Сага о Головастике. Изумрудный Армавир

Глава 21. Всё ещё впереди

«И что теперь делать? — причитал я на своём складе знаний и сведений, когда, кое-как уладив домашние дела, развалился на диване, отгородившись от всего и вся учебниками. — Как мог так опростоволоситься? Влететь в чужой мир и в нём такого натворить? У товарищей-подпольщиков пиджаки наизнанку вывернулись, пока меня искали. Хорош гусь. А ещё примером хотел стать.

Делай, как я. Умей всё, что и я. Знай обо всём и… И не горюй.

Повиниться перед парнями надо. Пусть знают, что такое запросто случается даже с одарёнными.

А одарён я всякими зудящими блошками. И чужой памятью с одновременной амнезией, и воображением на грани белой горячки, и знаниями о непостижимых возможностях миров, и единокровной командой из дюжины близнецов».

Повалявшись на диване, я кое-как успокоился и вспомнил о домашних проблемах. Ведь полётами и стишками с утра пораньше баловались не мои родители, а в каком состоянии пребывали собственные, так и не удосужился поинтересоваться.

— Рецепт самогона узнала? — начал я с бабули, просто, потому, что разыскал ту раньше других.

— Это, может, и не первач был. Может, голова сама пошутила? — предположила старшая Андреевна.

— Всё может быть, — согласился я и поспешил продолжить разведку.

Мама и Сергей были на улице, но пока их разыскивал, что-то меня насторожило, и дальнейшие расспросы я отложил.

«Уроки надо бы сначала сделать. Но к Корифию что-то неохота. Вот так сразу признаться, что оказался балбесом и шутником? До завтра обожду. Перед всеми сразу откроюсь», — решился я и отложил своё унижение на сутки, а потом обратился к Скефию, чтобы тот повторил фокус с Оленькиным портфелем.

Мир возражать не стал, и через десять минут я уже усиленно штудировал дневник и тетрадки, расписанные аккуратным девчачьим почерком.

— Не лень же выводить все эти закорючки, — бухтел я, а сам мысленно благодарил соседку за то, что всегда всё подробно записывала. — В дневнике всё безукоризненно, в тетрадках полный и безоговорочный порядок. Разве так можно? Скучище. Нельзя, что ли, быстренько всё обстряпать, а оставшееся время потратить на что-нибудь интересное или полезное. На фантазии, наконец, если невозможно с урока сбежать, или на тот же анализ ошибок.

Да, какие у девчонок могут быть ошибки? Ещё и в третьем классе. Позвать её на улицу и сделать выговор за занудство. Решено. Так и сделаю.

Я срисовал из дневника и тетрадок всё, что было нужно, а потом с помощью Дедморозыча отправил портфель обратно.

Покончив с домашним заданием, оделся и вышел на улицу. Ольгу из её двора я ещё ни разу не звал, а потому слегка робел, но на выручку пришёл Скефий.

— Фух! — напомнил он о себе.

— Что-то хочешь сказать или предложить? Мне бы только Стёпу отблагодарить за её школьные старания. Может, выгонишь её на улицу, а я, вроде как, случайно встречу?

— Фух! — согласился мир.

Через минуту Ольга уже вышла на свою незапланированную прогулку, а я растерялся до такой степени, что слова вымолвить не мог. Оторопел так, будто никогда в жизни ни с одной девчонкой не разговаривал.

— Ты готов? — спросила о чём-то соседка.

— Всегда готов, — ответил я кое-как. — А к чему?

— Шутник. Пошли уже, а то уже опаздываем, — заявила Ольга и пошагала куда-то в сторону Советской Армии.

Я поплёлся за ней, а сам тут же пристал к Скефию с целым списком вопросов. «Что-нибудь объяснить можешь? Например, куда мы идём?» — подумал я очень красноречиво, а перед глазами встал до боли в ушах знакомый кинотеатр «Родина».

