Из пушки на Луну

ГЛАВА XIX
Борьба с невозможным

Долго Барбикен и его спутники безмолвно и задумчиво глядели на этот мир, от которого они безвозвратно удалялись.

Положение снаряда относительно Луны изменилось; теперь дно его было обращено к Земле.

Барбикена такая перемена озадачила. Если снаряду суждено было обращаться вокруг Луны, так отчего же он не повернулся к ней своей наиболее тяжелой частью?

Наблюдая за движением снаряда, можно было заметить, что он следовал, уклоняясь от Луны, по такой же кривой линии, какую он описывал, когда к ней приближался, то есть перемещался по очень растянутому эллипсу и, по-видимому, возвращался к той точке, где уравновешиваются притяжения Земли и ее спутника.

Так, по крайней мере решил Барбикен на основании своих соображений.

— Что же с нами будет, когда мы достигнем этой мертвой точки?-спросил Ардан.

— Неизвестно, — ответил Барбикен.

— Но можно сделать какие-нибудь предположения?

— Можно сделать два предположения: или скорость снаряда окажется недостаточной, и он навсегда останется в этой мертвой точке…

— Говори другое предположение! — прервал Ардан. — Каково бы оно ни было, хуже первого не будет.

— …или скорость окажется достаточно большой, и снаряд будет веки вечные обращаться вокруг Луны.

— Превратиться в нижайших слуг Луны, когда мы Луну привыкли считать за слугу, — вещь неутешительная!- сказал Ардан. — Признаюсь, завидная участь! Что же вы молчите?

— Мне нечего сказать, — ответил Николь.

— Нельзя ли попытаться…

— Нет, — прервал Барбикен. — Разве можно бороться с невозможным?

— Отчего же нельзя? Француз и два американца — такие люди, что не отступят и перед невозможным.

— Да что ж ты хочешь делать?

— Забрать в свои руки движение, которое нас увлекает.

— Забрать в руки?

— Да, да, — отвечал Ардан, воодушевляясь, — забрать в руки движение, приостановить его или изменить; одним словом, употребить его как следует в свою пользу!

— Как же это?

— Это уж ваше дело. Если артиллеристы не умеют справиться со своими снарядами, так они не артиллеристы, а… Если снаряд командует канониром, то следует не снарядом, а этим канониром зарядить пушку! Признаюсь, знатные ученые! Вот и сидят на мели! Подвели меня, а теперь…

— Подвели? — крикнули Барбикен и Николь. — Подвели? Что ты хочешь сказать?

— Теперь не до препирательств! Я не жалуюсь. Прогулка мне нравится! Снаряд тоже ничего… Но попытаемся же сделать все, что возможно, чтобы упасть куда-нибудь, коли уж нельзя упасть на Луну.

— Мы очень рады попытаться, Мишель, — ответил Барбикен, — но у нас нет никаких средств…

— Мы не можем изменить движение снаряда?

— Нет!

— Не можем уменьшить его скорость?

— Нет!

— Даже если мы облегчим его? Знаете, как облегчают чересчур нагруженное судно?

— Что ж ты хочешь из него выбросить?-спросил Николь. — Ведь на нашем судне нет балласта. К тому же облегченный снаряд пойдет, я полагаю, еще быстрее.

— Тише, — сказал Ардан.

— Быстрее, — возразил Николь.

— Ни тише, ни быстрее, — сказал Барбикен, — потому что мы несемся в пустом пространстве, где все тела падают с одинаковой скоростью.

— Ну, значит, остается только одно! — вскрикнул Мишель.

— Что такое?

— Завтракать, — невозмутимо ответил отважный француз, который всегда неожиданно решал трудные задачи.

Товарищи послушались его и принялись за завтрак. Было два часа ночи; по окончании завтрака снова принялись за наблюдения.

Выброшенные из снаряда предметы держались на неизменном от него расстоянии. Очевидно, снаряд, обращаясь вокруг Луны, не прорезал никакой атмосферы, потому что различный вес этих предметов изменил бы их относительное движение.

Со стороны Земли ничего не было видно.

Луна представляла зрелище совсем иное, чем вчера: она блистала великолепнейшим образом среди бесчисленных созвездий. Равнины ее уже принимали тот темный оттенок, который виден с Земли. Остальная часть оставалась блестящей, и посреди этого блеска гора «Тихо» горела, как Солнце.

Барбикен никак не мог определить скорость снаряда, но, по его соображениям, эта скорость должна была уменьшаться.

Размышления Барбикена были внезапно прерваны криком Ардана:

— Какие мы колпаки!

— Не стану этого отрицать, — ответил Барбикен, — но за что именно ты нас так величаешь?

— Да ведь у нас есть средство, и средство очень простое, умерить скорость, которая удаляет нас от Луны!

— Какое же средство?

— Сила «отдачи» наших ракет. Она толкнет снаряд назад…

— Ты думаешь? — спросил Николь.

— Действительно, мы еще не пользовались этой силой, — ответил Барбикен, — но мы ею воспользуемся.

— Когда? — спросил Ардан.

— Когда придет время. Заметьте, друзья, что в том положении, какое теперь занимает снаряд, наши ракеты могут изменить его направление, но вместе с этим могут его отдалить от Луны, а не приблизить к ней. А ведь вы непременно желаете попасть на Луну?

— Разумеется, — ответил Ардан.

— Так подождите. Под каким-то необъяснимым влиянием снаряд начинает поворачиваться дном к Земле. Очень вероятно, что в точке равного притяжения его коническая вершина направится прямо к Луне. Можно надеяться, скорость его будет совершенно ничтожна, и тогда настанет время действовать: взрыв ракет сможет, пожалуй, бросить снаряд на Луну…

— Браво! — вскрикнул Мишель.

