Когда я закончил с плетением заклинания, то меня можно было выжимать. Семь этажей под землей, плюс один сверху с хранилищем, сейфами, книжными полками всех мастей, стеллажами, коробками и прочими вещами, где только можно было держать книги.
Но ни один лучик света теперь не мог больше попасть в архив. По согласованию с духом я оставил лишь небольшой закуток для посетителей. В нем поместился один стол и три скамьи. А документы будут выдаваться через черный провал в стене.
Все это у меня заняло несколько часов, и уже успело взойти солнце.
Еще я узнал, что сущность была здесь единственным работником уже порядка пятидесяти лет, потому что никто из людей не мог спокойно находиться вместе с ней в здании. А встреча в виде рассерженной девушки работала, как охранная система. Все, кто ее видел, обычно убегали сломя голову.
Теперь мне осталось только передать духу два года жизни в качестве оплаты за сведения.
— Мне нужно лишь прикоснуться, — бесцветный голос зазвучал совсем рядом со мной. — Протяните руку.
Выполнив ее просьбу, я сосредоточился на своих ощущениях и на магических потоках. Мне была любопытна вся процедура и ее последствия для меня, а также смогу ли я повторить ее сам. Ведь это хороший способ обрести бессмертие.
В помещении стало на пару градусов прохладнее, а затем кожу проколола тонкая игла.
— Одна капля крови, — прокомментировал дух.
Магия сгустилась, сдавила грудь и стало тяжелее дышать, но это быстро прошло. Я не ощутил себя старее, не было никакой слабости. Ничего.
— Вам много отмерено. Я забрала лишь две крупицы оттого, что вам уготовано.
— Вы и это знаете? Сколько мне жить осталось?
— Этого никто не знает. В древности мудрецы считали, что каждому живому существу отмерена тысяча лет. Но глупые люди не умеют жить правильно и постоянно сокращают этот срок.
— А что нужно сделать, чтобы этого не случилось?
— Познавать себя, мир, изучать его. В каждом уже есть знания, но вспоминать вы не хотите. Не видите дальше своего носа. Разрушаетесь не восстанавливаясь.
— Я сильно разрушен?
— Пять лет, — таков был ответ.
— Нет, пожалуй, в этот раз я откажусь. Хотелось бы прожить весь отмеренный мне срок, — я дернул плечом и задал последний вопрос: — Так кто является живым потомком Бурканских?
— Игнат Викторович Семушкин.
«Вот же ж!»
Поборов первое желание выдернуть Семушкина прямо из дома воздушной петлей и призвать к ответу, я постучался в его дверь. Он жил на втором этаже скромного дома на окраине, утопающем в зелени и цветах.
Игнат долго не открывал, но выглянул в окно и, бодро махнув мне рукой, побежал открывать. Как и в первую нашу встречу, он был лохмат и на ходу застегивал рубашку.
— Алексей Николаевич! Как замечательно, что вы пришли, я уже хотел писать вам! — радостно оскалился он.
Впрочем, улыбка быстро слетела с его лица, когда я поднял его за шиворот.
— И зачем нужно было поднимать мертвых, Семушкин⁈ — прорычал я, глядя ему в глаза. — И не ври мне!
— Ка-а-аких ме-ертвы-ы-ых⁈ — взвыл он, барахтая ногами.
— Ты потомок семьи Бурканских, которые уже который день подряд поднимаются из могил. Хочешь сказать, ты даже не знал этого, когда воззвал к ним⁈
— Да я только спросить хотел, — жалобно проблеял Семушкин. — Да и я не знал, что я из этого рода! У меня другая фамилия!
Святое небо! Он еще и не знал!
— Я сейчас тебя под светлы очи Августа Никифоровича отправлю. Он лично занимался успокоением каждого мертвеца. И как я помню, он обещал лично открутить голову виновнику этого беспорядка.
— Не надо! Прошу вас! Я все расскажу!
— Вот в соборе все и расскажешь.
Отпускать не стал, а закинул на него воздушную петлю и сразу же взмыл в небо.
— За что-о-о-о-о⁈ — крик Семушкина летел за ним хвостом.
Август Никифорович стоял у главных дверей собора, приложив ко лбу ладонь. Он давно нас заметил, и с интересом наблюдал за полетом.
— И это он? — недоверчиво спросил он, когда мы приземлились. — Ну, собака, сейчас я тебе уши пооткручиваю!
— Погодите, Август Никифорович, — вмешался я. — Сначала давайте послушаем его историю. Тут все не так просто, как кажется на первый взгляд.
Семушкин быстро закивал, и я даже испугался, что у него голова отвалится.
— Пойдемте в беседку. Там сейчас никого нет.
Усевшись на резную скамью, мы со служителем посмотрели на сжавшегося Игната.