«Ты нас в кино ведёшь? Очумел?» — продолжил я общение с миром.

— Фух! — ответил Горыныч, но пока не по-змеиному.

— Какой там фильм? — спросил я уже у Оленьки.

— Ты же сказал, что очень интересный, — удивилась она в ответ.

«Попал кур в ощип. “Интересный”. А деньги на билет? А у мамки отпроситься? Что же это делается?» — взорвалось в моей головушке вулканическими гейзерами и фонтанами из горячих пессимистических опасений.

— Фух! — успокоил мир, подсказывая, что все организационные вопросы взял на себя.

«Ты это так её отблагодарить хочешь вместо меня?» — догадался я.

— Фух!

«А хулиганы к нам не пристанут? Время-то уже недетское?» — не успокоился я.

— Пуфф!

— Ладно. Сейчас на афиши гляну, потом решу, что смотреть будем, — забылся я и высказал вслух свои намерения.

— Как это? — оторопела Ольга.

— Я тебе… Нет, не соврал. В кино мы обязательно попадём. Только… Выберешь сама, что хочешь посмотреть, а я… А мы… В общем, слово пиковой дамы для козырного кавалера закон, — потерялся я в мыслях и словах, как застигнутый врасплох лгунишка.

— Как это? — повторила одноклассница и замерла на месте.

«Это... Эс! Выручай. Помоги, пока она невесть что обо мне не подумала», — взревел я всеми фибрами, обращаясь к миру.

— Выбирай из списка, — начал я вещать незнамо что, будто сам Скефий диктовал на ушко. — «Бриллиантовая рука», «Джентльмены удачи», «Всадник без головы», «В бой идут одни старики», «Иван Васильевич меняет профессию».

— Так много фильмов на нашей «Родине» идёт? Ну, ты фантазёр, — не поверила ни одному моему слову Ольга, зато снова пошагала в сторону кинотеатра.

— Я, вообще-то, на «Фантомаса» собирался, — недвусмысленно намекнул я Скефию, когда мы уже подошли к афишам «Сегодня» и ничего интересного не увидели.

— «Командир счастливой Щуки». Это про войну? — разочаровалась моя спутница. — А «Фантомас» твой для хулиганов только годится. Папа мне про него рассказывал. Говорил, как после «Тарзана» все по деревьям прыгали, так и после «Фантомаса» все хулиганят.

— Тогда выбирай что-нибудь из моего списка. Я потом сам как-нибудь все серии посмотрю. Я о «Фантомасе». Мне для дела надо, — сконфузился я окончательно.

— Снова шутишь? Выбираю «Всадник без головы». Но его-то здесь нет. Ладно. Пошли в кассу, — перестала Оленька быть маленькой «Авророй» и, вроде как, согласилась на «Командира счастливой Щуки».

«Скефий, брат. Закинь нас, куда подальше, где этот безголовый скачет. А потом назад, — взмолился я, чтобы не ударить в грязь лицом снова, в который раз за день. — Я уже и так сегодня начудил. Выручай. Сам же диктовал названия фильмов».

Меня вместе с соседкой сразу же приподняло вверх и приземлило на мою крёстную скамью справа от центрального входа в кинотеатр, на которой я сам себя порол бутафорским ремнём, когда снимался в многосерийной «Жизни».

— Что ещё? Зачем ты меня на лавочку усадил? — возмутилась Оленька, как вдруг, наша скамейка взмыла вверх и помчалась куда-то за город, набирая высоту. — Шутник, — оценила Ольга мирные таланты. — Куда ты нас несёшь?

— В какой-нибудь соседний город. Туда, где вот-вот начнётся твой «Всадник», который безголовый, зато в шапке. Сегодня Павел прибаутку про него рассказал. Как в воду глядел.

— Это тот страшный дед, который за углом живёт? — поддержала непринуждённую беседу Оленька, будто мы не летели на сверхзвуковой скамье, а сидели где-нибудь в сквере или в парке культуры и отдыха.

