Инверсия

2

Издали деревенька выглядела совсем заброшенной. Пять покосившихся домишек с полупровалившимися крышами да несколько бесхозных сараев соответствующего вида. Дорога и вовсе отсутствовала. Макс в раздумье постоял на вершине холма, густо поросшего полевыми цветами, ещё раз окинул взором окрестности и стал неторопливо спускаться вниз. Склон был пологим, шагалось легко, и Клюев незаметно для себя проникся благостью этих мест. Насвистывая незатейливую мелодию, он пересёк луг и добрался до околицы, где и наткнулся на остатки изгороди и первый сарай. Строение оказалось не просто ветхим, а очень и очень древним. Стены его зияли прорехами с изломанными краями, а оставшиеся доски выглядели не серыми, как и положено, от времени, а уже грязно-чёрными. Макс осторожно коснулся щербатого края одной из досок, и от этого лёгкого движения вниз бесшумно посыпалась труха.

Это ж сколько лет он здесь стоит, подумал Клюев, с ним же рядом находиться опасно, того и гляди развалится! Значит, не живёт здесь никто. Но проверить всё-таки надо. Он раскинул ментальную сеть и накрыл ею деревню. Полное запустение, как и следовало ожидать…Ни единой живой души… Да-а-а, Бородин, безусловно, знал, куда забрасывать, чтобы не привлечь досужего внимания. Схитрил Андрей Ильич, схитрил, умолчал о том, что ему было известно досконально. На то он и третий уровень. Но вместе с тем это означало, что команда Ли абсолютно уверена — Макс справится. Хмыкнув, Клюев неспешно двинулся вдоль деревни, рассматривая дома и прикидывая, в котором из них устроить себе обиталище. Наконец, выбрал, присел рядом на травку, скрестив ноги в полулотосе, и расслабился. Июньское солнце припекало вовсю, к здешним местам подбирался полдень, тени стали совсем короткими и уже ничего не укрывали, и Макс решил сотворить себе стаканчик ключевой воды. Впрочем, нет, подумал он, лучше криночку молока, и отчётливо представил себе пузатенький глиняный горшочек, прямо из погреба, со стекающими по его изгибам каплями испарины и молоком, покрытым тонкой плёночкой сливок. Выудив из воздуха материализованную мечту, он припал к краю, длинными глотками, но особо не торопясь, опростал ёмкость, удовлетворённо вздохнул и приступил к восстановлению жилища. Рассмотрев дом со всех сторон, Клюев омолодил его, то есть вернул к состоянию, которое тот имел сразу после постройки, убрал кое-какие детали, показавшиеся ему лишними, добавил новые, по его мнению, более функциональные, обычные оконные стёкла заменил на ударостойкий поляроид, а толстым дверным доскам придал свойства броневой плиты. Про хитрый врезной замок тоже не забыл. Некоторое время Макс сосредоточенно оценивал свою работу, по ходу дела меняя внутренний интерьер, изгибая стропила, дабы внешне крыша выглядела провалившейся, нанося слой грязи на стёкла и состаривая наружную поверхность брёвен до прежней консистенции. Когда дом опять перестал выделяться среди прочих построек деревеньки, творческий порыв Клюева сам собой угас. Берлога была готова.

Для полноты художественного образа Макс соорудил рядом с крыльцом покосившуюся, но прочную скамейку, перебрался на неё, прислонился спиной к тёплым брёвнам и впал в оцепенение. Сколько ему предстояло пробыть в этом мире, он даже приблизительно не догадывался, но узнать о нём как можно больше представлялось задачей, прямо скажем, первоочередной. От этого зависела стратегия дальнейших действий. Да и привязаться к местности не мешало.

Клюев давно усвоенным лёгким усилием расширил восприятие. Сначала он выяснил, что деревенька затаилась в довольно солидном лесном массиве Удмуртии, неподалёку от изгиба реки Чепца, затем начал раскручивать информацию дальше. Оказалось, что его здешняя родина не подозревала о возможности создания ви-генератора и всё ещё жила по законам «развитого» социализма. В чём заключался смысл этих законов, Макс знал только из школьной программы, давно пройденной и основательно забытой, поскольку никогда его особенно не занимали политические игрища, а испытать их на себе он просто не успел по причине достаточно юного возраста. Именно эти обстоятельства и вызвали обострённый интерес к условиям существования в зоне предполагаемых действий. И Клюев углубился в историю последних лет.

