Капля Испорченности

ГЛАВА 1

| | |

Я ДУМАЛ, ЧТО в джунглях восточной Империи невыносимо жарко, но, сидя на носу маленькой лодки, плывущей по каналу, и чувствуя, как по лбу стекает пот, я решил, что на севере, без сомнения, гораздо хуже. Последний отрезок нашего путешествия был почти полностью затенен густыми кронами деревьев, но даже из самой прохладной тени подлеска постоянно поднимался пар, как будто весь мир вот-вот закипит. Мое синее пальто Юдекса за три дня пропиталось потом от воротника до манжет, да так сильно, что на том месте, где я сидел, оставались мокрые отпечатки. Не самое приятное первое впечатление я произведу на офицера, который меня ждал.

Мы в последний раз повернули и, наконец, подошли к набережной Ярроудейла. Даже в этот ранний час пирсы были окружены судами: крошечными рыбацкими баркасами, громоздкими баржами, веселыми устричными коггами — и несколькими совсем необычными, таких я никогда раньше не видел.

Я разглядывал их, когда мы приближались к пирсам. Это были громоздкие плоскодонные лодки, к бортам которых были прикреплены толстые стенки из каменного дерева; тем не менее борта сверкали на солнце искрами от кованого железа. Я понял, что они были утыканы наконечниками стрел, глубоко засевшими в дереве, древки были расщеплены или срезаны. Казалось, что всего несколько мгновений назад каждое судно выдержало с полдюжины залпов. Странное зрелище в таком тихом месте.

Я сошел на берег, закинув сумку на плечо, и остановился на оживленной набережной, высматривая имперского офицера, назначенного встретить меня здесь.

Но никто не появился. На причалах было полно рыбаков, распутывающих сети, полуголых и худых, обожженных солнцем. Было много нищих, грязных, со спутанными волосами, которые сидели на краю набережной, склонившись в поклоне, как религиозные просители. Было много инженеров, возвращавшихся с каналов настолько измазанными в грязи, что едва можно было разглядеть их фиолетовые униформы. И последними были многочисленные воины-апотекали, которые стояли на страже, накинув на плечи свои алые накидки и крепко сжимая в руках копья, наблюдая за толпой суровым, проницательным взглядом.

Я заметил их позы, их напряжение. Странно видеть, что на охрану назначают апотов: обычно они больше заботились о настойках и реагентах. Я снова взглянул на потрепанные бронированные лодки, выстроившиеся вдоль пирсов, и спросил себя, что же на самом деле происходило здесь, в портовом городке Ярроудейл.

Я прождал на пирсе двадцать минут, воздух туманился и бурлил, джунгли вздыхали, когда ветер шевелил деревья, но я не увидел своего офицера. Я молча проклял запоздалые и всегда путаные сообщения Империи. Возможно, они ошиблись датой.

Я побрел прочь с сумкой за спиной, направляясь к оссуарию Ярроудейла, где хранился труп. Но, лишь я начал выбираться на дорогу, как встал.

Сразу за начинавшейся дорогой был пригорок, обросший деревьями барри, корни скрывал толстый дерн, и там, посреди, на этом дерне лежала молодая женщина, в плаще с капюшоном, сложив руки на животе, как будто в глубоком, спокойном сне. Ее штаны и ботинки были так пропитаны грязью, что теперь представляли собой не более чем комья земли, но ее плащ был алым — цвет апотов.

И несколько подмигивающих геральдов на груди. Планки имперского сигнума, такие же, как у меня.

Мне сказали, что здесь меня будет ждать сигнум апотов. Я подошел к ней, надеясь, что ошибаюсь.

Я собирался откашляться, чтобы разбудить ее, когда окажусь рядом, но, когда я был уже в десяти спанах от нее, она заговорила вслух, и ее акцент жителей Ярроу был густым, как пудинг:

— Чем я могу тебе помочь?

— Мне сказали, что я должен встретиться здесь с сигнумом апотов, — сказал я. — Может быть, это ты?

Она открыла глаза и посмотрела на меня. Она была совсем юной и невысокой девушкой с бледной розовой кожей, широкими плечами и короткими, прилипшими к голове сальными волосами. Ее глаза были очень круглыми, а белки имели зеленоватый оттенок — обычная черта жителей Ярроу, — но кожа вокруг них была фиолетовой, как и кожа на ушах и носу: признак существенной аугментации. Вероятно, девушка слышала каждый удар моего сердца и чувствовала запах каждой капли пота на моем теле.

— О! — сказала она. Она оглядела меня, все еще лежа на траве. — Я думала, от тебя будет пахнуть дороже.

— Я… Что?

Она приподнялась на локтях.

— Я нюхала бриз, ожидая тебя. У офицеров внутреннего кольца всегда очень дорогой аромат. У них много масел в волосах, и кожа такая надушенная. И все же от тебя так не пахнет. — Она прищурилась, глядя на меня. — Итак. Ты сотрудник Юдекса, который здесь, чтобы помочь нам с нашим таинственным покойником?

— Да, — сказал я и коротко поклонился. — Я сигнум Диниос Кол, Специальное подразделение Юдекса.

Она оглядела меня, но ничего не сказала.

— А ты кто? — спросил я.

— Ты ел сушеную рыбу по дороге сюда? — спросила она.

— Прошу прощения?

— Вяленая рыба. Ты съел сегодня кусочек-другой такой рыбы? Может быть, приправленную кориандром?

— Я… ну, в общем, да? Почему?

— Мм, — сказала она, глубокомысленно кивая. Затем она встала, поклонилась и сказала: — Сигнум Тира Мало, Страж апотекалей. Прошу прощения, что не поприветствовала тебя должным образом, Кол. Настоящая Империя находится далеко отсюда. Иногда мы забываем о ее влиянии.

— Это обычное дело для офицеров Ярроу — просто валяться по утрам на берегу реки?

— Валяться? — переспросила она. — Я пыталась высохнуть. — Она подставила руку солнцу, и от ее рукава поднялись призрачные струйки пара. — Я провела долгую ночь на каналах и болотах, пытаясь понять, как наш покойник оказался таким мертвым. Это была грязная и бесполезная работа, но она станет еще грязнее. — Она заглянула мне через плечо. — Я думала, вас будет двое.

— Моя иммунис приедет в свое время, — сказал я. — Полагаю, для нас уже приготовлено жилье?

— Конечно. Мои товарищи позаботятся о ней, когда она придет. — Она кивнула в сторону людей, которых я принял за нищих, сидевших на берегу. Теперь я понял, что они тоже были закутаны в плащи апотов, такие же грязные, как и они сами. — Но, прежде чем мы уйдем, Кол, ты бы предпочел, чтобы тебя вырвало здесь, на улице? Или ты предпочитаешь подождать?

Я уставился на нее:

— Прости?

— Запах рыбы в твоем дыхании, — сказала она. — Она некачественная. Я думаю, рыба протухла, и тот, кто тебе ее продал, приправил ее, чтобы ты не смог этого понять. Я даю этому э-э… около часа, пока у тебя в желудке не начнет бурчать, и тогда тебя вырвет. — Она повернулась ко мне, лениво улыбаясь. — Оссуарий не поможет. Это трудное место, даже если желудок неподвижен, как камень. Особенно учитывая состояние нашего покойника.

Я прижал руку к животу, думая, что она, должно быть, ошибается. Но потом там, в какой-то ложбинке моего живота, я почувствовал легкое неприятное трепетание.

Я пристально посмотрел на нее.

— Ты сделала много предположений, Мало. Я в порядке и готов приступить к нашей работе.

— Неужели? — беззаботно спросила она. — Тогда очень хорошо! Давайте отправимся в оссуарий и займемся там нашей грязной работой.

ОССУАРИЙ ЯРРОУДЕЙЛА НЕ успокоил мой живот: из-за низких сводчатых потолков и отдаленного бормотания других апотов здание походило на катакомбы, и, хуже всего, сырой воздух источал запах мускуса — смутный, но ужасный.

— Тебе повезло, Кол, — сказала Мало, когда мы проходили по коридорам. — Ты знаешь это?

— Почему?

— Недавно провели чистку наших образцов, — сказала она. — Выбросили все, чей срок давно истек, потому что мы не можем хранить их так долго. Воздух здесь сейчас как на весеннем лугу, по сравнению с тем, каким он был в прошлом месяце.

Я прижал палец к носу:

— Как кто-то может это выносить?

— Простой ответ. — Она остановилась, взяла пустую тележку на высоких колесах со спицами и начала толкать ее перед нами. — Большинство не выносит.

Пока мы шли, я разглядывал Мало. Ее, казалось, нисколько не беспокоило то, что нас окружало: она неторопливо шла, лениво пережевывая кусочек корня хины — слабого стимулирующего средства, которое придавало ее рту черноватый оттенок. Она повесила свой плащ у двери, и теперь я увидел, что на боку у нее не только короткий меч в ножнах, но и два ножа за поясом, один в сапоге и еще один, маленький, в ножнах на запястье. Мне стало интересно, в чем именно заключались ее обязанности, если ей требовалось столько оружия.

Наконец мы подошли к шкафу с маленькой дверцей в конце коридора. «Вот и он», — пропела она.

Она открыла дверцу шкафа. Я напрягся, но внутри был только деревянный ящик, примерно десять малых спанов в высоту и три спана в ширину и длину: не намного больше щита легионера. Мало схватила ящик и поставила ее на свою тележку, тонкие спицы колес заскрипели под ее весом.

Я изучил неглубокий деревянный ящик.

— Я думал, — медленно произнес я, — что пришел осмотреть тело.

— Что?

— В моем приказе говорилось, что я должен осмотреть тело офицера, найденное в канале, который, как подозревается, стал жертвой насилия.

— О, — задумчиво произнесла она. — Кто-то допустил ошибку! Я не говорила, что у нас есть тело. Я сообщила своему начальству, что мы нашли останки. Я подобрала слово самым тщательным образом.

Наступила тишина, пока я продолжал разглядывать маленький плоский ящик на тележке.

— Итак, — сказала я, вздохнув. — Я так понимаю, он не просто очень маленький.

Она улыбнулась, ее зубы были черными, как ратрасский виноград или корень хины.

— Не повезло. Заглянем?

МЫ ПЕРЕШЛИ В круглую комнату, похожую на лабораторию, с широким бронзовым столом под рядом мерцающих голубых мей-фонарей. В воздухе сильно пахло щелоком и другими чистящими реагентами. В полу под столом был устроен сток, на камнях вокруг него виднелся розоватый ореол пятен: место, которое, как я предположил, часто убирали, но оно никогда не было по-настоящему чистым.

Напевая что-то себе под нос, сигнум Мало поставила ящик с тележки на стол, затем подошла к полкам и надела большой кожаный фартук и перчатки поверх своей грязной алой униформы апота.

— Возможно, тебе захочется сесть на стул, — сказала она. — Это может занять некоторое время. Я страж и, следовательно, обучена многим искусствам апота, но в основном я занимаюсь выслеживанием и, э-э… — Она изобразила, как стреляет из лука. — Разрешаю споры, я должна сказать?

Я распахнул промокший плащ и плюхнулся на стул, держа меч наготове.

— Я думал, что в обязанности стража входит обеспечение безопасности ценных реагентов и прекурсоров, а не боевые действия.

— Ну, у нас здесь нет легионеров для защиты. Мы находимся далеко от собственно Империи, и левиафаны не водятся так далеко на севере. И все же в этом есть какой-то грубый смысл, разве не так? Ибо что такое люди, если не ходячие мешки с ценными реагентами и веществами? — Она усмехнулась. — Почему бы мне не проследить за ними и не лишить их некоторых критически важных реагентов, когда это будет сочтено нужным?

Она вернулась к деревянному ящичку, стоявшему на столе, повернула три бронзовые застежки, идущие вдоль бокового шва, затем потянула за крышку. С громким стуком крышка и стенки упали.

Внутри не было ни тела, ни чего-либо похожего на человеческую конечность, а большой продолговатый кирпич из очень необычного мха, с жесткими, похожими на кости усиками, плотно сросшимися друг с другом. Кирпич был идеально прямоугольной формы, он вырос так, что заполнил всю внутреннюю часть ящичка — по крайней мере, я так предположил. Мало осторожно отодвинула кирпич мха от дна деревянного ящичка, пока кирпич свободно не лег на стол.

Я уставился на него, и мои мысли сосредоточились на слове останки.

Сильный мускусный запах в комнате усилился, а вместе с ним и неприятное урчание в животе. Я сохранял невозмутимое выражение лица, но подумал — Она была чертовски права насчет рыбы.

— Это займет какое-то время, — сказала Мало.

Напевая, она подошла к полке и взяла поднос с множеством маленьких ножей и большой синей бутылкой, закрытой пробкой. Затем она вернулась к кирпичу из мха, откупорила бутылку и резким движением полила кирпич тонкой струйкой масла, как повар, смазывающий горячую сковороду. Затем она закупорила бутылку, отставила ее в сторону и начала растирать масло по кирпичу руками в перчатках, втирая его в многочисленные углубления между отростками.

— Как это работает? — спросил я.

— Мох? — переспросила она. — Ты не видел его раньше?

— Большинство тел, которые я осматривал, были либо совсем свежими, либо очень старыми.

— Тебе повезло, — сказала она. — Его всегда называли оссуарийным мхом — хотя на самом деле это не мох, а хищный гриб. Он живет в углублениях в земле, выстилая там полости и ожидая, когда в них попадут живые существа. Когда они оказываются там, мох жалит их, парализуя, и медленно разрастается, чтобы поглотить, как кокон. Вот тогда-то и происходит по-настоящему интересное. — Она хмыкнула, передвигая кирпич. — Он выделяет жидкость, очищающую организм от многих паразитов, вызывающих гниение. На самом деле, это почти как лечение, так что он может поглощать все ткани без каких-либо отходов. Конечно, порода, которую мы изменили, больше не употребляет мясо в пищу. И у нас просто получается образец, который остается свежим до двух лет.

Я взглянул на многочисленные шкафы, выстроившиеся в коридоре позади меня.

— Образцы?

Мало ухмыльнулась. В темноте лаборатории, с такими фиолетовыми пятнами на глазах и носу, ее лицо напоминало скелет.

— Мы — апоты, Кол. Мы используем множество тканей. Некоторые из них — наши собственные.

Снова повеяло гнилостным запахом мускуса. Теперь масло впиталось в кожу мха, и она приобрела слегка полупрозрачный блеск. Я заметил призрачную белую массу в его сердцевине.

— Пожалуйста, расскажи мне все, что ты знаешь об убийстве, — сказал я.

Она мрачно усмехнулась:

— Возможно, это более приятная тема. Но ненамного.

— МЕРТВЫЙ ЧЕЛОВЕК — ИММУНИС Минети Суджедо, — начала Мало, — из Имперского Казначейства. Прибыл из второго кольца Империи в составе делегации Казначейства, чтобы обсудить с королем Ярроу важные имперские дела. — Слова были пропитаны ядовитым сарказмом. — Он был последним из делегации, прибывшей чуть более двух недель назад — десятого хайнала. На набережной его встретили охранники-апоты, он казался здоровым и в приподнятом настроении, и его проводили в его жилище. Точно так же мы поступим с твоей иммунис, когда она приедет.

Я помолчал. Я уже знал многое из этого, но не последнюю часть. «Почему его сопровождали охранники?» — спросил я.

— Потому что он был здесь, чтобы поговорить о налогах, — сказала она. — И все ненавидят налогового инспектора, особенно здесь, в Ярроу. Это небезопасное место.

Перед моим мысленным взором промелькнул вид бронированных лодок, утыканных наконечниками стрел.

— Понятно, — тихо сказал я.

— Охранники отвели Суджедо в его комнаты, — продолжила Мало. — Затем он посетил банк Казначейства в городе, снова в сопровождении охраны. Он сделал там кое-какие дела и вернулся незадолго до захода солнца. Когда он вернулся к себе домой, то сказал, что неважно себя чувствует после путешествия. У него, похоже, был слабый желудок.

Я серьезно кивнул, стараясь не думать о своих бунтующих внутренностях.

— Он попросил охранников отправить уведомление руководителю своей делегации, в котором говорилось, что он останется на ночь, — сказала Мало. — Затем он заказал ужин, но почти ничего не съел и лег спать. Он должен был встретиться с другими членами своей делегации на следующее утро, но… не появился. В комнаты Суджедо было отправлено сообщение с просьбой о его присутствии. Когда ответа не последовало, охранники вошли и обнаружили, что он… Что ж. Его похитили ночью!

— Похитили? — удивленно спросил я. — В приказах, которые я получил, говорилось, что он пропал без вести.

— Никто из местных так бы не выразился, — сказала она. — Пропал без вести наводит на мысль, что он исчез во время переезда из одного места в другое. Но у его двери всю ночь стоял охранник, а сама дверь оставалась запертой, и мужчина ни разу не выходил из комнаты. Единственный признак того, что что-то не так — его постель, на которой остались следы борьбы, она была окровавлена и в беспорядке.

— Окровавлена? — спросил я.

— Да, как будто на него напали или ударили ножом, когда он спал. Что еще более странно — все окна в его комнате были по-прежнему заперты изнутри! Никаких следов взлома, ничего. Никто понятия не имеет, как нападавший проник внутрь или выбрался наружу. И, кроме самого мужчины, внутри ничего не было украдено. Я поднялась в его комнату и хорошенько обнюхала воздух. — Она постучала по своему фиолетовому носу, явно не обращая внимания на масло на кончике пальца в перчатке. — Я могу почувствовать белку во влажном лесу больше чем за лигу, имея всего лишь клок шерсти. Однако, когда я зашла в комнату Суджедо, я не почувствовала никаких запахов, кроме его и запахов слуг. Он был один в своей комнате все то время, пока мы не обнаружили его отсутствие. Как он оттуда исчез, я не могу сказать.

Я взглянул на кирпич из мха, который теперь блестел от масла.

— Когда и где вы нашли останки?

— Мы обнаружили их пятнадцатого хайнала, через пять дней после его прибытия и исчезновения, — сказала она. — Десять дней назад, на случай, если ты забыл, какое сегодня число из-за всех своих поездок.

Я одарил ее легкой холодной улыбкой:

— Не забыл.

— Конечно, нет. Мы нашли все фрагменты примерно в двенадцати лигах от его жилища. Путь к точному месту будет долгим, холмистым, с густыми джунглями и болотами. И это после того, как ты покинешь Ярроудейл, где за тобой будет наблюдать множество глаз. Трудный путь, чтобы пройти незамеченным, не говоря уже о трупе. — Она сплюнула струйку черной слюны вправо от себя. Та попала прямо в сток под столом: поразительная точность. — Меня преследуют невозможности. Как этого человека могли похитить из такого места, и никто этого не заметил? Как он мог появиться в таком состоянии, так далеко? Мы, стражи, не смогли ответить ни на один из этих вопросов. — Она бросила на меня косой взгляд. — Как я рада, что вы, Юдекс, можете творить чудеса. Я предпочитаю охотиться в джунглях на дерьмовых контрабандистов, а не это.

От завитков мха поднимался густой дым. Зловоние в комнате стало почти невыносимым.

Мало понюхала воздух.

— Запахи доконают меня, — сказала она. — Давай посмотрим…

Последний порыв вони, исходящий от кирпича, и затем, медленно, он начал размягчаться, начав с углубления в центре, затем увеличиваясь, пока углы не поникли и не обвисли, а затем, мягко, масса бледных усиков не начала распускаться.

Мало принялась расчесывать свисающие пряди, орудуя щипцами, как повар, помешивающий рис в котле.

— О, да. Подойди!

Я присоединился к ней у стола. Она снова потянула растворяющийся мох, и в сердцевине начала проявляться форма.

Нет, это было неправильно: не одна форма, а три.

Сначала появилась рука, пальцы которой были скрючены, словно она сжимала невидимый шар. Ногти на ней были цвета чая и темнее кожи, которая была бледно-серой. Запястье было разорвано, тонкие косточки там заканчивались раздробленными осколками, их губчатый костный мозг был пронизан темными пятнами.

Рядом с ней лежал кусок торса, без головы и без рук. Большая часть левого плеча и грудной клетки, но больше ничего. Тело было тщательно выпотрошено, как будто все органы вычерпывали гигантской ложкой. Ребра выступали из бледной плоти, как складки из поверхности бумажного веера женщины-джентри. Каким-то нелепым образом левый сосок остался, темный и выпуклый, вместе с колючим пучком черных волос на груди.

А чуть ниже, на подстилке из мха, лежала челюстная кость, лишенная плоти и совершенно отделенная от черепа, к которому она когда-то крепилась. Как и костные ткани сломанного запястья, щели между зубами были темными от отложений и пятен.

— Это все, что мы нашли от него, — сказала Мало. — Все части нашего пропавшего человека из Казначейства, Суджедо, которые смогли выудить из каналов. Печально, не правда ли?

Я уставился на разрубленные куски, мои ноздри уловили запах мха, а теперь еще и вонь гниения.

Протухшая рыба в моем животе снова перевернулась.

Я повернулся, доковылял до стока в полу, опустился на колени, уперся руками в пол, и меня вырвало прямо в него, при этом я закашлялся так сильно, что у меня заболело все тело.

— Вот оно, — оценивающе произнесла Мало. — У тебя, кажется, большая практика! Это самая точная рвота, которую я когда-либо видела.

Я снова склонился над стоком, и меня снова вырвало.

ГЛАВА 2

| | |

ВЗЯВ СЕБЯ В руки, я вернулся к столу и уставился на куски плоти.

Мне никогда раньше не приходилось работать с такими раздробленными частями тела. Тем не менее, моя работа как расследователя Юдекса заключалась в том, чтобы запомнить это: запечатлеть все, что я увидел, в своей памяти, а затем сообщить о своем опыте своему командиру.

Я полез в свою сумку запечатлителя, висевшую на боку, достал маленький стеклянный флакон и откупорил его. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, позволяя аромату нектарного масла проникнуть внутрь моего черепа: благословение после того, что я только что пережил. Вдыхая этот аромат, я мог лучше закрепить все воспоминания, которые запечатлею здесь, и быстро вспомнить их позже.

Я открыл глаза, посмотрел на жалкие останки Суджедо и сосредоточился.

Я обратил внимание на форму останков, их цвет, на то, как они были искорежены; на то, как были сломаны кости, как свернулась кожа, на толщину плоти. Поскольку моя память была улучшена до совершенства, эти ужасные картины останутся со мной до самой смерти. Но такова была моя судьба на службе Империи.

Я вытер рот носовым платком. «Почему мы не нашли больше остатков?» — хрипло спросил я.

Мало сняла фартук и перчатки.

— У нас в каналах Ярроу много спино-жнецов. Я думаю, кто-то нашел его плавающим и приготовил из него обед.

— Спино-жнецов?