— С чего это он страшный? — возмутился я.

— Борода у него. Костыль ещё.

— Знаешь, как он про свою бороду говорит? «Я на девок не надеюсь и поэтому не бреюсь». И не страшный он. Столько прибауток я в жизни ни от кого не слышал. Он очень хороший. По-своему, конечно, — заступился я за своего учителя-мучителя.

— «Слыхал, Лиса, про твои чудеса». Такие, что ли? Я один раз от тебя услышала и запомнила.

— Такие. Иногда за ним повторяю, а иногда свои придумываю, — поддержал я разговор.

Тем временем, наше путешествие подошло к своему логическому приземлению. В какой город нас занесло, ни я, ни моя попутчица понятия не имели, зато нас вполне комфортно приземлили к кинотеатру… «Родина».

— «Всадник без головы» нашёлся. Специально для нас, — начал я похваляться мирными способностями. — Пошли внутрь? Надеюсь, не заблудимся.

— Почему-то я нашу «Родину» не угадываю, — растерялась Оленька, но бодро пошагала за мной следом.

Скефий провёл нас мимо всех контролей прямо в зрительный зал, где я отыскал два свободных места на одном из рядов поближе к экрану. Киножурнал «Фитиль» закончился, и фильм должен был вот-вот начаться.

— Мы разве билеты покупали? — равнодушно спросила соседка.

— То-то же, — неопределённо буркнул я в ответ, и свет в зале снова потушили.

Фильм начался. Он не только оказался взрослым, но ещё и страшным. Индейцы, ковбои, винчестеры, томагавки, любовь, мистика. Одним словом, Оленька была вне себя от радости, когда по экрану, наконец-то, побежали титры. И я тоже, хоть и храбрился, а всё равно, как девчонка вздрагивал, дорисовывая ужасы и страшилки в своём воображении.

Мы встали со своих мест и поплелись в общем потоке взрослых в один из боковых выходов.

— Куда теперь? — спросил я вместо того, чтобы узнать впечатление о фильме.

— Я домой, — озвучила своё решение дама.

— Тогда нам на лавочку и в полёт, — скомандовал я, наконец, почувствовав себя тем самым кавалером, но пока не королём.

«Не хватало еще, чтобы кто-нибудь меня увидел, а потом в школе дразнить начал, — сконфузившись, подумал я. — Господи. О чём я? Мы же в чужом городе».

— Тили-тили тесто! Жених и невеста! — тут же услышал от недорослей, встретивших нас с Ольгой на выходе из кинотеатра.

«Ты их специально собрал? — обратился я к миру. — Спасибо за доброе дело. А я-то думал, мы сокрыты».

— Брысь, карапузики, — рявкнул я на малолеток, и те кинулись врассыпную.

— Зачем ты так? Они же теперь не отстанут, — напустив безразличие, выговорила Дульсинея-попутчица.

Но случилось непредвиденное. Троих из семи наших сватов-карапузиков изловили местные хулиганы и потащили за кинотеатр, подальше от равнодушных взрослых взглядов, явно собираясь чем-нибудь поживиться или, не дай Бог, отлупить.

— Извини, но я должен что-нибудь сделать, — обратился я к Ольге. — А ты меня на лавке обожди. Я пару минут. Жалко же мелюзгу.

— Я с тобой! — поразила своей отвагой соседка.

«Скефий, друг. Сделай что-нибудь», — начал я клянчить мировую помощь и замедлил шаги.

— Пин-н-н-нь! — воткнулся рядом со мной серебристый металлический штык длиной не менее полутора метров.

— Что за новости? Шпага? Но я же не мушкетёр. Фехтовать не обучен, — отблагодарил я за подарочек, но отдалённо знакомый штык-луч всё-таки из асфальта выдернул.

— Сделай из него другое оружие, — подсказала Оленька, будто всё знала и обо мне – посреднике, и о мире – волшебнике.

