва разглядел его стойку сквозь стекло шлема и угол наклона его клинка. Мое тело отреагировало — быстро, но слепо.

Я почувствовал, как мой зеленый меч скользнул вперед и встретился с его клинком под ожидаемым углом; затем я толкнул его, смещаясь, подставляя плечо под удар и перехватывая его клинок своей гардой — движение легкое, знакомое…

Я не мог остановиться. Я почувствовал, как острие моего клинка вошло ему в шею, услышал его сдавленный крик. Стеклянные колпаки моего шлема забрызгала его кровь, он отшатнулся, и я больше не мог его видеть.

Я, спотыкаясь, пробрался обратно сквозь деревья, вытирая выпуклости шлема и возвращая проклятую штуковину на место. В этот момент я увидел, что третий нападавший смотрит на меня, неуверенно моргая, его меч был безвольно зажат в руке.

— На землю! — крикнул я ему.

Он снова моргнул, слегка приподнимая меч. Затем он закашлялся, громко вскрикнул и упал на колени.

Я уставился на него, но потом увидел это: наконечник стрелы пронзил его левую часть груди, как раз рядом с плечом. Затем он упал вперед и замер.

Я поднял глаза и увидел, как Мало сжимает в руках свой лук, ее зеленые глаза торжествующе сверкали из-под шлема.

— Двигайся, — сказала она. — Сейчас же.

Я бросился вперед сквозь деревья и присоединился к драке.

ПОСЛЕ ПЕРВОЙ СХВАТКИ это была быстрая работа. Оказалось, что какая-то небольшая группа контрабандистов осталась без средств к существованию и была ошеломлена катастрофой в их лагере; они думали, что наша лодка станет легким средством для побега, однако двое стражей на борту легко заметили их, спрятавшись за бронированными бортами лодки, и осыпали их стрелами, убив двоих и прижав к земле остальных. Затем Мало, я и остальные стражи подошли к ним сзади. Это было такое жуткое место для любого отряда, что мне стало их очень жаль.

Когда все было сделано, мы обнаружили, что убили одиннадцать человек и ранили четверых, хотя Тангис свидетельствовал, что большинство раненых, скорее всего, погибнут. По его словам, у первого человека, которого я сбил с ног, были наилучшие шансы, и мы с Мало помогли донести его и еще нескольких выживших до лодок, где Тангис ухаживал за ними, накладывая повязки и делая прививки, пока мы осматривали остальных павших.

— Что мы должны сделать для мертвых? — спросил я Мало.

— Сделать? Ничего, — ответила она.

— Мне кажется неправильным оставлять их гнить.

— Даже если мы выкопаем им могилы, лес все равно их испортит, — сказала она. — Лучше отдать их деревьям и лозам. В любом случае, это их мир.

Я оглянулся на джунгли и снова вытер кровь с окуляров своего шлема. Это были не первые люди, которых я убил, но они были первыми, кого я оставил портиться под солнцем. Я мысленно помолился за них, выбрав наугад одного из имперских богов — возможно, Давингли, богиню дикой природы и стойбищ, — и поднялся сел в лодку.

ГЛАВА 25

| | |

МЫ НЕ РАЗГОВАРИВАЛИ, пока отплывали от лагеря. Мы просто сидели на палубе, солнце палило нам в плечи, единственными звуками были жужжание кусачих мух, плеск волн и хныканье наших пленников. Никто не двигался с места, кроме Мало, которая правила, и Тангиса, который обрабатывал раны контрабандистов.

— Мы можем их допросить? — спросил я его.

— Пока нет, сэр, — ответил Тангис. — Потребуется по меньшей мере час или два, чтобы мои заживающие прививки заработали.

— Ты можешь спрашивать у них все, что захочешь, пока мы будем плыть обратно в Ярроудейл, — сказала Мало, щелкая поводьями. — Но, возможно, тебе не удастся никому об этом рассказать. Как только мы приблизимся, нас отправят в карантин.

— Из-за того, чему мы подверглись, — сказал я.

