Изумрудное золото. Тень (СИ)

Глава 10

Вольг Офью вглядывался в картину с изображением жрицы Алии. Вернее, угрюмо сверлил взглядом нарисовавшийся около женской юбки приплод. На детском личике трёхлетнего отпрыска застыло сумрачное недружелюбие.

— Бездна! — выругался мужчина вслух.

— Не пугай малыша! — отвесила ему подзатыльник мать, возникшая позади.

— Пугать? — Вольг отступил в сторону, позволяя ей подойти ближе к изображению, подметая по ходу пол тяжёлой юбкой платья. Плотная парча тянула женщину к земле, но вопреки давлению она держалась прямее колья в частоколе.

— Не понял, что племянником обзавёлся? — усмехнулась Скелия Офью, напоминая, что всегда считала его недалёким и мало на что способным.

Вольг поморщился. Мать никогда не признавала его таланты, умение видеть и слышать предков-бесплотных. В отличие от остальных членов семьи, он не только видел бабушку Соли, но частенько от неё получал нагоняй. Как правило, она распинала с душевным рвением и с яркой мимикой, исключающей какое-либо недопонимание. Особенно доставалось, когда пожилая леди возвращалась после сбора, где с себе подобными решала посмертные вопросы. Но даже тогда она не была столь холодной, отчуждённой, язвительной, как мать.

— Племянник? — процедил молодой Офью в её сторону.

Проигнорировав вопрос, Скелия улыбнулась изображению ребёнка.

— Маленький, я твоя бабушка. Будем дружить?

Мальчик вдруг ожил, неуверенно кивнул и, поколебавшись, выставил перед собой магическую палитру, ранее лежавшую на столике Розалии. Окунув указательный пальчик в нежно-голубую краску, он перед собой нарисовал красивый цветок-колокольчик. Ещё и ещё, соединяя поникшие бутоны зелёными стебельками с маленькими листочками. Получившийся букетик малыш с явным усилием вытолкнул из картины прямо в руки Скелии.

— Ох! Какая прелесть, маленький! — воскликнула она.

Вольга перекосило. Подобная искренность в голосе матери, что наждачка по сердцу. Она никогда так не реагировала на него, на Розалию, не проявляла тепла и участия, которыми вдруг, помимо всеми любимой Агьез, удостоила нарисованного мальчишку из картины. Всякое в их семействе случалось, но такое…

Вольга снова понесло.

— Ах ты, мелкий! Выходи! — гаркнул на мальчишку.

Сжавшись от страха, тот попятился и ухватился за юбку нарисованной жрицы.

— Спятил! — молниеносно вышла из себя Скелия и влепила сыну звонкую пощёчину. Ранее резкие слова впервые обрели обжигающий вес. — Изъять нарисованное может только художница!

— С палитрой в его руках? — гаркнул её сын, ладонью мазнув по своей горящей от удара щеке. Тяжело дыша, он еле контролировал клокочущий внутри гнев. — Розалия не рисовала ушлёпка! Значит, он проекция этой… — он презрительно кивнул на Алию, недавно узнав, что такое она на самом деле. Не просто художество, а личность со всем прилагающимся. — И раз сам рисует, может себя выходом обеспечить.

— Художественная магия — странная магия. Много мы о ней знаем?.. — мать снова холодна и отчуждена, словно не было недавнего всплеска гнева.

Вольг тоже усмирил душевную бурю. Потёр свои виски. Голова знатно разболелась. В империи о художественной магии и правда малое известно. Чтобы стать учеником мастера, которых по пальцам можно пересчитать, нужна недюжинная удача. Розалии та благоволила по одной причине — родственные связи: троюродный кузен некогда взял её под своё крыло и передал редкое умение.

«И всё же, нельзя паршивцу гнуть свою линию…»

Обойдя мать, аристократ снял картину с гвоздя.

— К маме хочешь? — спросил мальца, почти полностью спрятавшегося за юбкой жрицы. «Как-то он слишком свободно на плоском находит объёмы…» Снова нахмурившись, новоиспечённый дядя добавил: — Правда надежд не питай, выкидыш ты, магический.

