Камни тоже плавают

Глава 10 Отрыв

Карета оказалась пуста, зря переживал. Только я и Долгорукая. Обострившаяся паранойя, походу, с ума сведет. Чуть расслабился, что группы захвата не оказалось, и зеванул — от княжны охренительную пощечину схлопотал. Каюсь, сам виноват.

— Это тебе за то, что перед банком меня дурой выставил и упрашивать на людях заставил! — а знатно зарядила, щеку жжет! Да и сама шипит, рукой трясет!

Не успокоилась, еще и второй раз замахнулась. Поймал руку. Вот же ж женская натура! Драться не умеют, бегать — тоже, а нарываться любят!

— Второго раза не будет, Танечка! — чуть сжал дернувшуюся ручку, — Не понимал тех, кто бьет своих женщин, но и к позволяющим себя безнаказанно лупить по морде лица, тоже не отношусь. Запомни.

— И что ты мне сделаешь? — дергаться перестала, но прищурилась как Снежная Королева, еще чуть добавила — и плечами бы от повеявшей стужи передернул.

— Не нарывайся княжна! — взгляд само-собой выдержал, улыбнулся. Только вот зачем мне сейчас эти рамсы? С учетом такой активизации действий Долгоруких и мое время у Беккеля похоже подошло к концу, валить нужно. Сегодня. Но сейчас вроде время у меня еще есть. И Танечкина пощечина тому подтверждение. Только мало времени, катастрофически мало…

Вопрос, что нужно князю от меня и что он может предложить? Мне, соответственно. Если ценное, то рамсы с княжной для меня лишние. Может перевести в типа любовь? Глупого влюбленного сыграть? Не зря же девушка так старалась… цинично, но лишним не будет:

А вообще, с чего это должно быть по ее? Или правильнее «по ейному»? Ну-ка, а если обострить ситуацию, оскорбиться и попробовать спрыгнуть с этого поезда?

— Танюш, тормози карету. Нам не по пути. — опа! Проняло Снежную Королеву!

— Я так тебя обидела?

— Тормозите княжна!

— Ваааань, прости меня, дурочку, — в глазах слезы и лезет обниматься. Актриса! Слёту «переобулась», я со Станиславским отдыхаем! Порода и воспитание всё-таки фантастическую фору дают, восхищаюсь я ею…

Ну и что делать, если к тебе в такой ситуации лезет целоваться очень красивая девушка очень важного папы? Сопротивляться? Вот я и сопротивлялся, даже целых пару минут сопротивлялся, а потом подумал-подумал и… капитулировал. Только сдался в плен, как тут же был оседлан, устроившейся у меня на коленях княжной. Чтоб без вариантов, чтоб карету даже не думал покидать.

Дальше просто хренел со сценария «влюбленная кошка». Экипаж трясется по брусчатке проспекта, на моих коленях скачет и ёрзает Долгорукая, грозя сделать меня половым инвалидом. А я… Что я? Целуюсь и думаю, думаю и целуюсь…

Что Долгоруким так приспичило, что им от меня нужно, раз единственная наследница такие вензеля выписывает? И браком, и положением в свете рискует, мозги мне постоянно своим лямуром сбивая? Или пытается на поводке чувств держать? По краю ходит, но пытается. Или другого «поводка» предложить с папашей мне не могут?

А ведь эти кошачьи пляски после гонки начались. Явно после гонки. Точнее наутро после дворца… Или поцелуй уже был прилюдией? Хм…

Удачлив и умен? Собрал топовый драндулет? Хорошо, не просто драндулет, а победитель взорвавшей мир императорской гонки. Ну и что?

За неделю фонд гонки привлек сумму почти с шестью нулями? Это конечно по текущим временам круто… даже мегакруто… Но… тоже не то! Мелковато для Долгоруких…

Спас от поползновений царя? Фигня!

Беккеля в Николаевское окружение чуть ли не волшебным пенделем вытолкал?.. И что? Сам-то мимо Зимнего пролетел! Да и для князя это вообще должно быть как мышиная возня…

В управляющие нанять, чтоб таньгу стриг да благосостояние повышал. Максимум инженеришкой привлечь, новые чудеса творить. Я бы понял… Вообще, как приданное при свадьбе с Паулем, скорее всего, отошел бы.

Не понимаю! И не понимаю, что ждать…

Так, а что это княжна целоваться перестала? Ааа… Задумался и рукам слишком много воли дал, почти добрался до благородной попы. Почти… А Танюша отстраниться пытается, кальсончики и панталончики подтянуть. И надулась как мышь на крупу:

— Вань, ты меня опозорить хочешь? — и глазищами хлоп-хлоп, убойное оружие! — Ну потерпи, не много осталось!

Опозорить? Через юбку, кальсоны и жакет — делай, что хочешь, наслаждай красавицу! А дальше ни-ни! Сам же терпи… Так еще и проститутом себя чувствую, которого сея юная особа, не стесняясь пользует как хочет.

Задолбало! Еще раз обострить или не стоит? Или вообще всё послать в пеший эротический поход?

Стоп! «Немного осталось», до чего осталось? Что за оговорочка?