— Действительно. Скоро мы вернемся в город — идти вниз по течению легче, чем вверх, — и там нас осмотрят, обольют маслами и реагентами, а затем снова осмотрят, и еще раз. Если нам повезет, это продлится не больше суток, — она вздрогнула. — Надеюсь, на этот раз у моего медиккера будут теплые руки и короткие пальцы…

Я оглянулся на немногих выживших, распростертых на палубе лодки, на их ранах вспенивались заживляющие прививки Тангиса.

— И их тоже заберут у нас, так как они могут быть инфицированы, — сказал я. — Значит, это будет наш единственный шанс допросить их в ближайшее время. — Я поморщился и снова постучал по стеклянным колбам на своем шлеме. — Когда я смогу снять эту чертову штуку?

— После того, как пройдешь блотли-тест, — сказала Мало. — Тангис?

Тангис достал из ящика на борту лодки большую тяжелую металлическую коробку и открыл ее. Внутри, на ложе из белой соли, лежало что-то похожее на две дюжины куколок насекомых, коричневых и сморщенных, каждая размером с палец. Тангис покопался в соли, пока не нашел маленькую деревянную трубочку, снял с нее крышку и вытащил маленькую губку, которой прижал к каждой куколке, чтобы на них попало несколько капель жидкости, прежде чем снова упаковать губку в трубочку.

Маленькие куколки быстро расцвели бледно-красным цветом, и из их нижней части показались крошечные подергивающиеся ножки. Тангис взял одну из них пальцами, подошел ко мне и сказал:

— Закатайте рукав, пожалуйста, сэр.

Я посмотрел на маленькую подергивающуюся куколку. Теперь, когда она была совсем близко, я мог разглядеть похожий на присоску рот на одном конце.

— А-а… что это, черт возьми, такое? — спросил я.

— Личинка блотли, — сказал он. — Вид сильно измененной паразитической мухи. Высасывает вашу кровь, да, но они очень чувствительны. Даже малейший след инфекции внутри вас их убьет.

Я мрачно кивнул и протянул руку.

— Значит, если эта тварь умрет на мне, я не смогу снять шлем.

— Именно так. Это недавнее достижение здесь, в Ярроудейле, сэр. Видите ли, у нас гораздо больше поводов для беспокойства по поводу инфекции, чем в других местах. Особенно той, которая незаметно проникает в вашу кровь. — Кислая улыбка. — Это один из наших самых популярных экспортных продуктов.

Он прилепил маленькую личинку к внутренней стороне моей руки. Я почувствовал легкое пощипывание, затем тупой зуд. Я с гротескным восхищением наблюдал, как полупрозрачная полость внутри личинки стала темно-красной, но существо не погибло, а продолжало радостно высасывать меня.

— Значит, Дин чист, и мы только даем личинке еду, — сказала Мало.

— Как приятно, — сказал я. — Когда она прекратит сосать?

— Никогда, — сказал Тангис. — Это измененное, неестественное существо, созданное с одной целью. Оно больше не может выживать в дикой природе. Оно даже не может нормально питаться. Если я позволю этому продолжаться достаточно долго, в вас снова начнет поступать ваша собственная кровь. — Он осторожно снял личинку. — Но я остановлю ее здесь.

Я потер руку, на которой образовалась болезненная, мигающая, красная рана. Тангис двинулся дальше, проделав то же самое с остальными стражами и четырьмя нашими заключенными. Все мы прошли это маленькое ужасное испытание и с готовностью сняли защитные шлемы.

— Просто чудо, что никто из нас не заразился, — сказал Тангис. — Я полагаю, что устройство, которое вы заметили, сэр, рассеяло лишь крошечное количество крови титана, ровно столько, чтобы создать легчайшую пыль… но и это было достаточно смертельно.

Воцарилась ужасающая тишина. Я потер кровоточащую рану на руке, которая становилась все более раздраженной, затем жадно выпил воды из бочки, отчаянно пытаясь насытить свое тело влагой.

Послышался кашель одного из наших пленников — человека, которого я ранил. Он застонал и открыл глаза, затем в ужасе огляделся по сторонам.

— Дайте ему воды и приведите его в чувство, — сказал я Тангису. — Мне нужно, чтобы он скоро заговорил.

ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ к нашему пленнику вернулись силы, и он смог заговорить; он пил лекарства Тангиса, получал прививки и съеживался каждый раз, когда лодка качалась. Я сидел с ним и Мало на корме. Он был худым, с розовой кожей, истощенным и несчастным, покрытым сыпью. Как и у всех жителей Ярроу, у него были зеленые глаза и зубы, такие же гнилые, как и у придворных Ярроу.

Он не говорил ни слова на имперском стандартном, только на пифийском, поэтому я снова обратился к Мало, чтобы она перевела. Но она предупредила меня прежде, чем мы начали:

— Это обитатели лесов и болот. Они познали ужасающую нищету и невежество, которые мы с тобой едва ли можем постичь. Даже самые низкие люди королевства Ярроу считают их грубыми, даже ниже, чем наукари — слуги, я имею в виду. Такого человека может быть трудно понять, даже если я буду хорошо переводить.

Я потер рубец на руке, размышляя, с чего начать. «Как его зовут?» — спросил я.

Она спросила его, быстро говоря по-пифийски. Он недоверчиво нахмурился, затем ответил. Мало скорчила недовольную гримасу, а затем сказала:

— Он хочет, чтобы мы называли его Латха. Это означает «труп». Потому что он говорит, что он мертвец.

— Почему?

Она заговорила с ним, но он молчал, хмуро глядя в свои колени.

— Он не хочет говорить, — сказала она. — Но он признался, что является членом клана Качу — банды контрабандистов. Одной из самых крупных.

Я задумался над этим. Я понятия не имел, как задавать вопросы человеку, настолько чуждому моему пониманию.

— Скажи ему, кто я такой, — сказал я, — и скажи, что я из Имперского Юдекса, и под моей защитой ему не причинят вреда.

Мало фыркнул.

— Этот идиот не поймет ни хрена.

— Все равно скажи ему. На случай, если он умнее, чем кажется.

Она так и сделала, быстро заговорив на пифианском. Мужчина выглядел совершенно ошарашенным.

— Отлично. Спроси его, что случилось там, в лагере, — сказал я Мало.

Она перевела. Он довольно долго молчал. Затем опустил голову, начал плакать и что-то бормотать. Я заметил, что Мало не наклонялась близко, чтобы послушать: ее обостренный слух, вероятно, означал, что в этом не было необходимости.

— Он говорит, что не знает, — объяснила она, пока он говорил. — Потому что его там не было. Вот почему он все еще жив, вместе с другими, с кем мы сражались. Они пошли на стражу, а вернувшись, обнаружили, что место… изменилось. Они крикнули людям, находившимся за стеной деревьев, и… и ничего не услышали в ответ и решили, что все внутри мертвы.

— Он знает, почему это произошло? — спросил я. — То, что мы увидели там, не было ошибкой эксперимента.

Она заговорила с ним; Латха пожал плечами, но, когда он ответил, лицо было полно страха.

— Он… говорит, что, по его мнению, пришел король, — медленно произнесла Мало. — И он нашел их глупыми. Недостойными. Неудачниками? И поэтому он проклял их.

— Король? — спросил я. — Король Ярроу?

Мало покачала головой. «Не может быть». — Она заговорила с ним еще, и мужчина долго колебался, прежде чем прошептать свой ответ.

— Он говорит, что это сделал… бледный король, хранитель вод, который отличается от всех остальных людей, потому что наделен… великим даром предвидения? — Она в замешательстве покачала головой и спросила его о чем-то еще, настаивая, чтобы он объяснил. Он ответил, указывая на деревья, затем на небо, затем на свое лицо. — У бледного короля есть невидимое око, которое предсказывает все, — сказала она. — Он думает, что король даже предсказал его поимку, и то, что он говорит сейчас, каждое слово.

— Ты думаешь, этот человек сумасшедший? — с сомнением спросил я ее. — Он не выглядит сумасшедшим.

— Суеверный, да, — сказала Мало. — Голодающий, да. Невежественный, определенно. Но, нет, не сумасшедший.

— Как выглядит этот король? — спросил я.

Мало спросила и выслушала, как он пробормотал что-то в ответ.

