Итрим. Морок Забвения

Черно-алое пламя взревело, распыляясь в броске навстречу надвигающимся врагам, раскалившиеся лезвия источают обжигающий холод, собственное тело не выдерживает алчущего голода пламени, но продолжает действовать, подчиняясь памяти крови. Тело летит вперед, вращаясь все сильнее и сильнее, мечи набирают силу инерции, пламя закручивается огненным смерчем, ревущим голодным зверем, учуявшим свою добычу. Мыслей нет, боль не важна, бояться более не надо ни за себя, ни за кого-либо, не важно, проиграю ли я в этой схватке или же выйду победителем. Ничего не важно более, и я более ничего не боюсь.

«Смерть, слышишь меня? Я не боюсь умереть, я не боюсь посмертия, я был там, в нем нет ничего страшного, лишь вечность для размышлений».

Смердящие ауры подступают, стремясь помочь оказавшейся самой ближней ко мне и пока еще держащейся. Вращающие мечи раз за разом рассекают по дуге подобно циркулярной пиле, пламя стремится поглотить все, до чего дотягивается, и вставший на ее пути обрек себя на скорейшую гибель, ибо ничто не способно остановить ненасытную стихию, созидающую и разрушающую одновременно. Искры осыпаются во все стороны, а враг пятится, не в силах ударить в ответ, а я не останавливаюсь, зная, что стоит прекратить, и тело сдастся, рухнув мешком мяса и костей наземь.

Отскок в сторону и размашистый росчерк по касательной остановил решившего ударить с фланга, принуждая упасть и приняться истошно орать, держась за загоревшийся обрубок правой ноги. Бросок к следующему, и два тяжелых лезвия рассекли слабозащищенное тело стрелка снизу-вверх, даруя возликовавшему пламени новую пищу. Отскок назад и рассекающий сдвоенный удар с расходящимися в обе стороны лезвиями и последующим разворотом вокруг себя, дабы мечи вновь набрали силу инерционного удара и низринулись в следующего с сокрушающей мощью. Прыжок вверх и падение на головы опешивших врагов, мгновения падения, и раскатистое огненное кольцо, сорвавшись, принялось разрастаться в стороны, пожирая все, до чего смогло добраться пламя.

Истошные крики раненных стихли, устоявшие дрогнули, получив не желающие заживать раны, но рослый вожак вновь бросился в атаку, алебарда рассекла воздух, стремясь разрубить меня, но мечи оказались быстрее. Треск дерева и лязг металла, топорище алебарды ударило своей массой по скрещенным лезвиям, когда древко надломилось от встречного сдвоенного удара, и металл не выдержал. Получившие множества засечен и сковов лезвия мечей не устояли перед ударом топорища, перекаленный и одновременно смерзшийся в черно-алом пламене металл раскололся, будто бы сосулька. В руках остаются лишь огрызки мечей, но и их мне будет достаточно, а когда и они не выдержат, я буду рвать когтями и клыками, потому как такой мрази нет места в этом мире.

За мгновение взгляда прямо в глаза через забрало шлема я видел все и даже слишком и теперь я не остановлюсь, не отпущу эту тварь, не достойную жить. Нет, не меня нужно называть выродком, не я истязатель и мучитель, не я потрошитель и убийца! Вот тот, кто достоин всего этого, ничтожество, мерзость, тварь, гниль! Золотая молодежь, утопшая в роскоши, познавшая все доступные грехи и не считающая никого другого за людей. Десятки загубленных девушек, споенных на вечеринках и изнасилованных компанией гопников, выросших из одаренных детишек выдающихся деятелей. Постоянные вылазки в поисках слабых и беззащитных, избиения убогих и бездомных, издевательства над бедными и немощными. Пьяные гонки на дорогих иномарках и аварии, в одной из которых погибла молодая девушка с грудным ребенком, просто переходившая дорогу не вовремя, понадеявшись на защиту мигающего зеленого человечка. Плачущая мать и бабушка, слушающая оскорбления этого выродка прямо в коридоре суда на глазах судьи, делающего вид, что все в рамках закона. Он не сожалел, он не видел своей вины, ведь он не убил человека, ведь все, кто не имеет столько же денег и власти – не люди, и их надо уничтожать, ибо они засоряют этот мир. Его компания, лица всех этих ничтожеств перед глазами, и каждое нужно запомнить, обязательно запомнить, ведь ради них точно стоит жить, чтобы достать каждого и объяснить всем, что они глубоко ошибались, особенно теперь. Надо каждому показать, что они не неприкасаемые, что они не вне закона, и что их родители в этот раз не смогут замять их веселые шалости. А пока, надо объяснить для начала этому, он будет первым.

Руки сами вцепились в горло, сжимая шею и со скрежетом сминая металл доспехов, когтистая лапа вскрыла шлем, как будто бы три консервных ножа одновременно разрезали жестянку. Взгляд осознавшего первозданный страх, бегающие глаза и непонимание, почему не работает кнопка экстренного выхода из игры. Пламя хлестнуло по щеке, и выродок истошно заорал, ощутив обратную сторону радостного веселья, пальцы сдавили горло, и крик превратился в хрип, а я смотрел прямо в глаза, запоминая каждое мгновение, и губы мои шептали имена, напоминая этой твари ее подвиги. Я ощутил, что каждый, кого я упомянул, сейчас пробуждался где-то среди бесконечной пустоты посмертия, и почти угасшая суть принималась сверкать, впитывая в себя даруемую силу отмщения. И все они устремляли свои бестелесные взоры к нам, мысленно вставая за моей спиной и ожидая кульминации. А пальцы держали горло, не довершая начатое, и пламя лишь обжигало кожу, не вгрызаясь в оголяемую плоть, и глаза продолжали видеть, хотя давно жаждали утратить зрение. И мой звериный оскал продолжал говорить имена, накапливая силу ответного отката, дабы этот был первым из тех, кто познает суть изречения «что посеешь, то и пожнешь». И пусть это бремя упадет на меня, но десятки и даже сотни измученных должны быть отмщены.

- Живи и помни, мразь, каждого помни, - наконец произношу: - Понял меня? Услышал меня? Помни имена каждого!

Натянутая струной толстая черная нить, утяжеленная десятками нагруженных на нее накопленных эманаций боли, резко оторвалась от тела аватара и устремилась прочь, улетая туда, где сейчас находилось тело этого ублюдка. Я приложил всю ненависть, всю накопленную злобу, все отвращение, что обрели внутри меня пристанище за это время, и отправил с посылкой в виде всех тех ощущений, что успел предоставить за мгновения нашего общения. Надеюсь, когда он вывалится из модуля, он не забудет их, и те останутся в его разуме надолго. Очень на это надеюсь.

Рев разогнал окружившую меня тишину, и мимо пронеслись дракониды с орками, мелькнула огромная черная тень, и я увидел, когда поднял голову, как Мрак расправляется с одним из оставшихся, тем же самым занимались и остальные. И было бы это победой, если бы не те несколько десятков, что спешили к нам, и десятки, бегущие за ними, и неизвестно, сколько еще выйдут из проклятого портала.

- Назад, - хриплю, выплевывая сгусток крови: - Все назад, к воротам!