— Будем терпеливо ждать, — продолжал Барбикен — Отчаиваться, по-моему, нечего! Я начинаю верить, что мы достигнем цели.

Это заключение вызвало радостные восклицания Ардана.

Путники точно забыли о том, что сами же недавно решили вопрос о необитаемости Луны, — тем не менее они стремились на эту необитаемую Луну!…

Оставалось решить вопрос: в какой именно момент снаряд достигнет точки равного его притяжения Землей и Луной?

Барбикен вычислил, что точки равного притяжения они достигнут ровно в час ночи с 7-го на 8 декабря, то есть через 22 часа.

Первоначально ракеты были предназначены для того, чтобы ослабить падение снаряда на Луну, а теперь отважные путники собирались пустить их в ход с совершенно противоположной целью.

Ракеты скоро были готовы: оставалось только их зажечь.

— Ну, теперь нам делать больше нечего, — сказал Николь, — поэтому я предлагаю…

— Что? — спросил Барбикен.

— Предлагаю лечь спать.

— Вот тебе на! — вскричал Ардан.

— Мы уже 40 часов не смыкали глаз! Сон восстановит наши силы.

— Я не лягу! — воскликнул Мишель.

— Как хочешь, я уже сплю!

И, растянувшись на диване, Николь не замедлил захрапеть.

— Николь преисполнен здравого смысла, — сказал Барбикен. — Я последую его примеру.

Через несколько минут Барбикен вторил басом баритонному храпу Николя.

— И у практичных людей бывают иногда дельные мысли, — сказал Мишель Ардан. И, вытянув свои длинные ноги, подложив громадные руки под голову, он тоже быстро заснул.

Но этот сон не мог быть ни спокойным, ни продолжительным. Барбикен, Николь и Ардан были слишком озабочены.

Около семи часов утра все трое были уже на ногах.

Снаряд удалялся от Луны, все больше и больше поворачиваясь к ней своею верхушкой. Явление это благоприятствовало планам Барбикена.

Еще 17 часов, и наступит время действовать.

День этот показался очень долгим. Как ни велика была их отвага, все-таки сердца путешественников невольно замирали при мысли, что скоро наступит минута, когда решится вопрос, суждено ли им упасть на Луну, или придется вечно кружиться около нее.

Они считали часы и минуты. Барбикен пробовал углубиться в вычисления, Николь тоже. Ардан ходил взад и вперед по металлической тюрьме и поглядывал на бесстрастную Луну.

Время от времени ими овладевали воспоминания о Земле; они видели перед собой своих друзей, членов Пушечного клуба, и из них самого любезного их сердцу — Мастона…

Достопочтенный секретарь, вероятно, занимает свой пост на Скалистых горах. Что он подумает, когда увидит снаряд в стекло своего гигантского телескопа? Он видел, как снаряд исчез позади северного полюса Луны, и вдруг теперь он является с полюса южного! Это значит — спутник спутника!

День прошел без приключений. Наступила земная полночь 7 декабря. Еще час — и точка равного притяжения будет достигнута.

Какую скорость имел теперь снаряд? Этого невозможно было вычислить. Но вычисления Барбикена были точны, и в час ночи скорость должна будет равняться нулю.

Кроме того, в нейтральном пункте должно будет обозначиться и другое явление. В этом месте предметы не будут иметь веса.

В эту-то минуту и надо будет действовать.

Коническая верхушка снаряда уже ощутительно повернулась к лунному диску.

Все предвещало удачу. Если, достигнув нейтрального пункта, скорость снаряда сделается совсем малой, то одного толчка к Луне — даже не очень сильного — будет достаточно, чтобы вызвать падение снаряда.

— Час без пяти минут, — сказал Николь.

— Все готово, — ответил Ардан, направляя приготовленный фитиль к пламени газа.

— Погоди, — сказал Барбикен, держа хронометр в руке. В эту минуту вес почти не ощущался. Они были близки к нейтральному пункту.

— Час! — сказал Барбикен.

Ардан зажег фитиль, который мгновенно сообщил пламя всем ракетам. Из-за отсутствия воздуха звука выстрела не последовало, но Барбикен заметил сквозь окно пламя, которое скоро погасло. Снаряд содрогнулся: сотрясение было достаточно ощутительным.

Путешественники смотрели, слушали, безмолвные, едва переводя дыхание. Слышно было, как бились их сердца.

— Мы падаем? — спросил, наконец, Мишель.

— Нет! — воскликнул Николь, — потому что дно снаряда повернулось к лунному диску…

В эту минуту Барбикен, стоявший у окна, обернулся к своим спутникам. Он был страшно бледен, лоб у него сморщился, зубы крепко сжались.

— Мы падаем, — сказал он.

— На Луну? — спросил Ардан.

— На Землю!

— Чорт возьми! — вскричал Мишель, но вслед за тем прибавил философским тоном: — Ну, что ж! Ведь, влезая в этот снаряд, мы не очень-то надеялись из него выбраться!

Скорость, которую снаряд еще сохранил, увлекла его за мертвую точку. Взрыв ракет не был в состоянии изменить его направление.

И вот снаряд летел теперь к Земле, притом с возрастающею скоростью вследствие непрерывного усиления земного притяжения.

Ужасное падение! Падение с высоты 360 тысяч километров, — падение, которого ничто не могло ослабить.

Снаряд должен был удариться о Землю со скоростью, равной той, какую он имел при своем взлете.

— Мы погибли! — произнес холодно Николь.

— Ну, что ж, пускай, — ответил Барбикен с каким-то энтузиазмом. — Ради науки можно и умереть.