Как стать злодеем в Габене

Глава 15. Ворон с монетой в клюве. Продолжение.

Мистер Томмс был обычным клерком. Он одевался неприметно, носил стрижку «Формалль», какую носили все клерки в городе, любую лицевую шевелюру, вроде усов или бороды, себе не позволял и повсюду таскал с собой портфельчик для бумаг.

И сейчас, стоя за дверью, которая вела на крышу банка, он очень жалел о том, что портфельчика при нем нет. Руки его дрожали, и их некуда было деть.

Обычная конторская жизнь Роберта Томмса за последние два дня круто изменилась. И сейчас, именно в эти минуты, она менялась еще больше…

Взвыла сирена, и все внутри клерка сжалось. Пути назад нет. «Протокол» запущен. Началось…

За дверью раздался лязг – на крыше открыли крышки люков. А затем загрохотали какие-то механизмы. Стены коридора задрожали, круглые плафоны на газовых рожках мелко завибрировали. Банк наполнился гулом.

«Протокол» в действии: автоматоны со всего здания отреагировали на призыв и по трубоходам устремились в вестибюль.

Мистер Томмс боялся даже задумываться о том, что сейчас происходит в вестибюле. Он не знал, как эта женщина собирается управиться с двумя дюжинами механических охранников.

Зои Гримм одновременно и пугала, и восхищала мистера Томмса. Когда она рассказала ему о том, что задумала, он согласился с мнением, которое ходило в городе: она безумна. Но при этом он почему-то ей поверил. Поверил, что все получится.

«Столько зла они причинили! Но еще больше его будет причинено, если я не сделаю то, что должна, – сказала она ему. – И вы поможете мне. Это ваш шанс все исправить, мистер Томмс. Все закончить…»

Роберт Томмс хотел все исправить, но при этом он был из тех, кто знал подлинную мощь банка. Выслушав план Зои Гримм, он сказал:

«Только чудо поможет вам все это провернуть и не умереть…»

«Верно, – ответила она. – Новогоднее чудо…»

Он поправил шарф и, отодвинув засов, открыл дверь. В проем тут же ворвался порыв ветра, принесший с собой снег, а следом пролетела механическая ворона. Словно и не заметив клерка, она шмыгнула через этаж и скрылась в заблаговременно открытой кабинке лифта.

Тяжело вздохнув, мистер Томмс посеменил к лифту. «Пассажир» уже сидел на диванчике, сложив крылья и сверля его рыжим ламповым взглядом.

– Счастливого пути, – сказал клерк и, выбрав на переключателе отметку «Коридор хранилища», выскочил в коридор и задвинул решетку.

«Первая задача выполнена», – подумал мистер Томмс, глядя, как стрелка на полукруглом указателе над лифтом медленно ползет, сменяя номерки этажей.

Насилу оторвав взгляд от стрелки, мистер Томмс двинулся к лестнице, но прежде, чем его нога сошла на первую ступеньку, он вдруг остановился.

Ему предстояло сделать то, чего он боялся больше всего. Роберт Томмс почувствовал, как его трясет, как от лица исходит жар – и все это от одной лишь мысли о том, что его ждало впереди. Мистеру Томмсу срочно требовалось перевести дыхание, сделать хотя бы один глоточек свежего морозного воздуха.

Согласно «Протоколу вторжения», все автоматоны должны были покинуть крышу – так что никто не удивится его появлению там.

Мистер Томмс вернулся к двери, толкнул ее и вышел под открытое небо. Его пальто и шляпа остались на третьем этаже, на вешалке, и он тут же замерз. Ледяной ветер пронизывал насквозь.

На причальной площадке для аэрокэбов и небольших дирижаблей, как и ожидалось, никого не было. Несколько раз в день ее расчищали от снега, но тем не менее сейчас ее покрывал гладкий белый ковер. Швартовочные механизмы с огромными катушками по углам площадки скрывались под сугробами.

Мистер Томмс бросил взгляд в небо – лишь чернота да снежинки. Он вдруг словно выключился. Эти снежинки опускались так медленно, меланхолично – в них было что-то успокаивающее, усыпляющее…

Где-то там, внизу, сейчас творится подлинное сумасшествие, но здесь… так тихо и…

Справа, за рядом дымоходов, что-то заскрежетало, и мистер Томмс обернулся.

«Болван! – пронеслось в голове. – Какой же я болван!»

Из-за труб, покачиваясь из стороны в сторону, вышел автоматон в черной форме с золочеными пуговицами.

Душа мистера Томмса ушла в пятки. Он ведь полагал, что все они спустились по своим трубоходам!

Механоид пошагал к нему через причальную площадку, подняв дубинку.

Мистер Томмс попятился, но латунный охранник не стал терять времени. Он дернул рукой, кисть-захват отделилась и выстрелила, зазвенела разматывающаяся цепь.

Клерк вскрикнул, когда металлические клещи вцепились в его ногу.

Глаза-фонари автоматона загорелись ярче, и в мистера Томмса ударили два красных луча света. Он поднял руку, прикрывая лицо.

Механоид пророкотал:

– Вы на-ру-ши-ли «Про-то-кол втор-же-ни-я». Вы бу-де-те не-мед-лен-но…

Что именно должно было произойти с мистером Томмсом, так и осталось загадкой.

Сверху раздался рокот пропеллеров.

Клерк и автоматон одновременно задрали головы.

Мистер Томмс не успел понять, что произошло, когда раздался грохот, и в нескольких шагах от него на крышу плюхнулся – иначе это и не назовешь – аэрокэб.

Посадка явно не была мягкой, но лучше всех об этом знал автоматон-охранник – его механические ноги торчали из-под колеса экипажа. Под днище аэрокэба тянулась цепь.

Все случилось так быстро, что мистер Томмс даже не заметил, как захват расцепился и спал с ноги.

Пропеллеры выключились, все фонари, кроме одного, над кабиной, погасли. С замиранием сердца Томмс наблюдал за экипажем, ожидая, что же будет дальше.

А дальше дверцы кабины открылись, и на крышу вывалились два, судя по их виду, весьма нетрезвых снеговика.

Мистер Томмс отшатнулся – он все еще испытывал трепет перед этими странными и причудливыми созданиями. И от того, что они были к нему дружелюбно (или, вернее, безразлично) настроены, легче не становилось.

Подковыляв, снеговики остановились и принялись разглядывать клерка. Мистеру Томмсу стало не по себе от этих взглядов и кривых нестираемых усмешек.

– Я все сделал, – промямлил он. – Э-э-э… почти. Я запустил ворону. Осталось сделать только…

Один из снеговиков вскинул руку и покачал указательным пальцем, давая понять, что ему не интересно, что там мистеру Томмсу осталось сделать.

– Я… – Мистер Томмс бросил неуверенный взгляд на одного, затем на другого. – Я пойду, да?

Снеговики кивнули. Клерк уже повернулся было к двери, но, расхрабрившись, спросил:

– А вы… Вы мне поможете?

Снеговики одновременно покачали головами.

Томмс закусил губу.

– Верно, я должен сделать это сам.

***

Глава Грабьего отдела, Варфоломеус Б. Выдри, сидящий за своим столом, не был похож на Варфоломеуса Б. Выдри, изображенного на портрете, который висел на стене кабинета. Сейчас не был похож.

Нарисованный толстяк выглядел величественно, грозно и внушительно, в то время как его «оригинал» нервничал, елозил в кресле, потел и трясся. Сердце никак не хотело успокаиваться, колотясь в груди, сигара покачивалась в дрожащих губах.

А ведь каких-то десять (или сколько там прошло?) минут назад он был вне себя от радости и предвкушения. К нему на стол пришли бумаги о новеньком безнадеге! Очередная ссуда была выдана, а это значило, что премия уже, можно сказать, лежала у него в кармане. Признаться, он до последнего сомневался, что Томмс исполнит поручение, но и пять безнадег было достаточно. Более того – это было на два безнадеги больше, чем требовала от главы Грабьего отдела мадам Ригсберг.

Господин Выдри знал, что правильно будет «на двух безнадег больше», но для него эти никчемные поберушки людьми не являлись. Безнадеги в его мире были не более, чем бездушными предметами или, точнее, цифрами. Его не заботили ни их имена, ни их трагичные истории.

Шесть безнадег всего за день! Подумать только!

Господин Выдри, что бы о нем ни думали его подчиненные, самодуром не был. Он прекрасно знал все сложности процедуры, ведь когда-то ее лично разработал. Банк был в постоянном поиске тех, кто оказывался на краю, – неудачников, у которых не оставалось выбора. А когда такой неудачник отыскивался, агенты из особого отдела перекусывали последнюю проволоку (или, как это называл сам господин Выдри, «проволочку»), которая могла удержать потенциального безнадегу и дать ему надежду. Затем к неудачнику приходил лучший банковский всучиватель ссуд мистер Вермиттлер, непревзойденный мастер сыпать соль на раны, смещать акценты и внушать, внушать, внушать, что лишь небольшая ссуда (с очень маленьким процентом) исправит положение.

Что ж, мистеру Вермиттлеру за сегодня пришлось истоптать немало порогов. Да и Томмс, чего скрывать, потрудился на славу. Разумеется, господин Выдри считал это все в первую очередь собственной заслугой: хороший начальник всегда знает, как стимулировать своих подчиненных. «Не бывает непосильных задач – бывает неспособность в достаточной мере передать неукоснительность исполнения требуемого».

