В конце февраля двухтысячного года, в первой половине дня, в дверь восемнадцатой квартиры малоэтажного дома на Роджерс-авеню в Бруклине, которую в тот момент снимал Крюков, настойчиво постучали.
— Иду! — из ванной комнаты прокричал Иван Андреевич. Надев длинный белый халат, какие обычно выдают в гостиницах, он прошел к двери и без раздумий ее распахнул.
Но вместо ожидаемого доставщика пиццы на пороге стоял плотный незнакомый мужчина с седеющими висками.
— Крюков? — хрипло поинтересовался тот.
— Крюков, — растерянно кивнул Крюков. — А вы, собственно, по какому поводу?..
Незнакомец не ответил. Безапелляционно отодвинув Ивана Андреевича в сторону, он прошел в гостиную, осмотрелся, одобрительно хмыкнул и, плюхнувшись в хозяйское кресло, жестом пригласил Крюкова располагаться напротив. Тот, словно загипнотизированный, не нашел, что возразить, и покорно присел.
Вот таким тривиальным образом и состоялось знакомство двух абсолютно разных людей — профессора и бандита.
— В общем, дело у меня такое, — когда с первыми «любезностями» было покончено, начал говорить Усиков, — ты же, Ваня, крутой экономист-финансист, доктор-шмоктор и тому подобное?
— Если в общих чертах…
— Да не прибедняйся! — грубо резанул Мясник. — Короче, давай сразу к сути. Есть у меня некая сумма американских денег, честно заработанная в бизнесах. Вот хотца ее, как у вас, финансистов, говорят, припарковать. Чтобы, значит, хороший процент капал и состояние мое быстренько удвоилось. Скажем, за пару месяцев. Максимум! А лучше за месяц.
Профессор внутренне рассмеялся столь амбициозным запросам, но вслух решил конкретизировать:
— Знаете, Павел Богданович, в данный момент я не занимаюсь доверительным управлением и не даю индивидуальные инвестиционные рекомендации.
— С хрена ли? — не понял тот.
Иван Андреевич пожал плечами:
— Не знаю. Вероятно, потому что не обладаю соответствующими лицензиями? В США, поверьте, с этим строго, могут и посадить.
— Так получи! — вспыхнул Мясник и треснул основанием ладони по жалобно скрипнувшему подлокотнику.
— Увы, сей процесс не столь прост… — осторожно, чтобы не нервировать собеседника, развел руками Крюков и уточнил: — Позвольте поинтересоваться, о какой сумме накоплений идет речь? А то, может, все это и яйца выеденного…
— Сто миллионов.
— Долларов? — задохнулся профессор и от удивления — в уме! — зачем-то посчитал, сколько веков ему нужно впахивать, дабы приблизиться к этой сумме. Число получалось плюс-минус двухзначным…
— Ну не рублей же, док, — тихо рассмеялся Мясник, но тут же стал серьезным: — Не пойму, ты чего ломаешься-то? Я ведь тебе не за идею предлагаю батрачить, а за вознаграждение.
— Вознаграждение?
— Конечно, док! Сотка тебя устроит?
— Сотка? — удивился Крюков. — Это, простите, сколько? Сто долларов?
— Сто тысяч, дурик! — на сей раз во весь голос расхохотался бандит. — Сто долларов, блин. Ну уморил!
Для Ивана Андреевича озвученная сумма была существенной, и он задумался, перебирая в уме варианты.
— Что, док, всерьезку мозгуешь? — успокоившись, усмехнулся бандит. — А как же лицензии? Ты ж мне только что пел, что не могёшь без бумажек… Эх, развращает людей злато, ох, развращает. Даже самых лучших — р-раз, и прощай мораль.
Профессор молча выслушал своего визави и кивнул:
— Думаю, я смогу поработать на вас… без всяких лицензий.
— Кто бы сомневался, — про себя прогундел бандит, и было непонятно, доволен ли он сложившейся ситуацией или разочарован пошатнувшимися принципами профессора. — Но — все должно быть выверено и четко, за дело отвечаешь головой, усек?
Крюков засомневался. С одной стороны, нежданно свалившаяся из ниоткуда «премия» была сейчас очень кстати и полностью покрыла бы его финансовые проблемы, а с другой… отвечать лучшей частью своего тела не хотелось.
Но сто тысяч!
Здравый смысл истошно вопил: «Откажись!», но жадность, как это обычно и бывает, уложила его на обе лопатки.
— Договорились! — Крюков улыбнулся и, показывая полную готовность работать, в предвкушении потер ладони. — Мы будем подписывать какие-то бумаги о гарантиях?