— Рассказывай.
— На днях я понял, что родители мне не родные. Точнее, это выяснилось совершенно случайно. Мне стало интересно, чьих я кровей.
— А как ты понял? — спросил служитель. — Магия другая?
— Не только. Я и не похож ни на кого. Раньше про это шутили да отмахивались, мол, в дальнюю родню пошел, а как силу стал набирать… Еще эти волосы! — он дернул себя за прядь. — У всех нормальные, а у меня будто слепой безумец газон выращивал.
Да, именно так его волосы и выглядели: стояли дыбом в разные стороны. Я сначала решил, что он никогда их не расчесывает, а тут вон, как получается.
— Что я с ними только не делал! Лучшие парикмахеры руками разводили.
— Семушкин не отвлекайся, — строго сказал я, — мы пока еще не услышали, зачем ты мертвых поднял.
— Говорю же, не знал, что подниму их!
Я выразительно посмотрел на Августа Никифоровича, тот покачал головой.
— Игнат, скажи, — служитель потер палец о палец, будто хотел щелкнуть, — а в академии тебя разве не проверяли?
— Проверяли, конечно, но сказали, что вода и земля, все стандартно. У нас в семье… — он замялся, — в той, что меня вырастила, — у всех такое. Огонь только у двоих встречался. Так что я вообще не понимаю, причем здесь я и мертвые.
— Магия жизни не всегда проявляется сразу. Она долго спит, пока не происходит какое-то важное для мага событие. Так сказать, эмоциональное потрясение.
— Потрясение⁈ — вскричал Семушкин. — Да я неделю места себе не находил! Думал, что рехнусь. Потом, правда, успокоился, поговорил. Я не понимал, зачем меня взяли, если у моих родителей и без меня куча детей. Оказалось все просто. Мать работала у Бурканских экономкой. Графиня, пока супруг ее был в отъезде, затяжелела мной. Первое время скрывали, а потом ее сиятельство сказалась больной и, взяв с собой только экономку, умчалась на полгода в дальнее поместье. Там и родила.
— А отец кто? — спросил я.
— Мать не знает, а графиня померла уже давно, как и почти все. Странное дело, на самом деле. Я сейчас, получается, один остался? — он на мгновение задумался, а потом тряхнул головой. — Так что я решил взять все в свои руки и найти его самостоятельно.
— И нашел? — усмехнулся Август Никифорович. — И кто из этих покойничков твой отец?
— Да в том то и дело, что никто! — Игнат обхватил голову руками. — Заклинание не удалось!
— Где ты его, вообще, взял? — мне было интересно, потому что для поднятия мертвых нужна не только сила, но и знания, а такому в академии не учат.
— Так, в архиве, — упавшим голосом ответил Семушкин. — Сначала хотел узнать имя отца, но его ни в одном документе не было. Тогда я спросил у хранителя, мол, хочу знать все о своих предках. Кто же знал, что обернется все вот так…
Мы с Августом Никифоровичем посмотрели друг на друга и подумали об одном и том же.
— Но поднял-то ты предков по материнской линии, — озвучил я общую мысль и посмотрел на служителя. — Точно только Бурканские просыпались?
— Точно, только они, — кивнул он. — А может?..
— Возможно.
За нашей беседой Семушкин следил, открыв рот. Понятное дело, прочитать мысли он не мог, а самому сообразить не получалось. Пришлось ему объяснять.
— Игнат, если на заклинание откликнулись только Бурканские, значит, твой отец был кто-то из семьи. К примеру, дальний родственник, но из рода. Такое порой случается.
Семушкин распахнул рот и замер. В его голове с почти уловимым скрипом двигались шестеренки мыслей.
— Так выходит… я действительно один из рода? А остальные умерли? Тогда почему же вы считаете, что заклинание удалось?
— Потому что отец твой жив, балда, — Август Никифорович выдал юноше затрещину.
— Тогда почему, вообще, заклинание подняло мертвых?
— Потому что в архиве тебе дали сведения конкретно по запросу. Спросил бы, что хочешь знать имя отца, результат был бы другой.
— Без внятного задания, результат так себе, — кивнул Август Никифорович.
— Но я же не думал…
Еще одна затрещина от служителя неба оборвала фразу Семушкина.
— И что мне сейчас делать? — спросил он. — Меня арестуют?
— Выпороть бы тебя хорошенько, — проворчал Август Никифорович, — может, мозги в голове заведутся.
— Но я бы отправил учиться. В столицу. Там магов жизни хорошо натаскивают.
— Я готов! Готов! — Семушкин вскочил и вытянулся.
— Сначала разберемся с тем, что творится в городе. Из-за тебя мы потеряли кучу времени, — строго сказал я. — Что вчера на совещании обсуждали? Нашли что-нибудь стоящее?
