Измена

XXXII

Целый лес свечей пылал, пуская дым к потолку. Целый луг полевых цветов цвел в серебряных вазах. Целая сокровищница серебра красовалась на тончайшем полотне, и целая гора хрусталя отражала свет. На стенах играла радуга красок, и ковер ароматных трав устилал пол. В Брене настал праздник первой борозды, и герцогский дворец облачился в свой лучший весенний наряд.

Длинные столы тянулись через весь огромный зал. Их украшали жареные лебеди в белоснежном оперении. На синих с золотом скатертях громоздились кабаньи головы, начиненные певчими птицами, и молочные телята, целиком насаженные на вертел.

За столами сидела отборная бренская знать. Одежды, сшитые из тончайших тканей, отличались, однако, странной тусклостью красок: преобладали темно-серые, густо-зеленые и черные тона. Женщины, чтобы возместить мрачность нарядов, надели свои лучшие украшения. Бриллианты и рубины сверкали в пламени свечей, и благородные металлы позванивали при каждом поднятии кубков.

Герцог оглядывал зал. Среди собравшихся чувствовалась тревога. И мужчины, и женщины много пили, почти не уделяя внимания еде. На глаза герцогу попался лорд Кравин — сильный, влиятельный вельможа, который всегда противился браку Кайлока с Катериной. Герцог кивнул ему. Кравин этим вечером будет приятно удивлен. Лорд Мейбор, сидящий рядом, заметил этот обмен взглядами, и герцог поднял кубок, обращаясь к нему. Мейбор, красный и разряженный роскошнее всех за столом, ответил ему тем же. Герцог чуть не рассмеялся вслух. Достойный лорд и не подозревает, что нынешняя ночь изменит всю его жизнь.

Герцог глянул на дверцу сбоку от главного стола. За ней ждала дама, которой суждено изменить ход истории: Меллиандра, его невеста. Она понятия не имеет, что ее отец здесь. Герцог хорошо представлял, как она пьет вино в большем количестве, чем ей полезно, и ругает служанку за то, что та подслушивает у двери, хотя сама занята точно тем же. Уже недолго осталось ей ждать.

Переведя взгляд от двери обратно на стол, герцог заметил нечто такое, что сразу его насторожило: Баралис сидел рядом с Катериной. Уже одно это означало, что желаниями герцога открыто пренебрегли, — а дочь вдобавок сидела с этим человеком чуть ли не в обнимку, подкладывала ему лакомые кусочки и касалась грудью его руки. В другое время герцог не потерпел бы подобного поведения — он просто-напросто вытащил бы Катерину из-за стола и отослал в постель. Она, должно быть, захмелела — ничем иным нельзя объяснить ее развязные манеры.

Баралис на глазах герцога предостерегающе тронул Катерину за руку и немного отодвинул свой стул от нее. Герцог остался доволен, но не удивился — Баралис не дурак.

Но вскоре он очень разозлится.

А Катерина? Как поведет себя она? Ясно одно — повода для радости у нее не будет. Герцог пожал плечами. Не хватало еще считаться с девичьими капризами.

Что ж, пора. Гости уже покончили с едой, зато хлещут напропалую, отбросив всякую сдержанность. Герцог громко постучал кубком по столу. Все взоры обратились на него. Он встал, и в зале стало тихо.

Мейбор ждал этого весь вечер. Он почти не распробовал поглощенных им семь фазанов, олений окорок и два кувшина лобанфернского красного. Все его мысли занимало то, как герцог собирается поддеть Баралиса. Давно уж пора покончить с этим злобным демоном. Однако Баралис нынче добьется-таки своего: свадьба Кайлока с Катериной будет назначена. Как раз сейчас его светлость о ней и объявит. Мейбор откинулся назад, оперев кубок о колено, и стал слушать.

— Лорды и дамы, — сильным, звучным голосом произнес герцог, — я выбрал день первой борозды, чтобы сделать два важных сообщения. Как вам известно, в этот день мы обыкновенно возносим молитву, чтобы посеянные недавно семена дали обильный урожай. Надеюсь, что те два семени, которые я посею этой ночью, принесут не менее богатый урожай.

