Как приручить дракона – 2

7. Ригидность

— Пепеляев, ты охерел? — Криштопов разве что по потолку не бегал. — Ты что, думаешь, тебе все можно? Твои пацаны молчат, как рыба об лед, но побои этот черт Васенька снял! Если он заявление напишет на тебя — за тобой приедет наряд, понимаешь? Хотя ничего он не напишет… Они сами с тобой будут решать.

Я качался на стуле и смотрел в потолок. Мой, беленый, кухонный. Было ли мне страшновато? Нервничал ли я? О, да. В тюрьму сесть мне не улыбалось. Я и не собирался садиться, сбежал бы от них — да хоть бы и в Мозырский сервитут. Из сервитута попробуй ещё выцепи. Дракон поможет, в конце концов, да и вообще — свалить из Вышемира много ума не надо. Если по асфальтовым дорогам не ехать и машиной с мобильником не пользоваться, да под камеры видеонаблюдения не соваться — без Сыскного приказа точно не найдут… Русь большая, я — маленький. А с Сыскным приказом я, кажется, как-нибудь разберусь.

Но сбегать не хотелось. Это ведь МОЙ Вышемир и МОИ дети. Кто их защитит, если не я? Криштопов, что ли?

— Ты ему челюсть вывернул и ноги отбил! — милиционер утомился бегать вокруг меня и уселся на край стола, отдуваясь. — И в унитаз головой макнул. Что за варварство?

— Он сам туда полез, говно свое выуживать. А я просто кнопку смыва нажал, — пояснил я. — копошиться руками в сортире — разве не варварство?

— Ты понимаешь, что теперь с тобой сделают? — Виталий Михайлович принялся мять в руках фуражку. — Не наши, нет. Наши на тебя разве что уголовное дело заведут, а вот те, другие…

— Ну, а что они со мной могут сделать? Нам нечего терять, кроме наших оков! — улыбка моя была довольно вымученной. — если называть вещи своими именами: я — контуженый сапер, комиссованный с фронта накануне победы. Живу один в средней паршивости районе настоящего Мухосранска, в однокомнатной квартире. Жены и детей нет, родители умерли. Работаю в школе. Чем они будут меня шантажировать? Тем, что спалят однушку? Надавят на Народное просвещение, чтоб меня уволили? Или что? Схватят меня и будут мучить?

— Да! — выкрикнул Криштопов. — Присоединят клеммы аккумулятора к твоим охренительным стальным яйцам и крутанут рубильник. Куда денется твой гонор? Ты об этом подумал? Ты хороший человек, я ж тебя ещё с детства помню! Я тебя в Гориводу возил на байке, в школу! Тебя дети любят, потому что ты добрый, интеллигентный парень. А это… Это не старомодный Холод со своими блатными понятиями… Это дельцы, они делают деньги, им плевать на тебя, на меня, на всех этих детей… Они придут к тебе, и никто им не помешает!

Каково ему было: знать все это и при этом — ничего не делать? Он делал много другого, хорошего и полезного. А тут был бессилен. У него ведь — мама лежачая, жена, дети, даже внук уже есть. Все — в Вышемире. Не дай Бог оказаться перед таким выбором.

— Однако, только этого я и жду, — мрачно кивнул я. — Пусть подкрадутся ко мне со своим аккумулятором. Очень хочу на них посмотреть, на этих паскуд. Внимательно, с пристрастием посмотрю! Слушайте, я понимаю, что вы хотите их всех посадить, но не можете. Васенька этот ваш ведь не в канаве товар нашел, а у этих ваших дельцов приобрел. И черта с два без конкретной такой крыши он припер бы дрянь в сортир театра и стал предлагать детям…

— Дома культуры! — поправил меня милиционер, как будто это имело какое-то принципиальное значение.

— Пусть — дома культуры, не важно, — отмахнулся я. — Говорю напрямую: я это так не оставлю. Вы мне просто не мешайте, вы же нормальный человек. И другим своим скажите, чтобы не мешали. Ну, тем, которые нормальные. А я с дельцами этими сам пободаюсь. Помните вашу эпичную фразу про то, что всем было бы только легче, если бы кто-то спалил ещё парочку мерзавцев?