— Тебя в младенчестве уронили⁈ — задохнулась от гнева Скелия Офью.

— Наверняка! — парировал он. — Твоя школа, не находишь? Ненавижу детей!

— Супруги на тебя нет! — прошипела мать. Вырвав картину из его рук, она направилась к выходу из мастерской, бережно держа полотно перед собой. Не оборачиваясь, добавила. — Не попадайся мне на глаза, иначе пострадает Розалия. Понял?

Вольг сжал кулаки. Это невесть какая по счёту угроза с момента отбытия Розалии в обитель. Мать знала, что они близки. Знала, и использовала против них обоих. Поэтому он столько лет не виделся с сестрой, лишь недавно, на мгновение, на именинах Калин Вист. Такая малость. И тревожное беспокойство. Будь тогда больше времени, он бы разобрался, что в образе жрицы отдалось болью в сердце… Но у матери везде соглядатаи-фамильяры и рисковать он не мог. Пришлось ограничится минимумом общения, иначе им обоим досталось бы…

Во главе рода Офью всегда стояли женщины. Поэтому лавры венценосные ему не светили и он несколько лет назад купил примыкающую к родовым владениям землю. Начал отстраиваться без привлечения сторонних работников и слуг, только собственными усилиями и усилиями фамильяров, с которыми был связан. Так надёжнее: знаешь все закутки своей крепости и никому невдомёк, где расставлены ловушки.

В свой дом и направился, покинув сторожевую башню, давно переделанную под художественную мастерскую. Добравшись до места и стараясь не думать о магическом выкидыше, появившемся, когда он ностальгировал по сестре, сел за стол и продолжил вырезать поделку. Стачивая из куска древесины фигурку в форме одного из своих стражей, он понуро выслушивал приевшееся нытьё пернатой бестии. Как говорят, если день не задался — то по полной.

— Нужен фамильяр воды, — в который раз бурчала Крайка, утаптывая лапками ею наполовину собранное из веток и глины гнездо. Сизая, местами голубоватая птица, недовольно топорщила свой хохолок. В карих глазках бушевала мощь жаждущего воли ветра.

— Тебе все четыре стихии подавай? Не жадничай! — отрезал Вольг, не отрываясь от своего монотонного занятия.

Заклёкотав, птичка взмахнула радужными крыльями.

— Призови водного фамильяра! — упрямилась она.

Для строительства гнезда ей требовалось очень много воды. Ветки с глиной смешивать, затем промывать. И так десятки раз, пока не зародится магическая дымка, что окончательно сплавит разное воедино.

— Неси воду из ближайшей реки! — не уступал хозяин пернатого недоразумения.

Крайка своевольная, ужас. Считает, что его всемогущество способен одновременно управлять пятью иномирцами, в ряду чего должен добрать в их свиту недостающего.

«Глупая гусыня!» — поморщился Вольг.

— Реки⁈ — Возмущённый клёкот, за которым внутренний рёв. — В дне пути ближайшая!

Вольг пожал плечами.

— Колодец ближе, лети туда.

Опустив хохолок, пернатая теперь походила на разъярённую наседку.

Прежде чем очередная тирада огласила комнату с зашпаклёванными деревянными стенами, вмешался Усоус — неповоротливый и меланхоличный фамильяр земли.

— Шу-у-ум… шу-у-ум… — протянул он, лениво открыв глаза с каменными зрачками. На вытянутой морде с шипами по линии челюсти сиял оранжевый кристалл — средоточие его силы. Тяжело чуть приподняв грузное щетинистое тело, чудо невообразимое сотряс землю ударом мощного хвоста. — Шу-у-ум, Кра-йка. Не шу-у-уми…

К его недовольству присоединилась Огра — огненная десница. Пылающая лисица облизнулась и припала к земле. Ещё немного и грациозно прыгнет, схватит добычу и конец славной жизни Крайки.

Заклекотав, птичка поспешно ретировалась за спину своего господина.