Томмс был исполнительным и трусливым – лучшие качества для работы под началом господина Выдри. Ему, правда, недоставало беспринципности, он был мягким, как подплавленный сургуч, но с этим глава Грабьего отдела мог смириться: пока одни руки сжимают чье-то горло, другие заполняют бумаги, а шестеренки крутятся…

Когда со стола мисс Коггарт пришли документы по «ссудопроизводству» на последнего безнадегу, господин Выдри, лично взялся заполнять Грабий список. Он не любил писать: все эти чернила, промокательные бумаги, скрипучие перья ручек… Но ему нужно было вписать лишь одно имя, заполнить лишь одну строчку и вырисовать лишь одну цифру в кружочке итога.

Выводя в книге «Хоренбон Тратч Ти, младший» (странное имя, ну да ладно!), господин Выдри со злорадством думал, как он обскакал этого хлыща Муни из Биржевого отдела. Шпион, засланный господином Выдри в Биржевой отдел, докладывал, что дела у Муни шли неважно: еще бы, ведь акции – такая непостоянная штука! Они имеют свойство внезапно обесцениваться, если запустить парочку неблаговидных слушков.

Господин Выдри уже подумывал, как забавно будет на Новогоднем ужине у мадам Ригсберг предложить Муни взять ссуду, чтобы поправить дела, когда до него донесся отдаленный грохот.

Это произошло так неожиданно, что господин Выдри дернул рукой, и с пера ручки прямо на страничку упала жирная клякса.

Проклятье!

Глава Грабьего отдела прислушался. Звук шел вовсе не из-за окна, как он сперва решил, а из банка – откуда-то снизу.

Грохот повторился, а затем опять. Это в вестибюле или на втором этаже? Что там у них творится?!

А потом завыла сирена, и сонный банк ожил. Из-за стен донесся гул. Портреты качнулись. Господин Выдри уронил ручку.

«Этого не может быть! Неужели снова?! Он вернулся?!»

Дрожащей рукой господин Выдри достал из ящика стола револьвер – в жирных, увенчанных перстнями пальцах главы Грабьего отдела он казался совсем миниатюрным.

– Что делать? Что делать? – пробубнил господин Выдри, и его голова наполнилась суматошными мыслями: «Если это то, что я думаю, вестибюль перекрыт!», «Мне ничто не угрожает!», «Нужно убираться отсюда… если я сейчас вызову аэрокэб, он прилетит через… Проклятье! Аэрокэбы ведь сейчас не летают!»

В дверь кабинета раздался стук, и господин Выдри содрогнулся.

– Кто?!

– Это я, сэр! – сообщили из коридора, и страх чуть отступил. И все же господин Выдри был так взбудоражен, что не замечал, как пепел с его сигары падает ему на грудь и живот.

– Томмс?!

– Да, сэр, это я, – раздалось из-за двери.

– Войдите!

Дверь открылась, и клерк вошел в кабинет.

Господин Выдри опустил револьвер.

– Что там творится, будьте вы неладны?!

– Запущен «Протокол вторжения», сэр.

Господин Выдри запыхтел:

– Я и так это знаю, чтоб вас! Но что именно творится?

– Полагаю, нас грабят, сэр.

– Что?! Грабят?! Это возмутительно!

– Вероятно, сэр.

– Нужно сообщить мадам Ригсберг, полиция уже, вероятно, едет! Где Ратц и его люди?

– Отбыли еще днем. Они охотятся за Карибианом.

– Проклятье! Как неудачно все сложилось!

Мистер Томмс пожал плечами и сказал:

– Или же, наоборот, удачно, если смотреть на все это глазами грабителей.

Глава Грабьего отдела злобно зыркнул на подчиненного.

– Почему вы так спокойны? И… почему вы ничего не предпринимаете!

– А что я могу, сэр? Я ведь простой клерк с третьего этажа…

Господин Выдри прищурился. Что-то с Томмсом было не так. И он почти сразу же понял, что именно. Томмс – удивительное дело! – не испытывал ни малейшего страха перед начальником.

– Мне все это не нравится, Томмс, – сказал господин Выдри.

– Я понимаю, сэр. – Клерк кивнул. – Но сейчас ведь Новый год, время платить по счетам – так что, думаю, вам тоже придется погасить свою ссуду.

Господин Выдри выпучил глаза.

– Что еще за вздор?!

Томмс пояснил:

– Наш отдел не случайно называется «Грабьим» – мы грабим людей. Вот это, – он кивнул на книгу, лежащую на столе, – доказательство того, что мы делаем.

– Ничего не понимаю, – рявкнул господин Выдри, отчего несколько его подбородков колыхнулись. – Томмс! Вы вдруг заговорили на каком-то непонятном языке! Извольте выражаться по-габенски!

Роберт Томмс перешел на понятный начальнику язык:

– Прибыль, сэр. Вы дали мне задание. Шесть безнадег. Я добыл их вам. Мисс Коггарт отправила вам бумаги шестого, не так ли?

– Что за бред, Томмс?! – воскликнул господин Выдри. – Сейчас не до того! Банк грабят!

Но Томмс будто не услышал:

– Добыть одного безнадегу крайне трудно, а шестерых… Но я справился. В какой-то момент я было решил, что мне не удастся заполучить шестого, но он неожиданно сам ко мне пришел. Вы довольны моей работой, сэр?

– Забудьте о треклятых безнадегах! – Господин Выдри повернулся на кресле спиной к подчиненному и уставился в окно. – Почему полиция не едет?! «Протокол вторжения» включает в себя немедленное появление этих идиотов из Дома-с-синей-крышей. Где их носит? Вы слышите колокола с синих фургонов, Томмс?

– Не слышу, сэр.

Голос Томмса неожиданно раздался над плечом начальника Грабьего отдела, и тот, вздрогнув, поднял голову.

Клерк глядел на него не моргая.

– Что… вы… – недоуменно выдохнул господин Выдри.

Мистер Томмс размотал шарф. В верхней части его шеи проходила глубокая багровая борозда, на коже пропечатались косые черточки – следы от веревки.

– Что это, Томмс? – прошептал глава Грабьего отдела.

Губы клерка исказились.

– Томмс мертв, – сказал он. – Этот глупый человек сейчас висит в петле в своей гостиной. А к вам явился мстительный призрак, господин Выдри, чтобы призвать вас к ответу за свои злодеяния.

Господин Выдри широко раскрыл рот, и сигара, выпав, покатилась по жилетке.

Томмс и правда выглядел, как призрак: мертвенно-белое лицо, непроглядно-черные круги вокруг глаз, запавшие щеки и серые, потрескавшиеся губы.

Расчетливый и приземленный глава Грабьего отдела «Ригсберг-банка» в различную суеверную чушь не верил, но сейчас… он ведь сразу понял, что Томмс на себя не похож!

Господин Выдри медленно поднял руку и ткнул пальцем Томмса в грудь. А потом выдохнул с облегчением – на миг он даже поверил в то, что тот – призрак, и подумал, что палец пройдет сквозь подчиненного.

– Будьте вы прокляты со своими идиотскими шуточками, Томмс!

– Сколько жизней загублено… – глухо проговорил клерк. – Сколько ни в чем не повинных людей убиты. И ради чего? Чтобы какой-то безнадега остался в наших книгах? Если бы я только знал раньше, если бы только задумался. Но нет, я просто каждое утро входил в проклятые двери банка, принимал пилюлю от горемычного порошка, поднимался на свой этаж и садился за стол. И помогал вам убивать людей…

– Что вам нужно от меня, Томмс?!

– Я пришел сюда покончить с…

– Со мной покончить?! – искривил губы господин Выдри. – Убить меня удумали?! Да вам духу не хватит! Жалкий, бесхребетный червяк! Я бы, может, даже зауважал вас, если бы вы не были тряпкой и попытались воплотить свои бездарные угрозы в жизнь!

Томмс поднял бровь.

– Вас? Нет уж, вы так легко не отделаетесь… Я пришел сюда убить безнадег.

– Каких?

– Всех.

Господин Выдри дернул головой и округлил глаза.

– Вот ведь номер! И как, скажите на милость, вы это устроите? К каждому заглянете домой?

– Я ведь сказал. Я убью безнадег, о людях речи не шло. Я разорву эти удушающие нити, которые связывают их с банком. Они освободятся от нас. Больше не будет никаких горефунтов, непогасимых ссуд, отправок в долговую тюрьму. Больше не будет безнадег.

– И как вы это провернете?

Вместо ответа Томмс бросил взгляд на раскрытый «Грабий список», и мистер Выдри все понял.

– Идиот! Никчемность! Бумажная крыса! – прорычал он. – Вы, видимо, забыли, на кого скалитесь! Вы думали, что я так запросто отдам вам самую главную банковскую ценность?

– Так я и думал. И не только эту книгу.

– И что же еще?

– Мне нужен еще и «Малый Грабий список», который вы держите при себе. Особые безнадеги…

– Вы спятили, Томмс!

– Нет, – ответил клерк. – Но как вы и сказали, я – бумажная крыса.

Томмс полез в карман сюртука и вытащил нож для разрезания бумаг.

Господин Выдри уставился на него, а потом вдруг расхохотался и зааплодировал.