— Он говорит, что тоже не знает, — сказала она. — Говорит, что король… все время носил маску. — Мужчина ткнул пальцем в наши защитные шлемы и поговорил еще немного. — Похожую на защитный шлем. Но выкрашенную… в белый цвет? По его словам, она выглядела как череп. Короля никогда не видели без нее.

— Этот король всегда носил защитный шлем?

— Он так говорит, — сказал Мало.

Я задумался над этим.

— Когда впервые появился этот король?

Мало спросила, снова выслушала ответ и перевела:

— Более двух лет назад. Он говорит, что король пришел к ним и… нанял их? Заплатил им?

— Этот бледный король работает с ними, или они работают на него?

Мало нетерпеливо махнула мне рукой, пока мужчина продолжал говорить.

— Он говорит… что король появился из леса, как дух из старых времен, и поговорил с кланом Качу, и предложил сделку. Он заплатит им целое состояние, если они украдут одну партию реагентов.

Я поднял руку.

— Подожди. Этот король — он говорил по-пифийски?

Она обратилась к Латхе, и тот кивнул.

— Насколько хорошо он говорил на этом языке? — спросил я. — Неуклюже? Идеально?

Она спросила и перевела:

— Идеально. Как местный.

Я нахмурился: до сих пор наш преследуемый зверь казался экспертом во всем, что касалось империи. Мне было неприятно слышать, что он также был так искусен во всем, что касалось Ярроу. Я махнул им, чтобы они продолжали.

Латха продолжал говорить, Мало переводила:

— Король очень упростил им работу, потому что он знал все о грузе. Где он будет находиться, где будет храниться, как его будут охранять. Клан Качу справился с этой задачей, и король был доволен, и… и предложил им стать союзниками. Клан убедился в его мудрости и дальновидности и согласился. Он будет рассказывать им, куда будут поступать грузы и как на них напасть, а они займутся грабежом. Каждый раз они сколачивали состояние и становились богаче.

Я изучил испуганное лицо Латхи, затем взглянул на Мало. «Возможно ли, чтобы кто-то знал такие вещи?» — спросил я.

— Нет, — твердо сказала она. — Нет, клянусь дьяволом.

— Тогда как король узнал, когда и где атаковать лодки? — спросил я.

— Потому что… король знал все? — Мало неуверенно переводила, пока Латха говорил. — Он знал все обо всех людях. Он мог увидеть кого-то, посмотреть на него и… мгновенно узнать о нем все. Его достижения. Его историю. Его грехи. По его словам, король мог посмотреть на походку человека и узнать каждого человека, которого он видел в тот день. С первого взгляда он мог узнать все. Ни один секрет не был скрыт от него.

Я почувствовал, как что-то дрогнуло в моем сердце. Мне вспомнились показания охранника у дверей апартаментов Суджедо: Это показалось очень умным — узнать так много с первого взгляда. Я полагаю, это то, что могут сделать такие сублимы как вы, сэр.

— Спроси его, стучал ли когда-нибудь король по чему-нибудь, — сказал я.

Мало снова спросила. Лицо Латхи стало серьезным. Он ответил, и она перевела.

— Он говорит, что король стучал, — тихо сказала она. — Стучал по всему, что его окружало. Камням, деревьям, всему остальное. Он хочет знать, откуда мы это узнали.

Я боролся с дрожью.

— Как король проклял их? Есть ли у него какие-либо подозрения о том, как это произошло?

Мало снова спросила.

— Он думает, что король мог прийти… благословить их, — перевела она. — Дать им лекарства и магию императора. Но он думает, что вместо этого дым стал злом. Бледный король благословлял их раньше, делал их сильными и здоровыми. Он сделал какой-то… какой-то инструмент, который можно было бы сосать? Он сравнивает это с коровьим выменем, полным дыма?

— Перколятор, — удивленно сказал я. — Этот король, я полагаю, сделал такой же для них. Они, должно быть, решили, что он делает то же самое там, в лагере. Спроси его, где мы можем найти этого бледного короля сейчас.

Она быстро заговорила по-пифийски, и Латха долго колебался, прежде чем ответить:

— Он не знает. Король часто появлялся ночью, а затем так же внезапно исчезал. Его мастерство было настолько велико, что они почти приняли его за стража, если не за призрака. Но… там было место, где они иногда его находили. — Она прищурилась, прислушиваясь. — Это… святилище? Король должен был жить там, среди камней. Они приходили к нему за советом. Иногда он выходил и говорил. В другие дни он отсутствовал или прятался.