- А? Сеньоре, заперто там! Уж лучше в битве погибнем, а там и заново начать не горько будет!

- Назад! Я сейчас ворота открою! – встаю, превозмогая наваливающиеся слабость и боль, ставшие неотъемлемыми частями моей сути. Без них я уже начинаю сомневаться, жив ли я.

- Сеньоре, но вы же! Вам бы подлечиться!!!

- Переживу, - очередной раз сплевывая сгусток крови, вспыхивающий в полете, с болью в теле бросаюсь к стенам.

Здесь не высоко, я смогу, не имею права не смочь. Бег с ускорением со все сильнее стискиваемыми зубами, резкое сжатие всего тела и единый выброс силы для совершения прыжка. Объятое пламенем тело взмывает вверх, освободившиеся руки тянутся вперед, но сил не хватило все же, и острые когти в последний момент все же успевают зацепиться за край стены, тут же принявшейся покрываться льдом. Тянусь руками вверх, вроде бы рядом что-то ударило в стену, взбираюсь внутрь, взглянув на застывшего в страхе защитника в доспехах. Не воин, мужик всего лишь, хотя и смелый, штаны сухие, хотя видок у меня, хоть сейчас беги в церковь, чтобы срисовали на икону «Пришествие Нечестивого в Адском Полыми».

- Так что? – гляжу на защитника: - Как там кричали? Не ты ли?

- А? Й…й…я.

- Ага, молодец, хвалю за смелость, но в следующий раз мозгами пораскинь или старшего спроси. Кстати, а кто тут старший?

- В-в-вон-он там с-с-сто-о-ит, в-в-возле в-в-во-р-р-от.

- Ага, мне как раз туда, ну а ты, - сделал паузу для усиления важности данного момента: - Стреляй вон в тех, они точно враги.

Спрыгиваю со стены и иду к воротам, стоявшие возле ворот вооруженные люди вперемешку с гномами, выставив щиты и оружие вперед, с ошалевшими взглядами смотрели на меня, возвышающегося над ними.

- Чего людям добрым двери не отворяете, али не видите, что ли? Ладно, сам отворю.

- Добре, добре! – донесся до меня скрипучий веселый голос, оборачиваюсь, увидев сидевшего возле стены оборванца, качающегося и глядящего полоумным взглядом: - Добре, Княже, добре. Свет в закат, а ты и сам, добре, добре!

Окропленная собственной кровью рука прикоснулась к массивным воротам, сделанным из тяжелых бревен и хорошей стали, и те вдруг поддались, принявшись отворяться, как только все засовы отошли.

- Впустите людей, ироды, - спокойным голосом обращаюсь к остолбеневшим защитникам и, разворачиваюсь, кричу, превозмогая завывания разгулявшегося урагана: - Все внутрь! Емелю не трогайте! Я сам его заволоку!!! – после оборачиваюсь к защитникам: - Чего остолбенели? Защищаться теперь точно надо, там подошла сотня не меньше.

- А? – очнулся один из гномов: - Две сотни там.

- Тем более.

- Так это, портал скоро отворится.

- Какой портал?

- Вон тот, - гном указал на арку, мерцающую сиреневой пеленой и испускающую молнии, уходящие к небесам: - Оттуда и придет дружина, они и разберутся, а мы мастеровые, нам воевать не в профессии.

- Понятно. Сколько до портала?

- Как солнце на половину в закат уйдет.

- Долго, ладно, заведите людей и всех к порталу, кстати, куда он?

- Знамо куда, Новоград.

- Отлично, им как раз туда, а я за другом…

- Так это… пылаешь же весь, плоть горит, прогалины какие да язвы.

- Не в первой, людей принимайте, я скоро.

- Сеньоре! Сеньоре! – донеслось снаружи: - Идут! Идут!

- Все живо внутрь! – ору, выходя за ворота, зная, что теперь не запрутся, не смогут.

- Это кто? – прозвучало за спиной.

- А я почем знаю?

- Видишь, как пылает, а ему все равно.

- Вижу.

- Да и Епанька дуралей что там талдычит-то?

- А эти что снаружи орут?

- Не уж-то? А я думал, мне уже почудилось, сами ведь орали.

- Да и это, сами же видели, дотронулся, все засовы и открылись, а сами же знаете…

- Эка, не уж-то?

Орда бежала к поселению и не собиралась отступать, это был штурм, какой я видел ни единожды и вот сейчас в разуме всплыли обрывки прошлого. Осада не иначе, и теперь нам нужно лишь продержаться, пока портал откроется. Только вот я не успею помочь, уже сейчас ощущаю, как прежние силы испаряются, заместо них приходит боль, какая бывает при переломах или артрите, было и то, и то, знаю. Но все равно, падать на землю и орать от боли у меня права нет, хотя очень хочется.

- Духи-дивии, духи-навии, словом Вещего заклинаемы! Вы слетайтеся, собирайтеся, коло посолонь направляйтеся! Чистые духи земли! Чистые духи воды! - голос старца вдруг послышался мне, как будто бы тот стоял рядом со мной, изрядно отошедшим от стен, где тот и остался. И тут же ветер принялся кружиться по равнине, разнося отчетливо слышимые слова: - Чистые духи огня! Чистые духи воздуха! Собирайтесь на место на красное, охраняйте нас, помогайте нам! А иншие, духи беспутные, прочь пойдите туда, где Солнце не светит, где Мать-Земля не родит, где слав Богам не поют, где правых слов не рекут! Из нашего кола изыдите, яко пропадом пропадите! Да будет по слову сему! Гой!

Земля вспучилась перед бегущей армией, будто бы десятки подземных зарядов разом рванули, всполохи пламени ударили, встречая нестерпимым жаром. Внезапно похолодевший ветер сменился промозглым ураганом, бьющим ледяными стрелами. И посреди ненастья вокруг резко остановившихся рейдеров замелькали силуэты духов, радующихся возможности отомстить обидчикам, причинившим немало зла этому миру.

- Не стой, - голос Хранителя громом раздался внутри моего разума, выводя из ступора: - Быстрее волоки Емелю!

Междуглавие 20.

- Слышь, Лексеич, а что ты думаешь о новом законе?

- Это каком именно?

Зашарпанная прокуренная кухня со старой побитой мебелью и грязной посудой, подмываемой лишь по мере надобности и то не всегда, очередной вечер принимала у себя двух завсегдатаев, усевшихся за столом, накрытым полузатертой клеенкой. На столе традиционно для подобного вечера стояли три бутылки водки, банка с огурцами и половина буханки хлеба. Раньше корефаны предпочитали в довесок брать нарезанной селедочки, но просрочки по сниженной цене в этот раз не оказалось, а на свежую тратить пять сотен никто из здравомыслящих собутыльников не подумал бы, уж лучше купить еще пару бутылок дешевенькой «Патриоточки».

- Да про повышение налогов.

- А что тут думать-то? Опять за наш счет хотят свои проблемы решить. Ты лучше разливай давай, а то рюмки пылью заросли уже.

- Ага.

- Меня больше беспокоит нынешняя ситуевина, не подработать, не цвет мет сдать.

- Да уж, вот раньше были золотые времена, а тепереча тока на пособие и жить.

- А на него много наживешь?

- Нет.