Сразу же всплыли занимательные подробности. Обнаружилось, что Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов не скончался здесь в 1982 году, а протянул ещё пять лет. Этого времени ему с лихвой хватило для проведения давно назревших преобразований в застойном государстве. Сначала он сделал границы полупрозрачными, естественно, лишь для сильно ограниченного контингента лиц, представлявших наконец-то официально разрешённый малый бизнес, регламентируемый, впрочем, потребностями и квотами. Страна немедленно наполнилась товарами и продуктами. Затем были сняты некоторые идеологические запреты. Наступила очередная оттепель, и творческая интеллигенция воспрянула духом, явив миру нетленные шедевры позднего социализма. В меру, так сказать, сил и желаний. Потом хлынули инвестиции в перспективные отрасли науки при одновременном сокращении ставших слишком громоздкими, неповоротливыми да и, положа руку на сердце, давно уже ненужными плановых производств. Новые технологии, разработки и методы пошли косяком. Хорошо отстроенный механизм промышленности, ранее тормозимый и подверженный сбоям лишь стараниями чиновников-головотяпов, заработал с завидной энергией и эффективностью. Короче, хорошо всем знакомого провала девяностых, когда страна потеряла практически все свои завоевания, здесь и в помине не было. Правда, не удалось избежать (если, разумеется, её хотели избегнуть) другой напасти — возрастания мощи КГБ, боевого отряда, меча и щита партии коммунистов. Учитывая все дарованные свободы, Андропов решил усилить контроль над основными массами нерадивых соплеменников, чтобы, не дай бог, не надумали чего и не возомнили себе. А где усиление, там — соответственно — и расширение штатов. Госбезопасность и раньше-то являлась государством в государстве, а теперь она стала прямо-таки всеобъемлющей структурой, пронизав своими щупальцами все слои общества. Незыблемость империи усилилась многократно. Исподволь генсек подготовил себе преемника, естественно, из бывших соратников, надежды своей и опоры. Так эстафетная палочка верховной власти гарантированно перешла в руки спецслужб. Контроль стал тотальным. При нынешнем главе государства — Несторе Петровиче Моховом — возможность попасть на отсидку за нелояльность к власти превратилась в неотвратимую закономерность. Впрочем, народ и не роптал. Чего, спрашивается, роптать, ежели все при деле, и прилавки ломятся. Случались, конечно, единичные выпады, но бдительная общественность пресекала их незамедлительно. А не надо, понимаешь, в собственном пруду воду мутить. К тому лее возродился институт генерал-губернаторства, и проявить преданность по отношению к наместнику почиталось не только умением жить, но и высокой доблестью.

Во внешней политике образовалось некоторое затишье, объясняемое тем, что Советский Союз перестал финансировать международное коммунистическое движение, без постоянных вливаний протянувшее всего лишь пару лет. В 1985 году Андропов декларировал приверженность СССР общечеловеческим ценностям и наступление эпохи самого что ни на есть расцвета гуманизма, но твёрдо дал понять, что не потерпит вмешательства во внутренние дела страны. Тот же, кто посмеет усомниться в его словах и захочет влезть с ногами в наше, кровное, получит адекватный отпор, если понадобится, всей силой русского оружия, в эффективности которого мир имел возможность убедиться не единожды. Зато дружественные страны, заявил генсек, буквально задохнутся от нашей щедрости. К ним широким потоком хлынут российские нефть и газ, им в небывалых количествах отломится новейшая техника, а уж в специалистах самого широкого профиля просто нужды не будет. Социалистический лагерь отныне упраздняется, каждый его участник волен определяться, как ему заблагорассудится. Кардинальных возражений со стороны международного сообщества не последовало, в самом деле, зачем, если всё так замечательно разрешилось, и угроза новой, пусть и не слишком большой войны перестала существовать. Особое мнение выразила лишь Америка, и в этих краях претендовавшая на роль мирового лидера. Её недремлющие спецслужбы заподозрили — и, надо сказать, не без основания, — что Советский Союз прячет большой кукиш в кармане и при любом, удобном для себя случае этот кукиш обязательно предъявит.

Клюев, слегка ошалевший от подобной информации, грустно усмехнулся. Родина действительно утаила и от врагов, и от друзей небольшой сюрприз — открытие доктора Реутова из Института перспективных физических исследований (ИПФИ). Надо же, подумал Макс, даже аббревиатуры в наших мирах, и те почти совпадают. Реутов разработал прибор, дававший возможность изменять локальные характеристики реальности. Перспективы вырисовывались захватывающие — от путешествий во времени и дублирования всевозможных предметов до телепортации и считывания практически любой информации из ноосферы. Правда, триумфа не состоялось. Слишком уж рьяно кэгэбэшники, почуявшие невероятную халяву, взялись за несчастного доктора. Вот Александр Наумыч Реутов, увидев такое к себе отношение, взял да и взбрыкнул. Мол, что это вы, уважаемые опричники, себе позволяете? Хотите весь мир до ручки довести? Куда лошадей гоните? Здесь малейшей ошибки достаточно, чтобы земной шарик в прах рассыпался. Тогда его обвинили в нелояльности и саботаже. По недомыслию исполнителей, естественно. И доктор окончательно прозрел. Встал в позу. Но пасаран! Время ещё не пришло для таких открытий!

Доктора по привычке прессанули, чтобы место знал и не выеживался. Вот тут всё наперекосяк и поехало. Случился катаклизм. Невеликий, но вполне достаточный. Лабораторию, коей Реутов командовал, разнесло по камушкам, живых не осталось, а вокруг корпусов, где таинства экспериментов происходили, образовалась непреодолимая зона диаметром в тридцать километров. Непреодолимая потому, что привычная реальность в ней прекратила своё существование, а вместо неё возникло дикое смешение пространств и времён, изредка порождавшее странные, а иногда и просто страшные чудеса. То появятся в фиолетовых сполохах над верхушками деревьев призрачные, нездешние небоскрёбы, завивающиеся спиралями, то вдруг выползет из лесу, сотрясая землю, ломая всё, встретившееся на пути, и жутко трубя, исполинский ящер. Непреодолимая потому, что после шестой, канувшей в никуда экспедиции обнесли зону бетонной трёхметровой стеной и выставили многочисленную охрану. Впрочем, экспедиции ещё снаряжались и даже возвращались, не добираясь до эпицентра, хаживали и энтузиасты-одиночки, нелегально пересекая кордон и мечтая обогатить либо науку, либо себя некими труднопредставимыми артефактами. И вскоре в зону была отправлена спецкоманда так называемых неоегерей с техникой и полным боекомплектом для дополнительной внутренней охраны объекта и пресечения любых сколь-нибудь успешных попыток проникновения на секретную территорию. Так они там и обретались до сих пор, почти двадцать шесть лет, раз в неделю забирая продовольствие от периметра и полностью меняя состав каждые полгода. Желающие находились — всё-таки тройной оклад и шесть лет выслуги за такое же количество месяцев. Да если бы даже и не набралось добровольцев, военные — люди подневольные, куда они денутся с подводной лодки. Макс невольно поморщился, д-а-а, тяжко ребяткам приходится, но с другой-то стороны, сами вызвались, приключений на свою задницу изыскивая. Не Европы, чай. Медвежий угол. За Уралом, в окрестностях небольшого городка Кыштым. В ставшей родной действительности там, кажется, тоже что-то приключилось. Только немного раньше. В пятидесятых годах прошлого века. Такие вот совпадения, едрёна вошь! Он выбрал ракурс наблюдения — точку на высоте в сорок километров и стал её плавно перемещать. Перевалил Уральские горы, приблизился к Челябинску, потом к Екатеринбургу, тщательно рассмотрел лесисто-гористую местность между ними, подивился мутному, белёсому пятну, занимавшему немалую часть ландшафта — вот, значит, как выглядит зона сверху, действительно, ноль информации — и завис над Кыштымом, вольно раскинувшимся среди озёр восточнее пятна. Засёк координаты и свернул картинку.