Нет, я не считал себя супергероем, да и дракона в это вмешивать не собирался. Наверное.

Просто — если я настоящий интеллигент, то у меня есть принципы. И принципы эти важнее всего на свете. Вон, даже у орков они есть: хрен там об занавески не вытирать, руки перед едой мыть, друг друга не кушать…

Вот и у меня — есть. Лишать детей шансов на дальнейшую жизнь — какой бы она ни сложилась, втюхивать им дрянь прямо на мероприятии — это вообще за рамками законов Божьих и человеческих. И если не встать на пути у этой мерзости — мы до такого докатимся, что Хтонь ясельной группой детского сада покажется. Зачем вообще жить в таком мире, где это — норма? Ладно, не в мире — в городе. Такая жизнь и такой город нам и даром не надь, и за деньги не надь.

Это что получается: оставь я все как есть, то через пару лет со смотровой комиссией на дому посещая несовершеннолетних, я в один прекрасный день увижу, как Невзорин или Морковкин слюни пускают и под себя гадят, или на мамку с кулаками кидаются ради очередной дозы? Да, да, может, там был насвай или ещё какой-нибудь снюс, а не гашиш или что покруче… Это вовсе не имело никакого значения. Значение всегда имеет только то, что ты можешь, и чего ты не можешь.

Этот Васенька мог продавать какую-то мерзость в пакетиках малолеткам в сортире. Я — не мог этого позволить. Вот и все.

— Так, ладно, — Виталий Михайлович нахлобучил на голову фуражку. — Заявление он не написал. Зачем побои снял — непонятно. Пока с нашей стороны делу ход не давали. Если это и вправду ты тех братков спалил — может, и тут справишься… Гос-с-споди, что я делаю? Вот своими руками выращиваю из хорошего парня народного мстителя… Яношик, Соловей Разбойник и Роб-в-Капюшоне вышемирского разлива. Это очень, очень плохо… Но…

— Но продавать детям наркотики в сортире — ещё хуже, да? — кивнул я. — В конце концов, вы ведь знаете, где я живу. Может, даже беседу нашу записывали. В любой момент можете прислать за мной наряд, но тогда никто не сделает за вас грязную работу, да?

— Слушай, Гоша, — Криштопов пристально посмотрел на меня. — Это ты спалил бандитов?

— Нет. — совершенно искренне ответил я. — Но да.

— Ты маг? Пиромант? — проникновенно спросил он.

— Тьфу, какой из меня маг? Я — нулевка! — отмахнулся я.

— Значит, всё-таки смесью… И поджег! Ну, ты зверь вообще! — он покачал головой. — Нет, не зверь. Ты — сам дьявол. Понятия не имею, как такое можно провернуть без армейского огнемета… Но я точно знаю — у тебя нет армейского огнемета! А на вид хороший, добрый парень, тонкая натура… Наглухо вас там в Поисковом отбивают, похоже. Правда что ли — огнестрельное не дают потому, что вы одними лопатами всех потрошите?

— Дают, как не давать? Как у вас — «АТУшки», автоматы Татаринова укороченные. Одолжишь пару? — усмехнулся я. — Вот с «атушкой» я бы точно справился!

— Отцепись, нечистая сила! — Криштопов сдался. — Можешь считать, что этого разговора не было. И про Васю Баратова, который на переулке Чугунном, дом шесть, живёт и каждый вечер в сквере имени Эльфийских добровольцев трётся — тоже я тебе ничего не говорил. Если будут над твоей головой сгущаться тучи по нашей линии — маякну через Рыбака. А что касается не по нашей линии — тут уж смотри… Подставишь детей под удар — сам ведь себе не простишь, да?

— Да, — я кивнул.

Это было единственное, чего мне стоило бояться по-настоящему: если неизвестные дельцы -полные отморозки и приедут под школу решетить меня из автоматов или взрывать «Урсу». Но вероятность такого расклада была крайне мала: им точно захочется меня унизить, смешать с дерьмом, может быть — сделать моё наказание демонстративным. Они точно выйдут на меня лично.

— Черт… — милиционер взял с буфета пустую кружку, налил из-под крана воды, залпом выпил и сказал: — Не знаю, что ты собираешься делать. Но искренне надеюсь, что у тебя получится.