– Я вам скажу, как все будет дальше, Томмс, – сказал он. – Вы нацепите виноватый, покорный вид, который вам так к лицу, и отдадите мне нож. Потом примете свои пилюли от безумия, которые вы, очевидно, забыли принять. Затем, я выпишу вам премию за хорошо исполненную работу и докину несколько фунтов за то, что повеселили меня (выпьете в Новый год за благополучие нашего любимого Грабьего отдела). Вы поможете мне разгрести бардак, устроенный внизу. И если вы вновь станете собой, послушненьким и благоразумненьким Томмсом, то я прощу вам вашу выходку, и завтра, вернувшись в банк, вы переберетесь на четвертый этаж – займете соседний стол с мистером Вермиттлером. Что скажете?

Мистер Томмс ничего не сказал. Сжав зубы, он бросился на господина Выдри. Но тот не медлил.

Он незаметно переключил под подлокотником рычажок, и в тот же миг из спинки кресла вырвалась механическая рука, сжатая в кулак.

Она со всей силы ударила мистера Томмса в живот, и тот согнулся пополам, хватая ртом воздух. Нож для бумаги выпал из разжавшейся руки.

Господин Выдри, кряхтя и пыхтя, поднялся из кресла. О, как он не любил это делать!

Ногой отшвырнув подчиненного, глава Грабьего отдела взял прислоненную к столу трость.

– Ты думал, что я так просто все забуду?!

Размахнувшись, он ударил мистера Томмса тростью. Тот закричал от боли и упал на пол.

– Или думал, что такое ничтожество, как ты, может просто так заявиться сюда и угрожать мне?!

Новый удар заставил подчиненного взвыть.

– Рассчитывал, что я ничего не стану предпринимать, пока какая-то букашка пытается испортить дело всей моей жизни? Третий этаж – это твой предел, ничтожество!

Тяжелый набалдашник трости пришелся в лицо. Томмс схватился за скулу.

А господин Выдри продолжал наносить удары и насмешки. Он был так сосредоточен на корчащемся на полу подчиненном, что не услышал, как где-то внизу заскрежетала решетка.

– Отдать ему «Грабий список»! Отдать ему «Малый Грабий список»! Я ведь говорил, что вышвырну тебя в окно? Кажется, этот момент настал!

Томмс пополз прочь, сплевывая кровь на дорогой ковер.

– Ты решил, что тебе по силам управлять судьбами?! Но как бы не так! Это я управляю судьбами, а ты мельче и незначительнее, чем моя тень!

– Ты управляешь судьбами? – раздался вдруг жуткий голос, и свет в кабинете погас.

Господин Выдри повернул голову, и его челюсть отвисла.

Едва умещаясь в дверях, чернела громадная сгорбленная фигура. Два глаза горели рыжим пламенем.

– Ты… – только и смог выдавить господин Выдри.

– Я, – ответил великан и боком протиснулся в кабинет. Зазвенели бубенцы, звякнули цепи…

Господин Выдри попятился.

– Этого не может быть… Ты вернул шубу!

Трость задрожала в его руке.

– А я помню тебя… – пророкотал обладатель горящих глаз. – Вечно ошивался рядом с Ригсбергом, щуплый, суетливый… ловил каждое его слово… Погляди на себя: жирный хряк, который едва стоит на ногах!

– Ты не можешь… ты наш!

– Больше нет! – рявкнул великан и, тяжело ступая по полу, подошел к господину Выдри, навис над ним.

Глава Грабьего отдела вскинул трость, но великан успел быстрее. Он схватил толстяка за горло своей мохнатой лапой, длинные кривые когти обхватили вислую шею господина Выдри вместе со всеми его подбородками.

– Так какими судьбами ты управляешь, человечишка? – прорычал великан господину Выдри в лицо, обдав его печным жаром и вонью падали. – Если ты даже своей сейчас не хозяин…

Мистер Томмс перевернулся и, зажимая ребра рукой, сел. Он был испуган не меньше начальника. Огромная черная фигура казалась продолжением стоящего в кабинете мрака. Зои Гримм предупреждала его, но он не особо ей поверил. Да и к тому же одно дело слышать о таком от кого-то, и совсем другое – лицезреть все своими глазами…

– Где она?! – рыкнул великан, но толстяк лишь что-то забулькал в ответ. – Я спросил: где она! Говори!

– Она… – прохрипел мистер Томмс, – во внутреннем кармане жилетки… слева…

Свободной рукой великан схватил господина Выдри за живот. Рванул когтями, и пуговицы разлетелись в стороны. Достав из внутреннего кармана жилетки главы Грабьего отдела небольшую книжечку, он швырнул ее на ковер, к ногам Томмса.

Клерк подобрал ее.

– Что мы с ним сделаем, мистер Томмс? – не поворачивая головы, спросил великан. – У вас есть идеи на этот счет?

– Этот ублюдок любит выбрасывать людей через окно, – сказал Томмс.

Губы великана растянулись в улыбке.

– В эту Новогоднюю ночь я несу тебе справедливое воздаяние, человечишка. Ты очень плохо себя вел все эти годы.

Схватив господина Выдри за шиворот, великан потащил его к окну. Глава Грабьего отдела закричал…

***

– Ну вот… Конечно же, мне досталась самая тяжелая работа! – возмущенно пробурчал Говард Бек, подтаскивая мешок – нет, мешочище! – к лифту.

В подземном коридоре, ведущем к банковскому хранилищу, все было по-прежнему. Охранники под предводительством мистера Борчча лежали вповалку, продолжая подергивать то рукой, то ногой, только теперь они для верности также были связаны. Коридор от газа очистился, постепенно всосавшись в воздухоотводы после того, как Говард толкнул один из рубильников в рубке. Синеватый дым кукле вреда причинить не мог, но он затруднял видимость, и Говарду надоело постоянно спотыкаться и натыкаться на стены.

– И прошу заметить, это вовсе не кукольная работенка! – пропыхтел он, затащив мешочище в кабинку, где уже неаккуратно громоздились еще четыре таких же мешочищ.

Говард вытер воображаемый пот со лба (он видел, что так делают люди, когда вовсю трудятся) и бросил осуждающий взгляд на механическую ворону, сидевшую на одном из мешков в кабинке.

– Могла бы и помочь, дурная птица! – проворчал он, но ворона проигнорировала.

– Ладно, сиди тут, – кукла махнула деревянной рукой и потопала обратно в хранилище.

Перепрыгнув через порог, Говард оглядел нутро сейфового помещения. Здесь еще было множество мешков с денежками, но мисс Гримм несколько раз четко и ясно дала ему понять, сколько именно мешков должно в итоге упорхнуть из банка – и даже ни мешочком больше! Это было важно. Говард не особо вникал – там было что-то о «грузоподъемности», «балластности» и прочих скучных вещах.

И хоть он и без того уже невероятно утомился, все же бросать столько деньжищ, чтобы они тут просто грустно лежали, было невероятно обидно.

– Ладно-ладно… как там говорится?.. Пора и гуся звать! Тьфу! Пора и честь знать! Вот!

Стащив со стеллажа уже шестой по счету мешок, Говард схватил его за ворот и поволок к выходу из хранилища.

– Целый день мешки ворочаю, – пожаловался он вслух. – Сперва уголь, теперь вот денежки! И пусть в меня первым швырнет гуся тот, кто скажет, что денежки легче угля!

Самое сложное место было у порога. Мешок требовалось сперва так наклонить, чтобы он навис над порогом, а потом перевалить его в коридор. Говард стонал, скрипел и, как ему самому казалось, даже хрустел, подпихивая мешок и с боков, и с днища, пару раз он даже вылезал из хранилища, пытаясь вытащить мешок за ворот, но тот как назло все не поддавался. Говард тянул и толкал, но у него никак не хватало силенок!

– Ну же… ну, гадкий ты, противный мешок! Давай же! Толкайся!

Несмотря на все усилия куклы, этот своевольный мешочище будто чувствовал, что его пытаются умыкнуть, и решил себе, что ни за что не сдвинется с места.

Говард сменил гнев на милость и зашел с другой стороны – стороны увещеваний:

– Ну пожалуйста, ну будь хорошим мешочком, толкайся! – Он изо всех сил давил в его бока, подпирая руками, но ноги скользили по полу. Нос мешал – он тыкался в мешок. Деревянные суставы скрипели от натуги. – Д-д-давай! Ты, дурацкий мешок! Если не сдвинешься, я тебя выпотрошу и… и… да!

Говард наконец перевалил мешок и плюхнулся сверху.

– Ну вот, нужно было просто припугнуть его как следует.

Мамаша говорила Говарду, что пугать кого бы то ни было плохо, но вежливость ведь совсем не работает, в отличие от угроз!

Схватив ворот, Говард поволок свою ношу по коридору. Вскоре они оказались в лифте.

С сожалением поглядев на турель – очень хотелось забрать ее с собой, ведь она точно ему как-нибудь пригодилась бы, он закрыл решетку лифта.

– Следующая станция: «Мансарда»! – пропел он и перевел рычаг на нужную отметку. Кабинка дрогнула и поползла вверх.

Когда лифт шел мимо первого этажа, грохот и взрывы стали слышнее. До Говарда донесся смех мисс Гримм.

– Конечно же, она там веселится, пока некоторые трудятся тут в поте лица! – досадливо воскликнул он и ткнул себя пальцем в грудь. – «Некоторые» – это я, между прочим!

Вскоре лифт поднялся на последний этаж, зазвенел звонок.

