История одной сенсации (сборник)

ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕНСАЦИИ
1. Видение из космоса

Лоб профессора Реймонда Писфула покрылся легкой испариной, что случалось с ним лишь в минуты крайнего волнения. Вот уже добрых четверть часа настраивал он свой телевизионный приемник на ту волну, на которой принял вчера необыкновенную передачу. Однако все было напрасно. Экран то светился тусклым зеленоватым светом, то покрывался рваными светлыми линиями, торопливо бежавшими по его диагонали.

Может быть, сместилась антенна? Едва ли. Еще вчера он проверил ее крепления и уточнил положение по звездному атласу. Антенна телевизора была направлена на «альфу» Центавра — ближайшую — к нашей планете звезду. Проверял профессор положение антенны и сегодня вечером. Направление ее было тем же.

В чем же тогда дело? Телевизионная аппаратура тоже совершенно исправна.

Чтобы убедиться в этом еще раз, Писфул переключил направленную антенну на обычную и попробовал принять передачи столичных телевизионных станции. Мягко защелкали под пальцами профессора переключатели диапазонов. Конверторы автоматически перестроили генераторы строчной развертки на частоту строк телевизионного изображения соседних государств. Телевизор работал безупречно. На его экране возникали кадры бешеной ковбойской скачки, колеса и фары рекламируемых автомобилей, сцены из телевизионных пьес и театральных постановок. Но, как только Писфул переключился на остронаправленную антенну и вчерашнюю частотную полосу, снова все, исчезло. На экране наблюдалось лишь слабое мерцание люминофоров, сопровождаемое хаотическим потрескиванием электрических разрядов в динамиках телевизора.

Неужели сегодня не удастся принять то, что так таинственно возникло на экране телевизора вчера ночью? Он предположил даже, что изображение это принесли электромагнитные волны, идущие откуда-то из глубины Вселенной, может быть даже с одной из планет звездной системы «альфы» Центавра. В этом не было ничего невозможного. Человечество вступило в эпоху радиоастрономии и уже принимает своими радиотелескопами электромагнитные волны, идущие к нам из глубин Галактики.

Профессор Писфул хорошо знал, что в 1946 году был обнаружен первый мощный источник радиоизлучений в созвездии Кассиопей. В настоящее время радиоастрономы уже располагают картой, на которую в пределах одной только нашей Галактики нанесено около двух тысяч «радиозвезд». А с помощью современных остронаправленных приемных антенн удалось обнаружить радиоизлучения и за пределами нашей Галактики — в туманности Андромеды, удаленной от Земли более чем на миллион световых лет.

Человечество и само уже посылает радиосигналы в космос. В 1946 году в сторону Луны был направлен первый радиоимпульс, который, отразившись от ее поверхности, вернулся. на Землю. А в январе 1959 года впервые в истории человечества в течение шестидесяти двух часов осуществлялась надежная радиосвязь с советской космической ракетой на расстоянии полумиллиона километров от Земли. Для распространения электромагнитных волн в космосе нет, следовательно, никаких препятствий. Нет, значит, ничего невероятного в том, что с, какой-то из планет ближайших к Земле звездных систем могла, прийти к нам телевизионная передача. Наивно думать, что населена разумными существами, достигшими высокой технической культуры, только наша планета. Естественнее допустить, что мы не составляем исключения.

Профессор Писфул хорошо знал все это, и у него не было сомнений в возможности приема космической телепередачи. Его смущало только то обстоятельство, что так упорно не удавалось принять ее снова. Он включал свой телевизор и в дневное время, но бушевавшая весь день гроза мешала настроить приемник с достаточной точностью.

В чем же теперь помеха? Почему на экране мелькает лишь нервный пунктир светлых прерывистых линий?

Нечасто приходилось профессору Писфулу нервничать тах, как в этот вечер. Ему все яснее становилось, что сегодня, видимо, уже не удастся принять никакой космической передачи…

На мгновение мелькнула мысль: «А может быть, все, чте он видел вчера на экране своего телевизора, — просто какой-то неизвестный пока вид телевизионного миража или результат нервного переутомления?..» Но тогда пусть бы и генерал Хазард оказался каким-нибудь фантастическим видением…

Хазард, однако, присутствовал в кабинете Писфула совершенно реально и вот уже около часа с иронической улыбкой наблюдал за суетливыми движениями профессора.