И тут Макса посетила вполне здравая мысль. А может, не стоит огород городить, подумал он, чего ради разгребать кучу мусора, если можно пресечь катаклизм в зародыше, и одним ударом разрубить этот гордиев узел? Переместиться в прошлое, скажем, за неделю до взрыва, произвести там некое оперативное воздействие, дабы исключить в зародыше саму возможность появления деформации пространства-времени, и все дела! Красиво и эффективно!.. Но буквально в следующую секунду он отказался от этого варианта. Интуиция ему подсказала, что ничего путного из его кавалерийского наскока не выйдет. Почему? А вот не выйдет, и всё! Откровение свыше. Обжалованию не подлежит. Лучше действовать по старинке — не спеша и осмотрительно.

Надо выдвигаться и производить рекогносцировку на местности, решил Клюев. Здесь сидючи, немногого добьёшься. Все сведения, какие мог, он уже вытащил, и хотя времени у него хоть отбавляй — никто его в сроках не ограничивал, важен был результат — под лежачий камень вода не течёт. Да и скучно, между нами, мальчиками, говоря! Команда Ли не ошиблась. Он, не сходя с места, вычислил объект приложения сил, сложнее будет с ним управиться. Особенно если не знаешь как. Да и народу там — не протолкнуться, внешнее оцепление, внутреннее оцепление. И полная невнятность с обстановкой, ведь в зоне бесследно исчезали не только люди, но и любая информация. Мис-ти-ка! Впрочем, ладно. Бог не выдаст, свинья не съест!

Макс обстоятельно соорудил себе поношенную одежонку и обувь местного пошива, такую, чтобы сразу не бросалась в глаза, пачечку купюр разного размера и цвета с изображением профиля пламенного революционера Ленина, переоделся, рассовал по карманам необходимую мелочёвку, понаблюдал Кыштым с высоты птичьего полёта, снизился, выбрал место — пивной ларёк, у которого толклось человек десять — и переместился в подъезд дома неподалёку от намеченной цели. Громко хлопнув видавшей виды дверью, он вышел на улицу, боком ощущая приятную шершавость завёрнутой в местную газету воблы, и направился прямиком к ларьку.

— Кто последним будет? — вежливо поинтересовался он, вплотную подойдя к трём мужикам, сгрудившимся у окошка раздачи.

— Держись за мной, не ошибёшься, — весело оскалил жёлтые зубы тщедушный небритый субъект, пересчитывавший засаленные рублёвые купюры. — А то можешь к нам присоединиться, — он кивнул на пару, забиравшую кружки с лотка. — Возьмём четвёртого, Паша?

Заросший пегим волосом Паша в вылинявшей футболке и неопределённого цвета штанах, опоясанных плетёным ремешком, переднюю часть которого полностью закрывало внушительное брюхо, окинул Клюева оценивающим взглядом, сразу приметил оттопыривающийся карман пиджака с бумажным свёртком, и молча кивнул. Второй же, более интеллигентного вида, в опрятном, но давно потерявшем вид костюме и в рубашке, застёгнутой на все пуговицы, под самый подбородок, сдвинул свободной рукой летнюю, в дырочку, шляпу на затылок и неожиданно звучным голосом произнёс:

— Отчего бы и нет.

— Срослось, — объявил тщедушный и сунул голову в окошко. — Верочка, — сладким голосом произнёс он, — нам ещё четыре больших.

Получив кружки, покрытые пышной белой пеной, Клюев с желтозубым догнали будущих сотрапезников, огибавших три круглых высоких столика, уже безнадёжно занятых выпивающим людом, и вся компания остановилась, озираясь в поисках места.

— Так, — констатировал пегий Паша, — здесь нам не светит. Может, в скверик пойдём?

— Отчего ж не пойти? — согласился интеллигент. — Не вижу причин против.

Двинулись к довольно плотным, покрытым густой пылью зарослям кустов. За ними пряталась пара скамеек. Одна оказалась занятой, зато вторую, правда, без средней доски, ещё никто не облюбовал. Паша аккуратно водрузил свои кружки на край, пыхтя и отдуваясь, пошарил за скамейкой и извлёк на свет божий побитую временем фанерину.

— Вот, — с глубоким удовлетворением заявил он, — и стол нашёлся. Прислоняйся, мужики.