— Нет, — он повесил голову. — Просто устраивали очередной мозговой штурм на идеи. Поэтому очень вас ждали.
Я только вздохнул. И откуда такие умники только берутся?
Но если вопрос с поднятием мертвецов мы все же решили, то с ритуалом, до которого меньше суток, — нет. Я все еще сомневался в том, что проклятие существует, а та же беда с артефактами в соборе — это такое же совпадение. Надеюсь. Очень.
Так, или иначе все равно оставались похищенный и разрушенный кристаллы, и в этой загадке нам еще предстояло разобраться.
— Август Никифорович, а когда начали рассыпаться артефакты? — задумчиво спросил я.
— Точной даты не назову. Точно меньше года. Остолоп наш хранитель, чтоб его кошки съели, до последнего не признавался, — вздохнул он. — Пока у меня на глазах не треснул бытовой кристалл во время уборки, так бы и не знал.
— Даже бытовые? — удивился я. — И что сказал хранитель? Когда началось? Точнее, когда он заметил?
— Говорит, что месяцев семь-восемь. Я узнал меньше полугода назад. Но к тому времени мы лишились всего.
— А не стал ли разбитый артефакт причиной всего этого? — я имел в виду те осколки, которые мне служитель показывал.
— Думаете? Интересная мысль, — лоб Августа Никифоровича пошел морщинами. — Но как это проверить?
— Никак. Были бы записи или хотя бы конкретные показания с датами… Ваш остолоп мог что-то на эту тему написать? Может быть, это есть в архиве?
— Спрашивал! Увы! — кулак служителя впечатался в его же колено. — Дурень даже думать боялся, а тут записать! Нет.
— Как, вообще, можно разбить такой артефакт? — вдруг подал голос Семушкин. — Они же древние. Я думал, такие штуки крепкие.
— Все так думали. А вот такая напасть случилась, — недовольно ответил Август Никифорович.
— Нужно искать причину, — я поднялся. — И она не в ритуале, я уверен.
— Как бы то ни было, осталось совсем мало времени до субботы. Если мы второй раз не обновим благословение, то боюсь, город будет предан огню.
— Зачем огню? — удивился я. — Очистительному?
— Нет, просто сгорит все к хренам, — Август Никифорович рубанул ладонью воздух. — Люди уже три раза пытались поджечь собор. Я замучился заклинания обновлять.
— Предлагаю все же немного отдохнуть и потом соберем совещание, — я глянул на Семушкина и тот кивнул.
Попрощавшись со служителем, мы с Игнатом отправились завтракать в ближайшую таверну.
На дворе середина дня, собаки истошно лаяли на бродячих кошек, в переулках кто-то завывал пьяным голосом народную песню, а я просто хотел есть.
Вид шкворчащей на сковородке яичнице с румяными колбасками и ломтем хлеба привел меня в благодушное настроение. А когда принесли свежий квас в запотевшем кувшине, мне даже захотелось улыбнуться. Но делать этого я, конечно же, не стал.
— У вас есть какие-нибудь идеи, господин архимаг? — Игнат уже успел смести свою порцию и теперь задумчиво разглядывал стены трактира.
— Нет, — коротко ответил я, вытирая хлебом подтеки желтка. — Все думаю, с чего все началось. Не бьется у меня в голове проклятие и его якобы последствия.
— Но почему?
Семушкин уже даже набрал в грудь воздуха, чтобы перечислить мне все подтверждающие факты, но тут же его закрыл рот и сник.
Вот и я о том же. Притянули все в этом городе факты под теорию и даже не пытаются взяться за проблему с другой стороны. Черти!
— И что могло быть причиной? — наконец, произнес Семушкин.
— Это ты у меня спрашиваешь? Вы почти два месяца этим занимаетесь, неужели ничего не нашли? Что говорит Аполлон Генрихович? Может, уже такое случалось?
— Он пока только ругается, — расстроенно отозвался Игнат. — Но мы теперь записываем за ним каждое слово. Вдруг что-то дельное среди брани поймаем.
— Все равно не понимаю, зачем он вам.
— Мы при нем ведем все обсуждения. Есть версия, что он все понимает, но сказать не может. Та часть мозга, которая отвечает за речь, уже не может сформировать правильные фразы и выходит… что выходит.
— Интересно узнать, есть ли в архиве информация, как ему помочь, — проговорил я, думая уже о другом. — Ладно, пошли, посмотрю ваши записи.
В голове крутилась безумная в своей простоте мысль: почему бы не спросить у духа-хранителя про артефакт? Если, конечно, кто-то делал запись по этому поводу, иначе потрачу впустую пять лет жизни.
— Игнат, ты когда-нибудь слышал, что мудрецы древности считали, что каждому живому существу отмерен одинаковый век?