- Вот именно. Давай за это и выпьем.

- За пособие?

- Неа, за то, чтобы наши чиновники жили также, как и мы.

- А-а-а, тогда до дна и стоя.

- Согласен. Ух, ядреная!

- Ага, хоть за это спасибо власти, последнюю радость не отобрали.

- Угу, ты закусывай, а то опять отключишься после первой-то.

- Кто?! Я?! Да я могу выпить пять бутылок без закуси!!!

- Ага!

- Поспорим?!

- Проиграешь же.

- Поспорим?!!

- Да остынь, лучше разливай. Я кстати квартиру продаю.

- Да ты что? Нахрена? Свалить куда собрался?

- Типа того. Слышал про новую хню о переносе сознания?

- Ты про Итрим что ли?

- Ну да.

- Типа в игры собрался?

- Ага.

- А нахрена? Чем тебе здесь плохо?

- Да достало все, хочу начать заново.

- И кому ты там нужен? Что делать-то будешь? Я слышал, там пить нельзя.

- Да найду, у меня же два высших.

- Два?

- Два.

- В метро купил, когда в Москву ездил?

- Слышь, я щас тебе врежу!

- Да ладно, две шутки за одну минуту, перебор.

- Я тебе точно щас врежу!

- Профессор с двумя высшими? Неа, не врежешь.

- Ты не охренел ли?! Я в ВДВ служил!!!

- Два высших и в ВДВ, у меня сейчас двойственный ананас.

- Диссонанс, неуч.

- Именно он. Сам-то веришь?

- Думаешь, что я брешу?

- Не думаю, знаю.

- Давай бутылку!

- Нахрена?

- Давай бутылку, покажу, что в ВДВ служил.

- Разобьешь что ли?

- Да.

- Да ладно, этот фокус и я могу.

- Давай! Сначала я, потом ты! Посмотрим, кто может!

- А если мозги повредишь? Как ты потом?

- Давай бутылку живо! Щас покажу!!!

Глава 21.

- Не соврал старик, ни на слово, - кривясь улыбкой, бормочу сам себе, делая самые тяжелые шаги в моей жизни.

Бушующее вокруг ненастье не заботит так, как разрывающая изнутри тягостность собственного существа. Каждая частичка плоти объявила войну соседям, и все тело стало полем брани с мириадами одновременных войн. Каждый шаг сродни гибели тысяч, каждый вдох будто бы вливающийся расплавленный металл, каждый выдох будто бы мгновенное осушение полноводной реки, каждое мгновение дарит миллионы дней в пытках.

Еще несколько шагов, и я дойду до ворот, а там станет полегче, надеюсь, что станет. Друг совсем поплохел, его тело почти целиком почернело, источая еще больше черной дымки, стремящейся дотянуться до всего живого, как в том месте, где Емеля пролежал, пока я не вернулся за ним. Теперь там мертвая земля, источающая трупное зловоние, надеюсь, ненадолго, и скоро очистится от этого яда. И мне нельзя никак сдаться, у самого порога, ради его, ради всех тех, кто рядом, ради меня, ради…, ради…, ради…, нет, не могу вспомнить, знаю, что есть ради кого жить, но все еще не могу вспомнить, хотя чувствую, что это очень дорого мне, что иначе мне не жить…

- Расступитесь! – раздалось совсем рядом: - Не мешайте же! Дайте пройти!

В моем затуманенном опущенном к земле взоре показались ноги, чьи обладатели были с обеих сторон и расходились в стороны. Это означало лишь то, что я вошел в поселение, чему свидетельствовали звуки запираемых ворот.

- Отойдите, чтобы в вас не попал мрак, - шепчу, как получается, но меня услышали.

- Отойдите! Не стойте рядом и на пути! Не видите будто? Сеньоре Емеля заражен!

- Разойдитесь! На стены все, кто может стрелять! Хватит глазеть! Нужно еще продержаться, пока портал не открылся!!!

- Так там же вон как гуляет ненастье!

- Так сколько оно еще сдюжит? Да и сколько Волхв продержит его? У него силы не безграничные! Все на стены!!!

- Амигос! На стены! Покажем, как могут сражаться Десперадос!!!- раздался крик Андриана: - За новый дом! За Огнеслава! За Емелу!!!

- За нашего Князя!

- За твердь Гор!

- Во славу Богов!

Дойдя пару десятков шагов, я рухнул рядом с сброшенным телом друга, продолжающим бредить и бормотать, кажется, сейчас он общался с матерью и жаловался, что та дает ему кашу, а он хотел картошку. Эх, счастливый человек, не то что я, обреченный терпеть всю ту боль, борясь с этим телом, кажется принявшимся отторгать меня, точнее мою суть. Обожженная плоть не желала восстанавливаться, обуглившаяся кожа отслаивалась, из жил сочился гной, кое-где выступили кости и уставы, не хватало нескольких рогов и когтей, отрубленных в пылу сражения.

- Почти дошли, брат, - тихо произношу, глядя на бредящего Емелю: - Осталось самую малость. Мы уже дома, держись.

- На вот, выпей, Княже, - подошедший Хранитель протянул берестяную кружку: - Тебе чуть полегче будет.

- Спасибо, отче. А что это вы так плохо выглядите? – спрашиваю, заметив, как старец посунулся, его тело одряхлело, седина усилилась, глаза впали.

- Так и я, аки ты, сверх сил перестарался. Почуял силы, токмо не пришли пока они, вот и поплатился.

- Это из-за призыва так вас?

- Из-за него родимого, всех духов с окрестностей созвать силы требуется немало, а ее у меня не было столько. Но ничего, придем в Храм, и я оклемаюсь, и Емелю поднимем, да и ты возвернешься.

- Надеюсь, - произношу, делая глоток и глядя на пораженную кисть, лишившуюся пары когтей и кожи: - Как зомби выгляжу.

- Хуже, Княже, хуже, - произнес старец: - Но уж точно лучше, нежели Емельян.

- Княже здеся, Княже с нами, Княже дружет со волхвами, - рядом оказался оборванец, радостно подпрыгивающий и будто бы напевающий: - Здеся с нами на поле брани. Княже с нами, возвернулся, Вий в гробу перевернулся.

- Чудной, - ухмыляюсь, наблюдая за блаженным.

- Не тот чудной, кто глумной, а тот, кто и вовсе как слепой! Гаврюша видел, Гаврюша скажет, Епанька с радости и пляшет! Гаврюша следом днем и ночью, Епанька знает, где Княже точно! – блаженный оборванец продолжал танцевать, веселя народ, усевшийся вокруг на расстоянии, безопасном для них от отравляющего землю яда.

Мой верный Мрак лежал неподалеку, не опасаясь за себя и лишь водя ушами и наблюдая за окружающими нас. Со стен доносились крики защищавших сейчас поселение, и, судя по доносящимся звукам, оборона была успешной. Вдруг над головой раздалось знакомое карканье и шелестение крыльев, не успел я взглянуть вверх, как большой черный ворон вдруг спорхнул и уселся прямо на замершего блаженного. Тот широко улыбнулся, достав из кармана драного кафтана кусочек сахара и поднес к клюву ворона, с радостью принявшего дар.

