Глава 23

Следственной комиссии удалось выявить несколько поджигателей. Выяснилось, что существовал единый план по поджогу Петербурга и ряда других городов. При расследовании дела была составлена вся ужасающая картина преступления. Началось всё с того, что на конспиративных квартирах, дачах и прочих местах собирались работники заводов, интеллигенция и студенты. На этих встречах распространялись социалистические, антирелигиозные и революционные учения, здесь же родилась мысль о необходимости толчка к народным волнениям. Но как его произвести? Социалисты решили воспользоваться опытом Французской революции. Там начавшемуся хаосу способствовали пожары. Дело казалось относительно несложным, — Петербург, да и остальные города империи были по большей части деревянными. Уничтожение жилья и имущества народа, несомненно, по мнению революционеров, должно было привести к общему возмущению, перед которым власть оказалась бы бессильной…

К чести полиции и III Отделения, надо отметить, что первоначальный план всеобщего поджога не сработал. Было арестовано множество пропагандистов, открыто говоривших в артелях о необходимости сжечь Петербург. Жандармы смогли захватить и несколько членов глубоко законспирированной революционной организации под названием «Земля и воля». Допросы с пристрастием раскрыли шокирующие планы этого объединения. Именно данная организация выступила вербовщиком множества недовольных для подготовки целого ряда пожаров по всему городу. Но что самое неприятное было, так это что данное мероприятие «Земли и воли» оказалось профинансированным некоторыми представителями крупной буржуазии, интересующимися скупкой нужной им земли по бросовым ценам. К сожалению, весь список «благотворителей» выяснить не удалось. Члены исполнительного комитета революционной организации, которые знали полную информацию, ещё не были выявлены.

В это же время, часть явно проплаченной прессы попыталась снять возникшее подозрение в революционерах, как ответственных за эти пожары. Так, в одной из статей известной в то время газеты говорилось: «Слава богу, пожары, кажется, прекращаются! Вместе с ними прекращается и то тревожное состояние умов, которое заметно было в последнее время…Но кто же эти злодеи? Какая цель такого страшного братоубийства? Грабёж, воровство, отвечают одни. Совершенно иные намерения видят во всём этом другие: они видят связь между пожарами и теми листками, прокламациями и воззваниями, которые с некоторого времени стали распространяться в Петербурге. Они думают, что для успеха своих намерений бессмысленные агитаторы хотят создать пролетариат, которого у нас нет, и который легче всего идёт на обещания и посулы…Но мы отвергаем такое объяснение. Если есть поджигатели — это разбойники, воры, но не демагоги. События возбудили сочувствие к Государю на пожаре и ненависть к виновникам страшных бедствий…И этого не может быть! Мы не верим, не хотим верить, чтобы у людей, действующих во имя любви к ближнему, поднялась бы рука жечь на огне этих ближних, подвергнуть их страшным бедствиям, лишая их с семейством крова, имущества и средств к существованию».

Ладно бы, если эта пресса просто пыталась отвести подозрения от революционеров, — произошло гораздо хуже. Чернышевский в своём «Современнике» и Герцен в «Колоколе» стали недвусмысленно намекать на виновность самих властей. Последний с крайней наглостью вдруг написал: «…А в полиции виновных не искали? Не попробовать ли?» Но если, находящегося в Лондоне Герцена было не достать, то Чернышевский получил своё… В этот момент данный автор выступал с откровенными революционно-демократическими лозунгами. Было и подозрение в его тесной связи с организацией «Земля и воля». По представлению Шувалова, государь дал согласие на арест Чернышевского и помещение его в Петропавловскую крепость. Само издание «Современника» было приостановлено. Остальным же оппозиционным газетам был выписан огромный штраф и вынесено предупреждение.

Государь столкнулся с новой проблемой, — ликвидировать ли совсем оппозиционную прессу? Он понимал, что в случае её прямого закрытия, она перейдёт в подполье. Вопрос был сложным и не мог быть решён грубым запретом. Император поручил цензуре усилить контроль над печатными изданиями и на этом всё. Приходилось мириться с альтернативными взглядами не только в высшем образовании, но ещё и в части журналистики.

Описывая характер «прогрессивно» настроенной молодёжи, выдающийся русский писатель Иван Сергеевич Тургенев в своём произведении создал образ Базарова как самого ярого нигилиста. Надо сказать, что этот противоречивый герой автора привёл к смешанной реакции общества. Часть радикально настроенного населения обвиняла Тургенева в мракобесии, а консервативные слои критиковали его за низкопоклонство перед молодым поколением.

В защиту правительства вдруг выступил Лесков. Своей эмоциональностью и силой его статья наделала большого шума. «Если ты не с нами, так ты подлец!» — таков «лозунг наших радикалов», — писал прозаик.

