Как стать злодеем в Габене

Глава 11. Мистер Несчастный Случай.

Через дыру в крыше падал снег. Никто не мешал ему проникать в квартирку, никто не собирался его убирать, и в центре гостиной, прямо на ветхом ковре, уже образовались сугробы. Часы на каминной полке стояли, календарь на стене и вовсе показывал что-то осеннее. И только медленно опускающиеся снежинки свидетельствовали о том, что время все еще идет.

Стоявшую в доме тишину нарушил скрип. Из гостиной было слышно, как кто-то ходит по крыше, ступая по черепице. Человек на крыше и сам понял, что мог выдать свое присутствие, и замер. Прислушался. Тишина…

Убедившись, что никто не думает поднимать тревогу, он осторожно подкрался к краю пролома, и уже в следующий миг в дыру опустилась тонкая, изогнутая на конце латунная трубка с линзой. Трубка повернулась, давая стеклянному глазу круговой обзор. Дважды оглядев гостиную и так и не обнаружив признаков чьего-нибудь присутствия, таинственный наблюдатель затянул перископ обратно.

Какое-то время ничего не происходило, но вдруг раздался хлопок, за ним последовали короткий свист и глухой удар: как будто что-то металлическое врезалось в кирпичную кладку.

После чего натянулась веревка, и через пролом ловко спустилась женщина в черном.

Мягко коснувшись подошвами снега на полу, незваная гостья оглядела гостиную. И только лишь убедившись, что перископ не солгал и здесь действительно никого нет, перемкнула рычажок на рукояти массивного пистолета, который сжимала в руке. Где-то на крыше в этот момент сложился гарпун. Он вырвался из кирпичного дымохода и, словно собачка на поводке, на скручивающейся катушке вернулся в ствол пистолета в руке незваной гостьи.

Зубная Фея спрятала гарпунный пистолет в кобуру на бедре. Его место в ладони занял миниатюрный «москит».

Она была готова стрелять в тот же миг, как в гостиной что-либо шевельнется. Но, если здесь и было упомянутое «что-либо», то оно надежно спряталось.

Кругом властвовала темнота, и лишь через пролом в крыше внутрь проникало немного света от фонарей с площади.

Судя по всему, никто не заметил ее появления, впрочем, полагаться на одну лишь интуицию не стоило: кто знает, не западня ли это. Зубная Фея умела проникать в чужие дома, вот только сейчас ей даже не пришлось использовать отмычки – и это настораживало.

Также вызывало подозрение само наличие пролома. Откуда он взялся? Она не первая, кто сюда проник? И что же это за неведомый гость, который выломал часть кровли для того, чтобы попасть в дом?

Зубная Фея оглядела пролом, отметила торчащие и загнутые кверху края стропил и досок перекрытия по его краям – все это свидетельствовало о том, что кто-то не забрался внутрь, а, наоборот, выбрался отсюда. Впрочем, она довольно быстро пришла к выводу, что это произошло довольно давно и вряд ли имело отношение к цели ее визита.

А между тем…

Зубная Фея бросила несколько быстрых взглядов по сторонам.

«Где же ты? Прячешься? Выжидаешь?»

Гостиная была небольшой и выглядела как место, в котором запросто могла жить парочка призраков. У пустого камина стояло кресло с высокой спинкой, на стоявшем рядом с ним столике разместился древний кофейный варитель. В гостиную выходили две двери, в дальнем ее конце чернел проход, ведущий на лестницу.

В первую очередь Зубная Фея проверила обе двери: за одной находился кабинет, за другой – затянутая паутиной спальня. Никого там не обнаружив, незваная гостья двинулась к лестнице, стараясь держаться ближе к стене и ступать по полу так, чтобы избежать даже малейшего скрипа половиц.

Движения Зубной Феи были осторожны и скупы, она готовилась к тому, что в любой момент ловушка захлопнется, но с каждым шагом, с каждой ступенькой в ней крепла уверенность, что никакая это не ловушка.

На площадке была еще одна дверь; на ней висела табличка: «Не входить! Здесь водится монстр!».

Зубная Фея вжалась в притолоку, быстро повернула ручку и толкнула дверь, но вставать в проходе не спешила – если там засада, она станет легкой мишенью.

Монстр, который якобы жил в комнате, по всей видимости, вышел прогуляться, поскольку секунда сменялась секундой, а он не выдал себя даже шорохом.

Осмелившись заглянуть в комнату, Зубная Фея со смесью облегчения и разочарования никого там не обнаружила. Ей предстала еще одна спальня, и, в отличие от прошлой, эта не была заброшена: одеяло на кровати громоздилось комом, в ворохе поменьше с трудом угадывалась мятая подушка. На полу тут и там валялись чулки, тапочки, немытые тарелки, открытые консервные банки, газеты и раскрытые книги. Монстр явно не отличался аккуратностью.

Зубная Фея покинула спальню на площадке и продолжила поиск…

Лестница привела ее в темную прихожую, а уже оттуда она попала в небольшую комнату, которую назвала про себя «нижней гостиной»: здесь был еще один камин, через окно на круглый коврик проникали косые лучи от уличных фонарей. Диван, пара кресел и небольшой столик – вот и все, что там было. Казалось, что спрятаться в комнате попросту негде, и тем не менее…

– Выходи! – грозным голосом велела Зубная Фея. – Я тебя вижу!

Комната ответила тишиной, словно насмехаясь.

– Хватит прятаться! Не заставляй меня вытаскивать тебя оттуда за шиворот! Не заставляй забирать твои зубы!

Зубная Фея обвела нижнюю гостиную дулом пистолета, но комната, как и прежде, хранила молчание.

Незваная гостья медленно опустила «москит». Ее уловка не сработала: обычно, когда кто-то пытался от нее спрятаться, этих слов хватало, чтобы перепуганный шушерник вылез из-под кровати или из шкафа. Но, по всей видимости, выбираться из укрытия здесь было некому.

Дом пустовал.

«И что теперь?»

До сего момента Зубная Фея знала, что ей делать, ведь она шла сюда с определенной целью: схватить Зои Гримм.

Незваная гостья замерла в нерешительности, не зная, что предпринять. Отправиться на поиски Зои Гримм и ее снеговиков в город, или…

«Что “или”, Полли? – спросила она себя. – Ты уже знаешь, что сделаешь дальше, не так ли? Ведь на самом деле ты сюда пришла именно за этим…»

В этом была вся Полли Уиннифред Трикк. И это жило в ней сколько она себя помнила. Проклятый зуд преследовал ее всю жизнь, и с годами сдерживать его было все сложнее. Когда Полли слышала шорох за стеной, она не могла его проигнорировать, она была обязана заглянуть за стену и узнать, что там творится – даже если это всего лишь мыши. Когда умер дедушка, все ее мысли были лишь о том, в каком он костюме, что написано на его лице, как он там лежит, холодный и неподвижный, – и не притворяется ли он…

Собственно, это царапающее душу любопытство и стало причиной того, почему она оказалась в Габене, почему поспешно покинула родной Льотомн и пока что не особо торопилась обратно. «Вы суете свой длинный нос в чужие дела, мисс. Вы знаете, что это за инструмент в моей руке? Как, не знаете? Кусачки для любопытных носов…»

Да уж, ее любопытство неизменно приводило к одним лишь бедам, но довольно часто она просто ничего не могла с собой поделать. Ее буквально тянуло заглянуть в замочную скважину, подцепить ногтями краешек стенной обивки, чтобы убедиться: нет, там нет никакой дыры, за которой может происходить что-нибудь таинственное и непонятное.

Партриджа это приводило в ярость. «Зачем? Скажите на милость, зачем вам заглядывать к ним в душу?! Что еще за глупости?! Зачем вам понимать, что ими движет и как они пришли к такой жизни? Вам недостаточно того, что они делают? Прошу вас, только давайте без этих сентиментальных бредней о том, что у каждого зла есть свой корень! Ваша задача не забираться к ним в душу, ваша задача – забирать их зубы и отправлять их в Хайд или в петлю. Кому какое дело, что исковеркало эту падаль?..»

Полли Уиннифред Трикк было дело. И из-за своего порой неукротимого желания разведать тайну какого-нибудь злыдня вместо того, чтобы схватить его при первом удобном случае, она порой влипала в такие неприятности, что впоследствии ей не оставалось ничего, кроме как корить себя за недальновидность. Партридж был прав. Всегда. Она это знала, но она была… Полли.

Вот и сейчас она старательно отталкивала от себя мысль, что прямо сейчас схватить Зои Гримм было бы слишком… просто? Нет, разумеется, позже она ее схватит, но прежде ей так хочется подцепить обивку этой взявшейся из ниоткуда злодейки и заглянуть за нее.

«Кто ты такая? Что тобою движет?..»

Дом по адресу «Пыльная площадь, № 18» мог ответить на эти вопросы…

Зубная Фея задвинула тяжелые шторы на окне. И только после этого решилась зажечь фонарь.

«Штурм-фитиль Бэббита» чуть рассеял темноту, лоскуты мрака заколыхались на потолке и повжимались в углы.

Полли втянула носом воздух: в комнате пахло имбирем, ламповым керосином и обреченностью. Хотя последнее с недавних пор мерещилось ей повсюду, и она отчаянно противилась мысли, что этот запах исходит от нее самой. А еще – что никакой это не запах, а проклятое чувство, от которого никак не избавиться.

В нижней гостиной словно прошла война. Полли подумала, что, будь здесь доктор Доу с его маниакальной страстью к порядку, он бы непременно покончил с собой. На полу и креслах валялись конфетные фантики и сложенные из газетных страниц вороны, возле дивана стояла небольшая птичья клетка, в которой, словно узник в тюрьме, сидела тряпичная кукла. Керосиновая лампа, застывшая на самом краю кофейного столика, лишь чудом до сих пор не упала на пол. Полли отодвинула ее от края, после чего взяла стоявшую рядом чашку: чай в ней давно остыл и затянулся пленкой, в пленке застряла дохлая муха.

Взгляд Полли переполз с жестяной банки, на крышке которой был изображен улыбающийся кашалот, на несколько пустых аптечных склянок.

– «Литий доктора Хоггарта в пиннетках для…», – Полли прищурилась, пытаясь разобрать мелкий текст на этикетке, – «…для подавления аффективных расстройств (со вкусом лимона и прошлогодней страсти).

«Аффективные расстройства – это ведь мании», – вспомнила она кое-что из рассказов доктора Доу.

Полли кивнула своим мыслям: в том, что Зои Гримм сумасшедшая, не было никаких сомнений, учитывая, что она вытворяла в городе. И вот, наличие у нее безумия только что подтвердилось.

Больше в комнате на первом этаже не обнаружилось ничего заслуживающего внимания, и Полли вышла в прихожую.

Она уже поставила было ногу на первую ступеньку, как тут откуда-то сверху раздался звук, который заставил ее замереть на месте.

Лязгнул металл.

Зубная Фея действовала молниеносно. Погасила фонарь и вжалась в стену. В ее руке снова появился «москит».

«Я все-таки здесь не одна?!»

Полли на цыпочках двинулась вверх по лестнице, вслушиваясь. Звук не повторялся, но чувство тревоги никуда не делось.

Выставив перед собой пистолет, она выглянула в гостиную.

Никого.

Полли простояла в тревожном ожидании, наблюдая за тем, как снег падает в дыру, казалось, целую вечность. А потом звук раздался вновь.

Сверху загудело, потом что-то лязгнуло, и все стихло.

Полли подошла к пролому и задрала голову. Разглядев, что стало причиной неведомого гула и лязга, она вздохнула с облегчением. Над домом проходила старая труба пневмопочты – когда по ней скользила почтовая капсула, труба тряслась, и ее опора шаталась.

Полли спрятала пистолет и вновь зажгла «штурм-фитиль».

Она уже собиралась вернуться вниз и изучить комнату Зои Гримм, но тут кое-что в гостиной привлекло ее внимание.

