Избранники Небес

Г л а в а 27 ИСТИНА И ЛОЖЬ

В ходе расследования по делу об убийстве Сэмюэла Орнего и Элинор Браун выяснилось, что кровь на рубашке подозреваемого принадлежала убитым. Это вещественное доказательство подтвердило вину задержанного. Холодное оружие, следы крови и отношение обвиняемого к покойному были достаточным поводом, чтобы призвать преступника к ответственности. Памятуя о презумпции невиновности, члены экипажа решили прежде произвести суд над убийцей. Для беспристрастного суда они избрали среди пассажиров девять присяжных заседателей. Судебное разбирательство для большего эффекта должно было пройти in loco delicti[74]. После заключения подозреваемого в кладовом отсеке Кена больше не вызывали на допрос, не было надобности. Люди хотели как можно быстрее завершить этот неприятный процесс. Предстоящее разбирательство было лишь ширмой справедливости и правосудия. Обвинительный приговор Кену Каваи был уже вынесен. Оставалось только установить меру наказания. Обвиняемый решил сам защищаться в суде. Да и другого защитника он все равно бы не сыскал. Никто бы не согласился стать advocatus diaboli.[75] Земляне с нетерпением дожидались конца судебного заседания, чтобы узреть расправу над убийцей-маньяком.

Стафлбрайт вошла в рубку управления в надежде найти там капитана Коллинза.

— Ах, капитан! Как я рада, что застала вас здесь, — кокетливо крутя пальчиком прядь волос, выговорила Далила.

— Чем могу служить, мисс Стафлбрайт?

— Служить? — девушка рассмеялась. — Мне нравится это слово, тем более, когда его произносите вы… — Она оглянулась, в помещении никого кроме них не было. Присела на край пульта управления и положила ногу на ногу, чтобы привлечь внимание капитана. Трюк удался, Джеффри смутился и начал волноваться.

— У вас ко мне какое-то дело?

— Ну почему же так официально? Мы ведь знакомы не один день, — Далила положила руку на его колено и нежно приласкала.

Коллинз отпрянул назад.

— Мисс, если у вас ко мне нет никаких дел, то прошу не беспокоить меня в рабочее время, — предугадав намеренья соблазнительницы, резко высказался тот.

— Ах, вы хотите встретиться со мной вечерком?

— Нет! Я не ищу с вами встреч ни днем, ни ночью. Если есть конкретное дело, говорите сейчас, если же нет, то прошу вас покинуть рубку управления. Посторонним лицам вход сюда воспрещен, — насупив брови, твердо сказал Коллинз.

— Как грубо! — гордо выпрямившись, воскликнула Далила. — Я хотела поддержать вас, стать вашей подругой.

— У меня достаточно поддержки, да и друзей хватает, — отрезал Джеффри.

— Значит, вы отказываете мне? — собеседница кипела от злости.

— Да, мисс Стафлбрайт. А теперь, пожалуйста, покиньте рубку.

Джинджер больше не обронила ни слова. Резко повернувшись, она направилась к выходу.

— Ты еще попляшешь под мою дудку, Джеффри, — шагая по коридору, сердито бубнила обольстительница. — Я это дело так не оставлю. А сейчас мне надо проведать другого ухажера.

Планируя свои дальнейшие шаги, добралась до амбулаторного отсека. Некоторые из медиков были приглашены на судебное разбирательство для дачи показаний. Те же, что остались на рабочих местах, занимались уходом за больными. Далила незаметно пробралась в палату, где содержали Гатериджа. Он крепко спал, накачанный транквилизаторами. Визитерша подступила к койке и глянула на больного. Его лицо было безмятежным и спокойным. Зрачки медленно двигались под прикрытыми веками. Дэниел видел сон, который вызывал в нем приятные ощущения.

— Как же ты подурнел с нашей последней встречи, — проведя рукой по его взлохмаченным волосам, произнесла девушка. Раньше был красавцем, ныне же безумец. И все ради той, которая и мизинца твоего не стоила.