Встретив недовольный взгляд хозяина, Огра надменно фыркнула, уселась и принялась вылизывать свой огненный мех, разбрасывая в разные стороны искры.

— Неугомонность — признак юности, — философски заметила Саян. Эфемерное облако чего-то-там висело над веткой ближайшего дерева, видневшегося в незастеклённой раме. У фамильяра не было пола, конкретного облика. Тот менялся сообразно её ощущениям. И любило это «оно» говорить о бренности и путях становления убогой души.

Оторвавшись от своей поделки, Вольг потёр переносицу. Умаялся он с ними. Угораздило же пять лет назад поддаться на уговоры матери и призвать фамильяров стихий. Пришли все, кроме одной. Но этих «всех» — за глаза хватало. Контролировал еле-еле. Поэтому не хотел повторно вызывать Пятого. Чем Крайка недовольна и постоянно требовала «воды».

Пространство вдруг исказилось, комната накренилась. Вольг пошатнулся. Ощутимый магический удар принёс дикую раздирающую боль. Словно на живую резали. И на его тыльной стороне ладони загорелась метка «треугольник в круге».

— Зов Жрицы… — Огра чуть ли не носом уткнулась в сияющий символ. Тяжело дыша, Вольг протестующе захрипел. Огненная сморщила красный носик. — Противишься? Слабак! — На гневный взгляд хозяина пренебрежительно вильнула хвостом. — С дополнительной силой призовёшь «воду». Так? — присоединилась она к докучливым причитаниям Крайки.

— Не-е-ет, — заскрежетал зубами хозяин, всеми силами отторгая призыв.

— Такая удача, — почувствовав поддержку лисицы, из-за спины страдающего господина вторила пернатая.

— Нет!

— Во-о-от, за-ла-дил, — протянул фамильяр земли, решивший внести свою лепту в «подчинение» хозяина. Шурша брюхом по поверхности и катя перед собой мелкие камушки, он приблизился. Почти уткнувшись массивной мордой в лицо Вольга, протяжно прошипел: — Зо-о-ов, вы-ы-ыбрал. Те-е-ебя. И-ди.

— Только духом слабые противятся судьбе, — поддакнула Саян.

Злой на упомянутую судьбу и причитающийся дар, Вольг, пошатываясь, поднялся на ноги. Собрал волю в кулак, распрямился. Выбора ему не оставили. Выдохнув истязающую агонию призыва и, перейдя на уровень выше призрачного мира, прикоснулся к метке на своей руке со словами:

— Веди к ней.

Стоило нырнуть в открывшийся портал и оказаться перед закованной в кровавые цепи девушкой, режущая внутренности тошнота отпустила. Вперив мрачный взгляд в Кларисс Мувиа, Вольг, ругнувшись, изучил магический круг, окружающий жрицу. Измучили её знатно: из груди торчал мерцающий сизым кинжал, тошнотворно-зелёные цепи глубоко врезались в кожу и нацедили кровавую лужу на каменный пол. Вокруг с десяток заговорённых свечей, на каждой — мистический знак подчинения из запретного писания…

— Иронично, — протянул возникший рядом Рок.

Затхлый воздух прорезали мерцающие разноцветные нити. Некоторые блеклые, другие насыщенные, рябящие в глазах. Сквозь ворох плетения волокон жизней прямо на него смотрел излишне серьёзный и высокий Прядильщик, по словам Агьез выполняющий важную работу где-то далеко.

Вольг дёрнулся. Облизал губы.

— Это ты её так? — спросил.

— Не мели ерунду. Я воскрешать собрался.

— Мёртвая? — встрепенулся Офью, уверенный, что толика жизни в жрице теплилась. Получив подтверждение друга, нахмурился. — Зов мне с той стороны прилетел?

Прядильщик поддел почти истлевшую сиреневую нить. Настолько прозрачную, что лишь еле уловимые блики, то и дело пробегающие по поверхности, выделяли её.

