Сага о Головастике. Изумрудный Армавир

Глава 27. Прощание с Изумрудным городом

— Хозяева! — крикнул в калитку, потому как штатное место пустовало, а рабочее время деда ещё не закончилось.

Никто не отозвался, и я ввалился во двор, надеясь найти благодарные стариковские уши, в которые собирался поплакаться и пожаловаться на злобные соседские миры.

— Партизанен, хэнды хох! Унд нах нагель сюда. А то млеко-яйко конфискую! — проорал благим матом, как можно громче, но ни ответного выстрела, ни салютного залпа из междометий так и не услышал.

«Помер? Или в туалете? Охаметь и проверить? — всё ещё продолжал я шутить, но уже про себя. — К Нюрке умчался? Скорей всего. Наверно, она что-то у своего Татисия узнала и пригласила деда на мирные переговоры.

Близнец уже сполна получил. Что же это за мир, если своего посредника… Всё специально подстроил? Чтобы тот на меня подумал и подольше враждовал. Но зачем ему это? И Костиков… Ладно если сами покалечились, но вот так измываться…

Или это внеочередные… Или стало возможным потому, что мы посредничаем? Поэтому их и спасло… Спасли. А так бы… Без нас померли. Все разом. В двенадцати мирах. А у мировых сестёр, интересно, Костики жили?.. Живут? Пора туда тропку протаптывать. Пора».

За такими мыслями я и не заметил, как оказался сидевшим на табурете в сарае. На дворе смеркалось, и встал вопрос зажигать волшебную свечку Аладдина или проведать бабу Нюру одиннадцатую на предмет редкого посетителя с тросточкой.

— Одним глазком, — скомандовал себе и полез в подвал.

— Наконец-то, — вздохнула Кармалия раскатистым жабьим голосом.

— Здравствуйте, мама Кармалия, — поздоровался я, вздрогнув всем телом.

— Как живётся? Знаю, что весёленькая неделька выдалась.

— Ещё какая, — согласился я, почёсывая пострадавшее ухо.

— Я тебя ждала, чтобы поговорить. Ты не против?

— Нет, конечно. Но на ваших жаловаться не буду. Пусть и дальше замораживают…

— Это я тебя тормозила, а не они. Чтобы ещё смешнее не получилось. Извини, что ты не догадался. А оболтусы мои на такие подвиги… В общем, и дальше можете, как мальчишки враждовать, но на работе вашей это никак сказываться не должно.

Нужно посредничать и работать? Работайте без оглядки. Никто мешать не посмеет. Захотите дальше баловаться – балуйтесь. Это даже полезно для дела. Чтобы не расслаблялись. Для того и задумали… Придумали так подурачиться. Спрашивай. Знаю, что уже чешешься.

— Павел не умер? — первым делом поинтересовался я.

— Нет ещё.

— А больше я не знаю о чём…

— Подумай.

— А к Стихии за лекарственной водичкой сходить можно? Костикам помочь с выздоровлением?

— Можно, но воды от неё не получишь. Получишь кое-что другое.

— А чем можно чёрные колдовские нитки порвать?

— Сам догадаешься. Ну, всё на сегодня. Иди домой. Отдыхай. Следующая неделя ещё смешнее будет. Ха-ха-ха! — раскатисто рассмеялась Кармалия, потом эхо её голоса отдалилось и затихло.

— Спасибо за разговор, — поблагодарил я сумрак и полез обратно в свой мир.

— Твоя работа? — встретил меня Павел враждебным тоном и забористым взглядом, стоя посреди двора, будто никуда не исчезал вовсе.

— Моя, — выдохнул я, подумав, что речь зашла об экзекуции Александра одиннадцатого.

— С каких пор швыряешься? Кто надоумил? Сам с усам? — смягчился дед и пошагал в сторону Америки.

— Одиннадцатый мир заставил. И песни петь, и стишки скабрезные рассказывать, и на трубе плясать.

— А за что?

— Из-за вражды. Снежная война у нас. Пуляется больно. Мозги своему Александру… И четвёртому, и восьмому. Но мамка миров строго-настрого велела продолжать работать. Дурью маяться – майтесь, но и работой занимайтесь, — поддержал я разговор, приземлившись на Америку рядом с дедом.

— А меня, каким боком в вашу свару? Или мы с тобой сейчас о разном говорим? Ты о чём воюешь? — потребовал дед детализации параллелей.

