Инвестор. Железо войны

Глава 18 Ходоки у Грандера

По опустевшему цеху фабрики Трубиа пробежался холодный ветерок. Солнце сквозь пролом в стене ослепило так, что я не смог толком рассмотреть рабочих, двигавших по деревянным полозьям новые станки.

Как всегда, благие идеи реконструкции и модернизации производства натолкнулись на существующие условия — новое оборудование тупо не влезало в старые проходы. Инженеры и техники ломали головы и готовились разбирать станки до винтиков, но один из бухгалтеров посчитал, что пробить, а потом заново сложить простенок выйдет дешевле.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, убедился, что здесь все в порядке, и пошел дальше, на склад, но далеко уйти не успел.

— Эй, кто видел сеньора Грандера?

— Он пошел по цехам!

Ко мне спешил рассыльный из конторы фабрики:

— Сеньор Грандер, срочно к телефону!

Из конторы исчезли два замшелых персонажа, счетовод и директор, которые на любое предложение находили тысячи отговорок, а на их место пересели мои люди — пришлось слегка поделиться кадрами. С собой они принесли новые арифмометры, телефоны, пишущие машинки и вообще все, что должно быть в офисе образца 1932 года. Кроме ремонта, здесь его сделают в последнюю очередь, когда закончат с производством и складами.

— Грандер у телефона.

— Сеньор Грандер, — зачастила трубка голосом директора оружейной фабрики Овьедо, — необходимо ваше присутствие…

Вот он нововведениям не противился — и управленец толковый, понимавший, что без модернизации никуда, и объединение фабрик Овьедо и Трубиа сразу подняло его на одну ступеньку в иерархии, с подкреплением в виде увеличенного оклада. Так что сеньор Гильото неплохо устроился в моей команде и пока не давал поводов для огорчений.

— Что случилось?

— Делегация по закупкам маузеров.

Полковник, два майора и два капитана для Латинской Америки выглядели бедновато: ни тебе золотого шитья от шеи до пупа, ни роскошных эполет, ни разноцветья орденов… Даже фуражки у них вполне нормальные, не «аэродромы» с необъятными тульями. И сами подтянутые, сразу видно, что не по кабинетам сидят.

При ближайшем знакомстве причины такой скромности всплыли сразу — парагвайцы, страна у них совсем небогатая, зато проблем выше крыши. Хватило слухов о наличии нефти в Гран-Чако, чтобы на пустынную территорию Парагвая заявили претензии Боливия и Аргентина. Парагвайцы попытались закрепиться в Чако-Бореалис, в ходе экспедиции на север открыли лагуну Питантута и основали на ее берегу небольшое укрепление. Наличие источника пресной воды буквально подстегнуло боливийцев, и начались пока еще мелкие пограничные стычки. Парагвай выглядел идеальным мальчиком для битья, мировой экономический кризис и рокфеллеровская Jersey Standard требовали от Боливии «маленькой победоносной войны» — прибывшие к нам офицеры не сомневались, что она начнется если не через месяц, так через год.

Интерес гостей лежал на поверхности: оружия и боеприпасов, числом поболее, ценою подешевле. Контракт на винтовки мы подписали с ходу — сумму я задирать не стал, мне сейчас важнее загрузка фабрики заказами, чтобы рабочие успели освоить новые станки.

Парагвайцы уже успели закупить «мадсены» в Дании, и наши неплохие «гочкисы» их не заинтересовали, мы уже совсем было распрощались, но оказалось, что дальше они едут на патронную фабрику в Толедо.

А нам туда и надо, родители мои пока через океан доплывут, успею с приятными людьми (они же мне деньги принесли) в Толедо смотаться, оценить проблемный актив. А пока пригласил делегацию посетить мои заводы, но возглавлявший ее полковник замялся:

— Мы крайне ценим ваше гостеприимство, сеньор Грандер, но чрезвычайно ограничены во времени, прошу простить…

— Время не критично, мы долетим за два часа.

От шанса покататься на самолете американского миллионера они, разумеется, не отказались, и я потащил офицеров смотреть на наши достижения.