«Держась такого принципа, наши радикалы предписывают русскому обществу разом отречься от всего, во что оно верило и что срослось с его природой. Отвергайте авторитеты, не стремитесь ни к каким идеалам, не имейте никакой религии (кроме тетрадок Фейербаха и Бюхнера), не стесняйтесь никакими нравственными обязательствами, смейтесь над браком, над симпатиями, над духовной чистотой, а не то вы подлец!» — отмечал автор. Лесков уважительно пишет об императоре-реформаторе, а также о его идеях постепенных преобразований. В статье отмечалось гнусность использования любых мер для «уравнения всех во всех отношениях» и «подчинения личной свободы деспотизму утопической теории о полнейшем равенстве дурака с гением, развратного лентяя с честным тружеником».

Александр тем временем решил нанести удар по радикалам их же оружием. Его приём шокировал общественность. В течение короткого времени все газеты и журналы по требованию государя напечатали итоги расследования пожаров. Были представлены убедительные доказательства причастности радикалов к поджогам, указаны конкретные имена и фамилии, названы даже некоторые заказчики из числа крупной буржуазии. Но если бы всё ограничилось только газетами…Внезапно по каждому российскому адресу почтальоны разнесли прокламации, содержащие факты многочисленных преступлений революционеров. Удар был страшный! Население было настолько потрясено шокирующими сведениями, что стало в ярости выискивать любого «нигилиста». В эти недели учёба в вузах практически прекратилась, так как мужики избивали каждого студента, попавшегося им на глаза. Были разгромлены и несколько редакций оппозиционных газет. Народная молва не только разнесла правительственные данные, но ещё и дополнила их в самых устрашающих вариантах. Революционеров стали обвинять, что они крадут детей, едят человечину, грабят сирот и служат самому дьяволу. Безумие, творившееся в эти дни в России, потрясло весь мир. О событиях в империи писали в Европе и США, в Китае и Японии. Русские радикалы, казалось бы, прославились на весь мир.

Но революционеров это не остановило! Невероятно, но факт! Они попрятались, зализали раны, но не сдались! Их в крайней степени ожесточило подобное отношение и реакция общества. — Вы ответите у нас за всё! Мы перевернём этот мир! — заявляли фанатики. Озлобление радикалов было полным и именно в это время в их среде зародилась мысль о необходимости террора, который бы смел все преграды, стоящие перед революцией.

Жизнь тем временем входила в обычное русло. Столица восстанавливалась. Несмотря на все попытки полиции и жандармов остановить поджоги, радикалы смогли поджечь многие дома. Город был по большей части деревянный и в результате выгорела почти пятая часть Петербурга. Повсюду валялись обожжённые тела людей, стоял воздух, пропитанный гарью, дымились догоравшие дома…Катастрофа могла быть масштабнее, если бы Валуев не начал организовывать народные дружины, контролировавшие порядок на улицах и отлавливавшие поджигателей. Погорельцам было предоставлено временное жильё, роздана гречка и небольшие подъёмные. Гречка в эти дни спасла многих. Компактный, невероятно полезный, хранящийся до 20 месяцев продукт стал при Александре стратегическим. Власть стала на постоянной основе закупать эту крупу для её помещения на специальные склады. Результат был. Данный продукт позволил правительству и снабжать продовольствием казаков в далёкой Аляске и ликвидировать последствия недорода, и вот теперь снова гречка спасала людей…

Череда бурных событий в России вызвала тем временем и усиление дипломатических контактов. Нежданно прибыла английская эскадра с дружественным визитом. Был принят сын английского короля, принц Альфред, недавно отказавшийся от греческой короны. Этот отказ был вызван сугубо политическими соображениями, но молодая Мари была поражена и прониклась почтением к благородству и бескорыстию принца. Он, в свою очередь, уделял ей большое внимание, что не осталось не замеченным в семье. Алёша и Володя подшучивали над сестрой, а старшие Николай и Александр улыбались. Маша не знала как ей реагировать на подобные насмешки над ней и её «женихом». После английского посольства прибыло и японское. Государь внезапно с удивлением услышал, что иностранное правительство желает изучить опыт российских реформ.

Разобравшись с неотложными делами, Александр вместе с семьёй отправился на пароходе в Новгород. Там задумывалось проведение специального праздника, посвящённого тысячелетию России. По замыслу государя, это мероприятие позволит подвести предварительный итог его первых реформ и отдать честь русской державе.

Путешествие было приятным. Императрица, несмотря на опасения врачей, чувствовала себя хорошо. Мария Александровна в последние годы стала разбираться в дворцовых и министерских интригах. Говорить о том, что она принимала активное участие в управлении было невозможно, но и отрицать её влияние было бы неверным. Она была знакома со всеми высшими должностными лицами империи, у неё были симпатии и антипатии. Государыня полностью доверяла Милютину и Валуеву, но с настороженностью относилась к Шувалову. Её беспокоили ужасные слухи об этом министре, якобы тайно убивающим революционеров, и она опасалась, что влияние данного чиновника на супруга будет лишь возрастать. Близкими же для неё оставались её фрейлины и по совместительству подруги Анастасия Мальцева и Анна Тютчева. Тёплые отношения у императрицы были и с отцом Тютчевой, Алексеем Толстым. Этот поэт посвятил первую свою книгу стихотворений именно ей. Марии Александровне передавали слова Толстого в отношении императрицы: «Эта женщина, которую я люблю и уважаю всем сердцем. Я говорю и повторяю это во всеуслышание, и я не боюсь прослыть за льстеца».