— Черепах. Чуть меньше человеческого роста. Очень красивые, но очень плотоядные. Могут оторвать руку одним укусом. Или, ну… — Она указала на останки Суджедо. — Что-то еще.

— Почему ты так уверена, что это сделали именно они?

— Органы или их отсутствие. Спино-жнецы добывают их языком. После контрабандистов черепахи — второе по опасности существо на Великих каналах. И их гораздо труднее убить.

— Как экзотично. Думаем ли мы, что он стал жертвой одного из них?

— Возможно. Но, я думаю, более вероятно, что его скормили им, чтобы попытаться избавиться от него.

— Почему?

— Из-за этого, — сказала она, указывая на внешний край плеча, где рука обычно соединяется с грудными мышцами.

Я уставился на это место, борясь с очередным урчанием в животе. И все же я понял, что она имела в виду: кость и связки там были не разорваны, а странно гладкими.

— Порез, — сказал я. — Как будто его пилили. Его разрезали на куски до того, как он вошел в воду?

— Таков наш вывод, — сказала Мало. — Возможно, чтобы лучше привлечь черепах, или… возможно, убийца просто наслаждался расправой. Я не уверена. Но все же присмотрись к руке.

Я наклонился и изучил сохранившуюся руку. На суставе, как мне показалось, было изменение цвета: полоска плоти, местами слишком темная, а местами слишком бледная. Я заметил на полоске намек на крошечные рваные раны, узор, который навел меня на мысль о чем-то волокнистом.

— Он был связан, — сказал я. — За запястья.

Мало кивнула, слегка впечатленная.

— Да. В ране тоже есть волокна. Похоже, от какой-то веревки. Очень темные волокна, очень грубые. Пропитанные смолой. — Она постучала себя по виску, рядом с фиолетовыми, дополненными глазами. — Канат канал-такелажа, насколько я могу судить.

— Канат канал-такелажа, — тихо повторил я.

— Да. Должно быть, он сильно напрягся, чтобы оставить такие отметины.

— В его жилище видели кого-нибудь необычного?

Мало покачала головой:

— Только остальных членов делегации Казначейства, которые приходят и уходят по своей работе с королем Ярроу. Еще есть слуги — горничные, повар, лакеи. И, конечно, охрана, назначенная нами, апотами. Все они говорят, что не видели никого незнакомого или странного.

Я задумался над этим, затем снова понюхал свой флакон, запечатлевая зрелище разорванного запястья.

— Не могла бы ты перевернуть остальные кусочки, пожалуйста?

Она так и сделала, осторожно поворачивая челюстную кость и фрагмент туловища, как будто это была изящная посуда, которую я собирался приобрести.

Я заметил, что на задней части туловища, на лопатке, что-то было: круглый участок кожи, вырезанный из плоти, размером с монету в один талинт.

— Что это? — спросил я, указывая.

— Мы не знаем, — сказал Мало. — Но это не укус черепахи, так как при нем снимается не только кожа. Эта кожа была срезана или отстрижена.

— Были ли у Суджедо какие-либо опознавательные знаки? — спросил я. — Шрам, пятно или татуировка?

— Ты имеешь в виду, — спросил Мало, — могли ли они срезать кожу, чтобы нам было трудно определить, кто это был?

— Да. Были ли они у него?

— Нет, — буркнула она. — Но если он был убит, и, если убийцы что-то знали об этом человеке, они должны были бы понять, что опознать его будет несложно.

— Почему? — спросил я. Затем нахмурился. — Подождите. Как вы определили, что эти части тела принадлежат Суджедо, учитывая, что на них отсутствуют почти все опознавательные признаки?

Она посмотрела на меня так, словно я только что сказал что-то очень глупое. «Потому что он был из Казначейства», — решительно ответила она.

— И что это значит? — спросил я.

Еще один обильный, но невероятно точный плевок. Она прищурилась, глядя на меня.

— Я думала, что вы, Юдекс, знаете все. Но ты не знаком с Казначейскими искусствами?

— Офицеры Казначейства служат в цивилизованных кантонах, — язвительно заметил я. — Это не те места, которые я часто посещаю по долгу службы.

Она хмыкнула, как будто сочла это объяснение недостаточным.

— У офицеров Казначейства в звании выше капитана измененная кровь. Это происходит из-за небольшого искусственного органа, имплантированного в подмышку. — Она постучала по своей собственной, чтобы показать мне. — Банки Казначейства содержат всевозможные защищенные предметы. Сейфы, хранилища, замки. Реагент-ключи… Тебе знакомы эти штуки? Маленькие безделушки, которые испускают феромонный сигнал, приказывающий порталу открыться?

Я кивнул с каменным лицом, потому что я действительно был знаком с ними.

— Кровь офицера Казначейства — это то же самое, — сказала Мало. — Она открывает защищенные предметы, когда они находятся рядом или при прикосновении.

— И вы нашли в этих кусочках нужную кровь.

— В этих частях тела было немного крови, но ее хватило для наших анализов. Они содержат кровь сотрудника Казначейства в ранге иммуниса. Поскольку у нас не хватает только одного из них… ну, это, должно быть, Суджедо.

Я перевернул кусочки.

— Кажется, нам чего-то от него не хватает, — сказал я. — И это заставляет меня задуматься…

— Мог ли какой-нибудь сумасшедший пронести отрубленную руку Суджедо в банк Казначейства, чтобы открыть сейф или что-то в этом роде? — спросила Мало. Она фыркнула. — Окажи нам, апотам, хоть какое-то доверие. Конечно, мы можем обнаружить мертвую кровь, но защитные тесты, проводимые в хранилищах, рассчитаны на высокую концентрацию живых тканей. Живых, а не мертвых.

Я постоял над разбитыми останками, переваривая всю эту информацию.

— Итак, — наконец сказал я. — Суммируя… у нас есть не все тело Суджедо.

— Очевидно, — ответила Мало.

— И у нас нет свидетелей ни его похищения, ни его смерти. И мы не имеем ни малейшего представления о том, как это было сделано.

— Да.

— На самом деле, мы даже не знаем, где он умер. Или когда. И у нас нет никаких подозреваемых.

— Ты начинаешь понимать мое облегчение, — сухо сказала Мало, — от того, что вы, Юдекс, здесь, чтобы творить свою магию.

Я задумался, как действовать дальше.

— Единственными двумя местами, куда Суджедо ходил во время своего пребывания здесь, были банк и его жилище. Верно?

— Верно.

— И чем он занимался в банке?

— Спрятал кое-какие бумаги в сейфе, — сказала она. — Я заставила тамошних клерков показать их. Это были его приказы, а также листы с цифрами. Налоговые вопросы. Ничего особенно интересного.

Я промокнул рот носовым платком, надеясь, что моя бледность скроет мое смятение. Одно дело, когда тебя забрасывают в такое место, чтобы поработать с обнаженными частями тела, но чем больше я узнавал об этом убийстве, тем меньше оставалось следов, по которым можно было пойти. Как странно было осознавать, что его смерть настолько загадочна и в то же время настолько лишена подробностей. И все же мне нужно было найти что-то, о чем можно было бы сообщить до приезда Аны, иначе я буду слушать об этом без конца.

Я вздохнул, затем сказал:

— Полагаю, тебе лучше отвести меня к нему домой, пожалуйста.

ГЛАВА 3

| | |

ЯРРОУДЕЙЛ БЫЛ ПОРТОВЫМ городом, охватывавшим залив Ярроу, словно заросли ракушек на изгибе скалы, а затем устремлявшимся на юг, к Большим каналам, соединявшим залив с рекой Асигис и всеми богатствами Империи за ней. Во время поездки сюда я просмотрел множество карт города, запечатлев их расположение в своей памяти. Когда мы вышли из оссуария и двинулись в путь, я вызвал их в память.

Беспорядочно разросшаяся территория в основном распадалась на три отдельные части, считая с юго-востока на северо-запад вдоль берега залива. На юго-восточной оконечности находился Новый город, построенный многими иялетами Империи и для них, потому что там они перерабатывали и отправляли по каналам бесчисленные бесценные прекурсоры и реагенты. К северо-западу от него находился Старый город, изначальная родина королей Ярроу и их народа, хотя они и покинули это место давным-давно. И, наконец, был Высокий город, построенный в горах далеко к северо-западу от этого места, где проживал нынешний король Ярроу со всей своей королевской свитой, вдали от суеты промышленности, которая теперь поглотила землю его предков.

Оссуарий, заведение апотов, располагался в Новом городе и, когда мы с Мало проходили через него, это место показалось мне веселым: беспорядочные крыши и шумное движение, сырые улочки, заполненные торговцами, вьючными животными и имперскими офицерами, в основном апотами; реки малиновых плащей вздымались вокруг меня. Высокие, цветущие здания из фретвайна громоздились по обеим сторонам улицы; обращенные к морю стороны заросли́ ярко-зеленым мхом, став похожими на ломтики тоста, намазанные удивительно зеленым маслом. Впереди, на перекрестке, играла группа волынщиков и барабанщиков, и они весело танцевали, когда им бросали талинт.

Другими словами, это было похоже на многие имперские города, которые я видел за время своей службы, но все дороги спускались на север, к заливу Ярроу. И хотя сам залив я не видел, я ощущал присутствие океана повсюду: ропот волн, запах соли и морских водорослей в воздухе и горячие, ревущие ветры, дувшие с востока.

Я вздрагивал, пока мы шли. Прошло больше года с тех пор, как я в последний раз рискнул подойти так близко к морю. Хотя здешние воды отличались от восточных, мне хотелось отвести от них взгляд.

— Что-то не так? — спросила Мало.

— Я не очень люблю море, — пробормотал я. — И не люблю находиться так близко к нему.

— А-а. Значит, ты настоящий имперец, да? — спросила она.

Я бросил на нее сердитый взгляд и вытер лоб.

— А ты нет?

— Я родилась в Ярроу и выросла в Ярроу, — сказала она. Она махнула рукой в сторону поросших джунглями холмов вокруг нас. — К лучшему это или к худшему. Но не волнуйся. Несмотря на то, что мы находимся на побережье и приближается сезон дождей, в Ярроудейле не было живого левиафана с незапамятных времен.

Я подавил еще одну дрожь, на этот раз от одного ее слова: живого.

ЧТОБЫ ДОБРАТЬСЯ ДО Старого города, потребовался почти час ходьбы. Фретвайновые дома Нового города исчезли, и на их месте выросли высокие мрачные здания из светлого камня, окрашенного в бледно-зеленый цвет. Каменные здания довольно редки в Империи, и эти были красивыми, с коралловым орнаментом на крышах и колоннах; однако многие из них наклонялись под углом или местами оседали, их стены заросли пучками темно-зеленой растительности, на их крыльцах скопились лужи воды.

— Это Старый город? — с сомнением спросил я.

— Когда-то, много лет назад, здесь находился высокий трон Ярроу, — сказала Мало. — Здесь жил король и его благородный двор. Ты не находишь его впечатляющим?

Я посмотрел на опухолевидный заросли плесени, ползущие по одной из стен.

— Это место кажется очень старым.

— Это одно из определений, — признала она. — Старые мастера возводили эти башни из песка, наполненного крошечными насекомыми. Вы могли бы добавить их в песок, насыпать в форму, и жучки внутри заставляли песок полностью ее заполнить. Но такой состав плохо старился. Не оседал должным образом. И многие дома покосились.

Я увернулся от струи воды, стекающей с крыши.

— Да, вижу.

— Потом пришла Империя, заключила сделку с королем и купила здесь землю. Двор Ярроу покинул это место, перебравшись в высокий священный город наверху, и унес с собой знания о том, как сохранять эти камни. Теперь Старый город гниет. Как и все люди, которые здесь живут.

— Король просто оставил своих людей здесь? Без какой-либо помощи?

— Да?

— Почему?

Она остановилась и оглянулась на меня, изучая мое лицо, как будто внезапно забеспокоилась, что я какой-то безрассудный кретин. Затем она покачала головой, и мы продолжили путь.

Я последовал за ней мимо перенаселенных домов. В этом месте царила мрачная атмосфера: люди здесь были худыми и нездоровыми, и постоянно слышалось эхо кашля.

Мне в голову пришла мысль.

— Прошу прощения, — сказал я. — Но… делегация Казначейства была размещена здесь?

— Как я тебе и говорила, — проворчала Мало, пока мы поднимались по короткой, неудобной лестнице. — Никто не любит налогового инспектора, Кол. Не хочешь, чтобы он оставался, засунь его в какое-нибудь поганое место. Королю Ярроу, очевидно, доставляет удовольствие пытать офицеров Казначейства, которых посылают поговорить с ним, и он требует, чтобы они жили здесь. А теперь — шагай быстрее. Мы находимся в опасной зоне. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, увидев твое красивое личико, предположил, что ты богатый человек, который заплатил за такое лицо, и зарезал тебя из-за твоих талинтов.

— Я не платил за свое лицо, — раздраженно сказал я, но Мало уже двигалась.

НАКОНЕЦ МЫ ПОДОШЛИ к высокому каменному зданию, возвышавшемуся над покосившейся застройкой Старого города. Это была, несомненно, самая красивая из каменных башен, занимавшая шесть этажей, с богато украшенной коралловой обшивкой, усеянной множеством маленьких окошек, но, несмотря на свой масштаб и художественное оформление, она тоже была покрыта грибком и сильно постарела от непогоды на побережье.

— Это была его комната, — сказала Мало, указывая пальцем. — Вон там, наверху.

Я посмотрел вверх, прикрыл глаза рукой и прищурился. Мне показалось, что она указывает на одно из окон на самом верху.

— Суджедо… поселили в самой верхней комнате? — спросил я.

— Да, — сказала она.

— Значит, он не просто исчез из запертой комнаты, — вздохнул я, — а из запертой комнаты, расположенной на высоте четырехсот спанов над землей.

— Примерно так. Неплохой трюк, ага? Вытащить человека из комнаты на таком высоком этаже, с запертыми окнами и всем прочим, и никто ничего не видел и не слышал… Я не могу этого понять.

Я достал из кармана трубку из побег-соломы, сунул ее в рот и принялся жевать, позволяя вкусу табака успокоить мой разум и желудок.

— И, я полагаю, он не выпал оттуда, поскольку удар тела о землю, как правило, вызывает много шума и внимания.

— И большое пятно, — добавила она. — Которое мы так и не нашли. Я не чувствую запаха крови нигде в этом месте, кроме как в комнатах Суджедо.

Я понюхал свой флакон, запечатлевая это зрелище, и мы вошли в башню.

Комнаты охранялись тремя милитисами-апотами, которые таращились на меня, пока Мало отпирала и распахивала передо мной дверь в комнаты покойника. Я остановился на пороге, осматриваясь. Должно быть, когда-то это было величественное место, но теперь здесь было затхло и сыро. Ручейки воды стекали по округлому потолку, оставляя за собой следы плесени, похожие на слизь улиток. Вдоль изгибающейся внешней стены анфилады комнат располагались шесть круглых окон, выходящих на юго-восток, все они были закрыты. Дверцы шкафов в углу были открыты, но их полки казались совершенно пустыми.

Но больше всего мое внимание привлекла мох-кровать, стоявшая у стены, с вмятиной на папоротниковой подушке и широким коричневым пятном, расползающимся по простыням: крови, наверное, хватило бы, чтобы наполнить два кувшина для алковина, если не больше. Значит, рана серьезная. И, судя по расположению, это указывает на ранение туловища, возможно, почек или печени. Смертельное, если его не лечить.

Я хмыкнул, размышляя. Затем я заметил, что, просто стоя в коридоре, я переношу больший вес на левую ногу, чем на правую.

Я присел на корточки и положил свою трубку из побег-соломы на пол. Она немного покачалась, а затем решительно покатилась влево.

— Да, у нас крен, — подтвердила Мало. — Как и у многих зданий в Старом городе. Имперские инженеры поклялись, что это здание не должно рухнуть в ближайшее время, но чем выше мы поднимаемся, тем хуже.

Я спросил себя, что делать дальше. «Кто еще заходил сюда до сих пор?» — спросил я.

— Много народу, — сказала Мало. — Охранники Суджедо. Я и другие стражи-апоты. Мы подтвердили, что из комнат ничего не выносили. Мы разложили все, что нашли, на столе.

Я снова сунул трубку в рот, подавляя содрогание. Хотя она, конечно, думала, что это облегчит мою работу, она сильно ошибалась.

— Присутствует ли здесь кто-нибудь из членов делегации Казначейства? — спросил я.

— Я предупредила их, чтобы они были доступны, но, видимо, они сегодня заняты. Видите ли, встреча с королем, — сказала она с притворным благоговением. — Или, что более вероятно, с его многочисленными придворными сплетниками.

— Кто живет по обе стороны от этой комнаты?

— Комната на западе пуста. Но комната на востоке занята коллегой Суджедо иммунисом Валиком.

— Который слышал?..

— Ничего.

— И охранник снаружи не видел, чтобы кто-нибудь покидал комнаты Суджедо?

— Да, за исключением горничных и слуг.

Я на мгновение прикусил язык, размышляя. Я достал флакон из своей сумки запечатлителя, понюхал его и вошел в комнату.

Сначала я осмотрел кровать, изучая складки и изгибы простыней, а также то, как папоротниковые подушки были сложены одна на другой.

— Верхняя простыня исчезла, — сказал я.

— Мы взяли ее, чтобы извлечь из нее кровь, — объяснила Мало. — Мы также нашли образцы мочи в ночном горшке. Мы выделили запахи обоих и обнаружили, что они вышли из одного человека — и, когда мы нашли труп Суджедо, мы сравнили результаты. Это его кровь и его моча.

— И вы не обнаружили никаких других признаков вторжения? Ни волос, ни пятен другой крови?

— Ничего, — ответила она.

Нахмурившись, я двинулся дальше.

У одной стены стоял большой стол, и, как и сказала Мало, на нем были навалены все предметы, которые они, по-видимому, обнаружили во время обыска. Я поморщился, когда подошел к нему. Перемещение всего этого с места на место значительно усложнило оценку ценности этих предметов для расследования: нож, найденный спрятанным под подушкой, гораздо интереснее, чем тот, который убран в сумку. Но критика работы местных мало что даст.

— Мы изучили все это, — сказала Мало. — Одежда сильно пахнет цитрусовыми и плесенью. Это значительно усложнило распознавание всех запахов, присутствующих здесь. Я предположила, что убийца использовал их, чтобы скрыть свои преступления.

Я наклонился и принюхался. Она была права: ярко вспыхнул запах лайма, а под ним неприятный аромат гниющего дерева. Любопытно.

Я снова понюхал свой флакон и осмотрел предметы Суджедо, один за другим. Маленький мей-фонарик; три мундира Казначейства: два стандартного белого и один парадно-серый; шкатулка с церемониальными геральдами, а также запонками и другими украшениями; три пояса — два коричневых и один черный; мешочек с зола-перьями; мешочек с монетами на общую сумму шестьдесят три талинта и четыре медяка; большой мешок с настойками и флаконами с порошками, в основном для лечения головных болей. Что имело смысл: как и многие в Казначействе, Суджедо был аксиомом — человеком с развитыми когнитивными способностями, обладающим сверхъестественным талантом к расчетам, — однако такое увеличение имело побочные эффекты, часто приводившие к сокращению продолжительности жизни. Поскольку моя собственная память была значительно изменена, я это хорошо знал.

Я долго рассматривал все это, запечатлевая в памяти каждый предмет. Затем мой взгляд упал на последний предмет на столе: небольшой прямоугольный кусок чего-то, похожего на чистое железо. Я поднял его и повертел в руках. Он был тяжелым, гладким и холодным.

— Не знаю, что это такое, — сказал Мало. — Мы нашли это на полу. Похоже, это просто железная пробка.

Я осмотрел ее. Она была длиной с мой палец и казалась совершенно непримечательной. И, все же, такая гладкая, без повреждений, как будто ей и следовало быть такой формы и величины. Это меня обеспокоило.

— Где вы это нашли? — спросил я.

Она указала на стену с окнами:

— Вон там.

Я положил железку в карман, затем подошел к стене и осмотрел пол, затем окна. Я подумал, что железка могла быть какой-нибудь сломанной деталью от окна, но ничего не нашел: все ставни были целы и надежно заперты на железный скользящий замок. Замки задвигались достаточно легко, но, как только они были закрыты, окно не поддалось. Хотя остальная часть здания накренилась и текла, окна держались крепко.

Я открыл одно из окон и высунул голову наружу, щурясь от морского бриза. Подо мной зиял смертоносный обрыв, который казался еще более пугающим из-за наклона башни. Мысль о том, что кто-то может войти в эти окна или выйти из них, была совершенно безумной.

Я огляделся и снова прищурился, когда океанский бриз коснулся моего лица. На востоке и юге я увидел веселые пики Нового города, предприятия апотов, из которых валил пар и дым. Вокруг них извивались каналы, каждый из которых изобиловал колеблющимися корабельными парусами. На юге и западе я мельком увидел дымящиеся, раскинувшиеся просторы джунглей, кое-где прорезанные крошечными фермами и долинами, а затем, к северо-западу от нас, на вершинах высоких холмов виднелись белые, как кость, башни.

Верхний город: владения короля Ярроу. Он казался меньше и отдаленнее, чем я видел на картах. Я не мог не думать о нем как о королевстве духов из сказок, месте, куда игривые эльфы заманивали детей песней волынщика.

Затем, с большой неохотой, я, наконец, посмотрел на север.

Передо мной расстилался залив Ярроу, в лучах послеполуденного солнца весело отражались бескрайние воды.

И там, в нескольких лигах от меня, в океане, стояло…

Нечто.

Он был немного похож на шатер — высокий, заостренный и закрученный — как те, что можно увидеть на ярмарке кантона, и, хотя он был довольно далеко, его огромные масштабы все равно бросались в глаза: он возвышался на сотни спанов над водой, выше всего, что я когда-либо видел, за исключением морских стен на Востоке. Он слегка светился на полуденном солнце, излучая мягкое зеленое сияние. Я прищурился, гадая, из чего он сделан; возможно, из виноградных лоз или трав, которые росли так тесно, что казались подвижными стеклами из зеленого стекла. Я знал, что в центре этого зеленого кокона находится цитадель, защищенная изнутри. Мне показалось, что я почти различаю очертания стен и крыш где-то внутри.

— Сегодня он выглядит очень ярким, — заметила Мало, присоединяясь ко мне у окна. — Говорят, с приближением сезона дождей он становится ярче, а когда левиафаны засыпают, темнеет. Год пролетел быстрее, чем я думала.

— Это и есть Саван? — тихо спросила я.

— Да. Возможно, это самая ценная вещь во всем Ярроудейле и то, чего люди боятся больше всего. И кто может их винить? В детстве нас учили бояться левиафанов. Вполне естественно бояться их кладбища.