Немного постояв у кровати старого дружка, все же решилась разбудить его.

— Дэниел, Дэниел… Проснись! Пора пробуждаться, или пропустишь самое интересное.

Услышав чей-то голос подле себя, Гатеридж разомкнул склеенные веки. Взгляд его был мутным, он все еще не видел окружавший его мир. Сильные успокоительные препараты не позволяли ему очнуться. Веки стали тяжелыми, он вновь погрузился в сон.

— Нет-нет, не надо опять засыпать. К тебе пришла посетительница, а ты вздумал уснуть? — шлепая его по лицу, приговаривала она. — Вставай, недотепа. Пришло время узнать тебе правду.

Дэниел невольно сморщил лицо. Он заныл, не желая просыпаться, однако «дочь истины» была настырной.

— Элинор не простила бы тебе такого безразличия.

Имя любимой отрезвляюще подействовало на душевнобольного. Он приподнял голову и сонно оглянулся.

— Эллен… — хрипло позвал он в пустоту.

— Вот как быстро птенчик проснулся. Стоило только произнести имя его любимого лакомства.

Гатеридж узнал голос рыжей прелестницы. Он удивился, увидев ее перед собой.

— Джинджер? Что ты тут делаешь? А где же Эллен?

— Там, откуда она больше никогда не вернется, — бессердечно проговорила Стафлбрайт.

Слушатель не понял ее высказывания.

— Откуда это она не вернется?

— Ах, ты все забыл? Бедняжка… Твою страстишку жестоко убили.

— Не мели чепуху, Джинджер.

— Не веришь, или не помнишь? Подумай, зачем ты оказался в этом заточении?

— По вине ибн Салима.

— Этого жалкого докторишки? Нет, златокудрый ты мой, просто у тебя поехала крыша.

Дэниел все еще не мог вникнуть в слова визитерши.

— Вижу, здесь ограничили не только твою свободу, они умудрились также и скрыть от тебя истину.

— Какую истину пытается донести мне доброжелательница Далила? — Гатеридж полностью пробудился и начал понимать слова злопыхательницы.

— Ту, которую от тебя скрывают, вернее, пытаются влить мелкими дозами. Хотя заметных результатов от вакцины «явь» в тебе не видно.

— Кончай пудрить мне мозги. Выкладывай напрямик. Что я должен знать и что они скрывают от меня?

— Ну, ладно, ты сам пожелал все узнать, — делая вид полного равнодушия, уступила Джинджер. — Тебя доставили сюда после истерических припадков.

Молодой человек рассмеялся.

— Ты бредишь, милочка. Никаких припадков у меня в помине не было. Это ибн Салим упек меня сюда.

Строит против меня козни, пользуясь своим служебным положением. Представил меня дураком перед людьми, но я догадался о его намереньях. Ему нужна Эллен, вот он и решил таким образом избавиться от соперника.

Стафлбрайт еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Приняла серьезное и чуть трагическое выражение лица.

— Нет, милый Дэниел. Ты здесь не по этой причине.

Представляю, как тебе было тяжко потерять любимую, — она умолкла и утерла с глаза мнимую слезинку. — Больно было смотреть на мисс Браун после этого зверского нападения. Этот маньяк-убийца на ней живого места не оставил. Как же ты был убит горем, когда нашел ее полуживой в мусорном контейнере. А потом… — девушка умолкла, будто давясь слезами, — …потом эти похороны. Стеклянный гроб, верный экипаж и оперная музыка. Все выглядело, как в сказке о Белоснежке и семи гномах.

Перед глазами Гатериджа всплыли несколько эпизодов: окровавленная стена исследовательского отсека, поиски Эллен, ее израненное тело, реанимационная, последняя просьба умирающей и поцелуй перед вечным странствием.

