Воронцов свои права знал, а также наверняка хотел подчеркнуть свой статус, поэтому на улицу он не вышел, а пригласил тройку следователей во главе с Фёдором Мышкиным к себе в кабинет.
— Это же бред! — откинулся в кресле граф, выслушав обвинения в адрес бригадира. — Зачем ему это делать?
— А зачем ему перекапывать две дороги и выдавать за строителей двести пятьдесят боевиков? — развёл руками устроившийся на стуле напротив капитан. — Следствие покажет истинные цели этих людей. Ну, или ваши.
— Вы меня обвиняете? — сквозь зубы процедил граф.
— Пока только рассуждаю, ведь, согласитесь, странно, что ваш подчинённый действует без вашего ведома. Тут одно из двух: или он всё делал за вашей спиной, или выполнял ваши приказы. И кстати, например, вот этот кусок беседы вам, случайно, не знаком? Пока он на листочке, так как сама запись только в единственном экземпляре.
Следователь открыл папку и вынул оттуда исписанный каллиграфическим почерком листок.
— Что ещё?
Граф вальяжно взял в руки листок. И буквально через несколько секунд резко положил его на стол. И сделал он это потому, что его руки вдруг задрожали. Это был законспектированный диалог с диктофона барона Акулова.
— Что это? — севшим голосом спросил он.
— А вы не припоминаете? — поднял бровь Мышкин, по реакции собеседника окончательно убедившийся, что запись настоящая. — Совсем же недавно этот разговор состоялся.
— Где запись? Что это за текст и кто эти люди⁈ — Воронцов резко выдвинул ящик стола и достал оттуда початую бутылку виски и стакан.
Наполнил треть и залпом выпил.
— Я пока вас ни в чём не обвиняю, и, как видите, говорим мы без протокола, — капитан указал на листок. — Но, уверяю вас, я своими ушами слышал то, что написано здесь. И вы услышите. Так вот, сейчас у вас есть последняя возможность объяснить мне, что здесь происходит, так сказать, своими словами. И если они мне не понравятся, завтра с ордером приедут мои люди, и разговаривать мы с вами будем в другом месте. И уже не как со свидетелем. Другие органы и других людей, возможно, заинтересует остальная часть диалога, а меня пока только одна фраза: «Если получится, ещё и ретранслятор на него повесим».
Воронцов ответил не сразу — долгое время он изучал лица следователей и напряженно думал. Потом снова налил и снова выпил.
— Даже если предположить, что этот разговор имел место быть, — хриплым голосом начал он. — Просто предположить. То эти слова вырваны из контекста. Просто говорящий знал про ретранслятор и подумал, почему бы не использовать его тоже. Всё равно наверняка Акулов его и взорвал.
— Отпечатки пальцев и кровь на месте преступления мы нашли не его.
— Да чёрт побери! — взорвался граф. — На хрена Владимиру Степановичу это делать?
— Попрошу сменить тон, — строго сказал Фёдор.
— Прошу прощения, — Воронцов закусил губу.
— Что вы можете сказать по поводу поломки экскаваторов, ваше сиятельство?
— А они тут при чём? — поморщился граф. — Я не подавал никаких заявлений по их порче.
— Они сломались слишком вовремя, и, если бы не моя настойчивость, Владимир Степанович бы нас не пропустил.
— Ну, вы что, хотите сказать, что он и их сломал? Ну, капитан, в самом деле, это несерьёзно.
— Вы считаете? — Мышкин невесело усмехнулся. — А как они были сломаны?
— Владимир Степанович сказал…
Граф сбился и пробежался взглядом по насмешливым лицам следователей.
— Итак. Что вам о поломке сказал главный подозреваемый в поломке? — подбодрил его капитан.
— Внешний кожух не задет, это я и без него видел, внутри все выжжено.
— Какая стояла защита?
— Немного модифицированная стандартная.
— О, даже модифицированная! — Мышкин покачал головой. — Евгений Михайлович, вы должны понимать, что сделать такое с большого расстояния невозможно. По крайней мере, так точно и столько раз подряд. Вернее можно, но для это тут должны собраться пять лучших магов империи.
— То есть это сделали из лагеря? — растерянно пробормотал граф.
— Конечно. Из лагеря и кто-то очень сильный, кто там спокойно, не вызывая вопросов, перемещается. Вы вообще давно знаете Владимира Степановича? Какие у вас с ним отношения? — Капитан достал бланк. — И вот это уже вопросы для протокола. И да, пока мы будем разговаривать, моим людям нужно обыскать дом, особенно те места, где часто бывал ваш подчинённый. Надеюсь, вы не будете возражать?