— О Сашке одиннадцатом. Его отлупцевали скорей всего. Из-за моей работы. Его родной мир сокрыл, а меня на крышу дома закинул и приклеил к трубе. Песенки петь заставил, стишки рассказывать перед его домочадцами. Чтобы он на меня подумал. А потом перекинул на мою кровлю.

Мамка сразу меня за ухо словила. А после я к тебе… А ты о какой моей работе? О Димках? О Костиках? О ведьмах?.. Когда я сюда пришёл, во дворе тебя не было. Поэтому я к бабе Нюре отправился. Но меня вернули назад. Мол, ты ещё живой, а я дурной и не догадался, с кем связался. Мамка ихняя. Мировая. Вот и ты меня… Но, слава Богу, не за ухо.

— Ты себя хоть иногда слушаешь? Если бы я не был в умной шапке, совсем бы ничего не разобрал. Одно ясно, что это не ты меня на прогулку водил. Не умер, говоришь? С чего взял? Может, я давно уже, того. Ладно, не кипятись. Снова басню начни. С первоначала, — потребовал дед незнамо чего.

— С какого начала? С полутора лет, что ли? С возвращения… С настоящего моего возвращения? Или с сегодняшнего утра? Уволь. Ты от моих побасенок точно смеланхолишься подчистую. Тебе правду рассказывать опасно. Придумаешь себе невесть что, а мне потом горюй. Был дед, да весь кончился. Я малограмотным побуду. Пошутить – пожалуйста. А правды от меня… Поостерегусь. Уши целее будут. И хвост.

— Ха-ха! И снова уморил. Не хочешь рассказывать, так сам что-нибудь спроси. Ха-ха! Блоха, — не обиделся дед на мой откуп и, усмехаясь, предложил пикировать дальше.

— Что с вами сегодня? И мамка миров, и ты. Я что-то понять должен? Может, я сегодня с кем-то очень добрым встречусь?.. Спрашивай. Спрашивай. О чём? Сегодня один уже просил спрашивать, а сам потом улыбался, пока мне мамка уши до блеска начищала.

Увольте. До всего сам дойду. Если, конечно, получится. Или в пещеру да на внеклассные занятия по общеобразовательным мирам, — только в самый последний момент я передумал рассказывать о своём знакомстве с ЭВМ.

— Ты сейчас о встрече с Доброй обмолвился? Или я что-то домыслил по стариковскому обыкновению?

— Домыслил. Вы все будто прощения у меня просите. Будто прощаетесь. Подумаешь тут не только о Доброй. К Стихии отпрашивался за снадобьем для пацанов поломанных, и то… «Получишь, что не хочешь». Или что-то там, что-то там, — как-то горестно закончил я монолог и поднялся со скамейки. — Прощай. Мамка миров обещала, что Павел жил, Павел жив, Павел будет жить.

Пошагал домой, а дед проводил меня стариковским смехом, перемешанным с кашлем, спровоцировав ещё и на частушку-пересмешку, полученную в распоряжение от последнейшего Калики.

— Всё может быть, всё может статься. С женою может муж расстаться…

«А чего стесняться? — думал я, горланя на всю улицу. — Пел же в чужом мире и стишки читал, теперь и в своём пою».

* * *

Спокойно заснуть не получилось. Ворочался-ворочался… Думал, фантазировал, мечтал. Все давно заснули, а я всё одним глазом на часы, а другим…

«Только к сёстрам поторопись. Найди сам к ним дорогу, пока тебя на неделю туда силком не засунули. На твою штрафную неделю, кстати. Покопайся в своей памяти. Хорошенько покопайся. В ней полным-полно всего. Сама Кармалия… И не только она тебя этими знаниями наделила», — кричал себе пещерным голосом уже в который раз издалека, мешая спать, мечтать и думать.

«Кыш! Мне отдыхать надо, а не о Фантазиях и их безобразиях думать, — снова отмахнулся я от навязчивых воплей. — Я же мыслю… Причём, конкретно. И телепортироваться никуда не собираюсь. Через адресатор и подавно. Неделю всего в покое и побыл. Пенсия у меня по геройским привилегиям. Не меньше месяца почивать на лаврах буду. Как только с мирами помиримся, сразу полезу в Талантию. В тот же…»

«Только к сёстрам поторопись. Найди сам к ним дорогу, пока тебя на неделю туда силком не засунули, — никак не успокаивался вредный близнец неизвестного розлива. — Найди сам к ним дорогу!.. Найди сам к ним дорогу!.. Найди сам к ним дорогу!..»