- Гаврюша славный, Гаврюша зоркий, знает много и кричит громко! – вновь заплясал Епанька: - Славна птица, ворон черный, мудрость знает, он ученый. Славна птица наш Гаврюша, всегда надо птицу слушать.

- Отче, так это же…

- Он самый, - кивнул старец.

- Что получается?

- Получается! – Епанька вдруг подскочил: - Дуб стоит, листва качается! – сразу тут же отбежал и принялся распевать: - Ой мама, не горюй, сын-то возвернется! А если не придет, птичкой обернется. Полетит среди небес, песня заголосится! Ты уж, мама, не горюй, коли так случится!

Отвар ослабил боль, одурманивая разум, но не позволяя тому затуманиться и впасть в забвение тягостного сна. Встать сил не было, да и старец не позволял мне даже пошевелиться, мол, силы надо копить. Я был с ним согласен, ибо шевелиться совсем не хотелось, налившееся свинцом тело гудело, мышцы ныли, кости ломило, и лишь душа радовалась тому, что вновь ощутила себя в родных местах.

Местные суетились, помогая беженцам, перестав на тех смотреть, как на чужаков, те же в свою очередь стремились помочь местным, чем могут, хотя бы по хозяйству, пока остальные сдерживают штурм на стенах. Несколько мастеровых суетились возле портальной арки, постоянно искрящейся и мерцающей сиреневой пеленой. Бородатый гном, что-то вычерчивая на гранитном монолите, бубнил себе под нос, причитая о том, что не успели завершить строительство, поэтому и не выходит ничего, но еще немного, и все заработает. И вся эта людская масса то и дело оборачивались, чтобы лишний раз посмотреть на меня, не всегда в открытую, не всегда без боязни, но все же глядели, не в силах удержаться.

От ворот донесся сильный раскат грома, но, взглянув, я не заметил ничего опасного, напротив, защитники продолжали находиться на своих местах, не паникуя и посылая во врага стрелы и магические заряды. Повторный грохот также ничего не изменил, точнее, кажется, защитники приободрились.

- Что там происходит? – не выдержал, наблюдая, как люди начали что-то восклицать, поднимая оружие.

- Богиня прислала свою помощь, Князь, - внезапно раздался голос справа от меня, заставляя дернуться и увидеть сидящего рядом человека в оборванных одеяниях: - Рады, что ты в здравии и сумел добраться, - человек встал, прошел несколько шагов, развернулся и поклонился: - До скорой встречи, Государь, - с этими словами он будто бы растворился, и лишь тень мелькнула, устремляясь к стене и через мгновение перемахнув через ту.

Я попытался найти взглядом Епаньку, но того, минуту назад мелькавшего на виду, также не оказалось нигде, будто бы и не было. А люди оживились, собираясь и подходя к арке, начавшей отворять стационарный портал.

- Закончили! Сейчас отворится! – раздался голос мастерового гнома.

- Поднимаемся, Княже, - отозвался старец: - Сдюжишь?

- А куда мне деваться?

- Твоя правда, - Хранитель улыбнулся, опираясь на посох: - Как там говорят в старом мире? Куда нам деваться с подводной-то лодки?

Челюсть в этот момент должна была отвалиться и упасть на землю, но пока еще мои мышцы все же не дали ей этого сделать, а я провожал ошарашенным взглядом старца, удаляющегося к расширяющемуся порталу, где беженцы уже толпились, с нетерпением ожидая возможности пройти сквозь пелену.

- Емелю не забудь, - окрикнул меня старец, обернувшись и добродушно улыбаясь: - Друзей не стоит забывать.

Арка вдруг хлопнула распахивающимся субпространством, и из нее потянуло свежим ветром, тут же мастеровые гномы заголосили, перекрикивая толпу, чтобы та расступилась и дала дорогу дружине. Люди послушались, расходясь по обе стороны, и в этот самый момент из арки начали выбегать дружинники и белые волки, устремляясь к стенам и воротам. Командующий дружиной седобородый воин осматривал разномастных беженцев суровым взором, стоявший рядом с ним выделяющийся своим ростом воин внимательно слушал докладывающего старшего, указывающего рукой в нашу сторону, а рядом стояла большая белая волчица, вдруг сорвавшаяся и бросившаяся в нашу сторону. Мрак подскочил, вставая в боевую стойку и оскаливая клыки, подлетевшая волчица сделала то же самое.

- Белис! – вдруг вырвалось из меня: - Свои! Мрак! Свои! – кажется, я мысленно обратился к обоим волкам, подавляя выставленные барьеры, и те вдруг сжали уши, обращая свои скулящие морды в мою сторону, как и все остальные волки, вдруг остановившиеся и заскулившие: - Белис, это я, Мрак мой друг, знакомьтесь, он теперь в нашей семье, - тепло вдруг вырвалось из груди, расходясь по сдающему телу, образы обрушились благостным грибным дождем, и я понял, чье имя вдруг вспомнилось, что за волчица стоит сейчас передо мной, роняя тяжелые слезы на землю и радостно скуля, и от чего все волки вдруг одновременно завыли, ввергая в ступор людей.

Горечь, жалость, радость, переживания, надежда и утрата смешались в единый комок эмоционального всплеска, посылаемого волчицей, и не только мне пришлось переживать все ощущения сразу, но и Мраку, тут же ответившему своим ураганом эмоций, обрушая их и на меня, и на Белис. И мы все разом завыли, будто бы одинокие волки посреди новолуния, оказавшиеся последними существами на планете.

Волчица хотела броситься, прильнуть головой, чтобы я погладил ее, облизать мое лицо, но она понимала, что сейчас этого делать не стоит, да и не мое лицо она бы лизала, и не мои руки гладили бы ее. И об этом ее понимании знал и я, и Мрак знал, приняв на себя весомую волну из воспоминаний Белис, как и я, еле державшийся на ногах после такого ментального шторма.

Тело Емели вновь заняло свое место на моей спине, дымка мрака вновь попыталась вцепиться в меня, но разлагающееся тело отторгло ее или отпугнуло, все равно. Кости затрещали от груза, усилились выделения гнойников, мышцы затрещали. Но я пошел, медленно, но пошел, двигаясь к порталу, где стояли командующие дружиной, внимательно глядя на меня и слушая пересказы местных и не обращая внимания на стоящего неподалеку слепого старца.

Шаг, еще шаг, я пытаюсь улыбнуться, но это больше похоже на оскал попавшего в передрягу зверя. Лежащее на моей спине дымящееся тело Емели увеличивает важность момента, идущие по обе стороны белая волчица и черный, как ночь, волк вносят диссонанс, а кружащий над головой каркающий ворон ввергает в окончательное смятение.

- Превед, Медвед, - обращаюсь к застывшему здоровяку, переводя взгляд на седовласого: - Доброго дня, Истислав, людей всех надо бы пристроить, это беженцы с других земель и континентов. А я в Храм, другу не здоровится, надо бы донести.

- Так…, - вдруг промолвил опешивший Борислав: - Мы донесем.

- Нельзя, мрак его поразил, на вас может повлиять, так что я сам, а у вас и тут дел хватает. Ну я пошел, а то устал больно, - вздыхаю: - Не прощаюсь.