Кружки были немедленно расставлены, а вобла распакована и разложена на газете.

— Пока не забыл, — спохватился тщедушный, поворачиваясь к Клюеву — С тебя два целковых.

— Не вопрос, — Макс сунул руку в карман, наугад достал бумажку и протянул её новому знакомому. Бумажка оказалась красным червонцем.

— Ну, ты даёшь! — крякнул тот и уважительно посмотрел на Клюева. — У меня сдачи не будет.

— Потом отдашь, — махнул рукой Макс.

— Вот это по-нашему, — обрадовался желтозубый. — Всё на доверии. Сам-то откуда? Здесь-то я всех знаю.

— Из Костромы, — наугад брякнул экс-пилот. — К родственникам приехал.

— Хорошее дело, — одобрил интеллигент, жмуря глаза и отхлёбывая первый глоток. — В отпуск к нам?

— В отпуск, — согласился Клюев.

— А трудишься кем? — встрял пегий Паша. — Какие у вас там, в Костроме, хлебные должности? Я смотрю, ты червонец Хлысту заслал и даже не поморщился.

— На заводе такелажником работаю, — соврал Макс. — Есть у нас такой завод металлоконструкций. «Красный пролетарий» называется.

— Чего-то ты не похож на простого работягу, — ополовинивая кружку, усомнился Паша, а интеллигент впился в него острыми глазками.

«Этот первый стуканёт, — подумал Клюев. — У него же всё на роже написано. Большими буквами».

— А зовут-то тебя как, мил человек? — вроде бы невинно осведомился обладатель дырчатой шляпы.

— Виктор, — представился Макс. — А фамилия моя — Зубов. — Он тоже отхлебнул из кружки. Пиво оказалось сильно разбавленным.

— Ага, — снова поддержал разговор Паша. — Только никакой ты не работяга. Кость не та. Давай-ка вот потягаемся, — он упёр локоть толстой волосатой длани в спинку скамейки и приглашающе мотнул головой. — Щас увидим, какой ты такелажник.

Клюев усмехнулся и тоже поставил локоть на спинку. Ладони их встретились и плотно сомкнулись, охватывая друг друга. Сначала Макс просто развлекался, глядя, как Паша тужится и выбивается из сил, а потом легко и без хитростей опрокинул его руку в горизонталь.

— Ну? — небрежно спросил он.

— Да, — подтвердил побагровевший гегемон, — наш человек. Не слабак в шляпе.

Глаза интеллигента пригасли, и он уткнулся в кружку. Донос откладывался.

— Как торчать собираешься? — спросил тщедушный Хлыст, обстоятельно счищая с воблы шкуру. — Отпуск — дело ответственное. Тут надо на полную катушку. — Он сунул в рот оторванный плавничок и с наслаждением принялся его обсасывать. — В выходные можем на рыбалку махнуть, — невнятно, с причмокиванием, продолжил он, — озёр у нас в округе хоть жопой ешь. Оттянемся.

— Сперва затаримся, — сурово осадил его Паша. — Какая рыбачка без подливки? А вот потом оттянемся.

— Эх! — сомлел интеллигент. — Места у нас действительно необыкновенные. Жемчужина, можно сказать, Зауралья. От Челябинска до Свердловска больше таких мест не найдёшь!

— А мне вот свояк сказывал, — осторожно закинул удочку Макс, — будто чудеса у вас тут разные случаются…

— Ну ты залудил! — хохотнул Хлыст. — Чу-де-са! Не боись, это за Сугомаком, а мы в другую сторону рванём.

— Ты не понял, — Клюев кружкой ткнул его в бок. — Мне как раз глянуть хочется. Сугомак — это что?

— Озеро, — мрачно сообщил Паша, глядя в сторону. — На хера тебе это? Наши туда не ходят. — Он сдул остатки пены со второй кружки и протянул руку к вобле. — Зона там, понял? Забор поставлен и охраны — как собак нерезаных. Твой свояк, что, на голову слаб? Занятно…

— Не советую, — подал голос интеллигент, исподтишка зыркая на Макса. — Нет, не советую. Не нашего ума это дело. Епархия государства. А чересчур любопытствуя, можно и голову потерять.

— Точно! — согласился тощий. — На хрена козе баян? Соси пивко — лови кайф! Баб трахай, коли дают. — Он похотливо осклабился. — Бабы, они отпускников жалуют. При твоих-то башлях сразу сыщешь. А все эти байки, — он махнул рукой, — херня полная. В те края только дебил сунется. Зона…

— Гиблое место, — подтвердил пегий Паша, тщательно прожёвывая кусочек воблы.

— Да вы что, мужики! — возмутился Клюев. — Живёте рядом с аномалией покруче Бермудского треугольника, и никто ничего знать не хочет! Совсем интерес потеряли. Ну ладно, не посмотреть, раз огорожено, но аборигенов-то порасспросить можно! Это ж какая тайна под боком прячется, а вам до фонаря!

— Во, — присвистнул Хлыст, — слова-то какие знает! Аборигены, амоналия… Если уж совсем припёрло — сбегай, посмотри. Живёт там один. Кыштымским отшельником кличут. Раньше-то учёным каким-то числился. Вот он тебе столько баек отвесит, слушать замаешься…

— Этот может, — кивнул Паша. — Давно он на Сугомаке. Только учти, паря, транспорт туда не ходит. Придётся тебе на своих двоих добираться. Да и на кордон нарваться можешь. Так что документики то с собой прихвати.