Глаза душевнобольного расширились от ужаса, и посетительница поняла, что добилась своего — освежила его память.

— Нет, — подавленно прошептал страдалец.

— Да, дорогой. Я понимаю, как больно это признавать. Однако правда одна — Элинор Браун больше нет с нами. Она умерла, и мы никогда больше не увидим ее…

— Нет, нет, нет… — Дэниел закричал с таким неистовством, что вены на шее вздулись от перенапряжения. — Нет, этого не может быть! Этого не должно было быть! Только не Эллен… Только не она! — обычное возбуждение перешло в истерический припадок.

Больной был привязан ремнями к койке, и в безвыходности, буйно забился затылком о твердую поверхность. Обезумевший пытался вырваться на свободу, но обезвоженный организм был бессилен. Глаза его налились кровью, а лицо покраснело до неузнаваемости.

Джинджер испуганно отпрянула в сторону. Она не ожидала такой реакции старого друга.

— На тебя жалко смотреть. Перестань убиваться из за этой фарисейки.

Тем не менее Дэниел не мог уняться. Сообразив, что на его вопли примчатся медики, посетительница убежала с места признания. Ей не хотелось, чтобы кто-то узнал о ее присутствии в палате сумасшедшего.

В это же самое время, когда состоялся сей «доверительно дружеский» разговор, в другой части корабля вершился суд над убийцей.

Сперва суду были представлены corpus delicti[76] — кинжал, орудие убийства Сэмюэла Орнего и металлический инструмент, которым Элинор Браун была жестоко избита. Первыми свидетелями были люди, ставшие очевидцами перебранки между покойным и подсудимым. Затем доктор Ахмед Али ибн Салим, выступавший в качестве судебно-медицинского эксперта в этом деле, официально заявил, что кровь на рубашке, найденной в личных вещах подсудимого, принадлежит жертвам этого преступления. Он также подробно рассказал суду и присяжным о летальных ранениях обоих жертв. К концу выступления к нему подошел один из сотрудников.

— Как это проснулся? Ведь действие препарата еще не прошло.

— Не знаю, доктор, все было тихо. Он вдруг проснулся и начал буянить. Может, что-то увидел во сне?

— Хорошо, я сейчас подойду.

Свидетель закончил дачу показания и поспешил к своему пациенту. В палате Гатериджа находилось с полдюжины санитаров. Они всячески пытались усмирить его, но поняв, что разговорами делу не поможешь, послали за лечащим врачом. Вопли безрассудного разносились по всему отсеку. Он бранился и грозил, приказывал и умолял, с единственной целью высвободиться из оков. Однако никто не внимал требованиям душевнобольного.

— В чем дело? Что тут происходит?

— Убийцы! Душегубы! Это вы убили ее! Вы! — горланил юноша.

— Скорее двойную дозу бромидов! — велел врач.

Инъекцию немедленно приготовили. Однако пациент противился ее введению в организм. Несмотря на его сопротивление, медики все же смогли применить седативные средства. Бромиды быстро подействовали на организм больного, способствуя торможению процесса возбуждения в центральной нервной системе. Дэниел стал безмятежным и тихим. Дал возможность перевязать израненную голову и безмолвно уставился в потолок.

Доктор велел оставить его наедине с пациентом. Поставил стул возле койки, намереваясь поговорить с ним.

— Что же с тобой стряслось, Гатеридж? Отчего ты так раскричался?

Тот сомкнул веки, не желая говорить.

— Опять холодное молчание? — раздосадовался Ахмед Али. — Я ведь тебе не враг, Дэниел, и никогда не презирал тебя. Так почему же ты ненавидишь меня?

Гатеридж молчал.

— Все дело в мисс Браун? Не так ли? — египтянин видел, что пациент слушает его. — Не хочешь отвечать? Думаешь, таким способом ты мстишь мне? Ошибаешься, это безмолвие вредит только твоему здоровью… Долго собираешься притворяться спящим?