Герцог помолчал. В тишине послышались перешептывания и кашель. Люди ерзали на сиденьях, и Мейбор заметил, что многие, пользуясь передышкой, припали к кубкам. Но герцог заговорил, и все опять затихли.

— Во-первых, уведомляю вас о своем решении скрепить брак Катерины и Кайлока...

Шум прервал герцога на полуслове. Собравшихся охватило нечто сходное с паникой. Все ахали, поднимали брови и недоверчиво переговаривались. Мейбор взглянул на лорда Кравина: тот сидел угрюмый. Зато Баралис и Катерина сияли, словно пара новобрачных. Мейбору сделалось не по себе. Что, если герцог провел его и пообещал укоротить Баралиса лишь для того, чтобы утихомирить Мейбора?

Вид у герцога был недовольный. Кожа у него на носу натянулась, а губы сжались в тонкую линию.

— Тихо! — рявкнул он, стукнув кубком по столу. Придворные так и замерли. Чаши повисли в воздухе, и языки остановились на полном ходу. Удовлетворенный герцог продолжил: — Я не только решил скрепить этот брак, но и назначил день, в который надлежит произойти оному событию. Через два месяца, считая с этого дня, моя возлюбленная дочь Катерина выйдет замуж за короля Кайлока.

Присутствующие снова потеряли власть над собой, и по залу прокатилось недовольное шипение. Никто, однако, не смел противоречить герцогу открыто.

Лорд Кравин, поднявшись, поклонился герцогу.

— Прошу вашу светлость разрешить мне выйти из-за стола, — сказал он, чеканя каждое слово.

— Я не разрешаю вам этого, лорд Кравин. Вы останетесь и выслушаете мое второе сообщение вместе со всеми остальными.

Униженный лорд Кравин бросил на герцога откровенно злобный взгляд.

Мейбор заметил, что глаза герцога при этом весело блеснули. Двор, видя, какая участь постигла Кравина, несколько притих.

Герцог знаком велел дочери встать. Катерина поднялась, и жемчужины на ее груди заблистали, как капли дождя. «Борк, как она все-таки хороша!» — подумал Мейбор. Ее тяжелые светлые волосы были убраны в высокую прическу, но гребни и заколки не могли удержать все это изобилие на месте, и несколько золотых локонов окружили ореолом ее лицо.

— За мою дочь Катерину, — провозгласил герцог, высоко подняв кубок, — которая еще прежде того, как в поле поспеет урожай, станет королевой Четырех Королевств.

Мейбор поперхнулся вином. Королевой Четырех Королевств! Этот титул должна была носить Меллиандра. Это его дочь должна была стать королевой. В хитросплетениях интриг, касающихся судьбы бренского престола, от всех как-то ускользало то, что Катерина будет королевой. В том числе и от Мейбора. Он почувствовал вдруг большую усталость. Гости весьма умеренно выражали ликование. Теперь, когда Кайлок подходил к халькусской столице, все выглядело совсем иначе, чем тогда, когда те же люди восторженно встретили известие о помолвке.

— Теперь я перехожу ко второму сообщению. Я долго оставался неженатым. Прошло более десяти лет с кончины моей возлюбленной супруги, и я рассудил, что приспело время взять другую жену.

Двор замер без звука и без движения.

Мейбор подался вперед. Он уразумел, что задумал герцог: тот хочет лишить Катерину права престолонаследия, произведя на свет наследника мужеского пола. Герцог продолжал:

— Недавно я встретил некую знатную молодую даму, прекрасную собою, и она дала согласие стать моей женой. Знаю, что это удивит многих из вас, но я намерен вступить в брак через месяц.

Под общий шум Мейбор повернулся взглянуть на Баралиса. Тот был бледен, как труп. Не по вкусу ему пришлось это известие. Мейбор усмехнулся. Какой удар по грандиозным замыслам лорда-советника!

Мелли начинала терять терпение. Она прошагала по этой комнате столько раз, что не иначе как протоптала дорожку в камне.