Портал принял без проволочек, мягко подхватив и понеся сквозь радужный тоннель, в конце которого мягко поставив на землю, где уже толпился народ.

- Ну вот, - послышался голос старца: - На месте мы, неси за мной Емелю, тут недалеко.

Я последовал за старцем, не поднимая головы из-за почти утраченных сил и все сильнее обуревающей тяжести собственного тела, точнее, его останков.

- Боги родимые, не уж-то он?

- Ой, мама!

- Ой, не уж-то теперь?

- Да как же его так?

- Глядите, глядите!

Храм действительно оказался неподалеку, и вскоре мы вошли, минуя двух гигантских медведей, грозно прорычавших при нашем приближении, но сразу же присмиревших.

- Сюда клади, - произнес старец, но как-то иначе, по-хозяйски, и я подчинился, уложив тело друга в центре главного зала: - А теперь ступай. Ступай, у тебя еще дел полно. И…, спасибо тебе, Огнеслав, за все, в долгу не останусь, - с этими словами старец с Емелей исчезли, а я, будто бы завороженный, развернулся и побрел обратно, ощутив слабый, но прилив сил.

Людей возле храма и портала, мерцающего сиреневой воронкой, собралось действительно много. И вся эта людская масса глядела на меня, не обращая внимания на проходящих через портал беженцев и дружинников, постепенно расталкивающих люд, чтобы тот не наседал на меня. Отовсюду звучали голоса, но я уже не слушал, ощутив жуткую тоску, зовущую меня туда, где белели дома и стены из камня. И я подчинился этому зову, зашагав в сторону возвышающегося на холме города, отзывающегося звоном набата. Вокруг меня как-то не заметно для меня встали кольцом волки, слева Белис, справа Мрак, позади, кажется, идут дружинники, но я не оборачиваюсь, боясь отвести взгляд от города и, обернувшись, более его не увидеть, поняв, что все происходящее – лишь сон.

Я иду и думаю, что вот-вот проснусь, и окажется, что мне нужно вставать и собираться на занудную работу, что опять я один, что вновь я никому не нужен и ничего ни для кого не значу. Я открою глаза от назойливого звонок будильника, и окажусь в пустой квартире, забывшей тепло семейного уюта. И опять придется идти на маршрутку, ломиться в нее, трястись до ненавистной работы, замену которой я уже никогда не найду в силу возраста. А потом вновь увижу Аллу Яковлевну, ту еще паскуду, и склизкий начальник Аркадий Петрович вызовет на ковер, где будет размазывать по столу долгую речь о том, как важно быть частью коллектива и стремиться на укрепление компании в целом, и даже банальный лайк во Вконтакте очередной новости от компании делает ее позиции более сильнее и выражает мою лояльность к компании… а вечером я вновь зайду в магазин и куплю пару литров пива или даже, если рабочий день удался, бутылку водки, после чего сяду за комп и начну бесцельно кликать по страницам в закладках, пока алкоголь окончательно не накроет, и я не отправлюсь спать до того момента, как вновь зазвонит ненавистный будильник.

Кость правой ноги хрустнула, ломаясь пополам и принуждая упасть, вспышка боли уже не так пугает, но я все же отгоняю навалившиеся мысли и поднимаю голову, отводя взор от брусчатки, точнее, поднимая получившую удар этой самой брусчаткой морду. Перевожу взгляд на сломанную ногу, лишившуюся большей части мышц, стремительно истлевших из-за яркого солнца и более беспощадного пламени, благодаря которому я сумел дожить до этого момента. Морда Мрака оказалась прямо возле меня, глаза зверя внимательно глядели в мои.

- Спасибо, - пытаюсь улыбнуться и из последних сил перекидываю правую руку, через его спину, и тут же перекидываю левую через спину подошедшей Белис: - Спасибо, мои родные.

Волки медленно пошли дальше, прижимаясь боками ко мне, чтобы было легче держаться обессилившими руками, выглядевшими не лучше ног, да и всего тела. Устало оно, да и я устал, все устали, но хочется жить, так хочется жить, а не дают, не позволяют, все время возводя препятствия. Но я все же дошел, я смог, победив само посмертие.

«Я жив. Я жив! Я ЖИВ!!!»

Призрачное пламя вздымалось, стремясь к небу и сторожа окаменевшее тело, вокруг лежали сотни цветов, свежих, не успевших завять. Люди стояли молчаливым кольцом, заполнив всю площадь, и никто не смел пошевелиться или же подступить ближе остальных. Я думал, все будет иначе, нет, я не думал, не мог даже помыслить, но, кажется, все должно было быть иначе, и сюда мне было суждено прорываться с боями, проливая невинную кровь и окончательно себя очерняя. Но все пошло не так, и вот я здесь, и не приходится убивать своих людей, вдруг решивших, раз нет меня, нет и будущего. Странно, но от чего-то именно такие мысли сейчас приходят в голову, и кажется, что я всегда знал это, и не было морока забвения, и не было беспамятства, хотя и сейчас я не все помню. Не было ничего, лишь иллюзия мира, созидаемая собственным разумом. Странно, но не для меня, не здесь, не все это, ведь, иллюзия не то, что мы придумали, а то, что нам навязали.

Рука прикоснулась к окаменевшему дереву, и то отозвалось, загудев изнутри, оставшиеся когти вцепились в следующее дерево, также загудевшее в унисон первому. Кости затрещали, связки застонали, но я продолжил карабкаться, следующее бревно, следующее, и тут призрачное пламя среагировало, бросившись навстречу, обнимая и принимаясь объедать останки тела. Но я карабкался, ощущая ласкающее тепло, такое родное и такое благостное. Мышцы обугливались, кости прогорали, связки лопались, но я продолжал карабкаться все выше и выше, еще пара усилий, и останки правой руки, охваченной призрачным пламенем, ложатся на окаменевшее тело.

Круговорот подхватывает, вознося ввысь, яркая ослепляющая вспышка света, глаза открываются, и перед ними мои собственные ладони, раскрывающиеся по собственной прихоти. Мысль, и стягивающая их мифриловая броня истаивает, как будто бы ее и не было, оголяя гладкую розоватую кожу с родными рисунками. Четыре перстня на перстах правой руки, нет, пять и связка колец и медальонов на веревочке в левой. Вглядываюсь в кольцо на большом пальце.

Название: Перстень Старца

Тип: кольцо

Редкость: Мифический.

Бонус: + 5000 ХП

Эффект: Сопротивление оцепенению, ошеломлению, влиянию на разум меньше на 15%, вне боя невозможно негативное ментальное воздействие.

Эффект: отныне и вовеки все помыслы, да решения будут мудры и осмысленны.

Ограничение: нельзя передать, выбросить, разрушить. Единственный во всем мире.

Мудрость вернулась в этот мир, многие народы вспомнят заветы предков, бесчисленные семьи обретут отныне достойных отпрысков.

В мире возродился бог мудрости и покровитель зверей Велес. Территория возрождения Северось.

Велес примкнул к Пантеону Порядка. Текущие Первобоги Порядка: Макошь, Сварог. Текущие Боги Порядка: Перун, Велес.

Внимание! На территории Североси усилилось влияние Пантеона Порядка. Влияние остальных Пантеонов и малых религий снижено на 45%, налог на храмы остальных Пантеонов и малых религий увеличен на 75%.