Просидев несколько минут у койки душевнобольного в надежде на доверительный разговор и не дож- давшись ожидаемого результата, ибн Салим решил вернуться в зал заседания.

— Она умерла? — находясь уже в дверном проеме, неожиданно услышал он голос Дэниела.

— Что? — не расслышал его врач и вернулся к койке.

В уголках глаз больного сверкали тонкие следы от слез.

— Эллен умерла?

Его слова изумили доктора. Совсем недавно пациент страдал расстройством памяти и теперь неожиданно вспомнил о смерти своей возлюбленной.

— Да, — не сразу признался египтянин.

— И профессора Орнего убили?

— И его тоже, — доктор не знал, радоваться или же досадовать на неожиданное просветление памяти своего подопечного.

— А убийца? Его нашли?

— Да. Сейчас в исследовательском отсеке вершится суд над ним.

— Кто он? Кто посмел убить мою божественную Эллен?

— Кен… Кен Каваи.

Услышав это имя, Дэниел открыл глаза. Приложив усилие, приподнял голову с койки.

— Кен Каваи? Но этого не может быть! — он не мог поверить в причастность хорошо знакомого ему человека к этому преступлению.

— Все улики против него. В его рюкзаке обнаружена рубашка со следами крови. Она принадлежит Орнего и Браун. А также при нем обнаружен кинжал, предполагаемое орудие убийства профессора.

— И что еще?

— Вот и все! Да, кроме того и показания свидетелей, которые не раз слышали перебранку между покойным и убийцей.

— И это все? — в недоумении посмотрел Гатеридж на говорящего. — Что это за улики? Перебранка?… Да что там какая-то ссора. Чтобы убить человека, необходимы веские причины.

— А ты считаешь, что ненависть — это недостаточный повод?

— Нет, конечно же. Я, к примеру, недолюбливаю тебя, как и ты, думаю, меня, но мы не собираемся убивать друг друга. Не правда ли?

— Безусловно, — согласился египтянин.

— А что за нож был изъят?

— Это Крис-Нике — кинжал повстанцев. Каваи утверждает, что нашел его.

— Врет бесстыдно! — неожиданно заявил Дэниел.

Это его нож, и тем не менее он не совершал этого убийства.

— С чего это ты так уверен? — сомневаясь в суждениях душевнобольного, спросил врач.

— Нидл! Расследуя это дело, вы упустили самое главное. Полагаю, разгадка кроется в этом инопланетном насекомом.

— По-твоему, ради нидла были совершены оба убийства?

— Именно! Кому-то понадобился нидл, он вошел в исследовательский отсек, уповая на то, что в это время там никого не будет. Однако вор наткнулся на Орнего. При сопротивлении профессора он перерезал ему горло. А Эллен… она пошла туда исправить устройство связи и наткнулась на убийцу. Вот почему нидл создал ее двойника. Это насекомое было в руках не профессора, а убийцы. Ведь именно с этой целью вор явился туда.

— А дальше?

— То, что случилось потом, нет необходимости напоминать, — пытаясь оградить себя от жутких воспоминаний, закончил страдалец.

— У тебя логичные суждения, несмотря на то, что…

— Несмотря на то, что я психопат? Сумасшедший? Или…

— Душевнобольной.

— Звучит недурно, — горько усмехнулся Гатеридж.

И все равно по значению одно и то же, — и выдержав паузу, продолжил: Порой просветления бывают и у сумасшедших, а безумные водятся среди здоровых людей и судят невинных.

— Дэниел, каковы бы ни были твои домыслы, этого недостаточно, чтобы оправдать Каваи.

— Есть еще кое-что. И это возможно спасет Кена, но раскрою я свою тайну только на суде.

— Хочешь выступить в качестве свидетеля?

— Нет, в роли защитника.

Доктор колебался. Он не мог решиться отпустить буйного и непредсказуемого больного на свободу.