— Брось, док. Все на моем честном слове. Такая гарантия тебя устроит? — В ответ Крюков кивнул. — Тогда давай, приступай к мозговому штурму.
Подумав, что бандит таким образом прощается, Иван Андреевич встал. И тут же сел обратно — уходить собеседник не собирался.
— Прямо сейчас приступать? — уточнил профессор.
— Прямо сейчас.
К такому повороту Крюков был не готов — он полагал, что времени на обдумывание плана действий у него будет немногим больше, чем пара секунд. Хотя бы неделя. Ведь нужно было как минимум провести тщательный анализ рынка, составить список потенциально интересных бумаг, определиться с риском и горизонтом планирования…
Но времени не было, поэтому пришлось выкручиваться.
— Сумма немаленькая, — аккуратно начал «док», — и я полагаю, что лучшим решением будет, в первую очередь, сохранить средства, а уже потом задуматься о приумножении.
— Ну? Что предлагаешь?
— Знаете, инвестиционных стратегий на сегодняшний день придумано бесчисленное множество, но лично мне близка по духу концепция так называемого «всепогодного портфеля Рэя Далио», которая позволяет получать прибыль в любых экономических условиях благодаря ставке на разноплановые активы со слабой или обратной корреляцией.
— Ничего не понял, но продолжай.
— Структура портфеля при этом как максимально проста, так и максимально эффективна: треть средств мы вкладываем в широкий рынок акций, чуть побольше — в долгосрочные трежерис, сумму в два раза меньше — в краткосрочные трежерис, а остаток делим поровну между золотом и коммодити.
— Золото — это супер! — подался вперед Усиков. — А что это за звери такие — комоды и трежесы?
— Первые — товары: кофе, свинина, пшеница…
Павел Богданович насмешливо фыркнул:
— Ты что, предлагаешь мне свининой барыжить?
— Нет же, — улыбнулся Крюков, — мы будем покупать не сам товар, а ценные бумаги, которые отслеживают его стоимость. Скажем, если кофе растет в цене, например, из-за засухи в Бразилии, то и эти бумаги растут следом.
— Понял, — кивнул бандит. — А вторые, трежесы?
— А вторые, трежерис, — государственные облигации.
— Государственные? Это что получается, мне Билл Клинтон платить будет? Лично?
— Практически.
— Ну что ж, звучит неплохо, Биллу я верю. И сколько процентов можно вытащить с такого портфеля?
— Ну-у, — вроде как задумался профессор, хотя уже давным-давно посчитал всю «прибыльность», — при текущих ставках, грамотном подборе бумаг, уплате налогов… полагаю, что шесть-семь процентов доходности вполне вероятны.
— Шесть-семь процентов? — ахнул Мясник, и глаза его задорно загорелись. — Это же в день?
— К сожалению, нет.
— В неделю?
Крюков покачал головой.
— В месяц, что ли? — поник бандит.
— В год!
Усиков вскочил. Хрипло заорал:
— Ты чего мне туфту втираешь, док⁈ Я тебе что сказал? Нужно удвоиться за пару месяцев! Какие, на хрен, шесть процентов в год⁈
Выпустив пар, Павел Богданович снова опустился в кресло.
— Давай, накидывай еще варианты, — скомандовал он и пригрозил: — Или мне найти другого эксперта?
Крюков, в отчаянии от ускользающих из-под носа денег, заломил пальцы.
— Поймите же вы, — взмолился он, стараясь облагоразумить собеседника, — получить требуемую вами доходность практически нереально! Можно, конечно, заняться не инвестициями, а трейдингом, набрать огромных «плечей» и, если повезет или знать инсайды, действительно быстро удвоить капитал. Но если цена пойдет не туда… хоть чуточку… Из-за «плечей» потеряете все. Под ноль. И еще должны останетесь.
— Не гонишь?
Профессор замотал головой.
— Хорошо, — сжалился над ним бандит, — черт с ним, с удвоением за месяц. Но хотя бы пятьдесят годовых реально получить?
— В теории — да. Например, за последние пять лет рынок акций вырос на двести процентов.
— Во, норм! А ты мне про семь втирать начал. Двести за пять лет! А за десять?
— Пятьсот процентов или что-то около того.
Мясник задумчиво зашевелил губами, вспоминая школьную программу по математике.
— Ну да, по полтосу в год стабильно, — наконец посчитал он. — Меня устраивает! А какие именно акции будем брать?
— Выбор ценных бумаг оставьте мне.
Павел Богданович угукнул и встал. Протянул руку.