Всю стену слева от лестницы занимало семейное древо, которое венчала лента с витиеватой надписью: «Древнее и почтенное семейство Гримм». На месте каждого имени размещался небольшой, размером с чайное блюдце, портрет в круглой рамке, отчего казалось, что многочисленные родственники Зои Гримм глядят на Полли через маленькие иллюминаторы. Круглая рамка в самом низу пустовала, словно кто-то не хотел или считал себя недостойным быть частью «древнего и почтенного семейства».

Полли снова оглядела гостиную: та не выглядела, как место, в котором собираются родственники – скорее, оно походило на место, которое каждый из членов семьи старательно пытается избегать. Еще бы: более неуютную гостиную представить достаточно трудно, и если забыть о проломе в потолке и крыше, то чего только стоит это ветхое кресло, или не идущие часы, или пустой камин.

На стене над камином висела затянутая пылью картина в овальной раме. Полли подошла к ней, подняла повыше фонарь. На картине были изображены мужчина в клетчатом костюме-тройке и широко улыбающаяся светловолосая девочка с задорно торчащими хвостиками. С трудом Полли различила в ней черты женщины, которую встретила на лестнице в редакции.

Что толкает человека на плохие поступки? Что заставляет его стать злодеем? Дело в одном лишь безумии?

Полли опустила штурм-фитиль и обернулась. Перед тем, как изучить комнату Зои Гримм, она решила заглянуть еще кое-куда и открыла одну из выходивших в гостиную дверей.

«Кабинет мертвеца… – подумала она. – Джаспер бы так и сказал…»

Полли не просто знала, что автор рукописи «Крампус», которую она нашла в квартирке вора подарков, мертв, но именно его некролог и привел ее сюда.

Обнаружив имя профессора монстрологии на титульном листе «Крампуса», она отправилась в архив Тремпл-Толл, где и нашла заметку о «скоропостижной и безвременной кончине Бенджамина Эдварда Гримма в следствие трагичного несчастного случая». Коротенький некролог оканчивался словами: «Если вы хотите выразить соболезнования, можете сделать это, отправив письмо сожаления по адресу: Пыльная площадь, дом № 18».

Также в некрологе говорилось, что у профессора Гримма осталась двенадцатилетняя дочь. Судя по дате, указанной в газете, умер он чуть меньше пятнадцати лет назад.

В доме № 18 на Пыльной площади ничто не указывало на то, что здесь когда-либо жил еще кто-то, помимо профессора Гримма и его дочери. Полли посетила мысль: «Неужели Зои провела здесь все эти годы совершенно одна? Неудивительно, что она сошла с ума…»

Кабинет был небольшим и тесным – чем-то он напоминал лавку древностей.

«Джасперу бы здесь понравилось…»

Свет фонаря полз по корешкам книг, которыми были заставлены стенные шкафы. Повсюду стояли стеклянные банки: в зеленоватой жидкости внутри плавали какие-то бесформенные конечности с перепонками и когтями. Отдельную полку занимали выстроившиеся рядком скелеты похожих то ли на птиц, то ли на летучих мышей существ. Из-под потолка свисали сушеные рыбы жуткого и монструозного вида – на миг Полли показалось, что все они наблюдают за ней своими блеклыми серебристыми глазами.

На письменном столе развернулся рабочий беспорядок, словно хозяин кабинета отошел всего на минуту, вот только для него минута превратилась в вечность.

Очевидно, сюда давно не заходили: все было покрыто толстым слоем пыли. Полли могла понять Зои Гримм, ее чувства и ту боль, которую она, вероятно, испытывала, попадая в это место. Сама она так и не решилась зайти в комнатку во флигеле, где жила ее тетушка. Хотя сейчас она не смогла бы туда попасть даже, если бы захотела…

Полли вышла из кабинета и направилась к лестнице.

Спустившись на площадку, она замерла у двери. Снова прочитала табличку.

«Не входить! Здесь водится монстр!»

– Никакой вы не монстр, мисс Гримм, – прошептала Полли. – Вы просто очень одинокий человек, которого скорбь и безысходность свели с ума. Поверьте мне на слово, я кое-что знаю о настоящих монстрах.

Она толкнула дверь и вошла в комнату. Бледный свет штурм-фитиля вырвал из темноты то, чего она прежде не замечала. Тут и там были разбросаны плюшевые игрушки – и все они представляли собой довольно милых и забавных кашалотов в цилиндрах. Один был в очках, другой держал в плавнике трость, третий восседал на игрушечном велосипедике, еще парочка играли в шахматы… Судя по тому, сколько их тут было, незваная гостья поняла, что Зои Гримм испытывала к кашалотам весьма нежные чувства.

Полли шагнула на ковер и, стараясь не наступать на разбросанные по всей комнате вещи, подошла к кровати.

Разглядывая обстановку спальни, она будто бы знакомилась ближе с хозяйкой, узнавала ее все лучше. И тем не менее, ничто здесь не давало даже намека на то, что именно заставило Зои Гримм именно сегодня ступить на путь злодеяний.

На кровати лежала коробка печенья «Сладости Каминника». Коробка выглядела очень старой, и лицо улыбающегося Человека-в-красном на крышке почти стерлось.

«Там вовсе не печенье», – догадалась Полли.

Поставив фонарь на прикроватный столик, она открыла коробку.

– Хм…

Полли сняла перчатки и достала из коробки стопку открыток. Ее пальцы задрожали, в груди что-то щелкнуло. Она была близко… Так близко, чтобы подцепить обивку Зои Гримм и заглянуть под нее…

То, что Полли поначалу приняла за открытки, на деле оказалось кое-чем совсем другим – уже спустя пару минут она поняла, что в коробке из-под печенья хранилась… целая жизнь.

Полли изучила почтовые марки: открытки приходили со всего мира, из множества разных городов, но вот штемпеля… Все марки были гашены штемпелями с оттиском «Почта Гриммов», и Полли с удивлением подумала: «Неужели у них есть своя собственная служба сообщения?»

Коробочная жизнь Зои Гримм начиналась с открытки из Рабберота. Писала прабабушка Зои. Она сухо поздравляла Бенджамина с рождением дочери и высказывала уверенность в том, что наследница древнего и почтенного семейства Гриммов будет воспитана с соблюдением всех традиций, несмотря на то, кто ее мать. Также она надеялась, что правнучке понравится ее подарок (Полли не сдержалась и поморщилась) – трехголовая пиявка.

Еще пара открыток содержали такие же поздравления, больше, правда, почему-то похожие на сожаления. За каждым из этих поздравлений ощущалась улыбка, натянутая так сильно, что едва ли не было слышно, как скрипит рвущаяся кожа.

Полли стало мерзко. И хоть эти картонки были сухими и старыми ей вдруг показалось, что ее пальцы липнут в них.

Единственная добрая открытка была от тетушки Зои, Гертруды Гримм из Льотомна. Как же она была не похожа на прочие поздравления! В каждой строчке, в каждой фразе читалось тепло. Гертруда искренне радовалась пополнению в семье. Тетушку очень позабавило, что первое слово, которое сказала маленькая Зои, было «Кашалот», и к открытке она присовокупила подарок: плюшевого кашалота в очках, которого назвала Мистером Умником, при этом тетушка пообещала, что будет присылать племяннице кашалотов на все дни рождения.

Полли окинула комнату взглядом: судя по забавным плюшевым жильцам спальни Зои Гримм, тетушка Гертруда сдержала обещание…

Две следующие открытки (обе – от прабабушки из Рабберота) представляли собой поздравления с днями рождения Зои, но больше походили, как показалось Полли, на проверку сердцебиения. По намекам и оговоркам, которые старуха даже не пыталась прятать между строками, проглядывала надежда, что девочке недолго осталось.

Содержание уже следующей открытки заставило Полли нахмуриться. Снова писала добрая тетушка Гертруда, но на этот раз повод был печальным. Гертруда Гримм выражала соболезнования брату и его трехлетней дочери. Насколько Полли поняла, мама Зои умерла от болезни или… тут было не совсем понятно, поскольку Гертруда использовала слово «проклятие». А еще она советовала брату отправлять все письма и открытки от родственников, не читая, сразу в камин.

Очевидно, он не послушался, поскольку уже следующая открытка – за авторством дяди Зои, Филлиуса Гримма, – таила в себе вкрадчивые надежды, что «уж теперь братцу ничего не мешает наконец обратить свое внимание на дочь почтенного господина Редгрейва» и «что траур ему не к лицу, тем более прошла уже целая неделя, и жизнь, как-никак продолжается».

Читая все это, Полли кипела от возмущения. Постепенно она начала понимать, что это за семейство и какие в нем в ходу нравы.

Еще четыре открытки от различных родственников несли в себе соболезнования, в которых не было ни капли сожалений: в каждой либо сквозило облегчение от того, что «чужачка» больше не станет мутить воду, либо содержались увещевания написать Маргарет Редгрейв, которая «все еще ждет от него письма». Старая глава семейства так и вовсе советовала внуку отправить Зои в приют, оставить Габен и вернуться в родовой особняк.

– Что за мерзкие люди… – проскрипела Полли. С каждой прочитанной открыткой она все глубже погружалась в черноту колодца жизни Зои Гримм, с каждым новым «Дорогой Бенджамин!» ей казалось, что стены и потолок комнатушки все ближе придвигаются к ней.

После «соболезнований» в паре открыток от троюродных теток и четвероюродных племянников следовали не только сомнения в том, что Зои удастся заслужить гордую фамилию Гримм», но и уверенность, что в ночь ее семилетия, «она все испортит», ведь в ней есть частичка «дурной крови».

Впрочем, предсказания «любящих» родственников-Гриммов, очевидно, не оправдались, поскольку уже в следующей открытке было поздравление для Зои от ее двоюродного деда, в котором тот уверял, что ни на минуту в ней не сомневался. Ему вторили еще несколько родственников, включая прабабушку.

Среди сквозящих лицемерием посланий затерялось лишь одно доброе. Разумеется, от Гертруды Гримм, которая выражала надежду, что у малышки Зои нет кошмаров после ночи ее семилетия.

– Прекрасно, – раздраженно пробормотала Полли. – Значит, просто родиться в этой семье недостаточно. Ребенку еще нужно заслужить свою фамилию!

В следующей открытке прабабушка Зои осуждала стремление Бенджамина вступить в ГНОПМ. «Гриммам не нужна кафедра. Гриммы не должны делиться с чужаками знаниями, которые передавались внутри семьи веками!» Впрочем, судя по хлынувшему далее потоку злорадства, членом научного общества Бенджамин Гримм так и не стал.

Следующая открытка не только удивила Полли, но и по-настоящему ее разозлила. Это было первое, лишенное осуждения послание от прабабушки. Старуха выражала гордость за свою восьмилетнюю правнучку: девочка лично поймала свою первую зубную фею, которая прилетела за ее молочным зубом. Глава семейства Гримм лично отнесла банку с дохлой феей, которую внук прислал ей, в зал трофеев, к прочим.

– Ничего, я отомщу за тебя, подруга. Вот увидишь, Зои Гримм поплатится за свое вредительство…

Дальше была череда скучных открыток: Зои девять, десять лет – ничего примечательного, если не считать несколько посланий, в которых говорилось, что семейство тревожит то, что девочке не нравится огнестрельное оружие. Дядя Бенджамина так и вовсе «посчитал своим долгом» выслать ему список правил и уроков на тему того «как приучить ребенка к пистолетам».

Далее, когда Зои было одиннадцать лет, в семействе Гриммов произошло нечто экстраординарное: в городе на крайнем севере убили одного из старейших Гриммов. Присутствие Бенджамина требовали для помощи в расследовании и мести.

Полли так и не узнала, чем закончилась история с местью, поскольку уже в следующей открытке тетя Гертруда писала о том, что была рада присмотреть за Зои и выражала надежду, что девочка навестит ее еще раз. Бенджамин Гримм и его дочь вернулись в Габен. Также здесь была и вторая открытка от Гертруды, отправленная лично брату, судя по всему, в то же время: в ней она писала, что ее беспокоят перемены настроения Зои и что она углядела в них такие же признаки пока что скрытого безумия, как и у ее матери. Она настоятельно советовала брату обратиться к доктору.