Внимание! Вы завершили задание неизвестное описание. Неизвестный параметр. Условия не определены, система заблокировала любые ошибки, появляющиеся в процессе вашей игры.

Отношение с Пантеоном Порядка достигло положительного максимума.

Отношение с Пантеоном Света снизилось на 500000, вас презирают. Храмовники Пантеона за вашу смерть будут получать высочайшую награду. Имя Огнеслав признано нечестивым.

Отношение с Пантеоном Хаоса снизилось на 500000, вас презирают. Храмовники Пантеона за вашу смерть будут получать высочайшую награду. Имя Огнеслав признано нечестивым.

Получено достижение «Длань Смерти». Вы продолжаете сеять смерть, Ваш путь несет погибель целым народам. Когда-нибудь Смертью нарекут именно Вас.

Получено достижение «Заступник Богов». Вы приумножаете силу Богов, только вспомнят ли они об этом.

Получено достижение «Перерожденный». Вы – первый, кто обманул суть посмертия, задумайтесь, получится ли это дважды?

Внимание! На Вашей территории создан Храм Велеса.

Внимание! В Храме Порядка появился Идол Велеса.

Внимание! Скотные дворы Новограда получили Благословение Велеса. Приплод отныне будет здоровым и сильным.

Внимание! Все места знаний Новограда обретают сакральные письмена, носящие древние знания.

Внимание! Найдена Книга Велеса! Один из двадцати одного великих артефакта мироздания! Место обретения – Новоград! Отныне и вовеки библиотеки Новограда несут Истину и Знания!

Внимание! Вы имеете право обращаться к Богам Порядка напрямую! Спросите, и они услышат отныне и вовеки веков!

Внимание! Вы сделали еще один шаг на пути возрождения Истинных Богов! Следующий шаг может возродить Истинность Пантеона! Мир обретет Суть Всего! Все зависит от веры в Богов!

Ноги коснулись брусчатки без болезненных ощущений, как будто бы кто-то ласково поставил меня на место, подержав какое-то время в воздухе. Ощущения собственного тело принялось опьянять, в голове завертелись хороводы образов и воспоминаний, мириады мыслей будто бы прорвали плотину. Возгласы и ликования прорвались сквозь заслон слуха, и все та же Белис рвалась в этот раз облизнуть все мое лицо, теперь свое и настоящее. Людской гул заглушал все, вбирая в себя любые звуки, но я не противился ему, ведь и сам был рад тому, что вновь вернулся, вновь обрел себя, и бегущие ко мне соратники, переставшие сомневаться, были мне сейчас очень по душе.

- Государь! Государь! – раздавалось отовсюду: - С возвращением!

- Княже! Возродился! Чудо! Чудо!!!

- Слава Огнеславу! Слава Богам! Слава Перуну! Слава Макоши! Слава Велесу! Слава Сварогу!

- И я рад вас видеть! – пожимаю тянущиеся руки и тут же ощущаю сдавливающие до хруста костей объятия: - И тебя рад видеть, Медведюшка! Не сломай, а то только вернул свое!

- Огнеслав! – будто бы взревел на радостях Борислав: - Не чаял, не гадовал! А так ты же вот так!

- А ты думал, черт пришел?

- Не думал, но… Князюшка!!!

- Государь! Дай и я тебя обниму! – Истислав дернул к себе, по-отцовски обнимая и шепнув: - С возвращением.

- Гой Князю Огнеславу!

- Гой!

- ГОЙ!!!

- Гой Роду!

- ГОЙ! ГОЙ! ГОЙ!

- Гой Перуну! Гой Сварогу! Гой Макоши! Гой Велесу!

- ГОЙ! ГОЙ! ГОЙ!

- Княже! – хватка, которой бы позавидовал и Борислав, сжала меня в поясе, легко сдавив в мощных тисках гномьих рук: - Княже!

- Броню помнешь! – прокряхтел я.

- Новую скую! Ух ты! – гном резко отпустил, чуть не уронив на землю и обернувшись к Мраку: - Не уж-то черный? Не уж-то вожак? Ух ты!!! Правду! Правду твердят писания!!! Знаково! Княже! Все знаково! – гном поклонился, ударяя тяжелым кулаком в нагрудник: - Гномы тчат твое соблюдение договора. Ты очередной раз доказал, что делаешь все возможное, чтобы исполнить его, и соблюдаешь все, что твердят пророчества.

- Какие пророчества?

- Древние.

- А почитать их можно?

- Нет.

- Я так и думал. Ну, не прокатило, может, в следующий раз прокатит… Истислав, люди, пришедшие со мной, приняты?

- Обижаешь, Государь, все чин по чину.

- Огнеслав! – тонкие ручки охватил мою шею, тонкое тельце повисло на мне: - Я знала! Я знала! Смерть не забирала тебя! Я знала!

- Лиза, и я рад тебя видеть, - девчушка висела на моей шее и рыдала, открыто и громко: - Ну все, не плачь, не плачь, все же хорошо теперь.

- Княжна, не пристало вам…, - было, начал Истислав.

- Княжна?

- Да. Дочь князя – Княжна, в твое отсутствие право наследование было возложено на нее, аки ближайшую по крови и нареченную аки дочерь.

- Ясно, и как?

- Правила? Аки надобно, знатная Княжна выйдет, знатная жена вырастет.

- Я не хочу замуж, - Лиза шмыгнула носом: - А дядя Истислав все замуж и замуж твердит.

- Так такой красе в девках ходить не потребно, - возразил Истислав.

- Ладно, после с этим разберемся, да и с остальным. Давай уже, говори, чего удумал.

- Так, это…, банька уже истоплена.

- Ага, знаешь, чертяка, чем заманить.

- А? Я тут! – вдруг отозвался Анчутка.

- И ты тут?

- Тут, а где мне быть? Тут я!

- Вот же злыдень!

- Не злыдень! Я Анчутка, черт полевой! Хранитель!

- Ага, Хранитель…. Емеля!!! Где он?!

- Да тут я, Княже, - отозвался Емеля, привлекая мое внимание.

Рослый, седобородый с широкой добродушной улыбкой, в доспехах и все тот же взгляд.

- Тут я, живой.

Я рванул вперед, обнимая названного брата, не потерял, успел! Все вышло, жив, здоров.

- Спасибо, - прошептал Емеля мне на ухо: - Спасибо, брат.

- Тебе спасибо, - также шепчу: - Будем жить.

- Будем.

- Дядь Емеля, а это он? – спросила рядом стоявшая девчушка.

- Он, - кивнул Емельян: - Это дядя Огнеслав.

- Ага, здрасти.

- Здрасти, - улыбка так и рвется из меня, видя маленькую девчушку, прижимающуюся к ноге Емельяна, вдруг отобразившегося в сплывшем окне, как Первожреца Велеса.

- Ага, - поняв, почему я удивился, отозвался Емеля: - Вот такие пироги, Серег.

- Рад за тебя, хорошему человеку по его хорошести.

- И тебя тем же по тому же месту, - улыбнулся Емеля.

