КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. Третья часть

КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. Третья часть

Ледниковый период

Холодно стало в мире. Противно и зябко. Может это северные Гипербореи напустили морозу, или заразная болезнь царя Тартара каким-то чудным образом передалась Урану-громовержцу, отчего ему все время казалось, что он мерзнет, хотя было совсем нехолодно. «Боже правый и левый, каким же страшным встретил закат своей жизни рыжебородый Тартар», − размышлял Уран, вспоминая его образ и подобие. Ведь мерз даже в бане, а уж на улице промерзал насквозь: ни пуховые перины, ни верблюжьи одеяла не спасали его от внутреннего холода. Свят-свят-свят, не доведи Господи, и самому на старости лет оказаться в подобной ситуации. Какая у Тартара была болезнь, кто знает. Интересовался он у своих приближенных, но те только пожимали плечами: дескать вся его болезнь случилась от переутомления мозгов. Сильно переживал за сына Хуваву да за свою трусость, а улице промерзал насквозь, вот и подморозил мозги, а там уж болезнь распространилась во всем теле. А лечить его пробовали? Пробовали, да все без толку, голова − дело темное, свят-свят не доведи Господи, малоизученное, извилин много, а толку мало. «Все, все, хватит, − твердил самому себе громовержец. − Устал я от этих государственных забот. Клянусь, оставлю все дела на детей титанов, а сам улечу отсюда в Сваргу небесную, к своей звездной жене Дивушке». Вот только одно останавливало Урана от поспешных решений. В такой час бросить разоренную страну − это преступление, тут нужно все хорошенечко организовать, обустроить. «Тогда и уеду», − решил он, возвращаясь на Олимп в свой царственный дворец. Надобно заметить, что Уран преднамеренно тянул время, медлил, вроде не хотел возвращатся к себе домой, подозревая, что жители столицы будут насмехаться над ним. Вот по этой причине и решил заехать в храм, расположенный у входа в чистилище, так сказать, смыть скверну, очиститься от содеяного и пережитого. Высадившись в маленькой гавани, именуемой Мюли, он свернул прямо на юго- запад в направлении к Храму. Появился он там инкогнито, под видом простого демоноса, смешавшись с толпой паломников, стекающихся сюда со всех концов ойКумены. Печальная слава окружает эти места. Топкие болота, полные зловонных испарений серы и газа, укрыли громовержца с головой. Гнетущее настроение в душе дополняли мерзкого вида нищие, они протягивали к паломникам свои покрытые струпьями руки, просили милостыню. Да и в самом храме было не лучше, под копытами то и дело сновали иссохшиеся от времени старухи, шепчущие молитвы и заговоры, плюющие через плечо, брызгающие водой, переставляющие на алтарях свечи, в каком-то имеющем для них некий тайный смысл порядке. Даже к жертвеннику невозможно протиснуться, из-за сотен демониц, мечтающих о приворотном зелье для богатых женихов, и таких же сотен тысяч стяжателей с желтыми лицами, и толстыми пальцами, за одну свечу, купленую в храме вымаливающие себе огромные состояния, у моей же собственной статуи. «И это мой народ», − размышлял бог Уран. − Сколько веков прошло, а в этом бренном мире ничегошеньки не изменилось, демоносы по-прежнему совершенно безащитны перед сонмом темных сил, которые окружали их в зыбкой и небезопасной реальности, которую они пытались умилостивить, или же отогнать от себя при помощи жертв и подаяний». Отслужив молебен на ровне со всеми прихожанами, воздав жертвоприношения, Уран собрался с духом, и отбыл в столицу Сорочанск, построенный на вершине мира − горе Олимп.

Седой Олимп гордо вздымает к небесам свои сорок две вершины. Высота Олимпа − 2917 метра. Это одна из самых высоких вершин Европы − обитель богов. Из 60 источников, стекающих с вершины гор, струится чистая, студеная вода, и все леса, поля и селения ею полны. Пьет воду из горных источников и городок Сорочанск, названный так в угоду детям титана Океана, сорокоподобным змеенышам Эвринома и Офиона. А вот местные демоносы то ли в шутку, то ли всерьез называют Сорочанск на свой манер Сероникос, им, дескать, так больше нравится, да и Олимп они умудрились переиначить, прозвав его Хионистра, что означает снежный. Но во всех государственных документах четко и ясно указывается, что бог Уран восседает на седом Олимпе в городе Сорочанске, а не в каком-то там Серинокосе на горе Хионистра. Маленькие особнячки, белокаменные здания с маленькими внутренними двориками − вот характерная черта городка Сорочанск, затерявшегося среди цветов и зелени, апельсиновых и лимонных деревьев. Аккуратные домики, сделанные из известняка и песчанника, жмутся друг к другу вдоль узких улочек и переулков, сложенных и вкривь, и вкось. Нередкость здесь и тупики, и улицы, ведущие вникуда, сначала ты идешь по улице, а затем оказывается, что ты просто потерялся и никуда не вышел, а вернулся к тому месту, откуда только что вышел, но с другой стороны. В целом же городок веселый, просветленный солнцем и насквозь обвеваемый ветерком, представляет из себя настоящий земной лабиринт. С утра и до позднего вечера бурлит здесь поток и суета местных жителей да приезжих гостей. Шумные рынки больше похожи на растревоженный улей: шумят торговцы, зазывая купить товар, важного вида богатые демоносы вертят носами, придирчиво осматривая товар, иногда покупают, но больше торгуются, разговаривают. Нет большего удовольствия, чем очутиться посреди этого мирского водоворота, здесь не только судачат обо всем на свете, но и заключают торговые сделки, ведут деловые переговоры. Уши и глаза у них навострены, от их внимания не ускользает ни одно движение в огромной стране ойКумене, они любознательны, но при этом плетут сети интриг и завязывают самые невероятные торговые комбинации. Уран-громовержец вьехал в город без особой помпезности, незаметно прошмыгнул в свой царственный дворец и с чувством глубокого облегчения растянулся на кровати. А город, надо отдать ему должное, сделал вид, что не узнал о его прибыти. Все понимали его душевное состояние: столько бед и печалей легло на плечи седого старца Урана. «Такое не каждому богу под силу», − переговаривались между собой жители Сорочанска, делая вид, что ничего не произошло. Город по-прежнему жил своею размеренной жизнью, только все знали, что их великий правитель снова вернулся к ним, эта весть быстрее камня, выпущенного из пращи, облетела окрестности.

-Представляете, − шептались между собою демоносы, − Уран-громовержец вернулся из Сварги душевно сломленным, физически разбитым старцем, а все из-за того, что всех высший Хаос перекалил его в горниле небесного пламени, а пока его доставали, успел растрескаться, именно поэтому он оказался таким старым. Затем ему пришлось пережить великую позорную войну, а вдобавок ко всем бедам и несчастьям низвергнуть правителя Азии, заточив его живьем в бездну Тартарары. Туда же отправил многочисленную челядь, слуг, служанок, полк охраны, да впридачу одноглазых Циклопов и сторуких Гекатонхейров, детей богини земли Геи от царя Тавра. Именно по этой причине Уран стал подвержен приступам тоски и печали, именно поэтому все валилось у него из рук, государственные дела растроились, страна разваливалась.

И правда, великая неотвратимая тоска донимала громовержца днями и ночами, вгрызаясь в его седую бороду. Именно в такие минуты на него было больно смотреть, ибо он делался жалким, ничтожным стариком. Он и сам это прекрасно понимал, когда его охватывала великая скорбь, он отдалялся от всех и просиживал дни и ночи взаперти, мрачно вздыхая, разговаривая с самим собою. В такие дни он никого не подпускал к себе, кроме прислуги, приносящей пищу и расчесывающей его седые волосы, да еще музыканта, который приносил ему нектар и играл на лире скучную, заунылую музыку. Тоска и грустные мысли оттиском печати проступали на его челе, глубокие морщины изрезали лицо, а волосы поседели.

-Осень жизни настигает нас так же быстро, как гончий гепард свою добычу, − любил повторять старый правитель и еще больше замыкаясь в себе. Государственные заботы совершенно не укладывались в его голове, как о них можно думать в такие-то минуты, когда душа болит, а сердце плачет. И вот тогда он все чаще стал доверять важные дела своей дочере титаниде Рее, а она с большим усердием ему в этом помогала, стараясь вникнуть во все проблемы. Так день за днем она все больше втягивалась в неспешный ритм придворной жизни, проверяла финансовые отчеты, подписывала договора и указы, прилагая к пергаменту вместо росписи указательный палец правой руки и свою гербовую печать.

-Что с богом?, − интересовались заезжие правители соседних стран. − Как здоровье Урана-громовержца?

− Ничего! Так себе, поправляется, − уклончиво отвечала титанида Рея.

-А правда, что его съедает страшный недуг?, − любезно и почтительно интресовались они.

-Да нет, что вы, у моего папы всего лишь легкое недомогание. Меланхолия, − дипломатично уклонялась она от прямого ответа.

На самом деле здоровье у папы было не таким уж и безоблачным, можно сказать, что местами ему становилось совсем плохо, иногда апатия сковывала все его члены. Иногда, наоборот, он становился кипучим, деятельным, вскакивал с места и порывался творить великие свершения на благо ойКумены и всего прогрессивного демоничества. Только в следующий миг из его рук все падало как-то само по себе, и он снова впадал в депрессию.

А страна по-прежнему продолжала жить в своем неторопливом, размеренном ритме. Демоносы как ни в чем не бывало, делали вид, что также как и вчера, ярко светит и греет теплое солнышко, а ведь это был чистейшей воды самообман, ибо ночи становились все холоднее и холоднее, и даже дни перестали радовать их своим теплом. Каждый понимал, что Арийское нашествие принесло с собою не только порабощение народов, но и мороз с холодами. Вот по этой причине многие демоносы мечтали сбросить с себя это ненавистное Арийское иго, и с надеждой смотрели в сторону царственного дворца. Авось Уран-громовержец вылечится, и своим божественным перстом разгонит холод и мрак. Одни из горожан постоянно твердили другим, что к Урану-громовержцу вскоре вернется мощь и величие, он победоносно обогнет край земли, отбросив Ариев в полуночную страну. А затем увенчает свою светлую голову царственной короной – Уреем и вернется к нам героем, равный по величию небесным Сварожичам. Но были и другие, которые утверждали, что видят его заживо погребенным в гробу и без Урея, царственной короны на голове. Но таких было немного, всего лишь несколько полоумных юродивых, им быстро затыкали рты, выбивая зубы.

-За что бъете? − причитали избитые вещуны и прорицатели, сплевывая на землю свои окровавленные зубы.

-За правду, − отвечали им, сердобольные горожане.

Так день за днем утекало время своим размеренным чередом, и многим казалось, ничто не предвещает перемен, а они надвигались незаметно и неотвратимо, одним из них был Плейстоцен. Первый отдел четвертичного периода земли, характеризующийся общим похолоданием и переодическим возникновением в средних широтах обширных материковых оледенений. Горожане Сорочанска лучше других сообразили, что это движется Плейстоцен, ибо дров для обогрева жилища нужно было вдвое больше, чем прежде. Раньше его протапливали изредка, теперь топить нужно каждый день, особенно ночью, когда мороз пробирает до костей, и приходится натягивать на себя множество теплых вещей. «Вот тебе, бабушка, и Плейстоцен, − скрипели зубами демоносы, − и холодно, и есть хочется, а ведь раньше как было хорошо: все кушали фрукты, овощи, изредка мясную пищу и были сыты. А теперь мясо нужно есть каждый день, накапливать жирок про запас». Но вот настал тот благословенный день, когда великий Уран-громовержец сам себе сказал: «Хватит хандрить − надоело, передаю все дела своей дочери титаниде Рее, а сам удаляюсь от дел». Чтобы окончательно развеять будоражащие страну сплетни и слухи, царь и справедливый владыка, снисходительный и щедрый, окруженный громкой славой, решил устроить прощальный пир, на который были приглашены множество знатных демоносов, царей и титанов. В назначенный срок все было готово к празднеству, и знатные демоносы, великие цари и титаны уселись по своим скамьям в зале Мегарон, предназначавшимся для торжественных приемов.