— Со стороны Хвори глупо питать надежду на преемственность своей пары. Ты — наихудший выбор, — констатировал Эсмонд, осведомлённый, что друг ненавидел детей, а женщин брачного возраста презирал. Выхватив из вороха нитей одну — судьбу Вольга, он соединил её с бледной нитью жрицы.

Угасли магические свечи. Символы на них оплавились, как и нитки, которыми жрице зашили рот. Остался едкий запах фасфоли — магического воска.

Разомкнулся жертвенный круг.

Прядильщик из груди висящей на цепях Кларисс легко изъял кинжал и обратил его в прах. Как и путы, что сковали пленницу, раны которой постепенно затягивались. Поймав оседающую девушку, Эсмонд с лёгким интересом во взгляде передал её в руки скрипнувшего зубами Вольга.

— Засунь своё довольство куда подальше! — взвился Офью, прекрасно знающий сколько въедливого любопытства скрывалось за нейтральным выражением лица Прядильщика.

— С благодарностью прими дар свыше, — чуть дрогнули в лёгком сарказме губы Рока. Он счастлив в браке и другу того желал. Пора ему отринуть убеждения, что супружество — зло, а дети — проклятье.

Держа на руках Кларисс, Вольг пылал ненавистью.

— К Рэку довесок! Не признаю!

— Смирись, — посоветовал Эсмонд.

— Отец стоит за её воскрешением? — сощурился он. Яростью сверкнули глаза. — Сколько на этот раз он потратил лет своей жизни? Скольких воспоминаний лишился? Вечно жертвует собой во благо Офью! Бездна! Кого, Эсмонд? Кого он на этот раз забыл?

Вдохнув пропитанный запахом сухого известняка воздух, осязая ладонями лёгкий сквозняк и впитывая обречённость в словах друга, Рок остался спокоен. Его мало волновали чужие переживания. Что Наставник снова потерял годы просветления, что пожертвовал дорогими воспоминаниями ради воскрешения постороннего человека. Он не станет осуждать и вмешиваться в чужой выбор. Таковы порядки Прядильщиков. Они редко воскрешали, ибо платили непомерную цену: воспоминаниями о любимых и своим опытом. Теряли часть себя, которую никогда не вернуть.

Даже сейчас, прядя для своего будущего ребёнка магический комбинезончик, он сам вытягивал из своей жизни нити счастья и радости от совместного времяпрепровождения с супругой, любовь и нежность, которые через одежду в скором времени передаст малышу. Жертва ради любви — выбор, продиктованный желанием защитить родное дитя.

«Вольг не поймёт. Он — не Прядильщик…»

— Наставник забыл Розалию, — отозвался Эсмонд, не скрывая правды. — Осознавая его жертву, прими жрицу. Для полного её восстановления вы должны пройти единение… — сказав необходимое, он исчез. Вслед за ним истаяли нити.

Вольг скрипнул зубами. Делить постель с навязанной парой? Упаси, Рэк! Плюнуть на отцовскую жертву? Не вариант. Оставалась альтернатива. Но жрице та точно не понравится.

Придя в себя, Кларисс огляделась, дёрнула цепью, что оплетала лодыжку, и схватилась за живот — низ болел. Попыталась сесть — стало хуже.

За массивным столом сидел светловолосый мужчина. Перезвон цепей привлёк его внимание. Он молча ожидал дальнейших потуг пленницы.

— Снимите! — приказала она, дёрнув цепью. Повисшее молчание напрягало. — Снимите, я сказала! Ох… — снова пронзила боль в неподобающем месте. И тут жрица насторожилась. «Неужели…» Вскинула испуганный взгляд. — Вы… я… — Кларисс впервые заикалась, не в силах поверить пришедшей догадке, что «пояс» сняли и её…

— Ничего сверх необходимого. — Мужчина поднял перед собой руку, средним и указательным пальцами показал в движении, как именно лишил её невинности. Абсолютно не тривиальным способом.

Кларисс побагровела и шумно втянула в себя воздух.

— Мы… пара… — выдохнула, осмыслив. Ледяной озноб окатил с головы до пят.