Дети были вместе с родителями. В Новгород взяли всех, — такое мероприятие требовало участие всей семьи. Все держались хорошо, а Николай в последнее время серьёзно возмужал.

По прибытии в Новгородский Кремль императорская семья помолилась в Софийском соборе и разместилась в доме архиерея.

На следующий день государь встретился с крупнейшими промышленниками и чиновниками империи. Император произнёс речь:

— Поздравляю вас, господа, с тысячелетием России. Я счастлив, что мне суждено праздновать этот день с вами в древнем Новгороде, колыбели царства всероссийского. Пусть будет данная знаменательная дата знаком единства всего нашего общества перед общей целью — достижения благоденствия отечества.

Раздались всеобщие аплодисменты и радостные возгласы.

После встречи с деловыми кругами царская семья отстояла в Софийском соборе обедню. Крёстный ход совершался пешком. Митрополит Исидор произнёс молебствие и прочитал молитву о счастье и благоденствии России, написанную патриархом Филаретом. При её возглашении все опустились на колени.

С отцом повсюду был его наследник Николай Александрович. В этот день ему исполнилось 19 лет. Он был высоким, стройным юношей с материнскими глазами и мягкой улыбкой отца, простым и отзывчивым. Юноша знал, что придворные говорят о его мягкости, уступчивости, но они не видели другого…Николай был стоиком, как и его отец…Императорский долг, обязанности, о которых с малолетства твердил ему его отец, внезапно обернулись стальными основами в его душе. Он словно наследовал железное сердце Александра, и за его внешней мягкостью росла внутренняя безжалостная сила.

Знание истории, которое он получал от Кавелина, живые традиции, знакомство с жизнью России укрепляло его характер. С удивлением Николай заметил, что братья его стали относиться к нему более уважительно и уступчиво. Чувствовалось, что старший сын императора становится настоящим наследником.

Главным предметом же торжества в Новгороде был памятник в честь тысячелетия России. По замыслу Александра, он должен был выразить постепенное, тысячелетнее развитие государства Российского. Проект был выполнен скульптором, художником Микешиным. Этот монумент представлял собой колоссальную державу — эмблему царской власти, увенчанную скульптурами, олицетворяющими православную веру и Россию. Вокруг державы размещались скульптурные группы, символизирующие основные этапы отечественной истории от Рюрика до Петра I. Сам же пьедестал был украшен изображениями выдающихся государственных, церковных, военных и литературных деятелей. Общий вид монумента напоминал колокол, символизируя свободолюбивое новгородское вече.

После прочтения молитвы Исидором раздалась пушечная пальба, а занавесь упала. Памятник предстал во всей своей красоте перед собравшимися. Далее состоялся парад гвардии, награждение всех участников сооружения монумента.

Уже вечером произошёл торжественный ужин. Первый тост поднял государь:

— За благоденствие России!

Городской голова Новгорода Зимин поднял свой бокал:

— За здоровье их императорских величеств и государя-наследника!

Император ответил тостом:

— За благоденствие всего народа русского и новгородского!

Вечером следующего дня император посетил Рюриково городище, расположенный при выходе Волхова из озера Ильмень. Народ кричал «Ура!» и бросал под ноги государю свои шапки. По возвращении в Новгород императорская семья в открытой коляске объехала улицы города, раскланиваясь по обе стороны на приветствия горожан.

Торжества вызывали бурный восторг по всей стране и лишь Герцен в своём революционном издании язвительно иронизировал по поводу формы монумента, как будто есть только «лондонский колокол».

Спустя буквально пару дней императорская семья отбыла обратно. Император покидал Новгород с неспокойным сердцем. Ему пришло донесение, — вовсю полыхала Польша. Требовалось срочное принятие каких-либо действий…Александр тем не менее решил не предпринимать быстрых эмоциональных ответов. Отправив необходимые указания главам силовых ведомств, он заехал по дороге в Москву.

На торжественной встрече с деловыми кругами государь заявил:

— Господа, этот год знаменует не только тысячелетие русской государственности, — он являет собой итог прошедших крупных, небывалых прежде в российской истории, реформ. Я уверен, что в ближайшие годы, мы все с вами сможем наблюдать последствия этих важных преобразований. Слышите меня?! Не верьте людям, говорящим, что царь и чиновники думают только о благе своём. Жизнь положу ради России, ради счастья её народа. Бог с нами, друзья!

После этого прошёл бал в Кремлёвском дворце, а затем отметили именины второго сына. Все запланированные мероприятия по знаменательному событию были проведены в полном объёме, и государева семья окончательно отправилась в Петербург.

Россия виделась Александру устойчивой. Возникающие волнения он считал неизбежными, но полагал себя способным справиться со всеми появляющимися проблемами. — Наследнику я оставлю самую сильную державу в мире, — думал государь…


Конец первой части.

Загрузка...