Коронация

По обычаю того времени, женщинам не позволялось присутствовать на пиру, где все состязались между собой в количестве выпитого и съеденного. Ибо Уран считал, что так будет трудно сохранить мир между демоносами, если еще и демоницы будут состязаться между собою в пьянстве. Когда все заняли свои места, старший сын Урана, титан Крий, объявил громким голосом: «В зале должен сохраняться мир, пользоваться колюще-режущими предметами можно не иначе как для разрезания пищи, любой порез, удар или открытая рана, нанесенные оружием, кубком, костью, медной посудой, ковшом или сжатым кулаком будут считатся умышленным убийством и непростительным преступлением. А виноватый будет живьем погребен в лабиринте чистилища. Все оружие, кроме ножей, приказано оставлять при входе в зал, и лишь самым знатным демоносам позволяется иметь при себе большие ножи-крисы, ибо им полагается держать себя в руках даже когда они слегка перебрали хмельного нектара. Тронный зал Мегарон был небольшим, но довольно вместительным помещением, и мог вместить шестьсот демоносов и примерно такое же количество прислуги. В самом отдаленном углу Мегарона на возвышении в несколько ступеней находился царственный трон, возле которого был накрыт большой стол для самых приближенных божичей ойКумены. Столы остальных гостей тянулись из одного конца зала в другой, между которыми суетилась многочисленная прислуга. Надо отметить, что в этот праздничный день погода выдалась на редкость удачной, небольшая изморозь быстро растаяла, мухи запикали, птички зачирикали, солнышко радостно улыбалось, все это соответствовало торжеству. Многочисленные гости, собравшиеся в зале, некоторое время томились в ожидании празднества, знакомые переговаривались друг с другом, а те, кто был во дворце впервые, с любопытством рассматривали пышное убранство и огромную картину, написанную на всю стену маслом и красной охрой. «Как же все-таки величаво и реалистично изобразил художник царя Урана, − переговаривались меж собою гости, − ведь бог как живой». И правда, на огромном полотне во всю стену Уран сидит на высоком золотом троне, могуществом и властью дышит божественно прекрасное лицо. Два больших сосуда стоят у его златого трона: в одном сосуде дары добра, в другом – зла. От своих щедрот жалует он эти священные дары, черпает в них добро и посылает их своему народу. Но горе тому демоносу, кому он зачерпнет из сосуда зла, горе и тому, кто нарушает установленные богом порядки и не соблюдает его законов. Грозно сдвинет тогда Уран-громовержец свои густые брови - черные тучи заволокут небо, взмахнет он своей десницей - сверкнет пламенная молния, испепеляя виновных. В это самое время пронзительно и звонко ударили фанфары труб, отворилась златая дверь, и в зал для приемов вошли приближенные царя и сам Уран-громовержец. Если бы не его златая корона, царственный Урей, то многие даже не смогли бы узнать в этом седом старике бога-громовержца; они ежеминутно сравнивали картину маслом и живого царя, и еще больше удивлялись тем переменам, которые произошли с ним за это время. Во всем чувствовалось, что он давно уже присмирел, исчерпав свою божественную силу. Состарился седой владыка, только и может волосами шевелить да ногами о пол топать, и это не удивительно все-таки преклонный возраст-6 милионов лет. Но как бы там ни было гости вставанием приветствовали царя, а тот величавый и важный усаживает их за пиршеские столы такими речами: «Приятно, други мои, видеть в этом зале цвет ойКумены, царей, титанов и знатных демоносов, присаживайтесь, будем праздновать», − сказал Уран, опускаясь в свой царственный трон. Все с нетерпением ждут новостей, каждый старается не пропустить ни одного слова. Только Уран молчит, придирчиво всматриваясь в лица собравшихся, кого-то он вспоминает и мило улыбается в ответ, кому-то он просто кивает головою. Но в зале больше таких, кого он видит впервые, и тогда его зрачки необдуманно сужаются, вроде спрашивая «Ты кто такой? Откуда ты взялся?». Надо заметить, что многие взоры направлены на опустевший трон царицы Геи, стоящий по правую руку от Урана. Каким-то холодом тянет от блещущего золотом седалища царицы. А как славно было когда-то. Богиня земли Гея своим блеском освещала просторный зал Мегарон, с доброй веселой улыбкой дарила благодать всем своим детям, демоносам, охлосам, пери, джинам, шейтанам и прочия.... С каким благоговеющим трепетом они встречали свою царицу, когда она в пышном наряде, блистая неземной красотой входила в зал Мегарон, тогда все демоносы вставали, склоняя пред ней свои головы. А она, гордая в своем могуществе, шла к золотому трону и садилась рядом с царем и мужем. Теперь же в нем удобно устроилась титанида Рея, красотой своей сияя безметежно и невинно, словно звезда в ясном небе. И многие тут же сообразили что неспроста она заняла царственный трон, ибо давно страною ширились слухи что именно ей старый Уран оставит все царство. Вот по этой причине каждый из собравшихся хотел ей понравится, в надежде, что она ответит взаимностью. Но Рея, избегая взгляды, застенчиво и невинно опускала свои очи, и многие, завидев такую красоту, тут же теряли разум и влюблялись в нее безмерно. «Кушайте, гости дорогие», − молвил царь, и все как один принялись наслаждаться угощением. А надо отметить, что столы так и ломились от закусок, наедков и напитков. Сто сорок румяных носорогов было подано гостям, а прочих блюд было и не счесть. Поварята с кухни то и дело вносили большие подносы, на которых веселя душу и желудок, возлежали зажареные, подрумяненные, молочные слонята, и длинношеие страусята, и гипопотамчики и акулята. Все это было подано гостям под танцы Харит и Муз, услаждающих их слух пением. И многие из гостей, захмелев от избытка выпитого, провозглашали здравицы и тосты богу и его дочери. В это самое время, когда хмельной нектар начал развязывать языки даже самым молчаливым из гостей, бог Уран поднял свой божественный перст, музыка и танцы смолкли. И в полной тишине молвил так: «Приятно мне сидеть за одним столом с друзьями, только не для того я вас созвал на пир, чтобы вы набывали свое брюхо всякой снедью, я хотел поведать вам свою печаль». Гости тут же прекратили кушать − стали внимательно слушать, предчувствуя, что сейчас они услышать что-то важное. А Уран, будто нарочно оттягивая время, начал ....издали: «О как же непрочно все устроено на свете, вот в саду моем прекрасном сохнет роза, увядая, но смотрите ей на смену появляется другая», − он говорил все это так проникновенно и печально, что многие демоносы приняли его слова буквально и начали осматриваться кругом, выискивая глазами сад и увядающие розы. Другие, ковыряя в зубах когтем, вытаскивая застрявшие куски мяса, ловили каждое сказанное слово, находя его речь необычной и много обещающей. «Долго жил я в этом мире, − продолжал Уран-громовержец, − ныне ко мне стучится старость. Чтоб не быть для вас обузой, я решил оставить государственную службу». И тут же гулкий ропот прокотился в зале, ведь не все были готовы услышать подобное. Только Уран, не обращая внимание на шум, продолжал: «Не век, и не два служил я вам верой и правдой, а теперь хочу удалится от дел на почетную старость. А дабы святое место не пустовало, решил я передать царство своей дочери титаниде Рее. Пусть она займет мое место на троне, и должность моя будет находится в ее руках, такова моя воля». Что тут случилось с демоносами трудно поддается описанию, ведь многие из титанов отказывались верить слухам о коронации Реи, в душе каждый из них надеялся, что отец именно его выберет на царство. Шумели и прочие гости, ведь каждый из них надеялся, что незамужняя царица выберет кого-то из них себе в мужья, и тогда есть шанс стать правителем страны. «Но почему она? Почему не я?» − спрашивал у отца титан Крий, считая себя самым достойным наследником престола. «А потому, − тоном нетерпящим возражения отвечал Уран − что дочь моя Рея уже взрослая, она вполне может править страной как царица. А мужа себе пускай изберет по древнему обычаю Сваямватри. Если кто забыл этот древний обычай матриархата, напоминаю, это когда невеста сама выбирает себе мужа». В полной тишине слова Урана прозвучали словно удар грома в ясном небе, многие по-прежнему не верили услышанному, сидели молча с раскрытыми ртами, и тут по залу пронесся несмелый хмельной смешок. Он разрядил обстановку. «Ггы. Пгы. Кхы», − откашлялся правитель Родоса царь Киферон, он одним из первых сообразил, что решение Урана окончательное и неоспоримое, поэтому, встав из-за стола молвил такое: "О великий царь, ты правил нами тыщи лет, правь еще хоть вдвое больше, мы будем верно тебе служить, ибо любим тебя. Но зачем же вверять ойКумену в женские руки сейчас, когда страна так остро нуждается в твердом правителе? Подумай об этом». − «Мудро, очень мудро», − выкрикивали демоносы, и тут же в зале Мегарон поднялся невообразимый гул, шумели цари, роптали титаны и даже демоносы переговаривались меж собою, не одобряя выбор Урана, ведь право на наследование трона принадлежит старшему из сыновей, но никак не титаниде Рее. Лицо Уран от таких речей с каждой минутой наливалось краской гнева, а когда его терпение лопнуло, сдвинул свои густые брови и его глаза загорелись нестерпным блеском, а взгляд сделался настолько грозен, что казалось, он сейчас вскочит на ноги и бросится на своих обидчиков. Взмахнул Уран-громовержец своею денницею - удар грома раскатился по небу, ярким пламенем сверкнула молния, содрогнулся высокий Олимп. Гнев громовержца отрезвил многих, их лица переменились, они по прежнему улыбались, но делали это учтиво, с благоговением, заискивающе смотрели своими немигающими очами. На миг в зале возникло беспокойство, ибо многим показалось, что теперь Уран-громовержец начнет черпать из сосуда зла, а этого никому не хотелось. И тогда самый мудрый из собравшихся, посол Феникс, начал говорить от имени всех присутствующих: «Мы, великий царь, с тобою полностью согласны, пусть страной отныне правит та, которой нету краше и умом и благородством. Дети льва равны друг друга, будь-то львенок или львица. Мы согласны! − единогласно вскричали почти все. − Пусть нами правит царица!». Их возгласы и крики были настолько искренни, что на миг они сами и старый Уран поверил в их искренность. Он торжественно приподнялся над троном, протянул руку дочери, предлагая ей занять свое место, а та, вспыхнув румянцем своей неземной красоты, робко повиновалась отцу. «Будь по вашему, − громовым раскатистым голосом молвил царь. − Вот она − новая царица! Приветствуйте ее. Сейчас же проведем инаугурацию». И в тот же миг грянула торжественная музыка, прекрасные, юные богини Оры, а с ними Куреты и Хариты осыпали царицу лепестками цветов, зерном и деньгами. Уран усадил царицу Рею на свой трон, вложив в ее руки царский скипетр и державу. А Оры и Хариты вдели ей на голову венец неземной красоты, отчего она стала еще прекраснее. Все демоносы как один ей поклонились и нарекли титаниду Рею царицей, а затем наполнили кубки и выпили за ее здравие, и каждый старался перекричать другого, выкрикивая здравицу юной царице и ее отцу. От внезапно нахлынувшего счастья из глаз Реи покатились умилительные слезы радости. Плачет, плачет титанида, из очей струятся слезы, рдеют нежные ланиты и пылают словно розы. «О не плачь. − отец ей шепчет, − Ты теперь царица. В любой ситуации умей держать себя в руках, пред войсками и народом сокрушаться недостойно. Как бурьяну так и розам светит солнце круглый год, будь и ты таким же солнцем для своего народа, справеливой будь и щедрой, это славу преумножит, и сердца к тебе привяжет». Овладев своими чувствами, Рея вышла на балкон, где ее приветствовали многочисленные толпы народа, скандирующие здравицы в честь новоизбранной царицы. Тысячи рук тянулись к ней, площадь ликовала. А она стояла обласканная народной любовью и немножко робела, отчего на ее лице отразилось ясное осознание того, какое блестящее, но тяжелое бремя, возложила она на свои плечи. Помня отцовские поучения, она приказала вынуть из подземелий тяжелые сундуки, набитые золотом и драгоценными камнями, и принялась горстями бросать их в толпу ликующих горожан. Не забыла она и храбрых воинов: их царица наделить велела златом. Тот, кто был доселе беден, в один миг стал богатым. Кто же был богат, стал еще богаче. Кругом царило веселье, гости здравицы кричали, в кубках пенился хмельной нектар, Музы и Хариты пели и танцевали, а Уран-громовержец, все еще слабый после затяжной болезни, решил удалиться на покой, но в начале он успокоил пирующих и молвил: «И так, друзья мои, настало время мне удалиться от дел. Отныне дочь моя будет царствовать над всеми вами, пусть она сама решает кому из вас суждено стать ее мужем. Я лишь одно хочу добавить: все вы достойны ее руки, и мне не хотелось бы видеть среди вас вражду и братоубийство, всех вас рассудит царица. А теперь пришло время всем поклясться в верности, пусть каждый припадет к ее стопам, произнося слова клятвы. Дескать, раб такой-то и такой-то припадает к ее стопам тысячи раз. Исполняя повеление громовержца, гости один за другим подходили к трону царицы, и припадая к ее стопам, принесли клятву верности. Среди выстроившейся вереницы гостей, Уран не заметил некоторых из царей и титанов. Отсутствовал титан Иапет и его славные сыновья Менетей, Эпиметей, Атлант. Не было титана Океана и еще несколько морских богов. Не было видно титана Крона. Уран до того немного рассеяный, осмотрелся и заметил стоящему поодаль послу Фениксу: «А где же титан Океан? Почему его нету? Да и Крона я что-то сегодня не видал. Что с ними?» − «Океан еще вчера прислал гонца с извенениями: приехать не могу, важные дела не дают возможности отлучиться со дна морского. А твой сын Крон прислал записку, дескать, заболел я лихорадкой» − «Что еще за зараза к нему прилепилась?» − уточнял Уран. «Точно не известно. − отвечал Феникс. − Знаю только что у Крона, гремуча и круча, жада и ложеточа, леча и млеча, бегуча и буча, алчица и вспуча» − «Да, нехорошая болячка. − согласился Уран. − Если у него вспуча тогда это очень серьезно».

