Избранник тёмного бога

I

Огромный город горел. Полыхали дворцы с золочеными крышами, изумительной красоты мраморные храмы, виллы знати и богатых купцов, мастерские ремесленников и лачуги бедняков. Языки пламени лизали безжизненные тела лежащими на разоренных улицах — с размозженными головами, вспоротыми животами, отрубленными конечностями. Мужчины, женщины, дети. Огонь с шипением гас в лужах пролитой крови.

Город пал. Но за несколько миль от него, в небольшом оазисе, разворачивался следующий акт кровавой драмы.

— Вы больше не рабы! Не рабы и не цепные псы туранских шакалов, вы свободные люди, железом и кровью взявшие право самим выбирать судьбу! И никто, слышите, никто не посмеет больше отобрать это право у вас! Пусть Йог сожжет меня своим пламенем, пусть Джуллах вырвет мой язык и скормит его пустынным гиенам, если я лгу!

Говоривший был могучим чернокожим гигантом, стоявшим на невысоком холме, перед входом в большой белый шатер. Одет он был с кричащей роскошью — расшитый золотом и серебром кафтан, шелковые шаровары, новехонькие кожаные сапоги. С пояса свисала кривая туранская сабля, с рукоятью украшенной драгоценными камнями.

Чуть ниже холм окружало кольцо воинов в стальных доспехах, увешанных оружием с головы до ног. Все они были чернокожими, как и оратор, кроме одного — молодого белого воина с рыжими волосами. Бесстрастно взирал он на расстилающееся перед ним волнующееся море черных тел. И даже самые отчаянные из вопящих черных головорезов невольно смокали, когда на них останавливался взгляд холодных синих глаз.

Тысячи людей у подножья холма жадно ловили каждое слово черного вождя. Большинство их тоже были неграми: людоеды — дарфарцы с подпиленными зубами, кушиты, иссиня — черные выходцы из Черных Королевств, смуглые кешанцы и пунтабе. Особенно колоритно выглядели полуобнаженные черные амазонки, поджарые, словно дикие собаки, с луками и ассегаями в руках. Иные негры прикрывали наготу рваными лохмотьями или набедренными повязками, другие наоборот щеголяли шелковыми одеяниями, золотыми серьгами в ушах, перстнями с драгоценными камнями. Кроме негров в толпе стояли бородатые шемиты и смуглые вендийцы, кофиты, зингарцы, — бывшие наемники Гирканской империи, восставшие вместе с черными рабами.

— Вы отомстили хозяевам за века унижений и страданий, мы разрушили Замбулу, где мучили и убивали наших предков, — продолжал чернокожий. — Но здесь оставаться нельзя — туранцы еще могут вернуться. Там за Стиксом, — он указал на запад, — старый враг, к которому у всех нас еще больший счет, чем к Турану. Он стал слаб и мягкотел и не даст нам достойный отпор. Мы возьмем богатую добычу и вернемся с ней на родину.

Последние слова утонули в гуле одобрительных криков.

— Ну а сейчас, — прокричал черный оратор, — веселитесь и пейте — эта ночь будет нашей.

Новый шквал ликования был ему ответом. Меж пальм оазиса один за другим вспыхивали костры и лилось рекой вино из амфор, взятых из разграбленных винных погребов. Гортанный смех заглушал жалобные женские крики — немало жен, дочерей и наложниц бывших владык, оказались в жадных лапах восставших рабов и наемников.

Впрочем, не у всех были основания жаловаться на судьбу.

Окончив свою речь, чернокожий полководец развернулся и шагнул в свой шатер. Царивший здесь полумрак рассеивали несколько аляповатых золотых светильников. В их свете были видны шелковые подушки, которыми был покрыт весь пол, пузатые курильницы из золота, инкрустированные драгоценные камнями. Вверх струились тонкие струйки дыма и запах изысканных благовоний наполнял шатер.

Мягкие руки оплели черный торс сзади.

— Я стояла у входа, — послышался вкрадчивый шепот, — и слушала тебя.

Негр развернулся и в объятиях его могучих рук оказалась красивая девушка с голубыми глазами и золотыми волосами спускавшимися до середины спины. Она была почти обнажена — только округлые бедра обхватывал позолоченный поясок с болтающимися спереди и сзади клочками зеленой материи.

— Меня так взволновало выступление, — продолжала шептать девушка, — никогда не видела человека, в котором было бы столько силы, власти. Я намокла… там. Хочешь проверить?

Она ухватила его руку и попыталась направить вниз, но чернокожий со смехом опустил широкую ладонь на голову блондинки, заставляя ее опуститься на колени.

— Лучше покажи, как ты любишь своего хозяина, — сверкнул белыми зубами негр.