— Спроси его, где находится это святилище.

Она так и сделала и внимательно слушала, пока он отвечал.

— Мидлоу, — сказала она наконец. — Участок джунглей, затопленный каналами, и очень болотистый. Но также недалеко отсюда.

— Тогда мы должны пойти, — сказал я, — и посмотреть сами, да?

— Мы можем это сделать. Но что бы нас там ни ждало, мы не можем оставаться там долго. Мы должны доложить моему начальству о поляне, чтобы они могли уничтожить ее. Было бы глупо найти место, настолько изъеденное инфекцией, и оставить его гноиться.

ДЕНЬ КЛОНИЛСЯ К закату, когда мы приплыли в Мидлоу. Небо окрасилось в буйный красный цвет с вкраплениями туманных персиково-розовых оттенков. Затем ручейки превратились в лужи, затем в болота, деревья поросли мхом, а вода дрожала, когда в ее глубинах танцевали крошечные черные звери. Наконец из темного дерева появились формы из светлого камня — плиты, клинья и огромные изогнутые полки. Я узнал в них не природный камень, а филир — камень, который инженеры получали из порошка и извести, придавая ему странные гладкие формы, необычные для дикой природы.

— Когда-то это были дамбы, — объяснила Мало. — Их построили, когда много лет назад рыли каналы.

— Что с ними случилось? — спросил я.

— Когда каналы были закончены и в дамбах больше не было необходимости, империя снесла их и снова выпустила воду на волю. Теперь они стоят здесь.

Пока мы плыли через болото, я разглядывал любопытные извивающиеся каменные скульптуры, и у меня было такое чувство, будто мы не в дикой природе, а на каком-то мокром кладбище, заваленном упавшими памятниками. Даже покрытые мхом деревья напоминали скорбящих вдов, бродящих по могилам в кружевных платьях. Затем Латха указал вперед дрожащим пальцем, шепча указания Мало: странный робкий маленький психопомп.

Из мрака появилась фигура: широкая арка из филира, возвышающаяся над деревьями. Она была похожа на нос гигантского корабля, севшего на мель у илистых берегов.

Латха прошептал какое-то слово. «Приплыли», — перевела Мало. Сабудара потянула за поводья, наше судно замедлило ход и остановилось. Довольно долго стражи просто изучали каменную арку, нюхали воздух и оглядывались по сторонам: как я догадался, в поисках каких-либо признаков нашей добычи или ловушек.

Затем Мало кивнула Сабударе, они вдвоем спустились с лодки и вошли в мутную воду. Они направились не к каменной арке, а к зарослям деревьев к востоку от нее, и оттуда, легко переступая от корня к корню, бесшумно приблизились к этому месту. Я потерял их из виду во мраке, и мы все вместе ждали, прислушиваясь и наблюдая за клубящимся туманом.

Затем раздался резкий крик:

— Здесь безопасно. Его здесь нет. Идите сюда.

Страж щелкнул поводьями, и мы медленно приблизились. Место, которое я заметил, оказалось не просто каменной аркой, а небольшим островком, окруженным широким илистым берегом и множеством переплетенных тростников. Арка из филира находилась на скалистом холме; пространство между двумя ее концами образовало широкую неглубокую пещеру. Мне она смутно напомнила глазное веко, приоткрывшееся, чтобы взглянуть на мир.

И все же это, несомненно, было какое-то важное место, потому что у входа в пещеру стояло множество каирнов, каждый из которых был тщательно сложен, и многие из них были высотой мне по плечо. Некоторые каирны были соединены, образуя узкие арки: дьявольски впечатляющее инженерное сооружение, чье искусство я не мог постичь. Все это казалось призрачным зрелищем, руины в руинах в этом мрачном месте.

Я спрыгнул на илистый берег, и из тумана появилась Мало.

— Я пока мало что здесь вижу, — сказала она. — Ни реагентов, ни записей, ничего. Здесь есть место для сидения и множество жутких каменных изваяний, но больше ничего.