— Док, ты ручаешься, что все будет норм и твои акции вырастут?
Профессор пожал потную ладонь. Ответил:
— Ручаться не может никто, так как будущее нам, увы, неизвестно, — попробовал подстелить соломки профессор, и, почувствовав, что собеседник сейчас опять начнет пугать «поисками другого эксперта», быстро заговорил: — Однако индекс американских акций «Эс энд Пи пятьсот» почти безостановочно рос с восемьдесят седьмого года и по сей день, и я не вижу никаких предпосылок, чтобы тренд вдруг сменился с «бычьего» на «медвежий». Конечно, для полного спокойствия я бы все-таки рекомендовал добавить в портфель трежерис, золото и все остальное — для диверсификации рисков…
— Акции! — отрезал Мясник. — Только акции!
— … Но, как говорится, хозяин — барин.
На том и порешили, и спустя несколько дней, двадцать восьмого февраля двухтысячного года, мистер Усиков под чутким руководством мистера Крюкова совершил самое выгодное — как он считал — вложение собственных средств, купив на сто миллионов долларов паи в крупном биржевом фонде, который отслеживал котировки индекса SP 500 — индекса, в чью корзину в определенных долях входили акции пятисот крупнейших публичных компаний США.
Однако еще сильнее разбогатеть Мяснику из Люберец не удалось. Акции, входящие в купленный фонд, поначалу действительно росли, увеличивая его стоимость. В момент покупки паев индекс SP 500 замер на отметке 1348 пунктов, а уже двадцать третьего марта цена взлетела на тринадцать процентов, до 1523 пунктов.
Павел Богданович все три недели ходил довольный. Еще бы! Тринадцать миллионов долларов за месяц просто из воздуха! Но дальше начались проблемы. Точнее, начались они даже чуть раньше, десятого марта двухтысячного года, когда после безудержного многолетнего «надувания» котировок одним днем лопнул так называемый «Пузырь доткомов», который не только обвалил индекс высокотехнологичных компаний NASDAQ Composite, но и потянул за собой вниз весь остальной — пока еще успешно сопротивляющийся падению! — рынок акций.
Видя, что дела плохи, Иван Андреевич почти две недели пытался доказать Усикову, что необходимо зафиксировать остатки прибыли, пока индекс SP 500 окончательно не пошел на дно. Но Мясник лишь отмахивался, возражая, мол, «док, отвали, все норм, бабло растет, а это просто краткосрочные колебания рынка, я о таком вчера в журнале читал, пока в сортире сидел!»
И Крюков — видя баранью упертость Павла Богдановича, который вмиг позабыл о своем обещании в финансовой составляющей их дела полагаться на мнение и опыт профессора — действительно отвалил. Чувствуя, что добром все это не кончится, а сам он ни на что повлиять теперь не может, Иван Андреевич быстренько уволился с любимой, но низкооплачиваемой работы, собрал пожитки, и в начале апреля улетел из Нью-Йорка в Москву. Однако в столице профессор не задержался, а сел на поезд и рванул в солнечный Краснодар, где и прожил последующие семь лет в арендованном «шалаше» средь виноградных лоз, занимаясь любительским виноделием и поисками дзена. И только тоска по второму дому — Америке — заставила его вернуться в Штаты. Тоска, заканчивающаяся «премия» и память, которая слишком быстро забыла, какой страшный человек этот Мясник из Люберец. Мясник, который все эти годы профессора безуспешно искал…
И, наверное, с точки зрения недалекого Мясника было за что! Ведь какие обещания давал профессор? Пятьдесят процентов прибыли в год. А что получилось? Поднявшись двадцать третьего марта двухтысячного года до уровня 1523 пунктов, индекс SP 500 окончательно растерял все «бычьи» силы и, утратив способность сопротивляться падению NASDAQ, начал плавное, но болезненное — как и предрекал Крюков! — сползание вниз.
Однако Павел Богданович, как истинный русский, живущий по принципу «нас бьют, а мы крепчаем», держался долго. Скрежеща зубами от наблюдал в ежедневных утренних новостях, как тают его деньги, но держался. Неделю, месяц, год. Однако в конце концов нервы Мясника не выдержали, и спустя два с половиной года, в августе две тысячи второго, когда индекс SP 500 опустился ниже отметки в 900 пунктов, Усиков сдался. Сдался, психанул, и продал все паи, зафиксировав по сделке огромный убыток — тридцать восемь процентов. В миллионах долларов цифра была такая же — тридцать восемь.
Поэтому найти дока и «предъявить за бабки» стало для Мясника делом чести и смыслом жизни.