— Решай быстрее, Ахмед, либо ты спасешь невинного, либо станешь соучастником его убийства.

Ибн Салим подошел к койке и развязал ремни.

— Ты сделал правильный выбор, — силясь встать с койки, подбодрил того Гатеридж.

— Надеюсь.

Врач помог юноше встать и, положив его руку на свое плечо, вывел из комнаты заточения. Дэниел еле стоял на ногах, его качало из стороны в сторону. Действие бромидов лишило его твердой походки. На ступеньках он споткнулся и чуть было не свернул себе шею, но доктор вовремя поддержал его за талию. Поставил на ноги и повел за собой.

— Какая материнская забота, — подшутил больной.

Ахмед Али нахмурился.

— Был бы у меня такой сын, как ты, давно бы придушил его.

— За что?!

— За чрезмерную болтливость и неуместные шутки.

Шагай, больной, нам надо успеть на суд до вынесения приговора!

Гатеридж больше не обронил ни слова. Они добрались до нужного отсека в самый раз. Присяжные уже вынесли вердикт. Оставалось только оговорить меру наказания.

— Этот человек невиновен! — послышался голос с другого конца большого помещения.

Взоры присутствующих обратились на человека, посмевшего прервать судебное заседание. Каково же было удивление людей, когда они узнали в защитнике подсудимого бывшего капитана. Голова Дэниела была забинтована, после недавнего самоистязания, лицо осунулось от голодания, а глаза опухли от чрезмерной дозы успокоительного. На корабле давно прошел слух о его душевном состоянии, и все прекрасно знали о причинах недуга. Злые языки болтали, что Гатеридж безнадежен, и безумство его неизлечимо. Его появление в зале суда ошеломило всех.

— Кен Каваи невиновен! — повторил Дэниел, приблизившись к судье.

Обязанности судьи на этом разбирательстве исполнял новый капитан «Сфинкса» — Джеффри Коллинз.

— Что это значит, доктор ибн Салим? — призвал он лечащего врача к ответу за такое своеволие душевнобольного.

— У мистера Гатериджа важное сообщение суду.

— Какое?

— Спросите об этом лучше его, — устав волочить пациента на себе, Ахмед Али опустил его на свободный стул.

— Какую информацию вы собираетесь сообщить нам, мистер Гатеридж?

— Я намереваюсь выступить в защиту подсудимого.

Это заявление, будь оно высказано даже здоровым человеком, воспринялось бы как недоразумение или помутнение рассудка. Однако, когда его сделал психически неуравновешенное лицо, присяжные и присутствующие зрители не удержались от хохота.

— Зачем вы привели его сюда? — недовольно обратился Коллинз к египтянину.

— Поверьте, капитан, его стоит выслушать.

Наконец, после нескольких замечаний судьи, в зале удалось восстановить тишину.

«Смейтесь-смейтесь, недоумки, сейчас и я посмеюсь над вами», обиженно, подумал Гатеридж.

— Сперва уточним имеющиеся у суда улики против подсудимого. Рубашка со следами крови, принадлежащей убитым, последнее слово защитник произнес с трудом. — Вам никогда не приходило в голову, что эту одежду подкинули в рюкзак Каваи?

Сидящие в зале переглянулись.

— Кто-то, вернее, истинный виновник этого преступления, желал отвести от себя подозрения. Он знал об отношениях подсудимого с пострадавшим, и воспользовался этим в своих корыстных целях. Подумайте, стал бы Каваи хранить у себя окровавленную одежду, зная, что подозрения в первую очередь падут на него. Конечно же, нет! Он безотлагательно избавился бы от улики. А возможность сделать это у него была, если бы, конечно, он совершил эти преступления. Вспомните, где обнаружили вторую жертву? В одном из мусорных баков исследовательского отсека. В одном! А их там было два. И как вы думаете, не избавился бы преступник от следов, когда этот контейнер был у него под рукой?