И быстрыми шагами, хлопнув дверью, вышел прочь из квартиры. Однако, судя по всему, местный Бэтмен получил своего комиссара Гордона.

Улица Чугунная располагалась на самой окраине Зверинца. Переулок Чугунный, соответственно, там же. А в Зверинце у меня имелись глаза и уши, так что, не откладывая дело в долгий ящик, я купил на рыночке белокочанной капусты, в ларьке с мелочевкой — лампочки и изоленту, в магазине — почему-то дефицитного тут риса (он продавался в пакетиках по триста грамм, как у нас — чиа или льняное семя), а ещё — говяжье-свиного фарша и банку сметаны, и пешком пошел в сторону бараков по улице Бакланова.

Дурак я, что ли — на «Урсе» в Зверинец ехать и там ее оставлять?

Несмотря на вечернее время, в душе моей царила уверенность — баба Тома, она же Тамара Павловна Пырх, встретит меня вполне позитивно: я давно обещал зайти и починить у нее люстру, но все никак руки не доходили. То одно, то другое…

— Я зауседы тута, куды мне хадзиць? — говорила она. — Да магазина, тольки… Прыходзь, не тушуйся.

Телефона у нее не было, с детьми и внуками бабуля переписывалась по старинке, почтой. Все новости узнавала или из газет, или во дворе, пока ухаживала за цветами в палисаднике и небольшими грядками, и кормила своих трех кур, которых держала тут же, в сарайчике.

Здесь я ее и застал: баба Тома сыпала птицам зерно.

— Цып-цып, холера! Цып-цып-цып!

Куры клевали пшеницу, бабуля улыбалась, глядя на их активность. А потом увидела меня и всплеснула руками:

— О, прыйшоу!

— Здрасьте, баба Тома, я тут вот шел мимо, вспомнил, что люстру вам обещал починить, дай, думаю, зайду…

— Ага, ага… Люстру! А у сумке у цябе што?

— Ну, фарш там, рис, капуста…

— Галубцы! — хитро прищурилась она. — Не, ну а што? Зраблю!.. А ты дроу наруби пакуль…

«Наруби дроу»… Темные эльфы бы не одобрили, точно. Но вообще — дрова колоть я даже любил, если честно, так что согласился моментально. Почему бы и нет? Березовые полешки раскалываются довольно легко, колун у Павловны — умеренной тяжести, на удобной длинной рукояти… Да и сколько там тех дров нужно? Она дольше будет капусту готовить, чем я — дрова рубить…

— МАЕШЬСЯ ДУРЬЮ, — рыкнул под руку дракон. — МЫ НАЙДЕМ ЕГО ПО ЗАПАХУ, В ДВА СЧЕТА. А ЕСЛИ ПОКАЖЕМ СВОЙ ИСТИННЫЙ ОБЛИК — ТО ЖАЛКИЙ СКОТ МИГОМ СДАСТ ПОСТАВЩИКОВ И ВСЮ СЕТКУ ДИЛЕРОВ. ТЫ ВЕДЬ ЗНАЕШЬ ЭТО, А?

— Мой истинный облик — вот он, — злобно сплюнул под ноги я и врубился колуном в очередное поленце. — Я — Георгий Пепеляев, человек. Я справлюсь сам!

— А-А-А! ЗАГОВОРИЛ, ЗАГОВОРИЛ СО МНОЙ! УА-ХА-ХА!!! — обрадовался дракон. — ЗАГОВОРИЛ, ЗАГОВОРИЛ! ЛЕД ТРОНУЛСЯ, ГОСПОДА ПРИСЯЖНЫЕ ЗАСЕДАТЕЛИ!

— А ну-ка, перестань воровать мои фразы! — возмутился я. — Ты не читал Ильфа и Петрова и ничего не знаешь про Остапа Бендера! Тут не было советской власти и НЭПа, а значит — не было и Бендера!