— Спасибо за совет, мужики, — Макс отставил кружку и встал. — Доберусь, не маленький. Провожать не надо.

— Ну, как знаешь, — покачал головой интеллигент. — Наше дело — предупредить.

— А то, может, ещё по пивку? — для порядка предложил тщедушный. — Червонец-то менять надо…

— В следующий раз, — Клюев сделал ручкой уже захмелевшей троице и вразвалочку пошёл прочь.

— Ну что за человек! — неодобрительно нахмурившись, молвил интеллигент. — Предпочёл хорошей компании сомнительную авантюру. Откуда только такие берутся? — Он припал к кружке, и кадык его быстро задёргался. Заглотив всё до последней капли, он вытащил из кармана несвежий платок, аккуратно промокнул губы и вздохнул. — Впрочем, мне тоже пора. Хорошего, как говорится, помаленьку. Совсем запамятовал. Сосед просил заскочить, когда время будет.

Он суетливо поднялся, поправил сползшую на затылок шляпу, откланялся и быстро засеменил в сторону, противоположную той, куда направился Макс. Пегий Паша проводил его долгим взглядом, понимающе переглянулся с Хлыстом, допил пиво из второй кружки и примерился к оставшейся клюевской.

— Значит, так, — объявил он. — Эту делим по-христиански. Потом сходишь к Верке, возьмёшь ещё по паре. И мерзавчик не забудь. У неё всегда есть. Червончик-то оприходовать надо, как думаешь? А я пока место подержу.

— Замётано, — просиял тщедушный.

Завернув за угол, интеллигент рысью бросился к стоявшей в аккурат под выцветшим лозунгом «Вперёд, к победе коммунизма!» телефонной будке, плотно прикрыл дверцу, снял трубку и набрал номер. Когда после нескольких длинных гудков трубка сообщила голосом, похожим на скрип ржавых петель: «Слушаю!», он, вытирая испарину со лба, зачастил:

— Здравия желаю, товарищ капитан! Свекольников докладывает. У нас тут неизвестный появился, интересуется объектом. Назвался Виктором Зубовым из Костромы. Говорит, что такелажник с «Красного пролетария», а по манерам на рабочего человека никак не похож. Подозреваю — неспроста это.

— Что спрашивал? — хрипнула трубка.

— Про аномалии спрашивал, про отшельника спрашивал и как добраться спрашивал.

— Благодарю за бдительность, Николай Иванович, — прошуршало на том конце провода. — Обязательно займёмся. Появится о нём что-нибудь новенькое, сообщайте.

— Всегда готов! — Интеллигент даже вытянулся от избытка рвения.

Послышались гудки отбоя, Свекольников с чувством хорошо выполненного долга повесил трубку на рычаг, поправил шляпу и уже совсем другим шагом выбрался из будки и направился к центру. В душе его царили покой и умиротворённость. «Даже если я ошибся, — думал он, — ничего страшного не произойдёт. Проверят и отпустят. Но сдаётся всё-таки, что не ошибся. Работяги так не разговаривают — аборигены, аномалия, чудеса. А если не работяга, так зачем скрывать? И деньги у него немалые, червонцами раскидывается. И тренированный. Пашку запалил, глазом не моргнувши. А Пашку мало кто осилить может. Не-е-ет, не ошибся я, не ошибся. Не потерял ещё нюха старый пёс… А наши-то хороши, что Хлыст, что Пашка. Языки распустили…» Продолжая и дальше рассуждать подобным образом, интеллигент степенно вышагивал по теневой стороне улицы, и молодой охотничий азарт блестел в его глазах.

«Старый пёс — это ты точно себя определил, — усмехнулся Клюев, уже переместившийся на берег Сугомака и теперь вглядывавшийся в подступавший к самой воде кустарник. — Даже не подождал для приличия, сразу стучать побежал. И на хрена мне это, как сказал бы Дима. А поиграть захотелось. Рассмотреть поближе обитателей социалистического рая. Теперь машина запущена. Сколько им понадобится времени, чтобы навести справки о несуществующем Зубове? А может, и наводить не станут, а сразу сообщат здешней охране, мол, ждите гостя. А заодно и отшельника проверьте. Застоялись, небось, в ожидании агентов 007…»

Макс наконец разглядел избушку отшельника в глубине леса и бетонные плиты стены, огораживающей зону, километрах в трёх от берега. Не так уж и далеко оказалось. А от избушки и вовсе рукой подать. Он, немного поразмыслив, сотворил себе рюкзак со снедью, закинул его за спину и неторопливо двинулся вперёд, раздвигая ветви руками и уклоняясь от слишком упругих, пока не выбрался на довольно утоптанную тропинку. Очевидно, по ней отшельник ходил за водой. Минут через десять показалось и само жилище, притулившееся у трёх высоких сосен на краю небольшой лесной полянки. Выглядело оно обычным зимовьем, сложенным из старых, но крепких ещё брёвен, с покрытой досками двускатной крышей, небольшим окошком и распахнутой настежь дверью. Обширный навес, пристроенный к боковой стене, укрывал аккуратную поленницу, рядом возвышалась солидная куча хвороста. Отшельник, сутулый старик лет семидесяти, как раз набирал охапку для костра. Сам же костёр весело потрескивал сучьями метрах в десяти от дома, облизывая языками пламени висевший над ним закопчённый котелок.

Под ногой Макса хрустнула сухая ветка, и лесной житель повернул голову на звук, стараясь разглядеть, кто это к нему пожаловал. Клюев ступил на полянку, молча пересёк её и, лишь подойдя совсем близко, отвесил поклон со словами:

— Здоровья вам долгого, дедушка!