— Знаю я туда дорогу. Знаю. Третье поле, вторая скирда слева. Стучать два раза. Или скулить. Тяв-тяв, — пробубнил я тихонько и присел на кроватке.

«Голос-то настоящий, — заподозрил неладное. — Одиннадцатый, зараза, никак не успокоится? Снова забор… Или что похлеще придумал? Сейчас я тебя подловлю, гадкого утёнка-кутёнка», — разобиделся на бывшего дружка и собрался на проверку своих владений.

Снова оделся, обулся и пошёл на поиски непрошенного гостя. Больше всего меня беспокоили ворота, а вот спросить Скефия о присутствии посторонних, почему-то не догадался.

Туман спал или дремал, и я осторожно влез на забор.

— Попался, — зашипел в уличную темноту, но никто не вздрогнул, не скрипнул, не выронил ни мелка, ни кисточки. — Он же и понятия не имеет о моём разговоре с духом. Что это со мной? Сон, как рукой… Душа, что ли, верещала? Эта не угомонится, пока своего не добьётся. Слетать ненадолго? Побродить по пещере? Может, даже нос высунуть к Талантии? Ты не против? Дедморозыч?

— Ш-ш-ш! — всхрапнул спящий красавец.

— Так отнеси. Там хоть время стоит. Душой оттаю и обратно до дома. Обещаю.

Скефий подхватил меня прямо с забора и понёс на Фортштадт, аккуратно укрыв от ветра невидимым одеялом.

«И этот какой-то ласковый. Я не заболел? Какой-нибудь инопланетной болезнью? Один раз уже бо… Стоп! Когда это я болел?.. И ладно. Прилетел уже. Нащупать бы в темноте вход», — перестал размышлять и аккуратно прошуршал в пещеру.

В темноте все чувства усиливались многократно, но никакого испуга не было, и я нырнул головой в ракушку.

* * *

— А вот это совершенно не ясно. На астероиде днём и ночью светло? — уставился я в потолок, когда увидел, что пещера всё также освещена из верхнего лаза. — Почему раньше этим не заморачивался? Бывал же тут ночами. Может, потому что убывал в ночь, а не прибывал из потёмок. Ладно. Включить ЭВМ надо. С ней веселей будет.

Закончив с разглагольствованиями, включил Образ, собираясь попроситься выглянуть для успокоения души в ночную Талантию.

— К работе готова, — напомнила о себе ЭВМ, спустя минуту после включения Млечного Пути, а я задумался неизвестно над чем, поэтому стоял истуканом и молча всматривался в центр галактики, отыскивая невидимую на голографии чёрную дыру.

— Извините, что побеспокоил, но мне нужно… Или во второе звено, или во второй шлюз. Кстати, а что такое шлюз? И про звено мне напомните, пожалуйста. Не пойму, то ли во втором круге звено, то ли в следующей грозди оно, — озвучил я наивные вопросы и такой же каламбур, оказавшийся пророческим.

— Вам разрешён проход в звенья номер два, три, четыре. Центральное звено или Объект номер Раз, в котором находитесь, также является шлюзом в ближайшие обитаемые, бывшие обитаемые или потенциально обитаемые миры.

По галактической нумерации нашего Шестнадцатого сектора рукава Ориона – мы шлюз номер девять. Всего в нашей галактике тридцать шесть секторов по десять градусов каждый.

«Не-не-не. Только не это. Что я наделал? А как же поспать?» — запротестовал я в своей головушке, явно погорячившись с вопросами о таких немыслимых вещах, тем более спросонья напутал и попросился не в Талантию, а за щенками Ответами к Жучке.

А Образ невозмутимо продолжила поучать:

— Из нашего шлюза вы имеете право на перемещение в такие же «Объекты Номер Раз», или «Объекты Номер Один», а сокращённо «Образ», «ОНО» или «Один», которые одновременно являются шлюзами восемь и десять.

Соответственно, вы имеете полное право на посещение всех четырёх звеньев нашей Грозди, без каких бы там ни было корректировок внешности и возраста.

«Ёжики, кокосы! Ни чего себе, ответы на вопросы. Вот я бублик с дыркой вместо мозгов. Об-Раз вовсе не Образ», — снова от молний в голове подкосились натруженные за бесконечный выходной ножки.