— Несса, ну что там слышно?

— Ну, госпожа, — отвечала ее коротышка-наперсница, — мне сдается, сейчас его светлость вас представит.

— Отойди-ка. — Мелли отпихнула Нессу от двери и сама приложилась ухом к дереву. Гости, только что столь бурно выражавшие свои чувства, зловеще примолкли. Мелли отошла от двери, услышав, что слово взял герцог. Ей почему-то не хотелось слушать, что он будет говорить о ней. — Налей мне еще вина, — велела она. Несса исполнила приказание. Руки у Мелли так тряслись, что ей пришлось нагнуться и вытянуть шею, — иначе она забрызгала бы вином платье.

Как только она поднесла чашу к губам, в дверь трижды постучали — по этому знаку она должна была выйти. Сунув чашу Нессе, Мелли оправила платье.

— Все ли хорошо?

Несса кивнула, но Мелли этого не заметила. Дверь перед ней открылась, и свет и дым ослепили ее.

Тысяча человек дружно затаили дыхание при виде нее. Она застыла, не в силах пошевельнуться. Струйка пота побежала по щеке. Еще никогда в жизни ей не было так страшно. Ей ужасно хотелось повернуться и убежать — далеко, обратно в Королевства, в надежные объятия отца. Зачем она ввязалась в это дело? Враждебный двор только и ждет, чтобы осудить ее.

Глаза немного привыкли к свету, и она увидела рядом с собой герцога. Он взял ее за обе руки, вливая в нее силу, и коснулся губами ее губ.

— Пойдем, любовь моя, — сказал он. — Пойдем, познакомься со своими придворными. И не волнуйся — я все время буду рядом. — Никогда еще он не говорил с ней так нежно. Его голос ласкал ее и успокаивал. Он заглянул ей в глаза. — Как ты хороша сегодня! Я горжусь тобой. — Он вывел ее из тени в пиршественный зал. — Лорды и дамы, — сказал он, идя с ней к главному столу, — представляю вам Меллиандру из Восточных Земель, дочь лорда Мейбора — женщину, которая скоро станет моею женой.

Мейбор уронил кубок. Меллиандра. Его Меллиандра. Сколько месяцев он ее не видел и вот встретил здесь. В три прыжка он оказался рядом с ней и заключил ее в объятия. Слезы лились по его щекам. Наплевать, пусть все видят. Он провел руками по ее волосам — мягкие, в точности как ему помнилось. Какая же она маленькая, какая хрупкая! Ему не хотелось отпускать ее.

— Мелли, Мелли, — шептал он. — Милая моя Мелли! Я уж не надеялся увидеть тебя вновь.

Она дрожала как осенний лист. Он почувствовал влагу на шее и увидел, что и она тоже плачет. Мейбор немного отстранился и вытер глаза кулаком. Дочь была в десять раз красивее, чем запомнилась ему.

— Прости меня, отец, — тихо, только для него, сказала она. Мейбор краем одежды осторожно утер ей слезы.

— Тише, крошка. Сейчас не время каяться. Раз мы снова соединились, надо нам действовать заодно.

Держа Мелли за руку, он обернулся лицом к герцогу и его двору. Теперь нужно разыграть представление — и разыграть на совесть. Он должен не только убедить этих людей в том, что знал о свадьбе с самого начала, но и произвести на них впечатление. Три дня назад герцог спрашивал, может ли он положиться на сдержанность Мейбора, — Мейбор выкажет не только сдержанность, но и достоинство.

Он прочистил горло и обвел взором зал, глядя в устремленные на него глаза. А после заговорил медленно, вкладывая вес в каждое слово:

— Я счастлив тем, что отдаю мою единственную дочь Меллиандру Брену. Я не случайно сказал «Брену», ибо сознаю, что Меллиандра вступает в брак не только с герцогом, но и с его городом. Я даже не надеюсь когда-либо рассчитаться за столь высокую честь — но как отец обязан хотя бы попытаться. смиренно предложил герцогу треть моих Восточных Земель и четверть моего состояния. Он любезно принял мое предложение, и мы заключили брачный договор. — Вот. Пусть не говорят, что Мейбор не умеет быстро соображать.