— ДА БРОСЬ ТЫ, ГОША. НЕУЖЕЛИ ЕЩЕ НЕ ПОНЯЛ? ВСЕ, ЧТО ЗНАЕШЬ ТЫ — ЗНАЮ Я. ВСЕ, ЧТО МОГУ Я — МОЖЕШЬ ТЫ! МЫ — ОДНО ЦЕЛОЕ, ОТНЫНЕ И ДО ТЕХ ПОР, ПОКА СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ НАС!

— Однако, мне до звезды, — очень неинтеллигентно заявил я и с хрустом вогнал колун в бревно. — Разберусь сам, понял? Не сметь никого палить и жрать, ясно?

— ПРИДЕТ ВОЙНА — ПОПРОСИШЬ ХЛЕБА! — буркнул дракон. — НО Я НЕ ЗЛОПАМЯТНЫЙ. Я ПРОСТО ЗЛОЙ, И ПАМЯТЬ У МЕНЯ ХОРОШАЯ. ТЫ ОБРАЩАЙСЯ, ЕСЛИ ЧЕ, Я ТУТ, НЕПОДАЛЕКУ, ТОЛЬКО ПОПРОСИ ВЕЖЛИВО.

— Не дождетесь!

— НУ-НУ! — в этом его нуканье было столько иронии, что мне стало аж противно.

Ну да, имея такую мощь в распоряжении, казалось логичным использовать ее во благо…

«Если наделить меня такой властью — в моих руках она сделается стократ могущественнее и страшнее! Но власть Кольца надо мною будет еще более крепкой. Более гибельной! Кольцо знает путь к моему сердцу: оно будет действовать через жалость, жалость к слабым и желание обрести силу для благих дел.» — всплыло в моей голове.

— ГЭНДАЛЬФ? ТЫ ЦИТИРУЕШЬ ЭТОГО СТАРОГО ЗАСРАНЦА, СЕРЬЕЗНО? — возмутился дракон. — ДАЖЕ В ЭТОЙ БАЙКЕ ИМЕЮТСЯ ПЕРСОНАЖИ ГОРАЗДО БОЛЕЕ СИМПАТИЧНЫЕ И ПОДХОДЯЩИЕ. И ВООБЩЕ — У НАС СЕЙЧАС ЕСТЬ ДЕЛА ПОВАЖНЕЕ…

— Возмездие, — мрачно кивнул я.

— МЕСТЬ? МЕСТЬ? Я ПОКАЖУ ВАМ МЕСТЬ! Я ЕСТЬ ОГОНЬ! Я ЕСТЬ… СМЕРТЬ! — торжествующе взревел мой воображаемый друг.

— Ну-ну, — откликнулся я. — Теперь ты цитируешь Смауга. Тоже — так себе типус. Опять воруешь у меня из башки, да?

— Я ЗНАЮ ВСЕ, ЧТО ЗНАЕШЬ ТЫ!…

— … а я могу все, что можешь ты, — продолжил его мысль я. — Но это ровным счетом ничего не значит. Я могу подниматься на свой этаж по лестнице, а могу — по водосточной трубе и по чужим балконам. Но не делаю этого, потому что я — человек, а не обезьяна. Я иду по лестнице.

— ТЫ НЕ ЧЕЛОВЕК, ТЫ — ИДИОТ! — буркнул дракон и замолчал.

А я потащил дрова наверх, к бабе Томе. Из ее окон уже пахло вареной капустой, и я должен был успеть поменять лампочки на люстре в большой комнате и по-человечески повесить ее, и заизолировать провода, пока голубцы не приготовились.

Все-таки Тамара Павловна была одним из самых ценных моих знакомств. Васеньку она знала хорошо, и сразу мне сказала, что он мерзавец. То есть она назвала его двумя ласковым белорусскими словами «латруга» и «туебень», но суть от этого не менялась.

По её информации, он сильно разбогател за последние два месяца, ровно с тех пор, как стал знаться с какими-то заезжими «рэмнями», вроде как — из Гомеля. Как это стало понятно? Ну, так музыка из его окон начала долбать в три раза громче и допекла всех окрестных бабок, а они уже разнесли эту весть по округе. У него новая аудиосистема появилась. А ещё Васенька стал ездить на скутере и возить девок. Девки были явно самого что ни на есть проституцкого статуса, поскольку ни одна нормальная и уважающая себя вышемирская мадемуазель с таким «ёлупнем» связываться не будет. То есть, деньги у него действительно водились — аудиосистема, скутер и траты на подружек разночтений не предполагали.