Из кареты в особняк на Литейном спутница утащила как тягач — за руку и чуть ли не бегом. Само собой с черного входа. Мне даже интересно стало, как Танечка вертеться будет, если папаши дома не окажется?

В темном коридоре в какой-то веселой безбашенности решил довести ситуацию до абсурда — попробовал зажать княжну и добраться до юного комиссарского тела. Уже по серьезному. И мозг и кипит от мыслей, и возбужденное тело своего требует.

Пофиг! Да и отношения так выяснять проще… быстрей морду набьют и выгонят.

Княжна до новых пощечин опуститься не рискнула. Постоянно выкручиваясь, потащила дальше. Молча. К лестнице и в хозяйскую часть дома.

Точнее позволил вывернуться и потащить. С трудом, но позволил. Не идиот же… Но перестаралась Танечка. Если князя не будет — попадос ей может случиться…

Не судьба, не случился. Как выскочили из коридора к лестнице, так сразу и вывалились на князя. Взъерошенные и расхристанные. Пыхтящие. С моими руками, добравшимися уже совсем не туда, где их мечтают видеть отцы приличных дочек.

Я думал взорвется папаша, но очарование пикантнейшей сцены разрушила княжна.

— Папенька, я Ивана привела! Как ты наказал! — пискнула и, светя пылающими малиновыми ушами, усвистала по лестнице наверх. Пытаясь оправить юбки.

Морду бить? Теперь и неудобно как-то… Подзависли и оба проводили ее взглядами. Только князь озадаченно-задумчивым ее спину, а я — нагло-восхищенным — то, что чуть ниже.

А вот взгляд князя на меня мне уже откровенно не пронравился. Радость и предвкушение в нем были. И наконец-то завершившееся ожидание хищника перед броском.

Ну а я, что я? Сами, значит, избрали такой путь, а мне смущаться? Щаааз! Как там учил на семинарах мастер Вадим Шлахтер? Наглость второе счастье, попался на горячем — ошеломляй! А тут столько усилий потрачено: меня и притащить, и так красиво подставить… грех не воспользоваться. Остатками сомнений мелькнула мысль: «Эх, Таня, Таня… чему тебя папа учит… не играй людьми… они ответить могут».

— Николай Николаевич, вы не представляете, как я рад вас видеть! — ну а что? Главное не зевать и на прямой в челюсть не нарваться, шагая с улыбкой и распростертыми объятиями к отцу облапаной мною княжны.

— Ээээ… — видимо, не ждавший такого князь, подрастерялся и, оказавшись в моих объятиях, дернулся да оглянулся на лестницу вслед убежавшей дочери!

— Абсолютно согласен с Вами! Танечка Николаевна просто само очарование! — и, пресекая попытку перехватить инициативу, беру князя доверительно под руку, — Не поверите, я просто без ума от вас и от нее!

— А… ааа… — странный он. Тут не XXI век, ситуация обострена мною до однозначности — морду бить наглецу нужно срочно и гнать в три шеи, а он мямлит и мнется. Почему-то не решается хотя бы просто вышвырнуть меня вон? А может правда мезальянс предложить? Чем черт не шутит… Понятно, что мне эта женитьба уже никуда не уперлась. Кто ж поверит после этих игрищ? Ладно, и сам не святой, и все женщины делятся на красивые, верные и красивые, верные, но резиновые. Но если князь на это поведется, то это серьезный повод задуматься о моих перспективах дожить до завтра… Но хотя бы сейчас отсюда уйду спокойно.

— И она меня любит! Как же ж без любви!? — побольше патетики в голос и пойманный мною врасплох и заспамленный князь тормозит за потоком слов. На контроль движения его ошеломленного мозга не хватает. Поэтому мне приходится подправить его траекторию. Чтобы не влип во выплывшую нам на встречу и пышнотелую тетку в одеянии горничной.

— Да я…

— Князь, представляете мои таланты и Танечкина красота? Петербург падет! — напрочь игнорируя прислугу, добавляю, — Да что там Петербург? Рим падет!

— Ка…ка…как… — краем глаза вижу как округляются глаза у тетки. Всё, слухи точно поползут.

— Вы правы Николай Николаевич, некрасиво! Нужно с этим что-то делать,…а может мне Пауля Фридриховича грохнуть? — подмигиваю толстой тетке. У той в ответ отвисает челюсть.

— Что сделать? — в сердцах в душе плююсь за оговорку. За словами следить надо лучше! Сейчас еще не грохают. Я тормознул, и князь отмирать сразу стал. Сорвался.

— Грохнуть. Замочить… Ну, Николай Николаевич, вы из себя девочку то… в ад сплавить, чтоб не мешался… и невесту мне, — перегнул, только в чем опять не понял. Мало инфромации, мало! Бледный Танечкин родич чуть не рванул от меня. Еле поймал и удержал. Но удержал.

Только вот князь отвис, зло глянул на греющую уши прислугу, шикнул мне: «Не при них!», горничной в полный голос: «Матвея зови!», ну и потащил меня к себе в кабинет.