– Значит, это началось, когда тебе было одиннадцать…

Последовал ли Бенджамин Гримм совету сестры, Полли не узнала. Уже в следующей открытке (Зои недавно исполнилось двенадцать) родственники поздравляли его с изгнанием зайтгебера. Полли так и не поняла, кто или что это, но по тону поздравлений было очевидно, что отец Зои сделал нечто поразительное. Их с девочкой приглашали на ежегодную встречу всех Гриммов в родовом особняке.

Полли так глубоко погрузилась в историю жизни Зои Гримм, что и не заметила, как подобралась к концу стопки: осталось лишь три открытки.

В первой дед Бенджамина уверял его, что Крампуса не существует и что человек, который выдает себя за него, мошенник или сумасшедший.

Ну а во второй…

Писал один из кузенов профессора Гримма и обращался он напрямую к Зои: «Мы узнали о том, что случилось. Мы прибудем на похороны».

Полли поняла, что произошло.

– Тебе было двенадцать, когда его не стало…

На очереди была самая последняя открытка и, судя по тому, что чернила на ней не успели поблекнуть, написана она была недавно. Пришло это послание из Льотомна. Тетушка Гертруда просила Зои вернуться. Она не понимала, отчего Зои сбежала, ведь она была к ней так добра и все эти годы относилась к ней, как к собственной дочери. Гертруда умоляла Зои не забывать о лекарствах, посещать «того замечательного доктора» и быть осторожной. А еще – ни в коем случае не доверять поверенному ее отца из адвокатской конторы «Гришем и Томм». Закончила она словами: «Я надеюсь, ты будешь себя хорошо вести и постараешься не сходить с ума. Не забывай писать мне. Ты знаешь, что есть место, где тебе всегда будут рады, кроха. Помни это».

В самом низу стояла приписка. «По эпилогу» гласило: «И не вздумай искать Крампуса. Помни, что случилось с твоим отцом…»

В коробке из-под печенья больше ничего не было. Полли вдруг почувствовала, как разболелась голова – кажется, она слишком глубоко пробралась за обивку Зои Гримм.

«Ну что, ты довольна?»

Нет уж, чувство, которое переполняло ее, не имело ничего общего с удовлетворением. Теперь она знала, кто такая Зои Гримм, но она по-прежнему не понимала ее. Девочка, родившаяся в семье злыдней, для которых традиции превалируют надо всем остальным, потерявшая мать, а затем и отца. Почему она сбежала от тетки? Зачем вернулась в Габен? Что она делает?

Чем дольше Полли думала об этом, тем сильнее в ней крепла уверенность: в том, что сейчас происходит в Габене, кроется нечто большее. Это не просто ограбления…

Она перечитала эпилог последней открытки: «И не вздумай искать Крампуса…»

Помнится, обнаружив рукопись в квартире вора подарков, она задалась вопросом, какое к нему отношение имеет Зои Гримм. Открытка от тетушки Гертруды дала ей понять, что тот как-то причастен к смерти профессора Гримма. Но как? Что тогда произошло? В газете писали о несчастном случае – падении из циферблата часовой башни на Неми-Дрё. Как же все запутано!

Полли вернула стопку открыток в коробку из-под печенья. Закрыла крышку и в тот же миг будто бы выбралась из головы Зои Гримм, будто сбросила с себя пропахшую безумием старую шкуру. Но вот тоска, охватившая ее от изучения жизни наследницы древнего и почтенного семейства, никуда не делась. Напротив, она лишь усилилась.

В этой комнате, в этом доме и в этом городе просто нельзя не сойти с ума. Отчаяние и безысходность… когда эти две твари соседствуют с тобой, они наглеют все больше и больше, и постепенно вытесняют тебя, они захватывают фут за футом не только твой дом, но и саму твою жизнь.

Полли почувствовала, как к горлу подступает ком, попыталась сделать вдох и не смогла. Затхлость комнаты Зои Гримм будто комками ваты забилась ей в ноздри, Полли ощутила, как незримая тяжесть этого места легла к ней на затылок давящей ладонью.

«Кажется, этот вид безумия заразен, – подумала она. –Нужно выбираться отсюда… – Взгляд полз по вещам и предметам обстановки в спальне «монстра». – Ты и так узнала больше, чем рассчитывала. Здесь ничего не осталось, кроме еще пары глотков одиночества. Ответы на все вопросы получить просто невозможно и…»

И тут Полли вдруг заметила то, что заставило ее пальцы вздрогнуть. Появившееся неожиданно предчувствие четко и внятно сообщило ей: «Я пришла сюда вовсе не за жизнью Зои Гримм – я пришла сюда за этим!»

Из-под подушки торчал уголок какой-то бумажки.

«Хм, думала утаишь от меня свои тайны, Зои Гримм, спрятав их под подушку?»

Уголок оказался частью многократно скомканного и вновь расправленного письма, состоявшего из двух листов. Весь первый лист занимал собой какой-то список – в четыре столбика там стояли странные цифро-буквенные обозначения: «137/5.18-154-р, 177/2.14-77-сж, 198/4.03-154-п, 218/1.14-16-м...» И так далее. На листе было не менее трех дюжин этих непонятных комбинаций.

«И зачем хранить такое под подушкой? Что это? Какой-то код?», – подумала Полли, и почти сразу же отчасти получила ответ на свой вопрос. Второй лист представлял собой самое обычное письмо. Хотя обычное ли?

«Дорогая Зои Гримм!

Сперва позволю себе подтвердить: это не сон, вы не сошли с ума, и все действительно происходит наяву.

Вы и правда держите в руках письмо, написанное лично мной. Многие пишут мне, но мало кто удостаивается чести получить от меня ответ. Моя почтовая служба работает не покладая рук, все жаждут моего внимания, поэтому прошу прощения за то, что ответил вам лишь сегодня.

Я знаю, что вы писали мне многие годы, и так совпало, что одно из ваших писем попалось мне на глаза. Прочтя его, я отыскал и остальные. Признаюсь вам, меня глубоко тронула ваша история, и этой зимой для своего ежегодного праздничного чуда я выбираю вас.

Что это за чудо? Вы все узнаете, когда придете за ним.

Буду ожидать вас в парке Элмз на Тихой аллее, у самого старого и заснеженного вяза, ровно в полночь (не опаздывайте). Там вы сможете забрать свой подарок.

Ну а пока в знак моей благосклонности к вашей персоне примите от меня этот список: уверен, вы поймете, что с ним делать, ведь в нем спрятано то, что вы так давно искали.

Счастливого Нового года!

Со всем возможным почтением…»

Полли оторвала взгляд от письма.

– Нет. Этого быть не может…

Она снова перечитала подпись, а потом еще раз, будто у нее вдруг испортилось зрение.

И правда, как в такое поверишь, ведь в самом низу стояло:

«Человек-в-красном».

Полли уже в который раз за сегодня поймала себя на мысли, что ничего не понимает. Человек-в-красном?! Он ответил на письмо Зои Гримм?! Но ведь это невозможно, поскольку…

– Его не существует, – прошептала Полли.

«Да и о каком еще подарке он писал? Вряд ли это очередной кашалот…»

Она взяла листок с непонятными цифрами, перечитала их. И тут, неожиданно для себя, вдруг узнала их.

– Постойте-ка… не может быть…

Листок дрогнул в руках Полли.

– Да вы шутите!

Боясь поверить в свою догадку, Полли провела пальцем по первой числовой последовательности и кивнула. Проверила вторую, третью, выбрала одну в самом низу списка. Все подтвердилось!

– Нужно только сверить с…

– Зо-о-ои-и-и-и… – позвал кто-то.

Полли стремительно обернулась, выхватила «москит» из кобуры и нацелила его на дверь. Но там никого не было.

Ей ведь не могло показаться, или…

– Зо-о-ои-и-и-и… Зо-о-о-о-о-ои-и-и-и…

Внезапно прорезавший тишину дома голос, хриплый и надтреснутый, похожий на воронье карканье, раздавался откуда-то сверху.

Полли задрала голову, выискивая его обладателя. На миг ей показалось, что на потолке в углу кто-то сидит. Черный комок шевелился.

Полли почувствовала, как по спине прошел холодок.

Не опуская пистолет, она спрятала письмо Человека-в-красном в карман и свободной рукой нашарила на прикроватном столике свой фонарь и, обхватив его за ручку, аккуратно подняла. Темнота медленно отползла прочь, и черный комок в углу качнулся, а затем… исчез.

«Просто пятно от протечки… – Полли перевела дыхание. – Но кто же тогда?..»

– Зо-о-ои-и-и-и…

Голос шел из-за потолка, со второго этажа.

Полли двинулась к двери спальни.

Оказавшись на лестнице, она остановилась и прислушалась.

– Зо-о-ои-и-и-и… – хриплый голос не смолкал.

Полли поднялась в гостиную. Никого там не обнаружив, она осторожно ее пересекла и застыла у двери кабинета профессора Гримма.

– Зо-о-ои-и-и-и…

Сомнений не было – голос раздавался оттуда.

Пытаясь унять дрожь, она распахнула дверь и направила пистолет на…

В кабинете, как и до того, никого не было.

Что за шутки?!

«Этот дом… он пытается свести меня с ума…» – подумала Полли, и все же пока что она была в себе.

– Зо-о-ои-и-и-и…

Полли повернулась к книжному шкафу справа от входа. Голос шел оттуда.

Она подошла к полкам и, затаив дыхание, приставила ухо к одному книжному корешку.

Обладатель хриплого голоса молчал.

Повесив штурм-фитиль на пояс, Полли вытащила одну из книг. В темноте в глубине полки что-то было.

Полли принялась вытаскивать книги и вскоре выяснила, что задняя стенка шкафа отсутствует. В нише, проделанной в стене, стоял большой квадратный кофр.

«Еще одна тайна…»

Недолго думая Полли вытащила кофр, поставила его на пол и попыталась открыть защелки. Заперто! Убрав оружие, она достала отмычки. Пара быстрых движений в замочной скважине, и что-то щелкнуло.

Полли направила пистолет на кофр и один за другим отщелкнула замки. Откинула крышку и заглянула внутрь.

Сперва она не поняла, что видит. Кофр до половины был заполнен черными перьями. В них, будто в гнезде, что-то лежало.

Бледное существо со сморщенной серой кожей походило на… ребенка. Уродливого мерзкого ребенка. Костлявые руки с длинными когтистыми пальцами обнимали прижатые к впалой груди ноги. Вислое брюхо мелко подрагивало, четко очерченные ребра сходились и расходились.

Существо подняло лысую покатую голову, и Полли отшатнулась. Это было, вероятно, самое уродливое лицо, которое она видела в своей жизни: большущий, похожий на клюв, нос, черная длинная трещина рта, два круглых смоляных глаза без зрачков.

Увидев ее, существо раскрыло пасть и закричало. После чего одним движением выпрыгнуло из ящика и ринулось к двери.

Полли выстрелила.

Пуля-ампула вонзилась под лопатку беглеца, но тот этого даже не заметил.

Существо выскочило из кабинета. Полли бросилась за ним.

Она оказалась в гостиной как раз в тот момент, как беглец добрался до сугробов под проломом в крыше. Повернув к ней голову, он затрясся, из его горла вырвался очередной птичий крик, а в следующий миг…

Существо исчезло! И не просто скрылось из глаз – оно рассыпалось белой пылью, смешавшись со снежинками!

Полли, потрясенная от увиденного, подошла к пролому. Ткнула носком сапога в снег на том месте, где всего секунду назад стояло странное существо. Задрала голову. Снежинки, падавшие через пролом, опустились на ее лицо.

– Что… это было?

И тут в гостиной что-то начало происходить. Раздался металлический звон.

Полли повернулась и обмерла. Ее взгляд натолкнулся на циферблат напольных часов. Стрелки пришли в движение и поползли по кругу. Маятник качнулся, словно его толкнули чьи-то невидимые пальцы. Гостиная заполнилась тиканьем.

Стоявшие до того, казалось, целую вечность, часы вдруг пошли.

***

Полли вышла из кэба и направилась к входу в здание редакции.