Довольно быстро мне стало скучно следить за тем, что происходит в усадьбе, и я ещё раз осмотрел её окрестности.
Мда. Гадёныш подготовился хорошо. Куча оружия, включая ящики с гранатами и крупнокалиберные пулемёты. А в его гараже, кроме броневиков, стояли ещё и три огромные похожие на смесь танка и бульдозера машины, предназначенные для того, чтобы проламывать даже укреплённые стены.
О! А это что?
Я увидел суетящихся людей и быстро подлетел к ним. А! А вот и ещё один весомый аргументик в будущих переговорах. Запрещённые гранатомёты в количестве трёх штук. И люди Воронцова в преддверии обыска их тщательно прячут. Прекрасно!
— Дмитрий Николаевич! — В стекло машины постучали. — Не спите?
Я открыл глаза и увидел Костю.
— Просто отдыхал, — сказал я, вылезая на улицу. — Что-то случилось?
— Просто хотел сказать, что мы уезжаем, — сообщил майор. — Полиция уже вызвала подкрепление. Так что они здесь на всю ночь, а у нас свои дела.
— Хорошо. — Я протянул руку. — Спасибо за поддержку!
— Да чего там, мудаки должны отвечать за свои дела, пусть даже они их не успели совершить. — Он крепко пожал мне ладонь. — Кстати, ты там, когда с главным мудаком будешь торговаться, не мелочись. У тебя сейчас в руках очень весомые аргументы.
— Разумеется! Пока. На связи.
— До встречи!
Майор ушёл, а я ещё с минуту подышал свежим воздухом победы и залез в машину.
Победа победой, но Костя прав, мне предстоял самый важный разговор, и из него следовало выжать максимум.
Понятно, что я мог отдать запись следователям и тем самым устроить Воронцовым по-настоящему весёлую жизнь. Но это было нерационально и опасно. Во-первых, у меня бы спросили имена несуществующих подкупленных людей в усадьбе. И вообще, начала бы раскручиваться ненужная мне ветвь, в которой я принимал активное участие в произошедшем, мне же по целой куче причин хотелось остаться в тени.
Во-вторых, даже если случится чудо и суд пройдёт удачно: никто никого не подкупит, меня как свидетеля не устранят, а Воронцовых осудят за умышленное провоцирование конфликта, мне от этого ничего кроме морального удовлетворения не перепадёт. А я люблю материальное удовлетворение.
И желательно большое.
— Катенька, давай! — крикнула Клава.
— Давай! Давай! Давай! — хором поддержали её облепившие верхнюю часть ограды люди. Они стояли на помосте так плотно, что некоторые из них чудом не падали.
«Ничего, у нас лекари есть, — подумала Катя. — Зато нашу очередную победу увидят почти все».
Она вздохнула, с трудом удержалась, чтобы не поплевать на надетые на руки перчатки, и, вздохнув, взялась за вентиль.
— Давай! Давай! Давай!
Чтобы сдвинуть вентиль с места, Кате пришлось приложить немного усилий, зато потом он пошёл как по маслу.
— Сюда, быстрее! — снова крикнула Клава и подвинулась, освобождая место.
— Катя рванула к лестнице и взлетела по ней на ограду.
— Пошла, пошла! — закричали со всех сторон.
— Ура!!!
Крики били по ушам, но внезапно Катя осознала, что тоже вместе со всеми кричит «Ура», машет рукой, а её кожу покрыли мурашки.
А за оградой уже практически полностью засаженное поле будто взорвалось — это во все стороны брызнула вода.
«Первая ветка Савинского водопровода официально запущена, — подумала девушка. — И это во многом моя заслуга!»
— Умница, Катюша! — Будто прочитав её мысли, Клава прижала её к пышной груди. — А теперь пойдём!
— Куда? — удивлённо спросила Катя.
Она не хотела никуда идти и не могла отвести взгляда от расположенных во много рядов на одинаковом расстоянии друг от друга гипнотизирующих фонтанчиков.
— Пойдём, пойдём, насмотришься ещё. — Клава настойчиво подтолкнула её к лестнице.
— И куда? — спустившись, спросила Катя.
— Как куда? — подмигнула ей женщина. — Не только же сюда мы воду провели.
— Точно!
Фонтанчики мигом вылетели у девушки из головы, и их место заняли лейки в душевой. Да, это пока общественный, но, блин, самый настоящий душ! И места в нём ограничены.
