Искушение винодела

1846 LA TETE DE CUVEE[50]

В комнате для занятий было тихо, и послеполуденное солнце лило свет сквозь закрытые окна. Зас мыл доску, а Собран катал между пальцев кусочек мела Ангел пытался убедить любовника, что Бернару необходимо поступать в Сорбонну. Он был очень заинтересован в будущем мальчика. Больше, чем родной отец. Больше, чем был заинтересован в отце мальчика.

Закончив мыть доску, Зас принялся складывать карты — молча, словно бы ожидая ответа Собрана.

Ангел не застегнул запонки на рукавах, как положено слуге в присутствии хозяина, не стряхнул меловой пыли с жилетки, но почтительно, с уважением — как показалось Собрану — ждал, пока работодатель передумает. Зас сейчас старался заставить Собрана выдать свои мысли, не прикладывая к тому сил. Действовал он тем же манером, что и самые разумные из знакомых им женщин: Аврора и Софи, Сабина и Аньес. Или же Зас попросту мысленно унесся куда-то, далеко, в места, где жил когда-то, — те, которые, по его словам, прятались в складках привычного мироздания.

Собран отошел окну и открыл его — выглянул посмотреть, как два воробья гоняются за белой бабочкой по крыше слухового окна этажом ниже.

— Полагаю, — проговорил винодел, — что одного сына я могу отдать науке, раз ни одного не получилось отдать армии.

Солнце скрылось за тучей, но от нагретой крыши слухового окна все еще поднималось тепло.

— Это время я забуду, — сказал Собран.

Зас подошел к окну и облокотился на подоконник, скрестив ноги.

— Твои визиты — как ступени лестницы, ведущей в прошлое. Я помню каждую. Но этот раз — когда ты живешь у меня в доме, и я вижу тебя постоянно — так хорошо не запомнится. Когда я заболел, сошел с ум а, мое поведение сделалось таким холодным и бесстрастным, что доктор поставил диагноз: ностальгия, а в качестве лечения предписал научиться забывать прошлое.

— А ты… дай угадаю… велел гнать доктора в шею и привести отца Леси?

— Ты почти прав. Тогда я думал о спасении, о будущем. Ностальгировать я стал только сейчас.

— На другой день Аврора удивленно заметила, что больше думает о прошлом, нежели о будущем. Она четко помнила, как в тринадцать лет лежала в густой траве в саду Вюйи, преисполненная любопытства — направленного на саму себя. Делясь впечатлением с ангелом, она говорила: «Очень скоро это закончится — то чувство возможности. Или же оно постоянно присутствует, но кажется таким мгновенным, потому что ты помнишь его столь отчетливо. Однако сила уходит».

— И вот так она с тобой разговаривает? — поразился Собран.

— Аврора не чувствует ответственности за то, что случилось со мной. И есть вещи, о которых я стану говорить с ней, не с тобой. Не то чтобы я злоупотреблял ее терпением… Однако Аврора всегда к этому готова, потому и разговаривает со мной так.

Собран взял ангела за руку и поцеловал ее.

— Благодарю тебя за терпение.

— Его нет во мне. Терпения. У меня чешутся руки, когда я чувствую, как проходит твое время.

— Мне пятьдесят шесть лет.

— Ты постоянно считаешь.

— Такой вот я самовлюбленный.

Единственное, что беспокоило Аврору и Собрана тем летом, — это чувство винодела, будто его счастье скоро закончится. Он как наяву видел родных в траурных одеждах, плачущих над его могилой.

А любовники: она, которая моложе его на десять лет и по-прежнему привлекательная женщина, и обаятельный бессмертный — рука об руку идут дальше.

Столь прекрасного лета эти места еще не знали. Вюйи и Жодо-Кальман напоминали райские кущи. Работа на виноградниках отнимала все время, но по воскресеньям люди отдыхали, резвясь подобно язычникам, что гневило отца Андре и заставляло его писать жалобы епископу в Боне.

В одно из таких воскресений они устроили пикник на берегу Соны возле лодочного сарая шато. Мартин со своей избранницей устроились в привязанной лодке, старшие родственники, чьи спины уже плохо гнулись, и девушки в корсетах сидели в креслах, остальные же, расстелив покрывала, лежали на земле. Батист и Поль отдыхали чуть в стороне — пили вино каждый из своей бутылки, прямо из горлышка. Оба смеялись.

Аврора посмотрела на Собрана — тот наблюдал, как Бернар с Антуаном пытаются уговорить гувернера искупаться: вода такая теплая, так почему нет? Кэли покачал головой и, расстелив пиджак на траве, лег на него. Стал смотреть в небо.

Собран с Авророй одновременно покачали головой, сказав: «Похоже, он счастлив».

Оставался единственный человек, сердце которого Зас не покорил, но и с ним он держался стойко. За обедом Батист, желая расстроить гувернера, рассказал, как отец выразил протест против того, что англичане сделали с Наполеоном: Собран стал выплачивать пенсии четырем местным ветеранам. Вся семья пришла в замешательство. Селеста выговорила сыну:

— Об этом мы не рассказываем никому, Батист.

А Найлл Кэли мягко поправил его:

— Ирландцы — не англичане, мсье Батист.

Антуан, обрадованный унижением старшего брата, поведал отцу историю: когда он, Батист и мсье Кэли помогали Мартину отталкивать лодку от берега, Батист что-то сказал о гувернерах как о слугах с претензиями. Мсье Кэли ответил: «Наш король служил гувернером при дворе швейцарского монарха, вы знаете? Это профессия настоящих благородных мужей».

— Я смеялся, — сказал Антуан. — Батист фыркнул и спросил: «Вы что же, надеетесь взлететь как Луи-Филипп?» — а мсье Кэли ответил на это: «Боже упаси! У меня в жизни подобного было достаточно».

— Он счастлив, — сказала Аврора, — потому что ему и надо-то немного. Он любит людей, любит работать. Вот бы он еще придумал, как обезоружить Батиста. Мне в голову совершенно ничего не приходит. А тебе?

— Не спорь с Батистом, — попросил Собран ангела, когда они в следующий раз остались наедине, — Пожалуйста.

Зас перестал притворяться спящим и издал раздраженный звук.

— Ты мог бы просто отстраненно кивать головой, как делают женщины, когда не соглашаются с мужчинами, но не желают при этом вступать в утомительные споры, недостойные высоконравственно воспитанного человека. Лучше уступить, сохранив достоинство, чем ввязываться в драку. К тому же Батист постоянно пьет, и я не знаю, что делать с его пьянством. Батист — хороший работник, и его просто нельзя отослать прочь, как Леона.

— Нет, — согласился Зас.

— Он очень несчастлив.

— Очень.

— А ты — нет.

— Нет.