– Внимание, пассажиры, говорит Главный Лифтовый Генерал: мы прибыли! Не забудьте свои чемоданы и проследуйте к выходу!

Говард отодвинул решетку и выглянул в коридор. Никого. Вот и славно!

Выбежав из лифта, он припустил по проходу и толкнул первую попавшуюся дверь.

За ней явно была не крыша банка. Говард недоуменно оглядел помещение – ему предстал длинный кабинет, центральное место в котором занимал большой прямоугольный стол; рядом с ним примостилось около дюжины стульев. В кабинете горела лампа и никого не…

Говард застыл. Нет! Там был кто-то! Высокий человек в длинном пальто-футляре и в черном котелке стоял у открытого стенного сейфа, и, судя по всему, до того, как дверь открылась, рылся в нем.

Незнакомец повернул к Говарду голову – его глаза скрывались за большими защитными очками с темными стеклами, на нос был поднят шарф.

– Ой! – воскликнула кукла испуганно. – Кажется, я попал не туда!

– Нужная вам дверь находится в конце коридора, – подсказал незнакомец тихим шелестящим голосом.

– Б-благодарю, – ответил Говард и закрыл дверь.

Сделав несколько шагов в указанном направлении, он остановился.

«Нужно спросить, который час! Вдруг, я опаздываю!» – подумал Говард и вернулся к двери кабинета, постучал. Никто не ответил, и он без раздумий открыл ее.

Лампа в кабинете больше не горела и там вообще никого не было. Незнакомец исчез! И куда он только подевался?

– Ой! Мисс Гримм же выдала мне часы, чтобы я следил за временем! – спохватился Говард, достав из кармана пиджака новенькие часики на цепочке. Откинув крышку, он с умным видом изучил положение стрелок на циферблате, ничего не понял, так как в принципе не умел пользоваться часами и, воскликнув «Еще полным-полно времени!», шмыгнул по коридору.

Толкнув указанную незнакомцем дверь, он наконец оказался на крыше.

Аэрокэб был на месте. Стоявшие возле него снеговики лупили друг друга, видимо, что-то не поделив.

– Эй вы, снегоголовые! – крикнул Говард. – Грузите мешки! И поживее! Они в лифте!

Снеговики мгновенно прекратили свару и поспешили исполнить поручение. Всего за две минуты они с легкостью перетаскали все мешки: четыре влезли в багажный кофр, еще два отправились в салон.

«Ну вот! – с завистью и раздражением подумал Говард. – А я так настрадался в хранилище!»

Закончив погрузку, снеговики закрыли багажный кофр и вальяжно привалились к борту экипажа.

И все же, несмотря ни на что, Говард был доволен – он свою задачу выполнил с блеском. Оставалось дождаться мисс Гримм и мистера Пибоди и можно…

– Эй! А где книжки? – спросил он, заглянув в салон аэрокэба.

Снеговики переглянулись и пожали плечами.

– Мистер Томмс не появлялся? – Мог бы Говард хмуриться, он бы сейчас это сделал. – Он уже должен был принести книжки!

Снеговики снова пожали плечами, один ткнул другого пальцем в снежное лицо, и завязалась очередная драка.

– Нужно его найти! – Говард попытался привлечь внимание снеговиков, но те были слишком увлечены взаимными пинками. – Ждите здесь! Я мигом!

И хоть мисс Гримм велела ждать в кэбе, когда он добудет мешки, Говард решил, что должен вернуться в банк и разыскать мистера Томмса. Он чувствовал: что-то пошло не по плану!

Говард пронесся по коридору, заскочил в лифт и задумчиво уставился на панель с отметками этажей.

– Как там было в плане? Где же тот кабинет? Кажется, третий… Нет, это мистер Томмс с третьего. Значит, четвертый! Или… – Он мучительно попытался вспомнить схему банка, которую они изучали перед ограблением. – Главы отделов заседают на… пятом?

Выбрав цифру «пять», кукла закрыла решетку и толкнула рычаг.

Выбравшись из кабинки, когда та спустилась, Говард сразу понял, что не ошибся. Одна из выходивших в коридор дверей была настежь открыта, и из-за нее раздавались крики.

Он подкрался к двери и осторожно заглянул в кабинет. По всему помещению летали бумаги. Окно было открыто, и за ним кто-то висел, привязанный длинной цепью к ножке письменного стола. Этот кто-то орал, требуя, чтобы его немедленно засунули обратно.

Мистера Томмса видно не было, но зато Говард отметил, что возле одного из портретов на стене чернеет проход.

– Грабья картотека! – вспомнил он обсуждение плана и опрометью ринулся в проход.

Узкий коридорчик привел его в небольшую комнатушку без окон, все стены которой были испещрены квадратными проемами, похожими на почтовые ящики без крышек, – все они были заполнены картонными картами.

Клерк был здесь. Стоял в центре комнатушки и не шевелился.

– Мистер Томмс? – негромко позвал Говард, и тот обернулся. Его лицо было все в ссадинах и кровоподтеках, один глаз заплыл.

– Настоящий Человек, – пустым голосом ответил мистер Томмс. – Вам все удалось?

– Э-э-э, да, – кивнул Говард. – Хотя и пришлось попотеть. А вы? Достали книжки?

Мистер Томмс показал ему два тома, которые держал в руках: один большой и толстый, другой – поменьше, размером с портсигар.

– Это же здорово! А почему вы не?..

– Я не могу, – сказал мистер Томмс. – Я уже собирался сжечь тут все, – он кивнул на керосиновую лампу и пачку спичек на полу, – но просто не смог. Это ведь… это моя работа. Я столько лет занимался этим, тут так много моих карт.

– Мистер Томмс… – начал было Говард, но клерк его перебил:

– Да, я знаю. Знаю, проклятье! Если эта картотека не будет уничтожена, все, считай, было напрасно, но… я просто не могу этого сделать! Выдри был прав: мне не хватит духу!

Говард ничего не понимал: мисс Гримм ведь говорила, что карты нужно сжечь, почему тогда мистер Томмс просто не сожжет их?

Он пристально глянул на клерка и вдруг различил в нем то же, что не раз видел на лице Мамаши: тоску и обреченность.

– Вы не можете, но зато я могу! – заявил он.

Мистер Томмс мгновение раздумывал о чем-то, а затем кивнул.

– Я был бы вам очень признателен, – сказал он, и Говард сорвался с места. Он оббежал всю комнатушку, вытаскивая карточки и швыряя их на пол. Когда все ящики опустели, он сгреб картонки в кучу – куча была высотой с самого Говарда.

Кукла схватила лампу и, погасив фитиль, отшвырнула в сторону плафон, а затем открутила крышку.

Керосин полился на карточки.

«Проще простого! И почему я делаю за всех всю работу?!»

Говард вытащил из коробка спичку и… замер, не в силах чиркнуть ею.

– Что-то не так? – спросил мистер Томмс.

Говард опустил голову, стыдливо потупившись.

– Мамаша запретила мне играть со спичками, – глухо пробубнил он.

– Что?

– Я обещал ей. Она так плакала, когда я чуть не сжег себе руки в прошлый раз. Я не могу…

Повисла тишина, которую нарушали лишь отдаленные крики господина Выдри.

– Простите меня, – проскулил Говард. – Я – никчемная кукла!

Клерк покачал головой.

– Вам не за что извиняться. И знаете что? Это мне стоит извиниться перед вами. Когда вы только представились, я подумал: «Ну что за глупое прозвище! Настоящий Человек!» Но… я знаю, зачем вы все это делаете. Мисс Гримм рассказала. Вы рискуете всем ради вашей мамы. Вы хотите, чтобы у нее был праздник, чтобы она не грустила.

– Про гуся она вам тоже рассказала? – проворчал Говард.

Мистер Томмс кивнул.

– Вы и правда – Настоящий Человек. Намного более настоящий, чем многие из людей. А я… это действительно должен сделать я. На самом деле именно я и должен сжечь их.

Он протянул Говарду книги и взял у него спички.

– Это мой долг перед всеми этими людьми. Перед собой.

Спичка чиркнула, и огонек заплясал на ее головке.

Мистер Томмс тяжко вздохнул, а затем бросил спичку прямо в кучу карточек. Та занялась за какое-то мгновение, ярко осветив комнатку.

– Отнесите книги наверх, – сказал мистер Томмс. – Улетайте отсюда и добудьте гуся для вашей мамы. Уверен, он ей понравится…

– А вы?

– Я прослежу, чтобы сгорело все.

Говард кивнул и направился к проходу, что вел обратно в кабинет.

– Настоящий Человек! – позвал мистер Томмс, и Говард обернулся. – Спасибо вам.

– За что?

– За то, что напомнили мне.

– Что напомнил?

– Как быть… человеком. И зачем это все делаю я.

Говард повернулся и потопал в кабинет. До него донеслось тихое, пронизанное болью: «Простите… простите меня за все…»

***

Зубная Фея кричала.

Ее толкало и било. В мешке было темно, и она ничего не видела, то и дело в ее лицо врезались какие-то коробки, в ушах стоял грохот.

Крампус волочил куда-то мешок. Выбравшись из банка, он спрыгнул на землю и бросился бежать.

Зубная Фея тряслась в мешке, едва не задыхаясь от стоящих в нем запахов: еловая хвоя, перебродивший эль, канифольный запах дегтя.