Я смотрел на Саван, загипнотизированный его движениями, его поверхностью, колышущейся в лучах яркого солнца. Казалось, он манил меня.

— Суджедо не имел ни малейшего отношения к Савану, — сказал Мало. — Никто не хочет иметь с этим ничего общего, кроме нас, апотов. Насмотрелся?

Я кашлянул, пробормотал «Да» и с радостью отвернулся. Хотя это расследование и без того оставляло много загадок, я находил утешение в том, что оно не будет иметь ничего общего с этим неземным местом.

ГЛАВА 4

| | |

ЗАТЕМ Я ОПРОСИЛ персонал башни — горничных, прачек, слуг и поваров. Суджедо приходил и уходил так быстро, что большинство из них даже не видели этого человека.

— Я помог ему добраться до его комнаты, сэр, — сказал портье, пожилой мужчина по имени Хаджуса. — Он был очень добр и любезен. — В его глазах появился озорной блеск. — Он даже дал мне серебряный талинт за беспокойство. Хотя это не совсем соответствует правилам, — сказал он, приложив палец к носу.

Я заговорщицки улыбнулся ему, а затем попросил описать Суджедо.

— О, он был красивым мужчиной, — сказал Хаджуса. — Как и многие из внутренних колец. Густые волосы, черные и вьющиеся. Светлые глаза. Однако он был невысокого роста. Я уже не такой высокий, как раньше, но все равно был выше его…

— Вы видели, чтобы кто-нибудь еще входил или выходил из здания в ту ночь? Вообще кто-нибудь?

— Только слуги, сэр, и никого постороннего. Это самое красивое здание во всем Старом городе. Когда-то, еще до империи, здесь был королевский дворец. — Он попытался принять надменную позу. — Мы придерживаемся здесь высоких стандартов.

— Вы знаете, по какому делу он сюда приехал?

— О… ну, я предполагаю, речь идет об адаптации королевства, — неуверенно сказал он. — Я имею в виду, превращение Ярроу в настоящий кантон Империи.

Его лицо стало настороженным, и он больше не смотрел мне в глаза.

— Что вы об этом думаете? — спросил я. — Вы можете говорить честно. Я мало что об этом знаю.

— Ну. Я… полагаю, это неизбежно. Все было решено десятилетия назад королями, которые умерли задолго до моего рождения. — Он попытался изобразить почтительную улыбку. — Но, конечно, я не вправе говорить о делах королей.

Я взглянул на Мало, которая пожала плечами и протянула руку — Чего еще ты ожидал?

Я поблагодарил его и отпустил.

ЗАТЕМ МЫ ПОГОВОРИЛИ с горничными, которые были родом из Пифии или Ярроу, с такими же зелеными, как у Мало, глазами и зеленоватым оттенком десен.

— Он был вежливый, сэр, — сказала одна женщина. — Тихий. Мы вообще почти не разговаривали, сэр.

— Очень аккуратный, — сказала другая. — Очень худой. И очень больной. Он не притронулся ни к капле бульона, когда я пришла забрать остатки еды.

Они кивали одна за другой, снова и снова, в таком размеренном ритме, что я вспомнил детскую деревянную игрушку, танцующую, если дернуть за ее ниточки.

— В котором часу вы пришли за едой? — спросил я.

— О… вечером или около того, — сказала вторая женщина. — После ужина. На улице было темно. Джентльмен лежал на кровати с закрытыми глазами и тяжело дышал. Я ушла в спешке, опасаясь, что он мог подхватить какую-нибудь инфекцию. Он выглядел неважно… Я помню, как у него дергалась рука, а пальцы порхали по животу.

— У него дергались руки? — спросил я.

— Только одна рука, да, — сказала первая горничная. — Почти как парализованная. Била его по животу. Как у моей мамы, перед тем как она увяла и умерла.

— А окна? — спросил я. — Они были открыты или закрыты?

Горничные подумали об этом.

— Закрыты, — наконец спросила одна из них.

— Да, закрыты, — сказала другая. — И заперты. Я помню, что на столе у него горела лампа, потому что к тому времени уже совсем стемнело. Мы оставили его, а утром… ну, джентльмен исчез, не оставив после себя ничего, кроме крови и дикости!

— И никто ничего не слышал? — спросил я.

— Ничего! — сказала она.

— Словно какой-то дух унес его прочь, — сказала первая. — Выкрал из постели, как морской дух, который похищает детей в старых сказках. — Она помолчала. — Вы же не думаете, что это было именно так, сэр?

Я замолчал, удивленный тем, что меня спросили, может ли призрак из народной сказки быть нашим преступником.

— По моему опыту, мэм, обычные люди более чем достаточно опасны.

— Вы думаете, это безумие, что мы говорим о духах, — лукаво сказала вторая горничная. — Но, учитывая, что они сделали Саван там, в заливе… Возможно, призраки этих существ задержались и ненавидят нас за все, что мы делаем из их плоти.

— А как насчет этого куска железа? — спросил я, поднимая его. — Он был у Суджедо?

Они посмотрели на него и покачали головами.

— Никогда такого раньше не видела, — сказала одна.

— И я, — сказала другая.

Я нажимал на них все сильнее, пока Мало не начала зевать, прислонившись к стене в углу. Тогда я их отпустил.

ПОСЛЕДНИМ БЫЛ ОХРАННИК, который сопровождал Суджедо по городу, милитис-апот по имени Клайда.

— Это был самый обычный день, сэр, — сказал он мне. — Иммунис приехал. Вошел внутрь. Затем я проводил его в банк и подождал у входа в хранилище, потому что мне туда вход воспрещен.

— Как долго вы ждали? — спросил я.

— О, не больше нескольких минут, сэр. Я полагаю, он просто внес депозит в хранилище. У него была с собой сумка примерно такого размера. — Он развел руки: около двух спанов в длину и высоту и полспана в толщину.

— Значит, достаточно большая, чтобы вместить не только документы?

— Да, сэр. У него что-то было внутри, и он оставил сумку там. Служащий казначейства может рассказать вам больше — его глаза затрепетали точно так же, как и у вас, сэр.

Я оживился, услышав это:

— Он был запечатлителем?

— Да, сэр. Вероятно, так и должно быть, чтобы помнить всех, кто приходит и уходит в банк. Когда иммунис Суджедо вышел, я отвел его обратно в его комнату, и на этом все закончилось.

— Полагаю, он не упомянул, что положил в банк?

— Да, сэр.

— Он вообще что-нибудь говорил?

Клайда задумался.

— Он спросил меня о моей жене, сэр. Я помню это.

— О вашей жене? Что он спросил?

— Просто о том, как она себя чувствует. Я подумал, что это очень странно, учитывая, что я вообще не рассказывал ему о ней и что наша свадьба состоялась всего две недели назад. Но иммунис заметил, что у меня на большом пальце было кольцо, и я все время трогал его, как будто не привык к нему, так что, должно быть, он предположил, что оно совсем новое. Это показалось очень умным — узнать так много с первого взгляда. Я полагаю, это то, что могут сделать такие сублимы как вы, сэр.

Я нахмурился. Хотя почти все сублимы Империи, включая меня, демонстрировали необычное поведение, аксиомы не отличались социальной компетентностью. Обычно, чем больше они работали с более абстрактными цифрами, тем более отчужденными становились.

Я спросил о железной пробке. Как и остальные, он не знал о ней.

— Проявлялись ли у него какие-либо симптомы, кроме жалоб на боль в животе? — спросил я. — Может быть, у него был паралич или тремор рук?

— Паралич… нет, — сказал Клайда, подумав. — Но… он действительно постукивал себя по ноге, снова и снова, пока шел. Как будто барабанил. Как будто у него в голове была мелодия, и он не мог удержаться, чтобы не отбивать ритм по чему-то. Это было немного странно, сэр. Это что-нибудь значит, сэр?

Я вздохнул и поблагодарил его за то, что он уделил мне время.

ПОСЛЕДНЕЙ Я ОСМОТРЕЛ свободную комнату рядом с комнатой Суджедо. Я попросил старого Хаджусу отпереть ее для меня, хотя, открывая дверь, он помедлил.

— Имейте в виду, сэр, что в этой комнате уже некоторое время было не так много людей. В комнате довольно сыро. Видите ли, башня наклонена так, что вся вода стремится скапливаться здесь… На самом деле, за всеми комнатами с этой стороны сложно ухаживать.

Он открыл дверь, и я заглянул внутрь. Это была почти точная копия комнаты Суджедо, но все поверхности были покрыты вьющейся плесенью. Кровать была из чистого дерева, без мох-матраса, и тоже заросла зеленью. Даже шкаф был покрыт растительностью.

Я посмотрел на Мало, которая стояла в дверях:

— Чувствуете какой-нибудь необычный запах? — спросил я.

— Я должна быть твоей гончей? — сказала она. — Но… нет. Ничего, кроме плесени. Она такая же, как и все другие заросшие плесенью комнаты в этой части здания. Мы обыскали ее, когда впервые искали Суджедо. Ничего не нашли.

Я поблагодарил Хаджусу, он снова запер комнату, и мы ушли.

ГЛАВА 5

| | |

БЫЛО УЖЕ ДАЛЕКО за полдень, когда мы закончили работу в комнатах Суджедо — слишком поздно, чтобы идти в банк Казначейства и опрашивать тамошних клерков, — поэтому мы с Мало начали долгое возвращение в Новый город.

— И? — спросила Мало. — Ты выкопал какую-то зацепку или намек, который я упустила?

— Я здесь и дня не пробыл, — сказал я.

— Тогда это нет. Как ты добр, что позволяешь мне гордиться собой. — Она склонила голову набок, прислушиваясь. — Но тогда давай поужинаем. Я целый день ничего не ела, а я даже сейчас слышу, как у тебя урчит в животе.

Я замолчал, чувствуя себя слегка оскорбленным.

— Ты слышишь?

— Да. Тебе нужен бульон. Иначе завтра от тебя не будет никакой пользы.

Мы свернули на главную улицу Нового города. Но как раз в тот момент, когда я начал склоняться к мысли о тарелке супа, мы услышали за спиной высокий голос:

— Э-э… сигнум Кол? Сигнум Диниос Кол?

Мы остановились и обернулись. Невысокая женщина в элегантном, но строгом сером платье шла за нами по переулку, подняв руку. Она снова позвала меня по имени, ее голос был высоким и дрожащим, как у человека, который в беде просит о помощи.

Я озадаченно изучил ее. Насколько мне было известно, в Ярроудейле не было никого, кто должен был бы знать меня или вообще знать, что я здесь, за исключением моего командира и Мало.

Я посмотрел на Мало, которая просто пожала плечами.

— Я ее не знаю, — сказала она. — Ты?

— Совсем не знаю, — сказал я.

Мы наблюдали, как женщина приближается. Мне показалось, что я заметил что-то в ее взгляде — возможно, резкость, — и это заставило меня остановиться.

— Да? — спросил я, когда она подошла ко мне. — Чем я могу вам помочь?

Она широко улыбнулась и поклонилась, тяжело дыша. На шее у нее висела кожаная сумка, в которой лежало множество маленьких свитков пергамента, тщательно запечатанных воском.

— Я так рада, что догнала вас, сэр, — сказала она, тяжело дыша. — И благодарю вас за то, что вы остановились. Я Соргис Поскит из Кредитной Группы Усини.

Я снова взглянул на Мало, который выглядела такой же озадаченной, как и я.

— И? — спросил я.

Женщина снова улыбнулась, по-видимому, не обратив внимания на мое замешательство.

— Возможно, вы больше знакомы с одним из наших вспомогательных офисов, сигнум Кол, — сказала она. — В частности, с Органом Кредиторов в Сапирдаде?

У меня перехватило дыхание. Я изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица.

— О, — пробормотал я. — Я не ожидал… найти вас здесь, в Ярроудейле.

— У Кредитной Группы Усини есть офисы по всей империи, сэр, — любезно произнесла она, снова кланяясь. — Поскольку вы наш клиент, я подумала, что могла бы, возможно, перекинуться с вами парой слов.

Я ПРОШЕЛ С этой женщиной довольно далеко, помня об остром слухе Мало. Затем я повернулся, оглядел ее и коротко сказал:

— Прошу прощения, мэм, но я не знал, что кто-либо из гражданских лиц осведомлен о моих обязанностях в Ярроудейле. Особенно учитывая важность моей работы здесь.

— Кредитная Группа Усини управляет большим количеством кредитов для офицеров иялетов, — сказала Поскит все тем же слащавым тоном. — Наша прерогатива — быть в курсе того, где находятся наши клиенты в любой данный момент.

Конечно, подумал я. Единственным учреждением, которое было более компетентным, чем сами иялеты, естественно, были ростовщики Империи.

Все еще пытаясь сохранить некоторый уровень надменности, я спросил:

— Даже тех, кто работает в Специальном подразделении?

— О, особенно тех, кто работает в Специальном подразделении, сигнум Кол. — Что-то опасное блеснуло в ее взгляде. — Учитывая, какую работу они выполняют. Я хотела обсудить с вами условия последней кредитной линии вашего отца.

— Почему? — спросил я. — Я думал, что ситуация проста. Он заболел, взял огромный кредит, чтобы оплатить услуги своего врача, а затем умер. С тех пор я исправно выплачиваю этот кредит, верно?

— Да, вы делали это на обычных условиях, сигнум Кол. — Улыбка мадам Поскит стала прямо-таки приторной. — Но теперь вы назначены сюда, в Ярроудейл, который формально еще не является частью Империи и, как вам известно, чрезвычайно опасен.

Я понял, что она имела в виду.

— Вы собираетесь потребовать от меня увеличения процента кредита, — сказал я, — потому что меня направили туда, где я могу умереть прежде, чем расплачусь с вами?

— Я ничего не требую, сэр, — сказал Поскит, изображая возмущение. — Это просто часть вашего денежного довольствия! На которое согласился ваш отец, если вы помните.

— Мой покойный отец, — горячо возразил я.

Чуть заметная сочувственная гримаса.

— Да, как вы и сказали. Очень печально. Кроме того, мы еще не учли характер вашего нового назначения, сигнум Кол. Видите ли, в Специальных подразделениях Империи часто происходят серьезные кадровые перестановки. Очень многих увольняют из-за того, что они не справляются со своими ответственными обязанностями. Бывает, что офицеры увольняются из-за стресса или становятся жертвами… других обстоятельств.

— Вы имеете в виду, что их убивают, — огрызнулся я, — на службе Империи.

— О, я не смогу такого произнести, сэр! — ответила Поскит. — Я просто просматриваю страховые отчеты. Таким образом, я хотела бы сообщить вам, что к вашим обязательствам были применены две надбавки, и ваша кредитная линия теперь регулируется новой схемой выплат. — Она достала плотный свиток пергамента и протянула его мне. — Здесь все подробности, а также информация о первом требуемом платеже. — На ее лице мелькнула слащавая улыбка, и она поклонилась. — Прошу прощения, что прервала вас, сигнум Кол. Я бы не хотела, чтобы вам пришлось бы платить какие-либо штрафы за тяжелую работу на службе Империи! Всего хорошего. — С этими словами она повернулась и с важным видом направилась прочь.

Я ошеломленно смотрел вслед уходящей Поскит. Я опустил взгляд на свиток пергамента в своей руке, и кровь застыла у меня в жилах.

Нет. Нет, я не буду на него смотреть. Во всяком случае, не сейчас.

Я сунул свиток в карман и присоединился к Мало на углу. Я нашел ее, прислонившейся к стене из фретвайна и лениво смотревшей на море.

— Кто это был? — спросила она.

— Не слишком важная персона, — пробормотал я.

— Не похоже, что она не слишком важная персона.

— Мы можем продолжить, пожалуйста? — спросил я. — Я очень голоден.

Она поклонилась:

— Конечно.

МОЙ ОТЕЦ БЫЛ талантлив, по-своему. Он талантливо родился в умеренно благополучной семье Внешнего Кольца; талантливо стал отцом детей моей матери, стольких, что это, в конечном итоге, убило ее; и, не менее важно, талантливо вкладывался в наихудшие из инвестиций и политических интересов, в конце концов, дойдя до полного банкротства.

Именно поэтому я стал сублимом и работал запечатлителем в Юдексе: империя хорошо платила таким слугам, предоставляя щедрые льготы и, в конечном счете, земли в обмен на ущерб нашему благополучию. Наблюдая за трупами и убийцами — и, по сути, сам став убийцей, — я намеревался расплатиться с огромными долгами моего отца и, в конечном итоге, заработать достаточно, чтобы перевезти его, мою бабушку и моих сестер из опасного Внешнего кольца в третье кольцо, за безопасные имперские стены.

Но потом этот человек заболел и умер, но не раньше, чем у него появились новые долги, сделанные на еще более отвратительных условиях. Это означало, что — хотя теперь у меня была довольно хорошо оплачиваемая должность в Империи — я все еще оставался почти таким же бедным, как и тогда, когда впервые подал заявление о приеме на работу запечатлителем.

Но еще более мучительным, чем моя собственная нищета, было то, как это повлияло на мое будущее: хотя я считал себя достаточно опытным расследователем Юдекса, втайне я мечтал служить в другом иялете, на другой службе, в кантоне, расположенном далеко отсюда.

Когда я брел по улицам Ярроудейла, на сердце у меня было тяжело. Если новые долги моего отца будут преследовать меня по всей Империи, как призрачная ламия из детских сказок, то моя мечта о новой службе так и останется мечтой, не более того.

ГЛАВА 6

| | |

МЫ С МАЛО отправились поужинать в грязную таверну неподалеку от моего жилища в Новом городе; на нашем кривом, сыром столе была разложена карта каналов.

— Суджедо исчез здесь, — сказал я, коснувшись района в Старом городе. Я прищурился в тусклом свете таверны, затем провел линию на юго-запад, к каналам. — А потом, неделю спустя, его нашли здесь… в двенадцати лигах отсюда.

— Как я уже сказала, это слишком далеко, чтобы нести тело, — сказала Мало, набивая рот морскими гребешками.

— Есть ли что-нибудь необычное в том месте, где его нашли?

— Это место находится недалеко от одного из лагерей контрабандистов. Вот здесь. — Она допила алковино и указала на один из участков канала. — Контрабандисты постоянно перемещаются по джунглям на западе, и мы, стражи, постоянно совершаем на них набеги, возвращая украденные реагенты. Сначала я предположила, что они и есть преступники, но это совершенно не соответствовало действительности.

Я сделал небольшой глоток бульона, надеясь, что это успокоит мой все еще бунтующий желудок.

— Как долго продолжается вся эта контрабанда?

— Десятилетия. С тех пор, как Империя построила здесь заводы апотов. Люди платят большие деньги за реагенты, прививки и лекарства. Кальциевые прививки для лечения переломов костей, защитные прививки для иммунитета… Если ты сможешь выжить, украв его со склада апота или с баржи, и, если ты сможешь добраться до реки Асигис на западе и продать его тамошним лодочникам, ты можешь разбогатеть.

— А эти контрабандисты когда-нибудь убивают?

— Раньше они этого не делали, — сказала она. — Но за последние два года ситуация стала намного хуже. Иногда баржа исчезает, и мы никогда не находим команду. Иногда они осыпают инженеров и их вьючных животных стрелами, а затем в суматохе забирают груз. Однако мы не менее безжалостны.

Я изучил ее лицо и не усомнился в этом.

— Почему Империя никогда не заботилась об этом? — спросил я.

— Во-первых, Ярроу — это не империя, — сурово сказала она. — Или пока нет. Хотя делегация Казначейства работает над тем, чтобы это изменить. Но до этого времени король Лалака все еще формально является правителем этого королевства. Это усложняет соблюдение имперских правил.

Я поднес чашку к губам, задумался и поставил ее обратно.

— Но это еще не все.

— Да. Потому что многие контрабандисты — жители Пифии и Ярроу. — Холодная улыбка. — Как и я. И, как и я, они знают джунгли и воды. Вот почему так много стражей уроженцы Ярроу. Кто еще мог бы охотиться на них?

— Что ты об этом думаешь?

— О чем?

— Обо всем этом. О том, что империя захватила Ярроу. Заводы работают почти столетие, верно?

— То же самое, что и большинство жителей Ярроу, — просто сказала она. — Я думаю, что это было соглашение короля, заключенное с империей в отношении королевских земель давным-давно.

— Разве это не ваши земли?

Сдержанная улыбка.

— Сказано человеком, который никогда не знал короля.

ЕЩЕ ОДНА КАРТА, еще один почти безымянный участок джунглей. Мало отправила в рот последнего морского гребешка и скептически оглядела меня.

— Итак. Ты… из Специального подразделения? Что это, собственно, такое?

Я поморщился, вспомнив свой неприятный разговор с мадам Поскит.

— В каждом иялете есть небольшой штат офицеров, не прикрепленных к какому-то конкретному месту. Персонал, направляемый для решения сложных или необычных ситуаций. Инженеры, Апоты, Легион — и Юдекс. Эта смерть была признана необычной. И вот я здесь… — Я сделал еще один маленький глоток бульона, — …во всей красе.

Она потерла край миски испачканным грязью пальцем, затем слизнула с него масло.

— Если ты сможешь понять, как мертвец может проходить сквозь стены, я назову тебя поистине прекрасным.

— Будем надеяться. Пожалуйста, приходи ко мне домой на рассвете, Мало. Тогда посмотрим, какую задачу поставит перед нами мой командир. Хотя я подозреваю, что она пошлет нас в банк Казначейства.

— Сможет ли она что-нибудь из этого понять? — спросила Мало.

Я допил свою чашку слабого алковина и задумался.

— Честно говоря, — сказал я, — есть большая вероятность, что она разберется с этим к вечеру.

Мало уставилась на меня.

— Что?

Я пожал плечами.

— Ты говоришь честно? — спросила она.

— Да. Я даю… ну, шесть из десяти, что она найдет решение по крайней мере к завтрашнему утру. Может быть, семь.

— Если ей нужно так мало времени, чтобы понять это, зачем вообще приезжать сюда? Почему бы не отправить письмо?

Я подумал об этом.

— Наверное, чтобы попробовать новую еду. Или, может быть, чтобы наказать меня.

ГЛАВА 7

| | |

МОЕ ЖИЛИЩЕ НАХОДИЛОСЬ в центре Нового города, среди многих офисов иялетов, управлявших многочисленными имперскими предприятиями в Ярроудейле. Это было одно из самых скромных зданий, но достаточно симпатичное, и все же, приблизившись, я заметил мальчика-портье, который стоял снаружи и беспокойно расхаживал по переулку.

Заметив меня, он подбежал ко мне с раскрасневшимся лицом.

— Сигнум! — позвал он. — Сигнум, сэр, вы… вы Юдекс? Не могли бы вы мне помочь, пожалуйста, сэр?

— Возможно, — сказал я озадаченно. — В чем дело?