— Догоняй! — крикнула уже отбежавшая на десять метров Клава.
«Ни хрена, — подумала, срываясь с места, Катя. — Я заслужила быть первой!»
Разговор с Воронцовым состоялся в небольшой, спрятавшейся в зеленых кустах, открытой беседке недалеко от его усадьбы. От дорожки, по которой туда-сюда бегали полицейские, было достаточно далеко, но мы все равно установили изолирующее звуковое поле. Причём оба.
— Ну, здорова, — оскалился Воронцов, окидывая меня оценивающим взглядом.
— Здоровее видали, — отзеркалил я его лицо и достал рацию. — Начнём, пожалуй, с этого. Свят, вруби его сиятельству запись.
Что-то защёлкало, а потом послышался голос самого Воронцова.
— Как только полиция свалит, я проеду по его сраной деревеньке катком…
…
— … Именно!
Запись закончилась, и я выключил рацию.
— Извините за качество, поверьте, напрямую с диктофона ваш голос звучит гораздо лучше.
— Как ты это… — начал Воронцов, но, окинув меня взглядом, замолчал.
— Не переживайте, сейчас диктофона у меня с собой нет, и я рад, что вы не взяли свой. Так что мы можем говорить прямо. Если вы хотели спросить, как я получил эту запись, то это пока неважно. Давайте поговорим о делах ваших скорбных.
— Моих скорбных? — сжал кулаки Воронцов.
— Ну не моих же, — усмехнулся я. — Это не по моему дому сейчас бегают полицейские. Не мою правую руку обвиняют в терроризме на основании неопровержимых улик. Не я потерял почти весть автопарк техники. Не я в открытую признался в том, что мой клан ведёт безосновательные войны и убил много ни в чем не повинных слуг императора.
Про «много» и «неповинных» я лишь предположил, но для красного словца сойдёт.
— Плюс помехи действиям полиции и ликвидаторов, — продолжил я, с удовольствием наблюдая за тем, как в гневе краснеет собеседник. — Не я подсылал в соседнюю деревню человека с бомбами. Он, кстати, рассказал мне много интересного о вашем сотрудничестве. Ах да, ещё и хранение гранатомётов… Да не дёргайтесь, пока полиция про них не знает, и если мы договоримся, то не узнает и впредь. И запись эту я могу завтра на радио не ставить крутиться, а тихо спрятать.
— Это ты, гнида, всё подстроил? — скрипя зубами, обвёл рукой территорию усадьбы Воронцов.
— Нет, мудила, это ты со своим сраным помощником решил на меня напасть, хотя мы даже не знакомы, и ты мне за это заплатишь!
— Ты меня недооцениваешь, щенок! У меня большие связи.
— Я знаю. Но они не помогут. Тебя же уже даже Кирюша, брательник твой, предупреждал, что по грани ходите. А сейчас эту грань ты огромным прыжком перепрыгнул.
— Это твои фантазии…
Воронцов сплюнул на пол беседки, но я уже чувствовал, что он прогибается, и моё лёгкое ментальное давление помогает ему в этом.
— Ни хрена подобного! А тебе я советую подумать, что будет петь в тюрьме на допросах твой дружок. Думаешь, он сдаст тех, кто заказал ему ретранслятор? Вот ты не угадал. За это ему вышка сразу. Он будет петь об организованных тобой войнах и планируемом нападении на меня и говорить, что он всего лишь выполнял твои приказы. И эта запись очень ему поможет в этом.
— Сука! — Воронцов в сердцах пнул ногой и опрокинул лавку. — Хер с тобой! Я уведу войска!
— Войска⁈ — Я искренне рассмеялся. — Ты что, реально думаешь так просто отделаться?
— Что ты ещё хочешь? — после паузы процедил граф.
Вот, похоже, созрел.
— Придурок. — Я сделал шаг к нему и понизил голос. — Ты что, реально думаешь, что я сам всё это провернул? Что за одним тобой стоят большие люди? Включай мозги! Ты кое-кого очень сильно достал, а сейчас влез на его территорию. И это простым «отведу войска» не исправишь!
Есть! Факты, ментальное воздействие и сокровенные страхи вкупе дали мощный синергетический эффект. Воронцов испугался. И испугался серьёзно.
— Что ты хочешь? — прохрипел он.
— Ты должен отписать на меня эту усадьбу, а также всё, что находится в километре от неё, включая всю технику и оружие.