Страха между тем не было. Все произошло так неожиданно и быстро, что Зубная Фея не успела даже испугаться. Болтанка выбила из головы все мысли, но рука в какой-то момент сама машинально рванула из чехла на поясе нож и вонзила его в ткань мешка. Та с треском порвалась, и из прорехи начали высыпаться коробки и свертки.

Зубная Фея просунула руки в дыру, разрывая ее сильнее. Снаружи разобрать что-либо было почти невозможно – все прыгало и плыло. Она видела лишь снег.

Крампус вдруг остановился, швырнул мешок и Зубную Фею в нем на землю.

Откуда-то сверху раздался лязг цепей и перезвон бубенцов, а потом…

Все вдруг стихло.

Что он затеял? Что происходит?

Она расширила дыру ножом и выглянула – темно… Единственное, что она понял, так это то, что рядом никого нет. Крампус исчез.

Чуть осмелев, мстительница прорезала мешок и выбралась наружу. На миг в ее голове проскользнула едва уловимая мысль, что Зубная Фея каким-то образом осталась в мешке, а под идущий сплошной стеной снег вылезла Полли Уиннифред Трикк.

Покачнувшись, Полли поднялась на ноги. Голова все еще кружилась, а в животе будто проворачивались валы. Все тело болело, из разбитой губы текла кровь.

Где он?! Где Крампус?

Она огляделась по сторонам и…

– Будь я проклята! Что здесь творится?!

Полли стояла в центре площади Неми-Дрё, вот только площадь Неми-Дрё изменилась до неузнаваемости.

Полли подняла на лоб разбитые лётные очки. Фонари не горели, окна не светились, и даже семафоры на станции дирижаблей не подавали признаков жизни.

Станция дирижаблей…

«Бреннелинг», как и прежде, стоял там, вот только он сам на себя не походил. В оболочке зияли дыры, из проемов иллюминаторов пророс кустарник, похожий на путанные волосы. Покосившийся дирижабль будто врос в землю…

Полли сглотнула.

– Это все мне мерещится… – прошептала она. – Я просто сильно приложилась головой…

Дома, окружающие площадь Неми-Дрё, куда-то исчезли. Их место занимали…

– Деревья?

Полли была вовсе не в городе – она стояла посреди густого леса: повсюду, куда ни кинь взгляд, в вышину уходили стволы старых разлапистых сосен. Сосны скрипели на морозе, ветер шевелил хвоей, подчас стряхивая с увитых иголками ветвей снег. Полли поймала себя на мысли, что попала будто бы в самый настоящий лес из детских сказок, в который злая мачеха уводит несчастную падчерицу, чтобы та замерзла насмерть или стала ужином для кровожадных зверей. И она вдруг почувствовала себя такой маленькой заблудившейся девочкой. Ей стало страшно.

– Как?.. Как такое возможно?!

Среди деревьев проглядывали чуть покосившиеся фонарные столбы. У основания сосны неподалеку под шапкой из снега стоял ржавый гидрант.

Полли пошатнулась. Она ничего не понимала. Сознание вытворяло с ней какие-то странные, безумные шутки.

– Как я здесь оказалась?

Она попыталась вспомнить, и не смогла. Воспоминания в голове походили на рваные лоскуты.

– Я была… в банке… и…

Полли повернула голову. Банк находился на своем месте – проглядывал вдалеке, из-за деревьев. Черное здание, обычно вызывавшее озноб и пробуждавшее ворох мрачных мыслей одним своим видом, выглядело старым, хотя правильнее будет сказать, древним, а еще – заброшенным. Колонны у входа заросли колючим кустарником, часы стояли, одна створка двери лежала на земле.

– Я ведь была там минуту назад! Дралась со снеговиками, автоматонами и… с той женщиной… как же ее звали?

Полли напрягла память. Имя вертелось на языке, но она никак не могла его вспомнить. Зато ей вспомнилось кое-что другое: горящие глаза, торчащие из капюшона рога и…

– Крампус!

Окружавший Полли лес будто содрогнулся, когда она произнесла это имя. Откуда-то издалека донесся тоскливый волчий вой.

Полли помнила то, что было с ней до того, как она попала в мешок урывками. Но это ведь происходило… только что?

Казалось, за то время, что Полли провела в мешке Крампуса, прошли годы… десятилетия…

«И что бы на это сказал Уильям из книжной лавки «Переплет»? – подумала она, поглядев на свое «транспортное средство». – Этот мешок… волшебный?»

Ответа у Полли не было. Она лишь пожалела о том, что так и не прочла полностью ту книгу.

На снегу возле мешка лежали подарки – коробки в красной и зеленой оберточной бумаге и с ленточками. Они были разбросаны тут и там, часть из них цепочкой тянулась под деревья.

«Они высыпались из мешка, когда он меня тащил, и…»

Вот только след из подарков вел вовсе не в сторону банка, куда, если мыслить логически, должен был, а вглубь леса.

«Может быть, там, куда ведет след, будут ответы?»

Крепко сжав рукоятку «москита», Полли пошла вдоль цепочки из коробок.

Снег с каждым шагом предательски хрустел под ногами. Она вслушивалась в лес, озиралась по сторонам, но ее не отпускало чувство, что она здесь совершенно одна.

Следуя от коробки к коробке, она пробиралась все глубже в чащу. Лес словно спал, и тревожить его покой ей совсем не хотелось. Всякий раз, как где-то раздавался какой-то звук, Полли вздрагивала, но это был всего лишь ветер, срывающий с ветвей шишки.

В какой-то момент она вдруг поняла, что подарков больше нет. Праздничные коробки привели ее к ржавому почтовому ящику на витом столбике. Дверца ящика была приоткрыта, и за ней проглядывал конверт.

– Письмо?

Не сводя дула пистолета с почтового ящика, Полли подошла и остановилась, пытаясь понять, что делать.

«Достать письмо? А если ящик – это на самом деле никакой не ящик, и, стоит мне протянуть руку, как он вцепится в нее?»

Полли заставила себя успокоиться и не дурить: «Не будь трусихой! Просто достань письмо!»

Она осторожно вытянула руку и тут же ее отдернула.

Ящик, как и следовало ожидать, никак не отреагировал. Со второй попытки Полли все же извлекла конверт, но на всякий случай отошла от ящика на пару шагов.

Развернув письмо, она поморщилась, сразу же узнав кривой почерк Партриджа.

В холодном свете низко нависающего месяца Полли прочитала:

«Вы подтвердили, что я всегда был прав на ваш счет, мисс Полли: вы – абсолютное разочарование. Вы самоуверенны, недальновидны и глупы. Вы не годитесь быть той, кем себя мнили. И никогда не годились! Вы напялили шкуру Зубной Феи, но я-то знаю, кто сидит внутри. Слабая и трусливая девчонка. Которая причиняла боль и несла страдания, чтобы заглушить собственную пожирающую изнутри горечь.

Я понимал, к чему все идет, – все последние дни. Я хорошо вас знаю, мисс Полли. Вы сломались, хоть и пытались делать вид, что это не так. Но меня не проведешь – я все вижу. С того момента, как этот доктор и его мальчишка вычеркнули вас из своей жизни, вы делали все, чтобы покончить с собой. Но вам никак не удавалось – вы были слишком трусливы для этого, так еще и мы с Бэббитом держали вас из последних сил, но даже мы не способны вечно защищать вас от себя самой.

Все признаки были на лицо. Вы стали замкнутой и молчаливой. Эти ваши взгляды, направленные в пустоту, проросший в вас фатализм, обреченность в словах и безразличие в поступках. Вы пытались скрывать от нас свои мысли и чувства, но слезы во сне не спрячешь. А потом вы перестали плакать.

Я понял, что вы задумали, как только сказали, что отправляетесь за подарками для них в Старый центр. Близость Нового года, когда людские счастье и радость окружают со всех сторон, сорвала все струпья, подточила последнюю нить.

Я не буду отговаривать вас. Если хотите мое мнение, ваше решение – не худшее из всех, что вы принимали. Но знайте, что своим поступком вы разобьете сердце бедолаге Бэббиту.

Это история о несчастных случаях, которые не были несчастными случаями, и о самоубийцах, которые не были самоубийцами. Или же это история про единственную настоящую самоубийцу?

Лучшее завершение, не так ли?

Вы даже не удивились, что я так легко поверил вашей лжи.

Вы знали, что я ни за что не позволю вам вступать в игру этой сумасшедшей, и поэтому солгали. В то время, как должны были искать тварь, поселившуюся в канале, вы осознанно поддались на уловку. Стали разгадывать загадки…

Что ж, раз вам так нравятся загадки, вот вам еще одна, последняя: Письмо с презрением, холодное сердце, горсть зубов, дым гордеца и черный дом – что их объединяет?

Прощайте, мисс Полли.

Прощайте, Зубная Фея.

Ваш ни в коем случае не друг,

Партридж»

Полли сжала зубы. Это неправда! Гнусная ложь! Он ошибается! Он ничего не знает!

Она не думала ни о чем таком… Никогда! Ну ладно, может быть, пару раз… сегодня и пару раз вчера, но он ничего не знает! Он… ошибается… Он… никогда… не ошибается… Партридж прав. Всегда прав!

Полли поймала себя на противоречии, и тряхнула головой: что-то не сходилось: «Как Партридж может ошибаться, будучи правым? Это же какой-то…»

Откуда-то слева раздался хруст, и Полли, вскинув пистолет, обернулась.