В кабинете Долгорукий в первую очередь дернулся к бару и бренди по стаканам плеснул. Первый стакан залпом сам тяпнул. А потом уж доразлил и мне снизошел предложить. Ну и сигару предложил. О как его прижало! Точно, завтра небеса разверзнутся и Тунгусский метеорит прилетит! Или уже прилетел? Вот же ж, не помню, историю надо лучше учить…

Сели, сидим, тянем благородный напиток. Молчим. Я тяжелый стакан в руках баюкаю, грею. Игра, кто первый заговорил, тот подсознательно слабее. Мне легче, я после Танечкиных попрыгушек больше об отбитых местах думаю. Логично, что терпение у князя первого сдает. Или очухался просто? Решился?

— Иван Сергеич, вы его… грохнуть… из-за спидстера предложили? Из-за того, что он от завода вас оттер или из-за Тани? — ага, щазз прям и ответил!

— А вы думаете, что через год-два этот спидстер кому-нибудь нужен еще будет?

— Мда… — князь морщит лоб, — вы считаете, что Беккель не сможет запустить автомобильный завод?

— Почему? Может и сможет. На какое-то время. Только ничего нового он предложить не способен. Будет только чужие идеи копировать. — видя недоумение князя, поправляюсь, — Повторять. А таких конкуренты быстро съедают, — морщится Татьянин папа́. Неужели финансовые планы князя походя похерил?

— А вы?

Чуть пожимаю плечами, что тут отвечать, и так понятно — создал же. Опять молчим. Вот что ему так от меня надо? Ну не инженер же!?

— У Пауля Фридриховича есть финансы…

— Николай Николаевич, ну не смешите меня! — смеюсь.

— Ну да, ну да… Всколыхнули вы Иван Сергеевич своими финансовыми прожектами Петербург. И бритты, и французы, и германцы как мухи теперь вокруг Двора вьются. — ага, похоже первая причина долгоруковского ко мне интереса, значит, все же деньги. Жадность князя обуяла?

Опять сидим, молчим. Князь что-то свое прикидывает. Я улыбаюсь ему, а сам напряженно дальше мысль думаю.

Жадность? Да, жадность. Золотой теленок ему нужен. Но только не это главное, не это. Это только как приятный довесок… Неужели правда единственную дочку согласится за меня отдать?

— Насколько вам можно доверять?

Слегка, одними уголками губ улыбаюсь. Глупый вопрос. Слова ничто, смотреть нужно по поступкам. Князь похоже пришел к тем же выводам.

— Мда… Глупый вопрос… Пауля с гонкой не бросили… и Танюшку из дворца вытащили…

Опять молчим. Долго. Но, похоже, князь все же решился. Я уже делать вид, что прихлебываю из стакана теплый бренди устал.

— В районе Обводного канала у заброшенных заводов из снега вытаял оплавленный черный круг… — а сам на меня смотрит и дрожащую руку под стол сунул. Типа я не пойму, что он за ствол схватился. Особенно после сдвоенного щелчка. Курки взвел. Значит или договоримся, или меня отсюда вынесут. Ничего не понятно, но финал уже ясен, и хотя бы это хорошо. Только с чего это он меня так боится? — На брусчатке мостовой и на кирпичных стенах… Оплавленные подтеки камня…

Молчу. Делаю вид, что за щелчки не понял. И покерфейс держу. Удержал, хотя бренди от неожиданности, да и, честно, мандража не в то горло пошло. Не думал, что с этой стороны зайдет, думал с гонкой и спидстером княжеские подкаты связаны будут. И под взведенными стволами сидеть страшно. Откровенно страшно.

Что тут сказать? Молчу.

— И три растерзанных трупа в странных одеждах недалеко от этого круга!

Значит со мной не только та нога в берце перенеслась. В странных одеждах это как? И кому еще не повезло? Недоперенеслись… Смотрю на князя, жду продолжения, а он вылупился на меня и замолчал. И что делать? Молчать? Соглашаться и признаваться? Нет, молчать дальше тоже нельзя, князь бледный и трясется везь! И зарядить в меня может на нервишках…

— Уважаемый Николай Николаевич, вы меня заинтриговали. Мне прям жутко интересно, такая таинственность, трупы… Прям, в Петербурге мало их находят? Да вы загляните вечерком на Апраксин двор или на Лиговскую к ГОПу, найдете, не один труп. — не пойму за он кого меня принимает?

— Так растерзаны же! — да, видок у князя еще тот, губы белые и чуть трясущиеся. Взгляд бешеный и какой-то дикий. Разительный контраст с тем, что было пять минут назад. Как плотину внутри князя прорвало. Держал-держал всё в себе и снесло. Не выдержали нервы? Или наркоман, вроде слышал, что Высший свет на английский морфий моду взял, подседать на наркоту стал?

— Ой да бросьте вы Николай Николаевич! Собаки или крысы поди погрызли да и всё… — главное не дергаться, а то, правда, шмальнет. Сам до трясучки меня боится, но дочь зачем-то посылал.

— А круг? А у князя капельки пота по виску потекли. Сидит и на меня пялится. Не отвечу — точно палить начнет. Думай, голова, думай! Шапку куплю!

Хм… — он меня не за адскую ли тварь, принимает? Не поймешь этот Высший свет. То морфий, то спиритизм, то еще что… — Да поди химики опять какую-нибудь хрень испытали. Вот и круг вам выжгли.