На площадке за автосборочным цехом матово поблескивали свежей зеленой краской первые «Атлантико» и «Атланты», пока еще в гражданском варианте. Без светомаскировки, с мягкими сиденьями, хромированными деталями — Эренбург оказался прав, и французы «голый» вариант машины брали неохотно, а вот с некоторыми декоративными финтифлюшками заметно лучше.

На закрытой территории КБ при виде броневика на базе «Атланта» офицеры издали хорошо различимый стон. А когда из бокса выкатили безбашенный (по причине неготовности) танк… Они-то хорошо понимали, что на гусеничную тележку с движком можно быстренько водрузить хоть пушку, хоть пулемет и получить дешевую боевую машину. Я же гундел, что в Испании негде как следует испытать технику и невозможно устроить полноценные стрельбы.

Совсем добила их радиостанция, хоть и прототип.

Даже «боинг», в котором успели малость подшаманить салон и сделать его гораздо комфортабельней, не произвел такого впечатления. Из трех рядов кресел оставили два, с откидными столиками, вместимость упала на шесть человек, вместо них самолет брал лишние полтонны горючего, что раза в полтора увеличило дальность.

Во время взлета все, кроме одного капитана, вцепились в подлокотники и ручки, но вида не показывали, капитан же, наоборот, развалился в кресле как настоящий волк воздушного океана. Наверное, успел где-то слетать разок-другой.

Когда страх отпустил, полковник посетовал:

— Жаль, наш бюджет не позволяет закупить грузовики, не говоря уж о бронированных машинах. Они бы очень пригодились в Чако.

— А радиостанции? — вздохнул капитан.

Полковник вздохнул в унисон, а потом осторожно поинтересовался:

— Сеньор Грандер, а вы не хотите испытать вашу технику в реальных условиях? Я готов поручиться, что правительство Парагвая сделает для этого все возможное!

Какой хитренький! Послал бы его лесом, да это на сто процентов совпадало с моими планами — я же сам подводил их к такому предложению.

— Любопытная идея, мы обязательно ее обсудим.

— Если вы поможете нам, памятник в Асунсьоне не обещаем, но улицу вашим именем назовем, — улыбнулся майор.

Посадку нам обеспечила дирекция патронной фабрики — от собственно города ее отделяло пустое и широкое поле с километровой дорогой, на которую и приземлил самолет американский летчик.

Весь двадцатитысячный Толедо уместился на стометровой скале, крутыми обрывами сбегавшей к излучине Тахо. Посреди возносился шпиль собора Святой Марии, кафедры примаса Испании, архиепископа Толедского. Но роль главной доминанты принадлежала совсем не собору — в стороне от него вздымались стены громадного замка Алькасар.

Сдал парагвайцев с рук на руки директору, убалтывать на контракт, а сам в сопровождении Ларри, Рикардо и Серхио отправился знакомиться с делами. Клерки, среди которых уже разнеслась весть, что завод передают в мои лапы, постарались выслужиться и предоставили даже те данные, которые руководство хотело бы скрыть.

«Фабрикой» это назвали, так сказать, авансом — от силы крупные мастерские, сто пятьдесят рабочих, двести тысяч патронов в день. Если исходить из статистики Первой мировой, то хватит убить двадцать врагов, а за год — неполную дивизию. В мирное время такие цифры кажутся достаточными, большая часть идет на склады, но стоит только начать воевать…

— Это несерьезно! — огорошил я местных. — Войска в Марокко не должны думать, что им не хватит патронов!

— Военный министр такого же мнения, — поддакнул директор.

— Подготовьте смету на расширение, чтобы завод мог выпускать порядка миллиона патронов в день.

— Это слишком много, куда мы их денем? У армии нет возможностей для хранения…

— Продадим, не беспокойтесь.

Или я заскладирую их у себя, в Овьедо и Барселоне.

— Дальше, я пришлю архитекторов, чтобы составить проект новых цехов и заводского поселка на семьсот пятьдесят человек. Может, и больше, если мы найдем другую продукцию.

Фабрика сама по себе дерьмовая, но брать ее придется — и отношения с правительством портить не хочу, и опорный пункт вблизи от Мадрида очень неплохо заиметь. Толедо весьма удобен для обороны, в одном Алькасаре можно долго держаться, там как раз арсенал.