Мысли ее были сейчас далеко от площади Неми-Дрё – она думала о том неведомом существе, которое она выпустила из кофра. Полли уже довольно давно «служит на благо города в должности Зубной Феи» (так однажды пошутил Партридж, пытаясь ее задеть и даже не догадываясь в тот миг, что ей понравится данная формулировка). И чего она только за все это время не видела, но растворяющиеся в снегу твари… это было что-то новенькое. После своего столкновения с мимиками она сомневалась, что ее возможно удивить и… что ж, пока она была как минимум заинтригована.

Полли задумчиво поправила шляпку, подтянула перчатки и… вдруг поймала себя на том, что перчатки на ее руках ей не принадлежат.

– Проклятье! – прошипела она. Быстро оглядевшись по сторонам, Полли стянула с рук черные кожаные перчатки Зубной Феи и заменила их мягкими бархатными перчатками из «Перчаточной мадам Прилл».

– Внимательнее, мисс Трикк, – проворчала Полли. – Так и до разоблачения недалеко.

У входа в здание редакции топтались несколько неприглядного вида господ в потертых, наваливающихся на глаза кепках и потертых котелках. Все они походили на громил разной степени обтесанности. Полли несколько напряглась, заметив дубинки, которые эти милые господа неумело прятали под пиджаками и короткими бушлатами.

«Кто тут у нас? – подумала она с тревогой, пытаясь разобрать какие-нибудь особые приметы одной из банд Тремпл-Толл. – Что они здесь делают? И уж не меня ли поджидают?»

Один из громил, судя по всему, главарь, заметил ее, пригладил короткие неопрятные бакенбарды и приподнял котелок, приветствуя Полли. Этот толстяк в пальто, надетом поверх мясницкого передника, не выражал угрозы.

– Мэм, – поздоровался он. Его спутники нестройно поприветствовали Полли.

«Все понятно, – про себя усмехнулась мисс Трикк. – Кажется, они караулят тут кого-то из сплетников…»

Под двери редакции нередко приходили раздосадованные той или иной статьей и недостаточно лестным обращением со своими именами герои заметок. Подняться в печатный зал они не решались, но терпения им было не занимать: по этой причине многие из бойких и острых на язык газетчиков частенько ночевали прямо в редакции.

– Разрешите пройти, джентльмены? – спросила Полли.

– Конечно-конечно. Прошу, мэм. – Толстяк отступил в сторону. – Вы ведь наверх, мэм? Может, передадите… гм… мистеру Уиггинсу, что к нему пришли его добрые друзья?

– И что, если он не вернет короля-гуся, мы пересчитаем ему все ребра, – вставил один из громил.

Толстяк недовольно пожевал губами:

– Тише-тише, Пэдди. Простите моего племянника, мэм. Никто не будет…

– С удовольствием передам! – ответила Полли. – Пересчитаете ему все ребра – запомнила. Если хотите мое мнение, то ребра мистера Уиггинса давно напрашиваются.

Пара громил хохотнули, толстяк одобрительно кивнул.

Полли толкнула дверь, быстро поднялась на второй этаж.

В печатном зале уже почти не осталось следов визита Зои Гримм. Весь снег убрали, столы вернулись на свои места, через все помещение были протянуты веревки, на которых сушились закрепленные прищепками листки бумаги.

Бенни Трилби сгорбился за своей печатной машинкой, его пальцы стремительно отстукивали по клавишам. На Полли он бросил лишь короткий быстрый взгляд.

– Как поживает ваша дохлая рыба, мисс Трикк? Пахнет пирожным?

– Рыба объелась пирожными и скоро лопнет, – досадливо ответила Полли.

– Ну и замечательно…

Уиггинс обнаружился за своим столом. Закинув на него ноги, он развалился в кресле с чашкой кофе. Господин репортер устроил себе заслуженный, как он считал, отдых (пока шеф не видит).

– Мистер Уиггинс, – сказала Полли. – К вам там пришли. Что-то связанное с гусями или королями. Я так и не поняла…

Уиггинс поперхнулся кофе и выронил чашку. Стащив со стола ноги, он скрючился, пытаясь прокашляться.

Не прерывая печатание, Бенни Трилби расхохотался.

– Осторожнее, Уиггинс, горло сломаешь!

Как бы Полли ни было приятно наблюдать страдания мерзкого Уиггинса, сейчас у нее не было на это времени.

Под хлюпанье и кашель репортера она развернулась и направилась к лестнице. Она думала о Уиггинсе, о том, как он ее постоянно подначивает, и о том, что, возможно, сегодня он наконец получит по заслугам. А еще о том, что у него сломалось горло… сломалось горло… где она могла такое слышать?..

Впрочем, мысли мисс Трикк быстро сменились, стоило ей спуститься в линотипную. «Сейчас не до злыдня Уиггинса…» Еще бы: ведь она была в одном шаге от того, чтобы разгадать одну из тайн Зои Гримм. В сравнении с этим сейчас все прочее отступало на второй план.

Преодолев непривычно тихий подвал, в котором обычно и печатались тиражи «Сплетни», она повернула ручку на низенькой дверке в его глубине и нырнула в полутемный подземный зал.

Это место в редакции называли «складом растопки», и то правда: почти все пространство здесь занимали старые газеты. Стопки старых выпусков «Сплетни» высились от пола и до потолка, и громадные штабеля из газетных кип уходили вдаль, между ними едва можно было протиснуться. Хоть Полли и провела в этом хранилище довольно много времени, она до сих пор не имела ни малейшего представления о его реальных размерах – кое-кто из редакции поговаривал, что оно простирается под значительной частью площади Неми-Дрё. Полли никогда не заходила в этот газетный лабиринт далеко, но не сомневалась, что это правда.

Прямо у входа стоял заставленный стопками газет стол, где-то там должен был быть и стул.

Полли подошла к столу и несколько раз позвонила в звонок.

Долго ждать ей не пришлось: сутулая фигура мистера Филдса вынырнула из прохода между рядами газетных кип.

– О, моя любимица! – вдохновенно прошамкал беззубым ртом смотритель редакционного архива.

– Добрый вечер, мистер Филдс.

– Решили навестить старика перед праздниками, мисс Трикк? Или этот хмырь в клетчатой бабочке вас снова сюда сослал?

– К сожалению, последнее. – Полли не стала вдаваться в подробности. – Мне нужна ваша помощь, мистер Филдс.

– О, ну конечно, мисс Трикк. Чем могу быть полезен?

Полли достала из кармана пальто письмо Каминника, найденное в доме № 18 на Пыльной площади. Сейчас ее заботил лист с цифрами. Она протянула его старику.

Тот надел на нос пенсне, пробежал глазами список.

– Вам нужны все?

– Да. Вы найдете их?

– Для вас, мисс Трикк, я отыщу каждую.

Он подошел к столу и нажал на педаль под ним. На стоявшем рядом стуле поднялась и накренилась седушка, с нее соскользнула на пол пачка газет.

– Обождите здесь, мисс, я скоро.

Мистер Филдс исчез в проходе между кипами, а Полли опустилась на стул.

Еще там, в комнате Зои Гримм, она с удивлением узнала в том, что любой другой воспринял бы лишь как какую-то числовую белиберду, конторский код, который был в ходу не где-нибудь, а в самой «Сплетне». Каждая строчка содержала как номер определенной газеты, так и маркировку конкретной статьи в ней. И Полли отправилась прямиком туда, где хранились все выпуски «Сплетни» с самого ее основания.

Почему Человек-в-красном прислал Зои Гримм этот список? Вскоре все должно было проясниться…

Прошло уже почти пятнадцать минут, а мистера Филдса все не было. Полли ерзала на стуле от нетерпения.

Время от времени в подземном зале раздавался гул, и газетные стопки начинали дрожать. Всякий раз, когда это происходило, Полли непроизвольно задирала голову – наверху, на площади, проезжал трамвай. Все остальное время в редакционном архиве было тихо.

Полли думала обо всем, что успело произойти с тех пор, как она сошла с трапа дирижабля «Бреннелинг». Сумасшедший день. Все началось с вора подарков, потом ее затянул поиск Лжекрампуса: «Переплет» и паб «Ворон и Пес», табачная лавка и антресольная квартирка. После чего она отправилась в городской архив и отыскала дом на Пыльной площади. И в итоге проникла в дом злодейки…

Только сейчас, сидя на неудобном стульчике смотрителя редакционного архива, Полли поняла, как на самом деле устала и проголодалась – за всеми этими розысками она даже забыла пообедать. «И, кажется, все только начинается…»

Мысли Полли прервало шарканье мистера Филдса. Старик появился из прохода, в руках у него была кипа газет.

– Тут ровно три дюжины номеров из списка, – сказал он.

– О, благодарю вас.

Полли сверилась с письмом Человека-в-красном и отыскала первую заметку. Ею оказался… некролог.

«С прискорбием сообщаем о скоропостижной и безвременной кончине Джона Сессила Дарнби в следствие трагичного несчастного случая. Мистер Дарнби перепутал приправы к супу и вместо специй добавил в блюдо “Мышьячий Мышьяк Мауси”. Если вы хотите выразить соболезнования, это можно сделать, отправив письмо сожаления по адресу: ул. Бромвью, дом № 7»

Полли трижды перечитала заметку. Кто такой этот Дарнби и какое он отношение имеет к Зои Гримм? Ничего не понятно. Быть может, следующая статья чуть рассеет туман?

Следующая статья также оказалась некрологом – в нем сообщалась, что некая миссис Порч скончалась от того, что неосторожно исколола себя швейными иголками.

– Швейные иголки? – удивленно пробормотала Полли.

– Вы собираете материал для статьи о швейной фабрике? – спросил мистер Филдс, с любопытством глядя на нее.

– Не совсем.

По правде, Полли и сама не знала, для чего именно она собирает материал. Было бы неплохо иметь хоть малейшее представление, что именно она ищет.

Следующая заметка ожидаемо также оказалась некрологом. И следующая. И еще одна за ней. Чем больше Полли откладывала проверенных газет, тем сильнее в ней крепло недоумение. Одно «С прискорбием сообщаем…» сменялось другим, номер за номером откладывались в сторону.

«Это все – какая-то несмешная шутка», – думала Полли, читая о том, как одна мисс споткнулась о кота, упала с лестницы и сломала себе шею, или о том, как некий мистер зачихался до смерти.

Некрологи из списка на первый взгляд ничего не объединяло – разные имена, разные даты, разные части Саквояжного района и даже разные виды смертей. И все же через все заметки тянулась почти незаметная багровая нить – формальная фраза «в следствие трагичного несчастного случая».

– Какая-то эпидемия несчастных случаев, – задумчиво сказала Полли.

– Что? – взволнованно спросил мистер Филдс. – Это заразно?

– Я не уверена…

«Несчастные случаи происходят каждый день», – напомнила себе Полли.

Несчастные случаи, о которых писала «Сплетня» и на первый, и даже на второй, очень пристальный, взгляд казались вполне обыденными. Часть из них, вроде цветочных горшков, падающих на голову, попаданий под экипажи или неумелого обращения с острыми предметами, могли случиться где и когда угодно. Другие («Его зажевала взбунтовавшаяся механическая лестница», «Задушился собственным шарфом», или «Отравилась собственной желчью») казались чуть более странными, но это ведь Габен – здесь порой происходит и не такое.

Перебирая смерть за смертью, переходя от падений к отравлениям, а от пожаров к удушьям Полли чувствовала, что ответ уже очень близко. Но газета за газетой, некролог за некрологом сведения копились и… ни к чему не приводили. Бенни Трилби часто говорил: «Конец ниточки, этой хитрой неуловимой дряни, часто прячется в путанном ворохе, он норовит ускользнуть, затеряться. Нужно просто запустить в этот ворох поглубже пальцы…»

И тут Полли вдруг, неожиданно для себя, ухватила эту своевольную ниточку. Один из некрологов отличался. Это была очередная заметка о скоропостижной кончине: некий мистер Комбс зазевался и попал под трамвай. Но странность заключалась не в самом происшествии, а в том, что в конце некролога стояла отметка «с.п.н.п.» и ссылка на страницу № 5, где размещался раздел городской хроники.

– Любопытно…

– Что именно, мисс?