— О да, мой вождь, — томно прошептала девушка, глядя снизу затуманившимися от похоти глазами. Ее тонкие пальцы нетерпеливо теребили завязки шаровар. Наконец ремешки подались и накрашенные алые губы жадно обхватили затвердевшую плоть.

Чуть позже чернокожий развалился на шелковых подушках, освободившись и от кафтана и от скрытой под ним кольчуги и от шаровар с сапогами. Сейчас его мускулистое черное тело прикрывала лишь набедренная повязка. Белокурая наложница уже спешила к нему из угла с двумя золотыми кубками в которых плескалось вино.

Бритунку Инелу еще тринадцатилетней девочкой продали в гарем Тулук — хана, сластолюбивого сатрапа Замбулы. За пять лет она выбилась из безликой массы обитательниц гарема в любимые наложницы сатрапа. Тулук — хан, молодой и слабохарактерный молодой человек, был очарован Инелой и та, искусно играя на струнах его характера, полностью подчинила его себе. Так было, пока в городе не взбунтовались наемники, не желавшие отправляться на север, где уже не первый год Гирканская империя вела тяжелейшую борьбу с киммерийцами. Мятеж возглавил зембабвиец Нгола, командир Черной Гвардии, наемнического подразделения, в котором служили только негры. Именно он привлек на сторону наемников рабов — дарфарцев, превративших простой мятеж в жестокую резню. Нгола во главе преданных ему людей ворвался во дворец сатрапа Замбулы и, после тяжелого боя с охраной, зарубил Тулук — хана на глазах его испуганной наложницы. А после, силой овладел Инелой — прямо там, на забрызганных кровью шелковых подушках. Он брал ее грубо, но страстно, покорив златовласую бритунку своей первобытной силой. С тех пор она стала его женщиной.

Сейчас Инела с поклоном передала один из кубков Нголе после чего уселась у его ног и слегка пригубила из своего кубка.

Неожиданно полог шатра отодвинулся и внутрь шагнул рыжеволосый воин.

— Нужно поговорить Нгола, — без обиняков произнес он.

— Хорошо, — чернокожий сделал небрежный жест и обиженно надувшая губы Инела отошла. — Дай Сигериху чего-нибудь выпить, — добавил он.

С каменным лицом Инела поднесла гостю третий кубок с вином, не удержавшись от неприязненного взгляда. Рыжеволосый, впрочем, даже этого не заметил, усаживаясь напротив негра и делая большой глоток. Нгола же ничем не показал своего недовольства — он знал, что ванир не будет без нужды врываться в ставку командующего.

— Снаружи все спокойно? — спросил Нгола, прихлебывая из кубка.

— Как сказать, — пожал плечами Сигерих, — несколько драк уже случилось. До поножовщины пока дело не дошло, но если они и дальше будут столько пить — не знаю, чем это обернется. Где-то девку не поделили, где-то выпивку. К тому же дарфарцы опять начали резать пленников на мясо. Сам знаешь, это нравится далеко не всем.

— Дарфарцы, — усмехнулся Нгола, — их не переделаешь. Кто-то следит за порядком?

— Везде где можно я расставил моих ребят, — сказал Сигерих, вновь делая глоток вина, — но на всю ораву их маловато. Хорошо еще, что есть твои зембабвейцы — чернокожие это воспринимают спокойней, чем когда ими командует белый.

— Да, на земляков можно положиться, — кивнул Нгола.

— Ты и вправду собрался уходить в Черные земли? — спросил ванир. Чернокожий кивнул.

— Нам удалось захватить Замбулу, — произнес он, — но мы ее не удержим. Когда туранцы узнают, что рабы устроили в городе — четвертование будет для нас самой мягкой участью.

— Гирканцам сейчас не до нас, — усмехнулся Сигерих.

— Будет до нас, когда отобьют варваров, — пожал плечами Нгола.

— Ты просто не сражался с киммерийцами, — покачал головой ванир. — Если слухи верны и они и впрямь двинулись со своих гор всем народом — их не остановит никто. Как бы туранцам не пришлось отступать до самого Вилайета — а то еще и дальше.

Нгола хмыкнул с сомнением. Для него Гирканская империя всегда была символом огромной, несокрушимой мощи. Сама мысль о том, что какие-то северные варвары ее могут не просто поколебать, но и уничтожить казалось ему абсурдной. Но спорить с ваниром он не стал — кому как не северянину лучше знать о других северянах.

— Как бы то не было тут нам все равно нечего делать, — помолчав, сказал Нгола, — вернутся туранцы сюда или нет. Большая часть наших людей — чернокожие, они все хотят вернуться домой — даже дарфарцы, которые живут в Замбуле уже несколько поколений. А наемникам найдется дело и за Стиксом. Там у стигийцев несколько городов, в которых есть чем поживиться. А потом я поведу их в Зембабве.