Меж узловатых корней старой сосны шагах в двадцати от того места, где она стояла, кто-то лежал.

Скомкав письмо, она двинулась туда, крепко сжимая рукоятку «москита». Сердце заколотилось. Это не было дурное предчувствие… это было ощущение провалившейся под ногой ступени.

Подойдя ближе, Полли почувствовала, что вот-вот задохнется от ужаса. На снегу лежал…

– Натаниэль?

Доктор Доу был мертв. Снежинки опускались на застывшее лицо, пустые глаза незряче глядели в небо. Грудь доктора была разворочена, и на ней сидел вольпертингер. Мех кроленя был весь в крови, а в передних лапах зверь сжимал сердце доктора и пожирал его, довольно урча. Клыки рвали сердце на куски, кровь брызгала во все стороны.

Полли бросилась к телу доктора с криком:

– Прочь! Убирайся!

Вольпертингер соскочил с груди мертвеца и припустил в чащу.

Полли упала на колени рядом с телом.

Все существо ее сжалось в комочек. Внутри, под кожей, что-то будто зацарапало. Она словно споткнулась на той провалившейся ступени и полетела вниз.

Чувствуя, что задыхается, она открыла рот и начала хватать им воздух, но воздуха все не доставало…

– Ты… ты не можешь быть мертв! Не можешь!

Она взяла руку доктора и крепко ее сжала. Пальцы Натаниэля Доу были одеревеневшими и гладкими… такими ненормально гладкими…

Слезы потекли из глаз. Чудовищная боль пронзила ее грудь – казалось, в этот миг сердце разорвалось на куски.

Полли закричала. Не в силах глядеть на мертвого доктора, она зажмурилась.

Не осознавая, что делает, она так крепко сжала руку доктора, что та вдруг попросту рассыпалась в ее ладони.

Полли недоуменно открыла глаза.

В ее руке был лишь снег. Тело доктора Доу исчезло, словно его здесь никогда и не было. Брызги крови, изуродованное зубами вольпертингера сердце… – ничего этого больше не было.

Лишь она стояла на коленях посреди леса. Ничего не понимая, Полли принялась рыться в снегу, словно пытаясь отыскать там доктора Доу.

Ветер прошел в вышине, шевеля ветви сосен. Он принес с собой плач.

Полли повернула голову и прислушалась. Нет, не показалось.

Поднявшись на ноги, она двинулась на звук, и вскоре ей открылась странная и жуткая картина.

На снегу под деревом сидел мальчик. Он горько плакал, опустив голову, но Полли мгновенно его узнала.

– Джаспер?

Мальчик продолжал плакать.

– Что происходит, Джаспер?

Она шагнула к нему и осторожно коснулась его плеча.

Джаспер поднял голову.

Полли отшатнулась. Его лицо, синее от холода и покрытое тонкой ледяной коркой, было искажено от боли. В заплаканных глазах застыло отчаяние. Он не узнавал ее.

– Это я, Джаспер… Полли…

Мальчик протянул руку, пытаясь что-то ей дать. Раскрыл ладонь, и Полли отшатнулась. В руке у него была пригоршня окровавленных зубов.

Полли не могла ни моргнуть, ни сделать вдох.

Джаспер раскрыл рот, демонстрируя ей чернеющую пустоту. Дёсна, испещренные прогалинами, багровели. Во рту был лишь один зуб.

– Последний, – прохрипел мальчик. – Не забирай его… умоляю…

Из сведенного судорогой горла Полли вырвалось:

– Что? Я не буду…

– Ты забрала все, оставь мне хоть один…

– Это не я! – закричала Полли. – Я не забирала!

Она моргнула, а Джаспера уже не было. Там, где он только что сидел, громоздилась куча угля. Куда он делся?

– Джаспер! – воскликнула Полли, суматошно оглядываясь по сторонам.

– Эй, это что, все мне?! – раздался знакомый скрипучий голос за деревьями, но принадлежал он вовсе не Джасперу.

Полли развернулась и бросилась в ту сторону, откуда раздавался голос.

– Бэббит! – крикнула она, увидев своего механика, но тот не услышал.

Бэббит приплясывал от восторга, глядя на… елку? Полли даже передернуло от вида этой елки: старая, горбатая и уродливая, со скрюченными ветками и кривыми черными иголками, она нависала над механиком, который, как и всегда, был пьян. Ведь в ином случае как он мог не заметить злобные треугольные глаза и шевелящуюся клыкастую пасть, прорезанные в толстом морщинистом стволе!

Но Бэббит не замечал. Всем его вниманием завладели «игрушки», развешанные на елочных ветвях: папиретки его любимой марки табака «Гордость Гротода».

– Ну и подарочек же к Новому году меня тут поджидает! – радостно проворковал Бэббит и потянулся к одной из висевших на нитках папиреток.

– Бэбби-и-ит! – закричала Полли, но было слишком поздно.

В тот же миг, как пальцы механика коснулись папиретки, елочные глаза вспыхнули двумя огоньками, ветви-руки взвились и схватили его за плечи. После чего елка качнулась, со скрипом и треском пасть раскрылась и, обхватив голову Бэббита, сжала клыки.

Из обрубка шеи брызнула кровь, и безголовое тело упало на снег.

– Не-е-ет! – в исступлении завопила Полли и побежала к ели.

Та развернулась и припустила в глубь чащи на двух ногах-корнях.

Полли бежала, цепляясь за коряги и поскальзываясь на снегу. Ужас и непонимание в ней вытеснила ярость.

Погоня не была долгой.

Полли остановилась на прогалине между деревьев и принялась оглядываться. Куда эта тварь подевалась?

Елку-убийцу она так и не увидела, но ее взгляд наткнулся на другую тварь.

Высокая женщина в черном платье глядела на нее с уродливой ухмылкой на лягушачьих губах.

– Миссис Клохенбах… – прошептала Полли.

Злобная экономка доктора Доу! Что она здесь делает? Это все ее козни?

Полли ненавидела эту женщину всей душой. Все пошло прахом, когда она появилась в доме доктора.

– Зубная Фея… – сказала экономка, сморщившись от презрения. – Зубная Фея однажды пришла забрать выпавший зуб, но так и не ушла – вместо того, чтобы оставить под подушкой монетку, она притащила чемодан и осталась жить. Зачем ты появилась в их доме на самом деле? Чтобы отравить их? Как хорошо, что пришла я и смогла их от тебя защитить. Выдворив тебя вон.

Полли негодующе поджала губы. И отчаянно закачала головой.

– Вы выгнали меня из моего дома…

– Доктор выгнал, – уточнила женщина в черном. – И это не твой дом. Ты – всего лишь племянница старой экономки.

– Нет, я…

– Кто? Член семьи? Возлюбленная доктора? Мама Джаспера? Нет, ты просто незваная гостья, которая жила в чужом доме. Ты – никто для них. Чужачка…

– Это неправда! – воскликнула Полли, с горечью понимая, что миссис Клохенбах не сказала ни слова лжи.

– Доктор тебя не любит – он не способен любить, – продолжала экономка. – А Джасперу не нужна новая мама. Они терпели тебя. Доктор был слишком вежлив, чтобы сразу тебя выгнать…

– Нет!

– Хватит лгать себе, девочка! Ты никогда не стала бы частью их семьи! Ты их не заслуживаешь!

Полли закричала. Ненависть охватила ее клещами, и как в мешке рука сама вытащила нож, так и сейчас палец сам нажал на спусковой крючок.

Прогремел выстрел. Пуля-ампула вонзилась в грудь миссис Клохенбах, и экономка рассыпалась на каркающую стаю черных ворон. А затем птицы вновь слились-срослись обратно.

– Ты никогда не вернешься обратно! – каркнула экономка, словно только что ничего не произошло.

– Нет… они меня ждут… они меня… ждут… они меня…

– Любят? Ты сама понимаешь, что это не так. Тебе некуда возвращаться. Особенно после того, что я сделаю…

– Что?! Что ты сделаешь?!

– Тебе их не спасти…

Сказав это, она повернулась и, шагнув за толстый ствол сосны, скрылась из виду.

Полли сорвалась с места и побежала туда, где эта ужасная женщина только что стояла.

За деревьями ее не было, но там была… дверь. Дверная рама и черная потрескавшаяся дверь стояла прямо посреди леса. Она была приоткрыта, и из щели на снег текла узкая полоса света.

Полли, не раздумывая, толкнула дверь и переступила порог.

Она оказалась в комнате. Это была ее комната на втором этаже дома доктора Доу. В углу стояла кровать, на ней лежала книжка: «Зубная фея и прочие городские сказки, рассказанные господином Заполночь».

Полли обернулась, но двери, через которую она попала в комнату, уже не было.

Она шагнула к выходу из гостевой спальни и вышла в коридор. Если комната осталась без изменений, то дом… от дома практически ничего не осталось.

В стенах зияли проломы, через которые задувал ветер. Крыши не было и вовсе, и на обугленный пол медленно опускались снежинки.

Обивка стен висела лохмотьями, в воздухе витал едкий запах гари. В пустом проеме двери докторского кабинета проглядывала улица.

Что здесь произошло?! Я опоздала?!

Полли услышала голоса внизу и бросилась к лестнице.

Гостиная была разворочена.

В воздух поднимались струйки дыма. От стола, за которым доктор, Джаспер и… Полли пили чай, остались лишь обгоревшие обломки. Кресла зияли пропалинами, в которых виднелись «скелеты» каркасов. Черный от копоти смятый рог радиофора валялся в углу, а у лестницы на боку лежал искореженный варитель.