– «С.п.н.п.» – «События приняли неожиданный поворот».

– Ах, это.

Полли нашла нужную страницу и… никакой статьи, которая была бы как-то связана с заметкой о несчастном случае, там не было. Лишь между статьями «О том, чего ждать с приходом туманного шквала на этой раз» и «Списком средств и приспособлений, которыми следует запастить перед туманным шквалом» сиротливо приютилась едва заметная строчка: «Уигг., №8, с.п.н.п заменен».

Полли досадливо поморщилась: статьи изымали перед печатью нередко. Причин могло быть много: либо она была недостаточно едкой, либо касалась тех, кого касаться не стоит, либо шеф был отчего-то разозлен на автора статьи, или же для нее просто не хватило места.

В том, что статью, связанную с некрологом, заменили, явно проглядывало слишком уж неприятное совпадение, но, прочитав имя, указанное в пометке, Полли мысленно улыбнулась – еще не все потеряно.

Она переписала артикул в блокнот и взяла последнюю газету из списка.

Прочитав напечатанный там некролог, Полли закрыла глаза и потерла переносицу.

– Мисс Трикк, с вами все в порядке? – спросил мистер Филдс. – Что-то не так?

Полли открыла глаза и посмотрела на смотрителя редакционного архива.

– Напротив, мистер Филдс. Все так. Все именно так, как и должно быть. Этого стоило ожидать…

…Мистер Уиггинс весь извелся. Он то и дело подходил к окну в печатном зале и проверял, там ли этот Погг?

Погг был там.

«И что с ним не так? У него, разве, нет других дел в новогодний вечер, кроме как караулить честного репортера?»

Судя по всему, дел у хозяина «Мисс Гусыни» не было – кажется, он слишком близко к сердцу принял то, что ему «не повезло» с «Праздничной передовицей». В то время, как он, Уиггинс, сделал все от него зависящее, чтобы письмо толстяка попало в руки шефа. Разве Уиггинс виноват в том, что шеф и сам не промах – и в последствии «выбрал» письмо, которое привез с собой?

Уиггинс своими глазами видел, как господин главный редактор сделал вид, будто достает письмо из кучи, в то время, как сам достал его из кармана.

В поступке шефа не было ничего удивительного, но поразило Уиггинса, чье именно письмо он подбросил. Почему Тилле Беррике? Из всех желающих отправиться на ужин к господину Моргрейву он отчего-то выбрал эту непонятную девчонку…

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, газетчик повернул голову и поморщился.

Эта мерзкая шефовская подлиза мисс Трикк глядела на него, не моргая. Она отчего-то не зашла в печатный зал и осталась стоять на лестнице – как показалось Уиггинсу, она пряталась там.

Мисс Трикк поманила его пальцем.

«Что ей надо?»

Он нехотя отошел от окна и направился к ней, заготовив парочку колкостей. Газетчик не оставлял надежд, что одна из его издевок однажды заставит ее расплакаться и наконец покинуть редакцию навсегда. Как она не возьмет в толк, что редакция – не место для мисс?! К тому же у них с Хатчинсом было пари: тот, кто выживет Полли Трикк из «Сплетни», выиграет шикарный обед у госпожи Примм и заберет себе все «горячие» страницы на целый месяц.

Уиггинс себя не обманывал: издевки, которые он только что придумал, вряд ли заставят мисс Трикк сбежать из редакции, но, может, хотя бы заставят ее разреветься? Это бы подняло его, испорченное гусятником Поггом, настроение.

Покинув печатный зал, он уже раскрыл было рот, чтобы сообщить этой несносной особе о ее курносой бездарности, но она вскинула руку, не дав ему вымолвить и слова.

– Мистер Уиггинс, мне нужна ваша помощь. И учтите, что я тороплюсь, так что предлагаю отложить наши распри на потом.

Он почесал синий от чернил подбородок.

– Что? Помощь?

– Да, для моей статьи.

– Я слышал, вы занимаетесь воришкой подарков. Трилби говорил, что это на время помешает вам путаться под ногами у, – он сделал особое ударение, – настоящих репортеров.

– Да-да, – перебила Полли. – Я тут кое-что искала и наткнулась на вашу статью. Вернее, на ее упоминание. Пометка, – она сверилась с блокнотом, – «Уигг., №8, с.п.н.п заменен» в…

– Семнадцатом осеннем выпуске, – скрипнул зубами Уиггинс.

– О, вы помните.

– Разумеется. Это номер накануне туманного шквала. Мою статью завернули, потому что, – он надул губы и сымитировал важный бас шефа: – «Читателей сейчас интересует только шквал». Как будто все остальные новости не нужно освещать…

На деле Уиггинс помнил об этой статье по другой причине. Некая особа сегодня посетила редакцию и забрала оригинал невышедшей статьи. А он и отдал, ведь она пообещала ему эксклюзив – большое интервью со снеговиком. Уиггинс жалел, что не попросил гарантий, и сейчас ему казалось, что он поторопился и что возможность обскакать Трилби лишила его рассудительности.

Почему мисс Трикк интересуется этой старой статьей? Почему именно сейчас? Что она знает? В какую игру пытается играть?

– Как эта статья связана с воришкой подарков? – спросил он, с подозрением прищурившись.

– Да так, кое-что проверяю, – уклончиво ответила Полли. – Расскажите, о чем в ней говорилось?

Уиггинс с неприступным видом сложил руки на груди.

– С чего вы взяли, что я…

– Мистер Уиггинс, я ведь сказала, что у меня нет на все это времени. Вы ведь хотите, чтобы я оставила вас в покое?

– Кажется, Трилби не рассказал вам, как в «Сплетне» принято просить, чтобы что-то получить.

Полли Трикк усмехнулась.

– Он упустил этот момент. Но я знаю, что вы мне все расскажете.

– Неужели?

– Те дружелюбные господа внизу, мистер Уиггинс, – с многозначительной улыбкой сказала Полли, – у которых вы украли гуся…

– Я его честно заработал!

– Неважно. Так вот, они спрашивали у меня, где вы живете – думаю, они планируют навестить вас дома, но… не перебивайте!.. но я им, разумеется, ничего не сказала и не скажу. И более того, вы ведь хотите встретить Новый год дома, а не в редакции, так? Если вы мне расскажете, о чем была интересующая меня статья, я спущусь вниз и со всем своим сожалением сообщу ожидающим вас господам, что вас здесь нет и что… кхм… вероятно, вы сейчас топчетесь у пирожочной «Патти Пи».

Уиггинс молчал, раздумывая.

– А вы отрастили зубки, мисс, – сказал он с проскользнувшим на миг уважением. – Что ж, если вы поможете мне избавиться от… докучливых поклонников, я, так уж и быть…

– Статья, мистер Уиггинс. Что в ней было?

– Да в сущности ничего особенного. Не понимаю, почему все ею так… – он прервал себя, пока не ляпнул лишнего. – В статье говорилось о несчастном случае. Мистер Комбс, подмастерье из шляпного ателье «Шеширс», выпил лишнего в пабе и случайно попал под трамвай.

– Да-да, – нетерпеливо вставила Полли. – Но там ведь стояло «с.п.н.п». Так в чем же заключался неожиданный поворот?

– У происшествия – несчастного случая – был свидетель. Десятилетняя дочь пекаря. Девочка утверждала, будто видела, как некий господин в черном пальто, конторском котелке и очках помог мистеру Комбсу… хе-хе… не пропустить свой трамвай.

– Как это «помог»?

– Ну же, мисс Трикк, нельзя же быть такой глупой. По словам девчонки, он толкнул мистера Комбса под трамвай.

– Значит, – глухо сказала Полли, – несчастный случай…

– Был вовсе не несчастным случаем.

***

До Нового года оставались считанные часы. Давно стемнело, снегопад усилился, но прохожих на улицах Тремпл-Толл, тем не менее, особо не убавилось. Зато Саквояжный район полнился нервозностью и спешкой. Город в эти часы походил на яркий пестрый балаганчик уличного кукольника, а торопящиеся доделать покупки и завершить все дела перед праздником горожане – на заводные игрушки.

Задворки площади Неми-Дрё Полли нравились: они напоминали ей ее родной Кэттли. На здешних узких улочках кипела простая и незатейливая жизнь, местные не только знали друг друга в лицо или по имени, но были даже в курсе всех соседских внутрисемейных событий. И неудивительно, ведь всего за пять пенсов в окошке миссис Гартхен можно было купить свежую и животрепещущую сплетню.

Лавки, мастерские, клоповьи конторки и крошечные кафе, в которых умещались лишь кофейный варитель да единственный столик, прижимались друг к другу, их вывески стояли тесно и как попало.

Дома по обе стороны Твидовой улицы подходили к путям почти вплотную – так что трамвай мог протиснуться меж ними едва ли не со скрипом. Тротуарчики здесь были шириной всего в пару футов, и даже для тумбы констебля не нашлось места: сигнальные трубы торчали прямо из стены, там же была и крохотная синяя дверка с потускневшей от времени надписью: «Полиция Габена». Констебля, само собой, на посту не оказалось.

Полли не обращала внимания ни на дома, ни на вывески. Она ловила обрывки разговоров, вглядывалась в лица. А еще нервно сжимала рукоять «москита» в кармане пальто, когда кто-то из прохожих оказывался слишком близко, и дергалась всякий раз, как где-то громко хлопала дверь.

Она понимала, что это уже паранойя, но от того, что она узнала, волосы дыбом вставали. Сказать, что расследование тайны воришки подарков приняло неожиданный поворот, значит сильно все упростить. У нее с глаз спала пелена – после разговора с Уиггинсом все изменилось.

Человека убили. Это был не несчастный случай. А значит, скорее всего, убили всех из ее списка. Три дюжины некрологов – три дюжины убийств. Заговор опутал весь Тремпл-Толл. И никто даже не догадывается об этом.

Самое жуткое во всем этом было то, что она не знала кто и зачем убивал этих людей: жертв, казалось, абсолютно ничего не связывало. Притом, что между ними определенно была связь.

Мотив… Вот, чего ей не доставало, чтобы понять, что именно происходит. Она надеялась, что ответ на вопрос «зачем?» подскажет ей «кто?». И что именно причина свяжет между собой всех этих несчастных.

Полли остановилась у шляпного ателье «Шеширс». Окошко в двери светилось – мастер на месте.

Она поднялась по лесенке и толкнула дверь. Звон колокольчика потонул в стрекоте швейной машины.

Пахнуло воском, канифолью и клеем.

Полки, заставленные шляпами, высились под самый потолок, по левую сторону от входа выстроился целый батальон строгих джентльменских цилиндров и канцелярских котелков всего в двух расцветках: черной и темно-коричневой. По правую руку разместился стеллаж-амфитеатр, на котором стояли болванки-головы в дамских шляпках в двух расхожих в Тремпл-Толл фасонах: «конторки» – похожие на горшки головные уборы с маленькими бортиками; и «шеширки» – среднеполые невысокие модели, крепившиеся к волосам шляпными булавками. После Льотомна и его безумного следования моде с цилиндрами, Полли было непросто привыкнуть к чему-то, что не похоже на обломок водостока. В своей новой вишневой «шеширке» она чувствовала себя едва ли не старухой, но та идеально сочеталась с клетчатым пальто и строгим платьем, а еще идеально сочеталась с толпой. Когда она только прибыла в Габен в своей широкополой синей шляпе «Жужу Мерлен», помнится, все озирались и провожали ее взглядами. Сейчас она старалась избегать досужих взглядов и пристального внимания. Полли проглотила вставший в горле ком: кажется, этот город окончательно переварил ее в тот миг, как она сменила шляпку и стала такой же неприметной и неприглядной, как и прочие дамы в Тремпл-Толл…

Всю заднюю часть ателье занимала мастерская: рулоны твида и фетра, выделанной шерсти и вельвета стояли колоннами у стены, на узеньком двухэтажном верстаке были разложены деревянные колодки и выкройки. Там же разместилось, похожее на маску латунное приспособление для снятия мерок с головы. За горбатой швейной машиной обнаружился и сам мастер-шляпник.