В Мадриде, куда мы добрались на машинах, доложил Асанье о результатах инспекции и озадачил его «частно-государственным партнерством» — я готов финансировать расширение завода, но для этого мне нужно полномочия, как на фабрике в Овьедо, и вдвое большая доля в прибыли.

«Боинг» перегнали вслед за мной в Мадрид, но правый мотор забарахлил, и бортмеханик запросил сутки на исправление ситуации. А я совершил колоссальную ошибку и потащил всех в «Ритц», позабыв рассказы Махно об ужасах за кулисами дорогих заведений. Рикардо, правда, отказался наотрез и остался помогать летунам.

Мы успели как раз к ужину — закатное солнце играло на золотых капителях белых колонн на входе. Сразу от стойки портье по гостинице волнами распространилось известие о прибытии «того самого Грандера»: косяка на нас давили сперва швейцары, за ними белл-бои, коридорные, официанты, публика попроще и, наконец, соль земли — элита и аристократия.

— Сеньор Грандер… или лучше «мистер»? — окружающее пространство заполнил аромат сладких цветочных духов.

Повернулся — ко мне почти вплотную подошла дама пик лет двадцати пяти. Такая испанка-испанка, наверное, даже с арабской кровью — волосы иссиня-черные, глаза еще черней, кожа смуглая и матовая, губы пухлые.

Помимо духов, веяло от нее живым и шальным сексом, я еще успел подумать, что за такой мужики должны табунами ходить, а Ларри мне потом сказал, что пять или шесть франтов маячили в отдалении.

Но я их тогда не увидел, я отчаянно просчитывал, кто она такая и что ей от меня нужно.

— Чему обязан?

— Вы всегда такой загадочный и серьезный? — спросила она, почти коснувшись меня грудью, и кокетливо мазнула пальчиком по галстуку.

Блин, в Америке я бы такое понял, свободная страна, но вот чтобы так себя вела женщина в Испании, да еще на виду… Даже если это не подстава, то ну ее нафиг!

— Дела, знаете ли. Прошу простить, — и я решительно направился в ресторан, оставив ее позади.

Точно — зря я сюда приперся. Хотя и в «Гранд-Отеле» на другой стороне бульвара Пасео-дель-Прадо вряд ли лучше, такая же элитка. Женщины в возрасте от восемнадцати до пятидесяти кокетливо опускали ресницы, представительные мужчины на мгновение поворачивали головы и возвращались к важнейшему делу курения турецких папирос или сигар, но продолжали следить за нами боковым зрением.

С подносами на вздетых руках по залу шустро сновали официанты, ловко ввинчиваясь между столиками, не переставая при этом бросать на нас любопытные взгляды.

Не успели мы прикончить ужин, как надо мной склонился узколицый и узкоплечий человек в черном, в узком галстуке и узких брюках с острыми стрелками — ему бы отлично подошла шляпа священника и сутана.

Он вежливо поздоровался, корректно представился и мягко всучил мне свою визитную карточку:

— Сеньор Грандер, если вас не затруднит, у меня есть предложение, которое может оказаться интересным для вашего семейного бизнеса.

Последнее слово он произнес по-английски — business вместо испанского negocio.

— Присаживайтесь, — я показал на свободный четвертый стул у нашего столика.

Узкий посмотрел на Ларри и Серхио, затем перевел вопросительный взгляд на меня.

— Это мои ближайшие сотрудники, они в любом случае будут в курсе вашего предложения. Слушаю вас.

— Мне поручили узнать, насколько возможно создание в Испании производства концентрированного апельсинового сока.

— Кто поручил?

— Консорциум владельцев плантаций в Эстремадуре, Мурсии и Андалусии.

В апельсиновых корках я понимал немного, но почти все посадки цитрусовых принадлежали церкви, не зря Узкий похож на падре.

Возиться с концентратом совсем не хотелось, и я перенацелил Узкого на встречу с отцом. В конце концов, за апельсины в Grander Inc отвечает старшее поколение.

Узкий откланялся после того, как портье принес записку — летуны разобрались с мотором и готовы к старту прямо с утра пораньше.