По гостиной расхаживали констебли. Парочка пожарных в медных касках баграми переворачивали сгоревшие предметы мебели.

На Полли никто не обратил внимания, словно она была бестелесым призраком. Она спустилась вниз, подошла к камину.

А затем увидела…

На полу лежали два накрытых полотнищами тела: взрослый и ребенок. Из-под одного из полотнищ торчала тонкая мальчишеская рука. Черные пальцы судорожно сжимали закопченный выпуск журнала «Роман-с-продолжением».

У Полли вырвался истеричный смех. Она закрыла лицо руками и заплакала.

– Только вас здесь не хватало! – гаркнул кто-то. – Кто пустил сюда эту настырную муху?!

– Ну же, сержант! – раздался знакомый голос. – Мы вообще-то общее дело делаем.

По гостиной расхаживал Бенни Трилби с фотоаппаратом в руках. Как и прочие, он не замечал Полли.

– Вы знаете, что здесь произошло, сэр? – спросил газетчик.

– Никто не знает, Трилби. Говорят, все это учинила Зубная Фея.

– Этого стоило ожидать после того, что она устроила в городе. – Бенни Трилби сделал фото.

– Это не я! – в исступлении закричала Полли. – Я ничего не делала!

Ее не услышали.

– Я знал, что нечто подобное произойдет рано или поздно, – сказал газетчик. – В этой женщине всегда проглядывало безумие. Говорят, она хотела свести счеты с жизнью. И зачем ей помешали? Если бы только ее не остановили тогда, всего этого бы не случилось…

Он направил фотоаппарат на Полли и дернул шнурок. Сверкнула яркая белая вспышка.

Полли зажмурилась.

Когда она снова открыла глаза, дом в переулке Трокар и все, кто там был, исчезли.

Ее снова окружал лес. Со всех сторон высились сосны. Шел снег. Над кронами деревьев висел месяц, и на миг Полли показалось, что это вовсе не месяц, а бледная ухмыляющаяся рожа.

И тут раздался волчий вой.

Полли повернула голову и увидела трех громадных зверюг с железными пастями.

Волки ринулись к ней, и она побежала.

Лес становился все гуще. Полли цеплялась за колючий кустарник, под ноги ей то и дело попадались корни.

Она не смела обернуться, но знала, что они не отстают. За спиной лязгали железные зубы.

Горло резало, сердце, казалось, билось почти во рту.

Сознание внезапно пронзила мысль: «Не беги! Остановись! Позволь им себя разорвать!»

И тут нога угодила под корягу, и Полли растянулась на земле. «Москит» отлетел в сторону. Удар был сильным, но это было ничто в сравнении с тем, что с ней могли сделать волки с железными пастями.

Она перевернулась и поползла за оружием. Схватив его, Полли вскочила на ноги и завертелась на месте, целясь во все стороны из «москита».

Стрелять было не в кого.

Она снова осталась одна. Куда они подевались?

Грудь тяжело вздымалась, в ушах стоял гул и незатихающий вой ветра.

Полли попятилась, вглядываясь в темноту леса, пытаясь разобрать среди деревьев волчьи шкуры, и вдруг уткнулась во что-то кофр-ранцем. Обернулась, полагая, что это дерево. Вот только уперлась она вовсе не в ствол сосны.

– Что… это?

Перед ней была стеклянная стена. Поднимаясь куполом, она терялась в черном небе.

И тут Полли поняла.

– Я в снежном шаре? Но как?!

Сжав кулак, она ударила по стеклянной стене – та отозвалась легким звоном, но так и осталась стоять на месте. На ней не появилось даже трещинки.

Выхватив из кобуры гарпунный пистолет, Полли отступила на несколько шагов и нажала на спусковой крючок. Крюк вылетел из ствола, свистнул разворачивающийся трос. Скользнув по стеклянной стене, крюк отскочил в сторону.

– Выпустите меня! – закричала Полли и, бросившись к стене, принялась молотить по ней кулаками, разбивая костяшки в кровь.

Полли не чувствовала боли и не могла остановиться – ужас и отчаяние, скопившиеся в ней, требовали выхода. Она била и била, пока силы не оставили ее.

Уперев лицо в стекло, она соскользнула по прозрачной стене на землю. Скрючилась и затряслась, не в силах унять судороги, вызванные безысходностью.

«Тебе не нужно никуда выбираться… – подумала Полли. – Ты там, где должна быть».

– Я… не знаю… что делать… Партридж… скажи мне…

«Вы прекрасно знаете, что делать, мисс Полли, – зазвучал в голове голос Партриджа. – И всегда знали… Вы разгадали загадку…»

– «Письмо с презрением, холодное сердце, горсть зубов, дым гордеца и черный дом – что их объединяет?» Их объединяю я. Я подвела их всех, я все разрушила… Я знаю, что делать. Это конец. Конец пути…

Стащив со спины кофр-ранец, Полли сорвала с головы лётный шлем. Ветер подхватил волосы.

Она расстегнула куртку.

– Я должна… Им будет лучше без меня… Так я их спасу. Может, они даже не заметят, что меня больше… нет…

Она перевела режим на «моските» в «смертельный». Прежде она никогда им не пользовалась. Она ведь не убийца… Да-да, она – кое-кто другая.

– Это логично. Я должна их спасти… от себя.

Полли взвела курок и уперла дуло пистолета под ключицу. Ледяной металл обжег кожу.

– Ты ведь действительно собиралась это сделать. Партридж был прав. Он всегда прав.

Из уголка глаза вытекла слеза.

– Дома больше нет, их больше нет, никого не осталось. И тебя… больше нет.

Полли вздохнула и закрыла глаза.

– Никого… нет…

В паре шагов от нее вдруг раздался мелодичный перезвон, и это произошло так внезапно, что Полли, словно позабыв, что собиралась делать, открыла глаза.

– Бубенцы?

И тут она все вспомнила.

Банк на площади Неми-Дрё. Зои Гримм. Снеговики, мешок и…

– Крампус…

Громадная кривобокая коряга, торчащая из земли за стеклянной стеной, шевельнулась и, стоило Полли моргнуть, как на том месте уже стоял сгорбленный великан в багровой шубе. На руках у него сидел вольпертингер. Крампус лениво поглаживал его по спинке когтистой лапой. Кролень грыз один из висевших на шубе бубенчиков, видимо, полагая, что это орех.

– Ну вот, малыш, ты выдал нас, – хрипло проговорил Крампус, обращаясь к своему питомцу. – А ведь еще чуть-чуть и…

– Это все ты! – потрясенно воскликнула Полли, опустив пистолет. – Твои проделки!

Крампус расхохотался, и от его смеха задрожали сосны, стряхивая снег с ветвей.

– Выпусти меня!

– Вот еще! – возмутился Крампус. – Я потратил столько сил, чтобы посадить тебя в свой снежный шар – и теперь просто так выпускать?

– Этого всего нет…– прошептала Полли в ужасе, от того, что едва не сделала. – Зои Гримм… порошок, который она швырнула мне в лицо… Моим сознанием уже манипулировали, это то же самое. Все нереально…

– Нереально? – усмехнулся Крампус.

– Это какое-то наваждение… и ты – просто наваждение. Крампуса не существует – это просто персонаж страшных сказок…

– «Наваждение»? – рыкнул Крампус, и его глаза вспыхнули с новой силой, словно у него внутри была топка, и кто-то подбросил в нее угля. – Так меня еще никто не называл.

– Что ты от меня хочешь? Что ты со мной делаешь? Наказываешь за то, что я плохо себя вела?

Крампус лениво поднял руку и с отвратительным, режущим уши скрипом провел когтями по стеклянной стене шара.

– Это без надобности, Зубная Фея, – сказал он. – Ты все делаешь за меня…

– Что?! Что я делаю?!

– Наказываешь себя.

Зубная Фея мотнула головой.

– Что за бред?

– Я чувствую, – едва слышно проронил Крампус. – Чувствую вину. И боль. Они грызут тебя изнутри.

– Это ложь!

– Ложь – это то, что ты говоришь себе, всякий раз засыпая в холодной постели. Ложь – это то, что ты твердишь себе, выискивая причины жить дальше.

– Ты вложил мне эти мысли в голову…

– Нет, я просто вырастил лес. А ты сама населила его своими кошмарами.

Полли упрямо покачала головой.

– Нет! – бросила она с вызовом, но жуткое древнее существо по ту сторону стеклянной стены лишь усмехнулось.

– Поверь мне, девочка, я многое знаю о наказаниях, но то, что с собой творишь ты… Это так… красиво, так… м-м-м… пальчики оближешь. Твои страхи прекрасны, Зубная Фея. А твои жертвы… как ты их убивала…

– Это иллюзии! Какой-то месмеризм! Они живы! А я скорее умру, чем причиню им вред!

– Так сделай это. Скорее умри!

– Нет.

Крампус пожал плечами. Кролень на его руках фыркнул и повел ушами.

– Да, малыш, я знаю. Нам пора…

– Что? Пора?!

Крампус склонил рогатую голову в капюшоне.

– Меня тошнит от этого города, – сказал он, и в его голосе Полли впервые услышала настоящую глубинную ненависть. – Мне пора возвращаться домой. Меня ждет еще одно, последнее, дело, и я наконец оставлю этот проклятый Габен.