— Складно врешь, Тварь! Только тебя видели выползающим из этого ведьминого круга! — князь рывком вытащил из-под столешницы обрез двуствольного ружья, калибра похоже, 12 или даже более. — Не дергайся Тварь! Ружье серебром освященным заряжено!

Да, таким в упор по стене размажет. И серебро там освященное, или свинец обычный, мне без разницы будет.

— Видели тебя! И опознали уже! Еле перехватить доча успела!

Не уютно под стволами, однако. А у сумасшедшего под стволами вдвойне неуютно!

И неожиданно. И дома значит уже ждут. Только кто? И я Долгоруким теперь должен быть обязан? Незадачка, князь тоже живым не выпустит, иначе б стволами не тыкал.

— Николай Николаевич, вы уж в крайности-то не кидайтесь. То почти «любимый зять», то «тварь» и стволом тыкать, я ж и оскорбиться могу. — крутого качаю, а у самого поджилки трясутся. Даже смешно стало, оба с князем сидим и трясемся, — Круг какой-то там или квадрат, но ваш какой интерес? И мне что с того?

— Омолоди меня!

— Чего???

— Омолоди! Жить хочууу! Дочь замуж отдам, все сделаю! Верни здоровье!

— Князь, вы в своем уме? — он что, вообще связь с реальностью потерял?…

— Не ври, Тварь! Всё про тебя знаем! Слышал, сам слышал — все, кто у круга были — помолодели! Вон и фон Вале говорил!

— Ну так, вперед к вашему кругу и омоложайтесь!

— Так не работает он уже! Не работает!.. — и с подозрением уставившись на меня, — Или ты, Тварь, издеваться надумал? Так я тебя быстро серебром нашпигую!

Нет, так дело не пойдет, этот псих сейчас просто палить начнет. Надо как-то накал сбивать…

— Николай Николаевич, будете тварью обзывать и стволами тыкать — ни до чего не договоримся!

— А кто ты если не Тварь? Тварь адова ты и есть! Прав Владыко, — не понял, какой владыка? И что этому сбрендившему отвечать?

— Так где он и где я! Поэтому я только Иван Сергеевич!

— Если б не я ты б уже с ним повстречался! С его надзирающими и тайной полицией! Ищут тебя, а я спрячу… золота дам, много! — так, проясняется. Таинственный «владыка» похоже из церковников.

Жандармы во главе с Вале и церковники с владыкой. Плюс еще этот возжелатель второй молодости… Приплыли. Попробовать поотбалтываться? Бесполезно. Все равно не выпустит. Ему уже резона меня выпускать нет. Слишком значимым силам дорогу перешел, уводя меня у них из под носа… По быстрому запытает, а его люди по кускам вывезут куда-нибудь. Расчленят и избавятся в лучших традициях Санкт-Петербурга.

И предложить мне нечего. А, была не была…

— Золота мало. Души нужны!

Что делать? Тикать однозначно! Только вот как. Три метра до князя, а между нами стол и ствол. И маятник качать не умею. Да и бесполезно против дробовика это. Но кроме силового я расстаться с князем вариантов не вижу. Не заболтаю. И так и так не он, так люди его не выпустят, всё равно закопают. Или в заложники князя брать?

Только так.

Главное принять решение. А для этого что? Для этого сначала уберем себя с линии ствола. Ну, или ствол с себя. И переводя взгляд в бок, в окно, ахаю:

— Жандармы…

Инстинкты никуда не денешь, и князь дернулся к окну. Отворачивая от меня. Ну а я, швыряя стакан в голову, упал к столу.

Глухой стук попадания стакана заглушил грохот выстрела. Я ж на карачках как гордый лев огибаю стол, вскакиваю и луплю его со всей дури в челюсть. Ошеломил, но не вырубил. Зато хватаю упавший обрез со стола. Один патрон, левый ствол заряжен. Живееем!

Под грохот вылетевшей двери подхватываю качающегося князя, прикрываюсь им, и ору врывающимся мужикам:

— Стоять, а то я князю дырку сделаю! — ну и обрез ему в бок. — А ну к двери!

Замирают. Князь «плывет», держась за разбитое лицо. Все-таки хорошо я ему залепил.

— Ну и как княже расходиться краями будем?

— Найду… — упертый! Тыкаю жестко обрезом под печень. Хрипит, но затыкается.

— Ты, князь, выживи сам сначала!

За спинами мужиков раздается перестук каблучков и девичий вскрик «Папенька!». Вот и Танечка Николаевна пожаловала, а не поменять ли мне заложника? Не… не пожалеет княже дочки…

— Милая барышня, пройдите сюда, а то ваш папа́ сейчас упадет, и мы стреляться начнем. Первая пуля ему достанется. Вам это надо?

Протолкалась и вышла. Не труслива. Или такая же психованая?

— Стоять! Стоять Танечка! Ближе не подходить!

— Что тебе надо, гад?