— Однозначно, — продемонстрировал незнакомец символ призыва, вспыхнувший на его ладони. Слишком наглядный и по деталям расписанный.

Отметины Зова на теле довольно редки. Обычно призыв, вот так, не увидишь.

— Почему тогда… — девушка запнулась, выдавила: — пальцами.

— Меньше мороки, — бездушно отозвался исполнитель.

Кларисс до крови прикусила изнутри щёку.

Двойная подстава с Вистом, которого она с детства боготворила, давно заставила поставить на романтике крест. Но лишиться девственности в бессознательном состоянии, ещё и способом унизительным… Словно она не дева целомудренная, а рабыня в заморском гареме, где у купленного «товара» согласия не спрашивали.

— Освободите меня! — напряжённо процедила вновь.

— Зачем? — вкрадчиво протянул тюремщик. А глаза его… Что у змея перед атакой.

Кларисс непроизвольно отшатнулась, опасливо скользнув взглядом по убогой комнате. Грубо сколоченная мебель, пол из щербатых досок, законопаченные стены. Для неё, выросшей в роскоши и всегда получавшей желаемое, условия убогие. В добавок прикованная, грязная: собрала платьем всю пыль и опилки, покрывающие пол.

«Это платье… Он меня переодел⁈»

На мгновение сцепив зубы, Кларисс повысила голос.

— Вы не смеете меня сковывать! Снимите цепи! — приказала, смутившись и разозлившись одновременно.

Худшая тактика — командирская.

На мужском лице проступили желваки.

— Ты положения своего не понимаешь, милочка. Уйми гордыню и сиди на месте! — отрезал жёстко.

Взяв недоделанную фигурку фамильяра, тюремщик весь ушёл в придание ей чётких линий. Умело орудуя ножом, он проявил из цельного куска молочно-белой древесины распахнутые птичьи крылья, хвост, выделил мелкие пёрышки, отчего поделка с каждой секундой становилась всё более похожей на оригинал — Крайку, которая с молчаливой заинтересованностью наблюдала за действиями хозяина. Впрочем, из поля зрения пленённую леди не выпускала и сразу заметила, когда та снова собралась голосить.

«Глупая мисс. Плохо давить на хозяина…»

Словно услышав мысли фамильяра, Кларисс сцепила зубы и на несколько дней к ряду ушла в оборонительное молчание. И всё это время она голодала, лишь пила иногда из замыленного стакана. И тихо закипала на треклятые обстоятельства.

Стремясь помочь Оло за похвалу и внимание, она угодила в кошмар. Магия душила крики агонии и бессилия, когда кинжал медленно вонзали под рёбра. Нанесённый на него чужеродный яд проникал в кровь, вспенивая, воспламеняя. Истошно завывая в мучительных судорогах, она безуспешно сопротивлялась и боролась…

«Я выжила… — напомнила себе Кларисс, стараясь отрешится от мучительных воспоминаний. — Настоящее ничуть не лучше. — Стиснула зубы. — Ради чего выжила? Чтобы стать рабыней гада с садистскими замашками? Издевательство!»

Она погладила свой ноющий живот. В обители бывали голодания для усиления души. Но пять дней для неё табу. Хотелось есть. Очень.

— Продолжишь ерепениться, отправлю в чертоги Алая, — заметил избранный Зовом, ставя очередную за последние дни тарелку со съестным.

Он намеренно припугнул «Алаем» — местом, кишмя кишащим неудавшимися магическими экспериментами магов-отступников.

На угрозу Кларисс поджала губы.

Приятные ароматы манили, но гордость заставила до крови прикусить язык и, ощущая солоноватый привкус во рту, созерцать ветошь у дальней стены.

«Не стану смотреть на изверга! Не стану…»

Офью схватил жрицу за подбородок и повернул к себе. Холодная чисто мужская усмешка пустила озноб вдоль позвоночника пленницы, а последовавший за этим властный поцелуй, до боли смявший губы, обратил в соляной столб.

Вольг резко отстранился и оттолкнул её от себя. Передёрнулся от омерзения.