Путч

А в это самое время титана Крона и впрямь распирала алчица, била лихорадка и великий гнев. Не каждый день доводится сыну пойти наперекор воли отца, только и жалость к матери не давала ему покоя. Сотрясаемый душевним ознобом, он раз за разом вспоминал, как на зов матери Земли в город Гееполь съехались ее дети, грозные и могучие титаны Крий, Кой, Гиперион, Океан и Крон. Подойдя к царственному дворцу, дети явившиеся на зов своей матери, услышали вопли и стоны женщины, горе которой не имело пределов. Горькими слезами обливалась мать сырая земля, она не могла смириться с мыслью о своих, живьем отправленных в бездну Тартарары сыновьях, одноглазых Циклопах и сторуких Гекатенхейрах. Ее давило это непосильное бремя. Нет ничего удивительного в том, что лишенная своих детей, мать в промежутке между истерическими приступами отчаяния, кричала и плакала, повторяя снова и снова: «О Хаос вседержец, какое преступление совершили мои малолетние дети, сторукие Гекатенхейры и одноглазые Циклопы, что на пороге своей жизни заслужили такую ужасную кару − быть заживо погребенными в бездну Тартарары?». Молча слушали дети титаны, крики, брань и стенание своей матери, уж очень ее давило это страшное бремя. А когда осмелев, они вошли в покои, то увидели маму все так же прекрасную и божественную: «Матушка наша, владычица гор, земли и бездн морских, твои сыновья титаны притекли к тебе, как верные рабы. Что повелишь им? Что ждешь от нас?». Гея с красными, заплаканными глазами, бросилась на грудь к своим детям, она целовала их, как когда-то в детстве, прижималась к ним, обнимала их и плакала, жалуясь на свою горькую участь. Даже для неопытного взгляда было ясно, что, лишившись своих детей от брака с царем Тавром, у матери Геи только-что закончился один из приступов истерики, и вот-вот начнется новый. «Как же успокоить мать?» − думали-гадали титаны, ведь они абсолютно не умели обращаться с женщинами, находящимися в таком истерическом состоянии. А она никак не могла успокоиться, и все просила их, умоляла отомстить отцу Урану и низвергнуть его старого развратного божича, туда же в бездну Тартарары: «Я же его породила, он же вышел из мого лона, а теперь он мстит моим детям. Отомстите ему, − умоляла она своих детей-титанов. − Отберите трон у громовержца, − рыдая, просила она. − Низвергните его с престола, на который я усадила его собственными руками». Только ответ титанычей был до жестокости суров. Титан Крий высказался за всех собравшихся: «Мама, Вы не хотите нам счастья и славы! Вы хотите покрыть наши головы позором! Неужели я или один из нас можем сесть на силой отобранный трон у своего же отца, стать узурпатором, тираном». «Разоренье и погибель ждет страну, где в свои лапы берет власть тиран», − ответил титан Океан. «Служить тирану муж не станет честный, − добавил титан Гиперион. − Тиран на троне − это гнев небесный. Мама я до этих пор послушным был и глубоко почитал Вас. Зачем Вы сделали так, что теперь с моих уст должны срыватся эти горькие и обидные слова». А титан Кой добавил: «Это Вы своими поступками довели до такого состояния страну, да еще и опозорили нашего уважаемого отца. Садитесь сами на царский трон, а я на него даже не взгляну. Свергайте его сами, а мне такого царства не надо». «Существует сила более могущественная, чем сила оружия, − молвил титан Гиперион. − Это закон и честь», − изрек он удаляясь. За ним последовали все остальные титанычи оставив раздавленую горем мать, одну. Сколько ни пыталась Гея их остановить, помочь ей в горе, свергнуть Урана, но титаны боялись поднять руку на отца. Лишь обидные упреки выслушала она от своих детей. Только самый младший титан Крон, уходя, ничего не ответил, и мать, долго цепляясь за полы его одежды, умоляла: «Сыночек мой, Крончик, не может быть, чтобы у тебя было каменное сердце». Но он ушел, прихрамывая, вслед остальным братьям-титанам. Но ушел недалеко, через время вернулся к матери. В его голове занозой сидели слова о низвержении отца, и он нашел в себе силы снова вернутся к ней. Крон зашел вроде бы невзначай, чтобы еще раз успокоить мать, и нашел ее все с такими же красными, заплаканными глазами, она по-прежнему вынашивала мысль о мести, которая крепко сидела в ее голове. Богине земли Гее не пришлось долго упрашивать Крона, потому что такая же точно мысль не давала покоя и ему, и она быстро добилась того, чего хотела. Сняла со стены изъеденный ржавчиной времен, священный Кремневый серп, протянула его Крону: «Возьми его, сын мой, − поучала мать свое дитя. − Этим древним серпом я пожала первую жатву, срезала пуповину соединяющую землю с небом. Этот священный серп помог небу возвыситься над землей. Теперь же я хочу, чтобы он еще раз сослужил мне службу. Оскопи отца, среж его царственные Уреи, священную корону власти. Помни, обладатель змиеголовых Уреев - короны власти, становится обладателем всего. Да прибудет в тебе сила», − молвила она, вручая сыну это страшное оружие. Крон даже в лице изменился при виде этого священного оружия. К этому старому, местами проржавелому серпу, прикасаться было нельзя, за это его в детстве не раз пороли ремнем. Взяв в руки серп, Крон еще некоторое время трепетал от прикосновения к священной реликвии, а затем молвил: «Мама, но ведь я один не смогу сделать все это, даже мои братья титаны не решились на такое». «Почему ты один? − отвечала мать Гея. − У тебя целая школа учеников Акусматиков, которые готовы жизнь отдать за учителя» − «Это так, но ведь они еще дети» − «И этих сорвиголов ты называешь детьми? Да с такими головорезами ночью лучше не встречаться, и к тому же они все в таком возрасте, когда кровь так и кипит в их жилах, ведь они молоды, чистолюбивы. Ты им только укажи цель и все… «И то правда, − думал Крон, вспоминая сотни проделок своих учеников Акусматиков. И все же его сотрясала алчица и вспуча, жада и ложеточа, леча и млеча, буча и гремуча. Его руки тряслись, буквы секретного письма больше напоминали каракули, чем клинописные знаки. Ежеминутно, оглядываясь по сторонам, он дрожащей рукою выводил своим ученикам зашифрованное письмо примерно такого содержания— «Дошли до меня слухи, что у вас не все в порядке с успеваемостью, вы отстали по всем предметам, чем меня сильно огорчили, поэтому поторопитесь к Олимпу. Там на природе мы повторим пройденный материал по биологии, ботанике, зоологии. И пусть вас не пугает, что в окресностях Олимпа объявился черный старый дракон, для этого зверюги я припас острый серп, осталось только схватить его и отрезать голову». «Отвезешь это послание моим ученикам, − напутствовал Крон своего верного Сабскабу. − Да смотри, чтобы оно не попало в чужие руки. «Будь спокоен хазяин, − отвечал Сабскаба, пряча письмо в складках туники. Грациозно шаркнув ножкой, он в тот же день доставил послание адресату. Долго крутили письмо ученики Акусматики, вертели и так и эдак, пока наконец самому умному из них Гору не удалось расшифровать его тайный смысл. Учитель пишет, что у нас не все в порядке с успеваемостью, а ведь это не так, например, я на отлично закончил это полугодие. К тому же в окресностях Олимпа отродясь не водились драконы, их всех уже давно сожрали. Эсли только этот косоглазый дракон не сам бог Уран, так его всегда обзывала мать сыра земля. Острый серп - это священный кремневый серп, которым богиня Гея перерезала пуповину небу. Он теперь в руках у Крона, осталось самое малое - оскопить старого дракона и захватить власть. «Собираемся в дорогу» - скомановал самый старший среди учеников Акусматиков Гор, и они вскорости оказались у подножья Сорочанска. Прибыв к месту назначения, они спрятались в папоротниковых зарослях речки Смародины и стали ждать. Надо заметить, что заговорщики выбрали это место неслучайно, ибо надеялись, что тут их уж точно никто не обнаружит. И правда, ту речку Смародины всякий демонос и даже зверь обходил стороной, ведь она была не простой речкой. Знаменита она была своими серными источниками. Выделявшийся сероводород имел специфический запах, подобный тухлым яйцам. В народе об этой вонючей речке судачили так: «Река Смародина свирепая, сердитая река, первая струйка как огонь сечет, из другой - искры сыпятся, а из третьей - тухлый дым столбом валит». От того и звалась речка Смародиной. Крон всегда помнил мудрую пословицу: «не следует создавать себе трудностей заранее»; и всегда старался придерживаться этому мудрому изречению. А тут все оказалось сложно с самой первой минуты. Столица ойКумены была расположена высоко в горах и добратся туда незамеченым было почти невозможно, к тому же город был сильно охраняем, имел крепкие неприступные стены, об которые могли разбиться даже арийские орды Скифера-зверя, а не то что небольшой отряд учеников Акусматиков. И тут как всегда помог случай. Один из охранников по имени Наннанк был давним другом титана Крона, к тому же он оказался сговорчивым малым. «Слушай, друг ты мой любезный, полезный ты аль бесполезный» - говорил ему Крон, умилительно пуская слезу. «Если ты и вправду исполнен ко мне приязнью, я сумею отблагодарить тебя за это». «За то или за это?» - переспросил Наннанк, ведь он давно знал Крона, и ему не в диковинку было иносказательное выражения своего лучшего друга. «А помнишь, как мы с тобою летали на воздушном шаре» - пустился в воспоминания Наннанк. «И как нас чуть было не сожрал дикий ящер. А помнишь, как мы с тобою…» «Помоги проникнуть моим воинам в царский дворец» - стоял на своем титан Крон - «я тебя щедро одарю». «А помнишь, как мы с тобой забрались в гигантский муравейник» - продолжал вспоминать Наннанк, «ух и страху же мы натерпелись – жуть». «Мне нужна твоя помощь» - стоял на своем титан Крон. «А помнишь, я однажды просил у тебя несколько оболов, а ты мне отказал». Поняв к чему клонит бывший знакомый, Крон ответил четко и ясно: „Если мы проникнем в город, считай, что все сокровища земли падут к твоим ногам”. Слова Крона сильно понравились Наннанку, и он, притворившись, что исполнен сочувствия к его просьбе, ответил с почтительным поклоном. «О чем Вы горюете, мой бывший господин, я могу провести Вас во дворец Вашего царственного батюшки. Мы же старые друзья». Надо отметить, что в душе Наннанк мстил за прошлые обиды, но месть эта была чем-то сродни игре в кошки-мышки. Ему льстило, что его бывший хозяин пресмыкается пред ним. «Если Вы, господин, хотите проникнуть во дворец, подождите пока наступит мой черед нести караул у городских врат» - объяснял он поучительным тоном. Крон слушал не перебивая. А Наннанк махал пред его лицом когтистым пальчиком, обьясняя детали: «Если городские ворота откроются, а затем прозвучит условный сигнал, знайте, я вышел Вас встречать. Вы же ожидайте моего прихода вот за той скалой». «Ладно, теперь ответь, какую плату ты требуешь за свою услугу» - поинтересовался Крон. «Мне много не нужно, все сокровища этого мира не стоят и одной прожитой жизни». «Это так» - согласился Крон, «и все же, чего ты хочешь?» «Я прошу всего ничего. Если ты - титан времени, тогда отмерь мне сто жизней по тыщу лет каждая - и делу конец». «Сто жизней», присвистнул Крон, «а не много ли ты просишь – нахал?» «Я ведь не тысячу жизней прошу у будущего бога и царя всея ойКумены, а всего-то сто жизней по тысяча лет каждая». «Ладно», согласился Крон, «будущей царственной властью даю слово исполнить твою просьбу, только и ты уж не подведи, иначе будет у тебя не сто жизней, а тысяча смертей, одна другой страшнее». На этом они распрощались, и каждый из них пошел своею дорогой. Наннанк, миновав городскую стражу, безостановочно вошел в город, слившись с толпою пьяных от счастья жителей. Коронация Реи поглотила город целиком, огромные сокровища, которыми их одарила царица, не прятались по сундукам и старым чулкам, а тут же прогуливались на дворцовой площади. Народ приветствовал свою царицу величаво и пышно. В ее честь играла праздничная музыка, в небо взлетали ослепительные феерверки, красоту которых подчеркивали раскошные дворцы, широкие, празднично убранные, улицы. А придворные слуги разбрасывали по улицам груды ирисов, лютиков, памфигоний, гиацынтов, лилий и прочих цветов, бросая их под ноги толпе. Город буквально задыхался от запахов и ароматов цветов, безжалостно раздавленных ногами и колесами. Цветочная пыльца липла к подошвам, и ее запах примешивался к крепкому запаху вьючных животных. Толпы празднующих горожан обносили корзинами со съестными продуктами: мясом, птицей, рыбой, фруктами и сушенными овощами. Улицы просто изливались толпами народа, широкими потоками, стекающимися к дворцовой площади. Там их ждали бесплатные цирковые представления. Десятки акробатов ходили, прыгали, скакали по натянутым канатам, прямо над головами зрителей, вытворяя чудеса акробатической ловкости и сложнейшие пируеты воздушных канатоходцев. Жадные до зрелищь демоносы радосными криками подбадривали их, бросали в небо золотые монеты Оболы. А те рады-радешеньки пуще прежнего веселят народ, который уже едва может сдержать многочисленая стража, специально снятая с крепосных стен для поддержания порядка в городе. Смена караула произошла как обычно. Наннанк и несколько стражников приняли под охрану главные городские врата, и лишь только начало смеркаться, он приказал подчиненному открыть ворота. «За чем это нужно?» - удивленно вопрошал стражник. «Исполняй» - тоном, не терпящим возражений, приказал Наннанк, отворяя засовы. Подчиняясь, стражник отворил дверь. Наннанк вышел из крепости, подал условленный сигнал, и тут же из темноты в город бросились вооруженные до зубов заговорщики, все как один в черных плащах. Заподозрив неладное, стражник хотел было поднять тревогу, но только он раскрыл рот, чтобы крикнуть «Измена!», тут же пал бездыханным. Наннанк, обнажив свой мечь, пронзил им грудь воина, и тот замертво рухнул на землю. Второй стражник, испугавшись злодеев, пустился бежать, намереваясь поднять тревогу. И тогда подоспевший Крон метнул свой не знающий промаха ножище-кинжалище. Захлебываясь криком, охранник выронил оружие, судорожно хватаясь за глубокую рану в горле, рухнул на колени, будто собирался произнести молитву. А Наннанк в это время еще шире отворял городские врата, куда ломились десятки Акусматиков. Еще один стражник, случайно оказавшийся поблизости, выскочил на шум, но не успел ничего сообразить, кто-то ударил его в живот копьем, так что наконечник копья вышел у того из под лопатки, и он тут же свалился на землю и умер. Крон и его вооруженные до зубов головорезы ворвались в Сорочанск и учинили настоящую резню, отчего в городе началась паника. Все бегали, что-то кричали. Не многочисленный гарнизон пытался сопротивляться, но был тут же перебит. Во дворце, где происходила торжественная церемония коронации Реи, восприняли шум в городе как торжественные, радостные волнения горожан. Уран, устав от пиршества, удалился в малый зал и там обсуждал с Реей, Фениксом и прочими демоносами важные государственные дела. Услышав подозрительный шум, послал слугу узнать, что происходит. Через время слуга вернулся обратно. Он ворвался, как буйный ветер, запыхавшийся и разгоряченный, успев прокричать « Измена! Титан Крон собрал своих учеников Акусматиков. Это настоящие головорезы, они взяли штурмом городские стены и учинили кровавую резню, от их острых мечей нет пощады. Поговаривают, что они неуязвимы для оружия, ибо пили заговоренную воду». От всего услышанного захмелелые демоносы тут же протрезвели, опасливо переговариваясь друг с другом, они ждали царственного решения. И не дождались, ибо царица Рея, выслушав сообщение ничего не ответила, закутавшись в голубую шаль, расшитую золотыми нитями, вышла в банкетный зал Мегарон. Телохранители царицы из числа Амазонок выстроились позади нее, осчетинившись мечами и копьями. А она, как ни в чем не бывало, прошествовала к царственному трону, дожидаясь незванных гостей. Ей, как любой девушке, было лестно осознавать, что весь этот сыр-бор устроен в ее честь, ведь не секрет, что многие демоницы спят и грезят во сне. Это из-за меня дерутся женихи, значит любят. Не прошло и несколько минут, как заговорщики, рассеяв горожан и смяв немногочисленное сопротивление стражи, ворвались во дворец. Титан Крон, словно невежда, не признающий нормы приличия, в грязном от крови плаще с оружием в руках прошел по главному проходу. Все, кто были в зале, взирали на вошедшего с чувством глубокого недопонимания, ведь хмельное питье совершенно притупило у них чувство ориентации в пространстве. Отчего многие приняли появление Крона за некую шутку, пусть и нелепую, но вполне уместную по такому случаю. Лишь только стражник, стоявший у входа, попытался преградить ему дорогу. Крон, не раздумывая, вонзил ему в живот свой мечь. Из распоротого живота вывалились внутренности, и тот повалился на пол в лужу крови. Второй стражник так и не успел оказать сопротивления, копье Наннанка вонзолось ему в горло. А Крон, не обращая внимания на гостей и трупы, лежащие в лужах крови, прошествовал к царственному трону, сжимая в руках кремневый серп, будто жнец, собирающийся на жатву. Уран-громовержец сразу же узнал этот древний, священный серп, которым когда-то мать сыра земля Гея перерезала его пуповину, отсоединив небо от земли. Поняв чьими руками свершаються эти злодеяния, ему стало душно. «Откройте дверь» - просил бог, но его голос уже давно утонул в волнах возгласов, ойков и стонов. Все смотрели на Крона, который, сжимая в руках это страшное оружие, неспешно приближался к царственному трону. Царица Рея, стоя на самой верхней ступеньке, сбросила с плечь шаль и кинула ею в Крона, который ее тотчас же поймал, прижал к груди, как редкую драгоценность. Неспешно поднявшись по ступеням к трону царицы, молвил с почтительным поклоном: «Я буду считать эту шаль твоим приданным на нашей свадьбе. Отныне ты - моя госпожа, а я - твой раб, и даже если ты попросишь мозг из моего черепа, я тотчас же повергну его к твоим стопам, моя царственная супруга». Царица Рея побагровела от его слов и воскликнула: «На твоих устах - мед, а на сердце – отрава. Подари мне свой мозг, это как раз то, чего я желаю». «Все слышали слова царицы» - вскричал Крон, обращаясь к присутствующим. «Она желает меня. Теперь я - ее муж, и пусть свадьба состоится сейчас же.» «Но…» - пыталась что-то возразить царица Рея. Только Крон буквально закрыл ей рот, обращаясь к присутствующим. В дни, когда наша многострадальная ойКумена гибнет на ваших глазах, а ее народы рассеяны по всей земле и не видят света божьего за тучами холодного мрака, вам нужен правитель, умудренный знаниями и опытом, доблестный военначальник, и вождь армии. Демоносы слушали речь Крона очень внимательно, даже не пытаясь возражать, ибо вооруженные до зубов головорезы Акусматики не оставили им иного выбора. А Крон и не ждал возражений, обрушив на головы благодарных слушателей целый сонм убедительных аргументов. «Вам нужен правитель, пригодный и подходящий для того, чтобы в мирное время управлять страной, дабы народы прибывали в довольствии, согласии, повиновении, добронравии и благочинии. Вам нужен правитель, который примерною своею жизнью, красноречием, благочестивым увещеванием в короткий срок и без кровопролития сумел бы отвоевать нашу священную землю у Арийских орд, а самих людей вернул к их изначальному предназначению, обратив в рабов». Надо отметить, что последняя реплика была не очень убедительной, ибо некоторые демоносы заволновались, начали выкрикивать кроткие выпады вроде «Видали мы таких полководцев, вспомни как ты драпал от этих рабов и Скифера-зверя». Тогда Крону пришлось оправдыватся. «А кто, скажите, положа руку на сердце, учредил законы времени, разве не Я? Разве не Я укрепил