— Танечка, я не гад. Гад бы тебя людям фон Вале сдал… Да и целоваться, надеюсь, б ты с гадом не стала… Так что полегче… А нужно мне с князем отсюда уехать. — и, сжимая задергавшегося князя, продолжаю, — Не бойся княже, пару-тройку кварталов отъедем и отпущу. Пальцем не трону — обещаю. Если умничками все будете, конечно…

Молчат. Князю не до разговоров, всё еще плывет. Несбывшаяся невестушка глазищами сверлит.

— Танюш, ты же будешь умничкой?

Кивает, медленно, но кивает. Красива чертовка. Боится, губки и кулачки сжаты, трясутся, но подбородок вздернут и глазки яростью пылают!

— Ну и умничка, Танюш, тогда сбегай и коляску на двоих… На двоих я сказал!.. прикажи запрячь. Да поторапливайся, а то вот Николай Николаевичу совсем что-то худо. Ноги не держат… болезного!

Странно, но дальше, как по маслу всё прошло. Белого, качающегося и перемазанного кровью князя сунул в коляску и покинул «гостеприимный» особняк. Шипение дворни проигнорировал. Напоследок предупредив, что увижу преследование — князя живым не увидят. Вроде прониклись.

Отъехав пару кварталов, стянул князю руки за спиной его же ремнем.

Пора «смазывать лыжи» окончательно. Обложили меня, демоны! Но и уходить, всё бросив, тоже нельзя. Ну да, тысяча золотом до сих пор с собой. Большие, в общем-то, деньги, но и остальные пятьдесят пять штук дарить как-то не хочется. Мне еще на дне полежать на что-то нужно. И оставшиеся корочки пустых паспортов… Короче, жаба душит, сил нет.

Дома меня ждут. А вот у Беккеля может и нет. Всё же выходной сегодня.

Вставил этому болезному кляп, чтоб не заорал, и покатил к Владимирскому проспекту. Объехал восьмой дом, вроде ничего подозрительного ни спереди, ни сзади не видать. Те же журналисты, те же жандармы. Поэтому решил зайти с парадного. Остановил у входа, к князю наклонился. Улыбнулся. И со всей дури влупил огрызком приклада князю в лоб. Нокаут, пульс есть. Не перестарался. Обрез разрядил и кинул в коляску под ноги. Ну и патрон туда же кинул. Не с ними же по городу таскаться?

Зашел, поздоровался с работающими мужиками. Беккелиты ставят, деньгу зашибают. Но уже не мне. Мой срок вышел.

К своему верстаку прошел, еле вытащил жестяную банку из-под Шуваловских конфет. Тяжелая зараза. Сверху болтики всякие, гаечки, а внизу килограммы золота монетами и ассигнации мелочью. В довесок к бланкам.

Успел. Уже дошел до черного выхода и дверь закрывал, когда в парадную жандармы со священником вломились…

Или не узнали или что еще помешало опознать, но по дворам спокойно ушёл вдоль Владимирского проспекта к Невскому. Там решил спуститься до Лиговской и, дав кругаля, все же заглянуть домой. Добираясь до жилья, зашел в Дом Бризак. Сначала прикупил плащ, котелок и пиджак. Ну и пару-тройку необходимых мужчине мелочей. А потом подумал: «Какого черта?! Один раз живем! Да и кто будет искать беглого механика в богатом аристократе?». Заказал самое-самое. Ну и на тысячу ассигнаций облегчился. Дорого, ну и что? Зато и подобрали, и пошили, и переодели. Ну и «облизали», дав время успокоиться, да мозгами пораскинуть.

Заодно и для коробки с золотом саквояж прикупил, а то в руках таскать замучался. Ну и в подворотне от лишнего железа избавился.

Добрался до своего дома. В смысле доходного, Дедом рекомендованного, без приключений. Только плащ по дороге еще раз поменял…

У двери парадной соседнего доходного дома Тряничева застал черную закрытую повозку. Дядька армейской выправки рядом с ней смолит папиросы одну за другой. И на мостовую окурки бросает.

Как поставили, видимо, спиной к стене, так и стоит как на посту, только на мой флигилек постоянно взглядом стреляет. Нервничает и ждет.

Небогатая повозка, неброская, но крепкая и вместительная. И дядька непрезентабельный, небогатый. Не высокий, но мощный как кабан. И что удивительно, наш грозный дворник, это непотребство от этого свинтуса молча терпит. Спрятавшись в подворотню. Видать хорошо шуганули служителя метлы и лопаты.

Ждут…

На квартиру не пошел, хотя жаба вопила и душила неимоверно — жалко и кольт, и деньги, и паспорт. Ну и котенка жалко, хотя, уверен, его домомучительница после мною устроенного десанта мышей никому не отдаст. Хорошо хоть айфон и часы в тайник в подвале спрятал — точно не найдут. Надо потом, когда всё успокоится и забудется, приехать и куда-нибудь понадежнее перепрятать. Лет через сорок-пятьдесят потомкам будут бесценными артефактами для изучения.

Жабу задушил. Вздохнул и, пятясь, отыграл назад. Ну его, кольт и купить при желании можно, паспорт — как и личину — всё равно менять. А пять тысяч золотыми кружочками с царственным профилем — так их под подоконником еще найти нужно.