— Чушь какая! Срок жизни зависит от силы магии, — не задумываясь ответит он. — Чем ее больше, тем лучше. Я вот собираюсь дожить до пятисот лет, минимум!
— Ты маг жизни, если будешь хорошо учиться, то и до семисот доживешь.
— Да что мне делать столько времени⁈ — искренне удивился он. — Я и не знаю, чем заняться вечером, а тут двести лет.
— Поживешь с мое, может быть, и узнаешь.
Пока мы шли до здания главного суда, Семушкин успел послать несколько писем с приглашениями на встречу. Я тоже косился наверх, но, что необычно, писем никаких не было. Очень странное ощущение.
В суд мы зашли со стороны двора. Небольшой зеленый садик со скамейками, забор, собранный из круглых досок, и дверь в форме трапеции. Нет, это здание никак не перестанет меня удивлять своим видом. Как-нибудь нужно узнать, почему его таким построили.
На сборы всех членов команды ушло еще минут сорок. Последним внесли Аполлона Генриховича, который кричал про кары небесные, чем только еще сильнее нагнетал и без того мрачную обстановку.
— Друзья, — начал Семушкин, — на сегодня задача у нас всего одна, но очень сложная. Мы должны выяснить, когда все началось.
— Так ведь год назад! — заявил Тимофей Робертович.
— Чем докажешь? — жестко спросил я.
— Так ритуал же…
— Забудь об этом. Все забудьте. Считайте, что не было этого. Есть просто город, в котором что-то происходит. Когда это началось? Мне нужны точные сведения и все события, которые выходят за рамки обычной жизни города.
— Поднятие мертвецов! — выкрикнул он.
— Нет. По последним данным, это событие не относится к интересующей нас проблеме, — отрезал я, не глянув на побледневшего Семушкина. — Еще?
— Разрушение артефактов, болезни, пропажа животных.
— Проклятье! Мы все умрем! — заорал Аполлон Генрихович, и все вздрогнули.
И это навело меня на мысль.
— Так, — сказал я, — кто помнит учебу, назовите признаки проклятия. Быстро.
— Смотря какого, — потянул Семушкин.
— Самого простого, — рыкнул я.
— Ухудшение настроения, неудачи, потеря здоровья, близких, — начал торопливо перечислять незнакомый мне рыжий парень.
Остальные кивали и смотрели на меня, мол, все сходится. Идеально, можно сказать, сходится.
— Как можно обнаружить проклятье? — я продолжал задавать вопросы.
— На объекте проклятия появляются особые метки на ауре, — ответил тот же рыжий. — Она темнеет или выцветает. Но заметно становится только по истечении времени.
— Молодец. Как звать?
— Леша… Точнее, Алексей Скворцов!
— К чему вы ведете, господин архимаг? — не удержался Семушкин. — Тут и так понятно, что все дело в проклятье!
— Глаза разуйте! Все в труху! — поддакнул Аполлон Генрихович.
— Именно, что в труху, — кивнул я. — Да, вы правы, это проклятие. И оно коснулось не людей, а всего города.
— Алексей Николаевич, — Семушкин вскочил и непонимающе посмотрел на меня. — Мы это и так знаем! Ритуал не состоялся! Над городом нависло проклятие!
— Вы в этом уверены? Всё еще? Я так не думаю. Кто-то очень хитрый решил, что сорванный ритуал — отличное прикрытие для чего-то нечто более масштабного. Иначе беды бы начали случаться сразу же.
— Может, оно только набирало силу? — голос Семушкина сквозил недоверием.
— Может, — согласился я.
Мне было понятно, что они мне не верят, поэтому мне нужно копнуть глубже. Намного глубже. Буквально до уровня минус седьмого этажа архива. Потому что у меня в практике уже бывали случаи, когда одно событие было лишь прикрытием другого. И ничего хорошего тогда не произошло.
Я быстро попрощался с группой и выпрыгнул в открытое окно. Мне нужно было попасть в архив.
Приземлившись возле уже знакомого здания, я шагнул в темноту. Внезапно темнота в ответ призывно мяукнула. Я присмотрелся и увидел возле дверей архива небольшой черный комок. Торчащие уши, тощий хвост и здоровенные янтарные глаза. Еще я заметил белое пятно у него на шее в виде мотылька. По виду ему было едва ли полгода. Если взять его на ладонь, то только лапы бы в воздухе болтались, таким маленьким он был.
— Какой красавчик, что ты тут делаешь? — я люблю котов, но никогда и не думал заводить себе такого.
Этот шерстяной комок услышал мой голос, сладко потянулся, а потом оценивающе на меня посмотрел.
— Судауарь, не соблаговаулите ли вы приняусти мне кусоук свежау рыбоуф?