науку? Разве не Я способствовал развитию торговли и заложил основы права и законности, а также воздвиг временные устои жизни?» - Крон говорил и говорил так красноречиво и проникновенно, что большинство слушателей было на его стороне, ибо им больше улыбалась мысль иметь царем Крона, чем мягкотелую царицу Рею. Пусть лучше Крон будет на правах ее мужа править страной, ведь он и впрямь величайший и мудрейший из титанов. Из него выйдет правитель рассудительный и расчетливый, да и его право наследования неоспоримо, ведь он сын славного отца Урана, кому же если не ему править страною. Вняв гласу разума, они всецело поддались новой идее, ими неприменно должен править Крон и только он. А Крон все это время говорил, не останавливаясь, он в общих чертах обрисовал им силуеты призрачного счастья и мнимого благополучия, отчего те пришли в восторг и иступление. При каждом новом услышанном слове они в друг начали вскакивать со своих мест, хлопали в ладоши, высказывая свой восторг, а самые бойкие из них устремились к возвышению, на котором стоял оратор, и протягивали к нему свои руки, стараясь прикоснутся до краев его одежды. Всякий норовил быть первым, и удержать их небыло никакой возможности, таковы уж бараньи повадки, куда один - туда и все. Пришлось Акусматикам палками и древком от копий востановить порядок в зале, быстро усадив возбужденных гостей по своим местам. Когда в зале воцарился порядок, Крон обратился к своему отцу, громовержцу Урану с такой речю: «Мой добрейший отец, я всецело отдаюсь на Вашу волю, и подчиняюсь Вашей божественной власти. Лучше мне огорчить Вас, невольно умерев у Ваших ног, чем против Вашей воли вступить в брак, поскольку наши законы не дозволяют детям женится без воли родителей, согласия и одобрения своих отцов, матерей и ближайших родствеников. Законодатели все как один лишают своих детей этого права, и передают это право на усмотрение родителей. Я готов заплатить за невесту Рею огромный выкуп златом, серебром и драгоценными каменьями, совершив брак по-древнему обряду Асура. О таком браке в наших законах говорится. Если жених платит деньги за свою невесту по-своему состоянию и затем женится на ней, то этот брак называется обрядом Асура. Моя мать, богиня Гея, благословила меня на этот брачный союз. Моя сестра Рея, с которой мы воспитывались одной грудью, и которую я люблю сильнее всего на свете, только что дала свое согласие. Осталось дело за малым, благослови нас, и мы закатим свадебный пир на всю ойКумену». Уран, все это время молчавший, тяжело вздохнул и молвил: «Ты уже взрослый, сын мой, но по-прежнему глуп. Если ты начал вспоминать законы, то почему забыл закон гласящий: «Сын принадлежит тому, от чьего семени он родился»?. Так вот, я вижу, что ты зазнался, ибо не обладаешь теми добродетелями, имя которым мудрость и разум, а остался все тем же мальчишкой, нуждающимся в наставлении». «В чем я не прав, обьясни отец», просил титан Крон. «Обьясни, обьясни» - просят возбужденные гости. «Я бы не хотел вам напоминать печальную историю головастика Шкрека, но вижу все же прийдется это сделать» - молвил бывший царь Уран. «Все вы конечно хорошо помните жабьего царя Демуза и его жену Ряпуху, помните или нет?» - выспрашивал он у демоносов. «Помним, как же можно не помнить жабьего царя Демуза и его жену Ряпуху, знатные были демоносы болотного царства». «Так вот» - продолжал Уран. «Когда умер жабьий царь, а за ним скоропостижно скончалась его жена Ряпуха, похоронили их жабы со всеми полагающимися почестями и призадумались, как же им жить дальше. Сошлись на совет все знатные жабьи старцы и стали кумкать, решать кого бы избрать своим царем. Много было желающих на пустующий трон, вот и пересорились все жабы, чуть дело не дошло до смуты. Так ни о чем и не договорившись, решили обратиться к жрецу, ибо его слово было для них законом. Что им наворожил жрец, никто толком не знает, только выпало быть царем одному маленькому, несмышленному в своих суждениях, и скоропалительному в поступках, головастику Шкреку. Жабы очень удивились этому диву, но больше всех сам будущий царь. Только взявшись за дело, жабы решили довести задуманое до конца, решили короновать головастика Шкрека ровно через семь дней. Решив, что дело сладилось, довольные жабы попрыгали по своим болотам - и делу конец» - молвил Уран и замолчал… «А что же царевич Шкрек?» - спросил Крон, который совершенно не знал этой истории, и ему не терпелось узнать, чем все закончилось. «А головастику неожиданный успех так заморочил голову» - молвил Уран, с укором посмотрев в сторону сына. «До этого времени ни одна уважающая себя жаба его не замечала, а теперь каждый здоровается, подлащивается к нему. Окрыленный успехом, головастик решил на протяжении всех этих семи дней, что остались до коронации, устроить веселое гуляние, пригласил на празднество всех своих новых друзей, и устроил пир на весь мир. Такого празднества еще не знал весь жабий свет, лучшие из лучших барабанщики, танцовщицы и музыканты развлекали гостей, а какой там был банкет, какие там были биточки из комариков, зажареных на пальмовом масле, просто пальчики оближешь. А сколько мохнатой живности: мотыльков, стрекоз, одутлов, мух да оводов - они забили, чтобы накормить гостей, просто уму непостижимо. А еще на дворе стоял огромный чан с пьянящим соком из желтых одуванчиков, и все пили из него пока в них влезало, танцевали и веселились, а головастик Шкрек больше всех. В песнях и плясках прошло шесть дней, и он расхвастался до того, что начал болтать, что станцует лучше самого знаменитого танцора, сказав так: «Шкрек взялся за дело». Жабы ему в ладоши хлопают, подбадривают, а он еще сильнее танцует, прыгает и так и сяк, предполагая, что он - самый лучший танцор во всем жабьем царстве. А по правде говоря, был он совсем не танцор, ему все время что-то мешало, по этой причине он часто спотыкался и падал. Прыгал он так, прыгал он сяк, пока со всего размаха не упал в помойную яму да и поламал себе лапки, слишком тоненькие они у него были. Вытащили его из помойки, отнесли домой и положили в кровать. Лежит головастик, все его тело болит, но больше всего голова и хвост. На седьмой день должна была состоятся коронация, да не состоялась. Даже у жаб существует закон, за которым жабы с видимыми увечиями то ли тела, то ли разума, не могут быть царем. Так и не одел он корону, досталась она более мудрому». Долгая пауза немой сценой прокатилась по залу Мегарону. Многие понимали, к чему клонит старик-громовержец, но вот к чему именно для них оставалось загадкой. «На что ты намекаешь?» - вскипел Крон. «Ты думаешь, если я хромаю, значит и душа у меня худая, прогнившая насквозь?» - с вызовом обратился он к отцу. Только Уран остановил его жестом. «Я о тебе еще ничего не сказал. Но теперь слушай и ты, дрожайший мой сын. Благодарю тебя, что ты оказал нам честь явиться сюда и развлекать нас своими хвалебными речами. Но если бы ты слышал себя со стороны, то узнал, насколько режут слух твои слащавые увещевания. К тому же еще час назад мне докладывали, что ты болен, тебя бъет озноб от пучи, кручи, млечи и трясучи. Если это так, тогда иди лечись, ведь кремневый серп в твоей руке совсем не похож на лекарство». «Не ожидал я от тебя, отец, таких обидных слов» - вырвалось изо рта у Крона, который так и скрипел зубами от обиды. «Ты, наверное, ждал, что тут тебя угостят медовым пряником» - остановил его Уран, «твое признание в любьви к царице Рее больше похоже на приговор, на угрозу». «Э-э-э» - мямлил Крон, пытаясь отыскать нужные слова. Только Уран уже не слушал его, он обратился ко всем присутствующим в зале с такой речью. «Закон справедливости исключений и скидок не дает ни кому, даже богам не допускает поблажек. Как сам ты поступил с другими, так, будь уверен, поступят и с тобой, - это закон небес. Как я могу позволить тому, кто на словах прикрывается медом поэзии, обещает всяческие блага, а в душе своей - грубый, наглый, заживо сгнивший полудемон–полутруп, на струпе струп, покрытый паршой и проказой, который хочет силой овладеть страной, но никак не сердцем моей дочери, и сделать ее нещастной. Нет тебе моего согласия!» -метнул Уран в его сторону гром и молнию, и прокричал: «Убирайся прочь! Иди отсюда, козлище! Излечи свою черную душу!» Крон просто рот открыл от удивления. А отец посыпал его не горохом, не полбой, а тяжелыми словами укоризны. «Ты клялся, что из всех существ тобою любимых, сильнее любишь ту, что воспитывалась с тобой одной грудью. Я не верю этому! больше всех на свете ты любишь самого себя. Убирайся прочь! Не будет тебе моего благословения. Рея выйдет замуж по обычаю Сваямвари – сама изберет себе мужа, это мое последнее слово». Прийдя в себя Крон нашелся чем ответить. «Видит бог, мне все это слышать очень больно», при этом его лицо пылало гневом, глаза сверкали странным, стекляным блеском, а голос перешел на срывающийся крик. «До каких пор меня будут наставлять эти дряхлые черепа! Эти ученые старцы!» - брызгал он слюной. «Мне в обед тыща лет, а мне все еще не дают вздохнуть свободно. И все же я надеюсь, что голос разума снизойдет в Ваши заплесневелые мозги, отец. А насчет моей любьви, я отвечю так. Не смейте касаться своими грязными лапами моих искренних чувств, я даже на миг не могу себе представить, что разлюблю когда-нибудь свою сестру, и даже если ее красота поблекнет, то и тогда я не смог бы ее разлюбить». С каждой минутой страсти накалялись, вот-вот должна была произойти развязка. «Ты чужд любьви» - вскричал Уран, «твое сердце из метала, который не растопит даже жаркое горнило огня. Убирайся отсюда кривоногий черный козел! Иначе я прикажу схватить и лишить тебя жизни, своими руками низвергну тебя в бездну Тартарары». При этих словах Уран поднялся с места и двинулся на сына, грозно размахивая своим царственным жезлом. Еще миг, еще один взмах - и он разнесет ему голову. Поняв, что дело приняло нешуточный оборот, Крон попятился к выходу, на ходу выкрикивая команды своим ученикам-Акусматикам. «Хватайте его! Держите! Вяжите!» А Уран, размахивая жезлом, преследовал его, но пробежать смог всего несколько шагов, кто-то бросился под ноги, сбив его на мраморный пол. С горохотом опало на мраморный пол тело бога, несколько Акусматиков, словно плети, повисли над распростертым божичем, крутили его веревками по рукам и ногам. Крон в начале бросился бежать, а затем, сообразив, что Уран свергнут на пол, снова обрел мужество и, подскочив к отцу, пытался сорвать с его головы Урий – змеиную, трех-головую корону. А та за многие тысячелетия буквально вросла в кости черепа и никак не хотела отрыватся. Тогда Крон занес над отцом свой окровавленый серп, пытаясь срубить Урий, украшавший переносицу царя. Он бил ожесточенно, сначала по одной из змеиных голов, затем рубил вторую, только все было тсчетно. Серп, высекая искры, отскакивал от короны, не причиняя никакого вреда. Смех громовержца, будто раскат грома, прозвучал в этом замкнутом пространстве зала Мегарон. «Услыште меня небесные Сварожичи, - прокричал Уран хрипя горлом, знаетели вы, что эти демоносы, созданые из глаза моего, замыслили против меня злые дела? Да будет проклята рука, поднявшаяся на отца.» Он высвободил руку и, сорвав с головы одну из трех Уриев, швырнул свое божественное око в толпу сгрудившихся Акусматиков. Божественное око Урий ударило ученика Гора в голову и пристало к его голове. Сколько он не пытался его сорвать, ничего у него не выходило, теперь Гор мог по праву щитатся великим царем. Крон же, не ожидавший такого поворота событий, просто оторопел. «Пусть моя корона не достанется тебе, злодей!» - вскричал Уран, срывая с головы второй божественный Урий и снова бросил им в толпу смутьянов. И о чудо, Урий снова прилип к голове Гора, теперь у него власти было больше чем у всех остальных демоносов ойКумены. Ужаснувшись, Крон отскочил в сторону и скорчил такую отвратительную рожицу, от которой Уран буквально залился громким смехом, потрясая своды дворца. «Что, недоносок, не досталась тебе корона» - кричал он ему, «так знай же, что и третья Ура тебе не достанется». Уран поднес руку к своей голове, чтобы сорвать последнее божественное око из царской короны. И в этот миг Крон, словно очнувшись от оцепенения, сделал шаг. Гнев затмил его рассудок. Трудно боротся с гневом, чего он захочет ради того, не пожалеет жизни, ни своей ни чужой. Для гнева нет разницы, что жизнь, что смерть, юность, старость - все едино. Крон бросился к отцу, занеся над его головою остро отточеный серп, и прокричал: «Обезглавлю тебя, глупый старец!» Древний кремень серпа, на которм запеклась первородная кровь земли и неба, со свистом рассек воздух. Всю свою силу вложил он в этот чудовищный удар, и тут же фонтаны крови брызнули во все стороны. Кремневый серп пожал еще одну жатву, оскальпил, снес с головы отца последний Урий, и он, отскочив, покатилась Крону под ноги, окропив кровью мраморный пол дворца. Удар был такой силы, что тело бога в миг обмякло, в его божественном мозгу случилось завихрение. Но он все еще не утратив способности сображать, широко раскрытыми очами смотрел на голубую кровь, перепачкавшую ему руки, застилающую лицо. Пред его глазами кружились радужные цветом видения, сотканые из мириады цветов, дождь из искр и блестков всех цветов радуги, какого-то дивного и таинственного аромата с привкусом крови, который просто сводил с ума. «Я знаю», шептали губы старика громовержца, «моя эпоха закончилась, а с нею увял и цветок мой жизни, но коль скоро так вышло знай же… В твою эпоху будут преобладать зло и мороз, а произростать будет только дикий глод, сорняки, колючки, обман, насилие, измена, ложь и воровство. Честным демоносам не будет житья, а такие злодеи, как ты, будут добиваться власти и успеха.» Крон почти не слушал старика, схватил златой Урий и тут же водрузил его на свою голову. Под тяжестью божественной короны, кожа на его лбу собралась складками, что придавало новому царю несколько комичный вид. Стараясь удержать на голове царственный венец, он выпятил челюсть и прошипел: «Замолчи, мерзский старик», и угрожающе замахнулся окровавленым серпом. «Молчи, иначе я зарублю тебя», кричал он что было сил, и руки его дрожали. Уран слабел, силы оставляли его, пред глазами плыли видения, образы сменялись миражами. Искаженное оскалом, лицо Крона вытягивалось и гримасничало в жутких, извращенных образах, и он пытался гнать их от себя, отмахивался рукою. «Прочь! Изыди!» «Замолчи, мерзский старик» - угрожал ему Крон, «иначе смерть». Угрозы уже не страшили бога, ибо он умирал, последнее, что он сумел вымолвил, было проклятье: «Пусть будет проклята рука, ударившая отца! Я призываю священных предков преследовать тебя смертью и разорением, голодом и чумой. Ты недостоен быть богом» - шептали слабеющие губы старика, «твое обличие - облик змия и шкура крысиная. И будешь ты тысячу лет ползать на брюхе своем, искать пропитание мышей и змей себе подобных. И еще тысячи лет будешь искупать свои прегрешения в склепе стона. И стон твой будет для моего сердца усладой» - это было последнее, что успел сказать Уран, ибо силы окончательно покинули тело. Издав вздох боли, он лишился чуств, а воины, которые держали льняные веревки, вдруг ослабили свою хватку, ибо испугались тех перемен, случившимся в теле Урана. Его ноги стали похожи на тонкие палочки, руки усохли и скрючились, тело сморщилось и потрескалось так, что казалось он вот-вот готово развалится на части. На его голове, где прежде росли царственные Уреи, появились радужные перья, они сжались в комок и выпорхнули из окровавленой раны. А кровь??.. лужей растекшаяся по мраморным плитам…. Спустя какоето мгновение случилось чудо, голубая божественная кровь отца…. вдруг отделилась от пола, преобретая очертания девы первозданной красоты. Высокая, стройная, с нежными чертами лица, с мягкой волной золотых волос, будто венец лежащий на ее пестротропной голове, явилась в этот мир богиня Афродита. Сбылось предсказание. «Это – Афродита» – крикнул кто-то из гостей, «родилась таки пестротропная». И правда, это была она - пестротропная богиня, а над нею кружились птицы дивной красоты, сотканые из осколков божественной души Урана-громовержца. «Что это?» - вскричал Крон в страхе. «Неужели его душа отлетела?» - кричал он вполне искренне. «Неужели я убил своего отца?» При этих словах он упал на колени пред лежащим, все еще сжимая окровавленый серп в своей руке. «Отец очнись!» - тянул он его за полы одежды, и слезы капали из глаз, но тот лежал бесчувственной массой. Лишь из раны на его голове сочилась голубая кровь, да частицы души истекали из тела. «Убирайся прочь! не прикасайся к нему своими грязными лапами. На них запеклась божья кровь» - вскричала пестротропная Афродита, оттолкнув его ногой, и тут же воспарила над сводами дворца, где ее поджидала эфирная колесница, сотканая из радужных цветов. Сжимая в своих руках поводья колесницы, в которую были впряжены сотни пестротропных птиц, она облетела по кругу зал Мегарон, успев заглянуть каждому в немигающие, полные страха очи и умчалась прочь. Легкий, ласкающий ветерок принес ее на остров Кипр, где она канула в море, превратившись в морскую пену, будто и не было ее никогда. Лишь спустя века, когда закончиться власть Крона, прекраснотропная Афродита снова возродиться из морской пены и света звезд, отчего в народе ее назовут Кипридой. Совладав с собою, Крон, как и подобает великим титанам, первым вышел из оцепенения. Сабскаба, помогая ему подняться на ноги, шепнул: «Подобно тому, как лев питается ослом, так и добро питается злом. Собирись с духом, доведи задуманное до конца. Ведь ты стал правителем огромной страны» - поучал он его, поправляя одежду, вытирая с лица запекшуюся кровь. Крон осмотрелся вокруг, строго взглянул на присутствующих, затем на отца, лежащего в луже крови и выдал свой первый указ: «Повелеваю удалить Урана от дел, сослать его в страну Пунт в землю Медиамскую». И стража тут же бросилась исполнять приказ, подхватила размякшее тело и унесла прочь. Лишится божественных Уриев, значить стать уязвимым, беззащитным и слабым, все это в один миг произошло с богом Ураном. Оскальпив отца, лишив его божественной короны, Крон сделал его одним из мириада смертных демоносов. И теперь ему только и оставалось, что доживать свой век в ожидании смерти. Он умер не сразу. Не умер и в тот миг, когда острый серп лишил его божественных Уриев, он просто сжался в комок в предчувствии скорой смерти, а она, словно и не ведая о его существовании, знать-не знала дорогу к его телу. Он лежал без чуств, слыша голосящее рыдание дочери Реи, проливающей слезы на его груди. Слышал яростную ругань и перебранку Крона с его учениками, лающими друг на друга за обладание божественой короны, слышал шум и гам гостей, да топот их копыт, гулко ударяющих о мраморный пол. Все это мелькнуло в его сознании, словно тень вчерашнего дня. А затем его словно покойника подняли, и уложив на простыни, куда-то несли. И вот в этот самый момент он действительно умер. Он умер не физически, умер духовно. Так великий бог, основоположник рода титанов, оказался низвергнут со своего престола, уступив власть сыну. При переходе из одной эпохи в другую меняются условия, старый мир рушится и зарождается новый. Ниспровержение Урана в свою очередь открывало возможность дальнейшей смены поколений богов и совершенствования божественных властителей мира в духе демонизма, антропоморфизма, упорядочености и правопорядка. Небо и земля до этого мыслилось как единое целое, мать и сын, муж и жена, были едины в своем первородстве. Теперь же Уран и Гея неразрывно связаные одними узами, разделились на веки.