Речь защитника поколебала уверенность присяжных.

— Но ведь Каваи ненавидел Орнего. И у нас есть свидетели, подтверждающие это.

— Да, он невзлюбил Сэмюэла Орнего. Однако не каждый, кто ненавидит, способен перерезать другому горло. Истинный убийца знал, что у Каваи был мотив для совершения этого убийства. Но у того, кто совершил это злодеяние, не было намерений убить профессора.

Последнее высказывание Гатериджа заинтриговало присутствующих.

— Нидл! Вот что привлекло в отсек преступника. Он вознамерился украсть одного из этих инопланетных существ. Вор, уверенный, что в отсеке безлюдно, прокрался внутрь, однако ошибся в своих расчетах. Орнего попытался воспротивиться хищению насекомого и был убит в борьбе. Что конкретно желал предпринять преступник, похитив нидла, мне неведомо, — Дэниел сделал паузу. От передозировки успокоительных средств его клонило ко сну. Веки были тяжелыми, мысли окутывал туман, но он силился не погружаться в сон, чтобы завершить судебный процесс.

— Элинор Браун стала второй случайной жертвой этой злополучной кражи. Появившись не вовремя в отсеке, она наткнулась на убийцу, который впоследствии разделался и с ней, — защитник начал растягивать слова.

Он с трудом удерживался на стуле. За счет бромидов в организме Дэниела усилился процесс торможения, и это не ускользнуло от глаз лечащего врача.

— Кончай свою теорию, не то уснешь прежде, чем успеешь высказать ее, — шепнул он Гатериджу.

— Полагаю, мы прояснили ситуацию, господа присяжные: подкинутая окровавленная одежда, обычная ненависть, а не мотив для убийства, и хищение нидла…

— А как же повстанческий нож, изъятый у задержанного? — поинтересовался Джеффри Коллинз.

— Крис-Нике действительно принадлежит подсудимому, — это сообщение вызвало шушуканье среди присутствующих. Да и Кен Каваи был ошарашен словами защитника. — Каваи солгал, что кинжал не его.

— Но ведь кинжал не простой, а повстанческий! — напомнил судья Коллинз.

— Естественно! Так ведь и подсудимый повстанец, — последняя истина вызвала негодование в рядах слушателей.

— Это ложь! Это поклеп! — закричал подсудимый.

С большим трудом удалось утихомирить зрителей.

— Мистер Гатеридж, на чем основано ваше заявление? Подсудимый отказывается признать, что он является мятежником. Как вы собираетесь разоблачить его?

— Все очень просто. Я был знаком с подсудимым еще на Земле. Он состоял в бригаде раскапывателей склепов. Когда мы улетели с планеты, он изменил свое имя, став Кеном Каваи.

Лицо подсудимого побледнело до неузнаваемости. Казалось, от волнения он перестал дышать. Он злобно посмотрел на своего защитника.

— Что ты так уставился, Кен? Полагал, я не знаю твоей подлинной личности?

— Доктор, не могли бы вы показать всем правое предплечье подсудимого, — попросил ибн Салима заступник.

Египтянин, понимая, что состояние его пациента ухудшается ежесекундно, поспешил выполнить требование. Кен сопротивлялся, но стражники вмиг усмирили его. С него стянули одежду и обнажили по пояс. Тело азиата было обезображено шрамами.

— У подсудимого на предплечье есть красное клеймо — отличительный знак смертников марсианской тюрьмы «Цидония», — во всеуслышание проговорил Ахмед Али.

Узнав это, люди подняли еще больший шум.

— Но как это возможно? — прорезал вопрос судьи людской ор.

— Подсудимый Кен Каваи является тем самым легендарным бунтовщиком, умудрившимся бежать с Марса. Его настоящее имя Тоджито Фудзивара, — громко проговорил Дэниел.