— Тогда спать, подъем в шесть и в Овьедо.

Мы поднялись в бельэтаж и почти разошлись по номерам — мой и два по соседству — как я уловил еле слышный цветочный запах. Может, мне показалось?

— Ларри, Серхио, — позвал я шепотом. — Понюхайте, только тихо.

— Та девка, что клеилась к тебе, босс.

— У двери пахнет сильнее, jefe.

— Серхио, быстро за распорядителем.

Не прошло и минуты, как у номера появился встревоженный администратор.

— Что-то слу… — он замолчал, увидев мой предостерегающий жест.

— Мы подозреваем, что в номере посторонний.

— Я вызову полицию! — прошептал краснеющий халдей.

— Не нужно, справимся сами.

Ларри бесшумно, как он умел, открыл замок, и мы на цыпочках вошли.

Ошибки нет — приторный запах сильнее с каждым шагом. Наконец, Ларри без скрипа распахнул дверь в спальню, и перед нами предстало роскошное зрелище.

Белоснежное одеяло едва прикрывало смуглую грудь, а ниже из-под него виднелось такое же смуглое бедро, упакованное в черный чулок с черной же кружевной подвязкой, прямо как в порнофильмах.

Ее глаза расширилсь, а потом она вскочила, прикрываясь одеялом и пытаясь испепелить меня глазами:

— ¡Cabron! ¡Maricon de mierda![30]

Удивительным образом она похватала свои туфли и шмотки так, что с нее не упало одеяло и вылетела мимо нас в коридор.

Даже не сказала, как ее зовут.

Блин, и что это было? И что мне теперь делать, таскать с собой еще охранников?

Первой в Овьедо, еще до родителей и Оси, сопровождавшего их от Парижа, прилетела Габи, следом мы из Мадрида. Я лелеял тайную надежду представить Габриэлу маме и отцу как мою будущую жену, но Габи отказалась, как она умеет, наотрез.

Она вообще выглядела усталой и безразличной, даже Цезарь не вызвал у нее обычных восторгов — так, потрепала загривок и все. Подросший щен даже посмотрел на меня — хозяин, с ней все в порядке?

В постели все прошло быстро и дежурно, без огня, я прямо на измену сел — может, от меня до сих пор пахнет цветочными духами?

Или… беременна? Но Габи от осторожных расспросов уклонялась, а потом вовсе оставила меня, а сама отправилась к директорам здешних школ.

Гостей я встречал один, если не считать управляющих, секретарей, охранников и так далее. По статусу положено — родители пусть миноритарные, но все-таки акционеры моих испанских предприятий.

Отец деликатно стоял в сторонке, пока мама орошала меня слезами, удивляясь, как я повзрослел, возмужал, почти не ем и себя не жалею. За ним снисходительно улыбался Ося под ручку с Клэр, на лице которой читалась уверенность, что она ухватила Фортуну за подол.

Мама с происхождением Джозефа Шварца смирилась, а от «умненькой и образованной барышни» Клэр вообще была в восторге, но первый ужин у нас состоялся в узком семейном кругу, без посторонних.

Знакомить с астурийской кухней я подписал дядюшку Рауля, и он расстарался по-полной: супы фасолевый и рыбный, баранина с овощами, перцы с треской, рыба в сидре и еще столько всего, что я даже названий не знал. Наготовил на маланьину свадьбу, только за сладким — слойками carbayones с миндалем и сахаром, а также крем-пудингом из желтков — посылали в кондитерскую в Овьедо.

Отец все время сравнивал блюда со знакомой ему провансальской кухней, мама восхищалась десертами, а я млел от семейной атмосферы и вкусной еды. Но ужин все-таки закончился, и настало время серьезных разговоров.

Грандер-старший для своих почти пятидесяти лет выглядел отлично, даже седина на висках и бровях не делала его стариком:

— К нам приезжал мистер Берглин…

— Берглин? А, штаб республиканцев!

— Да-да, он интересовался, будем ли мы поддерживать Гувера на предстоящих выборах.

Я показал рукой за окно, где светились фонарями цеха и улицы поселка — дескать, ну куда еще американские дела, мне и тут забот хватает!