Царь умер – да здравствует Тиран

Разоренье и погибель ждет страну, где власть в свои лапы берет тиран. Служить тирану муж не станет честный, так считали многие демоносы, отвернувшиеся от нового правителя, даже лучезарный бог солнца Гелиос и тот не поддержал нового царя. Но как это часто бывает у новой власти нашлось множество прихлебателей, которые из кожи вон лезли, стараясь всячески угодить Крону. Они тут же донесли, что в народе после переворота его заглаза стали именовать не титаном, а Тираном. Только Крон не был бы Кроном, если бы не был им, он со всего умел сделать выгоду, обратить в свою прользу. Вторым своим указом он объявил: «Отныне приказываю именовать меня Тираном всея ойКумены, а титаниду Рею считать моей законною женой, ибо она сама меня выбрала». Какое это великое счастье в один миг сделаться правителем огромной страны. Эта шальная радость буквально распирала его грудь, он чувствовал себя настоящим властелином, вершителем судеб, тираном и прочая-прочая-прочая прелести и блага. Для того, чтобы еще больше утвердиться на царственном престоле, был устроен раскошный пир для преданных друзей, сочувствующих блюдолизов и прихлебателей, коих нашлось немало. В течении множества дней и ночей гости пили, ели, веселились, а сам тиран Крон так загулял, что уже в ближайшее время и не вспомнил об отце своем, Уране.

С вершин Олимпа в Прах земли.

Дорожная тряска привела его в чувство, Уран проснулся, и едва сумел раскрыть свои очи, всматривался мутным взглядом, стараясь рассмотреть окружавшие его предметы. Пытаясь встать, он сделал себе больно, страшная слабость одолевала все его члены. Руки, ноги не слушались, тело гудело барабанной дробью. «Что со мною, где я?» - думал раненый, оставив попытки поднятся. Присмотревшись, он сумел распознать, что находится в замкнутом помещении, крытой войлоком Арбы, а пред ним на соломе сидит его верный змий Офион, наклонясь к нему и прислушиваясь ко всякому его дыханию. «Где я,» - только и смогли вымолвить его губы. «Молчи же, молчи» - останавливал его Офион, «ты еще слаб». Только Уран напрягал ум и старался припомнить бывшее, спрашивал: «Да скажи же мене, где я теперь, на том или на этом свете...». «Молчи же, молчи» - успокаивал его Офион, «разве ты не видешь, что весь и изрублен, уж две недели как мы в дороге скачем, не переводя дух, а ты в бреду и горячке, несешь и городишь всякую чепуху. Молчи же, молчи, если не хочешь нанести сам себе новых увечий». Только Уран все старался и силился собрать свои мысли и припомнить бывшее. «Да ведь на меня поднял руку мой сын» - схватился он за бинты на своей окровавленой голове, ощупал рукою рану. И обняло горе старую голову, сорвал он, сдернул все повязки своих ран, бросил их прочь, хотел что-то крикнуть, но не смог, из ран открылось кровотечение, жар овладел его телом и он потерял сознание. А между тем верный Офион склонился над ним, бранясь и рассыпая без счету уйму укорительныех слов и упреков. «Молчи же, говорят тебе, молчи» - бранился он сердито, как это делает нянька, выведенная из терпения неугомонным ребенком. Схватил его, спеленал в воловью кожу, увязал сыромятными ремнями, по-новому перебинтовал голову. «Хоть не живого, но довезу тебя в страну Пунт” - твердил Офион, «не допущу, чтобы дикие звери рвали твое тело, да воронье склевало твои ясные очи”. А когда спустя несколько месяцев добрались они в страну Пунт, в землю Мадиамскую, тут же принялся лечить его травами да целебными снадобьями. Нашел какую-то знающую целительницу по имени Иштар из народа Прах, которая целый год поила его разными снадобьями, ставила компресы, каждый день резала ему по барану и кормила больного жирным мясом. Только все равно змий Офион думал, что не выжить ему. Но время, как известно, лучший лекарь, оно вылечило Урана, ему стало лучше. Может целебное лекарство, или железная воля взяла верх, неизвестно, а только через некоторое время он встал на ноги, и только рубцы на голове давали знать, как глубоко был ранен громовержец. Однако это уже был не тот Уран-громовержец, что прежде. Он стал пасмурен и печален, ходил как туча, у него даже лицо изменилось, тяжелые морщины насунулись на его лоб, и уже больше никогда не сходили с него. „А что там в Сорочанске происходит, кто правит страной, Рея или Крон” - интересовался он у Офиона. „Не думай о том" - просил его змий, «а то снова раны на твоей голове откроются». «И все же» - ответь, стоял на своем Уран. Пришлось объяснять, дескать стал твой сын победителем, и лесов, и полей повелителем, покорилися демоносы усатому, чтоб ему провалится проклятому, а он между ними похаживает, золоченую корону поглаживает, даже змий Эврином теперь у него в услужении. Но лучше о том не знать, нужно просто жить, дышать воздухом, забыть прошлое, думать о будущем. «Ладно» - молвил Уран, «забуду прошлое, начну жизнь с нового листа». Оглянулся вокруг себя, посмотрел на эту Мадиамскую землю и решил начать жить по-новому, ведь он теперь стал простым демоносом. Вместе с царственными Уреями у него забрали и его божественное могущество, власть и силу, ему даже имя урезали. Согласно предписанию, имя ему укоротили, если раньше все его звали богом Ураном, то теперь приказано именовать его сокращенно Уром, или Ур. И раз и навсегда запретили покидать пределы страны Пунт. И еще много чего ему запретили, только никто не во власти запретить ему мыслить, а если он мыслит, значит он существует. „Но разве это жизнь” - думал, размышлял Уран, глядя на это убогое, черное от времени и палящего солнечного зноя селение, которое называлось смешным и непривычным именем Куляб. Совершенно почерневшие, потресканые, глинобитные дома со множеством торчащих жердей, да мусор и грязь усиливали мрак увиденного. А улицы – это же настоящая помойка: разбитые горшки, тряпки, объедки, шелуха, кости грудами валялись под ногами. И всякий житель Куляба швырял на улицу все, что было у него в доме негодного, доставляя прохожим возможные удобства созерцать и вдыхать всю эту миазму и дрянь. Да и вся Мадиамская сторона представляла собою сплошное убожество. Редкие деревни были построены из высушеной солнцем глины, в них проживали какие-то пришибленые, забитые демоносы с кожей цвета грязи, по каким-то не понятным причинам решившим здесь поселится. Рога на голове и те имели немногие, а у тех, кто их имел, они были какие-то мелкие, атрофированые рожки, роженята, рогулечки. Безрогие бычьи головы, свиньи хвосты, на ногах копыта и рыбья чешуя - вот и все их прелести, и сами они выглядили так, будто вот-вот превратятся в грязь, так их и называли Прах земли или же Прахи. Веселый, круглолицый демонос, черный, как сама земля, поздоровался с Ураном и, высунув изо рта все свои 18 клыков, молвил: „Вы сегодня - первая прекрасная особа, которую я встретил”, говорил он улыбаясь. „Да” - согласился Уран, „Вам больше повезло чем мне!” „Боже правый и левый” - качал головой старик Уран, жалея местных жителей, „для меня настоящее чудо, как вы умудряетесь жить в таком климате”. „Климат у нас и правда прекрасный”, отвечал черный, замурзаный демонос, будто только что выбравшийся из праха земли. „Когда я впервые сюда попал, я не ходить, не говорить, ни пить, и даже есть не мог самостоятельно, а теперь, как видите, такое здоровье”. „И давно Вы тут живете?” - интересовался Уран. „Я - месный, я тут вылупился” - отвечал абориген. „Кто ты, незнакомец?” - спрашивали жители у старика, недоверчиво осматривая его осунувшуюся внешность, „неужели ты тот самый бог, сумевший создать весь этот мир, породивший могучих сыновей титанов? Что тебя сюда привело, в наш богом забытый край, ведь даже вода у нас нехорошая, и земля причиняет бесплодие?” Тогда Уран, собрав в кулак божью силу молвил так: „Подайте мне новую чашу, и положите туда соли”. Когда ему подали все, что просил, он подошел к источнику воды, бросил туда соли, и сказал: „Исцеляю воду сию, не будет от ней впредь ни смерти, ни бесплодия”. И тут же вода сделалась здоровою до сего дня. „Вот так чудеса!” - шептались жители Куляба, пробуя воду на вкус, и впрямь вода стала здоровою. „А ведь раньше как было” – жаловались они „не то что пить, даже умываться ею нам было противно, а теперь красота”. „То ли еще будет” - заверил их старик Уран - „через четыре года здесь будет город-сад”. „Ну ты сказонул, город-сад” - чуть не подняли его на смех жители Куляба. Но Уран твердо стоял на своем: „Верьте мне, через четыре года здесь будет город-сад, главное хотеть - и все получиться. Тот, кто добивается, исчет средства, а кто в душе закостенелый лодырь и скволыга, тот исчет причину. В мире - временном, сущность которого тлен, не сдавайся вещам несущественным в плен. Сущим в мире считай только дух вездесущий, чуждый всяких вещественных перемен” - проповедовал старик. А жители Праха, развесив уши, слушали, раскрыв свои рты от удивления, ведь им прежде никто и никогда не говорил таких красивых слов. И о чудо, они поверили в свои силы, засучили рукава своих туник и закипела работа. Жители Куляба первым делом убрали весь хлам и мусор с улиц, построили себе красивые, уютные дома, а самый большой и красивый воздвигли для Урана, или Ура, как они его именовали. Только он не стал жить в том доме, отдал его под храм целительницы-богини Иштар, излечившей его от недугов, а сам удалился в пустыню, устроил себе временное жилище под одиноко стоящей пальмой, век которой нельзя было определить. Казалось, эта пальма росла тут от начала мироздания. Такая она была старая, там же был посажен первый саженец будущего сада. „Я назову этот сад в честь своей дочери Реи” - мечтательно молвил Уран, и сухая мужская слеза скатилась по его щеке, оставив после себя влажный соленый след. „Как ты там моя доченька?”