— Да я помню, — северянин внимательно посмотрел на Нголу. — Хочешь захватить трон.

— Не захватить белый брат! — горячо возразил Нгола. — Вернуть принадлежащее по праву. Мой род правил в Зембабве пока двадцать лет назад его не сверг Могаба — узурпатор. Всех представителей прежней династии преследовали и уничтожали как бешеных собак, я последний оставшийся в живых законный наследник трона. Спасаясь от палачей Могабы мне, еще совсем юнцу, пришлось бежать на север и вступить в гирканскую армию наемником. И теперь, почти десять лет спустя, настанет час расплаты.

— Так уверен в победе?

— А как же! Я говорил с наемниками из Зембабве, теми, кто служит совсем недавно. Они говорят — Могаба правит страной как тиран, многие восстали против него, еще больше выжидает удобного момента для того же. Как только я вступлю в страну, у меня появится множество сторонников. И я приду туда не один. У меня пятнадцать тысяч отлично вымуштрованных черных воинов, из них четыре с половиной тысячи — зембабвейцы. Еще не меньше двадцати тысяч дарфарцев и других невольников — солдаты из них никудышные, но обучить их можно. Кроме того, как ты знаешь, к нам примкнули и зуагиры — почуяли легкую добычу за рекой. И, наконец, твои люди — белые наемники и вендийцы с шемитами. А это еще двенадцать тысяч. Поверь, когда я взойду на трон из слоновой кости, я не забуду о тех, кто помог вернуть престол. Ты моя правая рука здесь, а в Черных Землях станешь моим лучшим полководцем.

Сигерих молча покачал головой.

— Благодарю тебя Нгола, — медленно произнес он. — Но мне придется отказать тебе. Я хочу вернуться на родину.

Нгола поперхнулся, пролив вино на подушки.

— Ты сошел с ума, Сигерих?! — воскликнул он. — Не ты ли мне говорил, что ваш бог прогневался на свой народ и желает умертвить его холодом и льдом. Не от этих ли льдов бежали на юг киммерийцы? Не по их ли стопам идут твои родичи?

— Все так, Нгола, — кивнул Сигерих. — И все же мне нужно вернуться в Ванахейм.

Ванир не смотрел сейчас на негра — его взор был устремлен куда-то вдаль, видя нечто незримое для окружающих.

— Мне снова снился тот сон, — глухо произнес он. — Океанский берег, густые туманы, приходящие с моря. И из того тумана ко мне являлись тени родичей — отца, матери, братьев, тех, кого я оставил живыми в родных краях и тех, кто уже давно среди предков. И все они звали меня обратно. А потом я услышал еще один голос…

Ванир замолчал, но было видно, что он недосказал о чем-то очень важном.

— Что-то тут неладно, — озабоченно произнес Нгола. — Может позвать шамана? Старый Нкоме знает, как отгонять от человека злых духов.

— То не духи, Нгола, — усмехнулся Сигерих. — И шаман тут не поможет. Я просто знаю, что должен вернуться.

Черный полководец хотел возразить еще, но тут ванир поднял взгляд и слова застряли у Нголы в горле. То, что он увидел в синих глазах северянина, заставило его внутренне содрогнуться. Такое выражение глаз по верованиям чернокожих бывало у злых духов. Суеверный, как и все негры, Нгола подумал, что ему и вправду не нужен в отряде человек, к которому явно прицепилось какое-то проклятие.

— Когда думаешь уходить? — помолчав, спросил он ванира.

— Когда ты решишь покинуть оазис.

— Кого назначишь вместо себя?

— Индуло — зингарца.

— Хорошо, — ответил Нгола, затем кивнул на опустевший кубок ванира. — Выпьешь еще?

— Нет, — покачал головой северянин. — Хочу сохранить ясную голову.

Нгола кивнул и Сигерих, коротко попрощавшись, вышел из шатра. Негр откинулся на подушки и не мог сдержать облегченного вздоха. Его била дрожь, по спине бежали крупные мурашки. Он жадно осушил кубок.

— Инела! — крикнул он. — Еще вина.

Бритунка выскользнула из-за его спины с кувшином в руках и вновь наполняя его кубок. При этом она соблазнительно прогнулась так, что ее груди качнулись перед лицом негра. Глядя на свою наложницу Нгола почувствовал как страх уступает место иному чувству.

— Иди сюда, — хрипло произнес он, отставляя кубок и хватая наложницу за талию. Та только успела поставить кувшин на пол, когда чернокожий воин легко поднял ее и бросил на шелковые подушки. Стройные белые ноги оплелись вокруг черного торса и сладострастный стон пронесся по шатру, когда Нгола овладел своей наложницей.