— Это, э-э, другой офицер Юдекса, сэр.

У меня сразу упало сердце.

— О. Что она натворила?

— Видите ли, она в патио, и этот… этот запах, сэр. Она ест, но… Но запах от этого ужасный, и я не знаю, что делать!

Я вздохнул.

— Пожалуйста, показывай дорогу.

Я последовал за портье за угол здания. Ветер слегка усилился, и я уловил сильный, ядовитый аромат гниющих морских обитателей. Мы обогнули угол, и я остановился.

На холме, с видом на залив, было устроено патио, выложенное плитняком, с плетеными стульями и столом. Когда-то, должно быть, это было веселое зрелище, но теперь оно исчезло, потому что превратилось в кладбище устричных раковин.

Почти половину патио закрывали груды сверкающих панцирей, корок и перламутра, лужицы мутного устричного ликера, подсыхавшие под лучами заходящего послеполуденного солнца. Я с трудом мог их сосчитать: было, по крайней мере, несколько сотен устриц. Груды раковин плавно вздымались, окружая чайный столик в центре патио, почти как насыпь, и именно там, рядом с мокрым мешком с неочищенными моллюсками, сидела, сгорбившись, мой командир, иммунис Ана Долабра, разделывая очередного моллюска тупым ножом.

— Они все начинают гнить, — заскулил портье рядом со мной. — К нам уже поступили жалобы от офицеров из других номеров! Патио будет вонять еще несколько дней, если мы не уберем этот мусор в ближайшее время, но она не хочет остановиться и переехать в другое место, и то, что она мне наговорила, сэр…

Я наблюдал, как Ана вскрыла скорлупу, вынула мякоть изнутри, с чавканьем отправила ее в рот и бросила скорлупу через плечо. Хотя мой желудок в основном восстановился, от этого зрелища — вкупе с ароматом столь зловонной морской живности — в нем снова заурчало.

Бледная голова Аны поднялась. Она шмыгнула носом, затем медленно повернулась ко мне лицом, хотя и не могла меня видеть, потому что ее глаза были завязаны толстой красной повязкой. Как обычно.

— Дин! — весело воскликнула она. — Ты вернулся!

— Да, мэм, — вздохнул я. Я отпустил мальчишку, затем обошел груды ракушек, хрустя ботинками по каменным плитам, пока не остановился у нее за спиной. — Но, мэм, владельцы попросили меня…

Она подняла палец.

— Сначала! Скажи мне, Дин, как далеко отсюда до моря?

Я взглянул на береговую линию:

— Несколько лиг. Может, меньше. Но что…

— У меня есть просьба, — сказала она. — Я хотела бы узнать, не мог бы ты спуститься к воде, желательно в такое место, где нет водорослей, и принести мне ведерко морской воды. — Она улыбнулась так широко, что уголки ее рта почти коснулись ушей. — Видишь ли, я пробую город на вкус. Регион. Моря.

Я почесал бровь ногтем большого пальца, ожидая продолжения.

— А вы попробовали, мэм?

— О, да. Знаешь, устрицы впитывают все, что в них содержится, по мере роста. Я чувствую, откуда они. — Она орудовала тупым маленьким ножом со всей ловкостью полуночного убийцы и с влажным щелчком вскрыла еще одну скорлупу, ликер потек по ее пальцам. — Все, что нужно, это немного соли. Если бы ты принес ведро морской воды и медленно вскипятил ее, у нас осталась бы чистейшая морская соль. И как это было бы здорово — попробовать плоть самого моря, приправленную его собственной солью! Это слишком поэтично, чтобы мы могли это не сделать. Да?

— Я не думал, что у вы настолько любите устриц, мэм.

— О, я вообще не голодна, Дин. На самом деле, все устрицы разные. По каждой из них можно определить, с какого рифа они прибыли, на какой стороне выросли, в каких водах процветали. Они подобны мелодиям самого океана, воплощенным в плоть. — Она наклонила правое ухо к берегу. — Просто вслушайся в это. Я никогда не была так близко к морю… Мир вокруг меня пестрит узорами. Я слышу биение сердца океана в нарастающих и затихающих волнах. Я чувствую, как ветер разматывает свои дикие завитки над водами. И теперь я чувствую вкус этих вод и всего, что в них обитает. — Она свирепо ухмыльнулась, вытаскивая комочек серой мякоти со дна раковины. — Я спрашиваю себя… не это ли самое близкое к тому, чтобы попробовать плоть левиафана? Эти устрицы хоть немного впитали в себя намек на их сущность? — Она с шумом втянула мякоть в рот. — Я слышала слухи, что некоторые части титанов съедобны, если их как следует обескровить…

Я поморщился. Хотя я и не знал, каким образом у Аны произошли когнитивные изменения — и действительно, она всегда была раздражающе застенчива в отношении того, в чем они заключались, — она всегда демонстрировала склонность к выявлению закономерностей, которая намного превосходила одержимость. От древней истории до каменной кладки и цветовой гаммы в человеческом глазу — а теперь, очевидно, и устрицах — Ана постоянно испытывала потребность в новой, малоизвестной информации для анализа, настолько сильную, что часто ходила с завязанными глазами, утверждая, что из-за чрезмерного восприятия окружающего мира ей трудно сосредоточиться о том, что ей показалось интересным.

— Вы готовы выслушать мои отчеты о прошедшем дне, мэм? — громко спросил я.

Она смахнула пустую устричную раковину, и она со звоном полетела в кучу.

— Черт побери. Ты кажешься нетерпеливым. День прошел неудачно?

Я поморщился, вспомнив о маленьком свитке пергамента в моем кармане. У меня было ощущение, что я ношу с собой заряд бомбарды с зажженным фитилем.

— Нет, — сказал я. — Это не так.

— Ты имеешь в виду, что тебе не понравилось шесть дней плыть вверх по реке в непогоду, — сказала она, ухмыляясь, — и все это ради того, чтобы приехать сюда и посмотреть на влажные трупы? Наш дом там, где находят мертвых в трудных или деликатных обстоятельствах, Дин. Ты должен чувствовать себя здесь совершенно непринужденно! Скажи мне, в чем заключается ситуация? Наше положение будет трудным или деликатным?

— Я бы сказал, и то, и другое, мэм, — сказал я. — Но в данный момент оно кажется скорее трудным, чем деликатным.

Она нахмурила брови:

— Правда? Я правильно прочитала приказ, верно? Это сотрудник Казначейства, верно? Найден мертвым в канале?

— Это верно лишь отчасти, мэм. Но да.

Морщины на ее лбу росли, пока не стали небольшими холмиками.

— Я бы подумала, что это просто деликатный случай, учитывая, что умер сотрудник Казначейства. И все же, ты говоришь, что его смерть еще и трудный случай? И ты не имеешь ни малейшего представления о том, как это было сделано?

— Да, — ответил я. — Мужчина, по-видимому, исчез из своей комнаты. Нет ни мотива, ни преступника, ни чего-либо полезного. Только пятно крови на кровати и еще чуть-чуть.

Она кивнула, склонив голову набок.

— Хм! Хорошо. Возможно, это хороший случай. Как волнующе. — Она вытерла рот тыльной стороной рукава и встала. — Знаешь, Дин, ты неглупый человек.

— Спасибо, мэм, — сказал я, довольный.

— Или, скорее, не такой уж глупый человек.

— Спасибо, мэм, — сказал я, гораздо менее довольный.

— Часто ты быстро улавливаешь, что произошло, даже если у тебя еще нет полной картины. Только когда ты действительно очень озадачен, я понимаю, что работа может немного развлечь. — Она протянула руку. — Пойдем! Отведи меня в мои комнаты и давай обсудим это. И подкупи этого раздражающего маленького мальчишку-портье, сколько бы это ни стоило, чтобы он убрал все это дерьмо.

Я ПРОВЕЛ АНУ обратно в ее комнаты, которые были обставлены так, как она всегда предпочитала: все окна плотно закрыты, кровать в дальнем углу, рядом стопкой сложены бесчисленные книги, музыкальные инструменты прислонены к стене (во время этой поездки она предпочитала пифийскую лиру), а также чайный сервиз и железная плита, которая доминировала в центре комнаты.

Я закрыл за ней дверь. Она сняла с глаз красную повязку, моргнула широко раскрытыми, дикими желтыми глазами и, откинув назад белоснежную челку, огляделась.

— Эта комната немного великовата, Дин, — сказала она. — Мне потребуется время, чтобы акклиматизироваться.

— Не хотите ли, мэм, чтобы я завесил окна ковриками? Они смогут полностью блокировать свет.

— Нет, нет. Проблема не в освещении, а в размере… Комната слишком велика, чтобы на нее смотреть. Но я справлюсь. — Она сделала несколько неуверенных шагов и махнула рукой в сторону чайника. — Я попросила портье принести мне листья брызгонога, который растет только в Ярроу — мне сказали, что они придают чаю интересный аромат. Не мог бы ты угостить меня чашечкой? По ходу дела можешь вкратце рассказать мне о нашем интригующем наборе человеческих частей тела, как ты умеешь делать.

Я достал из сумки запечатлителя подходящий флакон, вдохнул аромат нектара и начал говорить, одновременно заваривая ей чай, а мои глаза дрожали, когда я вспоминал все, что видел в тот день. Ана слушала, снова завязав глаза, чтобы сосредоточиться, но сидела она не на стуле и не на кровати, а растянулась на боку на полу, водя длинным бледным пальцем по изгибам фретвайновой поверхности: удивительно девичья поза, несмотря на ее несколько более пожилой возраст.

Было уже очень поздно, когда я закончил свой отчет. Сквозь щели в окнах я заметил бледную луну, и звуки порта стихли вдали, утонув в грохоте моря. Мне пришлось щелкнуть по мей-фонарю в углу, чтобы разбудить личинок внутри и зажечь их, и вскоре комнату наполнил мягкий голубой свет.

Ана долго сидела неподвижно, сжимая в руке уже остывшую чашку чая. Затем она начала раскачиваться взад-вперед: характерный тик, который говорил, что она напряженно думает.

— Я неохотно признаю, — наконец заявила она, — что это убийство более многообещающее, чем предыдущие два, с которыми мы имели дело.

— Значит, вы действительно думаете, что это было убийство здесь, в Ярроу, мэм?

— О, конечно, — сказала она, перевернулась и легла на спину. — Это определенно убийство. У нашего дорогого расчлененного Суджедо не было сердечного приступа, он не упал в волны, чтобы бы быть съеденным бродячими черепахами. Я думаю, что он был убит, и я думаю, что способ, которым это было сделано, говорит нам о многом.

Ана залпом допила чай, затем отставила чашку в сторону и подняла руки, растопырив пальцы, как трубадур, собирающийся начать рассказывать балладу.

— Представь себе это! Представь Суджедо, сидящего на барже, плывущей вверх по реке. Стрела, выпущенная из кустов, была бы быстрой, ужасной и — по-видимому! — обычной для этого места. Или, когда он сошел с баржи и направился в город, кто-нибудь мог наткнуться на него и всадить лезвие ему между ребер, пока никто не видел. Это тоже было бы легко. Или — как, я думаю, тебе хорошо известно — можно подать мужчине ломтик сушеной рыбы, приправленный ядом, который невозможно распознать из-за сильного запаха старого жареного мяса…

Я пристально посмотрел на нее.

— Я понял, — сказал я. — В таком месте, как это, было бы легко доставить смерть, так?

— Конечно. Если бы целью всего этого было убийство человека, были более простые способы добиться этого! Методы, которые гарантировали бы его смерть и в то же время обеспечивали безопасность убийце. Итак, почему он выбрал именно этот? — Она потерла руки, как будто собиралась приняться за еду. — Я чувствую себя как разочарованная девушка в свою первую ночь в супружеской постели — чем больше я тяну то, что нахожу, тем больше мне это нравится! Тогда давай начнем.

ЗАТЕМ АНА ЗАДАЛА мне множество вопросов. Какого цвета была кожа останков? Какой длины и обхвата были пальцы на отрубленной руке? Насколько большим было плечо? А челюсть? Поскольку я запомнил все, что видел в оссуарии, я смог показать ей точный размер всего, чему я был свидетелем, жестикулируя руками, когда она позволила своему желтому глазу взглянуть на меня из-под повязки.

Она перешла к моей поездке в Старый город. Кто-нибудь отмечал что-нибудь необычное в походке Суджедо или какие-либо другие физические проявления? Какого цвета плесень росла в пустой комнате рядом с комнатой Суджедо? И какие здания были вокруг башни, из которой он исчез?

Я постарался ответить на эти вопросы как можно лучше. Когда я закончил, Ана просто сидела, потягивая чай и размышляя, а ее длинный белый палец все еще блуждал по фретвайному полу.

— Итак… — сказала она. — С плеча был удален участок кожи. Намеренно.

— Думаю, да, мэм. Он был очень круглой формы.

— Но апоты не могут сказать нам, что это было.

— Да, мэм. Они, похоже, не нашли в этом ничего необычного.

— Интересно… И они нашли мочу и кровь Суджедо, но ничего, что указывало бы на злоумышленника?

— Да, мэм.

— И все же ты говоришь, что от одежды мужчины исходил цитрусовый запах?

— Да. Сигнум Мало предположила, что это было сделано для сокрытия факт…

— Тихо, — рявкнула она. — Я думаю! Хм. Ты говоришь, Суджедо стучал себя по ноге, когда шел по своим делам… И он спросил охранника о свадьбе этого человека? Несмотря на то, что он аксиом?

— Да. Я подумал, что это очень странно.

— Поскольку аксиомы обычно так же умеют общаться, как гребаный мокрый кирпич, да, — сказала она. — Это чертовски странно.

Я поджал губы, поскольку у самой Аны часто отсутствовали представления о правилах общения, но воздержался от комментариев.

— Я понятия не имею, что делать с этим постукиванием, — продолжила Ана. — Если только у этого человека не было какого-то недуга. Но последний вопрос, Дин, который поможет мне воссоздать картину в моем воображении… Портье сказал, что за всеми комнатами на наклонной стороне башни трудно ухаживать. Да?

— И, мэм?

— Тогда, — тихо сказала она, — означает ли это, что под той, которую ты видел, тоже есть свободная комната?

— Э-э… вполне вероятно, мэм. Но, признаюсь, я не просил ее показать.

— Неважно, — пробормотала она. — Мало сказала тебе, что она и другие стражи обыскали все комнаты и ничего не нашли. Это может подождать. Теперь. Ты не смог поговорить с остальной делегацией Казначейства, верно?

— Верно, мэм. Они были заняты с королем Ярроу, как сказала мне сигнум Мало.

— Значит, ты ничего не знаешь об истории покойного и его личной жизни.

— Только то, что уже знало Казначейство.

— И нет никакой информации, — спросила она, — указывающей на то, что Суджедо встречался с кем-либо из своих коллег во время своего короткого пребывания в Ярроудейле?

— Да, мэм. Он был болен и не имел с ними дела до следующего дня.

— Но разве это не очень странно? — тихо спросила она. — Его коллеги жили прямо по соседству. Даже если он был болен, у них, похоже, было достаточно времени, чтобы поговорить с ним, или у него с ними…

— Не знаю, мэм. Некоторые беспокоились, что у него была инфекция.

Ана сидела очень тихо, пряди ее алебастровых волос трепетали, когда по комнате пробегал сквозняк.

— Значит, нам придется побеседовать с его коллегами, и как можно скорее. Хотя, по-видимому, опрос делегации может оказаться непростым делом.

— Да. Это дело с королем Ярроу…

В одно мгновение она сбросила с себя маску мечтательной задумчивости, и на ее лице появилось выражение ядовитой снисходительности.

— Дело! — усмехнулась она и сорвала повязку с глаз. — Дело, да! Но дело давно закончено! Эта кастрюля с дерьмовым супом кипит уже много лет… Что ты знаешь обо всей этой гребаной чепухе, Дин?

Я заколебался, не уверенный, что она хотела от меня услышать.

— Я знаю, что Ярроу — государство, облагаемое данью, мэм, которым Империя и управляет, и не совсем управляет.

— И?

— И… это ставит нас в затруднительное положение, поскольку здесь производятся самые ценные реагенты во всей Империи.

— Совершенно верно! Выжимаются из мертвых левиафанов в заливе, как сок из яблокодыни, а затем перерабатывается в бесчисленных заводах апотов на побережье. Очень хитрое, очень ужасное, очень смертоносное дело. — Она склонила голову набок. — Ах! Я хотела спросить… я полагаю, ты видел его, Дин?

— Видел что?

— Саван, конечно! Ты видел его?

— Да, мэм.

— Тогда опиши мне его, пожалуйста. Мне не терпится услышать о нем.

Я неохотно подчинился, описав огромную, зеленую, трепещущую фигуру, плывущую по заливу, и намек на цитадель, скрытую в его глубинах, хотя по мере того, как я говорил, все это начинало казаться мне не столько сооружением, сколько каким-то огромным паразитом, прикрепившимся к горизонту и обескровливающим весь мир.

— Как очаровательно, — прошептала Ана, когда я закончил. — Сооружение одновременно потрясающее и ужасное — но также бесценное, поскольку позволяет получать изменения, необходимые для того, чтобы сдержать левиафанов в сезон дождей. — Она снова растянулась на полу. — Позволь мне пролить свет на ситуацию, Диниос. Потому что история, как всегда, предопределила многие обстоятельства здесь.

Я вздохнул, кивнул, но ничего не сказал. Когда Ана рассказывала историю, вопросы просто затягивали разговор.

— ПРАВДА В ТОМ, что мы все здесь, Дин, — начала Ана, — все мы — включая совершенно мертвого Суджедо, — оказались здесь из-за географических особенностей. Видишь ли, течения Восточных морей не позволяют нашим кораблям перевозить мертвых левиафанов на юг. А на севере хребет Сарисав делает невозможным доступ к дельте Великой реки Асигис с таким грузом. Итак, немногим более девяноста двух лет назад император начал подыскивать новый портовый город на восточном побережье… и решил, что есть только один вариант — залив Ярроу, спрятанный в пифийских холмах. В то время это было захолустье, управляемое мелкими, злобными тиранами, называвшими себя королями. И когда Империя торжественно вступила на территорию, и могущественные агенты императора потребовали переговоры с королем Ярроу, что ж… король, как и все остальные в Империи, вероятно, счел их сумасшедшими.

— Империя вела переговоры о мирных имперских правах в Ярроудейле, — продолжила она. — Праве строить, праве вести торговлю. Король Ярроу потребовал огромный выкуп и получил его — хотя он также согласился с тем, что через сто лет регион перейдет под прямое управление империи и станет официальным кантоном. Возможно, в то время это казалось легкой сделкой. Король не хотел воевать с Империей, и сто лет, вероятно, показались вечностью людям, живущим такой короткой, жестокой жизнью. — Она свирепо усмехнулась. — И ему, конечно, повезло. Если бы это было в ранние годы Первой или Второй империи, когда Великое племя ханум было сильным и многочисленным, они бы просто вошли и разорвали его и его войска на куски!

У меня мурашки побежали по коже, но я ничего не сказал.

— Тем не менее, — сказала Ана, — ни король Ярроу, ни кто-либо другой не мог предсказать, что будет делать Империя в ближайшие десятилетия… Потому что тогда мы привезли инженеров и леников, этих огромных вьючных животных. И мы прокладывали туннели и каналы через пифийские холмы… пока не построили Великие каналы, соединившие залив Ярроу с Великой рекой Асигис, таким образом, открыв доступ ко всем богатым рынкам внутренней империи.

— А. Значит, сделка оказалась далеко не такой выгодной для короля? — спросил я.

— О, и стала еще хуже. Ведь в те дни никто и не мечтал, что Империя в конечном итоге будет так эффективно уничтожать левиафанов. Но, как только мы научились этому искусству и изобрели способ творить чудеса из плоти титанов, залив Ярроу стал естественным домом для таких работ.

— Саван, — тихо сказал я.

— Совершенно верно. Сейчас стоимость города астрономическая. И менее чем через десять лет все это будет передано самой империи! А король, что ж… он бы очень хотел отказаться от сделки, заключенной его прапрадедом. Он бы хотел выманить у Империи больше денег, больше ресурсов, больше соглашений. А это значит, что каждый его день — это гребаная вспышка гнева! Чертовы автократы. На самом деле они едва ли лучше перепачканных в дерьме детей.

— Но разве Империя не может просто захватить королевство, когда пожелает? Может ли король Ярроу действительно представлять угрозу?

— На поле боя? Нисколько. Но король Ярроу по-прежнему пользуется лояльностью своих землевладельцев на западе, что дает ему некоторую силу — хотя их войска, несомненно, не вступят в ожесточенный бой! Они знают местность, джунгли, реки. И, что еще хуже, у нас здесь есть много величественных и деликатных объектов, которые нужно защищать. Заводы апотов, Саван, каналы… Мы тратим огромные суммы денег и проливаем кровь каждый год, просто поддерживая их, чтобы они, в свою очередь, поддерживали Империю. Сердце замирает при мысли о том, что произошло бы, если бы хоть что-то из этого пострадает во время боя!

— Итак, убийство Суджедо…

— Да, похищение и убийство представителя Казначейства, посланного сюда, чтобы убедиться, что эта чертова сделка проходит по плану, вызывает тревогу. Это какой-то заговор короля? Если так, то почему целью был Суджедо? Чего он добьется с его смертью? Мы не знаем. Поэтому мы должны действовать деликатно — но быстро.

— У ВАС ЕСТЬ какие-нибудь соображения, как это было сделано, мэм? — спросил я. — Или кто за этим стоит?

— Что касается последнего, то нет, — сказала Ана, склонив голову набок. — Что касается первого — в некоторой степени! Начнем с… того куска железа, который ты нашел, Дин. Он все еще у тебя?

Я достал его из кармана и протянул ей. Она сняла повязку с глаз и выхватила кусок у меня, повертела его в руках и даже понюхала.

— Никто не видел его у Суджедо, — сказал я. — И никто не знает, откуда он взялся. Кажется, он вообще ничто.

— Хм, — тихо произнесла она. Она поднесла его к глазам, затем повернулась к своей железной плите, пробормотав: —Тогда давай посмотрим…

Она кинула полоску металла в плиту. Та с громким лязгом ударилась о стенку плиты и на мгновение застыла.

Я уставился на нее, разинув рот. Затем кусок металла соскользнул по стенке плиты — очень медленно, странным, прерывистым, царапающим движением — и, наконец, с грохотом упал на пол.

— Что… — тихо спросил я. — Как это случилось…

— Это магнетит, — сказала она. Она спрятала руку в складках платья и взяла утюг, потому что он уже нагрелся на плите. — Или он был сделан из магнетита. Хотя и потерял часть своей силы.

Мои глаза затрепетали, когда я порылся в памяти, вызывая информацию.

— Камень, который прилипает к металлам?