Тирания

А в Сорочанске все это время заканчивался один пир обильный питьем и яствами, и тут же начинался другой, еще более пышный и праздничный. Какое бы мясное блюдо не подавали гостям: будь то косули, зайцы, гуси, фламинго, йопырсы, каплуны, свинина, страусятина, голуби, кролики и прочие наедки с напитками - эти блюда были как бы дополнением к прекрасным девушкам Гетейрам, развлекавшим гостей в легких прозрачных туниках, дважды перетянутых поясом с ленточками, шелковыми лиловыми бантиками и душистыми цветами в волосах. При каждом своем появлении демоницы с учтивой грациозностью и поклонами обносили гостей питьем и снедью, а гости в свою очередь любовались ими. Горожане тоже не остались в стороне от празднества, город заполонили лицедеи в масках и шутовских нарядах, были играны фарсы, комедии и разные забавные пустячки, танцевали даже ночью при свете факелов, под залпы феерверков и салютов, гремевшие ночи на пролет. Целый месяц тиран Крон устраивал пиршества, наслаждаясь своей женитьбой и обретенным положением правителя огромной страны. Все шло своим чередом, вот только Рея всячески старалась избегать шумных застолий, находясь во внутренних покоях дворца. Все это время Крон посылал за своею женою, но та не являлась. По прошествии 30 дней он опять послал за Реей. Ждет жених свою невесту, а невеста ему через посыльных отвечает. Ждал месяц, жди другой, не готова я, не принаряжена, половина кос плетенных, половина не плетенных. Еще месяц проходит, вспомнив о своей жене, Крон посылает за ней. А невеста через посыльных ему отвечает: «Женишок мой милый, братец, подожди еще немножко, не готова твоя женушка, не снаряжена, лишь один рукав надетый, а другой пока пустует». Так незаметно пролетел еще один месяц. Снова посылает он за Реей, а она ему отвечает: «не готова я, лишь одна нога обута, а другая - не обута». Когда посланец в пятый раз предстал пред Реей, она в пятый раз повторила свои слова. «Я не важно себя чуствую: у меня мигрень, сутога, блазнь и морок». Посланец, вернувшись к гостям, объявил о болезни царицы, но отчего-то это грустное известие не вызвало сожаления у собравшихся. Все яхидно, из-подтишка глядели на жениха, не познавшего своей невесты, и корчили хмельные рожи. Услышав ответ, Крон не смог вынести немых насмешек, вбежал в покои царицы и силой овладел ею. Решился же он на это, зная, что демоносы уже начали посмеиватся над его мужскою силою. «Теперь ты - моя жена» - грозно рычал он, обращаясь к рыдающей Рее. «И попробуй только забыть об этом» - хлопнув дверью, вышел к гостям. И с этой минуты все, что до сегодня связывало их от самого рождения, развеялось. С тех пор их отношения испортились окончательно. Не этого хотели оба. Не обрели они настоящей любви. Не вспыхнул в их душе огонь чувст, только обязаность поселилась в их сердцах, от которых сердце только коробится, а душа не находит покоя, томиться в тоске холода, исходящего от глыбы льда, поселившейся в душах и сердцах супругов. Вскорости царица Рея понесла под сердцем дитя, а прорицательница нагадала ей, что у нее вылупится красавица-дочка. С этого дня у Реи появилась новая цель в жизни, она жила только для будущей дочери, хотя отношения меж супругами остались прежними, взгляд отрешенным, тон сдержанно вежливым. А Крон по-прежнему пил, гулял и веселился с Гетерами, изо всех сил демонстрируя собутыльникам свою мужскую силу, устраивал бесконечные оргии. На одном из пиров, когда льстецы наперебой захваливали его достоинства, то и дело подливая в кубок нектар, а он отвечал им теми же любезными словами: «Я пью за вас, мои милые сердцу друзья и соратники по оружию», к нему подошла одна из демониц по имени Шакархава, что означает сладостное желание. С великим проворством она поднесла ему кубок полный экстравагантического нектара. Приняв кубок из рук девушки, он осушил его до дна, и ему на миг показалось, что пред его глазами проплыла бездна мироздания, сверкая странным блеском исполненых очей, в которых он сумел разглядеть бессмертие и величие пространства, тьму тем отживших и живущих миров, мириады ослепительных солнц, лун и звезд, вихрем кружащихся в его сознании. Ничего не поняв из того, что желала ему девушка, он только и смог заметить, что ее слова звучат необычно, будто лопаются пенные пузыри, а ее тело вызывает у него страстное желание. Он вышел из-за стола и подошел к девице, смотрел в её бездонные глаза, не замечая ничего, только пустота была для него единственным, что притягивало, манило и влекло к себе. Ведь они были как две капли воды, как два лепеска алой розы, схожи с глазами Кампы его единственной и вечной любьви. Через месяц Крон сделал ее своей наложницей, хотя собою она была вовсе не хороша – тело уродливое и темное, широкое лицо изрыто следами язв, кроме того демоница была невероятно толста. Но голос ее божественный голос, красотой превосходящий голоса всех певчих птиц, буквально сводил с ума. К тому же она лучше всех исполняля танец со змеями. Это был даже не танец, а какое-то священное действие, так проворно она уворачивалась от укуса ядовитых змей. Шакархава пела сладостные песни и грациозно двигалась под ритм тихой протяжной мелодии, раскачивалась из стороны в сторону, а вокруг нее двигались змеи. Они раскачивались в такт с Шакархавой и терлись друг о друга, переплетаясь телами, качались по полу одним большим змеиным кублом, при этом совершенно нельзя было разобраться, кто из них был змеей, а кто – девушкой. Это было какое-то экстатическое зрелище. Свившиеся клубком демоница, кобры и полозы. И все это шипело и нежно покусывало друг друга. «Я хочу убить тебя нежно!» - шипели кобры, а девушка прижималась губами к ядовитым тварям, нежно целовала их в губы. От этого змея шипела, кусала и жалила, но не девушку, а своих соплеменников, и все это повторялось вновь и вновь. Полозы вели себя более агресивно. Они все время норовили укусить Шакахаву. «Укушу!» - шипел хвостатый гад, делал бросок и каждый раз натыкался на невидимую преграду. Зло шипел и кусал таких же гадов, как и он сам. Как она это делает, для всех оставалось загадкой. Но мы то знаем, что секрет демоницы оказался в приворотных чарах, которых ее научила нянька ее дяди, колдуна Карасана, знающегося на приворотах и травах. Умудренные опытом и сединами, благие советчики в один голос твердили, нашептывая на ушко Крону, что его окрутили, зачаровали, околдовали, ибо и Шакархава и ее дядя Карасана из племени Кабири, одного поля ягода. Которые издревле от ящуров-пращуров были всем известны своими колдовскими умениями. Крон же не обращал на это ни малейшего внимания, хотя прекрасно знал, что нарушает закон, согласно которому члены «семьи», в которой занимались колдовством должны были быть вырезаны все, до последнего колена. Согласно колективной ответственности родичей и односельчан колдун должен быть покаран не только сам, но и его жена, его дети, его дом и даже его селение преданы огню. А в отдельной статье того же закона говорилось, что, неисполнившие этот закон, должны были быть наказаны вместе со своим потомством. «Это глупый закон!» - отвечал Крон, «я сменю его на новый. И вообще не приставайте ко мне с глупостями, у меня имеються более важные дела и заботы». С каждым новым днем любовь к Шакархаве у Крона росла и увеличивалась до того, что он приказал построить для нее большой дом к западу от врат женской половины дворца, осыпал ее все возможными благами и роскошью. А демоница каждый день опаивала его приворотным зельем, выманивая у любовника золото и драгоценности для себя и своих родичей. Страстная любовь к Шакархаве, что означает сладостное желание, совершенно помутила расудок Крона. Он забросил все государственные дела, махнув на них рукой, перестал ходить к царице, что впрочем не доставляло обеим удовольствия, и больше не возлежал с нею на ложе. Все это время его ученики Акусматики, ставшие к тому времени знатными персонами, своевольничали, ибо, получив звания и должности, возвысились безмерно. В их честь устраивались пиршества и потешные петушиные бои, пьянки и попойки стали обыденным явлением. А надо отметить, что все эти застолья обходились для государственной казны ох недешево, к тому же все это происходило в то время, когда земля готовилась вступить в эпоху оледенения, так называемый Плейстоцен – первый отдел соответствующий наиболее длительной эпохе Антропогенового периода, характеризующегося общим похолоданием климата земли и периодическим возникновением в средних широтах обширных материковых оледенений. Светлое, радостное солнышко, будто покинуло эти края, а если на горизонте и появлялся лучезарный бог Гелиос, то пролетал быстро, оставляя за собой только слабое свечение, отчего мрак и холод прочно поселились в их мире. Бури сменялись морозами, изморозь долго не таяла, отчего дни становились холодными и мерзкими, а ночи длинными и страшными. И словно в наказание из преисподни вырвался на свободу целый сонм ужасных божеств: Таната - смерть, Эрида - раздор, Апата - обман, Кер - уничтожение, с роем мрачных тяжелых видений, и незнающая пощады Немесида – отмщение за преступление и многие другие беды. Это Крон, выйдя из потустороннего мира, из чистилища в который он ходил по неотложным делам, забыл запереть за собою дверь, а оттуда в наш мир просочились Таната, Эрида, Апата, Кер, и Немесида. К тому же ужас, раздоры, борьбу и несчастье внесли в тихий и спокойный мир ойКумены бывшие ученики Акусматики, отчего в стране свирепствовал голод, холод, болезни, смерть и прочие ужасы. А венценосный тиран, зачарованый Шакархавой, совершенно не интересовался государственными делами, пустил все на самотек, доверил управление страной своим друзьям и советникам, исполняя любую их прихоть. По их наущению принимал новые законы, еще суровее, еще более жестокие, чем прежде. Но при этом ему все время приходилось оглядываться по сторонам, вроде чего-то опасаясь, интересовался что думают простые демоносы о том или ином законе. «Не может быть» - говорил он самому себе, «чтобы все без исключения демоносы были довольны методами моего правления, обязательно найдутся инакомыслящие бунтари. Но как узнать, что они думают и замышляют?» И тогда ему на ум пришла такая идея. Нужно провозгласить компанию свободы, и назвать ее как-то позамысловатей. Что тут же было исполненно его верными слугами. «Пусть расцветают все цветы» - объявили они во всеуслышанье. Свобода слова, конец цензуре, воля и счастье - вот в чем заключался это хитро-мудрый план по замыливанию мозгов инакомыслящим. Теперь каждый мог свободно высказать все, что он думал… Когда доверчивые граждане выговорились о всем что наболело у них на душе, а соглядатаи записали все, что услышали на пергаменте, Крон добавил к указу: «Пусть расцветают все цветы, кроме вредных». Теперь оставалось только прополоть сорняки, что тут же было исполнено и вскоре перешло в разгул репресий. «Правитель» - докладывали ему верные слуги, «такой-то и такой-то демонос наговорил на тебя с три короба». Тут же Крон подписывает указ казнить негодяя. Этот демонос готовит переворот! А тот задумал лихое, и так без конца и краю. «Казнить, всех до единого!» - приказывал тиран, даже не вникнув в суть доноса. По любому подозрению демоносов и охлосов хватали и казнили десятками, привсенародно разрывая на части. Верные друзья и собутыльники Крона все как на подбор тунеядцы и лодыри, целой оравой рыскали по стране, высматривая новые жертвы, и все время думали, как бы им получше угодить хозяину. И была у них одна забота, как бы не похудеть, не обделить свое чрево, сразу всего достичь, все приобрести, всего добится. Ходили они в масках, черных плащах и таких затейливых головных уборах, что при свете звезд и ночной мглы, в который окунулась страна, они могли сделать заикой любого демоноса. Они грабили на больших и малых дорогах, чаще ночью, но бывало и днем, так что убийство стало обыденным явлением, а Крон охотно разрешал им бесчинствовать. Демоносов резали на глазах их жен, малых детишек, на глазах их матерей. Одного убили из-за денег и золота, которые были просто необходимы для пиров и застолий, второго погубил его большой дом, третьего - сад, шестого - красавица жена. В ойКумене от края до края свирепствовали деспоты, инспекторы и чиновники, их уши торчали из каждой щели, за малейшую провинность или неакуратное слово карали беспощадно. А именно: отрезали нос, разрубывали коленные суставы, вырывали ребра, розрывали между согнутыми деревьями, четвертовали на дыбе, перерубывали по пояс, и счасливчиком считался тот демонос, кому просто рубили голову. Дорогами гнали бесконечное число осужденных, закованых в кандалы демоносов всех сословий, их ждали с распростертыми обьятьями золотоносные рудники, где тиран Крон начал чеканить монету, со своим изображением в профиль и анфас. Так незаметно миновала долгая. дождливая осень, пришла зима, малоснежная, но холодная. Маленькое солнце совсем не грело и светило меньше прежнего. Холод заползал в сердце, сомнения росли в душе простых демоносов, и даже ученики его верные акусматики иногда задавали себе вопрос. А ведь раньше было лучше. И тогда Крон собирал их у себя во дворце. Бывало по старой памяти посадит их, как малых детишек, себе на колени, и давай потчевать увещеваниями, на пальцах перечисляя свои великие деяния, подсчитывая свои удачи и достижения, с неменьшим терпением, чем подвиги, которые он намеревался свершить. При этом изьяснялся он всегда очень туманно и запутанно. «Мысли наши - это соки мозгов, питающие то, что раньше было разум. Они подпитывают корни нашего сознания, воздействуя на чувства. И вообще голова - это самый запутанный орган, который остался в наследство демоносам от седовласых ящуров–пращуров, а мы в свою очередь передадим свой ум без каких бы то ни было изменений своим потомкам. К чему ты все это ведешь, спросите вы у меня, и я вам отвечу. Вы, и только вы сегодня стоите у истоков завтрашней истори, ибо от вас зависит, что о нас будут думать грядущие поколения. Поэтому очень важно преподнести историю в ярких и красочных тонах. А посему повелеваю! Отбросьте всякий страх, как видно внушенный вам деяниями моими, и кого-либо из моих прислужников, и сами творите историю. Смотрите, слушайте и созерцайте все, что ни есть в доме моем лучшего, и мало по-малу вы освободитесь от ига невежества. Таково мое желание». «Мы согласны» - отвечали ученики Акусматики - «брать от жизни все самое лучшее». И право слово, они задарма брали все самое лучшее, что было в стране, от женщин до багатства. Если с Акусматиками все более-менее ясно и понятно, ведь они, пригрев себе телые места, хлебные должности и почетные звания, во всем поддерживали тирана. То простые демоносы часто роптали на все те невзгоды, которые выпали на их долю с приходом к власти тирана. Ибо зима и бескормица по-прежнему цепко держала их в своих обьятьях, простирая над ними свои холодные, снежные крылья бурь и метелей. Когда царем был Уран, в стране было тепло, грело солнце, и полная жизни природа радовала их обильными урожаями, а теперь только тернии да глод произрастают на заснеженых полях. Тонко чувствуя настроение в ойКумене тиран Крон частенько выступал перед многочислеными толпами сограждан с пространной речью, говорил он долго и убедительно, обещал светлое будущее. А когда к нему приставали с глупыми вопросами, вроде «Ну, когда же наконец настанет счастливая жизнь, не будет больше мороза, бурь и холода?», тиран отвечал так. «В том нет моей вины, что в мире произошла смена эпох. Это по вине старых богов настала эра деспотизма, ибо они отвернулись от нас. Так и нам с вами должно отвернуться от старых богов, их имена нужно забыть, как пережиток прошлого, а мое имя должно превозносить до небес. Молитесь мне, как богу, восхваляйте мое имя - и вам будет ниспослана та особенная благодать, которая сделает вашу жизнь счасливой. И я вам со всей ответственностью заявляю, что прямо сейчас, именно с сегодняшнего дня бедет установлен новый порядок. А во вселенной воцарится постоянный и нерушимый мир, прекратятся войны, грабежи, лихоимства, разбои и убийства. И вот только тогда, но ни в коем случае не раньше, для рода демоносов настанет ликование и отрада, услада, нега, забавы и блаженство утехи». «Но что же нам делать?» - роптал народ, «все, к чему мы привыкли с детства - цветы, травы, растения, животные и птицы - исчезают прямо на глазах, им на смену приходят другие. Такое впечатление, что окружающий нас мир и дикая природа совсем одичала. Исчезают драконы, ухтыноги, птероданты, носороги, слоны и тигры, в морях повывелись киты, а некогда огромные Барабуды измельчали настолько, что их теперь можна жарить прямо на сковородке. Как нам быть? Может попытаться создать заповедники, заказники, чтобы сохранить ищезающие виды животных и то, что осталось?». «Охранять ощезающие виды конечно же нужно» - отвечал Крон, «только знаете, что я вам скажу, со слонами и драконами как-нибудь наверное устроится. Меня беспокои другое. Оглянитесь по сторонам, вокруг нас давно уже не видно разных козявок-букашек, а рогатые зайцы вывелись совершенно, даже божьи коровки мельчают и меняют свою полосатую окраску на крапчатую. Приспосабливайтесь и вы, а если не можете впадайте в спячку, так легче переносятся невзгоды». «Но ведь холодно, голодно и мерзко» - жаловались демоносы, «да еще болезни обрушились на нашу голову. Ангина, грипп, простуда и насморк сделались обычным явлением». «Прекратите канючить» - отнекивался Крон, «все ваши болезни - от нервов. Вот я, например, мороза совершенно не замечаю, и от этого вполне здоров, а вы – нытики, постоянно жалуетесь. Нужно думать о хорошем, мыслить шире и врозь, ибо мышление – это великое достоинство, а мудрость состоит в том, чтобы прислушиваться к природе, быть с нею в гармонии, а не распускать нюни». В конце речи он повелел именовать себя Счасливым тираном, а ежегодный праздник Урании переименовать в Кронии. «Эх, его бы речами, а не дровами наши печки топить, вот было бы хорошо, тепло и уютно» - шептались между собою демоносы, на своей шкуре ощущая приближение ледникового периода. Ласковое солнышко все чаще и чаще прятало свое веселое лицо за серыми свинцовыми тучами. Хоть широты и южные, но день ото дня морозы становились все суровей, гибли посевы, снег падал даже днем. От страждущих и голодных, докучающих тирану своими жалобами на голод, холод и бескормицу, небыло отбоя. Чтобы ходаки не отвлекали его от государственных дел, тиран приказал Наннанку, которого сделал градоначальником, изготовить сотни деревяных колодок и сажать в колодки всякого, кто высказывал недовольство. Казалось, это будет длится вечно. Безрадостные дни сменились холодными ночами, уже никто не мог понять, где же заканчивалось лето, и начиналась зима. Всегда было холодно и морозно. Демоносы гибли, замерзая в снегу, отчего их поголовье сократилось на треть. Они вмерзали в лед, в душе проклиная инеистых Гипербореев - Ареев, принесших на копытах своих коней мороз и снег, а также Крона, неспособного избавить их от всех бед и несчастий этого страшного времени. А климат в ойКумене и, правда менялся, день за днем в худшую сторону. Плейстоцен, первый отдел четвертичного периода, характеризующийся общим похолоданием климата земли и периодическим возникновением в средних широтах обширных материковых оледенений, сменялся более суровым периодом с еще худшими последствиями. Многие виды теплолюбивых деревьев просто исчезли, будто растворились навсегда. Рощи янтарного Гереха, прекрасные пальмы, раскидистые магнолии, мирты и лавры вымерзли от холода и сохранились только у теплого Средиземного моря, да и то в небольшом количестве. Им на смену пришли другие породы деревьев: Дуб, Бук, Клен, Вяз, Липа, Платан, Каштан, а также Ели, Секвои и Тис. Многие думали, что Тис будет способен заменить вымерзающий Герех, и даже пытались его разводить, выдавливать из него сладкий нектар, только ничего у них не вышло. Тис был прекрасным деревом с пахучей древесиной и вязкой тягучей смолой, которая сочилася большими каплями и затвердевая превращаясь в янтарь. Вот только Тисовый янтарь совершенно отличался от Герехового янтаря, из которого изготавливали благородный нектар, и многие демоносы предпочитали топить им свои печки. Надобно отметить, что оледенение бывает не только в природе, но и в душе. От холода у теплолюбивых демоносов кровь стыла в жилах, возникли процесы метаболизма. Спячка - вот первое спасение в таких жутких климатических условиях. Каждый вид демоносов и охлосов приспосабливался как мог. Медведи, как известно, зимой впадают в спячку и всю зиму дремлют, посасывая свою мохнатую лапу. Что-то подобное происходило и с жителями ойКумены. Торговля замерла, праздники не устраивались, дрема охватила страну. Сколько длилась зима ледникового периода, никто точно не знал, ибо само время вмерзло в лед. Но вот наступил Голоцен, последняя еще не закончившаяся эпоха четвертичного периода геологической истори земли, начало которой совпадает с окончанием материкового оледенения. Ледники отступали к северу, постепенно меняя ландшафт земли, климат сделался мягче, днем стало тепло и роса большими каплями лежала на деревьях. Но по ночам по-прежнему трещали морозы, и, мокрая от росы, земля остывая замерзала и трескалась. От этого разрушались горы, случались частые оползни, обвалы. Прекрасные, высокие и ровные корабельные леса Европы постепенно превращались в причудливых карликов. По крутым склонам гор в густых лесах появилось множество кривых, изогнутых-пьяных деревьев. Такого вида деревья приобретают вследствии постепенного сползания почвы в глубокие пропасти, где даже днем стоит густая тень. Одновременно с общей сменой природных условий менялся и животный мир. Уже с началом оледенения на значительной територий Европы вымерли многие теплолюбивые животные, но и появилось множество до селе невиданных холодовыносливых животных, которые жили небольшими стадами и в основном питались листьями деревьев. На них охотились свирепые хищники, пещерные львы, волки, саблезубые тигры. Они, сбиваясь в стаи, нападали на травоядных. Но случалось, что голодные хищники вырезали и целые селения демоносов, и весь их одомашненый скот. От всех этих невзгод и негараздов многи демоносы, не сумевшие приспособится к изменениям окружающего климата, снимались с насиженных мест и перебирались в теплые края - В Африку, Азию, но больше всего демоносов осело в черной стране Кент (Египет), расселившись по берегам теплого Нила. Со временем, когда климат стал теплее, большое оледенение стало спадать, и край ледника отступил не север, многие вернулись назад. Вот только не все смогли узнать те места, где когда-то стояли их города и селения. Ничего не осталось, все стер с лица земли ледник. Надобно отметить, что тиран и многие из его сподвижников стойко перенесли это холодное лихолетие, спали, как суслики, забившись в теплые пуховые одеяла, лишь только изредка просыпаясь на завтрак, обед и ужин. Бывало, что Крон вставал и ночью. Перехватит что-то вкусненькое и снова на бочек аж до потепления климата. Теперь же, когда все оживало от длительной спячки, сонливость и оцепенение чудесным образом были изгнаны из его тела, а помутившееся сознание снова могло служить тирану, как и прежде. Он одумался и перестал казнить своих поданных. Ему по вкусу пришлась охота на людей-варваров, которых он отлавливал в Европе, превращая в рабов. Совершая свои вылазки и набеги, он настолько изловчился, что хватал людей прямо на лету, часто прибегал к помощи дракона Эвринома, который теперь верой и правой служил ему. О его героических похождениях слагались многочисленные сказки, былины, мифы и легенды. И не только среди демоносов, но и среди Кельтских, Кимерийских, Гальских, Венедских, Антских и Скифских народов, в которых Крона часто изображали в облике кровожадного Аспида, летящего на змее Горыныче, огнем выжигающего посевы хлеба, уводящего людей в рабство. В один из таких набегов он украл малолетнего Перуна, даже не подозревая, что он является ему братом по матери Геи. А дело было так.