— Понимаю, но вопрос серьезный, — не дал мне соскочить отец. — Общественное мнение и пресса сильно настроены против мистера Гувера.

Неудивительно, на кого-то же надо взвалить вину за Депрессию.

— … и я уверен, что он проиграет выборы.

— А кто выиграет?

— Демократы, но они пока не определили кандидата. Это либо спикер Конгресса Джон Гарднер, либо Эл Смит, но он проиграл прошлые выборы, но больше всего шансов у губернатора Нью-Йорка Рузвельта…

Что значит «шансов»? Он и победит!

Отец секунду помолчал и задал решающий вопрос:

— Как ты отнесешься к тому, что мы отдадим нашу поддержку демократам?

У меня внутри все прямо запело — я-то думал, как убедить отца не ставить на хромую утку Гувера, а он сам дошел до этой мысли!

— Если мы поддержим Рузвельта, то положительно.

— Вот, я же говорила! — торжествующе заявила мама.

— Анна, я помню, — мягко остановил ее отец и снова повернулся ко мне. — Почему именно Рузвельта?

— Насколько я знаю, у него неплохая программа по борьбе с депрессией в рамках штата: общественные работы, социальное страхование, комиссия по занятости.

— У Гарнера и Смита гораздо больше опыта.

— Они политики старой школы, а мир стремительно меняется. К примеру, только Рузвельт догадался использовать радио для прямых бесед с избирателями.

— Ох уж это твое радио!

— Только Рузвельт. Или никто.

На следующий день я показал родителям автозавод, но серьезного впечатления не добился — у Форда все равно толще. Тем более, что меня каждую секунду дергали инженеры или секретари. Но у меня есть специальный человек, и дальнейшую экскурсию я поручил Эренбургу, с которым и мама, и отец мгновенно нашли общий французский язык.

Илья не подвел — он первым делом продемонстрировал радиофабрику. Высокий светлый цех, в котором вдоль наклоненной под сорок пять градусов ленты конвейера сидели женщины и девушки в зеленых фартучках. В некотором смысле показуха, мы еще не запустили участок печатных плат, производство батарей и компаунда. Но Термен с удовольствием рассказывал о достижениях, все более углубляясь в терминологию (готов поспорить, родители половины не поняли), а новая организация труда говорила сама за себя.

Но гвоздь программы устроил Сева, когда Эренбург привез родителей на аэродром. Уж не знаю как, но старший лейтенант морской авиации уболтал чету Грандеров на воздушную прогулку. Нет, сам он за штурвал, слава богу, пока не садился, но родителям взлета, тура до Хихона, круиза вокруг Овьедо и посадки хватило выше крыши.

Благостное впечатление испортил Ося, не нашедший другого времени, кроме общего обеда, чтобы выкатить мне финансовые претензии. Мало того, он наверняка подговорил отца по дороге из Парижа, и они выступили единым фронтом.

— Мне кажется, — начал мистер Шварц, — что пришло время пересмотреть твою инвестиционную политику.

— Что тебя не устраивает? — я даже положил вилку и отодвинул тарелку, раньше Ося таких сомнения публично не высказывал.

— Депрессия, судя по всему, скоро достигнет дна и рынки пойдут вверх, для игры на бирже потребуются свободные средства. Ты же слишком много тратишь, а вот отдачи пока не видно.

Панчо тоже положил вилку и, глядя на Осю, неодобрительно покрутил головой — совсем чуть-чуть, почти незаметно.

— Мистер Шварц прав, — вступил отец. — Я уверен, что твоя продукция лучшая, но кто будет покупать радиоприемники на одну волну?

— Те, кто будет слушать «Радио Овьедо».

— Господи! — ахнул Ося. — Ты еще и радиостанцию строишь?

— Да, я создаю рынок для своих товаров, что тебя удивляет?

Строительство радиостанции, помимо всего прочего, дало нам отличное прикрытия для экспериментов с радаром — если на первом этапе всем заливали про вышки для парашютистов, то после натяжки тросов антенн эта легенда уже не годилась.