— К некоторым металлам, да. Но если достаточно долго тереть кусочек этих определенных металлов о настоящий магнетит, то, со временем, металлы намагнитятся. Этот кусок железа был сделан из магнетита, но он потерял большую часть своей силы… Но не всю. — Она повернулась ко мне, ухмыляясь. — Из чего были сделаны замки на окнах Суджедо, Дин?

— Из железа, мэм. Именно… именно так убийца проник в комнату? Он забрался на самый верх башни и с помощью магнетита открыл замки снаружи, чтобы попасть внутрь?

— Я не думаю, что все так просто. Потому что сегодня Мало сказала тебе правду — мы сталкиваемся с невозможностями. Почему в той комнате не было найдено ни одного человека? И как его тело было найдено так далеко несколько дней спустя? Мы примирим эти невозможности, и у нас останется ответ.

— И… каким может быть ответ, мэм?

— Ответ, Дин, — сказала она, — заключается в том, чтобы задавать правильные вопросы. Мы не должны спрашивать: «Как убийца входил в эти комнаты и выходил из них?», но, скорее… в каких комнатах был Минети Суджедо и когда, если вообще был? — Она широко улыбнулась. — Завтра сходи в банк Казначейства и расспроси запечатлителя о визите Суджедо. Но я действительно хочу услышать от него практические вещи — об обхвате талии Суджедо, об его походке и росте. Заставь запечатлителя показать тебе. Пусть он укажет тебе на плечо… — Она ткнула узким пальцем в свою тощую дельтовидную мышцу, — …чтобы показать, например, какого роста был этот мужчина. Я ясно выразилась?

— Да, мэм.

— Но прежде, чем ты отправишься в банк, отправь сообщение делегации Казначейства и назначь встречу с ними в их номере в Старом городе. Человека, с которым ты должен связаться, зовут префекто Кардас. Именно он руководит этой операцией. Я хочу поговорить с ним лично. Скорее всего, тебе придется поймать его побыстрее, пока проклятый король и его люди не растратили все их чертово время. Понял?

Я глубоко вздохнул, добавляя это к своему списку задач:

— Да, мэм.

Ана внимательно осмотрела меня.

— Хм, — медленно произнесла она. — Как прошел твой день, Дин?

Я заколебался, потому что обычно она не задавала таких откровенно личных вопросов.

— Я думаю, что почти все описал, мэм.

— Да, но ты ничего не сказал о своем эмоциональном состоянии, Дин. Это наше пятое расследование всего за полтора года. Мы быстро прожевали всю пачку! И все же я знаю, что не все души легко справляются с такой работой.

Я подавил вздох облегчения, так как почти подумал, что она знала о моих новых финансовых проблемах. «Я думаю, мэм, что хорошо привык к тому, как это работает», — сказал я.

— О, неужели? И как?

— Ну, сначала будет приятная головоломка, да? — сказал я. — Как и кто. Затем — вся эта грязная нудная работа, когда я хожу за людьми по пятам или роюсь в их отбросах. А потом, неизбежно, либо веревка, либо хлопок железной двери и слезы.

Она злобно захихикала.

— Ах, дитя мое… Если этот случай будет так прост, я буду вне себя от радости! От него уже пахнет гнилью. И все же, разве эта работа не так роскошна, как ты хотел, Дин? Ты думал, что жизнь государственного служащего будет грандиозной и театральной ролью?

— Пока за это платят, мэм, я буду играть любую роль, какую вы пожелаете.

— Какое корыстное заявление! — сказала она. — Я удивлена твоим цинизмом, Дин, учитывая твою храбрость в Талагрее. Я испытываю искушение списать это на твою болезнь. — Она оглядела меня. — Ты бледен. И тебе нужен отдых. Но прежде, чем ты уйдешь, зайди, пожалуйста, и проверьте почту для меня. Я подозреваю, что у меня есть несколько писем, которые были отправлены заранее.

— Солнце уже давно село, мэм, — сказал я. — Вы уверены, что почтовая станция будет открыта?

— Это Ярроудейл, ребенок, — сказала она. — Дом Савана. Здесь весь день и всю ночь принимают и отправляют приказы. Иди и забери мою почту, а потом можешь отдыхать.

Я поклонился.

— Конечно, мэм.

— Обрати внимание, я сказала отдыхать, Дин! — крикнула она, когда я уходил. — И ничего больше!

Я закрыл дверь.

ГЛАВА 8

| | |

АНА ОКАЗАЛАСЬ ПРАВА: когда я преодолел небольшое расстояние до имперской почтовой станции Ярроудейл, город вокруг меня все еще двигался и бурлил. Мануфактуры, пивоварни и бродильни прилепились вплотную к каналам, напоминая гигантские керамические горшки со множеством маленьких носиков и затворов, из которых в ночное небо поднимались струйки серебристого пара. В сверкающем свете мей-фонарей это зрелище напомнило мне о святилищах в третьем кольце, где из котлов валил дым, когда верующие бросали в них гранулы священного дерева.

Я принес почту — небольшую пачку писем, которые были отправлены со всех концов Империи, — и поплелся обратно в наше жилище, мей-фонарь раскачивался у меня в руке. Я просовывал письма под ее дверь — одно, второе, — но остановился на третьем пергаменте, который был гибким, толстым и совершенно черным.

Наверняка это было послание от командира Аны. Она получала его примерно раз в два месяца. Я вздрогнул и быстро подсунул его под дверь, как будто пергамент был отравлен. Я встречался с командиром Аны всего один раз, когда он впервые предложил мне должность в Специальном подразделении Юдекса, и я страстно желал избежать встречи с ним снова. Мне не хотелось даже прикасаться к почерку этого человека, если слово человек вообще подходило для такого существа.

Покончив с этим, я поплелся в свои комнаты, закрыл дверь, скинул ботинки и поставил мей-фонарь на пол. Я потер лицо, ворча, и обдумал стоящую передо мной задачу.

Ты и так слишком долго откладывал это, подумал я. Тогда читай.

Я достал из кармана свиток пергамента, полученный от мадам Поскит, присел на корточки перед мей-фонарем и медленно прочитал свиток, прищурившись, чтобы разобрать мелкий почерк.

Условия оказались даже хуже, чем я мог себе представить. Теперь две трети моего ежемесячного распределения должны были идти на погашение долгов моего отца. Большая часть оставшейся трети, конечно, я буду отправлять домой, чтобы прокормить семью, а это означало, что теперь я буду жить на жалкую горсть талинтов в день.

Я скомкал пергамент и выбросил его. Мне придется привыкнуть есть рис и чечевицу, пока не закончится это расследование; конечно, если предположить, что этого было бы достаточно, чтобы заставить мадам Поскит снять с меня бремя ее ужасных надбавок.

Я сидел в темноте, мечтая насладиться чем-нибудь вкусненьким, хотя бы на мгновение.

— Прекрасно, — прошептал я. — Прекрасно, прекрасно.

Я подошел к своим сумкам, открыл их и полез в крошечное отделение в задней части. Я вытащил тонкую полоску пергамента, так тщательно сложенную и так бережно спрятанную. Затем я развернул ее при свете мей-фонаря дрожащими пальцами, как будто держала в руках не просто пергамент, а какое-то сакральное писание из священного фолианта.

Буквы в верхней части пергамента не плясали перед моими проклятыми глазами, потому что они были яркими, крупными и черными: ПРОШЕНИЕ О ПЕРЕВОДЕ В ИЯЛЕТ ИМПЕРСКОГО ЛЕГИОНА.

Я взглянул на прошение и все свои ответы, написанные ниже. Я отвечал на него в течение многих ночей, тщательно формируя каждую букву каждым мучительным движением зола-пера. Имперский офицер мог подать прошение о переводе в другой иялет только после двух лет службы на своем первом месте службы; всего через несколько месяцев я мог подать эту форму и покинуть Ану ради Легиона.

Мое сердце забилось быстрее при мысли об этом. Хотя все иялеты Империи вызывали восхищение, именно Легион вызывал наибольшее уважение, потому что именно он каждый год давал отпор левиафанам, удерживая их у морских стен, обрушивая на них огонь и смерть с помощью бомбард и баллист. Именно они несли на своих плечах всю Империю, эти благородные воины, облаченные в черное и серебряное. Именно их страдания, тяжелый труд и служение обеспечивали выживание нашей цивилизации в течение следующего сезона дождей.

Те, кто надевал черную униформу, каждый год спасали неисчислимое количество жизней, в то время как я, сотрудник Юдекса, просто смотрел на мертвых и мало что мог сделать другого.

И все же, когда мой взгляд задержался на пергаменте в моих руках, я понял, что время подать заявление придет и уйдет. Жизнь легионера — это смертельно опасная работа, и контракт мадам Поскит никогда не предусматривал такого перевода. Неважно, сколько я уже заплатил, я должен был остаться в живых, продолжать платить и продолжать служить Юдексу: иметь дело только с мертвецами и мелкими, бессердечными людьми, которые убили их по той или иной гнусной причине; в то время как величайшие из нас — находившиеся на востоке, вдоль морской стены, — сражались и умирали, и отдавали себя за свою нацию.

Я сложил прошение, пергамент привычно сморщился на сгибах, и убрал его обратно в сумку. Потом я какое-то время сидел в темноте.

Я думал о своей короткой службе в Талагрее и о легионерах, которых я там знал. Один солдат ярко вспыхнул в моей памяти: капитан Кефей Строви, с которым я провел всего несколько дней, но в моем дополненном сознании это было похоже на целую жизнь.

Я положил руку на свою мох-кровать и позволил глазам затрепетать. Мои мысли пели от его прикосновения, от его запаха. То, как беспокойно он спал в постели, словно сражаясь со своей подушкой; медленная, ленивая, уверенная улыбка, с которой он встречал новый день. Ласка его руки, капли его пота, прикосновение его пятки к моей пояснице.

Мои веки перестали трепетать, и я вернулся в настоящее. Я прислонился головой к краю кровати. Не в первый раз я спросил себя: были ли такие вечные воспоминания благословением или бедствием?

Снаружи море с грохотом набегало на берег. Запах соли наполнял мою комнату.

Отдыхай, сказала мне Ана, и ничего больше.

Я снова надел ботинки и вышел.

В ПЕРВОМ АЛКОБАРЕ, который я нашел в Ярроудейле в тот вечер, было больше всего апотов: за одним из столиков, например, сидели, сгорбившись, молодые принцепсы, которые жадно рассматривали разнообразные настойки в бокалах, чтобы разнообразить свой вечер. Среди других присутствовавших апотов было много уроженцев Ярроу с зелеными глазами и густыми бородами, которые поглощали обычную выпивку с энтузиазмом, граничащим с самоубийством.

Но я пришел сюда не для того, чтобы выпить. Хотя я подошел к бару и купил стакан алковина, у меня были другие цели на этот вечер.

Потягивая алкоголь, я оглядел толпу. Здешние мужчины мне не понравились — уроженцы Ярроу были слишком бородатыми, принцепсы-апоты слишком худощавыми, — поэтому, немного расстроенный, я просмотрел женщин и нашел несколько подходящих кандидаток. Некоторые уже обратили на меня внимание.

Я заколол волосы на затылке, сделал еще глоток алковина и принялся за работу.

Я двигался сквозь толпу медленными, знакомыми шагами, словно исполнял танец: ждал подходящего взгляда, мимолетного внимания, прежде чем приблизиться с легкой улыбкой; затем, когда мои глаза затрепетали, я вспомнил лучшее приветствие, лучший остроумный комментарий, правильные движения и правильную позу; когда смотреть им в глаза или отводить взгляд; когда распускать волосы по лицу и когда снова заколоть их сзади.

Другим танец мог показаться искусным, но для меня это была рутина. За прошедший год, пока я переезжал с места на место, я выучил этот прием наизусть: подобно взлому замка, определенная комбинация этих жестов и обменов репликами помогала привлечь нужное внимание. Или, возможно, это было не совсем так: возможно, я больше походил на человека, который смазывает свое тело кровью и маслами, стоя перед темным лесом и ожидая, что какой-нибудь хищник набросится на него и унесет прочь.

Самой смелой была девушка Ярроу, примерно моего возраста, розовокожая, высокая и хорошо сложенная, с буйной гривой светлых вьющихся волос и не менее дикими глазами зеленого оттенка. Ее чувства были обострены, как и у Мало — кожа вокруг глаз, носа и ушей приобрела характерный фиолетовый оттенок, как будто их нарисовали фиолетовыми чернилами, — но я все равно посчитал ее милой или достаточно милой. Она радостно подошла ко мне, воротник ее униформы апота был расстегнут и съехал набок, она указала на мою чашку и сказала по-пифийски:

— Ки иха мирэ лай кои хай?

Хотя я и не говорил по-пифийски, я уловил суть замечания и купил ей кружку алко.

Мы немного поговорили: она очень плохо говорила на имперском языке — ее речь была почти полностью односложной, — а я вообще не знал пифийского. Но мы посмеялись над нелепыми жестами друг друга, когда пытались объясниться, и каждый понимал, о чем говорит другой.

Наконец она наклонилась ближе, ее зеленые глаза заблестели, и она сказала что-то по-пифийски и захихикала.

— А-а. Что это было? — спросил я, улыбаясь.

Седовласый медиккер неподалеку закатил глаза и перевел:

— Она сказала, что у тебя такое красивое лицо, но она беспокоится, что оно будет похоже на маленькую лошадку.

— Что? Что это значит?

— Это местное выражение, и к тому же порочное — она имеет в виду, что боится раздавить его, катаясь на тебе верхом. — Он покачал головой и пробормотал: — Проклятый Ярроу…

Я повернулся к ней. Она смотрела на меня с жадным блеском в глазах.

— Ты можешь забрать меня отсюда? — спросил я.

Она схватила меня за руку, и мы ушли.

Я СЛЫШАЛ, ЧТО запечатлители — хорошие любовники, потому что они помнят, чего хотят люди. Я пришел к выводу, что это правда, не только из-за реакции, которую я наблюдал во время совокупления, — ведь такие вещи, как я знал по собственному опыту, можно подделать, — но и из-за того, как часто меня приглашали вернуться. И все же, хотя в тот вечер я был внимателен и стал страстным, когда почувствовал ее желание, и свирепым, когда она попросила, я знал, что эти действия были всего лишь работой, за которую я заплатил в следующий момент.

Потом: все было израсходовано, дрожь утихла и потные конечности, лежащие поверх моих, остыли. Только тогда я смог обнять ее и сделать мир маленьким для себя.

Больше никаких долгов и ростовщиков. Больше никаких тел и крови. Больше не будет тривиальных маленьких людей, обремененных сердцами, как злобными, так и скучными. Только тогда, возможно, отсутствие Кефея будет гореть менее ярко, и все будет маленьким и управляемым.

Я лежал, положив руку на ее бледную грудь, мое лицо утонуло в ее каштановых волосах. Я позволил тишине окутать меня, как плащу.

Задуши меня, сказал я тишине, и дай мне уснуть.

Я изо всех сил старался не прислушиваться к тихому голосу в своей голове, который указывал, что Ана специально приказала мне не делать этого; который бесстрастно напоминал мне, что Ана знает, что я провожу около половины вечеров в чужой постели, и не любит этого.

Отпусти меня, отпусти меня, твердил я тихому голоску. Я должен тебе кое-что хорошее, отпусти меня. Тем не менее сон не приходил.

Я вздохнул, не вставая с постели. Затем девушка — я понял, что до сих пор не знаю ее имени — пошевелилась и повернулась, чтобы посмотреть на меня.

Я приоткрыл один глаз. Ее улыбка вернулась, как и дикий блеск в глазах.

— Все в порядке? — осторожно спросил я ее.

Она сказала что-то по-пифийски — «Ика гора, дубира, аукиха» — и, наклонившись, взяла мой член в руку и помассировала его. Когда это не произвело на него должного впечатления, она села, все еще держа меня, окинула меня оценивающим взглядом, кивнула на дверь и повторила эти четыре слова.

Я сразу понял смысл: или еще один раз, или можешь идти.

— О, — сказал я, несколько удрученный. — Действительно?

Ее глаза засияли еще ярче, а ритм массажа ускорился.

Я вздохнул, прикидывая, сколько работы мне придется проделать, чтобы заслужить покой сегодня вечером.

— Хорошо. Если ты настаиваешь.

ГЛАВА 9

| | |

НЕЗАДОЛГО ДО РАССВЕТА я выскользнул из дома девушки, чтобы вернуться к себе домой, измученный и пошатывающийся. С залива наползал туман, такой густой, что было трудно разглядеть что-либо дальше, чем в пятидесяти спанах от дороги, но я запечатлел путь в своей памяти и знал все шаги, даже если наполовину шел, как во сне.

Когда, наконец, я подошел к своему дому, то услышал голос, раздавшийся из тумана:

— Чем ты занимался?

Я остановился и заметил сигнум Тиру Мало, сидевшую на крыльце в нескольких спанах от моей двери. Она улыбнулась мне, в ее зубах темнел еще один кусочек корня хины.

— Ты ждала меня у моей двери? — удивленно спросил я.

— Ты сказал, рассвет, — сказала она и указала на затянутое тучами небо. — Солнце почти взошло. Должна сказать, я была сбита с толку, не услышав в твоей комнате ни биения твоего сердца, ни шепота твоего дыхания. Но увидев тебя сейчас и… — Когда я приблизился, она понюхала воздух и ухмыльнулась…и уловив твой запах, я понимаю, что все в порядке.

Я сердито посмотрел на нее.

— Ты суешь нос в дела всех, кто ходит по этой улице?

— Я не сую свой нос в чужие дела! Ты бы хотел, чтобы я заткнула уши и нос, чтобы сохранить в тайне твою личную жизнь? Но не стыдись, Кол. Во всяком случае, я поражена.

— Что?

— Вчера ты был таким серьезным и так сильно хмурился, что я засомневалась, есть ли в тебе вообще хоть капля крови. Но, очевидно, она у тебя есть, и даже больше — если только она не вся израсходована! Как тебе удалось переспать с другой? Ты вообще пробыл здесь целый день?

Открывая дверь, я почувствовал, как горят мои щеки.

— Я пойду переоденусь, сигнум, — твердо сказал я. — Я скоро вернусь.

— Тебе также нужно вымыть нижний инструмент, — сказала она. — Не нужно быть опытным стражем, чтобы все это унюхать. — Она снова принюхалась. — Но этот запах мне кажется знакомым. Это был кто-то из тех, кого я знаю?

Я резко захлопнул дверь.

ХОТЯ ЕЩЕ ТОЛЬКО начиналось утро, в Имперском Казначейском банке уже образовалась очередь: десятки купцов, лавочников, рабочих и множество апотов стояли в очереди, чтобы внести свои заработки.

— Не знаю, работал ли ты когда-нибудь с людьми Казначейства, Кол, — сказала Мало, когда мы подошли к нему. — Но эти офицеры… они совсем другие.

— Что ты имеешь в виду?

Она задумалась.

— Они такие красивые и чистенькие, — сказала она, — что я не уверена, есть ли у них дыра в жопе.

— А-а. Замечено.

Я показал очереди геральды, приколотые к моему плащу, и они расступились, пропуская меня в банк, за мной следовала Мало. Передняя часть представляла собой любопытное пространство, состоящее из киосков с сетчатыми стенами из виноградной лозы, которые не позволяли клиентам физически прикасаться к представителю Казначейства, сидевшему с другой стороны, в то время как деньги и документы передавались взад и вперед через узкую щель внизу. Я увидел, что Мало права, потому что служащие Казначейства действительно отличались от других людей: большинство из них были бледными, с приятными чертами лица, со вкусом украшены драгоценностями и одеты в бледно-серую или белую униформу Имперского казначейства — разумеется, безупречную и незапятнанную, поскольку служащие казначейства редко выходили за пределы своих кабинетов. Я наблюдал, как они прихорашиваются и перешептываются за сеткой из виноградной лозы, и мне казалось, что я наблюдаю за зоопарком, где сидят в клетках ослепительные птицы.

Я начал задавать вопросы, и нам привели сигнума, который работал в тот день, когда здесь был Суджедо: молодого, стройного ратрасца по имени Туфва, чьи длинные волосы блестящим каскадом струились по спине.

— О! — сказал он после нашего знакомства. — Специальное подразделение, так? Как впечатляюще! Специальное подразделение Казначейства всего лишь занимается самыми громкими банкротствами. Вы, должно быть, испытываете огромную гордость за то, что наводите порядок в мире во имя справедливости Императора.

— Спасибо, — пробормотал я. — Итак… иммунис Суджедо? — спросил я.

— Да, ужасное дело… Это было десятого хайнала. — Его глаза затрепетали, когда он вспоминал: довольно неприглядный тик всех запечатлителей, включая меня. — Иммунис Минети Суджедо прибыл ближе к вечеру, чтобы сохранить у нас материалы. Предъявил свои документы принцепсу на входе, который доставил его ко мне. Я проверил его кровные полномочия, и подтвердил его статус. Затем я отвел его в хранилище, чтобы дать ему доступ к его сейфу, как он и просил. Мы храним там все конфиденциальные материалы для имперских нужд.

— Как вы подтвердили кровные полномочия Суджедо? — спросил я.

— При помощи шляпки бальзам-листа, — просто ответил Туфва.

Я ждал объяснений. Когда их не последовало, я спросил:

— И что же это такое?

Туфва нахмурился и спросил:

— Я так понимаю, вы не часто посещали банки Казначейства?

— Людей не так часто убивают в банках. Обычно из них довольно трудно сбежать.

Туфва оглядел меня с ног до головы, как будто я теперь производил гораздо меньшее впечатление. Затем он подошел к своему столу и принес нечто малопривлекательное: маленький глиняный поднос, наполненный влажной землей, на поверхности которой рос серо-белый гриб, странный и мясистый.

— Вы просто кладете руку на шляпку… Давайте. Это не причинит вам вреда.

Я так и сделал. Мякоть была холодной и влажной. Когда я убрал руку, шляпка была темной, в крапинку, а затем медленно снова стала серо-белой.

— Этот ответ указывает на то, что у вас нет соответствующих кровных полномочий, — сказал Туфва. — Если бы вы были офицером Казначейства достаточно высокого ранга, шляпка была бы окрашена в соответствующий цвет.

— Это надежнее, чем реагент-ключ, — объяснила Мало, — потому что люди могут потерять ключ, но обычно не теряют кровь.

— Вот именно, — фыркнул Туфва.

— И это сработало правильно для Суджедо? — спросил я его.

— Конечно. В конце концов, я помню.

Я понюхал свой флакон, закрепляя этот факт в памяти.

— Тогда какое дело было у Суджедо в хранилище иялета?

— После его смерти стражи попросили меня открыть его ящик. В ней были его приказы, касающиеся короля Ярроу. Налоговые прогнозы, в основном. Ничего ужасно удивительного, но и ничего такого, что мы хотели бы обнародовать. У него были веские причины хранить эти документы в сейфе.