Перун Геевич

По своей природе тиран Крон был немного суеверным, всему придавал значение, мог по различным приметам предвидеть многое, можна сказать, он был ясновидцем. Дождь, тучи, ветер, молния и другие атмосферные явления служили предвесниками тех или иных событий. По печени или кишках животных, по огню или дыму он мог прочесть будущее. Особенно он был силен в предсказании по трещинам на деревяной мебели, ножках стульев, столов, замочных скважинах и прочего. А тут такое событие, земля вдруг взяла и треснула пополам, и туда провалился сын царя Бидаса. «Да что ты говоришь», удивлялся Крон «неужто сам бросился в разлом земли». «Истинная правда» - докладывал Сабскаба «самые свежие сплетни и слухи». У подножья города Келены образовалась трещина, день за днем она разрасталась, ширилась, земля трещала и проваливалась, в страхе жители города бросились к Оракулу за советом, тот дал им четкий и ясный ответ. Земля сомкнется только в том случае, если царь Бидас бросит в провал самое дорогое, что у него есть. Сколько злата, серебра бросил туда Бидас и не щесть, а трещина в земле и не думала уменьшатся росла и расширялась. Все были просто в отчаянии, и тогда единственный сын царя по имени Анхур, поняв, что ни золото, ни серебро, не заставят землю сомкнутся, сам бросился в трещину. Словно большая ненасытная глотка, поглотила земля юного Анхура, и тут же трещина закрылась сама собой. „Смотри-ка, не перевелись еще диковинки в нашей земле” - чесал свой затылок тиран Крон, „надо бы съездить посмотреть на эту трещину”, и тут же приказал запрягать Эвринома. В тот год весна выдалась раннею, солнышко прогрело землицу, трава зазеленела, птички щебетали, сидеть во дворце было скучно. Вот и отправился Крон посмотреть на диковинку, погадать по трещенке. Прихватив с собою стражу и сладкую парочку Бончо с Сабскабою (они всегда ходили парами), улетел прочь. Но не успели они далеко отьехать, смотрят, а в речке Смародине кто-то купается. Присмотрелись - и глазам своим не поверили. Да это же самый настоящий варвар рода человеческого…