— И ты здоров будь, странничек! — неожиданным басом ответил отшельник, обнажая в улыбке крепкие зубы. — По какой нужде в наши края?

— Да вот, — Макс ловко освободился от лямок и аккуратно поставил рюкзак на траву, — добрые люди посоветовали к тебе обратиться. Сказывали, что никто лучше тебя не знает про чудеса, здесь творящиеся.

— Сам-то кто? — спросил старик, окидывая гостя любопытным взором.

— Интересуюсь аномальными явлениями, — с готовностью сообщил Клюев. — Виктором зовут. Издалека я.

— Ага, — отшельник поплотнее охватил хворост, двинулся к костру и, подойдя, свалил ношу рядом. — Стало быть, не перевелись ещё энтузиасты. Только тут закрытая зона, сынок. Меня-то ещё терпят, давно я тут, а вот пришлых не жалуют.

— Неужели так секретно? — насмешливо изумился Макс.

— А ты не ёрничай. — Старик сердито насупил брови. — Попадёшь в лапы органам, они из тебя всю душу вынут.

— Доводилось?

— А то нет! Я здесь и работал, когда всё произошло. В живых немногие остались, и все как один через жестокое дознание прошли. Саша наш открытие мирового значения сделал, и когда взрыв случился, на руинах от погон со звёздами яблоку упасть негде было.

Клюев присел на корточки, выбрал ветку потолще и пошуровал ею в раскалённых углях. «Интеллигент стукнул полчаса назад, — прикинул он. — Капитан охране ещё не звонил, дал своим команду проверить сведения. Это примерно полчаса форы, не больше. Время поджимает… — Ему вдруг стало смешно. — Ай, да я! Проникся шпионскими играми? Даже думать стал, как занюханный агент серийного боевика. Или дед так подействовал? Интересный старикан, и ведь никакой информации о нём я не обнаружил, пока местные алики не рассказали. И мыслей его я не вижу. Воздействие зоны? — Он невольно глянул в направлении бетонной стены, но ничего, кроме туманного марева, за ней не увидел. — Что же там происходит?.. Надо дедушку раскручивать во что бы то ни стало».

— Терпят-то вас не случайно, — проникновенно сказал Макс. — Вы же свидетель. С самого начала свидетель. Такого лучше под рукой держать и подальше от людских глаз. Ну а народ разный забирался сюда в былые времена от недосмотра и растерянности. Впрочем, и подспудная мысль имелась у наших славных органов — пущай-ка походят, а мы ужо посмотрим, что из этого получится. Ничего хорошего и полезного для них не обломилось. Потому и закрыли зону. А вас как контрольный образец держат. Сколько вы уже здесь? — он осторожно подтолкнул отшельника.

Скоро уж тридцать годков, — машинально ответил тот и пристально уставился на гостя. — Кто бы ты ни был, сынок, а рассуждаешь здраво. — Старец, кряхтя, опустился по другую сторону костра и вытянул ноги. — Последний десяток лет и словом не с кем перемолвиться. Всех отсекли, супостаты. А поговорить иногда, ох, как хочется.

— Я для того сюда и добирался. — Клюев плавно перетёк в полулотос. — Долго. Окольными путями.

— Вижу. И одёжка пообтрепалась, не для леса у тебя одёжка, и рюкзачок похудел.

— Кое-что всё же осталось, — спохватился Макс и принялся расшнуровывать тесёмки. — Не желаете ли отведать?

— По уму-то мне тебя угощать надо, — вздохнул отшельник. — Гость всё же. Так ведь у меня кроме лесных припасов да рыбки вяленой давно уж ничего не водится.

— Не расстраивайтесь так, — постарался успокоить его Клюев. — Я специально прихватил гостинцев, к вам собираясь. Мне-то они ни к чему, всё равно обратно возвращаться. А вам в радость. — Он перебрался поближе к старику, достал из рюкзака клеёнку, споро расстелил её, накинул сверху чистую холщовую тряпицу и стал выкладывать давно забытые обитателем зимовья деликатесы — копчёный окорок, варёную колбасу, банки с тушёнкой, чай, кофе, овощи, яблоки с апельсинами, два каравая хлеба, белого и чёрного, и в довершение ко всему бутылку армянского коньяку.

Отшельник лишь покачивал головой, глядя на это изобилие, глаза его увлажнились, и по морщинистой щеке сбежала одинокая слезинка. А Макс между тем, достав нож, уже кромсал большими ломтями хлеб и окорок, нарезал огурцы и помидоры, вскрывал тушёнку и разливал коньяк в походные металлические стаканчики. Соорудив нескромных размеров бутерброд с ветчиной и листьями салата, он протянул его старцу. Тот осторожно принял подношение, приблизил к лицу, чуть ли не зарывшись в него носом, и всхлипнул.

— Откуда? — только и спросил он.

— Из магазина, — тихо ответил Клюев. — Вы просто отвыкли.

— Есть Бог на свете, — одними губами прошептал отшельник, — раз не перевелись ещё хорошие люди. От этих-то, — он кивнул в сторону зоны, — не дождёшься.

— Давайте за знакомство, — предложил Макс. — Я уже представился, а вас как величать?

— Не надо величать. — Старец неловко, двумя пальцами, взял стаканчик. — Зови просто. Кондратий.

— Долгие лета вам, дед Кондратий, — молвил гость и, не дожидаясь хозяина, в один присест опустошил стопку.

Отшельник же отхлебнул чуток, зажмурившись, подержал напиток во рту, будто заново привыкал к его вкусу, и только потом глотнул.