Мистер Кокридж поднял голову от иглы и убрал ногу с педали. Хозяин ателье оказался обладателем вислых мешков под глазами, пышных седых бакенбард, переходящих в подкрученные усы, и механического выдвижного монокля.

– Добрый вечер, мисс. У нас есть шляпки на любой вкус.

– Добрый вечер, сэр, – сказала Полли. – Я к вам не за шляпкой. Меня зовут Полли Трикк, я из «Сплетни».

Старый шляпник наделил ее тяжелым взглядом.

– Что вам нужно?

– Мистер Кокридж, меня к вам послал мистер Уиггинс из газеты, и я…

– Вы пришли из-за бедолаги Джима? – Полли кивнула, и старик с легко читаемым раздражением продолжил:

– Статья мистера Уиггинса так и не вышла. Хотя мне казалось, что он мне поверил. Вы, из «Сплетни», дурите людям головы и водите всех за нос, я не верю газетчикам. Зачем вы пришли? Ковыряться в ранах? Бередить душу старика?

Полли не раз приходилось сталкиваться с предубеждением против работников газеты – что ж, ее коллеги славно потрудились, чтобы им не доверяли.

– Мистер Кокридж, – сказала она, – вы правы: к сожалению, статью мистера Уиггинса завернули, но та статья, над которой я сейчас работаю, точно выйдет.

Шляпник пристально оглядел посетительницу, словно пытался определить, заслуживает ли она доверия. Его взгляд задержался на ее шляпке.

– Я вижу, вы подогнули поле с левой стороны, – сказал он. – Вам кто-то посоветовал так сделать или же это была ваша идея?

Полли смущенно коснулась шляпки.

– Моя. Мне показалось, что так будет лучше. Габенские «шеширки» сами по себе… – она замялась и замолчала.

Старик навис над столом.

– Какие, мисс? Уродливые? Устаревшие? Похожи на футляр для головы?

– Нет, что вы! Я вовсе не…

– Что ж, именно такие они и есть, мисс. Они были в моде в Габене тридцать лет назад и вот, спустя годы, они по-прежнему здесь, будто еще тогда впились в головы своих обладательниц и никак не могут их отпустить. И соперничают лишь с еще более уродливыми «конторками». Дамы в них выглядят нелепо, эти шляпы портят их, превращают их в старух.

– Вы считаете, что было бы лучше, если бы дамы в Тремпл-Толл ходили, – Полли замешкалась, боясь произнести такую грубость вслух, – и вовсе без шляп?

– Да хоть бы и так! – воскликнул старый шляпник. – Уж лучше, чем в «шеширках» или «конторках». Если бы только у нас не было законом запрещено появляться на улице без головного убора.

– Но почему вы не пошьете другую шляпку? – удивилась Полли.

– Тремпл-Толл – весьма консервативное место, – буркнул мистер Кокридж. – Ну да ладно. Отмечу лишь, что вы улучшили вашу «шеширку» – она даже почти-почти не ужасна. Важные дамы еще не свистели вам вслед?

– Не уверена, что свист вслед – это то, как ведут себя важные дамы. Но перешептывания я слышала.

Мистер Кокридж кивнул и, тяжко вздохнув, достал из кармана портсигар.

– Да, я помню: вы пришли говорить не о шляпках, – сказал он. – Что вы хотите узнать? Вряд ли я смогу добавить еще что-то. Я все рассказал мистеру Уиггинсу и нашему констеблю мистеру Шомпи.

Полли достала блокнот и карандаш.

– Вы можете еще раз рассказать, что произошло? Боюсь, у меня очень мало сведений.

Старик опустил голову – было видно, что ему больно все это вспоминать.

– Я и сам ничего не знаю. Мне сказали, что Джим, мой подмастерье, перебрал желудевой настойки и упал на рельсы на улице Бремроук. Трамвайщик его не увидел из-за тумана и… – Мистер Кокридж отвел взгляд. – Славный был парнишка, а какой талант! Он любил шляпное дело и однажды мог стать прекрасным мастером-шляпником. Я думал передать ему ателье после того, как руки не смогут держать иглу.

– Так вы все же считаете, что это был несчастный случай?

Старик был так взбудоражен, что и думать забыл, что собирался закурить папиретку.

– Еще чего! Мистер Уиггинс разве вам не сказал? Какая-то девчушка видела, как беднягу Джима столкнули под трамвай-то. Эх, добраться бы мне до этого ублюдка, я бы ему шляпу прямо к голове пришил…

Полли покивала. Свидетельница, дочь пекаря, уверяла всех, что видела, как мистера Комбса толкнул под трамвай некий господин в пальто, котелке и очках. А после того, что сделал, он просто сел в ожидавший его экипаж и уехал. Но ей почти никто не поверил, и все списали на бурную детскую фантазию. В любом случае описание предполагаемого убийцы подходило к половине жителей Тремпл-Толл.

– Вы сказали, что мистер Уиггинс поверил вам. В чем именно?

– Джим и капли в рот не брал. Он не мог перебрать настойки. Да и не до того ему было: мы ведь как раз заканчивали «Клякошляпп».

– Простите, что вы заканчивали? Шапокляк?

Мистер Кокридж повернулся к заставленной шляпами стене и принялся убирать головные уборы один за другим. Вскоре взгляду Полли открылась грифельная доска, на которой, помимо нарисованных эскизов и набросков, были закреплены чертежи и схемы, более уместные для какой-нибудь механической мастерской.

Она приблизилась и с удивлением разобрала, что на всех этих рисунках изображена женская шляпка или… что-то очень на нее похожее.

– Наша с Джимом гордость. Мы работали над «Клякошляппом» почти три года.

– Довольно миленькая шляпка, – вежливо сказала Полли.

– Что? – возмутился старик. – Миленькая? Разве вы не видите? Это произведение шляпного и механического искусства!

– М-м-м… простите, не хотела вас обидеть.

Старик еще какое-то время гневно пыхтел, но вскоре его злость сменилась печалью.

– «Клякошляпп» перевернула бы все шляпное дело в Габене, – сказал он. – Прошу прощения за свою грубость, мисс: вы ведь не понимаете, о чем идет речь. Взгляните на эти рисунки. Как думаете, что это за шляпка?

Полли нахмурилась, разглядывая эскизы.

– Это вечерняя дамская шляпка. Довольно… – она бросила на старика быстрый взгляд, – изящная и элегантная. Я бы с радостью такую надела.

И тут Полли поймала себя на мысли, что не солгала – шляпка на рисунках была и правда великолепной: на каком-нибудь светском приеме ее обладательница стала бы центром внимания.

– Вы ошиблись буквально во всем, мисс, кроме того, что с радостью надели бы ее. Это не вечерняя и уж точно не дамская шляпка.

– Вы хотите сказать, что это джентльменский головной убор? Весьма… гм… смело.

– Я разве сказал, что это джентльменская шляпа?

Полли была совсем сбита с толку.

– Я не понимаю…

– «Клякошляпп», мисс, – это шляпа, которая может менять свою форму в зависимости от желаний и нужд своего хозяина. В одно время это может быть мужской котелок, в другое – шляпка для мадам. Утром это может быть строгий конторский головной убор с подогнутыми полями, но вечером он уже становится великолепной широкополой шляпой с цветами и перьями. Он может быть как повседневным городским убором, так и шляпой для путешествий. Встроенные механизмы подстраивают очертания и высоту тульи, изгиб и разлет полей. Помимо формы, «Клякошляпп» меняет и цвет. Вернее, должен был менять. Мы как раз трудились над тканью, когда… когда Джима убили.

Полли слушала старика, округлив глаза. «Клякошляпп» и правда был чем-то невероятным. Но также он навел ее на довольно мрачную мысль.

– Вы сказали, – начала она осторожно, – что ваше изобретение перевернуло бы все шляпное дело в Габене. Выскажу предположение, что другие шляпники в Тремпл-Толл были бы недовольны, если бы вам удалось доделать «Клякошляпп».

Мистер Кокридж покачал головой и принялся возвращать шляпы на место.

– Я понимаю, к чему вы клоните, мисс. Вы полагаете, что Джима убили, чтобы помешать нам доделать «Клякошляпп», и я, признаюсь, много думал об этом. Но дело в том, что никто не знал о нашем изобретении, мы держали его в тайне.

– И никто не мог о нем узнать?

– Это исключено. Мы боялись, что наши наработки украдут, и работали в строжайшем секрете. К тому же Джима не было смысла убивать. Я бы все сделал и сам. Намного позже, но сделал бы. Хотя поначалу я тоже думал, что все дело в «Клякошляппе», ведь несчастье произошло сразу, как Джим все понял.

– Что именно он понял?

– Он написал мне незадолго перед трагедией. – Шляпник открыл книгу учета и достал из нее листок бумаги, передал его Полли.

«Я нашел! Мастер, я знаю, что нам делать с тканью! Мы все это время ошибались!»

Полли подняла взгляд на шляпника.

– Он так и не успел вам сообщить, что узнал?

Мистер Кокридж покачал головой.

– Он спешил сюда, чтобы все мне рассказать, но… – на глаза старика навернулись слезы.

– И никто, совершенно никто, не знал, чем вы занимаетесь?

– Никто! Я ведь уже сказал!

Полли кивнула, хотя ее не отпускала уверенность, что кто-то все же прознал о «Клякошляппе». И тем не менее, несмотря на кажущийся вполне логичным мотив, он никак не объяснял наличие остальных жертв.

Полли перевернула несколько страниц в блокноте и сказала:

– Мистер Кокридж, я сейчас назову вам имена некоторых джентльменов и дам. Прошу вас, если узнаете кого-то из них, скажите.

Полли озвучила весь список, но старик никак не отреагировал ни на одно из имен.

– Я никого из этих людей не знаю. Какое они имеют отношение к бедолаге Джиму?

– Это я и пытаюсь выяснить.

Старик выхватил у нее из руки записку и вернул ее в книгу.

– Вы разбередили мои раны, мисс, – сказал он и принялся демонстративно менять катушку ниток на швейной машинке. – Я больше ничего не знаю. Проклятье! Джима не стало осенью, почему в газете и в банке вдруг заинтересовались им сегодня? Вам нужно какие-то отчеты закрывать перед Новым годом? Злобные бессердечные пиявки, вы являетесь ко мне, расспрашиваете про Джима, как будто вам есть до него какое-то дело.

– Нет, сэр, у меня и в мыслях не было и… – Полли вдруг замолчала. – Что? При чем здесь банк?

– Вам виднее при чем! Ко мне приходила мисс из банка, допытывалась про Джима и про мою ссуду!

– Вашу ссуду?

– Мою ссуду, которую я взял, чтобы сделать «Клокошляпп».

– Значит, вы безнадега?

– Ненавижу это слово! Но да, я – треклятый безнадега, который еще осенью мог выплатить все банку до последнего пенса и вырваться наконец из их клейких щупалец, если бы только я доделал «Клокошляпп». Мое изобретение стало бы самой востребованной шляпой в городе, я бы раз и навсегда избавился от этих пиявок с Площади…

Полли стиснула зубы.

– Мистер Кокридж, последний вопрос: как выглядела мисс из банка, которая к вам приходила?

Старик досадливо поморщился.

– Весьма странная особа. Не знал, что служащим банка можно носить полосатые чулки и…

– Красные пелерины с белой оторочкой, – закончила Полли.

– Вы ее знаете?

Полли спрятала блокнот в карман пальто, и ее пальцы нечаянно коснулись рукоятки «москита».

– О, я давно ее знаю, – сказала она. – С самого ее детства.

***

Капсула пневматичекой почты отбыла с центральной станции на Чемоданной площади и двинулась в сторону канала Брилли-Моу. Это была ничем с виду не примечательная капсула: одна из сотен, что сейчас курсировали по всему городу. Вот только, в отличие от прочих, она не содержала новогоднего поздравления или добрых праздничных пожеланий – ее содержимое грозило городу неприятностями, хоть город об этом пока еще и не знал.