– Ты не можешь бросить меня здесь!

Горящий взгляд пронзил Полли.

– Ты ведь Зубная Фея, девочка. Грозная, неостановимая мстительница, от одного имени которой дрожат преступники, полицейские и судьи. Ты что-нибудь придумаешь. К тому же ты всегда можешь довести начатое до конца. Чем не выход? Счастливого Нового года, Зубная Фея.

Крампус развернулся и, не прибавив больше ни слова, пошагал прочь. Бубенцы звенели с каждым его шагом.

За стеклом поднялась метель, она поглотила сгорбленную фигуру в багровой шубе. Звон бубенцов стих.

Ветер улегся, снег опал. Метель закончилась так же внезапно, как и началась. Крампус исчез.

– И что ты прикажешь мне делать? «Ты ведь Зубная Фея…» Мерзавец!

Полли застегнула лётную куртку, подобрала с земли кожаный шлем и натянула его на голову. Ремешок вошел в пряжку под подбородком.

– Но ты прав. Я – Зубная Фея!

Она склонилась над своим кофр-ранцем, открыла на нем дверку и проверила топливный бак. Цилиндрик химрастопки почти дотлел, и она его заменила. Горелка с урчанием приняла добавку.

Полли взялась за один из вентилей и осторожно усилила подачу топлива. Крошечный огонек на фитиле вырос и стал длиной в палец.

– Перевести на сопло. Так-так… Подтопить «разжигателем» и открыть клапан форсунки… – Полли сверилась с температурным датчиком – стрелка упрямо двигалась к красной зоне. – Нужно добиться максимальной мощности горения… Да, я помню, мистер Бэббит: ни в коем случае не делать этого.

Полли собралась с духом, а затем щелкнула тумблером. Тут же завизжали все топливные датчики. Из сопла в днище кофр-ранца с рокотом пошел рукав пламени. На лице тут же выступил пот. Жар стоял, как у открытой печи.

– Ну что, попробуем…

Полли взяла ранец за лямки, развернула его соплом к стеклянной стене и подошла к ней вплотную.

Рукав пламени ударил в стекло, и оно начало течь, размягчаясь и стекая вниз, будто на деле это было не стекло, а воск или… лед. В точке, куда сопло было направлено, появилась крошечная дыра. С каждой секундой она все расширялась.

Когда проем стал таким, что в него можно было пролезть, Полли опустила ранец и поспешно уменьшила фитиль, пламя ушло в сопло, рокот стих.

Полли бросила последний взгляд на черный лес, а затем выбралась наружу.

Она снова была на площади Неми-Дрё. На обычной и такой знакомой Неми-Дрё. Горели фонари на столбах, мигали красные глаза семафоров на станции дирижаблей, светились окна домов. Главные часы на башне начали отбивать одиннадцать часов.

– Прошло так мало времени?! – пробормотала Полли.

По ощущениям, она провела в лесу несколько часов.

Полли обернулась. За спиной больше не было никакого стеклянного снежного шара. Никакого леса.

Не в силах сдержать чувств, Полли заплакала. Неужели кошмар и правда закончился?

– Это еще не конец, – сжав зубы, процедила она.

Полли вытерла слезы и поглядела на банк. За открытым окном-часами сверкали разноцветные вспышки. С крыши в воздух поднимался аэрокэб.

Зои Гримм сбегала!

– От меня не сбежишь, – сказала Полли и, уложив кофр-ранец на тротуар, дернула манипулятор. Из боковых щелей с лязгом вырвались механические крылья, расстелившись на снегу. Левое, по-прежнему, было повреждено.

Разумеется, Бэббит справился бы лучше, но и ее знаний должно было хватить, чтобы его починить. Хотя бы временно…

– У Зубной Феи есть незавершенные дела, мистер Партридж, – сказала Полли, достав из отсека с инструментами ключ. – А вы бы лучше стерли эту вашу ехидную ухмылку. На этот раз вы не правы. Вот ведь незадача, не так ли? Я еще немного помучаю вас своим утомительным и обременительным присутствием.

***

Аэрокэб летел над заснеженным ночным Тремпл-Толл. Он то подпрыгивал, то проваливался на несколько футов, а помимо этого еще и качался, переваливаясь с борта на борт, будто на волнах.

– Эй, а можно эту махину ровнее вести?! – крикнула Зои, когда в очередной раз стукнулась локтем о дверцу.

Полет тут же чуть выровнялся.

Зои вздохнула: ох, уж эти неугомонные близнецы. Снеговики постоянно мутузили друг друга, и их совершенно не заботило, могло ли это помешать делу.

Говард Бек, сидевший рядом с Зои, все бормотал о том, как ему не терпится заполучить гуся, но мисс Гримм не слушала. Пальцы нервно барабанили по обложке книги: оба «Грабьих списка» лежали у нее на коленях.

Все удалось! Подумать только! Все прошло, как и было задумано, за исключением некоторых несущественных мелочей.

Шесть мешков денег… В общем, это два миллиона фунтов – ровно вдвое больше того, что осенью украл Человек-из-Льотомна.

Крампус вернул свою шубу.

Мистер Томмс добыл книги и уничтожил картотеку безнадег.

Еще и Зубная Фея получила по носу.

Зои улыбнулась. Она могла собой гордиться. Каков план! Каков размах! А экспрессия! А выход! А разгром, учиненный в банке!

Бенни Трилби точно будет, о чем написать…

Зои жалела лишь о том, что не смогла поприсутствовать лично везде и сразу, и пока остальные веселились, они с мистером Пибоди делали основную и самую тяжелую работу: отвлекали на себя все внимание. Ничего, самое приятное впереди…

Зои выглянула в иллюминатор. Аэрокэб миновал Чемоданную площадь и вокзал.

Странно… они летели вовсе не туда, куда было запланировано.

Мисс Гримм нахмурилась.

– Эй, близнецы! – воскликнула она. – Вы что там, заснули? Почему мы изменили курс?

Ответа из кабины не последовало.

– Эй, вы там оглохли?! – Потеряв терпение, мисс Гримм стукнула в перегородку.

Мистер Пибоди повернул голову, и Зои непонимающе уставилась на него.

– Планы изменились, мисс Гримм, – сказал он.

– Эй, когда это вы стали таким разговорчивым, мистер Пибоди?! И что значит «Планы изменились»?!

– Прошу прощения, – сказал снеговик. – Я неверно выразился: планы не изменились – мы следуем изначальному плану.

– Что-то я такого не припомню!

– Вероятно, потому что изначальный план был составлен без вашего участия.

Зои гневно засопела.

– Это что, бунт?!

Снеговик пожал плечами.

Мисс Гримм в ярости вцепилась ногтями в кожаное сиденье.

– Я знаю, что вы задумали! Вы решили забрать все денежки себе! Но это мы еще посмотрим!

Она достала из кармана снежный шар.

Снеговик поглядел на него и… никак не отреагировал.

Зои встряхнула шар. Мистер Пибоди покачал головой.

– Подчиняйся! Подчиняйся мне!

– Мисс Гримм…

– Подчиняйся мне, ты, дурацкий снеговик! Я твоя хозяйка!

– Вы не моя хозяйка, – сказал носатый. – И я не снеговик.

Мистер Пибоди отобрал у нее шар и раздавил его в руках, после чего перевернул ладонь, и стеклянные осколки посыпались на пол экипажа.

– Вы что, всерьез поверили какой-то детской книжке? – спросил мистер Пибоди. – Ну же, мисс Гримм, очнитесь уже! Живые снеговики, бродящие по улицам города? Это же невозможно! Вы ведь не в сказке.

Зои потрясенно слушала своего, как ей недавно казалось, прихвостня. Она поглядела на Говарда, и тот понуро опустил голову: этот коротышка явно знал, что здесь творится.

– Если вы не снеговик, мистер Пибоди, тогда кто?

– Вы скоро все узнаете.

– Нет уж, – прорычала Зои, – я узнаю все сейчас!

Она выхватила из сумки небольшую алую шутиху, но поджечь ее не успела.

Мистер Пибоди вскинул зонтик и упер его в грудь Зои, придавив бывшую хозяйку к спинке сиденья, а Говард забрал у нее шутиху.

– Мисс Гримм, я не советую вам дергаться. Для вашего же блага…

– И что ты сделаешь, грязный предатель? – она схватилась за зонтик. – Убьешь меня?

Лжеснеговик не успел ответить. Над головой Зои раздался треск, что-то зашипело, и из переговорного рожка в салон проник голос:

– Мистер Пибоди! Покажите ей!

Зои задрала голову.

– Кто это?! Кто говорит?!

Шипение и треск смолкли.

– Что ж, мисс Гримм, – сказал лжеснеговик, – вы хотели узнать, кто я?

Мистер Пибоди, не убирая зонтик, снял с круглой снежной головы цилиндр и передал его Говарду. После чего вонзил пальцы в собственное лицо и принялся его разламывать. Длинный нос отпал, снежное крошево посыпалось мистеру Пибоди на колени.

Зои Гримм распахнула рот. Под лицом снеговика, которое ей так нравилось, оказалось другое лицо.

– Вы довольны, мисс Гримм? – спросил незнакомец, которого Зои считала не просто своим прихвостнем, а единственным другом.

– Что здесь творится? – спросила она едва слышно.

Мистер Пибоди промолчал.

Аэрокэб летел в неизвестность.