— Ещё в Млечном Пути имеются автономные «Узловые Станции» или «Узловые Шлюзы». В одной из них, с названием «Ха-Да», вы уже бывали. Из таких станций возможны перемещения только в примыкающие к ним шлюзы, а не в звенья, по причине их полного отсутствия, — монотонно продолжила забивать гвоздики в мою, звеневшую пустотой, головушку тётенька ЭВМ. — Некоторые из станций пребывают в законсервированном состоянии ввиду экономии энергии. На их периметре вы обязательно увидите соответствующие надписи в виде символов. Включать такие станции не рекомендуется. Следуйте по вашему назначению в проходы, указанные символикой.

Практика осознанных путешествий поможет вам разобраться в устройстве «Все-Галактической Сети» или «Все-Паутины». «Все» – в данном контексте означает «Вселенская». Желаю вам приятного путешествия.

— Ой, спасибо. Но я передумал. К пауку или к рыбаку мне ещё рано. Так что, ни в сеть, ни в тенета я не отбываю. Включите мне, пожалуйста, Кармалию с детками. Я к Талантии одним глазком… В общем, гляну с женского Фортштадта для успокоения… От ваших сногсшибательных новостей. И сразу назад, — взмолился я на ОбРаз, как на Образ святой дочери Аль-Амрана.

— Извините, но перед посещением указанного мира, вам придётся пройти инструктаж у Рифмы. Из-за незначительных проблем на поверхности геоида Талантия-Фантазия, каждому путешественнику или посреднику грозди надлежит с ними ознакомиться.

— Вы разве об их катаклизмах не в курсе? — опешил я от неожиданной обструкции.

— На сегодня никаких новых аномалий не зафиксировано. Имеются опасения о возможных шутках или провокациях. Во избежание неприятных сюрпризов, желающие посетить эти миры должны быть поставлены о них в известность.

— Звучит знакомо. Шутки и провокации. А при посещении Татисия о таком не предупреждаете? Ладно. Буянить не буду. Можете выключиться. Спасибо за предупреждение. Но сил карабкаться по простым или виноградным лестницам у меня уже нет. Пойду домой. Прощайте.

Образ выключила голографическую иллюминацию, а я пошагал восвояси, собираясь, несмотря ни на что, завалиться спать.

— Скефий, родной. Отнеси меня домой. Я уже на ходу сплю… — попросил мир, выбравшись из пещеры в кромешную тьму Фортштадта, и рухнул к нему на ручки.

Заснул сном человека, исполнившего свой долг в многократном размере. Ещё и душеньку ночным походом успокоил. Но…

* * *

Вот это «но» и разбудило меня вместо мамки и будильника, от звона которого я должен был проснуться утром понедельника восьмого октября. Точнее, не разбудило.

А проснулся я от незнакомого запаха постельного белья. Чужого, неизвестного, неродного.

— Снова издеваетесь? — взвизгнул, открыв очи на неведомый город Сочи, и осознал, что оказался в хате деда Паши, в той её комнате, в которую ещё ни разу не заглядывал за всю историю нашего с ним знакомства.

— Очнулся? Вставай. Я рыбки нажарил. Без косточек. Умывайся и к столу, — как ни в чём не бывало, сказал Павел и загремел посудой в своей комнате-кухне.

— А в школу? А родители? Что они подумают? Я у тебя ночевал? А они…

— Тихо ты! Не кручинься. Всё у нас получилось. Ты ни ухом ни рылом не догадался, как ты и просил. Так что, все по своим местам теперь, и петелька твоя устаканится. Всё пойдёт своим чередом, — пробормотал Павел, а я, не рассмотрев комнату с телевизором и двумя кроватями, вылетел их хаты во двор, намереваясь срочно вернуться домой, чтобы исправить свою оплошность или шуточку Скефия.

— Чмок! Чмок! — получил в лицо снегом вместо утренних водных процедур и замер на месте.

— Что опять не так? Мне домой нельзя? Уже девять. Не дури, — разорался я на мир, но снова получил.

— Чмок!

— Иди завтракать, и я всё объясню. Работа у тебя. Писать будешь, что помнишь на сегодняшний день. Все свои планы и мысли. А то из школы придёшь, ан нет ничего. Возмущаться будешь. Духариться. Мол, как же ты мог. И так далее, — невозмутимо пригласил дед к столу.

— Твою же… Он что, моего признака состряпал и в школу увёл? Ай, молодец.

— Во-во. Признака. А то я запамятовал, как ты его окрестил.