— Они хранилось в обычном сейфе?

— Нет, вовсе нет, — сказал Туфва. — Мы использовали один из сейфов Казначейства. Я покажу вам.

Он повел нас по узкому каменному коридору, который заканчивался высокой дверью из каменного дерева, укрепленной железом, с еще одной шляпкой бальзам-листа по краю. Туфва положил руку на шляпку и держал ее так довольно долго; затем мы услышали щелчок в двери, и она открылась.

— Это хранилище иялета, — сказал он, входя и обводя рукой помещение, — специально для имперского пользования.

Мы последовали за ним и оказались перед множеством деревянных сейфов со сложными замками, но на всех них были одинаковые шляпки странного мясистого бальзам-листа.

Туфва указал на ряд сейфов в углу, каждый из которых был украшен символом казначейства: монетой, вставленной в шестиугольник.

— Вот где Суджедо хранил свои материалы, — сказал он. — Третий ящик снизу. Такие ящики предназначены исключительно для старших офицеров Казначейства.

Я наклонился, чтобы изучить его.

— И у него не возникло проблем с открытием этого ящика?

— Никаких. Я вытащил ящик и поставил его на стол, чтобы он мог открыть. Он приложил руку к замку, ящик открылся перед ним, и я оставил его одного, чтобы он мог внести депозит. Все было довольно просто.

Я повернулся, изучая шкафы и сейфы вокруг меня. Их были дюжины, и все разного размера. Я даже подумал, каково было бы открыть один из них, достать оттуда талинты и вывалить их на сладкую мадам Поскит, чтобы раз и навсегда расплатиться с кредитами моего отца. Глупая мысль, но она натолкнула меня на идею.

— Суджедо был здесь один? — спросил я.

— Да, — сказал Туфва. — Я оставил его здесь, чтобы он внес свой депозит, согласно процедуре.

— Как долго он пробыл внутри?

И снова у него затрепетали глаза.

— Я бы сказал, меньше пяти минут.

— Он трогал, менял или открывал что-нибудь еще? — спросил я.

— Мы не искали это, — осторожно сказал Туфва. — Открывать ящики других иялетов запрещено без крайней необходимости.

— Если бы вы искали, как бы вы это сделали?

Он указал в угол, где на высоком столе стоял очень сложный на вид набор весов.

— Эти весы соответствуют высшему стандарту апотов — они могут отмерить одну крупинку соли. Мы взвесим каждый ящик, и, если вес какого-то из них изменится, мы вызовем владельца. Если тот не прибудет в назначенное время, только тогда мы сможем открыть его самостоятельно.

— А вы, как запечатлитель, помните вес каждого ящика.

— Да. Но, как я уже сказал, это только для экстренных случаев. — Он фыркнул. — И я не думаю, этот случай объявлен экстренным.

— Сопровождавший его охранник сообщил, что Суджедо нес с собой сумку примерно такого размера. — Я показал ему, в точности повторяя движения Клайды. — Мне показалось, что это была слишком большая сумка для простых документов. Однако, когда Суджедо уходил, сумка была пуста. Итак… что он мог оставить на хранение?

— Я не могу сказать, — медленно произнес Туфва. — Я помню сумку и ее размер… но я не уверен, что в ней было что-то помимо документов. В конце концов, это Казначейство. Мы обрабатываем довольно много документов.

Я нахмурился, размышляя и стараясь не обращать внимания на то, как Тафва нетерпеливо взъерошил волосы.

— Пожалуйста, расскажите мне о внешности Суджедо, — наконец сказал я. — Рост, вес, все это.

Туфва так и сделал, глаза его затрепетали. Суджедо, по его словам, был худощавым человеком, невысокого роста, с густыми вьющимися черными волосами и довольно светлыми глазами, которые были, возможно, серыми. Его кожа была серой, как у всех сублимов и людей, перенесших значительные изменения; он был правшой и имел несколько шрамов, хотя, конечно, взгляду Туфвы была открыта лишь малая часть его кожи.

— Какого он был роста? — спросил я. — Вы можете показать мне точно? — Я поморщился, вспомнив приказ Аны. — Я имею в виду, вы можете показать мне, какого он был роста по сравнению со мной?

— Я… Я могу? Если это будет необходимо. — Он вытянул руку, глаза его затрепетали, и коснулся примерно половины моего плеча вниз. — Вот такой.

Я кивнул, чувствуя себя слегка униженным. На самом деле все это не было неожиданностью: портье сказал, что Суджедо был невысокого роста.

Туфва раздраженно наблюдал за мной, словно гадая, какие еще идиотские вопросы у меня к нему есть. «Что-нибудь еще?» — спросил он.

— Нет, — сказал я, кланяясь. — Спасибо, сигнум.

МЫ С МАЛО тащились обратно через Новый город, уворачиваясь от вьючных животных и потоков апотов, спешащих начать свой день.

— Так что, черт возьми, это было? — спросила Мало, обходя гору фекалий.

— Судя по всему, помет мула.

— Как забавно. Я имела в виду твои вопросы. Зачем я проснулась так рано? Чему это нас научило?

— Понятия не имею. Моя иммунис попросила меня задать их, и я задал. Сейчас я дам ей ответы. После чего мы перейдем к другим вопросам и, надеюсь, ответам на них.

Мало покачала головой.

— Я думала, Юдекс движется более интересными путями. Это всегда так? Потому что, если это так, я не буду с нетерпением ждать, когда Ярроу станет полноценным кантоном и у него появятся собственные суды.

— Успокойся. Если мы устроим ужасную неразбериху, вы можете не получить ни того, ни другого.

Мы завернули за угол, к моему дому; над головой кружили и смеялись чайки. Я постучал в дверь Аны, услышал, как она пропела: «Входи!» — и мы вошли.

В комнатах Аны, как всегда, за ночь воцарил полнейший беспорядок, повсюду валялись раскрытые книги и бумаги, покрывавшие почти все поверхности. Ана сидела на полу посреди комнаты с завязанными глазами и пифийской лирой на коленях. Она повернула голову в нашу сторону.

— А! Дин. Доброе утро. И… если только звук шагов не сбил меня с толку, с тобой есть еще кто-нибудь?

— Да, мэм, — сказал я. — Это сигнум Тира Мало.

Мало поклонилась и тихо пробормотала:

— Доброе утро, мэм.

— А, очень приятно познакомиться с тобой! — радостно воскликнула Ана. — Я хотела задать тебе два вопроса, Мало. Я могу?

— Э-э. Конечно.

— Превосходно. Во-первых — ты настоящая уроженка Ярроу, Мало? Родились и выросла здесь?

При этих словах Мало, похоже, стало не по себе.

— Ну… Да? — сказала она. — Настолько, насколько это вообще возможно, мэм.

— Тогда, может быть, ты укажешь Дину место, где можно купить еще одну пифийскую лиру? — спросила Ана. Она положила руку на инструмент, лежавший у нее на коленях. — У меня здесь есть одна, но двор Ярроу, как ты, без сомнения, знаешь, славится своими дуэтами. Я полагаю, что у меня есть способ соединить две вместе, чтобы я могла попробовать дует с самой собой, но для этого мне, естественно, понадобится вторая лира.

Мало ошеломленно уставилась на нее.

— Я… Да, конечно, мэм.

— Да, — сказала Ана, улыбаясь. — Теперь второй вопрос… Ты настоящий страж? Дополненная и все такое?

— Да. И?

— Мне всегда было интересно, правда ли, что стражи могут распознать ложь по тому, как бьется сердце человека? Или определить, влюблен ли он или, по крайней мере, сильно возбужден? Я думаю, это сделало бы вечеринки очень интересными для посещения, да?

Последовало тягостное молчание.

— Э-э, — сказала Мало. — Иногда?

— Мы только что вернулись из банка, мэм, — быстро сказал я.

— О? Очень хорошо! Прежде чем ты продолжишь, Дин, у меня есть один вопрос, который волнует меня больше всего. — Она отложила в сторону лиру. — Скажи мне, Суджедо был когда-нибудь один в хранилище Казначейства во время своего визита?

Мы с Мало обменялись встревоженными взглядами.

— Да, мэм, — сказал я. — Был.

— Понимаю, понимаю… Интригующе! Вы оба отлично поработали. — Она встала и, не снимая повязки с глаз, подошла ко мне, протянув руку. Я подставил ей предплечье, и она крепко сжала его. — Остальное ты расскажешь мне по дороге. Давайте все вместе отправимся в Старый город, поговорим с префекто Казначейства и посмотрим, где произошло хотя бы одно из этих многочисленных преступлений.

— Многочисленных преступлений, мэм? — удивленно переспросил Мало.

— О, да, — сказала Ана. — Я верю, что в тот день, десятого хайнала, было совершено много дел. — Мы спустились с крыльца на улицу. — Исчезновение нашего человека в белом было лишь одним из них. Мы увидим!

ГЛАВА 10

| | |

МЫ ВЕРНУЛИСЬ В башню в Старом городе, поднялись по многочисленным лестницам и обнаружили, что верхний этаж теперь заполнен высшими офицерами Казначейства, которые сновали из комнаты в комнату со свитками и пергаментами в руках. Нас направили в самую большую комнату, расположенную на дальней стороне башни от того места, где находился Суджедо. Перед ней стояли два стражника-апота, которые внимательно осмотрели наши геральды, прежде чем открыть нам двери.

В комнате доминировал большой длинный стол для совещаний, настолько заваленный бумагами, что было трудно разглядеть какой-либо кусочек столешницы. Около дюжины высших офицеров Казначейства расположились вокруг него, перебирая пергаменты, как золотоискатели, которые ищут блестки в грязи. Они были так поглощены своими делами, что никто не заметил нашего появления.

Только два офицера отреагировали на нас: молодая сигнум Казначейства, сидевшая в стороне, и пожилой мужчина во главе стола, который сидел, скрючившись на стуле, и довольно устало наблюдал за происходящим. Его кожа была серой, что указывало на значительные изменения, и он — как и сама Ана — был сази; его длинные темные усы, заплетенные в косы, спускались до ключиц. В выражении его лица было что-то кривое и ироничное, как будто он знал великое множество секретов и находил их слегка смешными.

Он поднял голову, когда мы приблизились, а затем широко улыбнулся, как будто не только ждал нас, но и был вне себя от радости при виде нас. Он повернулся к сигнум и мотнул головой — Мы здесь закончили, — и они оба встали и пошли поприветствовать нас, он в своем белом казначейском плаще, лихо спадавшем на предплечья.

— А-а, — сказал он. — Юдекс, не так ли? О бедном Суджедо? Наконец-то, какое облегчение. — Он снова улыбнулся, на этот раз так тепло, что я почувствовал себя обезоруженным: необычная вещь, поскольку меня часто предостерегали от таких высокопоставленных офицеров. — Я префекто Умерус Кардас, глава делегации Имперского казначейства. Это моя помощница сигнум Гортхаус.

Мы поклонились, и молодая женщина поклонилась в ответ, хотя я заметил геральд у нее на груди: глаз, вставленный в рамку — он указывал на то, что она была запечатлителем, как и я. Было необычно видеть так много сублимов моего типа в одном городе, но Ярроудейл был ценным местом, и здесь было много ценных вещей, за которыми требовался присмотр.

— Добрый день, сэр, — сказал я, кланяясь еще раз. — Я сигнум Диниос Кол из Имперского Юдекса, а это мой расследователь, иммунис Ана Долабра.

— Очень приятно, — сказал Кардас. — Всегда рад видеть еще одного офицера тала! Именно действия тех, кто находится во Внешнем кольце, обеспечивают наша безопасность. — Затем он повернулся к Ане. — Ах… — Его взгляд на долю секунды задержался на ее повязке на глазах; затем он низко поклонился, взял ее за правую руку и поцеловал бледные костяшки пальцев. — Всегда приятно познакомиться с уроженцем нашей старой страны.

Я уставился на него, пораженный не только смелостью этого жеста, но и потому, что знал, как редко Ана моет руки. И все же я понял, что, поскольку они оба были сази и происходили из внутренних колец, между ними могло быть какое-то родство.

Ана хищно улыбнулась в ответ.

— Конечно, сэр. Хотя прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видела родину.

Кардас снова взглянул на ее повязку на глазах и очаровательно рассмеялся, словно услышав шутку.

— Я приношу извинения за сложившееся положение дел. — Он указал на стол, за которым перешептывались офицеры. — Мои офицеры — занятые люди, и у них много работы.

— Никаких проблем, — сказала Ана. — Я благодарю вас за то, что вы нашли для нас время, префекто Кардас. Хотя я не думаю, что мы отнимем у вас слишком много времени.

Я слегка нахмурился; я ожидал подробного опроса всей делегации, что обычно занимало несколько часов.

— Тогда проходите, — сказал Кардас. — Давайте сядем, обсудим эти проблемы и, надеюсь, мы найдем какие-нибудь ответы!

МЫ ВЫШЛИ ИЗ зала заседаний и перешли в небольшую гостиную. Стулья там были очень красивые, обитые дорогим шелком, с удобными подушками. Это было бы приятное место, если бы оно находилось в другом здании, но, как и комнаты Суджедо, покои Кардаса были затхлыми, заплесневелыми и слегка воняли.

— Я также приношу свои извинения за обстановку, — сказал Кардас, усаживаясь. — Я бы приказал подать чай, но… из-за наклона здания его трудно наливать. Король Лалака, видите ли, специально попросил нас поселиться в этом… здании? Лачуге? Я не могу подобрать подходящее слово. Но, по-видимому, много десятилетий назад это был роскошный дом его предков.

— Я не могу его видеть, сэр, — сказала Ана. — Но здесь не пахнет роскошью.

— Согласен. Как и во всем, что касается короля Лалаки, это была циничная игра. Если бы мы отказались поселиться в этих комнатах, он бы счел это оскорблением и отказался встречаться с нами. А теперь он заставляет нас оставаться в этом унылом месте и встречаться с посредниками, которым нечего сказать полезного. — Усталая улыбка. — Иногда мне кажется, что мы скорее увидим, как благословенные ханум снова будут ходить по земле, чем добьемся какого-либо прогресса.

— Должно быть, это действительно ужасная ситуация, сэр, — сказала Ана, — если король оказался невосприимчивым даже к вашим талантам.

Кардас озадаченно улыбнулся:

— Таланты? Что вы имеете в виду?

— Я полагаю, сэр, — спросила Ана, — что вы сублим? Точнее, эмитант?

Префекто настороженно посмотрел на нее. Пока он смотрел, я пытался рассмотреть его геральды, но не смог найти грушу в центре овала: символ сулимов-эмитантов, которые были сверхъестественно искусны в чтении человеческих эмоций, настолько, что, по слухам, могли чувствовать запах человеческих феромонов и реагировать на них.

— Что заставляет вас так говорить, Долабра? — мягко спросил он.

— Что ж, в свое время я встречала самых разных сублимов, — сказала Ана. — Но только четверо из них когда-либо целовали мне руку при приветствии — и все они были эмитантами. Я всегда хорошо реагирую на этот жест, но у большинства других не хватает наглости! И все же они чувствуют, что я хочу этого, как будто читают мои мысли.

— Вы так много предположили, — сказал Кардас, — только потому, что я поцеловал вашу руку?

— Что ж, это так, и я не слышу в вашем голосе абсолютно никакого удивления ни от моей повязки на глазах, ни от всего остального в моем облике. Другими словами, вы кажетесь необычайно воспитанным офицером! Подозрительно. И такое усиление имело бы смысл, сэр, учитывая, что вы дипломат.

Воцарилось напряженное молчание. Затем Кардас широко улыбнулся и рассмеялся, да так, что я был почти сражен его харизмой: в таком случае, это действительно был эмитант.

Как странно, подумал я. Эмитанты пользовались всеобщим недоверием среди других имперцев, учитывая их навыки манипулирования, и их не часто назначали на высокие руководящие должности.

— Это верно! — Кардас рассмеялся. — Я действительно эмитант. Но люди моего ранга не часто демонстрируют свой сублим-статус. Мы склонны обходиться без подобных формальностей.

— И вы вдвойне склонны к этому, поскольку служите дипломатом, — усмехнулась Ана, — и, вероятно, способны многое понять в любой человеческой реакции! Не то, о чем вы бы хотели напомнить королю Ярроу, верно?

Еще один очаровательный смех, хотя на этот раз немного нервный.

— Да, возможно, это так. Вы кажетесь довольно проницательной, иммунис. Теперь я еще больше уверен, что это ужасное дело с бедным Суджедо быстро разрешится!

— Будем надеяться, — сказала Ана. — Теперь перейдем к вопросам, сэр?

— ДЛЯ НАЧАЛА, — СКАЗАЛА Ана, — в чем могут быть причины ваших разногласий с королем Ярроу?

— О, очень знакомые, — вздохнул Кардас. — Разногласия здесь такие же, как всегда у великих и богатых. Налоги. Менее чем через десять лет королевство Ярроу станет полноценным имперским кантоном. Его жители получат право голосовать за имперских сенаторов и защиту Легиона — но при этом им также придется платить имперский налог. Задача моей делегации — провести аудит, проверку и оценку эффективности всей экономической деятельности в Ярроу до того, как произойдет передача, чтобы обеспечить плавный переход. Однако король также является крупнейшим землевладельцем во всем Ярроу. Таким образом, он будет облагаться самым высоким налогом.

— А-а, — сказала Ана. — Да, это определенно привело его в бешенство, я должна была это ожидать.

— Верно, — вздохнул Кардас. — Король, оказывается, мастер уклоняться, если нет прямого наказания! За последние два с лишним года мы хорошо продвинулись, встречаясь в первую неделю месяца. Однако в последние месяцы все застопорилось. Теперь я вынужден преследовать его, как отвергнутый любовник. Однако я был назначен руководителем делегации только в прошлом году. Сигнум Гортхаус служила здесь все это время. — Он указал на сигнум, сидевшую позади него, которая устало улыбнулась нам.

— Все остальные офицеры, входящие в состав делегации, являются аксиомами, я так понимаю? — спросила Ана.

— Верно, аксиомы идеально подходят для работы в Казначействе, — сказал он. — Хотя, признаюсь, я беспокоюсь, что из-за этой особенности мои офицеры могут стать легкой добычей.

— Добычей? — спросила Ана.

— Что ж, мы находимся в предательском окружении, иммунис, — сказал Кардас. — Чтобы увидеть нечестность в поведении другого человека, даже обычным людям требуется некоторая проницательность, но аксиомам Казначейства — еще бо́льшая.

Ана помолчала.

— Когда вы говорите «предательское окружение», сэр, — спросила она, — какое предательство вы имеете в виду?

— Что ж, мы уже были объектом одного нападения, — сказал Кардас. — Другое не кажется маловероятным.

— Вы предполагаете, сэр, что смерть Суджедо могла быть преднамеренным убийством? Возможно, королем Лалакой или его агентами?

— Я не знаю. Но я знаю, что король презирает нашу задачу. И очень сильно.

— Убийство Суджедо нарушит, повредит или задержит выполнение этой задачи? — спросила Ана.

— Нарушит? Возможно. Но не задержит и не положит конец. Если король пожелает, что ж… Я был бы гораздо лучшей мишенью, чем Суджедо, верно? — Слабая улыбка появилась на его лице. — И все же я все еще жив. Пока что.

ЗАТЕМ МЫ ЗАДАЛИ Кардасу обычные вопросы: что было замечено, что было услышано и что известно кому-либо из членов его делегации. Как и предполагала Мало, Кардас и его люди ничего не знали.

— Мы его не видели, — признался он. — Иммунис Суджедо приехал очень поздно, а затем прислал нам записку, в которой сообщил, что заболел и навестит нас утром. Затем он просто исчез, его постель была залита кровью, и никто не мог нам ничего ответить. И они не могли найти никаких его следов в течение нескольких дней!

— Помимо исчезновения Суджедо, вам не показалось странным что-нибудь в его поведении, сэр? — спросила Ана.

— Возможно, — сказал Кардас. — Никто из остальных членов моей делегации не заболел. Но Суджедо был человеком, э-э… из очень внутреннего кольца.

— То есть…

— Это значит, — протянула Мало, — что парень был мягче, чем яичный желток.

Кардас бросил на нее быстрый взгляд:

— Да, это так. Он был исключительно искусен в ведении бухгалтерских книг, но, я бы сказал, не отличался крепким здоровьем. Такая поездка, вероятно, утомила его.

— Но вы знали его лично, сэр? — спросила Ана.

— Да, — сказал Кардас. — Но только отчасти. Он был новичком в моем отделе.

— Но вы встречались с ним раньше.

Кардас медленно нахмурил брови.

— Я… Ну. Да. Почему?

— А остальные члены вашей делегации встречались с ним?

— Да. Еще раз — почему?

— Прошу прощения, сэр, но могу я спросить… У вас в штате есть запечатлитель? Который, возможно, тоже был знаком с Суджедо?

Кардас взглянул на сигнума Гортхаус:

— Да. Почему?

— Я просто проверяю теорию о его исчезновении, — сказала Ана. — Если это правда, то мы можем перейти к делу и сэкономить ваше драгоценное время, сэр.

Префекто протянул руку к своей сигнум:

— Гортхаус, я полагаю, вы служили с Суджедо около шести лет назад, верно?

Молодая сигнум поклонилась, не вставая со своего места.

— Верно, сэр.

— Тогда, не будете ли вы так любезны оказать мне услугу?

Она вскочила на ноги:

— Конечно, сэр.

— Превосходно, — улыбнулась Ана. — Другой запечатлитель сделает это намного проще. Сейчас. Пожалуйста, вспомните, какого роста был Суджедо, сигнум.

Гортхаус неуверенно моргнула, затем вспомнила, и ее веки затрепетали.

— Да, мэм.

— А теперь… протяните руку и покажите точно, какого роста был этот мужчина.

Гортхаус снова заморгала, но сделала, как просила Ана, и протянула руку, как будто коснулась макушки невидимого мужчины.

— Вот такого, мэм.

Брови Кардаса поднялись так высоко, что оказались на уровне середины лба, но он продолжал молчать.

— Дин сегодня был в Казначейском банке и разговаривал с тамошним запечатлителем, — объяснила Ана, указывая на меня. — Он попросил его показать, какого роста был Суджедо, когда он посетил банк. А теперь, Дин, пожалуйста, покажите им рост, указанный сигнумом Туфвой.

Я встал и подошел к протянутой руке Гортхаус, чувствуя себя немного нелепо. Мои глаза затрепетали, когда я вспоминал, и я указал на свое плечо, туда, куда дотронулся Туфва; однако место, которого я коснулся, было на целых четыре малых спана ниже высоты, на которую сейчас указывала Гортхаус.

— Есть ли разница в росте, Дин? — спросила Ана.