Резкий рывок сзади заставил развернуться, вновь женские руки обхватили мою шею, но в этот раз для того, чтобы ее губы впились в мои, жадно прижимаясь. Слезы брызнули сами собой, а мои руки прижали ее тело еще сильнее, не желая более отпускать. Все вокруг померкло и стихло, время остановилось, мир замер, боясь испортить момент, а я не желал отрываться более никогда, но она отпрянула, всего лишь на мгновение, но отпрянула и для того, чтобы поднести свои губы к моему уху и тихонечко шепнуть: - У нас будет маленький.

Семенов День.

Время уже идет к завершению теплой поры, и солнце все дольше задерживается за горизонтом, стремясь поскорее скрыться за день. Деревья еще не сбросили листву, но окрестные окрасились в различные яркие цвета, изменяя привычный зеленый мир до неузнаваемости. Пологий туман становится все гуще и все дольше задерживается после рассвета, птицы на водоемах собираются своими разросшимися семьями, стремясь не упустить последние теплые деньки для запасания так необходимым при перелете жирком.

Вот и в это прохладное утро, окрашенное розовыми лучами восходящего солнца, из застелившего полноводную широкую реку тумана доносятся покрякивания стаи уток, разместившейся в прибрежных камышах. Крупная роса улеглась на траве, пригибая ту к земле и не желая скатываться, проснулись кузнечики, пока еще чувствующие теплоту наступающего дня. Огромное коровье стадо вышло на противоположном берегу из ближайшей к городу деревни, радостно мыча от возможности вновь отведать свежей травы. Много из них стали грузными, разросшись в боках, и пастухи не торопят таких, оберегая кормилец и их приплод. Мелькающие темные и светлые пятна овец и коз блеют, спеша впереди больших соседей по стаду, дабы добраться до самой вкусной травы. Но тем не дают отбиться от общей массы помогающие пастухам молодые волчата, оцепившие стадо по периметру, дабы то не разбредалось.

Дверь бани с шумом распахнулась, и наружу выскочили нагие распаренные мужи, с радостным криком, разгоняющим птичьи стаи, побежали по склону берега к холодной речной глади, с берега ныряя в воду и выныривая, ощущая резкий контраст охлаждения омытого распаренного тела. Над рекой разнеслись радостные возгласы, эхом разлетающиеся над гладью, казалось, что река ожила, обретя десятки звонких голосов.

- Эх, ма!

- Ух, хорошо!

- У-ух!

- А-а-а-а-а! Добрая водица! Дай всему отмыться!

- Смой всю грязь-хворобу!

- Выйдем чистыми к народу!

- Эй! – раздался суровый крик Митрича: - Не балуй! Див не распугивай! Водяного не буди! А ну живо в баню! А то дам каждому по фигналу! Пойдете на свадьбу с приметным знаком банным!!!

Охлажденные мужики принялись вылезать из воды и, радостно причитая, понеслись обратно, прикрывая срамы, будто бы кто-то сейчас мог подсматривать за ними. Такому Анчутка быстро охоту бы отбил, благо, разрешение от Великого Князя получено в письменном виде.

Как только солнце поднялось на два пальца от горизонта, банная дверь вновь распахнулась, и из нее поочередно принялись выходить одетые в расписные алые рубахи и черные портки мужи, подпоясанные золоченными плетеными ремнями. Все обнимались друг с другом, поздравляя с телесным и духовным очищением, с благодарностью принимая от банщика банный черпак, наполненный травяным отваром, приправленным березовым вином, и выпивая тот до дна и закусывая маринованным огурчиком.

- Помылися, попарилися, а теперь живенько отсель убежалися! – закончив подготавливать, Митрич спровадил всех прочь, не взирая на регалии и звания, ведь в бане все равны: что дружинник, что ремесленник, что Великий Князь: - В добрый путь, добры молодцы!

- Гуляй! Братия! Гуляй! Люд! Женихи с помывки всей братвой идут!!!

- Гуляй! Город! Гуляй! Деревня! Свадьба не бывает без похмелья!!!

- Гуляй! Дворик! Гуляй! Улочка! Выйдет славная прогулочка!!!

- Девки плачут, слезы льют, что меня не замуж не возьмут! А я не плачу, радуюся, я сегодня на раз женюся!

- А куда все эт идут?! – вдруг перед идущими по улице возникла живая стена из люда, детвора повылазила из окон, вскарабкалась на заборы: - Ну ка живо встали тут!!! Говорите, кто такие, что сутра все говорливы?!! Весь народ наш разбудили, всех сутра переполошили!!!

- Мы все здесь честные братья, да идем, куда нам надоть, а вы что нам тут мешаете?

- Так вы нас не приглашаете! Знаем, кто такие вы тут все, да куда идете, токмо надо бы платить, коли шумно прете!!! А потом пригласить, коль люд уважаете, дабы не было обид, иль не почитаете?!!

- Почитаем! Уважаем! И всех разом приглашаем! Ждем мы весь честной народ! Только вот что за налог? Мы ни разу слышать не слышали, иль указы сами пишите?

- Нет указа, ваше правда, только не все так славно. Не пропустим мы всех вас, пока не заплатите сейчас!

- Как платить?

- Забавой плата, хотим песню слышать, так вот!

- Ну уж песней отплатить, что ж, тогда вам ее подхватить.

- Туман, давай

Вперед вышел молодой русый парень, источая сияние радости, и начал песню звонким мелодичным голосом:

Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша,

Туда, где мы тебя свободно пели,

Где было так привольно нам с тобою.

Тут же подхватили остальные мужи, сливаясь своими голосами в единый раскатистый хор:

Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша,

Туда, где мы тебя свободно пели,

Где было так привольно нам с тобою.

Там, под знойным небом,

Негой воздух полон,

Там под говор моря

Дремлют горы в облаках;

Там так ярко солнце светит,

Родные горы светом заливая,

В долинах пышно розы расцветают

И соловьи поют в лесах зеленых

- Любо?

- Любо! Любо! Любо! Ублажили люд, блага за то желаем вам и пропускаем! Но только, если поедете верхом!!!

- Так лошадей же нет!

- Так езжайте друг на друге, чем вам не лошади-то!

- Ну раз так, тогда, браты, запрягаемся и вперед, а то невест всех разберут!

Попрыгав друг другу на спины, братия поскакала дальше под звонкий смех люда с прибаутками да наставлениями.

- Неси, родимый! – закричал Туман, сидя верхом на Огнеславе, лихо подскакивающем, изображая скакуна.

- Иго-го! – отозвался Огнеслав.

- Не гоните! Коней загоните! – раздался дружный смех.

- Не загоним! Они у нас вороные!!! – ответили всадники.

Веселящаяся улица провожала под музыку и смех скачущую конницу, разбегающуюся по дворам, где всадника или коня ждали его свита, осаждающая запертые ворота, не желающие отворяться.

- Птру-ру, родимый, - Туман потянул за ворот рубахи: - Приехали, тут моя родимая живет, тут мне и слезать.

- Ух, - Огнеслав затормозил, позволяя другу спрыгнуть: - Ну что? В помощь нужен?

- Спасибо, но сам спраслюся, тут-то всего-то. Ворота взять, да избу осадить, делов-то!

- Ну как знаешь, - Огнеслав обнял, похлопав по спине: - До встречи, друг.