Он глянул на герцога. Тот одобрительно кивнул. Мейбор схватил со стола кубок и встал между герцогом и Меллиандрой.

— Я поднимаю этот кубок, — вскричал он, соединив руки нареченных, — за блестящий союз между двумя стариннейшими родами Севера! Да будут Брен и Восточные Земли едины вовеки.

Поднося кубок к губам, Мейбор краем глаза увидел что-то темное. Это был Баралис — Баралис, готовый убить.

Гости пришли в неистовство. Они не знали еще, что им думать об этом браке, но лорд Мейбор как-то сумел завоевать их расположение. Кого не тронет вид человека, рыдающего от счастья при объявлении о замужестве его дочери? Даже все повидавших, черствых душою придворных не оставил равнодушными искренний всплеск отцовской любви. Особенно когда отец овладел собой и произнес изысканную речь. Таул улыбнулся, коснувшись губами плотной атласной занавеси. Теперь ему ясно, в кого Мелли пошла характером.

Со своего места сбоку от главного стола Таул мог видеть почти всех в зале. Он прятался в проходе, соединявшем большой зал с кухней. Обыкновенно им пользовались слуги, подававшие горячие кушанья на столы, но нынче вечером Таул занял его единолично. Он велел повесить у входа плотную портьеру и запретил кому бы то ни было с кухни соваться в коридор во время праздника. Это место как нельзя лучше подходило для незаметного наблюдения за событиями, а в случае осложнений через этот же коридор можно было быстро уйти. За какую-нибудь минуту он вывел бы Мелли из зала на кухню.

Вряд ли, однако, до этого дойдет. Во всяком случае, не сегодня. Но в скором времени надо ждать беды. Таул сквозь щелку всматривался в лицо Баралиса. Тот не трудился даже что-либо скрыть. В то время как придворные хотя бы притворялись, что рады за новых жениха и невесту, Баралис сидел с плотно сжатыми губами и ненавистью во взоре, то и дело втыкая в стол свой столовый нож.

Таул перевел взгляд на девушку, сидевшую справа от Баралиса, — прелестную Катерину Бренскую. Как обманчива бывает внешность! С виду она чистая голубица — но она не такая. С виду она кроткий ангел — но она не такая. С виду она и мухи не обидит — но она не такая, совсем не такая. Таул и теперь помнил злобу, с которой она поклялась его умертвить. Непредсказуемая, опасная, непревзойденная лицедейка — нет, дочь герцога вовсе не та, кем кажется.

Ликующие возгласы стали утихать, и Катерина встала. Таул видел, как она бледна и как дрожит ее рука, вцепившаяся в спинку стула. Его пальцы сомкнулись на рукояти меча.

— Я тоже хочу поднять кубок, — сказала она высоким, звенящим голосом. — Пью за моего отца. За человека, который готов выставить себя на посмешище, женившись на женщине вдвое моложе себя, лишь бы не уступать своей дочери места, принадлежащего ей по праву. — И Катерина смела со стола стоящие перед ней блюда и кубки. Двое невооруженных стражников, которым Таул заранее разъяснил, что надо делать в таком случае, подошли, чтобы увести ее, но Катерина не далась. — Этот брак — недостойная комедия! — выкрикнула она. Ее тело напряглось, глаза заволоклись дымкой, а щеки выпятились, словно она сдерживала дыхание. Рука, вцепившаяся в стул, затряслась еще пуще, и воздух вокруг нее как будто сгустился. И вдруг все прошло — Катерина опять взяла себя в руки.

Таул со своего места видел, что побудило ее это сделать. Баралис стиснул ей руку и что-то прошептал на ухо.

Его слова произвели на Катерину поразительное действие. С величайшим достоинством она отстранила стражников.

— Руки прочь! Вы забываете, кто я. — От этой отповеди, сопровождаемой испепеляющим взглядом, стражники мигом попятились, не взглянув даже в сторону герцога. С высоко поднятой головой и прямой как копье спиной Катерина удалилась из зала.