Передо мной открылась пещера. Теперь, подойдя поближе, я увидел, что бо́льшая часть прохода закрыта переплетением тростника и виноградных лоз. Между двумя занавесями, прямо в центре пещеры, располагался ряд толстых каменных плит, сложенных друг на друга в форме, которая могла быть только стулом.

Нет, это не стул, понял я. Трон.

— Бледный король, — тихо сказал я. — Он сидел там и отдавал приказы всем, кто его слушал. Но мы все равно все это обыщем, верно?

— Конечно. — Мало позвала своих стражей на пифийском, они спустились с корабля и исчезли в тумане вокруг нас.

Я обошел тотемы и каирны, стоявшие вокруг пещеры, осматривая все, что видел, в то время как стражи делали то же самое. Каирны стояли вертикально благодаря каким-то чудесным физическим манипуляциям — имперский инженер вряд ли смог бы сделать лучше, — и многие из них были увиты виноградными лозами и густыми гроздьями ежевики.

Однако виноградные лозы были украшены не только листьями. К изгибам некоторых были привязаны ленты. На других были нанизаны кости, талисманы или даже талинты. На третьих были рисунки, выполненные на коже или грубом пергаменте, которые были свернуты и воткнуты в завитки.

Я вытащил один из них и рассмотрел в тусклом свете: оказалось, что это рисунок человека, стоящего в окружении кругов, от краев которых отскакивают стрелы и лезвия. Возможно, это мольба о священной защите.

— Они поклонялись ему как богу, — сказала Мало.

— Похоже на то, — сказал я. Я вернул рисунок на место, сам не зная, зачем я это сделал.

Затем я увидел один высокий каирн на восточной стороне берега, который стоял обнаженный, не украшенный виноградными лозами. Я убедился, что он был единственным подобным; на самом деле, почва вокруг него была почти очищена от всякой растительности. Я шагнул вперед, чтобы рассмотреть его, когда мы услышали крик с другой стороны острова.

Мы пошли вдоль берега и нашли Сабудару и еще одного стража, которые указывали на что-то, застрявшее в камышах. Приблизившись, я почувствовал сильный запах гнили.

— Ласа мари, — сказала Сабудара. — Мертвые существа. Много.

Я вгляделся в силуэты в камышах. Те, что были ближе, оказались трупами крыс или сусликов, но было также несколько мертвых рыб, бледных и раздутых, и даже тушка змеи.

— Он не убивал ради пропитания, — сказала Мало. — Они умерли от чего-то другого.

Сабудара указала вниз, ближе к берегу. Небольшой котел для приготовления пищи был наполовину погружен в ил и тину, вокруг него валялось несколько разбитых глиняных горшков.

Я наклонился, чтобы рассмотреть его. В котле лежали грязные остатки крупных неочищенных орехов. Даже в угасающем свете дня они отливали восковым блеском. Каждый из них был темно-коричневым, похожим на луковицу, и увенчан длинным, тканеподобным наростом, который обвивался вокруг их скорлупы. Мои глаза затрепетали, когда я обратился к своим воспоминаниям, но я никогда раньше не видел ничего подобного.

— Похоже, он сварил эти орехи, — сказал я. — И оставил их здесь. — Мой взгляд переместился на мертвых животных, плавающих в камышах. — Возможно, крысы съели остатки этих орехов и умерли. Рыбы и змеи отведали дохлых крыс и тоже умерли.

— Ты думаешь, он сварил здесь яд? — спросила Мало.

— Я не знаю, — сказал я, вставая. — Но я действительно думаю, что он оставил здесь нечто большее.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мало. — Мы не можем продолжать поиски часами — нам нужно сообщить об деформациях на поляне.

— Это не займет много времени, — сказал я. Я подошел к каирну, на котором не было виноградных лоз, и перевернул его, отчего камни с грохотом покатились по грязи. — При условии, что у тебя есть лопата. — Я наклонился, поднял один из больших плоских камней и начал делать зарубки в грязи на том месте, где раньше стояла пирамида из камней.

— Ты думаешь, там что-то зарыто? — спросила Мало.