- Ага, скоро свидимся, - улыбнулся Туман, оборачиваясь к запертым воротам и обращаясь к толпящимся возле тех нарядным людям: - Ну как? Отпираются ворота?

- Не отпираются!

- Ну тогда сейчас отопрем!

- Ах ты, князюшка наш князь, ты в хомут-то не залазь! – заиграли вокруг Огнеслава скоморохи, провожая того по улице к площади: - Ты ярмо не надевай, вольным мужем погуляй!

- Идет Князь, идет по граду! Весь народ глядит с окон! Не видал такого я параду, чтоб не пили самогон!!!

- Хей-хей, толпа людей! Все спешат на площадь нашу, все спешат и тут же пляшут!

- Стой же здесь, зачем пришел? Что-то ценное нашел? – люд перегородил выход с улицы на площадь, заполнившуюся бесчисленным народом: - Али просто поглазеть? В сторону тогда отъедь!

- Что за люд вокруг такой? Что за повод-то большой?

- А тебе какое дело, коль пришло столько с рассвета?

- Да вот знать хочу, по что-столько-люда-то пришло?

- Свадьба здесь сегодня будет!

- Свадьба? А женихом кто же будет?

- Женихов у нас полно, тут вот ищем одного. Аль не ты ли тот жених?

- А что много у вас их?

- Много, только нужен вот один, ему девицу отдадим.

- А девица ли красна? Может, старая она?

- Молода девица наша, да красна, и нету краше!!!

- А взглянуть дадите мне?

- А по что позволять тебе? Кто таков ты, говори, только нам, смотри, не лги!!! У нас правду различают, а за кривду прогоняют!

- Я жених, аль не видать?

- Жених? А где же свита, зять?

- Свита здесь!!! Мы с женихом!!! – раздалось вокруг Огнеслава: - Мы всей братией идем!!! А вот свита где невесты?

- От невесты все уж здесь мы!!! – раздалось с другой стороны площади возле княжьего дворца.

- Остальные кто тогда же?

- Гости!!! – разнеслось по площади.

- Гости? Не сорите тогда кости!!! Соль на землю не роняйте и себя не забывайте!!! Ну, жених, готов залог?

- Все, что было, тесть сволок!

- Не брал он ничего, не надо!!! – донесся голос Воислава.

- Брал-брал! Сам грузить все помогал! А вот где приданое невесты?

- Так вчера заносили ж вместе!!! – отозвался Воислав.

- Ну раз все уже в расчете, значит, выкуп нам даете. Выкуп ценный должен быть, нас, жених, ты не обидь!!!

- Не обижу, честно слово, что хотите выкупного?

- А хотим мы, чтоб не жалко было нам дорогу отворять и тебя же вспоминать.

- Вот так вот, загадка все же, десять бочек вина вам гоже?

- Гоже! Гоже! Ты кати и тогда уж проходи!

- Кати бочки, чарки подноси, люд честной, дорогу отвори!!!

- Проходи, жених хороший, соли с хлебом отломи побольше!

- Спасибо за хлеб, за соль, за доброту, но видеть невесту я хочу!

- Невеста здесь уже давно, но только вот проблема. Придется тебе найти ее среди девиц ее окруженья. Гляди внимательно, не тронь и голосом не клич, попыток три всего даем, смотри, не ошибись!!!

Вокруг жениха народ расступился, и со всех сторон на площадь выбежало несколько десятков девушек в одинаковых одеждах, скрывающих тех с головы до пят. И все были, как на подбор: один рост, одна фигура, как будто бы невесту взяли и размножили.

- А чтобы играть было интересней, сделай это в хороводе с песней!!!

Девушки вдруг закружились, перемешиваясь и запев одноголосым хором:

Во небе высоком

Птицею стану –

Лебедь-мать славлю.

Колечко, колечко,

Выйди на крылечко,

Солнышком обернися.

Во реке широкой

Камушком стану –

Лебедь-мать славлю.

Колечко, колечко,

Выйди на крылечко,

Солнышком обернися.

Цветом медяным

Во поле стану –

Лебедь-мать славлю.

Колечко, колечко,

Выйди на крылечко,

Солнышком обернися.

Девою красной

В хороводе стану –

Лебедь-мать славлю.

Колечко, колечко,

Выйди на крылечко,

Солнышком обернися.

- А что тут гадать-то? – Огнеслав прошел сквозь хоровод, игнорируя всех и лишь подойдя к одной: - Вот моя суженная!

- С первого раза! – разнеслось по площади, перемешиваясь с ликующими возгласами: - Во, как угадал-то!

Тут же остальные девушки сняли закрывающие их шали и с хохотом начали кружиться вокруг обнявшихся жениха и невесты.

Было вечером-вечерком, в Рос-реке мы купалися,

С юным встретились ветерком, с вольным ветром браталися...

Юны девы-берёзы не роняли бы слёзы,

Не горело бы поле, не стонала бы доля...

Хороводы водили мы, и венки плыли по реке...

До костров будущей зимы сохраню я тепло в руке…

- Подойдите же, завет получите, да пред богами встаньте! – раздался голос вышедшего вперед старца, обращающегося к жениху с невестой: - Примите же дары наши да благословения напутственные. Огнеслав, дарим тебе дрын могучий, чтобы он стоял у тебя и не падал. Лерия, а тебе дарим скалку, чтобы муж, да дети были сыты да воспитаны. Родители названные, поднесите кольца обручальные.

Среди Сварги перстни скованы,

В светлом Ирье позолочены,

На земле волхвом оценены.

Кому эти перстни носить?

Князю светлому со княгинюшкой,

Огнеславу с Лерией!

Старец подошел к одевшим кольца молодоженам, венчая тех стальными обручами поверх цветочных венков.

Идёт Сварог из кузницы,

Несёт Сварог три молота,

Сварог-кузнец, скуй нам венец!

Брачный оков, красив и нов,

Перстни златы для верности,

В добавочку и булавочку.

Чтоб в том венце венчатися,

Перстенями обручатися,

Булавкою повой приткнуть!

Рушник обвязал руки молодых, старец, взявшись за концы обвяза, трижды провел молодых вокруг вечно горящего пламени ставшего священным местом посреди площади, где каждый мог поднести жертву богам в благодарность.

- Вставайте же на рушник, дети наши, перед ликом богов, нарекаю вас мужем и женой во славу Рода, во имя Жизни! Живите долго и счастливо, правьте по совести и по Правде и одарите нас детьми вашими, приумножающими Род ваш!!!

Грозди зерна полетели со всех сторон, осыпая молодых, громкие поздравления и пожелания, взлетающие к небесам сотни белых птиц, закруживших над площадью. И, кажется, сами боги обратили свои взоры, благословляя всех, кто в этот день соединил свои судьбы, живя по мирским законам.

Тут же на площади появились сотни широких столов, заполоняемые яствами и питьем, и праздный люд принялся рассаживаться, смешиваясь с пришедшими со всех дворов молодыми и их гостями. Скоморохи и ведуны заиграли, преувеличивая радость и веселье, праздный люд поднял чарки за молодых, не забывая тут же выпить и за родителей, а затем за Князя с Княгиней, а следом за Род, и тут же за каждого из богов, и конечно же за счастье не стали долго терпеть… И я там был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.