Нужно же было столь поспешно рассказать ему о вчерашней космической телепередаче!

Можно было бы, конечно, привести многие причины, по которым не удается принять ее сегодня. Виной всему, видимо, капризы ионизированных слоев атмосферы, но разве объяснения эти удовлетворили бы генерала Хазарда, человека нетерпеливого, верящего только конкретным фактам? Он теперь не только иронически улыбался, но и позевывать начал довольно демонстративно.

Когда-то Писфул и Хазард учились вместе в средней школе и даже дружили некоторое время, но от прежней их близости не осталось теперь и следа, если не считать ничего не значащих улыбок да вялых рукопожатий при встречах.

Были они людьми не только разных профессий, но и не сходных характеров. Столь же различна была и их внешность. Генерал Хазард — весь воплощение воинственности: огромный рост, могучий голос, грудь, выпяченная столь величественно, что черты лица уже не имели никакого значения. Профессор же Писфул — полная противоположность своему бывшему однокашнику: прост, скромен, неприметен. Если он и выделялся чем-нибудь из общей массы коренных жителей Грэнд-Сити, то главным образом своей необычайной худобой. Не отличалось ничем особенным и выражение его худощавого, слегка продолговатого лица интеллигентного человека, не избалованного успехом.

Генерал Хазард после войны стал важной персоной в военном министерстве, а Писфул оставался все тем же скромным ученым, специалистом по электронике и телевидению, каким был и в довоенные годы. Хазард, не раз предлагавший Писфулу хорошо оплачиваемую работу в военном ведомстве, махнул в конце концов на него рукой, как на человека, по его мнению, не только чудаковатого, но и недалекого.

Писфул же считал Хазарда типичным карьеристом и солдафоном, однако знакомства с ним не только не порывал, но в последнее время даже стал побаиваться, как бы Хазард не перестал его узнавать. Оттого-то он и нервничал теперь так, беспрестанно вращая ручку настройки телевизора и чувствуя, как постепенно начинают неметь от усталости кончики пальцев.

А генерал Хазард, между тем, уже не только позевывал, но начал и покашливать. Экая всетаки досада, что не удается поймать вчерашнюю передачу! Не избежать теперь насмешек генерала.

— Так-так, — усмехаясь, проговорил Хазард, шумно поднимаясь с дивана. — Твои гости из космоса, кажется, чертовски застенчивые парни и предпочитают являться тебе одному. Признайся-ка лучше, старина, не хватил ли ты лишнего вчера вечером?

— Ну, знаешь ли!.. — обиженно воскликнул Писфул и с раздражнием выключил телевизор.

— Какой ты обидчивый, однако! — рассмеялся генерал. — Шуток не понимаешь. Ну что ж, давай тогда поговорим серьезно. Ты, значит, совершенно уверен, что принял вчера передачу из космоса, из иного мира, так сказать?

— Вне всяких сомнений, — холодно отозвался профессор Писфул, задетый за живое грубой шуткой Хазарда.

— А чем же ты докажешь это?

— Да хотя бы числом строк в кадре. Их было 1200! Это не только более чем вдвое превосходит четкость нашего отечественного телевидения, но и вообще является предельной четкостью, какую только способен вюспринять человеческий глаз.

— А какова четкость в других странах? — спросил Хазард, все еще не проявляя серьезного интереса к словам Писфула.

— Тоже не далеко от нас ушли, — без особого энтузиазма продолжал профессор. — Наибольшее количество строк имеет пока только Франция — 819. Есть, правда, сведения, будто русские успешно осуществили лабораторные опыты по передаче изображения с разбивкой его на 1050 строк. Но ведь это всего лишь опыты. Да и потом Советский Союз слишком далеко от нас, а ультракороткие волны, на которых осуществляются современные телевизионные передачи, могут достаточно устойчиво распространяться только по прямой линии до горизонта. Практически, следовательно, в радиусе 80-100 километров. Лишь при особо благоприятных условиях достигают они дальности в несколько сот километров.

Профессор зажег полный свет в кабинете и усталой походкой прошелся по ковровой до| рожке, проложенной от письменного стола через всю комнату. Генерал снова уселся на диван и, закурив сигарету, с рассеянным видом стал рассматривать картины, развешанные по стенам. Все они были либо подлинниками, либо хорошо исполненными копиями работ старых мастеров реалистической школы.