— Я выполнил супружеский долг. Займусь делами… — стремительно покинул комнату, оставив жрицу один на один с шоком.

Тронув онемевшие губы, Кларисс сглотнула. Магия внутри всколыхнулась приятным согревающим теплом, что побуждал открыться…

Схватив тарелку с едой, она запустила её в стену.

Протяжный звон разбившегося стекла приятно порадовал мисс Мувиа. Он же насторожил фамильяра, появившегося на грохот. Грузно подползя к учинённому беспорядку, бочковатая нежить тяжело уселась на пол. Лапой повозила яичницу, обнюхала остатки овощного салата, поиграла белым сколом тарелки, оглядела стену, украшенную съестными потёками. Издала булькающий звук и, упав на брюхо, мгновенно заснула.

Звякнув цепью, Кларисс подтянула ноги к груди. Она устала от собственных эмоций. Перетекания от безмятежности до вулканической фееричности столь стремительные, даже голова кружилась. И фамильяры добавляли неуверенности. В этом доме их четверо. Сильные маги и с двумя еле справлялись, а её мужлан контролировал на порядок больше.

«Кто он? — появился первый проблеск интереса. — Магический потенциал явно немалый. Лучше поостеречься, прощупать почву, а потом действовать, — приняла она решение. Хотя толку? Без своих перчаток на людей повлиять не может, только и хватает сил разные ситуации для себя проигрывать, постоянно приходя к выводу, что от избранного Зовом не избавиться».

Медленно тянулись дни.

Прошла неделя, миновала вторая.

Вольг продолжал держать свою пару на цепи, правда поставил рядом с нею кровать и столик для съестного. Чтобы не думала Кларисс, после его поцелуя переставшая бунтовать против еды, подлинным садистом он не был и оставлял её на привязи не без причины. Когда уходил, за девушкой присматривали иномирцы: по очереди или скопом.

Пузато-одутловатый фамильяр вызывал у пленницы страх. Рождал он стойкое ощущение, что грехи всей империи легли на её хрупкие плечи. Пернатая наоборот воодушевляла и мир казался не таким унылым. Правда однажды, поняв клёкот птички, жрица моргнула и попятилась. Не иначе заточение вылилось в сумасшествие!

Крайка всплеснула крыльями и издала странный трескучий звук, осознав, что, наконец, пробилась в разум недужной.

— Заработал! Заработал! — вещала пернатая. — Она нас понимает! — И добавляла неодобрительно: — Хозяин единение неправильно провёл, затянул освоение. Меня зовут Крайка, — представилась, — вестница ветра.

А затем озвучила имена и ранги остальных, не особо дружелюбно взирающих на жрицу. Не искали они с нею общения.

Пузатому было лень.

Огненная думала так: «Недалёкая чужачка, раздражающе пассивная. Нет бы хозяина на колени поставить, а она сиднем сидит!»

«Недоразвитая…» — опустила жрицу эфемерная бесплотность, для которой люди «одной плоскости» — ущербные. Мисс ладно не предприняла попыток освободиться, всё равно бы не вышло. А разговорить хозяина? А понять его? Только и может что приказывать, однобокая!

В чём бесплотная была права, пленница не смогла бы освободиться. Кларисс пыталась. Погружая цепь в иллюзию, она рассматривала разные варианты её снять или разрушить. Пятьдесят две попытки доказали, что без дозволения своей «пары» — не видать ей свободы. Гонор скрывал бессилие. Руки опускались от обращения избранного, а так же угнетали бездействие и изоляция.

В Храме Амунаи жриц учили услужливости, поведению с клиентом один на один. Раньше она выполняла все предписания. Отчего же не смела применить навыки к избранному? Язык не поворачивался его умасливать, просительно молить об освобождении и равноправных отношениях. Не желала она сближаться, даже если на кону собственная свобода. Кларисс была уверена, что стоит сдать позиции и ситуация только осложнится. Почему? Она не могла себе ответить. Просто чувствовала, так и будет.