В тот год весна и вправду выдалась ранняя, пригревало солнышко, отступили лютые морозы, растаяли снега, снова на земле воцарилось тепло. Стало солнышко красное землицу студеную пригревать, стала трава-мурава на ней произростать, заколосились хлебом поля Ирийские, зверье всякое повыползало из своих берлог, пробудились и гады земные, из нор змеиных повылезли. В это самое время исполнилось Перуну Геевичу полнолетие, пробудились в нем ухватки богатырские. Стал молоденький Перун Геевич не по годам крепок телом, в плечах широк, тонок в поясе, глаза зоркие-соколиные, с лица бел да румян, ровно маков цвет, силой да ухваткой ему равных нет. А сам то ласковый и обходительный, и грамоте обучен, и на арфе играть мастак, а песни складывал заслушаешься, а рыбак какой удачливый, а охотник какой добычливый. Мать земля Гея на сына глядит - не нарадуется. Лишь только возмужал Перун Геевич, пробудились в нем страсть к охоте, стал он на добром коне в чисто поле поезживать, стал малых змеенышей потаптывать. И с каждым разом все дольше и дольше пропадал на охоте. Бывало неделями домой не показывался. Беспокоилась о малом дитятке мать Земля, и часто приговаривала: «Чадо мое любимое, ты на добром коне в чистом поле поезживаешь, малых змеенышей потаптываешь. Послушай свою матушку, не езди ты, дитятко, дальше степей Ирийских, не выезжай за чисто полюшко, не езди к тем горам черным Сорочанским. Не езди к тем норам ко змеиным, не топчи-ка ты там малых змеенышей. Там течет речка Смародина. Смародина-речка сердитая, первая струйка в реке, как огонь сечет, из другой - искры сыплются, а из третьей дым столбом валит. Только молодость - время кипучее, разве мог молодец усидеть дома. Выходил он из палат бело-каменных на широкий, на просторый двор, заходил в конюшню стоялую, выводил коня богатырского, стал его заседлывать. Сперва накладывал потничек, а на потничек накладывал войлочек – седлышко шелками, золотом украшеное, двенадцать подпругов чиста золота, а шпенечки у пряжек булатные, не ради красы - ради крепости, ведь шелк не рвется, булат не гнется, красно золото не ржавеет. Надевал одежу снарядную, доспехи булатные, к седлу приладил колчан со стрелами, взял свой тугой лук богатырский, взял тяжелую палицу да копье долгомерное. Крикнул зычным голосом своего коня верного, и ускакал. Видно было, как на коня садился, а не видно, как со двора укатился. Только пыльная курева следом стелиться. Выехал молодой Перун Геевич в чисто поле на добром коне, на богатырском, с утра до вечера ездил по чисту полю Ирийскому, а затем решил съездить к тем норам змеиным, к тому-то городу Сорочанску. Пустил он в скачь коня, день едет по красному солнышку, ночь едет по светлому месяцу. И вот, наконец, приехал он ко тем горам да к Олимпийским, стал конем топтать малых змеенышей. Ближе к полудню конь под богатырем измучился, и сам он под пекучим солнцем приумялся, захотелось добру молодцу в реке Смародине искупатся. Он с коня слезает, одежду дорожную снимает, коня отпустил пастись, шелковой травы-муравы пощипать, а сам в речку Смародину полез купаться. Смародина - речка быстрая. Смародина - речка грозная, в ней семь волосков-струечек, одна волосина - черная, вторая - белая, а третья - будто кровь людская, красная. Один волос у речки теплый, второй – гарячий, а третий - будто огнем кипит-пенится. Переплыл Перун сначала одну струечку, переплыл другую струечку, то в гарячую струйку заплывет, согреется, то в холодной окунется, остынет. Так купался он, плавал, нырял, кувыркался, и совсем забыл, что ему матушка наказывала. А в ту пору как раз из-под западной из-под сторонушки, ой да не дождь дождит, ой да не гром гремит, то летит змеище-драконище о трех головах, о двенадцати хоботах, погаными крыльями солнце затмило. Увидал тиран Крон, что в его речке Смародине варвар купается, осерчал, разгневался. «Как посмел ты, человек-варвар, явиться в мои владения. Теперь ты в моих руках-пазурах, да в моей воле, что похочу, то над тобой и сделаю. Захочу - огнем пожгу, захочу - живьем пожру, захочу - унесу тебя в горы сорочанские, во глубокие норы, во змеиные». Кричит Крон, ругается, а дракон Эврином сыплет искрами, огнем палит. А вокруг Перуна Геевича демоносы крылатые кружат, угрожают оружием. А один из них в зеленом кафтане, все плетью семижильною машет, и плеть его шипит, будто змеи порыкучие. Хоть и был Перун Геевич молод летами, да не трусливого десятка, выскочил на крутой бережок на желтый песок. А драконы и чудища за ним, над самой головою кружат, все в пятку ранить хотят. Ищет молодец свои доспехи богатырские, нечем ему со змеем-чудовищем ратиться. Сколько не искал, не нашел ни коня, ни боевого снаряжения. Видит Перун, дело неладное, нечего ему взять в белы рученьки, нечем ему от змея обороняться. А тот сыплет искрой негасимой, жжет его тело белое, и некогда ему думать да гадать, чем бы с врагами сразиться. Ищет он чем бы от огня закрытся. Бросился бежать. И вдруг заметил на берегу свой шелом булатный, набил шелом сырой землей да камушками, и метнул тот шелом трех пудовый в супротивника. Угодил он своим острием прямо змею Эвриному в живот и пропорол ему брюхо поганое, испустив облако дыма черного рухнул он подбитый на сыру землю, и тут же издох, околел окоянный. А рядом Крон по сырой земле покатился, лежит в бурьянах в траве-мураве, сильно забился, головою о камень ударился. Если бы без защитного шлема был, убился бы точно. А так ни жив, не мертв лежит, охает. Вскочил молодой Перун Геевич ему на белы груди, схватил за кадык, хочет жизни его порешить. Неистерпимая боль пронзила тело Крона, попытался он сбросить с себя врага, начал дергатся, но не тут то было. Крепко ухватил его Перун, кадык все сильнее сжимает. Видит Крон, дело нешуточное. Самому не справиться, на помощь кричать принялось. В это самое время подоспела ему подмога, набросили слуги на молодца арканы длинные, ремнями сыромятными руки и ноги крутили, на сыру землицу бросали, ногами своими звериными топтали его маленького, насмехалися над ним, потешалися. А затем взвалили его себе на спину и в Сорочанск отправились. А там долго издевались они над молодым Пруном Геевичем. А тот все мучения переносил, как и подобает божичам, лишь только усмехался. «Ты чему, варвар, радуешься?» - допытывался Крон, нахмурившись. «Я - царь всея ойКумены. Что захочу, то с тобой то и сделаю. Четвертую, кровь твою вместе с печенью из живого выйму и на твоих глазах сырой пожру. Разве не страшит тебя такова участь? Отвечай!». «Чудище болотное», отвечал ему юный Перун Геевич, «напрасно ты кичишься перед целою страною, что никто в науке ратной не сравняется с тобою. Мне известна в совершенстве вся военная наука. Если хочешь ее изведать на своей шкуре, давай сразимся». «Со мною ты хочешь сражатся?» - заливался смехом Крон. «Да знаешь ли ты, что я – титан, тебе ли тягатся со мною?» А Перун, не зря что молоденький, в один миг разорвал ремни сыромятные, сбросил с ног пута железные, схватил со стены оружие и ринулся на врага. Если ты и вправду желаешь отведать человеческой печени, тогда попробуй убей меня. Крон же, будучи вооруженным, занес свой мечь буланный и ударил противника. Только вреда не причинил он юному божичу, сломался тот мечь о его молодое тело. А Перун только рассмеялся в лицо тирану, и сам на врага ринулся. «Спасите, кто может!» - вскричал тиран в отчаянии, ибо Перун уже занес над ним свое оружие. На крик и шум сбежалось множество прислуги с мечами да копьями, завязался бой нешуточный. Враги со всех сторон наскакивали на Перуна, нанося ему удар за ударом. А он стоял перед ними живой и невредимый. Сам рубил врагов, нанося им раны и увечия, копья и мечи отскакивали от его тела, а он только смеялся и кричал: «что же ты, всей ойКумены царь, не хочешь испить моей крови богатырской?». Но Крон в бой-драку не ввязывался, за спины слуг своих прятался, чужими телами, будто щитом железным закрываеться. А демоносы кололи тело богатырское копьями, рубили мечами с какой-то остервенелою лютью, будто это стая собак, набросились на свою добычу. Устав уворачиваться, и отбиваться от ударов, мечей и копий, Перун со страшным криком бросился на врагов, бил их морды звериные своими кулачищами, ломал их копья, а мечи со звоном отлетали в стороны, даже не ранив. А он, словно разьяренный зверь, бросался на них, топтал поверженных своими ногами, то повергал их на спины, то швырял лицом вниз, то к верху опрокидывал. И все время ближе и ближе продвигался к Крону, которому и отступать то было некуда. Тот забился в дальний угол и с ужасом ожидал своей участи, все время призывая на помощь. «Спасите! Помогите! Караул!». А Перун Геевич все ближе и ближе пробивался к нему. И вот настал миг откровения. Их лица встретились. От его взгляда Крон в конец обезумел, он трясся от страха, нервно выбивая зубную дробь. А Перун тем временем дотянулся к его одежде и разорвал ее в клочья. Еще миг - и дух выскочит из тела. Но в этот самый миг крылатые стражники гарпии вбежали в зал Мегарон, и сразу же бросились защищать правителя. Тут и Сабскаба подскочил и ввязался в драку нешуточную. Видя, что дело обрело крутой оборот, Крону пришлось спасатся бегствоми, только так он и остался жив. Перун крушил все и всех. Шум и крик боя доносившийся из дворца поднял страшный переполох в городе. Демоносы в страхе передавали друг другу, что за стенами государевого дворца кто-то обезумел и впал в Амок. Часто боягузы стают смелее, если замечают, что за ними наблюдают их подданые. Поняв, что бегство не самый лучший способ сохранить свою репутацию, Крон вернулся на поле боя. Не смея подойти ближе чем на 7 шагов, он укрылся за дубовым столом и оттуда умело руководил сражением, подбадривал воинов, выкрикивал обидные ругательства, звал на помощь и во все горло орал «помогите хоть кто-нибудь». В это время злокозненный чародей Карасана случайно находился поблизости дворца, бросил все свои колдовские травы да коренья и поспешил на шум боя. Он подоспел как раз в тот момент, когда стражники гарпии сумели набросить на Перуна железную сеть, запеленали его, словно младенца, а Сабскаба лично связал его путами по рукам и ногам. Сколько не пытался Перун разорвать железные цепи, него у ничего не получалось. И в этот самый миг вбежал калдун Карасана. Он тут же закрыл все восемь отверстий своего тела и сотворил великое заклинание «Неккер эккер, ырызы, ырызы, чох, чох, чох» .Силою своих чар усмирил чудовище, обратив его в камень. Так и застыл Перун Геевич, превращенный чародейством в камень. А колдун Карасана отправился разыскивать Крона, и его поиски увенчались успехом. Под одним из опрокинутых столов он наткнулся на притаившегося тирана. Увидя, что на нем порвана царственная одежда, колдун снял свой плащь, подал государю, и убедив его, что опасность миновала, провел в опочивальню. А слугам повелел убрать в зале трупы, и собрать осколки оружия, разбросаные по всюду. Вскорости, оправившись от проишедшего, Крон облачился в боевые доспехи, как для битвы с огромным полчищем воинов, увереной походкой направился на встречу с грозным противником. В его взгляде не было даже места страху, ибо впереди него ступали две дюжины воинов. Все в железных бронях, ощетинившись копьями, мечами, булавами и секирами. Выйдя из опочивальни, Крон направился в зал, где было уже все убрано, и мало чем напоминало о побоище. Там пред его глазами предстало окаменелое тело врага. «Ах, ты ж, Гак, Мак, Брак, так и перетак набросился он на него, словно коршун, начал колоть его мечом, бить медной булавой, а воины, последуя примеру своего владыки, тут же начали избиение. Да все их потуги были бессмысленны, ибо копья не брали Перуна, мечи щербились и отскакивали от каменного тела, не причиняя ему вреда, только искры сыпались в разные стороны. Камень и есть камень, лежит себе, молчит не дышит. И не больно ему, и умереть он не может. Развалилась эдакая глыба гранитная посреди залла Мегарон и не дышит. «А если очухается и снова из камня в варвара превратится, ведь в сказках такое часто случается», бедкался тиран Крон «тогда, что будем делать?». Никто не знал, что ответить, но Крон уже придумал. Нужно убрать этого каменного варвара подальше от дворца, а еще лучше упрятать его в бездну Тартарары, тогда и спать будем спокойно. Когда слуги попытались сдвинуть камень с места, у них ничего не вышло. Слишком тяжелым оказался Перунов камень. Тогда по приказу тирана было изготовленно специальное транспортное средство, о восьми колесах. Зацепили слуги Перуна крючками, набросили на его тело веревки, в которые впряглось двадцать воинов, но и тогда не смогли сдвинуть камень с места. Веревки, привязаные к шее, оборвались, так что пришлось привязывать новые. Тогда Крон приказал срочно доставить во дворец мастеров подземного народа Тельхинов. А те, не зря что малы росточком, тут же соорудили самодвижущуюся машину. Внутри машины все грохочет, как огонь сечет, из одной трубы искры сыплются, а из другой трубы дым столбом валит. С ее помощью удалось сдвинуть громадину с места. «Вот и ладненько» - обрадовался Крон приказав слугам, «везите его в бездну чистилища». Ни мало не медля они тронулись в путь, мрачные сырые коридоры подземелий, поросшие сырой плесенью и паутиной, уводили их все ниже и ниже к бездне мироздания, там в мрачных подземельях утробы от посторонних глаз было спрятано самое большое чистилище ойКумены. Вскоре дорогу им преградили врата, затворенные на семь печатей. Семь змий, закусывающий свой хвост, висело на этой двери вместо замка. И не проникнет в нутрь никто из смертных, не имея ключа. «Ключ» - шипели змеи порыкучие. «Я - тиран всей ойКумены, отворяй дверь» - требовал Крон. «Ключ» - шипели гады хвостатые и еще сильнее закусывали свои змеиные хвосты. Пришлось ему сотворить заклинание. «Кхуды кхуты хардыгай ай ай» - молвил Крон заговорные слова. Тут же медные врата, подчиняясь воле заклинаний, отворились, и их буквально втянуло туда, где находится начало того конца, которым всегда заканчивается начало. „А тут за тыщи лет ничего не изменилось” - объяснял Крон своим спутникам Фениксу, гарпиям и Сабскабе, которые впервые оказались в царстве бога Ямы. В начале их буквально тянуло вперед внутреним притяжением земли, потом им казалось, что этот бесконечный черный тоннель, в котором они очутились, не имеет пределов. „Сейчас вы увидите свет в конце тоннеля” - успокоил их тиран. И правда, через время в дали забрежжал ослепительно белый свет. Он, словно лучь света в темном царстве, притягивал взоры, заставляя шагать быстрее. „Наконец-то выбрались” - обрадовались путники, выбравшись из темного тоннеля на обширную поляну, поросшую невиданными цветами, и тут же принялись отряхивать свои одежды. „Сколько веков не убиралось в тоннеле” - поинтересовался Феникс у Крона, и тому пришлось объяснять, что там не убиралось от сотворения мира, ибо живые там не ходят, а мертвым это без надобности. „А что это за полянка такая?” - удивленно спрашивал Сабскаба, осматриваясь вокруг. „Никогда бы не мог подумать, что под землей растут цветы, интересно, а грибы и ягоды тут есть?” Он быстро нагнулся к земле, сорвал цветок и вдохнул его пьянящий аромат. „Не делай этого” - посоветовал Крон, „это бледная Асфодель. Нанюхаешься ее загробного аромата, тут и останешься”. „Так вот ты какой, цветочек аленький” - испугано молвил Сабскаба, отбосив от себя загробный цветок. „Запомните!” - приказал Крон, „цветы не рвать, воду не пить, с душами не разговаривать, идти за мной след в след, и никуда не сворачивать, все ясно?” „Да, повелитель” - отвечали путники, устремившись за проводником. А тот, знай себе, шагает по протореной дорожке из желтого кирпича, ведущей в очистительный лабиринт, а спутники идут следом, Перунов камень тянут да опасливо по сторонам посматривают. А там, куда ни кинь взгляд, всюду заросли беленой асфодели, своим окрасом напоминающие щеки лежачего на смертном одре, а между ними, будто крылатые мотыльки, пархают эфирные души. „Быстрее, быстрее заносите Перунов камень” - прикрикнул на путников тиран, еле сдерживая трех-главого пса Цербера, готового броситься на чужаков и разорвать. Когда все были внутри лабиринта, и дверь за ними закрылась, Крон еще раз напомнил им, что можна делать и чего делать нельзя, повел вглубь. А те шли, с ужасом взирая по сторонам.