— Каменная скульптура без виноградных лоз, — сказал я. — Это значит, что она новая. Зачем ее сложили? — Я снова ткнул в грязь каменной плиткой. — У тебя есть лопата?

— Дай мне минутку, — сказала она. — Я не думала, что нам придется упаковать для этого рейда целый лагерь!

Она принесла маленькую лопатку, предназначенную в основном для тушения костров, и я начал быстро копать. Через несколько минут я почувствовал, как кончик лопаты наткнулся на что-то деревянное, и стражи собрались вокруг меня, когда я поспешил вытащить находку.

Это оказалась маленькая деревянная коробочка, не больше ладони, туго перевязанная такелажной веревкой. Я поставил ее на илистый берег и сел перед ней, чтобы рассмотреть.

— Может быть, это не самая лучшая идея — вскрывать дерьмо этого человека, — пробормотала Мало. — Я имею в виду, что мы видели, как деревья превратились в гребаные языки.

— Она несколько дней пролежала во влажной почве, — сказал я. — Если бы в ней была инфекция, она бы уже вытекла наружу.

Я перерезал бечевку ножом. Затем отступил назад, протянул руку с кончиком ножа и открыл коробочку.

Я отступил еще дальше, ожидая, что сейчас раздастся шипение или хлопок и поднимется ядовитый туман, но внутри коробочки был только маленький, аккуратно сложенный сверток из ткани.

Я снова наклонился, протянул руку с ножом и раздвинул складки ткани. Я увидел блеск серебра, затем нахмурился, присел на корточки и развернул остальное вручную.

Это был маленький серебряный диск, твердый, тяжелый и холодный. На нем было выгравировано изображение мужчины с суровым лицом, бородой, заплетенной в косички, и узким ободком на лбу.

— Это… — сказала Мало.

Я взглянул на большую монету, и мои глаза затрепетали.

Я вспомнил то утро, когда последовал за префекто Кардасом в тюрьму на окраине города. Там я встретил двух знатных людей из Ярроу — Павитара с фиолетовым лицом, и Дархи с зеленым, который сказал мне: Очень жаль, что человек, которому поручено столь ответственное задание, проделал такой долгий путь в одиночку, а затем был отправлен восвояси ни с чем… Я очень рад оказать ему услугу в знак моего расположения.

Я сунул руку в карман и вытащил монету, которую дал мне Дархи, поскольку я позаботился о том, чтобы не выбросить ее. Я положил ее рядом с этой новой монетой. Они были совершенно одинаковыми.

— Монета клятвы Ярроу, — тихо сказал я.

— Клянусь Убежищем, так оно и есть! — воскликнула Мало. — Что, во имя ада, он делал с такой монетой?

Я повертел каждую монету в руках. Та, что мы только что откопали, казалась более потертой и грязной, но было ясно, что они примерно одного возраста, разница между ними была небольшой.

— Я полагаю, что для контрабандиста не было бы ничего необычного в том, чтобы украсть одну из них, — сказал я. — Точно так же, как в их руки попадает множество других украденных ценностей.

— Нет, потому что их гораздо меньше, чем прививок в Ярроу! Я бы предположила, что во всем королевстве не более… э-э, двадцати монет клятвы. Вот почему я была так удивлена, когда этот Дархи так просто дал тебе одну! И все же, кто мог подарить ее нашему человеку?

— Кто обычно их дарит?

— Ну… Знатный человек из Ярроу, придворный. Но они не общаются с контрабандистами.

— Это ты так говоришь, — сказал я. — И все же, вот она. — Я убрал монеты клятвы и пошел обратно по берегу.

Я ВЕРНУЛСЯ НА место нашей высадки, чтобы дождаться, пока стражи закончат свои поиски. Я смотрел на пустой трон, на его каменное сиденье, чистое и гладкое, и представлял себе сидящую там фигуру, одетую в лохмотья, с белым черепообразным шлемом на голове, смотрящую на своих просителей, когда они приближаются к нему.

— Я говорю, что мы здесь закончили, — сказала Мало. — Больше смотреть не на что. Но, по крайней мере, мы, наконец, нашли то, чего он не хотел, чтобы мы нашли, верно?

Я еще минуту смотрел на трон. Затем я повернулся и пошел обратно к лодке.