— Хочу самое страшное оружие. Желательно огнестрельное и двуствольное, — объявил я своё хотение, а штык-луч сразу же превратился в игрушечное пневматическое ружьё-двустволку с полиэтиленовыми пробками-жаканами на лесках. — Туды его налево! — разочаровался я моментально, пожалев о своём необдуманном желании. — Лучше бы штык-меч остался…

— Из чего оно стреляет? — спросила моя подсказчица.

— Из всего! — огрызнулся я, имея в виду всякие палочки, карандаши и прочие снаряды, которые в далёком детстве умудрялся заряжать в оба ствола, а потом пулять ими в своих солдатиков.

— Тогда заряди его тем, что хулиганы у мальчишек отнимать собрались, — продолжила Оленька.

— Ёшкин-кошкин! — выдохнул я с облегчением и пошагал за угол кинотеатра, обрадованный подсказкой самого Скефия, а никак не соседки, которая, не отставая, семенила вместе со мной на битву с хулиганами. — Десятикопеечные жаканы, товсь! — скомандовал я миру и взвёл своё всеядное оружие.

— Кто это к нам пришёл? — обратили на нас взоры кандидаты на колонизацию малолетних учреждений.

— Отпустите парней подобру-поздорову! — потребовал я у «Фигур», как мы иногда называли хулиганов после фильма «Тимур и его команда».

— Валите, пока сопатки целые, — процедил сквозь зубы один из шести грабителей и мучителей.

— Напугали кошку грыжей. Вот и стала она рыжей, — не заставил я долго ждать ответа и сначала дедовой присказкой откупился, а потом и из ружьишка пальнул весомыми столбиками из десятикопеечных монеток штук, этак, по десять.

«Раз!» Одному по мягкому месту. «Два!» Другому по ноге. Передёрнул приклад и снова: «Раз! Два!» После третьего залпа хулиганов словно ветром сдуло.

— Но я же не рыжая, — почему-то обиделась Оленька.

— А ещё ты, как это ни странно, не кошка, — отбился я и от одноклассницы.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась она над моими словами, а, может, над спасёнными шкетами, которые опустились на четвереньки и начали усердно и споро собирать отстрелянные мной копеечные боеприпасы.

Я тоже пару раз хихикнул и поспешил в сторону перелётной скамейки, увлекая за собой смеявшуюся Дульсинею.

— Погодь. Дядя. Паря, — донеслось сзади от карапузиков-нумизматов.

— Что вам, господа хорошие? Нашли тоже, дядю Парю. Дядю Брею. Дядю Подстригаю, — отозвался я и остановился.

— Мы же для тебя монетки собирали. И это... Спасибо, что вы на тесто-невесту не обиделись, — сказали мне первоклашки.

— Ладно вам. Сами тратьте. Только больше не зевайте. Я тут не каждый день дежурю. Если не трусите, подставьте ладошки под дула, — решил я покуражиться и над спасёнными, а заодно испытать всеядность своего оружия.

— Больно не будет? — засомневалась троица оболтусов, разделив и попрятав мелочь по карманам.

— Чего желаешь отведать? Говорите, а я пальну этим вам в руки, — обратился я к первому пострелу.

— Мороженое «Эскимо», — заявил он и подставил ладонь прямо под мой игрушечный ствол.

— Чуть подальше. Чтобы не помялось, — сказал я и пальнул батончиком «Ленинградского».

— Ух, ты! И мне! — начали протягивать ладошки остальные карапузы.

Я ещё пару раз сморозил – с’эскимосил и пошагал к стартовой площадке.

— Добрая душа, да? А мне что-нибудь выстрелишь? — снова обиделась соседка.

— Заказывай. В пределах разумного, конечно. Чтобы в дуло поместилось, — рассмеялся я своей шутке.

Ольга ничего не ответила, и мы спокойно присели на скамейку, которая кое-чем отличалась от таких же местных, стоявших вдоль площадки перед кинотеатром-тёзкой.