А гомельские, или какие они там «рэмни» по словам бабы Томы, были настоящими «пачварами» — то есть тварями или чудовищами. Странно себя вели, цеплялись к местным, сорили деньгами, испражнялись под заборами и вообще — вели себя так, будто они тут хозяева жизни. И выглядели как настоящие придурки. Хлопцы со Зверинца пытались наехать на приезжих, но в карманах у придурков имелись серьёзные аргументы, а на телефонах — контакты каких-то дюже важных вышемирских людей.

— Увечары я их бачыла. Ехали на сваим тарантасе и слухали сатанинскую музыку! Будуць у Васьки да ночы гуляць… Яго нехта пабиу сёння раницай, — бабуля выложила в глиняную миску штук семь голубцов, полила сметанкой, присовокупила ломоть черного хлеба и подвинула ко мне. — Вось яны и прыехали, яму на дапамогу! Ешь давай, чаго ты? Худы, як шкилет!

Я мигом набросился на тающие во рту голубцы и стал поглощать их с бешеной скоростью. Информация, полученная от неё, казалась бесценной: группа поддержки прибыла к Васе Баратову, и он прямо сейчас жалуется им на моё поведение! Кода они примутся мстить — одному Богу известно… Но я им такой возможности давать не собирался! Лучшая защита — это нападение!

Голубцы залетели в мгновение ока, я вымазал сметану с тарелки хлебом, посидел немного, отдуваясь, встал из-за стола и проговорил:

— Большое спасибо, баба Тома!

— Што ты як ня тутэйшы? — с укором глянула на меня Тамара Павловна, склонив голову. — Скажы па-беларуску!

— Вялики дзякуй! — откликнулся я.

Никогда не видел проблем — по-русски общаться или по-белорусски. Конечно, высшая математика или органическая химия на белорусском — это форменное издевательство над мозгом, а вот в быту — почему бы и нет? Чем больше языков — тем лучше, здорово развивает когнитивные функции, однако.

— Я зараз табе запакую! — безапелляционно заявила бабуля и принялась пихать голубцы в какой-то глиняный горшочек и накрывать неприспособленной для этого пластмассовой крышкой, и заматывать в тряпочки, и завязывать бечевкой и закутывать в газету — чтобы сохранить тепло. Я честно пытался сопротивляться, но тщетно. Все, кто хоть раз пытался остановить вошедшую в раж бабушку, которая пытается всучить вам с собой еду — прекрасно меня поймут.

Так что готовиться к великой битве с наркоторговцами я шёл в компании горшочка с голубцами. Вокруг меня распространялся сытный мясной и капустный дух, собачки смотрели мне вслед осуждающе своими жалобными голодными глазами и подвывали. Но не отдавать же псинам голубцы! Это святотатство!

Наверное, если бы не эта идиотская ситуация — я бы сильно нервничал. В конце концов, впереди маячила перспектива схлестнуться с несколькими крутыми парнями, и всякое могло случиться сегодня ночью. Но голубцы настроили меня на несерьезный лад, так что до «Урсы», припаркованной за домом, я дошёл в бодром расположении духа. В квартиру решил не подниматься: а ну, как там меня уже ждёт засада? Маловероятно, но рисковать не стоило… Благо, все необходимое имелось у меня тут же, в машине.

Я достал из багажника безразмерную кофту, штаны-карго, тяжёлые ботинки и перчатки, переоделся прямо тут, на улице, сунул в запаску горшочек с голубцами, в сумку — лопатку, нож и ещё кое-что по мелочи, захлопнул заднюю дверь и пошёл садиться за руль.

Объеду-ка я Зверинец по кругу и оставлю «Урсу» метрах в семистах от Чугунного переулка, в посадках у железной дороги… Велика вероятность того, что мне понадобится срочная эвакуация.

Мотор Урсы мерно загудел, а я пропел, постукивая по рулю ладонями:

— … по всему тверскому околотку

В переулках каждая орчанка

Знает мою легкую походку!..

Вот же — Есенин! Сергей наш Александрович! Прицепился намертво!