— А… да, мэм, — ответил я. — Туфва указал, что мужчина был на четыре малых спана ниже.

— Понятно, — тихо сказала Ана. — Как интересно.

— Я не понимаю, — сказал Кардас. Он взволнованно прикусил кончик большого пальца, затем спросил: — Вы… вы предполагаете, что Суджедо был ниже ростом в тот день в банке?

— Позвольте мне продолжить проверку, — сказала Ана. — Скажите, сэр, Суджедо был внимательным человеком? Он быстро подмечал что-то в людях и задавал вопросы?

Теперь префекто выглядел озадаченным.

— О…нет. Я бы не сказал этого о нем, иммунис.

— И все же, — сказала Ана, — сопровождавший его охранник-апот сообщил, что Суджедо был умен, обаятелен и заметил в нем несколько деталей, которые обычные люди пропустили бы мимо ушей. Это похоже на него, сэр?

— Н-нет. Нет, это на него не похоже.

— Понимаю, — сказала Ана. Теперь она излучала самодовольство. — Хорошо, тогда, сэр, как бы вы оценили все эти сообщения о Суджедо? Из-за роста этого человека и его странного поведения?

Кардас какое-то время размышлял.

— Я бы сказал, что все совершают какую-то ошибку, — сказал он наконец, — и смотрят совсем не на того человека!

Улыбка Аны стала шире.

— В точности. В точности! Я и сама сказала бы то же самое. В таком случае вывод очевиден.

На мгновение воцарилась тишина.

— Для меня, — пробормотала Мало, — вывод совсем не очевиден…

— Боюсь, я согласен, — сказал Кардас.

— Что ж, теперь мы столкнулись с двумя невозможными предложениями, — сказала Ана. — Сигнум Мало — вы говорите, что невозможно было похитить кого-то из запертой комнаты на вершине башни, а затем переместить через город, джунгли и каналы так, чтобы никто этого не заметил. Да?

— Да, — сказала Мало.

— А вы, префекто, — сказала Ана, — говорите, что все эти свидетели не могли видеть человека, которого вы знаете как Суджедо, верно, сэр?

— Я… да, я полагаю, — сказал Кардас.

— Тогда остается только заключить, — сказала Ана, — что Суджедо не был похищен из той комнаты и тайно увезен в джунгли, потому что его там вообще не было. Потому что человек, который прибыл в этот город, назвавшись Суджедо, и действительно поселился в его комнатах и спал в его постели, был кем-то другим — полным и абсолютным самозванцем.

ГЛАВА 11

| | |

— Я НЕ МОГУ этого понять, — медленно произнес Кардас. — Я думал, что останки Суджедо были найдены. Вы предполагаете, что он не был похищен? Не был убит?

— О, нет, сэр, — сказала Ана. — Суджедо был похищен и убит. Но не при тех обстоятельствах, которые мы себе представляли.

Она наклонилась вперед, и ее поза стала похожа на позу тростниковой ведьмы, предсказывающей будущее на ярмарке кантона.

— Послушайте, сэр, — сказала она. — Представьте себе путешествие Суджедо на север, в этот город. Он поднялся вверх по реке и плыл через каналы, самый последний из тех, кто должен был присоединиться к вашей делегации. Но он не завершил это путешествие! По пути на него напали — схватили и похитили, — и вы так и не получили известий об этом, поскольку нападавшие двигались слишком быстро, чтобы кто-либо мог их заметить. Они связали его в джунглях — за запястья, как заметила Мало, — и взяли у него образцы крови и мочи. Затем с него сняли одежду и быстро перешили ее на другого человека… этого самозванца, который прибыл сюда, выдавая себя за Суджедо. Я подозреваю, что он, вероятно, применил и другие изменения — возможно, покрасил волосы, напудрился или использовал прививку, изменившую цвет кожи. На расстоянии, вероятно, создавалась неплохая иллюзия. Они также посыпали его вещи известью и плесенью, на случай, если страж учует его запах и поймет, что его одежда пахнет другим человеком.

Ана откинулась на спинку стула, наслаждаясь моментом.

— Итак, он прибыл в Ярроудейл, представившись Минети Суджедо, выставив напоказ своих геральды, имея при себе документы и подражая манере держаться пропавшего человека. Он принес вещи Суджедо в свои комнаты, когда остальные члены делегации отсутствовали, а затем быстро отбыл по делам в город. Он вернулся, придумал причину не встречаться лично ни с кем из делегации, чтобы его уловка не была раскрыта — он утверждал, что очень болен, — и скрылся. Затем он использовал кровь и мочу Суджедо, чтобы представить ложные доказательства присутствия настоящего Суджедо, и сфабриковал сцену похищения. А затем он исчез! Но, по правде говоря, я подозреваю, что он на самом деле сбежал, выскользнув у всех из-под носа и растворившись в ночи!

Наступила оглушительная тишина. Кончик большого пальца Кардаса так и остался зажатым между передними зубами, пока он сидел, ошеломленный.

— На кой хрен, — решительно спросила Мало, — кому-то понадобилось все это делать, мэм?

— У меня есть свои соображения по поводу почему, — сказала Ана, — но я бы предпочла сначала выяснить как.

Кардас перестал покусывать палец и покачал головой:

— Все это кажется абсолютным безумием, Иммунис! Как же никто не заметил, что этот человек не Суджедо?

— Ну, Суджедо ожидался, и на этом человеке была униформа и геральды, верно? — сказала Ана. — У него были все документы Суджедо, он мог воспользоваться своими кровными привилегиями, чтобы попасть в казначейский банк, и он знал, что сказать и как действовать. И он проявлял большую осторожность — нет, пожалуй, невероятную осторожность — чтобы не попасться на глаза кому-нибудь, кто мог бы узнать Суджедо. Хотя его пребывание здесь было недолгим, я думаю, что каждое мгновение было тщательно спланировано.

— Тогда почему это не было обнаружено во время расследования исчезновения? — спросил Кардас, глядя на Мало.

Но тут вмешалась Ана:

— Потому что, как вы сказали, было бы безумием это предполагать! Зачем спрашивать, действительно ли мужчина в комнате был Суджедо, особенно если вашей основной задачей было найти этого человека? А раз вы нашли тело и опознали в нем пропавшего, зачем тогда спрашивать?

— И как же он исчез, — спросила Мало, — учитывая, что он пропал из запертой комнаты?

— Это гораздо проще! Он исчез при помощи этого, — сказала Ана. Она достала из кармана магнит. — Этот кусок железа был найден в покоях Суджедо. С ним поработали, чтобы он приобрел свойства магнетита. Он притягивает железо и прилипает к нему. Я вспомнила, что несколько лет назад в Медулларии произошел побег из тюрьмы, когда заключенный тайком принес кусок магнетита — и с его помощью смог управлять задвижками своей камеры с другой стороны двери.

Она произнесла это торжествующе, но была встречена недоуменным молчанием.

— Не могли бы вы поподробнее, Долабра? — спросил Кардас.

— Я предполагаю, что у этого самозванца было два таких магнита, — сказала Ана. — Один из них он прикрепил к внутреннему замку окна. Затем он вылез из окна, уцепился за стену башни, закрыл окно и с помощью второго магнита вернул замок на место через деревянную ставню. Кусок железа внутри со временем потерял большую часть своих магнитных свойств и упал на пол, где его и нашли, немного поразмыслили над ним и отложили в сторону. Таким образом, наш самозванец вышел и закрыл за собой дверь, не оставив никаких следов ни о себе, ни о своем исчезновении.

— И что же было потом? — спросила Мало, — Он спустился на землю по всей башне?

— Нет, — сказала Ана. — Ведь комната Суджедо находится рядом с пустой комнатой, не так ли? Закрытой из-за повреждения водой?

— Да, — сказал Мало. — Но охранник стоял прямо за дверью. Он не видел, чтобы кто-нибудь выходил из этой комнаты.

— Верно, — согласилась Ана. — Но есть еще одна свободная комната прямо под этой, да? Та, которая не охранялась? Самозванцу нужно было сделать только одно — спуститься на одну комнату вниз, проскользнуть через эти окна и исчезнуть, оставив после себя комнату, в которую, казалось, никто никогда не проникал. Затем, несколько дней спустя, после того, как Суджедо выполнил свою задачу, похитители убили его, расчленили на части и — как сказала сигнум Мало — поступили с его телом так, как поступают на каналах.

— Нашли голодную черепаху, — тихо сказал Мало, — и накормили ее.

— Действительно, — сказала Ана. — Но черепаха оказалась не такой голодной, как ожидалось, и поэтому мы нашли остатки его тела.

Кардас ошеломленно откинулся на спинку стула, кончик его большого пальца был всего в нескольких дюймах от губ.

— У… у вас есть какие-нибудь доказательства этой теории, иммунис? — тихо спросил он. — Или это все догадки?

— Пока это только догадки, — сказала Ана. — Но, как я уже сказала, я думаю, доказательства легко найти.

— Где? — спросила Мало.

— В свободных комнатах, расположенных чуть в стороне и вниз от комнат Суджедо, — спокойно ответила Ана.

— Но… но мы заглянули туда, мэм, — сказал Мало. — Мы обыскали все комнаты, когда искали Суджедо. Мы ничего не нашли.

— Я думаю, вы слишком торопились. Давайте посмотрим еще раз.

МЫ ПРОШЛИ ПО наклонному коридору, затем спустились на один лестничный пролет, я вел Ану за руку. Мы попросили портье отпереть дверь в свободную комнату внизу, и я снова оказался в мускусном, зловонном воздухе, тускло освещенном лучами дневного света, пробивающимися сквозь щели в окнах.

— Ставни, Дин, — сказала Ана. — Проверь их, пожалуйста.

Я так и сделал, внимательно изучая каждую створку, но, когда я дотронулся до первой створки справа, она легко открылась, хотя, казалось, была заперта. Я посмотрел на замок и заметил тонкий разрез, проходящий через железо.

— Замок перепилен, мэм, — сказал я. — Выглядит, будто он закрыт, но замок ничего не делает.

— Тогда это еще одно доказательство, — сказала Ана. — Я предполагаю, что трюк с магнитом нашего самозванца работает только через барьеры с другим магнитом на второй стороне. Ему пришлось воспользоваться менее изящным способом, чтобы проникнуть сюда… но давайте поищем что-нибудь еще. — Она понюхала воздух. — Плесень в этом месте, вероятно, зарастает снова, если на нее наступить или прикоснуться к ней. Но там, где ее потревожили, кто-нибудь можно увидеть углубления… Я говорю кто-нибудь, но на самом деле только глаза Мало могут что-либо различить. Сигнум — ты что-нибудь видишь?

Мало оглядела комнату, ее ярко-зеленые глаза сузились. Затем ее рот приоткрылся. «Да», — тихо сказала она.

— И что ты видишь?

— Я вижу… следы ног, — сказала она. — Возможно, с тех пор, как мы впервые обыскали комнату, но… но есть еще одна цепочка нарушений плесени, ведущая… — Она подошла к восточной стене и, прищурившись, осмотрела ее. — Здесь, в стене, есть кирпич, который был потревожен. Я вижу это по плесени вокруг него.

— Дин, убери этот кирпич своим мечом, — сказала Ана. — Но осторожно. Мы имеем дело с очень умным человеком. Возможно, он подготовился к нам.

Я вытащил меч — блестящее зеленое лезвие засверкало в комнате — и осторожно вставил его кончик в боковой шов кирпича. Используя меч как рычаг, я толкал кирпич, пока тот не вывалился из стены, и отступил назад.

Какое-то время ничего не происходило. Затем Мало прищурилась, изучая щель с расстояния в десять шагов.

— Это одежда, — сказала она. — Или была.

— Была? — спросил Кардас.

Мало вытащила нож, подошла к щели, что-то проткнула и показала нам. Это оказалось мягким, черным, липким веществом, похожим на смолу.

— Ее обработали реагентом, — сказала она. — Значит, она была съедена и быстро разложилась. Но… есть кое-что еще.

Она уронила черный комок, затем снова просунула руку в щель и выхватила лезвием что-то маленькое и мерцающее, которое упало и остановилось у моих ног.

Я присел на корточки, чтобы рассмотреть его.

— Геральд Казначейства, — сказал я. Я порылся в памяти, чтобы опознать его, и понял, что он соответствует одному из многих геральдов на груди Кардаса. — Такой же, как у вас, сэр, — сказал я ему.

Кардас наклонился вперед, чтобы рассмотреть его.

— Э-это геральд Ордена Белой гвоздики, — еле слышно произнес он. — За большие заслуги перед Казначейством.

— И Суджедо, я так понимаю, тоже был членом этого ордена, сэр? — спросила Ана.

— Д-да. Был.

— Тогда вывод очевиден, — сказала Ана. — Самозванец выскользнул из комнаты Суджедо, спустился в эту, снял одежду Суджедо и спрятал ее в этой стене, потому что он знал, что у него будут ужасные неприятности, если его поймают с одеждой офицера — но сначала он обработал ее, чтобы убедиться, что она сгнила до неузнаваемости.

— Но зачем беспокоиться? — спросил Кардас. — Мы нашли геральд. Мы знаем, что одежда принадлежит Суджедо.

— Не для того, чтобы замаскировать одежду, — сказала Мало. Она сплюнула струйку черной слюны в открытое окно. — Чтобы избавиться от запаха. Волосы. Кожа.

— Да, — сказала Ана. — Мы в городе апотов. Любой человеческий след может быть использован, чтобы выследить его. Он должен был быть уверен, что — даже если мы найдем его останки — не сможем ими воспользоваться. И все волосы, кровь и моча, которые он оставил в комнате наверху, принадлежали Суджедо! Другими словами, этот человек знает природу апотов и стражей и был почти непостижимо осторожен, оставляя после себя только то, что хотел, чтобы нашли.

— Черт возьми… — пробормотала Мало. — Что это за человек.

— Да! — сказала Ана. — Удивительно умное создание. Я думаю, что, пробравшись в эту комнату, самозванец переоделся в другую одежду — вероятно, в одежду слуги. Простая, ничем не примечательная одежда. Затем он просто спустился по лестнице и выскользнул из дома. Куда, я пока не знаю.

Наступило молчание, пока мы все переваривали услышанное.

— Но… но зачем вообще это делать? — разочарованно спросил Кардас. — Зачем все это затевать? Зачем похищать и резать бедного Суджедо, потом притворяться им на… всего до полудня, а потом инсценировать эту сцену?

Все тело Мало напряглось. «Хранилище», — прошептала она.

— Правильно! — торжествующе воскликнула Ана. — Этот самозванец, выдававший себя за Суджедо, был оставлен в полном одиночестве в банковском хранилище иялета на… ну, по крайней мере, на несколько минут. И я думаю, что в этих нескольких минутах и заключался весь смысл похищения, вся эта сложная маскировка, все это. Он проделал все эти огромные усилия исключительно для того, чтобы оказаться именно в этом месте и именно в это время. — Она фыркнула. — Вопрос в том, что он там делал?

Мы все в ужасе уставились друг на друга.

— Ну… ну, что он там делал? — потребовал Кардас.

— О, не спрашивайте меня, — сказала Ана. — Я понятия не имею! Полагаю, нам придется открыть все эти чертовы ящики, чтобы понять это, да?

ВСЯ СЦЕНА ОБЕРНУЛАСЬ столпотворением. Мало бросилась прочь, не сказав больше ни слова. Кардас начал звать своих помощников и кричать, что они немедленно идут в банк, и вскоре все здание наполнилось топотом ног сотрудников Казначейства — делегация в панике бросилась в банк. Вскоре остались только я и Ана, медленно спускавшиеся по изогнутой лестнице, и она цеплялась за мою руку.

— Дин, лучше отведи меня в мои комнаты, — сказала она. — У меня начинает раскалываться голова от всей этой плесени и разговоров. Я не уверена, что из них было хуже! А тебе, я думаю, нужно сходить в банк и посмотреть, что там будет найдено, или, скорее, не найдено.

— Конечно, мэм, — сказал я. — Но… вы действительно думаете, что это было просто ограбление банка, мэм?

— Честно говоря, я уже ни хрена не понимаю, в чем дело! Но мне очень интересно узнать.

— Понятно… Но есть две вещи, которые я не могу понять из всего, что вы сказали.

— Хорошо! — сказала она. — Я ценю, когда ты бросаешь камни в мои идеи, Дин. Это не дает мне засовывать палец слишком глубоко в собственную задницу. Продолжай.

Я кашлянул.

— Да… Во-первых, зачем весь этот спектакль с исчезновением? Если он хотел проникнуть в хранилище, зачем вернулся сюда и продолжал притворяться Суджедо, вместо того чтобы просто сбежать с тем, что он взял?

— Я думаю, ответ на этот вопрос будет зависеть от того, что было украдено из хранилища, — сказала Ана. — Но вероятный ответ заключается в том, что, сделав свой уход таким необъяснимым, наш вор полностью скрыл истинное преступление. Я имею в виду, что никто не заглядывал в банк почти две недели! Вместо этого люди бродят по улицам и выкрикивают имя Суджедо. Чудесный оборонный ход, на самом деле.

— Возможно, и так, — сказал я. — Но еще мне интересно, как этот самозванец смог завладеть кровными привилегиями иммуниса Казначейства?

— Да… Это беспокоит меня больше всего. Я полагаю, что есть три возможных ответа. Первый и самый простой заключается в том, что он сам на самом деле является иммунисом Казначейства, но это маловероятно, потому что зачем тогда ему утруждать себя, прикидываясь Суджедо? Мы отбросим эту возможность, — сказала она, фыркнув, — поскольку это невероятно глупо. Вторая, конечно, заключается в том, что, захватив Суджедо, они удалили выращенный орган, который давал ему полномочия Казначейства, и имплантировали этот орган самозванцу. Но это очень сложная и смертельно опасная операция. Замена органа — непростая работа даже для опытного медиккера. На это потребовалось бы время, и похитителям пришлось бы действовать быстро, иначе отсутствие Суджедо было бы замечено.

— И третья возможность?

Она пожала плечами.

— Третья: нашему двойнику удалось каким-то образом перевезти кровь Суджедо с собой, используя средства, которые я еще не изобрела! Скажем, бутылка с кровью Суджедо, спрятанная при нем, не сработала бы. Для этого требуется прикосновение живой руки, в жилах которой течет настоящая кровь, как ты сам видел. Нам придется продолжить расследование.

Мы вышли на улицы Старого города, которые все еще оглашались криками удаляющейся делегации.

— Сияние моего триумфа меркнет, — тихо сказала Ана. — И меня многое беспокоит. Мне неприятно слышать, как Кардас намекает на то, что король Ярроу может быть замешан в этом деле… И, честно говоря, мне не нравится присутствие самого Кардаса. Эмитант? В таком деликатном месте? Который узнал, что все его усилия были столь безуспешны? Это меня беспокоит. И все же… мы блуждаем в темноте. Мы ничего не знаем об этом самозванце — ни его имени, ни его натуры, ни происхождения, ни целей, ничего. И я потрясена глубиной его знаний.

— Что вы имеете в виду, мэм?

— Ну, этот гавнюк просто слишком много знает! Он знает о расписании делегации, о банке, о сейфах! Я бы предположила, что круг лиц, осведомленных о любом из этих вопросов, весьма ограничен. Давай прикинем размер этого круга, Дин, а потом заглянем в него.

ГЛАВА 12

| | |

Я ОБНАРУЖИЛ, ЧТО в казначейском банке царит не меньшее столпотворение, чем в башне делегации. Все отделы банка были закрыты, дюжины рабочих и офицеров слонялись по улице, тщетно требуя вернуть им деньги. Стражники у дверей были так напуганы, что сначала не впустили меня, но в конце концов я заставил их взглянуть на моих геральдов, и они разрешили мне войти.

Я прошел через банк и нашел Кардаса и его офицеров в хранилище иялета — они наблюдали, как охваченный паникой сигнум Туфва вытаскивал каждый ящик и взвешивал его на своих причудливых весах. Кардас расхаживал по хранилищу по небольшому кругу, скрестив руки на груди, время от времени покусывая кончик большого пальца правой руки. Нервный тик настолько овладел им, что на ногте большого пальца правой руки теперь были небольшие углубления от резцов.

— Я даже не знаю, как такое могло случиться! — говорил Туфва. — Наши замки из бальзам-листа не открываются, если кровь с привилегиями хотя бы немного испортилась! Этого не должно было быть, не должно!

Мало и два других офицера-апота притаились в задней части хранилища. Судя по огромному количеству грязи и оружия на их телах, я предположил, что они тоже были стражами. Мало подняла глаза, когда я приблизился. Ее лицо было бледным и напряженным, без признаков обычной жизнерадостности.

— Сначала он проводит базовую проверку, — сказала она. — Он просматривает все ящики, которые были открыты за неделю до десятого хайнала, чтобы посмотреть, изменился ли с тех пор вес какого-либо из них.

— Но пока, — сказал Кардас, — все кажется правильным. — Он искоса взглянул на меня. — Неужели ваша иммунис действительно поняла все это, просто выслушав ваши отчеты за один день?

— Да, сэр, — сказал я.

— Как удивительно, — тихо сказал он. — Какая поразительная женщина. Я почти надеялся, что она ошибается.

Мы продолжали наблюдать, как Туфва взвешивает ящик за ящиком. День тянулся и тянулся, прерываемый только щелканьем, с которым Туфва переставлял ящики с полок на полки. Я лениво спросил себя, не были ли ошибочны предположения Аны о нашем самозванце.

Затем Туфва поставил один ящик на весы. Он прочитал его вес, затем дернулся, и его длинные волосы заколыхались.

Я подошел ближе.

— Что это?

— Ах… — Он уставился на весы, словно желая не видеть того, что увидел. — Этот… этот ящик… изменился.

— Изменился? — спросил Кардас. — Изменился как?

— Он на четыре стоуна тяжелее, чем был после того, как его в последний раз сдавали на хранение, сэр, — сказал Туфва.

— Тяжелее? — сказал я. — Кто-то что-то добавил к нему?

Глаза Туфвы затрепетали, когда он вызывал воспоминания.

— Да. Хотя я не знаю как. Этот сейф был открыт для внесения депозита второго хайнала. С тех пор его не открывали. Нет… насколько я помню, по крайней мере…

— Подождите, — сказал Кардас. Он бросился вперед, его белый плащ развевался у него за спиной. — Это не ящик Казначейства. Это ящик апотов.

— Ч-что? — удивленно спросила Мало.

Кардас указал на символ на лицевой стороне: каплю крови, заключенную в шестиугольник.

— Взгляните. Он принадлежит вашему иялету, а не моему. Должны ли мы предположить, что этот человек, переодетый офицером Казначейства, совершал убийства и пытки… но не ради богатства, денег или талинтов, а… а ради чего-то, что находилось в одном ящике апотов?