— Зачем тебе испанский рынок? — удивился отец. — Емкость невелика, денег здесь тоже нет, почему бы не делать то же самое в Америке?

— Здесь нет конкуренции, и ситуацию на рынке определяю я и только я, — ну не прямо же говорить, что не хочу лишней накачки Штатов технологиями?

— Не знаю, в любом случае дома у тебя перспектив куда больше.

Ну да. Поддержать Рузвельта, примазаться к нему, вылезти наверх… Только из меня политик — полное говно, я лучше схемки паять буду.

Но Ося вцепился клещом и продолжил разговор у меня в кабинете:

— Я таки устаю за деньги, а ты заливаешь ими все проблемы, неровен час, пустишь нас по ветру!

— Не преувеличивай. В конце концов, ты тоже миллионер.

— У тебя есть проценты с капитала, чтобы так себя вести, а я пас! Доигрываем падение, переходим в золото, и я в Америку, стричь купоны.

— То есть мои прогнозы тебя не убедили?

— Нет.

Я побарабанил пальцами по столу — в принципе, все самые главные вложения мы уже сделали, и вполне можно умерить пыл. Годика два вполне протяну без Оси, а дальше он сам увидит, куда дело идет… С отцом-то проще — свяжусь с Узким, договорюсь насчет покупки апельсиновых плантаций и выкачу родителям подарок. А заводик в Андалусии поставить — делов на полгода, вот вам и готовый бизнес на совершенно свободном рынке в Европе. Война, конечно, сильно его подпортит, но война не вечна.

— Хорошо. Но прежде сделай последнее дело. Нужно зарегистрировать корпорацию в Швейцарии и всю нашу собственность здесь оформить на нее.

— Чем тебя не устраивает Америка?

— Не спрашивай, просто сделай.

Когда поезд, увозивший близких, скрылся за поворотом, я без сил упал на сиденье «Испано-Сюизы».

— Куда, босс? — флегматично поинтересовался Ларри.

— Куда угодно.

— О-кей, — и он воткнул передачу.

Машина выехала с территории и устремилась на север, к аэродрому. Молодец Ларри, там всегда если не что-нибудь новенькое, то можно тупо повтыкать на самолетики или тренировки парашютистов.

Однако, хрен — в аккурат посреди взлетки торчал завалившийся на бок У-2 с отломленными справа крыльями, а вокруг суетилась целая толпа инструкторов и курсантов.

— Все живы?

— Все в порядке, jefe! — отрапортовал вездесущий Сева. — Ушибы и нос расквашен, все остальное цело, если не считать шасси и плоскостей. Сел неудачно.

Я даже в разборки въехать не успел, как меня дернули к телефону — совсем забыл, что у меня сегодня переговоры, а Серхио в суматохе с отъездом не успел напомнить.

На этот раз нас посетили турки.

Поначалу я даже не поверил, что это турки — настолько их форма походила на послевоенную советскую, никаких бараньих папах и тем более фесок, стильно и элегантно. Интересовали их в первую очередь автомобили и грузовики, заявку выкатили аж на тысячу штук! Беда только, что военный бюджет у них (как и у всех) сильно уступал хотелкам, и турки по-восточному увлеченно торговались, хотя я был готов отдать «ниже рынка» — все-таки первый серьезный контракт!

В отличие от парагвайцев, он не торопились, я за два дня их цветистой вежливостью пресытился и решил сделать предложение, от которого они не смогут отказаться — бартер.

На зерно, которое осенью будет легко перебросить на северный берег Черного моря.

А когда я сказал, что готов закупить и сверх того за валюту, глава делегации обещал доложить лично Ататюрку.

Третий день они провели в обнимку с телеграфом, утрясая детали сделки с Анкарой, и уехали после подписания предварительного соглашения. Даже взятку давать не пришлось, а пистолеты с серебряной и золотой насечкой от баскских оружейников — это просто подарок.

Эренбург постарался распространить известие о контракте как можно шире, зашевелились и другие потенциальные клиенты — например, мне пришла заявка на технику для Африканской армии. Отбирать ее приедет комиссия знакомого мне генерала Франко, в которую входят полковник Тенадо, майор Баррон и советник Крезен.