Не успели мы облокотиться на спинку этой скамьи, как наши волосы от порыва ветра подпрыгнули, а окружавший пейзаж мгновенно и разительно изменился в армавирскую сторону.

— Всё на сегодня, — скомандовал я и поднялся. — Только забудь всё обо мне и… Чтобы не задразнили, не говори, что мы вместе гуляли.

— Если стрельнёшь шоколадкой «Алёнка», я тебя в упор не увижу, — выдвинула свои условия соседушка.

Пришлось стрельнуть себе в левую руку, а потом передать Оленьке её заказ.

— Что за фантазии у вас? Одни по два рубля в карманы попрятали, а пожелали мороженое за двадцать две копейки. Другая шоколадку, — причитал я по дороге домой.

— А давай тогда ещё одну для Элки. Если не жалко, конечно, — сразу же перефантазировала Оленька.

Я печально вздохнул, но фокус с шоколадкой повторил, после чего повесил проверенное в деле оружие на плечо.

— Ты же кошка. К тому же рыжая. Попросила бы шоколадную мышку-брюнетку размером с Серёжкину пинетку. Ха-ха! — попытался я скрасить наше унылое возвращение. — А ты «Алёнку».

— Теперь дразниться будешь?

— Буду. Но молча, — заявил я о честных намерениях. — И рыжей, и кошкой.

— Лишь бы не Стёпой, — согласилась Оленька, а я обмер.

«Откуда знает? Я же за эти пару дней её ни разу…» — начал уплывать в синие дали, но Скефий не дал.

— Пуфф! — отрезвил он мою голову, давая понять, что общаюсь не совсем с Оленькой.

— Оружие сдавать? — сразу спросил у мира.

— Пуфф! — повторил Скефий, и на этом наше кинопутешествие кончилось.

Мы с Ольгой разошлись по своим дворам, как совершенно чужие одноклассники-соседи.

* * *

— Где мотался? — встретил меня папка посреди двора.

— На безголового ходил. Который всадник. Жуть! — признался я сразу же.

— Ну, милорд, ты даёшь. А мамка знает?

— Зачем ей? Сводить в кино её хочешь? Там «Командир...», что-то там, какой-то щуки. А на какой бы ты хотел? А то я могу с Серёгой посидеть, — предложил я услуги исполнителя желаний.

— Потом как-нибудь.

— Ладно. Так я пошёл?

— Про неизвестных братьев не напомнишь? Я уже у всех спрашивал. Никто о таких не вспомнил. Знаю, что родные, а в памяти пусто.

— Что ты от них хотел? За бананы поблагодарить или за пепси? Я могу передать им привет. Если встречу, конечно, — снова предложил я волосок из бородки Скефия Хоттабыча.

— Как их звали?

— Колькой и Сашкой.

— Так-так-так. А они родные братья? — заблестел глазками родитель.

— Дядька и племянник. Между собой. А к нам… Бог знает.

— Уже кое-что. А фамилию их не помнишь? — пристал папка, как репей.

— Ага. Вам здрасти. Мы ваше счастье. А фамилия у нас «Ваша-родняшенко». Так по-твоему братья здороваются, когда в гости приходят? Или: «Мы из племени землян, из левого рукава обезьян, из шершавой ладони крестьян, из мизинца по имени «С-утра-весел-и-пьян».

— Значит, ясельный «Мишка Косолапый» на пользу пошёл. Ха-ха-ха! А повторить сможешь? Когда в гости кто-нибудь придёт? — раззадорился Григорьевич младший.

— Я тебе не только повторю, а ещё и с три короба наплету, навяжу, накручу и накричу. И всё будет в рифму. Ты только к людям не приставай с расспросами о потерянных братьях. Сами найдутся. Обещали на Новый год быть, как штыки. А то и раньше, — наобещал я златые горы.

— Значит, ты их хорошо запомнил?