Стылый берег Брилли-Моу выглядел пустынным и вымершим, и свет теплился лишь в окнах тонущей в снегу узловой станции «Керосинный маяк». Пересыльные трубы врастали в здание станции, а выбравшись с другой ее стороны, сворачивали и шли вдоль берега канала, после чего возвращались в Тремпл-Толл – пневмопочтовое соединение с простирающимся за каналом Фли было прервано много лет назад.

Чем ближе стрелки часов подбирались к полуночи, тем больше капсул прибывало на «Керосинный маяк» и затем перенаправлялось по адресатам. Дюжина пересыльщиков в форменных фартуках, перчатках и кепи носились между патрубками, как угорелые. Новый год – худшее время в работе Пересыльного ведомства – ни секунды свободной нет. Все без исключения служащие станции «Керосинный маяк» ждали лишь того момента, когда за полчаса до полуночи начальство объявит остановку сообщений, кроме экстренных, и позволит работягам откупорить бутылочку ежевичной настойки и включить радиофор, по которому как раз должна звучать самая интересная часть «Мешка Крампуса». Ну а пока капсулы, капсулы, капсулы…

Работа шла гладко, пока за два с половиной часа до полуночи на станцию не прибыла одна из капсул, которые служащие Ведомства называли «хлопотниками».

Пересыльщик, доставший ее из трубы, прочитал адрес на ярлычке и недоуменно почесал затылок. По всему выходило, что «Керосинный маяк» был конечной точкой, но в конце стоял какой-то непонятный цифровой код. А это значило, что путь небольшого полированного цилиндрика должен продолжиться. Вот только куда его отправлять?

– Как это все не вовремя… – пробормотал пересыльщик и передал капсулу мистеру Друри.

Начальник станции сверился с Большой Книгой Адресных Кодов и, не найдя того, что был указан на ярлычке, к облегчению подчиненных, избавил и себя, и их от излишней возни – он просто-напросто положил капсулу в ящик «Ошибочных Адресатов». И храниться ей там, пока не востребуют…

О капсуле быстро забыли – в Новогодний вечер ни времени, ни желания разбираться с ней не было: процедура соблюдена – и ладно.

Когда все вернулись к работе, один из служащих станции, самый тихий и незаметный пересыльщик, выждал момент и подошел к ящику «Ошибочных Адресатов». Он быстро достал капсулу и направился с нею в зал пересылки. Остановившись у батареи патрубков, он выбрал седьмой сверху и тринадцатый слева проем и, оглядевшись по сторонам, засунул в него капсулу. Та исчезла с легким хлопком, будто проглоченная голодным медным горлом.

Никто ничего словно бы и не заметил. Более того – прежде о наличии этой трубы на станции никто не знал. Она будто просто однажды появилась там, спрятавшись среди десятков таких же труб.

Капсула с таинственным кодом-припиской на ярлычке меж тем продолжила свой путь.

Труба, по которой она шла, в какой-то момент ответвилась от прочих, нырнула вниз, со стены станции, после чего, прячась под грудами мусора (трухлявыми ящиками, гнилыми бочками и плесневелыми рваными сетями для ловли рыбы), поползла через берег к заснеженной глади канала. Там она нырнула под воду и ушла на глубину.

Оканчивалась труба примерно в сотне ярдов от берега, врастая в проклепанный борт небольшой, едва слышно рокочущей субмарины.

Крошечный аппарат отдаленно походил на бронзовую рыбу с горбом рубки, глазами-иллюминаторами и хвостовыми рулями-плавниками. Несмотря на то, что кругом была ледяная вода, внутри было жарко – мутным облаком в брюхе субмарины висел пар.

За штурвалом, развалившись в штурманском кресле, сидел пухлый мужчина средних лет в клетчатом костюме, багровый, как уголек в печке, с нечесаными рыжими бакенбардами и бутылкой «Шордич-Нордич» в руке. От него разило табаком «Гордость Гротода», который его спутница называла просто и емко «Зловонь» и ни за что – ни при каких условиях! – не позволяла курить на борту.

Прибытие почтовой капсулы ознаменовалось пронзительным визгом, пару раз мигнул свет.

– Мэм, пришло послание, – проскрежетал обладатель рыжих бакенбард, после чего открутив крышку на почтовом патрубке, извлек из него капсулу, а из капсулы – конверт.

– Я слышу и вижу, мистер Бэббит, – отозвалась молодая женщина, сидевшая на вращающемся стуле у большого обзорного иллюминатора в средней части борта. В руках она держала свежий выпуск «Романа-с-продолжением», главный герой которого, путешественник и исследователь мистер Суон собирался просто и без затей отметить Новый год в ресторане гостиницы в Бернау, но из-за череды невероятных совпадений и козней роковой красотки оказался в логове похитителей душ.

Мистер Бэббит вздохнул: мадам напрасно пыталась его обмануть, ведь очевидно, что журнал она взяла лишь для того, чтобы он своими попытками завести разговор не отвлекал ее от каких-то мрачных мыслей.

– Мэм, вы уверены, что сейчас подходящее время для…

– Конверт, мистер Бэббит!

Спутница протянула руку, и мистер Бэббит нехотя вручил ей конверт. Не теряя времени, она вскрыла его, развернула письмо и прочитала вслух:

«Мэм!

У меня для вас известия невероятной срочности! Около часа назад в редакцию пришло письмо от Зои Гримм, адресованное лично вам! Мне удалось перехватить его, пока оно не попало на стол господина редактора. Думаю, я смогу придержать его, чтобы выиграть для вас немного времени, но, боюсь, долго хранить в тайне у меня его не получится: коллеги уже что-то вынюхивают.

Текст письма (без изменений) прилагаю:

“Ну привет, мисс Фея! Или мисс Зубная Фея? (Не уверена, как правильно к тебе обращаться).

Мы с тобой пока не знакомы, но ты обо мне, конечно же, слышала. Полагаю, в это самое время ты уже встала на мой след (как тебе кажется) и вовсю ищешь меня, пытаясь разгадать, каков будет мой следующий шаг.

Я могла бы просто продолжать заниматься своими великолепными делами, могла бы путать следы. Мне ничего не стоит обвести вокруг пальца тебя так же, как я обвожу вокруг пальца этих недоумков-полицейских.

Но это было бы так просто и СКУЧНО!!! А между тем у меня большие планы на Новогодний вечер, если ты понимаешь, о чем я. Разумеется, я о своем новом деле, которое будет таким громким, что от него оглохнет вся Саквояжня! Это будет весело! Это будет незабываемо! Это будет восхитительно!

Ну что, невероятная и грозная Зубная Фея? Думаешь, ты сможешь мне помешать? Думаешь, у тебя выйдет забрать мои зубы? Как бы не так! Скорее в завтрашнем номере “Сплетни” выйдет статья о том, как Зои Гримм ловко обвела вокруг пальца мисс задаваку с крылышками! Однажды я уже поймала зубную фею, которая явилась за моим зубом, пора оттаскать за нос и ее сестренку.

Отыщи меня, если не боишься. Я дам тебе подсказку, где меня искать – проверим, насколько ты умна, Зубная Фея.

Загадка: “Я визжала, я ревела, но меня задушили. Мой страшный голос заставлял мышей забиваться в норы. Я – модница, которая носит синее. Я живу там, где тянется нить, что связывает блоху с саквояжем”.

С любовью и всякой мерзостью,

Зои Гримм”

Мэм, как вы можете понять по тону письма, эта женщина безумна и непредсказуема. Она хочет, чтобы вы нашли ее. Или же заманивает вас в ловушку? Неужели она полагает, что вы очертя голову броситесь разгадывать ее загадки? Быть может, не стоит потакать ей? Не в праве вам советовать, как поступать, и лишь выражаю робкие надежды на ваш успех и на эксклюзив о поимке злодейки, если все пройдет как надо.

Б. Т.»

Зубная Фея поднялась на ноги и, пригнув голову, чтобы не стукнуться о низко проходящие трубы и торчащие из них вентили, подошла к мистеру Бэббиту и села в соседнее кресло.

– Пора, – сказала она, переключив на панели управления несколько тумблеров и потянув длинный рычаг с круглой ручкой.

Приборная панель подсветилась рыжими и багровыми огоньками.

Зубная Фея запустила прожектора, и те, несколько раз мигнув, осветили то жуткое и зловещее место, в котором скрывалась субмарина: кругом был подводный лабиринт из ржавых балок, торчащих из ила механизмов и даже затонувших судов. Дно канала Брилли-Моу представляло собой настоящую свалку рухляди.

– Мистер Бэббит, отстыкуйтесь от трубы – мы отчаливаем.

Ее спутник кряхтя отстыковался сперва от бутылки, отставив ее в сторону, после чего схватился за вентиль и, несколько раз крутанув его, отсоединил субмарину от почтовой трубы. Толкнув рычаг у основания кресла, он запустил двигатели, и подводная лодка, качнувшись, медленно поплыла к середине канала.

– Мэм, я переключил на вас, – сообщил мистер Бэббит, и его спутница взялась за штурвал.

Субмарина развернулась и медленно двинулась на север, в сторону Хриплого моста. Зубная Фея ловко маневрировала, находя путь, несмотря на ужасную видимость и торчащие со всех сторон обломки балок, крючья и натянутые цепи.

Мистер Бэббит снова взялся за «Шордич-Нордич», отхлебнул из бутылки и поморщился. Только он умел морщиться шумно: его лицо издало шуршаще-скрипящий звук.

– Что такое, мистер Бэббит? – спросила Зубная Фея, не поворачивая головы, – все ее внимание сейчас занимало то, что находилось за носовым иллюминатором.

– Я так понимаю, мы сейчас… э-э-э… откладываем поиск той неведомой твари, что завелась в канале?

В голосе пьяницы-штурмана читалось явное облегчение: прозябать под водой, когда рядом плавает какое-то жуткое существо, уже утащившее с берега со стороны Саквояжни несколько человек, ему было не особо в радость. Хорошо хоть мадам разрешила взять с собой выпивку (хотя, по правде, ей пока просто не удавалось победить его пагубное пристрастие).

– Мистер Бэббит, – сказала Зубная Фея, – разве вы не поняли, что целью погружения было именно это письмо от Б.Т.?

– Но ведь вы сказали Партриджу, что… а как же тварь из канала?

Зубная Фея вздохнула: несмотря на то, что Бэббит был гением во всем, что касалось пружин и шестеренок, порой своими наивностью и недогадливостью он походил на ребенка.

– Все верно: именно так я ему и сказала. Сейчас мне не до его нравоучений и насмешек.

Мистер Бэббит округлил глаза.

– Вы обманули Партриджа?

– Мне не нужно, чтобы он мешал мне в охоте на Зои Гримм. Как думаете, что он бы сейчас сказал? Да он бы просто запретил мне разгадывать ее загадку и изрек нечто вроде: «Вы не должны играть в игры злодеев, мисс Трикк. Это злодеи должны играть в ваши игры…»

Механик горячо закивал.

– И он был бы прав. Партридж…

Зубная Фея раздраженно перебила:

– Всегда прав, да, я знаю. И тем не менее у меня сейчас нет ни малейшего желания слушать его нескончаемое ворчание. Так что пусть Партридж думает, будто мы сейчас разыскиваем тварь из канала. У него ведь… кхм… аллергия на тварей – вот пусть и сидит в своем этом гадком пабе.

Мистер Бэббит осуждающе покачал головой.

– Значит, вы все-таки решили разгадывать загадку Зои Гримм?

– Да, чтобы разгадать главную загадку «Что задумала мисс Гримм?» мне придется вступить в ее игру.

Механик взял с приборной доски письмо и перечитал загадку:

– «Я визжала, я ревела, но меня задушили. Мой страшный голос заставлял мышей забиваться в норы. Я – модница, которая носит синее. Я живу там, где тянется нить, что связывает блоху с саквояжем». Не представляю, что это может значить. Никогда не был силен в разгадывании ребусов.

Зубная Фея улыбнулась.

– Ну, что вы, мистер Бэббит. Здесь же все так просто. «Нить, что связывает блоху с саквояжем». Блоха – это, несомненно, Блошиный район Фли, а саквояж…

– Саквояжный район Тремпл-Толл, – закончил механик. – И тогда нить, что их связывает, – это…

– Да-да.