Придворные встревоженно зашептались.

Таул переминался в своем укрытии. Ладонь, сжимающая рукоять, взмокла. Ему следовало бы выйти в тот же миг, как Катерина встала, но он не хотел унижать ее, выскакивая неведомо откуда и приставляя нож ей к горлу. Герцогу бы это не понравилось. Все могли бы подумать, что его светлость не доверяет собственной дочери. Поэтому Таул остался на месте, решив действовать лишь в том случае, если Катерина сделает какое-то движение в сторону Мелли. Но ведь дочь герцога, если поразмыслить, успела-таки сделать нечто подобное.

Таул нашел глазами Мелли. Она сидела между герцогом и Мейбором. Вид у нее был усталый и немного смущенный. Отец налил ей красного вина, и Мелли, не чинясь, осушила кубок одним глотком. Таул улыбнулся: Мелли оставалась собой.

И все-таки его не оставляло чувство, что здесь едва не случилось нечто непоправимое. Что-то произошло между Баралисом и Катериной. Он ее предостерег — и, как видно, в самую пору: из одержимой гибельным гневом женщины она мигом преобразилась в сдержанную придворную даму. Что же мог сказать Баралис, чтобы добиться такой перемены? И что произошло бы, если бы он промолчал?

Таул мысленно вернулся на пять лет в прошлое, когда впервые встретился с Бевлином. В тот вечер мудрец один-единственный раз открыто высказался о людях, занимающихся ворожбой. «Да, есть еще такие, — сказал тогда Бевлин, — но большинство считает, что лучше бы их не было». Значит, Катерина — одна из таких? И Баралис тоже? Во время боя с герцогским бойцом он чувствовал какое-то враждебное влияние — оно подрывало его волю и отнимало у него силы. Катерина была любовницей Блейза. Не она ли ворожила в ту ночь, чтобы помочь своему возлюбленному?

Таул провел пальцами по волосам. Уверенности у него не было. Все, на что он опирался, — это странно остановившийся взгляд Катерины и собственное чутье. И все-таки могло случиться страшное. Таул ужаснулся задним числом. Неведение не может служить оправданием. Надо было увести Мелли — а если бы это привело к унижению Катерины, то и черт с ней.

Он снова приложился глазом к щели. Мелли сидела во главе стола и вела себя как ни в чем не бывало: ела, пила, смеялась, кокетничала с лордом Кравином и шутливо упрекала герцога за отсутствие горячих блюд. Ее смелость и сила духа поразительны. Любая другая женщина после столь неприятного происшествия убежала бы с плачем к себе в комнату. Но только не Мелли. Ядовитыми словами ее не проймешь. Не видя ее левой руки, Таул всмотрелся и понял, что под столом она крепко сжимает руку отца. Рыцарь затих, глядя на это зрелище. Он никогда не простит себе, если с ней что-то случится.

Он заметил, что Баралиса больше нет на месте, но не видел, как тот ушел. Нетрудно, однако, было догадаться, куда Баралис направился. Убежденный, что Мелли сейчас ничто не грозит, Таул прокрался по коридору, вышел через кухню на галерею и повернул назад к большому залу. У главного входа он увидел вдали черную фигуру идущего прочь Баралиса. Таул последовал за ним. Тот знал дворец как свои пять пальцев — он поворачивал в неведомые Таулу коридоры и всходил по лестницам, скрытым портьерами либо запрятанным в темных углах. Наконец они оказались в той части дворца, которую Таул узнал, — здесь обитали дамы. Укрывшись в нише, Таул видел, как Баралис подошел к двойным бронзовым дверям. Стучать ему не пришлось — Катерина уже ждала его и сама открыла дверь. С распущенными волосами и в платье, обнажающем плечи, она пригласила Баралиса войти.

Дверь за ними закрылась, и Таул тяжелой поступью зашагал обратно в зал. Что он скажет герцогу утром, когда тот прикажет ему дать отчет? Таул сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Как сказать герцогу, что самым злейшим его врагом может оказаться собственная дочь?