«Чертовски старомоден наш профессор», — не без самодовольства подумал генерал Хазард, признававший в живописи только «шедевры» абстракционистов.

— Ты, я вижу, все еще не веришь мне? — остановившись перед Хазардом, спросил Писфул.

В прищуренных глазах Хазарда светилась явная насмешка.

— Откровенно говоря, старина, не особенно верю, — признался он. — Что-то очень уж все это похоже на фантастику. Мы чертовски увлекались ею в детстве, но благоразумно остерегаемся теперь, став взрослыми людьми. Да и, сказать по правде, доказательства твои не очень-то убедительны. Ты только не обижайся, пожалуйста…

— Хорошо, — все еще не сдавался Писфул, — я подтвержу свои выводы еще некоторыми фактами, хотя такого скептика, как ты, ничем, пожалуй, не проймешь.

— Да, — самодовольно усмехнулся Хазард, — я действительно привык верить только бесспорным фактам. Даже в атомную бомбу поверил только после того, как увидел собственными глазами ее великолепную «работу».

— Может быть, ни к чему тогда и дополнильные доказательства? — снова насупился Писфул.

— Напротив, старина, выкладывай все, и как можно обстоятельней.

— Ну что ж, изволь.

Писфул, усевшись рядом с Хазардом, прикурил предложенную им сигарету и продолжал теперь уже спокойным, бесстрастным голосом, каким беседовал обычно со своими студентами на лекциях:

— Ты знаешь, наверно, что при приеме обычных наземных телевизионных станций нельзя избавиться от искажений даже с помощью самых усовершенствованных антенн. Их можно лишь уменьшить в какой-то степени. Особенно заметно это в городах, где высокие здания и крыши домов отражают сигналы телевизионных станций в разные стороны. Ну-с, а я вот принял вчера телепередачу без малейших искажений. А это возможно только в том случае, если она ведется сверху.

— А почему бы не допустить, что ее вели с самолета? — заметил Хазард.

— Но кто? Я запросил все наши экспериментальные телестудии — никто из них не проводил вчера подобных опытов. К тому же принял я эту передачу пездно ночью, когда вообще не работала ни одна телевизионная станция.

Хазарда все это, видимо, не очень убеждало; однако он спросил теперь уже без иронии:

— Ну хорошо, допустим на мгновение, что ты действительно принял передачу с другой планеты, но почему же принял ее только ты?

— Да по той простой причине, что ни у кого другого нет столь чувствительного приемника и такой остронаправленной антенны, как у меня.

— Допустим и это. Но откуда могла прийти подобная передача? С Марса, с Венеры? Ученые если и не отрицают полностью возможности жизни на этих планетах, то сомнева. ются, что она могла достичь там столь совершенного развития, как у нас на Земле. Что ты возразишь на это, старина?

Писфул ожидал подобного вопроса и не задумывaясь ответил:

— Сомневаются c существовании разумных существ на Марсе и Венере не все. Советский астроном профессор Шкловский, например, совсем недавно высказал довольно убедительное предположение об искусственном происхождении спутников Марса. А если это так, то не может быть сомнений, что создали их разумные существа, достигшие очень высокого технического совершенства.

— Но где же они? — усмехнулся Хазард. — Почему не дают знать о себе?

— А кто знает, — серьезно отозвался Писфул, — может быть, принятые мною телевизионные сигналы и являются одной из их попыток связаться с нами… Ну, а к тому же, кроме Марса и Венеры, есть еще и другие планетные системы. Никто из астрономов не отрицает возможности существования планет у таких ближайших к нам звезд, как «альфа» Центавра, звезда Бернарда, Вольф, Лаланд, «альфа» Большого Пса…

— Ого, куда ты хватил, старина! — рассмеялся генерал. — Мой тебе совет — не рассказывай никому о твоем «видении», а то тобой не только университетская газета, но и вся наша пресса займется, и уж тогда мне труднее будет выручить тебя из беды.

Долго в этот вечер не ложился спать профессор Писфул. Он досадовал на все: на себя, на свой телевизор, на капризы ионосферы, а более всего на генерала Хазарда, напомнившего ему один из неприятнейших дней его жизни, когда его скромной персоной действительно заинтересовалась университетская газета. Случилось это года полтора назад, когда на одной из лекций по электронике профессор Писфул случайно обронил фразу, что недалеко, видимо, то время, когда прямая радиосвязь окажется возможной не только с самыми отдаленными точками земного шара, но и с другими планетами.