Зря, что ли я остатки в семь сотен бумажками под матрасом и в одежде держал? Две специально публичные заначки. Нашли — радуйтесь, всё!

Остальное пусть думают где. Может Долгорукие идейку с банками подкинут. Докумекают же зачем я к французам заходил. Только и там вряд ли им что отдадут — ни одного именного вклада не оставил. Но и мне могут не вернуть. Кстати, остальные деньги тоже лучше по каким-нибудь банкам раскидать, хватит с собой золото килограммами таскать.

Уйти-то ушел. Только вот куда теперь податься? Место обитания менять однозначно нужно, как и круг общения. И лучше сегодня отмигрировать. Завтра и до оцеплений с прочёсыванием додуматься могут. Или городовых с дворниками напрягут, те сами за малую мзду и найдут, и возьмут тепленьким. Уходить вообще из города нужно…

Без оружия жутко неуютно, сросся уже, как назло, ни старого револьвера Ле Фоше, ни кольта.

Ни разу не применял, но грели они уверенностью, а сейчас как голый иду. Поэтому в каком-то переулке обрадовался, увидев вывеску оружейного магазинчика Чижова. Чуть не бегом бросился в этот уже закрывающейся по вечернему времени мирок свинца, пороха и масла. Не та «скромная» лавка на Звенигородской конечно. Так — лавчёнка. Шутка. Но сильно скуднее и беднее.

Пистолетов не оказалось от слова вообще, из револьверов только четыре: новый, но какой-то хлипкий наган, царапанный бэушный бельгийский бульдог и пара длинноствольных Адамсов.

При всём «богатстве» выбора брать кроме бульдога нечего. Длинноствольные «американцы» не в тему, а наган и солдатским одинарным ударно-спусковым механизмом, и откровенно кустарным изготовлением не порадовал душу.

Бульдог, правда, оказался тоже с подвохом — с каким-то диким калибром. Пули 0.44 дюйма, на слона, наверное, лили. Почти 11 миллиметров в диаметре, мизинец в кургузый ствол лезет. И снаряжены патроны еще дымным порохом. Но, как не странно, револьвер достаточно удобно лег и в руку, и в кобуру. Пять патронов последнего шанса в барабане.

Полагаться на заверения продавца, что это карманная модель, не стал и просто осчастливил его, потратив еще пяток рублей на скромную открытую поясную кобуру и пачку в 25 патронов.

Ну и складной нож взамен оставленному на квартире засапожнику взял. Про себя посмеялся: «Колбаску там порезать… или еще кого задушегубить».

Что делать, куда податься поздним вечером человеку, когда его ловят и некуда идти?

Искать квартиры или гостиницы, имея хвост из жандармов и церкви? Может и можно какому-нибудь Бонду, но я не рискнул. Поймал извозчика и уехал на Финляндский вокзал, а там — на поезд и адью!

Хотел взять до Гельсингфорса — столицы Великого княжества Финляндского, — и покинуть гостеприимную столицу Империи, но потом заметил две подозрительные личности очень уж внимательно прислушивающихся к моей беседе с кассиршей — то ли местный криминалитет уши греет, где денежку найти, то ли уже по мою душу топтуны землю роют…

Переиграл. Решил поплодить сущности и взял билет до Рийхмияки. Правда, билет смог купить только в первый класс.

Подумал-подумал, разглядывая билетик, — явный след посчитал необходимым оставить, по методике Штирлица. Пусть из множества возможных гипотез мои преследователи попытаются вычленить единственно реальную. И спичечный коробок ищут. Ресурсов не хватит!

Для того, чтобы усилия не пропали даром, что нужно? Правильно, чтобы утром моё отбытие точно в сводки градоначальнику попало. И, не важно, как — слушком, рапортом жандармов или газетным репортажем. Вообще шикарно, чтобы еще и двумя-тремя путями. Ну а дальше и до моих ловчих донесут…

Во-первых, решил поднапрячь служителей чёрных кабинетов. Родине так сказать, долги отдать, да и Беккеля с Дедом тоже «отблагодарить» за хлеб-соль и разбитое рыло, пусть жизнь и им мёдом не кажется. Купив несколько конвертов с открытками, написал послания.

Беккелю: «Ушел по плану. Уезжаю, как и договаривались с Вики. Буду шестого». В левом углу нарисовал символ NATO. К открытке в конверт вложил оторванную половинку пятирублевой ассигнации.

Одному Беккелю писать бесполезно, и не перехватят, и особо не поверят. Что там Долгорукий про бриттов, франков и гансов говорил? «У Двора пасутся»? Вот пусть и попасутся. У нас их всегда или любят, что аж в зад целовать готовы, или ненавидят. Из крайности в крайность.

В здание на Дворцовую набережную, дом 4 отправил шифрограмму. Ничего сложного — простенький код Цезаря. Но голову поломать должны, иначе не поверят: «Qcjvmirh, xlimrziwxqirxweviwyggiwwjyp. Zmw — e — zmw mw fvmhpih fc ejeqmpc» («My friend, the investments are successful. Vis-a-vis is bridled by a family»- «Мой друг, вложения успешны. Визави взнуздан семейкой»). И вторую половинку пятирублёвки. Наш Николя, который второй, может мозгами больше думать будет, а не одним местом, выбирая болезную императрицу.