— Тогда ладно. Меняю гнев на милость, — вздохнул я, успокоившись, и вернулся в дедову обитель.

«Вроде, ему о таких фокусах ещё не рассказывал? Откуда, интересно, он узнал о них?» — начала сверлить голову одна-единственная неугомонная мыслишка, пока я лакомился неизвестной, но очень вкусной рыбкой.

— Где наловил? У меня уже второй день рыбным получается, — начал я примирительную беседу.

— В Охотском. Оно считается самым богатым морем. Чего там только не ловят… А сколько там ещё неведомого, неосвоенного, — присел дед на любимого Курильского конька.

— Зачем мне о чём-то писать? Это Угодник такое придумал, или я что-то запамятовал? — появилась в головушке вторая неугомонная мыслишка.

— Сам же просил. А то с памятью твоей полный разнос. Чтобы потом не баламутить, вот и напиши, что ты собрался пилить и строгать, да мирам помогать. Или воевать. О том завещай, а потом прощай. Стихия тебя заждалась. Противогаз уже изготовила. Чтобы тебя нигде не задымили, не затуманили. Ха-ха!

«Он и о Талантии знает. Откуда?» — взорвалось всё в моём складе от междометий, нарушив и без того шаткое равновесие, в котором пребывали на полочках все думы и сведения.

— Десерту у тебя, конечно, нет? Мне бы сейчас что-нибудь сладкое и чересчур вкусное, а то я тебя вот-вот покусаю, — процедил я сквозь зубы, собираясь после завтрака устроить деду подобие допроса с категорическим пристрастием.

— Чересчур вкусным ничего не бывает, — продолжил разговор дедуля. — А сладкий – ещё не вкусный.

— Не понял.

— Борщ с перцем, вон какой горький. До слёз. А вкусный. Палтус, вон какой мягкий да смачный. Пальчики оближешь. Но не сладкий же.

— И правда. Но… Признаешься уже, что случилось-приключилось? Или так и будешь смаковать моё неведение или невежество? — не дождался я окончания трапезы и вцепился в Павла коготками нетерпения.

— Вечерком… После Стихии прибудешь, повторим всё с самого начала. Слово стариковское даю. Исполню цыганочку с бубенчиками, как молодой повеса о четырёх пудах весом. Я сам в такой передряге впервой. Хорошо, что ты вместе со мной. Ха-ха-ха!

Почитай, я уже всё сделал. Ха-ха-ха! Как на духу. Как перед родным отцом, — не угомонился дед и на мой ультиматум всерьёз не отреагировал, а даже наоборот поднял на смех.

Я прекратил попытки разговорить его, покончил с завтраком, написал коротенькую записку из четырёх строк о своих планах на ближайшее будущее и, оставив её в ящике комода, попросил Скефий о сокрытии.

— Если ваше всевидящее Величество пожелает, тогда сокройте меня, пожалуйста, и препроводите в школу. Я там на свой признак гляну и моментом в море. В бушующее Стихийное море. Утоплюсь в нём. Надоели вы с окаянным дедом, — в сердцах высказался я и упорхнул.

Разумеется, ни в какую школу не попал. Меня быстренько завернули в одеяло-невидимку и впихнули прямиком в пещеру. Пришлось тонуть. В ракушке. В догадках. В беспокойствах о неизвестном и необъяснимом.

* * *

— Вот как нашего брата чают-встречают? Приглашают к плюшкам и чаю? — хотя и опешил я от пригласительной виноградной лесенки от банановых залежей до верхнего пещерного окошечка, но, всё равно, скаламбурил. — Сижу в своей хате, как в каюте, и видать всех в окошко, и задом в уюте. Чайком с плюшками сладкими балуюсь и на укропную молодость жалуюсь.

Ладно. И на укропную старость не жалуюсь. Дедова присказка. Признаюсь, — кряхтел я рифмами, карабкаясь на чердак к одной из своих старых знакомых Рифм.

Забравшись в альпийскую, как мы когда-то с третьим Александром окрестили, лабораторию девчушки Стихии, побрёл к избушке на курьей ножке.

— Девчушка-старушка. Встань передо мной, глаза мне открой. Я посредник двенадцатый мирный, стою в мире твоём, жду тебя смирно.

Выдохся ли я с рифмами, или запыхался взбираться и почти бежать к месту назначенного свидания, я не знал. Просто, произнёс незамысловатый вызов и остался стоять зажмуренным прямо перед дверью в избу.