Одно это заявление не наделало бы, конечно, большого шума в университете. За Писфулом давно уже укрепилась слава неисправимого фантазера, и над его верой в обитаемость иных миров могли бы только добродушно посмеяться. Однако профессор Писфул, утверждая обитаемость Вселенной, пытался не только полемизировать с английским астрофизиком Джемсом Джинсом, но и критиковать его теорию об исключительности происхождения нашей Солнечной системы. Джине же был весьма почитаем в университете, ректор которого считал себя самым ревностным его учеником и последователем.

Масла в огонь подлила университетская газета, упрекнувшая Писфула не только в материализме, но и в марксизме. Поводом к этому послужила высказанная им мысль о том, что слишком уж сложная структура материального мира убедительнейшим образом свидетельствует о не божественном его происхождении. Богу, по мнению Писфула, незачем было бы так мудрить.

Дело тогда могло бы кончиться для Писфула весьма плачевно, не обратись он за помощью к генералу Хазарду…

Вспоминая теперь всю эту не очень приятную историю, профессор Писфул невольно задумался и над возможными последствиями своего теперешнего открытия. Найдутся, конечно, люди, которые припомнят ему его вольводумство. И сделать это может не только недруг Писфула, преподаватель богословия, но и декан философского факультета Бросерс.

— Да, не безопасно в наше время делать научные открытия! — тяжело вздохнул Писфул, стараясь вспомнить таинственный кадр, возникший прошлой ночью на экране его телевизора.

Сегодняшняя неудача и неприятный разговор с Хазардам очень расстроили профессора. Он и сам теперь начал во всем. сомневаться и уже не без труда восстановил в памяти внешние контуры какого-то странного сигарообразного сооружения, могущего быть как аппаратом для полета, так и гоночной машиной или вездеходом. Ничего подобного Писфулу не доводилось видеть прежде.

Однако не только эта необычная конструкция привлекла внимание профессора. Поразило его и другое — причудливая природа, на фоне которой наводился этот аппарат да какие-то фигуры, облаченные в скафандры… Жаль только, что изображение было не очень четким, к тому же оно померкло вскоре, и Писфул не смог разглядеть его во всех подробностях.

Досадно было также, что не удалось принять звука, которым, видимо, сопровождалась эта телепередача. Да и вообще все это телевизионное изображение казалось теперь Писфулу каким-то фантастическим сновидением. Может быть, ему и в самом деле только померещилось все это или приснилось? Он ведь почти всю ночь просидел тогда у экрана телевиаора и чертовски устал… Но что бы там, однако, ни было, а он никому уже больше не будет рассказывать об этом, пока окончательно не убедится, что действительно принял телевизионную передачу из космоса. Он и Хазарду, пожалуй, не сообщил бы об этом так поспешно, если бы сам генерал не зашел к. нему с приглашением принять участие в испытании нового телевизионного аппарата, предназначавшегося для военных целей.

Лишь под самое утро заснул, наконец, Писфул тревожным сном. Снилась ему разная фантасмагория то марсиане в том уродливом виде, в каком описал их Уэллс в «Войне миров», то разъяренные студенты во главе с деканом философского факультета, исступленно скандирующие его имя…

Разбудил Писфула телефонный звонок. Писфул недовольно поднялся с постели и нехотя снял трубку.

— Это ты, старина? — услышал он веселый голос генерала Хазарда. — Ну, как поживают твои марсиане? Они не являлись тебе больше?

— Оставь, пожалуйста, меня в покое с этими марсианами! — раздраженно ответил Писфул, чувствуя, как снова начало тоскливо ныть сердце.

— Вот и напрасно, — все тем же веселым тоном продолжал генерал. — О твоих марсианах есть уже экстренное сообщение в утренних газетах.

— Как?! — не то простонал, не то выкрикнул профессор, судорожно хватаясь за спинку стула…

2. Сенсационное сообщение генерала Хазарда

Торопливо набросив на плечи теплый халат, Писфул выбежал в коридор и выхватил торчавшие из щели почтового ящика утренние газеты.

На первой полосе одной из них было крупно напечатано:

«Профессор нашего столичного университета доктор технических наук Реймонд Дж. Писфул принял сконструированным им сверхчувствительным телевизором передачу из космоса!