— Извини, сынок, — смущённо произнёс он. — Сразу-то не решаюсь. Столько лет ничего кроме отваров не пил. Боюсь, не в прок пойдёт.

— А вы не спешите, — мягко улыбнулся Клюев. — У нас ещё весь вечер и ночь впереди. Рассказ-то, верно, долгим будет.

— Да, — согласился старик, — скоро уж смеркаться начнёт. Вот что, сынок. Думаю, в дом мы не пойдём. Тесно там, да и душно. Посидим с тобой у огня. Комаров и гнуса здесь не водится, видимо, зона так действует. Так что никто нам не помешает. Если только эти, — он покосился на лесные заросли, — добычу не учуют.

— Не тревожьтесь, Кондратий, — твёрдо сказал Макс. — Эти сегодня не появятся. Поверьте мне на слово.

— Занятный ты человек, сынок, — отшельник окинул его оценивающим взглядом. — Есть в тебе тайна какая-то. Не пойму только, какая. Всё мне метится, что встречались уже мы с тобой, хоть и годами ты не вышел. Только где, не припомню.

— Это имеет значение?

— Всё имеет значение. Ты ведь в зону собрался. Оттого и ко мне пришёл, рассказы мои послушать.

— Не буду отрицать, — посерьёзнел Клюев.

— А и не надо. Я и так вижу. Вот только с чего же начать?

— Начните с доктора Реутова.

Старец поперхнулся, удивлённо воззрился на гостя, а потом со вздохом махнул рукой и приступил к повествованию. Макс же устроился поудобнее и навострил уши, стараясь не пропустить ни слова.

Ещё весной 1984 года в благословенных местах под Кыштымом был заложен научный городок о тридцати двухэтажных коттеджах и экспериментальном комплексе, состоявшем из двух суперсовременных лабораторий, энергостанции и разветвлённой инфраструктуры, призванной обеспечить почти автономное существование будущего лесного оазиса. Строительство велось ударными темпами, потому что контролировал его сам генсек. В декабре рабочие сдали посёлок под ключ, и учёная братия, направленная сюда из ИПФИ, встречала Новый год уже на новом месте. И всё бы складывалось просто замечательно, если бы не навязчивое присутствие офицеров КГБ и их бдительный присмотр буквально за всеми действиями сотрудников, вплоть до мелочей жизни. Впрочем, и это ещё можно было как-то вынести, но они пытались руководить и ставить сроки. Номинальный глава проекта Александр Наумыч Реутов, приехавший сюда с красавицей-женой и годовалым крохой-сыном, сначала старался не обращать на это надувание щёк внимания — объект всё-таки строили для него и его сотрудников, — но к концу первого полугодия и у него нервы сдали. Разругался он с кураторами вдребезги. Да тут ещё родился у него второй мальчик, и это тоже послужило одной из причин. Ему прозрачно намекнули, что ежели он хочет для своих детей обеспеченного и беспроблемного будущего, то надобно всемерно форсировать исследования, а не продвигаться к заветной цели мелкими шажками.

Короче, нашла коса на камень. Реутов пожаловался Самому, и тот, недолго думая, отозвал чересчур ретивых командиров с понижением в званиях и должностях и заменил их новыми. Оставшиеся же затаили злобу и стали готовиться к реваншу. Что уж они там удумали, Кондратию узнать так и не пришлось, потому как отдыхал он в тот день после ночной смены, но видел, как заплаканную жену Александра Наумыча повезли на служебной машине к лабораторным корпусам. А через пару часов и рвануло. Да так, что во всём посёлке стёкла вылетели и сорвало часть крыш. От реутовского «полигона», как он сам его называл, остался лишь остов, соседнее строение пострадало меньше, но и у него рухнула часть стены, и буквально сдуло титановое покрытие. Энергоблок практически уцелел, правда, добраться до него было невозможно. Он оказался отгорожен от всего остального некой невидимой преградой. И вот тут началось! Закрутились над разрушенным «полигоном» призрачные смерчи, пополз какой-то странный белёсый туман, попавшие в его струи останки лабораторий скрутило и искорёжило, и внутри них родился страшный, потусторонний звук. Как будто сама земля оплакивала погибших детей своих.

Паника возникла мгновенно — народ рванулся прочь из посёлка. По бетонке, от которой нынче даже следа не осталось. Бежали все, кто уцелел, и первыми прокладывали дорогу доблестные офицеры КГБ, призванные защищать и охранять. Про то, что позади остались брошенная техника, способная передвигаться гораздо быстрее, сейфы с документацией и результатами исследований, средства связи, предназначенные для использования именно в таких случаях, и множество приборов, фиксирующих развитие катаклизма, никто уже не думал. Их гнала вперёд волна невыносимого ужаса, накрывшая каждого с головой…

— Но позже-то вы вернулись? — спросил Макс, прерывая паузу.

— Какое там! — разволновавшийся от воспоминаний отшельник дрожащей рукой поднял стаканчик и сделал два небольших глотка. — Не до того стало.

Следующим утром всю лесную местность, начиная от берега Сугомака, оцепил спецназ, вызванный пришедшими в себя кэгэбэшниками. Это походило на крупную войсковую операцию по захвату вражеского плацдарма. Сначала беженцам, кое-как приютившимся неподалёку от озера, показалось, что с запада наползает грозовая туча, потом мир вокруг наполнился далёким стрёкотом, вскоре переросшим в надсадный грохот. Небо затмили десятки быстро снижавшихся десантных вертолётов. Они зависали над землёй, и из них гроздьями сыпались бойцы в защитных костюмах, более походившие на космических пришельцев. Из тут же садившихся транспортников выкатывалась бронетехника и устремлялась по бетонке в лес и в сторону Кыштыма. На всех выездах из города развернули блок-посты, сам же город прочесали частым гребнем в поисках сбежавших слишком далеко очевидцев. Таковых оказалось не слишком много — человек пять-шесть. Основные же силы осторожно вошли в лес и двинулись к пребывавшему в руинах посёлку.