Механик нахмурил кустистые брови.

– Зои Гримм, – пробурчал он. – Вам не кажется, что вы ее переоцениваете?

Спутница какое-то время не отвечала, не сводя глаз с иллюминатора, и мистер Бэббит кашлянул.

– Мэм?

Зубная Фея подняла руку и потянула к себе рукоятку на гармошечном механизме. Так называемое «веко» (верхняя шторка носового иллюминатора) поднялось, увеличивая обзор.

– Дело уже не только в Зои Гримм, – сказала женщина за штурвалом, – сколько в том, во что она замешана. Кто-то пытается скрыть убийства, выдавая их за несчастные случаи. Я должна выяснить, кто, и остановить его.

– Мистер Несчастный Случай!

Полли бросила на механика удивленный взгляд.

– Что еще за Мистер Несчастный Случай?

– Эм-м… все время забываю, что вы не из Габена, мэм. Здесь у детей есть стишок про некоего господина, с появлением которого тут и там начинают происходить различные несчастья. Хоть убейте, не припомню ни строчки, но, думаю, вы и так поняли, о чем я.

Зубная Фея кивнула и сказала:

– Думаю, что сейчас в Габене завелся такой вот Мистер Несчастный Случай. Причем, если судить по датам номеров «Сплетни» из списка, действует он уже больше пятнадцати лет.

– Это очень жутко, если задуматься. – Мистер Бэббит сделал для храбрости глоток из бутылки и вытер губы рукавом пиджака. – Вы нашли связь между жертвами? Она вообще есть?

Зубная Фея переключила пару тумблеров, повернула на бок штурвал, и субмарина, чуть накренившись на левый борт, проползла между балками ржавой фермы обрушенного в канал моста.

– Как бы улики, или, скорее, их отсутствие ни пытались меня убедить, что жертвы выбраны случайно и что убийца – это сумасшедший маньяк, который расправляется с людьми без какого-либо порядка или плана, все же связь есть. Я почти-почти разобрала в этом ворохе имеющихся сведений нужную ниточку… Та самая связь между жертвами так близко…

– Но какое ко всему этому имеет отношение Зои Гримм? Вы ведь не думаете, что убийца – это она?

– Разумеется, нет, мистер Бэббит. Некролог ее отца в списке. Зои Гримм делает ровно то же, что и я – пытается разобраться во всем. Она приходила к Уиггинсу – этот хитрый щелкопер думал, что я не сопоставлю его оговорки с сегодняшним появлением Зои Гримм в редакции. Ну а после разговора с шляпником мистером Кокриджем, все встало на свои места: Зои Гримм пытается дознаться до правды о том, кто и почему убил ее отца. Или же…

– Она уже знает правду и просто ищет подтверждение, – закончил за нее механик.

Зубная Фея провела субмарину над холмом из битого стекла.

– Мне не дает покоя, мистер Бэббит, откуда у нее взялся этот список.

– Его ведь прислал ей Человек-в-красном…

– Человека-в-красном не существует. Думала, уж вы-то не так наивны, как прочие. В любом случае кто-то все же его ей прислал. Но вот кто?

Ответа у Зубной Феи не было.

– Что общего у подмастерья шляпника и у профессора-монстролога? – задумчиво проговорила она. – Кроме того, что их некрологи помещены в один список?

– Я так понимаю, вы решили узнать об этом напрямую у Зои Гримм?

– Как схвачу ее, поинтересуюсь первым же делом. Спасибо нашему другу с площади Неми-Дрё – теперь я знаю, где ее искать.

Мистер Бэббит презрительно скривился.

– Вы очень напрасно доверяете этому типу. Более скользкого и изворотливого пройдоху еще поискать. Вдруг он водит нас за нос…

Девушка за штурвалом усмехнулась и наградила помощника каверзным взглядом.

– Ну, он не осмелился бы водить за нос саму Зубную Фею. Думаю, он очень любит свои зубки и не хотел бы с ними расстаться.

Внимание Зубной Феи привлек мигнувший на миг впереди навигационный подводный бакен по левому борту (старая система местами исправно работала спустя годы после обветшания канала).

– Покидаем Керосинную заводь, – сообщила она и продолжила начатый ее штурманом разговор: – Вы ведь знаете, мистер Бэббит, зачем Б.Т. нам помогать, не так ли? Я имею в виду, в чем его выгода. Мы с вами буквально создаем те истории, о которых он пишет. Не думаю, что он смог бы отказаться от такого выгодного для него сотрудничества. Помимо прочего, напомню вам, что за все время он ни разу нас не подвел.

– Вы правы, мэм, ни разу не подвел. Пока. – Механик пристально поглядел на спутницу. – Вижу, вы приободрились… Не люблю, когда вы начинаете грустить – меланхолия вам не к лицу. Еще и накануне праздника. Признаюсь, я-то уже начал думать, что вы собрались встречать Новый год здесь, на дне канала вместе со старым бездарем Бэббитом.

Зубная Фея покачала головой и потянула на себя штурвал, при этом переключив два спаренных рычажка на панели слева – горизонтальные рули наклонились, а балластные цистерны тут же приспустили воду. Субмарина начала подъем.

– Мы рядом с Хриплым мостом, – сказала Зубная Фея, бросив на помощника теплый взгляд: она любила этого гениального рыжего пьяницу, будто родного дядюшку – он был отчаянным добряком. – Вы зря наговариваете на себя, мистер Бэббит: я не встречала более талантливого механика и изобретателя. И ваша компания мне по душе. Я думала, как все закончится, найти Партриджа и…

– О, только не он! – возопил механик и гневно потряс бутылкой.

– Вы что, снова повздорили? – строго спросила Зубная Фея.

– Не то, чтобы, – потупил глаза мистер Бэббит. – Просто после обеда мы с ним как обычно сыграли и…

– Проклятье, мистер Бэббит! – воскликнула Зубная Фея. – Вы сделали это снова, забыв, что Партриджа невозможно переиграть?

– Азарт, мэм, – грустно отхлебнул из бутылки мистер Бэббит. – Не могу с собой совладать, когда вижу его высокомерную рожу и эту кривую улыбочку. Он постоянно находит способ поддеть меня на крючок. Но вы что, и правда, собирались отмечать Новый год здесь, в этой консервной банке? Такая молодая и красивая мисс, как вы, не должна прозябать в обществе двух старых пьяниц!

Зубная Фея ничего не ответила, сделав вид, будто ее заинтересовала оконечность ржавой балки в воде и обвившее ее… щупальце? Может быть, это та самая тварь, о которой все говорят?

Мистер Бэббит между тем не собирался закрывать неудобную для спутницы тему – тактичность была для него незнакомым понятием:

– А как же ваши доктор и мальчик? – спросил он, лукаво прищурившись.

– Они не желают меня видеть, – холодным пустым голосом проговорила Зубная Фея. – К тому же там теперь живет эта карга Клохенбах. Мерзкая злобная дрянь, ненавижу ее всем сердцем…

– Так я и думал, – сочувственно и с тем осуждающе проговорил мистер Бэббит. – Вы собирались выпить со мной и с Партриджем в каком-нибудь пабе в Гари, а потом снова пойти в переулок Трокар и смотреть на них через окно?

Женщина сжала зубы; глаза предательски намокли. Она отвернулась, чтобы механик не видел ее слабости, и проскрипела:

– «Грозная мстительница в маске, которая спасает людей в городе от ужасной участи и борется со злодеями, не может спасти себя саму и победить простую экономку!» Превосходный заголовок для Б.Т. готов, осталось отправить в печать…

– Не отчаивайтесь, мэм, – мистер Бэббит протянул Зубной Фее свою бутылку, и та, поморщившись, немного отхлебнула. – Вы преодолеете это, и к тому же у вас есть я. У вас есть этот хитрый жук Партридж. У вас есть Зои Гримм, которую нужно схватить и передать в руки полиции. – Механик вдруг расхохотался, и Зубная Фея с недоумением на него уставилась. – Знаете, о чем я вдруг подумал, мэм? А ведь это подпортит фликам праздничное настроение! Это сколько же бумажек заполнять в связи с поимкой злодейки и ее снеговиков – такое дело уж точно вытащит из постели этих двух злыдней: старшего сержанта Гоббина и склочного судью Сомма…

Мысль о хмурых, раздраженных констеблях, которых оторвали от кружки «Синего зайца» накануне праздника, и озябшем без своего одеяла судье в одних панталонах и ночном колпаке немного развеселила Зубную Фею.

– Вы правы, мистер Бэббит, сотню раз правы! – воскликнула она. – Нет времени предаваться печали. Я должна схватить Зои Гримм и вывести Мистера Несчастный Случай на чистую воду. Нужно сосредоточиться на этом.

Она увидела в черной воде впереди еще один огонек.

– Мы рядом с Рельсгафтом, мост Гвоздарей. Мистер Бэббит, поднимите нас на перископную глубину.

Зубная Фея передала управление штурману, а сама поднялась из кресла и двинулась к кормовой части отсека. Сняла с крюка на борту кофр-ранец и, отворив в нем боковую крышку, принялась цилиндр за цилиндром заправлять внутрь химрастопку. Несколько раз щелкнула тумблером, проверив зажигание.

Удостоверившись, что механизмы работают исправно, Зубная Фея повернулась к мистеру Бэббиту: тот взялся за ручки перископа и приставил глаза к окулярам.

– Проходим мост Гвоздарей. Все чисто, мэм: берег пуст и темен.

– Всплываем – пора добавить несколько новых зубов в коллекцию.

Мистер Бэббит кивнул, его руки замельтешили у рычагов. Зубная Фея надела кофр-ранец и туго затянув пояс, закрепила пряжки ременной разгрузки. После чего зарядила дюжиной пуль-ампул «москит» – именно благодаря этому небольшому пистолету она и получила свое прозвище: каждый выстрел из него мог лишить человека всех его зубов.

– Десять футов до поверхности… девять, восемь, семь и…

Субмарина качнулась, лампочки мигнули, загудели, казалось, все имевшиеся на борту трубы.

– Мы на поверхности. – Мистер Бэббит почесал бакенбарды. – Будьте осторожны, мэм, и, сделайте одолжение: не пытайтесь покончить с собой! Не забывайте, что снег усилился, следите за ветром. Помните: тяга на восемь делений, а угол на двадцать четыре – не наоборот! Я поменял клапаны, и новые еще не успели прижиться… будьте внимательны.

– О, я буду, – усмехнулась Зубная Фея, опустив на глаза лётные очки. Она приставила два пальца к шлему, прощаясь, и поползла по скоб-трапу в рубку.

Оказавшись наверху, она толкнула рычаг. В движение пришли цепи, запоры отодвинулись. Зубная Фея откинула крышку и выбралась из люка.

В первое же мгновение ветер облизал ее губы, как пес, радующийся возвращению хозяйки. Снег действительно усилился: он шел почти сплошной стеной. Канал походил на громадный заснеженный пустырь, а рубка всплывшей субмарины напоминала одинокий островок посреди белоснежной глади. На берегу по левому борту, там, где располагался Тремпл-Толл, горели огни, другой берег, принадлежавший Фли, чернел.

Зубная Фея закрыла крышку люка и приставила над очками ладонь козырьком, пытаясь увидеть вдали мост Ржавых Скрепок, но смогла разобрать лишь несколько огоньков над каналом – харчевня «Подметка Труффо»…

– Ну что ж, поиграем, Зои Гримм!

Зубная Фея переключила рычажок на боку кофр-ранца – из его днища выдвинулись две обтянутые ремнями рукоятки манипуляторов. Схватив их, она с силой сжала пружинные рукоятки. В тот же миг из ранца с лязгом и звоном выдвинулись и развернулись большие механические крылья.

Пару раз стукнулв каблуком по крышке рубки субмарины, Зубная Фея присела, а затем резко распрямилась и подпрыгнула. Крылья заработали, подхватили мстительницу в маске и понесли ее в сторону почти сожранного снегопадом моста Ржавых Скрепок.

Наблюдавший за ней с берега в подзорную трубу человек удовлетворенно кивнул. Все шло, как и запланировано, все шло, как и задумано…