Генерал Хазард свидетельствует достоверность сообщения профессора Писфула. То, что он увидел на экране телевизора Писфула, встревожило его. По словам генерала Хазарда, космическая телепередача носила агрессивный характер».

— Боже мой! — воскликнул изумленный профессор. — Что за бред! Какой агрессивный характер имеет он в виду? И потом, Хазард вообще ведь ничего не видел…

А в это время генерал Хазард уже нажимал кнопку звонка у дверей квартиры Писфула.

— Слушай, что же это такое?! — набросился на него профессор, нервно теребя газету. — Не понимаешь разве, в какое положение ты меня ставишь? Все это пахнет шарлатанством и грандиовным скандалом! Я уверен…

Не договорив, он торопливо бросился к радиоприемнику и настроился на волну центральной радиостанции Грэнд-Сити. Из динамика раздался взволнованный голос диктора:

— Генерал Хазард уверен, что видел на экране сверхчувствительного телевизора профессора Писфула мощную космическую ракету, несущуюся в сторону Земли. По его словам, внешне имеет она много общего с нашими управляемыми снарядами и межконтинентальными ракетами, предназначающимися для обстрела стратегических объектов…

Профессор с сердцем выключил радиоприемник и совершенно обессиленный опустился в кресло. А генерал Хазард как ни в чем не бывало закурил сигарету и развалился на диване в самой непринужденной позе.

— Я сошел с ума или уже началось светопреставление? — прохрипел Писфул, прикладывая ладонь ко лбу.

— Нет, ты не сошел с ума, старина, — невозмутимо отвечал Хазард. — Светопреставление тоже пока еще не произошло.

— Но, позволь, что же тогда такое они печатают и передают по радио?

— Только то, что я сообщил их корреспондентам. Ни слова больше.

— Так выходит, что ты поверил мне? — удивился Писфул, и усталые глаза его слегка оживились.

— Ничуть не бывало, — усмехнулся генерал, беспечно попыхивая сизоватым дымком сигареты.

— К чему же тогда вся эта комедия?! — раздраженно воскликнул окончательно выведенный из себя профессор.

— А ты что же, и сам уже не веришь, что принял телевизионную передачу из космоса? — ехидно улыбаясь, спросил Хазард.

— Перестаю верить… Почти не верю! И уж, конечно, никаких космических аппаратов типа межконтинентальной ракеты я не видел на экране моего телевизора, если только все еще нахожусь в здравом уме…

Генерал Хазард по-прежнему сохранял не только спокойствие, но и веселое настроение. Улыбаясь, посмотрел он на покрывшийся испариной лоб профессора и укоризненно покачал головой.

— Возьми себя в руки, старина, — наставительно проговорил он. — К чему вся эта истерика? Ничего страшного не произошло. Напротив даже, все идет как нельзя лучше. И если только у тебя осталась хоть крупица здравого смысла, ты должен понять, что никогда еще не было у тебя большей возможности прославиться.

— Черт с ней, со славой, — безнадежно махнул рукой Писфул. — Только бы выпутаться из этой кутерьмы…

— А я тебе говорю, ты прославишься, — убежденно повторил генерал Хазард, щелчком посылая окурок сигареты в массивную пепельницу, стоявшую на письменном столе. — Давай только действовать теперь сообща…

Профессора Писфула, как и всех прогрессивных ученых его страны, беспокоила, конечно, военная истерия, всячески разжигаемая атомными генералами типа Хазарда. Но в отличие от других ученых, более или менее активно выступавших против этого, Писфул предпочитал отмалчиваться, ибо был самым обыкновенным трусом, перепуганным на всю жизнь университетской газетой, обвинившей его в марксизме.

Читая тайком прогрессивные газеты, профессор в душе соглашался почти со всем, что в них писалось. Он и сам был не только против новой мировой войны, но и против балансирования на грани такой войны. Более того, он был за решительное смягчение отношений между Западом и Востоком, но никому не решился бы сказать об этом открыто, ибо не сомневался, что за столь крамольные мысли в два счета вылетел бы из университета.