Даже если дойдет письмецо — проморгают наши славные жандармы — пусть сэр Джордж Уильям Бьюкенен сломает голову, что это и от кого. Может свободного времени у британца гадить чуть поменьше будет.

Хотя не должно дойти не прочитанным, это будет уже верхом беспечности и непрофессионализма.

Открытку выбрал с видом Зимнего дворца, ну и над дворцом стилизованное всевидящее око в треугольник вписал.

Даже не знаю, что еще можно тут накрутить, чтобы мозги и жандармам и бриттам сломать от числа гипотез. Если только цифру 1917 в глазу написать?

Посидел, подумал и решил чуть дожать. Может у жандармов хоть что-то дельное выйдет — влияние окружения на царя снизят? Германцам, на Морскую написал: «Эдди продал Николя больную кровь. Наследника не будет. В Большой игре всё отдаст француженке». Ну и опять зашифровал старым, так доставшим меня еще на парах криптографии шифром потомков Аарона — Атбашем. Пусть потом будет Аллоизычу плевок из прошлого на нежную нацистскую ранку. Типа арийцам от евреев, пардон, здесь и сейчас еще жидов.

Вспомнил пары и наш Кустанайский универ — на скупую слезу пробило. Лирика… Работать нужно, до поезда уже не долго.

Два письма в посольства из одного ящика — жандармы просто обязаны просмотреть всю почту или я ничего не понимаю в перлюстрации!

Долгорукой отправил не запечатанную открытку со словами: «Восхищен красотой и умом! Танюша, бросайте всё и выбирайте воды Австралии. С любовью Ваш Влюбленный Рыцарь» — пусть будет шанс спастись в той будущей кровавой бане, что ждет Россию. Всё-таки такая стать и такие мозги как у Танюши должны иметь будущее. Хотя бы как генофонд для человечества. Да и надежда не умерла еще раз к Ташечке подкатить. Уже без папы и по серьезному…

Надеюсь, поставлю питерскую службу царской охранки на уши. Пусть поломают голову. Да и жандармерия с тайной полицией пусть мышей лучше ловят — высший свет получше шерстят.

Ну и след отправления — Финляндский вокзал.

Главное, чтобы меня не поймали, а то шуточки над кабинетами перлюстрации очень сильно боком выйдут. Хотя… Полагаясь только на зрительную-то память сотни-полутора лиц, что меня видели и знают. До хотя бы тотальной паспортизации с повальной фотосъемкой, думаю, это слишком маловероятно. Главное по дурацки не попасться.

Кинул в почтовый ящик письма. Одно дело, надеюсь, сделано. Накидал конспирологических гипотез — теперь скандальчик. Как раз времени впритык осталось.

Что сотворить такого, чтобы утром об этом и сплетничали, и дежурящий городовой по инстанции вынужден был передать, но меня, как зачинщика, не задержали? В голову как ни ломал пришел только пьяный дебош совсем потерявших берега новых русских. Ну или не новых для этого времени.

Образ как-раз в стиле…

Задержит простой городовой богатого буратину? Сам — ни за что, нужны ему потом такие проблемы? А времени «подумать» и «вызвать кавалерию на подмогу» я ему не дам. Уеду.

Вздыхаю, страшновато и не хочется, но бежать без оглядки глупо. Проще сейчас чуть рискнуть и послать все хвосты искать меня подальше, чем потом бегать и трястись, думая, где они меня ищут.

Пусть будет ещё один мой след…

Беру в привокзальном ресторанчике бутылочку коньячка и к коньяку мясной закусочки. Гуляю!

Шустовского не нашлось, пришлось довольствоваться бутылочкой «Древний Эривань». Ну и приговорить для запаха пару рюмочек. Недурственно, я б даже сказал божественно!

Особенно, под ломтик нежного птичьего мясца. Дикого. То ли рябчика, то ли фазанчика. Знали ж предки толк, в том, как и что подать, да как угодить. И куда только потеряли? Выродили до эрзацконьяка из заварки на промышленном спирте и обжаренной ножки Буша.

И ценой-то за этот пир желудка всего лишь в очередную пятирублёвку. Для меня сейчас мелочь, но в душе шевельнулась жаба — всего лишь в стоимость лошади с упряжью — несбыточной мечты и кормилицы сейчас многих российских крестьянских семей… Этот «хруст французской булки» окончательно испортил настроение и разбудил, похороненного в ушедшем детстве, пионера.

Дежуривший на вокзале полицейский чин при моём появление с полупустой бутылкой коньяка не прореагировал практически никак. Стрельнул глазами и забыл. Насмотрелся видимо.

Ну а дальше просто, зашел за угол, отдал, заранее извиняясь, остатки рябчика привокзальной дворняге — ещё когда подходил к вокзалу ее приметил с выводком щенков — дождался, когда, давясь проглотит, и шуганул её в сторону стража порядка.

— Вот бездельники! Распустили тут! — и, выскакивая из-за угла, запустил полупустой бутылкой коньяка ей вдогонку.