Начался всеобщий переполох. Слушатели выкрикивали нецензурные слова в адрес подсудимого. Коллинз вынужден был продолжить заседание при закрытых дверях. Всех зрителей выпроводили из отсека и процесс возобновился.

— Мистер Гатеридж, если вы знали об этом, зачем не разоблачили рэбла еще на Земле?

— Это вызвало бы всеобщий переполох, а в то время паника среди людей была ни к чему.

— Считаете, что раскрыв правду сегодня, вы поступили правильно? Этого мятежника надо немедленно казнить!

— Подумайте, Коллинз, — устало произнес заступник, — да и вы, господа присяжные, что даст вам убийство этого несчастного? У нас впереди сражение с врагами человечества, и каждая пара рук будет нелишней. Зачем убивать человека, когда у нас более грозный враг — рептоид?!

— Но ведь он рэбл! Или вы забыли, как их шайка пыталась освободить смертников с Марса? Тогда погибли сотни охранников.

— Помню… Так ведь рэблы пытались освободить каторжников — несчастных людей, обреченных на медленную и мучительную смерть, — Гатеридж был осведомлен о том, что его бывший помощник не был согласен с таким жестким наказанием, установленным правительством.

— Я, право же, не знаю, — судью покинула прежняя решимость. — Допустим, что Фудзивара не убивал профессора Орнего и мисс Браун. Но ведь он все равно преступник.

— По-вашему, пятнадцать лет каторжных работ на Марсе недостаточное наказание?

При одной только мысли об этой иезуитской тюрьме в сердца присутствующих пробрался страх и ужас. А представить, что кто-то смог проработать там в изнурительных трудах пятнадцать лет и к тому же остаться живым, было умопомрачительно.

Фудзивара был сыном одного из предводителей мятежной группировки. Вместе с отцом они избороздили всю солнечную систему и побывали на многих планетах и повстанческих базах, маленьких островках, блуждающих в космических просторах. В той самой знаменитой атаке на Марс Тоджито выступил вместе с отцом. Однако бунтовщики потерпели поражение. Попавших в плен рэблов приговорили к пожизненным работам на рудниках. Тогда молодому повстанцу было всего пятнадцать лет, но суровый закон не щадил никого. Виновен? Значит, заслужил наказание. Отец Тоджито, спустя лишь год каторжной жизни, умер у него на руках. И с тех пор молодой рэбл лелеял надежды на свободу. Пятнадцать лет он обдумывал план спасения, и только к тридцати годам смог осуществить этот дерзкий побег. Узнав об исчезновении каторжника с Марса, правительство переполошилось. Тщательные поиски не дали ожидаемого результата. Беглец будто в воду канул. Ни на Марсе, ни на Титане и других орбитальных объектах его не было. Служба безопасности подозревала, что каторжник бежал к своим дружкам на одну из неуловимых повстанческих баз. Однако им и в голову не пришло искать беглеца на Земле, под самым их носом. Мирное население бесспорно было встревожено этим страшным побегом, но почти каждый в душе восхищался мужеством и отвагой Тоджито Фудзивары, единственного каторжника, дерзнувшего сбежать из марсианской бастилии.

— Что же предлагает сторона защиты?

— Так как вина моего подзащитного в рассматриваемом деле не доказана, до завершения повторного расследования прошу отпустить его под личное поручительство.

— Кто согласится взять на себя такую ответственность?

— Я, Дэниел Мозес Гатеридж.

Судья нахмурился, и заступник понял суть его сомнений.

— Ах да! Я и забыл, что меня отныне считают безумцем, а вам нужно поручительство дееспособного человека… последние слова Дэниел выговорил с трудом. Язык обмяк, не желая двигаться, а видимость перед глазами расплылась. Он заскрежетал зубами, не в силах дольше сдерживать себя. Сомкнул веки и повалился без чувств на пол. Откуда-то издалека доносились беспокойные голоса, но Гатериджа больше ничто не тревожило.