— Да ты больной совсем? — Глаза графа широко распахнулись. — С дуба рухнул, что ли?
Ну чего сразу с дуба? Да, немного преувеличил, чтобы было с чем торговаться. Зато ты, хмырь поганый, теперь будешь думать в нужном направлении и нужными масштабами.
— Если я всё это отдам, мы разоримся! Да и большая часть техники в аренде!
— Давай только не прибедняйся. — Я уткнул палец ему в грудь. — Копейки нас не интересуют! Если ты не в состоянии выплатить нормальную компенсацию, то нам выгоднее раздавить тебя и весь твой вшивый клан.
— Руку убери, — прорычал Воронцов и, вынув из кармана маленькую флягу, приложился к ней. — Усадьбу отпишу. Это всё.
— Усадьбу с правами на кристалл и всем оборудованием. Три бульдозера, четыре экскаватора работающих. Три броневика и те гранатомёты, если их полиция не найдёт, оставишь в том же месте. С боеприпасами. Также пулемёты, автоматы и патроны для них, которыми сейчас забиты два склада. И самое главное, ублюдок, запомни. Ещё одна несанкционированная война, и запись вместе с остальными уликами пойдёт куда надо. И да, разумеется, лежать оно всё будет в тайнике и в случае моей преждевременной смерти тут же обнародуется.
— Это слишком…
— Торг закончен, у тебя пять минут на размышления. Или ты согласен или, считай, клана Воронцовых больше нет. И да, все те, кого будут отпускать полицейские, должны прямо сегодня отсюда уехать. Присутствие большой группы твоих воинов ближе чем в сорока километрах от Савино будет рассматриваться нами как нарушение договорённостей. Время пошло.
Я снял звуковой барьер и сел на лавку, любуясь трясущимися губами на лице поверженного врага. В том, что он мои условия примет, я был абсолютно уверен.
В Савино мы вернулись глубокой ночью, но нас уже ждали.
— А остальное где? — Катя окинула взглядом три трофейных броневика. — Вы же по рации сказали, что ещё бульдозеры и экскаваторы будут.
— Завтра привезём, — усмехнулся я, спрыгивая с зелёного корпуса мощной машины. — Там сейчас полицейских много, не очень удобно было.
— Моща! — Влад довольно улыбнулся.
— Это откуда такая красота, ваше благородие? — спросил подошедший Виктор Харитонович.
— Часть трофеев по договору с Воронцовым.
— Хреново, что он тут рядом, конечно, — вздохнул полковник. — Наверняка запомнит и потом снова что-то затеет.
— Наверняка запомнит, — рассмеялся я. — Только вот рядом его не будет. Усадьба Пантелеева-Воронцова теперь тоже моя.
Я подмигнул обалдевшему вояке и снова повернулся к Кате.
— Как тут у вас?
— Первая ветка водопровода успешно запущена, — довольно улыбнулась девушка. — А душ опробован!
— Молодцы!
— Да, мы молодцы. — Катя открыла папку. — Закончили все общаги, даже построили одну сверх плана, чтобы не очень тесниться. Доделываем мебель в них. Пилорамы все тоже закончены. Пока мощностей хватает. В пиковые часы не хватает мест в тавернах. Завтра начнём строить ещё две. Только брёвна почти кончились. В мастерских почти закончена модернизация… Да чего там… — девушка захлопнула папку и довольно откинула чистые белые волосы. — Всё по плану. С утра за кофе готова принимать новые задания. Думаю, рук хватит заняться в том числе кирпичным заводом.
— Прекрасно.
Я широко улыбнулся — как приятно заканчивать долгое дело. И заканчивать его с большим прибытком. Завтра закрыть хвосты с Воронцовым, заехать к Синицыну, и можно вплотную заняться деревней и окрестностями.
— Тогда всё утром! — Я зевнул, довольно потянулся и пошёл в сторону усадьбы.
— Дмитрий Николаевич! — Едва я повернул на свою улицу, меня окликнула Мила.
— Привет, красавица. — Я помахал ей рукой, но, увидев взволнованное лицо девушки, тут же напрягся. — Что-то случилось?
— Нет. То есть да! — Девушка подошла ко мне и, схватив за руку, потянула за собой.
— Да что такое? — нетерпеливо спросил я, следуя за ней.
— Макс очнулся!
— Макс?
— Это больной из лаборатории Харитоши. Он хочет поговорить с вами.
О! А вот это очень интересно!
Я прибавил шаг и следом за Милой повернул на участок с тюрьмами.