— И снова блоха наша здорова. А вот наш блох, хоть и был неплох, всё одно под вечер издох. Всё, я пошёл к мамке за подзатыльниками, — отмахнулся я от папки и поплёлся в дом, рассчитывая на тёплый ужин.

— Это ты у Павла таким штучкам научился?.. — услышал вслед.

— У него. Только не штучкам, а спонтанной импровизации с зарифмованным исходом.

Оказалось, я явился как раз вовремя. Прозвучала команда «свистать всех за стол» и всё наше семейство расселось по своим обеденным местам.

Папка больше ко мне не приставал, вероятно, опасаясь прогневать одну из Андреевн. Зато мамка, ни с того ни с сего, прочитала лекцию о пользе прогулок с троюродными сестрёнками Светкой и Галкой. А так же с любыми другими особами с косичками и бантиками. Будто бы увидела меня с Оленькой сквозь много-много километров в чужом городе в обнимку со скакавшим безголовым всадником.

— Они же мои кузины-образины, — попытался я отшутиться прямо за столом.

— Они что, страшные? Или ты их боишься? — не отстала мамка.

— Не безобразины, а… А на кой они тебе сдались? Хочешь, чтобы я с ними в куклы играл? Или они со мной в войнушку?

— А если бы у тебя сестра появилась, а не братик? — возмутилась младшая Андреевна.

— Сдал бы в пункт приёма втор-сырь-дочек, а выписал бы свистульку-сынульку. Серёжку нашего. Что ещё за вопросы? Набираете команду женских болельщиков и страдальцев? Я беру самоотвод.

— Каких-каких болельщиков? — вступил в диалог папка.

— Какой-какой самоотвод? От родных сестёр? — опешила мамка.

— Что пристали? Мне ещё рано этим заниматься. И им рано. Спроси их сейчас: «Хочешь чуда расчудесного?» Что скажут? «Ага. Хочу шоколадку Алёнка». «А может, ещё что-нить позабористей хочешь, почудней?» А они снова: «Ага, если можно ещё чудесней, тогда хочу две шоколадки».

После моих кривляний от лица никому не известных сестёр, ужин был прерван на долгие и продолжительные аплодисменты, перемежавшиеся подзатыльниками. Хлопали папка с Серёжкой, а шуточными подзатыльниками одаривала мамка.

На том и закончились наши гляделки-посиделки с воспитательным и питательным ужином. Дальше был телевизор, потом опять телевизор, потом снова он же, но уже с программой «Время».

Как я ни старался хоть что-нибудь выудить из внешнеполитической обстановки, кроме напряжённости на Ближнем Востоке, ни в чём не разобрался и ничего не понял.

О Дальнем Востоке я уже слышал и даже летал с Павлом в ту сторону, а вот о Ближнем – понятия не имел. Расспрашивать, кого бы там ни было, я не стал, подумав: «Войны пока нет, ну, и ладно». Однако собрался в самое ближайшее время слетать на юг, чтобы отыскать Святую землю, на которой, по моему наитвердейшему убеждению, произрастала моя знакомая дерево-свидетель, она же за веру радетель, она же источник ладана, она же Босвеллия Бурзеровна.

С этой тётенькой-сестрёнкой с несметным количеством косичек, я готов был провести времени больше, чем с любой другой живой и настоящей.

«Что ещё нужно обязательно сделать? Что совершить? Куда слетать ясным соколом? Куда нырнуть хрустальным змеем? Куда телепро… двинуться? Короче. Куда перешагнуть и перепрыгнуть по космосу? — размечтался я засыпая. — Дел-то ещё видимо-невидимо. Хорошо, что у меня и моей команды ещё всё впереди. Плохо, что мы такие балбесы и повесы.

Может, не так уж плохо? Кто ещё в нашем бледно-розовом возрасте на такое отважится?.. А что тут отваживаться? Живи, и всё. Живи и… Главное, что всё ещё впереди».