— Отворяю глаза твои! Открываю тайны свои! — уж больно печально прозвучал голос моей подружки, и я незамедлительно открыл глаза.

— Что случилось? Почему ты такая… Вы все такие грустные? — набросился на зеленоглазую красавицу о десяти неполных годах в своём неизменном платьице.

— Весёлого мало, когда такого шкета, как ты, на задание отправляешь, — согласилась со мною Стихия.

— А я ружьишко дома оставил… Так на задание или на войну? — попытался успокоить больше себя, чем собеседницу. — Что за глупости? В Талантию меня? Там что, пожары? Дед о каком-то противогазе…

— Забудь. Сосредоточься. У тебя очень мало времени на подготовку… головы. Головы Головастика. Жить у меня будешь. В основном спать или дремать. Пока не выстроишь в своей… Что там у тебя в бестолковке? Склад?

— Вроде того. Жить? А домой? А школа? Мой двойник там… Пока вместо меня? Красота! И Кармалия о приключениях намекала. Спать? А на кой? Склад потрошить? Что-то искать надо? Или всё спалить? — растерялся и испугался я неизвестности, а особенно слова «жить».

— В голове твоей обязательно нужно сделать комнату-сейф, куда ты сложишь все новые воспоминания, которые у тебя будут, начиная с сегодняшнего дня. Не шутка. Пошли в жилой модуль. Я всё приготовила. И ещё. Время здесь не стоит, а наоборот бежит, но на ваше самостоятельное прозрение в этом вопросе его-то как раз не хватает. Марш!

Стихия буквально впихнула меня в дверь лаборатории. Даже испугаться или приготовиться не успел. «Ах!» – мелькнуло в головушке, неотягощённой пока ни новыми знаниями, ни новым тяжёлым сейфом. Если не брать в расчёт абракадабру с бегавшим по астероиду временем, но за ним я к тому моменту не угнался.

Убранство избы совершенно не соответствовало наружному виду деревенской крепости какого-нибудь древнерусского крестьянина. Белое-белое помещение и кабина лифта. Всё. Больше ничегошеньки. Свет не из фальшивых окон, а из потолка. Ни мебели, ни печки, ничего.

— Входи, — скомандовала зеленоглазка, и я шагнул в распахнутую дверь кабины, которая мигом захлопнулась за спиной, не оставив ни шанса на бегство.

— А ты как? — спросил сам себя, потому что подружка со мной не поехала.

— Выходи, — встретила меня Стихия, когда дверь лифта распахнулась.

— Даже не хочу знать, как ты это делаешь, — буркнул я и вышел в подобие коридора.

Мы прошагали мимо нескольких совершенно одинаковых дверей и остановились.

— Приложи левый локоть к двери, чтобы она тебя запомнила и открывалась по твоему запросу. Здесь побудешь. Это теперь твоя комната до скончания времён. Шучу. Отдыхай, — весело проинструктировала Стихия, но глаза её так и остались печальными.

Я приложил локоть к двери, и та моментально распахнулась.

— Ба! Да это же почти мой спально-банкетный зал, только без окошек. Как такое возможно? — обалдел я, увидев полную копию своего царства с кроватью, диваном, сервантом, трюмо и «Рекордом». — Ты куда опять делась? Снова испарилась? — мигом погрустнел, потеряв из виду новоиспечённую Мальвину. — Точно. Буратино. Но он сбежал вроде? Сбежал и повесился на дереве. Кверху ногами. Тьфу!

Дверь за мной закрылась, и я обессилено упал на диван.

После короткого отдыха от шока, исследовал свою новую обитель. Особенно меня интересовало, что находится за дверью в родительскую спальню.

Ничего необычного там не оказалось, кроме короткого коридора и двух дверей. Одной в настоящую ванную комнату с душем и унитазом, и второй наподобие кухни, которые я видел в пятиэтажках своего Армавира.

— Гостиница. Ни дать, ни взять. Мойся, ешь, спи. И на горшок. Строй сейф посреди склада. Посреди головы. Можно приступать?.. И учиться не надо?.. А тут никакого Образа нет?.. Включаю! Я первый из двенадцатого! О-го-го!.. Никого... Ну, и ладно. Поваляюсь. Авось обдумаю и переварю виражи на ухабах судьбы. Главное, ничего сверхъестественного. Конечно, в моём понимании, — громко разговаривал я с собою, пытаясь унять дрожь в груди.

А когда унял, упал в свою новую кроватку, зажмурился и задремал.