Само собой, в собаку не попал, не туда целился. В полицейского, кстати, тоже не смог. Увернулся — резким и быстрым гад оказался. Зато удачно попал в вокзальное окно за ним. Никто не пострадал, но звона, визга и извечного русского мата хватило с избытком.

Ну что ж, тоже не плохо, значит, будет не рапорт, а скандал. Пойдет…

Теперь что, теперь главное морду кирпичом и «я главный» — включать наезд. На дернувшегося полицейского ору:

— Развели тут собачатню! — и чуть добавляю бабьего подвизгивания, — Приличному господину,…Ь! пройти невозможно!

Ну и к городовому, снова меняя шаблон:

— Поймать, утопить!!! Бегоооом!!!

Страж порядка просёк скачущие к нему неприятности и скривился как съевши лимон. Но с места не двинулся. А зря, для него лучше бы побежал…

Выбежавший из здания вокзала толстопузый дядька, решил пойти тем же путем, что и я — кто громче орет, тот и прав.

— Дег’жи его! Дег’жи! Стёкла мне, гаденыш, бить удумал! — и на меня своими сардельками в кольцах, да перстнях тыкать, да грабельки тянуть. — Да я с тобой знаешь, что сделаю?! Пожалеешь, что г’одился!

— Твое мнение ошибочно! Закрой ошибальник! — пришлось даже оттолкнуть слегка — испугался, что еще жиром сходу задавит.

— Ты, сволочь, не только окна вставишь, но и за ущег’б мне по гг’об жизни…

Договорить не дал, просто врезал в челюсть. Что-то торгаши берега путать начали тут…

— Моолчать!!! Раскомандовался тут… Иди прилавок протри!

Севший на зад толстопузый стал красномордым.

— Николай Васильевичу придется попинять, что торгашам воли много дал! — это уже мнущемуся жандарму.

— Да я… Твоего Николая… — торгаш призаткнулся, но, однако, ненадолго, сплюнул юшку, — Он на меня г’уку поднял!

Бедный страж, быстрее всех просёкший кто такой этот Николай Васильевич и чем ему это светит, попытался слиться со стеной у разбитого окна. Безуспешно. Даже несмотря на то, что цветом лица на штукатурку стал похож.

Своё высокое начальство-то он знать просто обязан.

Поворачиваюсь к полицейскому, ловлю его за обшлаг френча, подтягиваю и нежно шиплю:

— Объясни этому барану, кто такой барон Клейгельс. И заткни его… — отталкиваю, ну и, швыряя пару сотенных бумажек за дорогое стекло, добавляю, — прибери тут.

Слишком с избытком за разбитое стекло. Однако толстопузый похоже тоже слишком с избытком разогнался и тормоза потерял — закусил удила, короче, и понёс, отключив мозги.

— Своим золотом швыг’яться у себя будешь, сволочь, а на моем вокзале я хозяин! — однако с задницы не поднимается, но жандарму командует, — Кг’ути его кому сказал!

Ну вот скольких уже привычка меряться с незнакомцами у кого больше под монастырь подводила, а нет же, всё им неймется, всё никак не учатся.

— Вот торгашье племя, чуть царь-батюшка волю дал, возомнили себя выше всех. Уже командуют… — ну и чуть подзуживаю дурня, — Ну убрал пузо!

— Да я тебя… — и граблями своими на меня махать.

За что, естественно, тут же снова схлопотал по роже и сел, тряся башкой, на пятую точку.

— Видишь, как распустились у тебя тут служивый! И бардак, и крамола! Так и бомбистов дождешься! — и, костеря себя за расточительство, достаю еще золотой империал, — На тебе на извозчика, в околоток его доставь! Эту заразу на корню сразу выжигать надо!

Под гробовое молчание покачиваясь ухожу искать свой вагон к поезду. Вякнут, не вякнут? Дернутся? Никто не дернулся.

Что-то мне кажется — переборщил. След слишком уж явный лег…

Успел к самому отправлению. Как тронулись, узнал у проводника о наличии вагона-ресторана и ушел в него ужинать. Ну и саквояжик свой, естественно, захватил.

Всё-таки красиво тут и кормят божественно, даже в поезде! Только отъехали, а уже и сибирские пельмешки с черной икрой и торты на десерт на выбор. И две дамочки ужинающие. Под их неспешную трескотню о светских сплетнях наконец-то спокойно поел. Уже ночь, а я только обедаю. Денёк выдался, как будто колдуна нахрен послал.

Напоследок, по чистой русской традиции, решил третий след оставить. Написал еще одно письмецо послу. С маленькой сенсацией. Без шифра, всего три строчки. И тот же масонский знак в виде глаза в нижнем углу прилепил.

Ну и попросил официанта конверт утром где-нибудь в почтовый ящик кинуть. За рубль чаевых. Пусть по обратному штемпелю ищут, где я. Подальше отсюда.

На станции Парголово, через какие-то полчаса, ушел из вагон-ресторана. Ну и сошел, уже не возвращаясь в свой вагон. Дальше просто: где темнее всего? Правильно — под горящей свечой…

Подумалось: «Кажется опять выплыл Камнев?». И пошутил про себя: «При уменьи и везеньи и камни плавают!»