Мало уставилась на сейф так, словно вид эмблемы ее иялета привел ее в ужас, но она ничего не сказала.

— Что в нем было? — спросил я Туфву. — Вы знаете?

Туфва, дрожа, покачал головой:

— Мне позволено знать, какие сейфы используются и для кого, но не депозиты. Здесь хранится слишком много конфиденциальных отчетов и материалов.

— Тогда вспомните, кто открывал его последним.

Глаза Туфвы снова затрепетали.

— И-иммунис-апот. Рава Грелин из Подразделения ферментации медиккеров, здесь, в Ярроудейле. Он внес депозит второго числа того же месяца. Банковский протокол требует, чтобы мы сначала вызвали его, прежде чем самим вскрывать сейф.

Я посмотрел на Мало, которая в панике пожала плечами.

— Понятия не имею, кто это, черт возьми, такой, — сказала она. — Но это подразделение выполняет очень серьезную работу. И что еще более тревожно… Этот сейф должен был быть еще надежнее, чем сейф Казначейства.

— Почему? — спросил я.

— Мы, апоты, не предоставляем полный доступ нашим офицерам, как это делает Казначейство, — сказала она. — Если вы хотите иметь возможность пользоваться нашими ящиками в хранилище иялета, вы должны предоставить нам индивидуальные образцы тканей. Проще всего слюны. Но, на всякий случай, если у вас во рту окажется чья-то слюна, мы также попросим мочу. Меньше вероятность того, что у вас в животе окажется чужая моча. Затем мы обрабатываем образцы реагентами, наносим мазок на подложку из бальзам-листа для надежности, и все готово. Все это означает, что ящик апотов должен был одним из самых защищенных предметов во всем Ярроу.

Я понял, почему Мало казалась такой встревоженной.

— И… повреждений нет? Никакая панель не снята, петли не сорваны?

— Да, насколько я могу судить.

— Тогда… кто-то просто подошел, прижал руку к замку из бальзам-листа, и… тот открылся. Это так выглядит?

— Да, — еле слышно произнесла она.

Последовало долгое, неловкое молчание.

— Черт возьми, — сказал Кардас. — Должны ли мы верить, что этот самозванец, похоже, обладал не только кровными привилегиями, которые позволили ему открыть ящик Казначейства… но и привилегиями апота? В частности, для доступа к этому ящику?

Никто ничего не сказал.

— Значит, в нашем самозванце есть… есть целый спектр магической крови? — спросил Кардас. Он невесело рассмеялся. — Смесь из них, как какой-то сорт пряного вина, которая позволяет ему открывать практически любой чертов сейф, который он выберет, независимо от того, как он защищен?

— Это, — сказал Туфва, — или он величайший грабитель банков, о котором я когда-либо слышал.

Я посмотрел на Мало.

— Нам нужен владелец этого сейфа, — сказал я. — Этот Грелин. И нам нужно, чтобы он заговорил. Если мы не сможем его найти, мы сами откроем этот чертов ящик.

— Хорошо… — сказала Мало. Она оглянулась на двух своих стражей. — Приведите его сюда. Скажите ему, что у нас есть несколько вопросов о содержимом его сейфа, но не более того.

— И, пожалуйста, проверьте другие сейфы, — сказал я Туфве, когда они уходили. — Возможно, этот человек взломал и их тоже. Я сомневаюсь в этом, но нам нужно знать.

ГЛАВА 13

| | |

И СНОВА МЫ ждали. Солнце медленно скользило по небу, пока не зависло над западными холмами. Туфва и его коллеги продолжали работать, взвешивая сейф за сейфом. В конце концов, они закончили, но больше ничего не нашли: был изменен только вес сейфа, принадлежавшего этому иммунису Раве Грелину.

Наконец мы услышали скрип петель, за которым последовал лязг замков на большой двери банка. Затем появились стражи, а за ними и третий человек.

Это был высокий мужчина изящного телосложения, с бледно-серой кожей и такими блестящими черными глазами, что они напоминали свежую смолу. Его голова была совершенно лысой, но это меня не удивило: многие апоты, работавшие с реагентами, предпочитали просто изменять скальп так, чтобы волосы вообще не росли, вместо того чтобы каждый день после работы мыть их и стерилизовать. Возможно, в качестве компенсации за это его лицо было разукрашено красками и пудрой, что было обычной практикой некоторых мужчин курмини: мазки коричневого на серых щеках, фиолетовые тени вокруг глаз. И все же, несмотря на изящные движения, на его лице было написано беспокойство, похожее на беспокойство животного в клетке, испуганного вторжением в свой загон.

Я посмотрел на Туфву, когда мужчина вошел. Он слегка кивнул мне — Это он.

— Я позволяю вам взять инициативу в свои руки, сигнум, — тихо сказал Кардас у меня за спиной. — Я полагаю, у вас больше опыта в допросах людей…

— Как пожелаете, сэр, — сказал я. Я встал, когда этот человек вошел, и двинулся, чтобы перехватить его у входа в хранилище. Пока он приближался, я изучал его геральды. На его груди мерцал символ аксиома — спираль, вписанная в квадрат: значит, это человек, способный к расчетам.

Я низко поклонился ему.

— Добрый день, сэр. Не вы ли иммунис Рава Грелин?

— Я, — осторожно ответил он. — А вы кто?

— Сигнум Диниос Кол из Юдекса.

— Юдекса? Я не знал, что у нас в Ярроудейле есть Юдекс, поскольку этот регион формально еще не является частью империи.

— Я из Специального подразделения, сэр, — сказал я. — Мы занимаемся только особо важными делами.

Грелин медленно кивнул. Затем его взгляд метнулся к Кардасу, и он изучил геральдов префекто.

— А. Это… это тот офицер Казначейства, который пропал. Верно?

— Правильно, сэр, — сказал я. — Боюсь, я должен задать вам несколько вопросов о вашей работе в этом банке. Не хотите присесть?

Он задумался. «Нет», — наконец сказал он.

— Хорошо, — сказал я, несколько озадаченный. — Могу я спросить, в чем заключаются ваши обязанности здесь, в Ярроудейле, сэр?

— Какое отношение это имеет к моему сейфу, сигнум? — спросил он.

— В данный момент я не уверен, сэр. Но я должен знать прежде, чем мы продолжим

Его губы сжались в жесткую, бескровную линию.

— Я работаю в Подразделения ферментации медиккеров. Мы отвечаем за разработку новых изменений, прививок и суффозий для устранения проблем человеческого организма. Это то, что вам нужно?

— Таких проблем, как?..

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Как боевые раны, деформации, хронические травмы и тому подобное! А теперь скажите мне, пожалуйста, почему я здесь? Что происходит с моим ящиком, сигнум?

Я изучил выражение его лица. Теперь он казался холодным и властным, но в его глазах было что-то хрупкое. Я чувствовал, что он пытается прочесть выражение моего лица, как будто я сам был медиккером, и он хотел услышать новости о прогнозе для члена семьи.

Я подумал: Он уже знает.

— Боюсь, что мы обнаружили брешь в защите этого банка, сэр, — сказал я. — Был взломан один ящик, и только один — ваш.

Его темные глаза метались между мной, Кардасом и Мало, притаившейся у входа в хранилище.

— И… что было украдено?

— Мы еще не знаем, сэр, — сказал я. — Проверка веса на самом деле показывает, что в нем содержится больше, чем должно быть.

— Итак… вы предполагаете, что кто-то что-то добавил в мой ящик, а не украл из него?

— Опять же, мы пока не знаем. Мы надеялись, что вы сможете открыть его, чтобы мы могли осмотреть, хотя я хотел бы знать, что в нем, прежде чем мы это сделаем.

Грелин некоторое время молча боролся с собой. Его щека начала подергиваться, как и руки и пальцы.

Затем он сделал нечто очень странное: опустил правую руку и начал беспорядочно постукивать тремя пальцами по пряжке ремня, издавая звук тук-тук-тук. И хотя это постукивание продолжалось, он не заплакал и не пришел в ярость.

— Как это произошло? — прошептал он.

— Мы пытаемся выяснить это, сэр. Мы подозреваем, что это связано с похищением и убийством высокопоставленного имперского офицера.

Он сглотнул.

— Бумаги. В… в ящике были бумаги. Но в нем также были реагенты, которые должны были быть отправлены во внутренние кольца. Посыльный должен был прибыть сюда, открыть ящик, забрать бумаги и реагенты и сесть на баржу, чтобы добраться до внутренних колец.

— Понятно, сэр. И… для каких реагентов или материалов это могло понадобиться?

Он удивленно посмотрел на меня, как будто я отвлек его от каких-то глубоких размышлений. И снова я почувствовал, что он пытается прочесть выражение моего лица.

— Заживляющие прививки, — сказал он.

— Просто заживляющие прививки, сэр?

— Да. Но их формула все еще находится в разработке и не пригодна для массового производства. — Он вдруг заговорил очень быстро. — Это средство доказало свою эффективность против многих респираторных заболеваний. Кашель, кавли, иртиус, джарелия и других. Это очень распространенные заболевания, от которых ежегодно умирают тысячи людей, особенно детей и стариков. С помощью этого нового препарата мы… мы надеемся изменить ситуацию.

Мало и ее стражи медленно встали у меня за спиной.

— Понятно, — сказал я. — Тогда, сэр, не могли бы вы пройти с нами и открыть ящик? Мы бы очень хотели узнать, что с ним случилось.

Он сглотнул и кивнул, все еще постукивая рукой по поясу.

— Конечно.

КОГДА МЫ ВОШЛИ, в хранилище стало совершенно тихо. Все казначеи и апоты наблюдали за Грелином, который, пошатываясь, подошел к столу с ящиком, все еще постукивая дрожащими руками по поясу; однако сам Грелин не обращал внимания ни на кого из нас, а вместо этого уставился на сам ящик, как будто в нем было какое-то смертоносное оружие, которого он боялся.

— Я думаю, вам просто нужно приложить руку к шляпке, вот здесь, сэр, — сказал я.

— Конечно, — тихо сказал он. — Я делал это бесчисленное количество раз, сигнум.

И все же он колебался, его пальцы все еще быстро постукивали по ремню.

— Очень хорошо, сэр, — сказал я. — Но, пожалуйста, как только замок откроется, позвольте мне открыть ящик. На всякий случай.

— На какой случай, сигнум?

— Я не могу сказать. Но… на всякий случай, сэр.

Грелин оглядел комнату, отмечая многих офицеров, которые были с нами. Он открыл было рот, словно собираясь возразить, но передумал, набрал в грудь воздуха и прижал руку к шляпке бальзам-листа.

Шляпка окрасилась в светло-коричневый цвет. Где-то внутри ящика раздался щелчок.

Я шагнул вперед, чтобы открыть его, но Грелин оказался быстрее, и, к моему удивлению, он с тревогой протянул руку и открыл крышку ящика, чтобы заглянуть внутрь.

Я начал требовать, чтобы он остановился, но тут Грелин закричал и отшатнулся назад, словно ему не терпелось убраться как можно дальше от ящика.

— О, черт! — воскликнул он. — Клянусь Святилищем! Что… что это такое? Кто это, кто это?

Мы все в недоумении уставились на него. Затем я подошел к ящику.

Внутри него лежал бугристый, сморщенный предмет, округлый сверху и волнистый снизу, весь покрытый темной, сморщенной мякотью, как у куска мяса, который очень долго держали в коптильне. Он был довольно большим — около спана в высоту и три четверти спана в ширину. Я понял, что это такое, только когда увидел посередине выступ кривого носа, а под ним две тонкие, похожие на бумагу губы; а по бокам — сморщенные, похожие на креветок отростки, которые когда-то могли быть ушами.

— Ох, — тихо сказал я.

Я услышал, как префекто Кардас прошептал рядом со мной:

— Что за хрень?

Затем Мало:

— О, блядь.

Это была голова. Отрубленная человеческая голова, мумифицированная или законсервированная, с почти нетронутыми чертами лица, за исключением глаз, которые, должно быть, были удалены, поскольку глазницы теперь были пусты. Сюрреалистичность этого зрелища была настолько поразительной, что я чуть не рассмеялся.

Но самым безумным был маленький кусочек пергамента, зажатый между темными, похожими на бумагу губами; на нем очень мелким аккуратным почерком было написано десять слов:

Для тех, кто пьет из костного мозга

Te siz imperiya.

Я изумленно уставился на слова.

Мало покачала головой, издала тихое шшш и сказала:

— Ну что ж. Боюсь, мне придется попросить вас всех покинуть банк. И побыстрее.

— Ч-что? — требовательно спросил префекто Кардас. — Что вы имеете в виду, сигнум?

— У нас, стражей, есть процедура на случай, если органическое вещество используется как инструмент саботажа или вмешательства, — вздохнула она. — И чертова голова квалифицируется как вещество, и поместить ее в хранилище иялета — это, безусловно, вмешательство. Нам придется собраться здесь всем отрядом и убедиться, что это не переносчик инфекции, а затем попытаться выяснить, чья это гребаная голова.

— Но… но где же это? — слабым голосом спросил Грелин.

— Где что, сэр? — спросила Мало.

— Куда… куда делись все мои материалы? — в панике спросил он. Затем его голос перешел в визг: — Куда все это делось, куда все это делось? — Одна из офицеров казначейства подошла, чтобы успокоить его, но он грубо оттолкнул ее, крича: — Не прикасайся ко мне! Разве ты не знаешь, что со мной сделали? Неужели ты не понимаешь, что произошло?

Затем он разрыдался и рухнул на пол, закрыв лицо руками.

ГЛАВА 14

| | |

Я ПРИСЛОНИЛСЯ К стене здания, находившегося напротив Казначейского банка, жуя трубку, пока поздний полдень медленно переходил в вечер. Я знал, что внутри команда апотов по борьбе с инфекциями подвергала отрубленную голову бесконечным тестам, не только для того, чтобы идентифицировать ее, но и для того, чтобы убедиться, что в ней нет инфекции или опасных элементов. Поскольку они пробыли там почти три часа, а тревоги все еще не было, я предположил, что все безопасно, или, по крайней мере, настолько безопасно, насколько это вообще возможно в банке с ящиками отрубленных голов.

В двадцатый раз я спросил себя, могу ли я что-нибудь сделать, кроме как ждать здесь. На самом деле, мне больше некого было расспрашивать: после того, как иммунис Грелин потерял сознание, его срочно отправили в отсек медиккеров. Хотя я сказал им, что хотел бы поговорить с ним еще, они довольно резко сообщили мне, что сначала мне потребуется одобрение его начальства. Мне не понравилось, как это прозвучало, поскольку это только усилило мои опасения по поводу того, что могло быть в том ящике.

Я вынул трубку изо рта и раздраженно ее изучил. Жевание не заменяло курения, и, хотя эта моя привычка стоила ужасно дорого, сейчас, похоже, было самое подходящее время побаловать себя.

Я присел на корточки, сунул руку в сумку и достал кисет и крошечный глиняный горшочек. Горшочек был не больше моего большого пальца, и в нем лежал маленький твердый, бугристый гриб. Я проткнул гриб обработанной деревяшкой; из него вырвалась струйка дыма; затем на деревяшке внезапно заплясало крошечное веселое желтое пламя.

Я поднес его к кончику трубки, поджег табак и глубоко затянулся, наслаждаясь горячим клубом дыма в легких. Затем я поставил огневой горшочек на выложенную кирпичом дорожку и растоптал его, погасив пламя. Возможно, было глупо тратить его на одну-единственную трубку, но вкус табака успокоил мои нервы и мысли, и я возблагодарил Святилище, когда дым вырвался из моих губ.

Затем дверь банка открылась, и появилась фигура в огромной маске из стекла и блестящей ткани, пропитанной маслом водорослей, с длинным металлическим наконечником — защитный шлем, защищающий от заражения.

Из-под шлема донесся обиженный и недовольный голос:

— Похоже, ты приятно проводишь время.

Человек расстегнул застежки на спине и снял шлем, открыв взору потное, розовое, разъяренное лицо Мало.

Я кивнул ей и заговорил, мои слова были оживлены дымом:

— Как дела?

— А ты как думаешь? — резко спросила она.

Я сочувственно кивнул, затем сел на землю у стены и жестом предложил ей сделать то же самое. Зарычав, она села рядом со мной и откинула голову назад.

— Это голова, — сказала она. — И только голова. В ней нет никаких тайных язв или инфекции. Облегчение, я полагаю! Но… это не голова Суджедо.

— Как я и думал, — сказал я. — Поскольку у этой головы все еще была челюсть. Есть какие-нибудь предположения, когда мы узнаем, чья она?

— Мы уже знаем. По-видимому, она принадлежала принцепсу-апоту. Принцепсу Траукта Кауколе. Он умер около двух лет назад.

У меня рот открылся от удивления, прежде чем я сообразил, как они, должно быть, так быстро опознали жертву.

— А-а. У парня был полосатый зуб?

— О, да. Здесь, в Ярроудейле, мы стараемся как можно лучше отслеживать все детали жизни наших людей.

Полосатый зуб — это искусственный коренной зуб, выращенный в резервуаре с реагентами и имеющий уникальный узор полос на эмали. Когда офицер получал такой зуб, к его имени прикреплялся узор, так что, если бы его труп когда-нибудь был обнаружен в будущем, его можно было бы быстро идентифицировать.

— И как же умер этот Кауколе? — спросил я.

— Его назначили управлять баржей апотов, которая отплыла отсюда, но баржа исчезла по пути вместе со всей командой. Мы так и не нашли ни баржу, ни какие-либо признаки их тел. В конце концов, мы отметили их всех как погибших. — Она с горечью сплюнула на выложенную кирпичом дорожку, ведущую к банку. — Мы предположили, что за этим стоят контрабандисты. Одно из их первых нападений, прежде чем они стали более жестокими.

— И наш самозванец… забрал голову мужчины и хранил ее в течение двух лет? — спросил я, озадаченный.

— Похоже на то!

— Только для того, чтобы оставить ее здесь во время ограбления, чтобы мы нашли?

— Похоже на то! И он использовал очень специфическое искусство, чтобы сохранить его, метод обезвоживания, который обычно практикуем мы, апоты. Но я понятия не имею, зачем ему это понадобилось, да и вообще понадобилось делать что-либо из этого! Если только он не хотел отправить сообщение, в котором говорится, что он сам контрабандист и… ставит себе в заслугу смерть этого человека? И, возможно, многих других?

— Как охотничий трофей, — тихо сказал я. — За исключением того, что добыча, на которую он охотится, это мы?

Мало воздела руки к небу, призывая к вниманию одного из старейшин пантеона.

— Как же мне не нравится этот поворот.

— Записка, которую он держал. Я правильно ее понял?

— Полагаю, что да, — сказал Мало. — В ней было написано: Для тех, кто пьет из костного мозга, Te siz imperiya.

Я поразмыслил над текстом. Я понятия не имел, что означают первые слова о костном мозге, но последние три слова были на староканумском, древнем языке, на котором почти никто больше не говорил, поскольку почти все ханум вымерли много веков назад; и все же они, казалось, перекликались с обычным изречением императора Sen sez imperiya, что можно перевести как Вы есть Империя, древний девиз, вдохновляющий всех граждан Империи сделать ее своей, по-своему.

Но это сообщение было инверсией этого. Не стандартное Вы есть Империя, а скорее…

— Я есть Империя? — сказал я вслух.

Мало мрачно рассмеялась.

— Очевидно!

— Череп со словами во рту, — сказал я. — Заявляющий, что он… Империя… Это тоже послание, очевидно. Но я не могу его понять.

— Если бы ты мог его понять, Кол, это заставило бы меня подумать, что у тебя в мозгу завелся червь. — Она откинулась на кирпичную дорожку.

— Что вы собираетесь делать с головой? — спросил я.

— Как только мы закончим все проверки, мы будем обращаться с ней как с телом павшего на войне. Мы поместим ее в позолоченный ящик, украсив знаками почтения от его командиров и иялета, и отправим домой, его семье. Они уже получили его земли и привилегии, учитывая, что мы давным-давно объявили его мертвым. Как будто этого может быть достаточно. И все же — я почти готова проклясть вас, Кол.

— Прошу прощения?

— Вы пришли сюда и не только раскрыли убийство Суджедо — вы раскрыли еще больше преступлений, которые могут быть намного хуже! Единственное, что мы можем сделать, — это задержать всех контрабандистов и бандитов из джунглей, которых мы знаем, и посмотреть, что они могут рассказать нам о смерти этого Кауколе или о любых передвижениях этого грабителя банков, если он действительно контрабандист. Хотя, учитывая то, что мы о нем уже знаем, я не очень-то надеюсь, что мы узнаем многое. — Она зевнула. — Возможно, Туфва хорошо рисует. Может быть, он сможет набросать его портрет…

Я сочувственно посмотрел на Мало. От ее дерзкого варварства не осталось и следа, и теперь она была всего лишь измученной девушкой, распростертой на этом пустом дворе. Она была лишь немногим моложе меня, но в тот момент казалась совсем юной.

Я протянул ей трубку.

— Не хочешь ли затянуться? Это могло бы помочь.

— Боги, нет. — Она издала такой звук, словно что-то проглотила и выплюнула. — Хотя это злополучный день, я не прибегну к дыму. Вдыхание дыма вредно для здоровья. Я предпочитаю употреблять корень хины.

— От него зубы чернеют.

— Как и от дыма.

Я пожал плечами и затянулся трубкой. Мы снова погрузились в молчание, прислушиваясь к разговорам Апотов в банке.

— Итак, этот человек… — сказал я. — Этот человек каким-то образом узнает новости о делегации Казначейства и внимательно следит за их передвижениями. Он выясняет, когда прибудет последний член делегации. Он похищает парня, приезжает в Ярроудейл и проводит весь день, притворяясь этим человеком только для того, чтобы проникнуть в хранилище казначейства — с помощью средств, которые мы до сих пор не можем постичь. И все же он не просто забирает свой приз, каким бы он ни был. Вместо этого он очень спокойно кладет в ящик иссохшую отрубленную голову вместе со своей загадочной запиской. Затем он закрывает ящик и возвращается к своему маскараду под Суджедо… затем инсценирует собственное убийство, прежде чем раствориться в воздухе. Я ничего не забыл?

Мрачное молчание, пока Мало думала. «Похоже на то», — сказала она.

Я в последний раз затянулся трубкой, затем выбил ее о кирпичи.

— Все это ради заживляющих прививок, — сказал я. — От кашля. В этом нет никакого гребаного смысла.

— Может быть, он знает кого-то, кто болен? — сказала Мало.

— Сомневаюсь. — Я встал, отряхнулся и аккуратно убрал остаток трубки.

— Тогда что ты считаешь? — спросила Мало.

— Я считаю, что что-то не так, — сказал я. — Но я пока не знаю, что именно. — Затем я пожелал ей спокойной ночи и направился обратно по дороге к дому Аны.