А вот теперь ему предлагалось соучастие не только в разжигании военной истерии, но и в явном обмане общественного мнения, в прямом шарлатанстве. Что же делать в таком положении? Как отказаться от этой аферы, чтобы не разгневать всесильного генерала Хазарда? А ведь он, Хазард, зашел так далеко, что, возрази Писфул против того, что наговорил он журналистам и представителям радиовещательных компаний, генералу нелегко будет выпутаться, а уж потом он, конечно, ни за что не простит этого Писфулу.

Хазард стоял теперь перед профессором с очень решительным видом, и уже не усмешка, а почти угроза светилась в его прищуренных глазах.

— Ну, как же, старина, долго ты еще будешь раздумывать? Учти, что газетам, особенно «Сирене», мое сообщение очень понравилось. На этой сенсации они заработают большие деньги и никогда не простят тебе, если ты сорвешь им этот бизнес. А ты сам знаешь, что могут сделать с человеком газеты, если захотят. И потом, могу сообщить тебе совершенно конфиденциально, что и военное министерство не безразлично ко всему этому… Надеюсь, ты понимаешь меня?

— Ничего я не понимаю, Оливер… — почти простонал Писфул. — Дай мне подумать, собраться с мыслями. Завтра утром мы вернемся к этому…

— Никаких проволочек, старик! — уже совсем грозно проговорил Хазард. — Не понимаешь ты разве, в какое положение ставишь теперь меня? Газеты ждут от нас новых сообщений о «марсианах». И они будут! В противном случае для тебя это может очень плохо кончиться. Сам ведь вчера весь вечер бубнил мне об этих марсианах, клялся, что видел их, а теперь от всего отказываешься. В хорошенькую историю ты меня впутал.

— Но ведь ты же не верил… — попробовал было возразить Писфул, но Хазард раздраженно прервал его:

— Да, сначала не верил. А потом пришел. домой, поразмыслил хорошенько и решил, что все действительно может быть так, как ты говорил. Почему бы и в самом деле не пожаловать к нам марсианам? Астрономы утверждают, что их Марс в климатическом отношении куда хуже нашей Земли, так почему бы им не перебраться на нашу планету? Я даже думаю теперь, что «летающие тарелки», еще совсем недавно наделавшие столько шума на нашем континенте, есть не что иное, как управляемые на расстоянии телевизионные разведчики этих марсиан. Они, видимо, уже давно приглядывались к нашей планете и изучили ее с помощью таких «летающих тарелок». Да и потом, ты же сам рассказывал мне, что видел на экране своего телевизора их воинственные фигуры и аппараты?

— Нет, Оливер, я не видел там ничего воинственного, — вяло возразил генералу профессор Писфул. Он уже потерял всякую надежду хоть в чем-нибудь разубедить Хазарда. — Я теперь не уверен даже, что принял в ту злополучную ночь вообще какую-либо телепередачу… Но уж если допустить все же, что собираются к нам лететь разумные существа с Марса или с одной из планет «альфы» Центавра, то нет сомнения, что они должны быть настроены к нам миролюбиво.

— Миролюбиво! — раздраженно передразнил Писфула Хазард. — Очень ты разбираешься в том, что миролюбиво, а что агрессивно. Я человек военный и мыслю строго логически. Для меня несомненно, что, если у марсиан есть военное преимущество, они непременно им воспользуются для улучшения своего жизненного пространства. А преимущество у них явное, раз они в состоянии передавать свои запугивающие телепередачи к нам на Землю. По этим вопросам ты со мной не спорь, пожалуйста! Ну, так как, согласен ты на мое предложение, старина?

Положение Писфулу казалось теперь таким безнадежным, что терять уже вроде было нечего, и он вяло кивнул Хазарду в знак согласия.

Выудив у профессора все необходимые ему сведения, генерал в тот же день развил бешеную деятельность. А несколько дней спустя вечерние газеты и последние известия по радио уже трубили не только по всей стране, но и по всему западному полушарию:

«Профессор Писфул предлагает всем владельцам телевизоров лично убедиться в достоверности его сообщения с помощью конверторов, которые преобразуют 1200 строк космической передачи в 525 отечественного стандарта. Конверторы эти со следующей недели можно будет приобрести в магазинах акционерного общества «Эфир» не только в Грэнд-Сити, но и во всех других городах нашей страны».

Газеты и радио умалчивали при этом, что генерал Хазард скупил почти все акции «Эфира» до того, как стремительно поднялся их курс в связи с сенсационным сообщением о космических телепередачах.