Вскоре выяснилось, что белёсый туман и злобные смерчи рассеялись без следа, уровень радиации соответствует норме, а энергоблок продолжает работать как ни в чём не бывало, вот только выключить его агрегаты не представляется возможным. Через час вертолёты доставили государственную комиссию, сразу же выехавшую к месту происшествия. Беженцев тоже усадили в машины и повезли вслед за ними. Угрюмо сгрудившиеся, не спавшие ночь, полуголодные, немытые и обессилевшие, они смотрели, как сонм полковников и генералов рыщет среди развалин в поисках улик и вещественных доказательств.

После безуспешных розыскных мероприятий был отдан приказ развернуть штабную палатку, а рядом — две поменьше, для допросов свидетелей. Унизительней процедуры Кондратий за всю свою не слишком удачную жизнь припомнить не смог. Похоже, их подозревали во всех смертных грехах, старательно наводя на мысль, что главный виновник катаклизма — Реутов. Потрёпанные же сотрудники стояли на своём — во всём виновата спешка, учинённая кураторами, и их высокомерное убеждение, что всего можно достичь простым натиском. Ломали осиротевших учёных долго, но ни один из них так и не подписал протоколов, возлагавших ответственность за взрыв на Александра Наумыча.

Так продолжалось несколько дней, и, вероятно, тянулось бы и дольше, если бы неожиданно, как гром среди ясного неба, не явился сам шеф КГБ, белый от благородной ярости и алчущий крови. Выстроив своих клевретов в одну шеренгу и ядовито цедя слова сквозь зубы, он заявил, что все они малость перепутали собственную выгоду со служением Отечеству, успешно провалили Важнейшее Государственное Дело, сопоставимое по значению с Великой Октябрьской Социалистической Революцией — именно так, каждое слово с заглавной буквы, что правда об этом уже дошла до Генерального секретаря, и что они могут более не рассчитывать на персональные пенсии, потому как все они вышвырнуты со службы вон, без права подачи аппеляции. Дрючил он своих подчинённых у всех на виду, нисколько не стесняясь, чего уж скрывать, если истина всем присутствующим давно и доподлинно известна. Выпустив пар, шеф, не прощаясь, уселся в лимузин и укатил, а его клевреты потянулись следом с выражением мировой скорби на лицах. На этом, собственно, и закончилось нашествие людей с большими звёздами на погонах.

Значительная часть сотрудников вернулась в ИПФИ, некоторые ушли в другие области физики и институты, а он остался здесь в ожидании неких событий. Интуиция подсказывала ему, что ничего ещё не кончилось. Он оказался абсолютно прав. Не прошло и недели, как вновь раскрутились смерчи и пополз белёсый туман, медленно и верно вытесняя войска из леса. Это неумолимое продвижение сопровождалось жуткими вздохами и скрипами, леденящими мужественные сердца даже самых стойких спецназовцев. Распространившись во все стороны на пятнадцать километров от эпицентра, туман замер и более не двигался. Он то сгущался, то редел, но никогда не истаивал полностью. Смутное движение в нём тоже никогда не прекращалось, а уж о потусторонних шепотках и скрежетах вовсе говорить не приходилось. В той или иной степени они присутствовали всегда…

Кондратий перевёл дух и опять приложился к стаканчику. Слушая его, Макс не переставал удивляться, насколько свежа в нём память о тех давних событиях. Казалось бы, сколько лет прошло, да и возраст уже почтенный, ан нет, совсем мелкие подробности описывал иногда старец. Дождавшись когда отшельник отставит стопку, Клюев плеснул в неё ещё немного янтарной жидкости, добавил в свою и опять замер, приготовившись слушать дальше. Щёки Кондратия порозовели, дыхание участилось, видимо, картины минувшего теперь уже совсем живо вставали перед ним.

Осенью оцепление было снято, продолжил он, и спецназовцы укатили, оставив лишь мобильные посты. Неплохие они оказались ребята. Помогли вот избушку построить, пока стояли лагерем на Сугомаке. Прониклись к нему сочувствием. Да и то, как тут зимой-то без доброго жилища существовать? Близился к концу сентябрь, листья с кустарника облетать начали, по утрам подмораживало, и вот тут случился первый инцидент. Ухнуло что-то в лесу, заволновалась муть белёсая, словно веслом по ней ударили, и вымахнула из зарослей лавина конницы. Чудища здоровенные, всадники на них дикие, в шкурах, на головах малахаи невиданные, лица размалёваны. Наши-то хлопцы пока рты закрывали, половина из них полегла, стрелами проколотая. И ведь били, гады, метко — в глаз, в шею. Потом опомнились ребята, залегли в укрытия. Из всех стволов ударили, да ещё БТР подоспел. Покосили много. А дикие, почуяв отпор, развернулись — и обратно в туман, только их и видели. Спецназовцы, когда в себя пришли, бросились смотреть, а уже и нет ничего, заколебалось и растаяло. И стрелы, что такой урон нанесли, тоже пропали. Вот только убитые от этого живее не стали. Так и остались в сухой траве лежать, пока их в мешки не запаковали.

Ну, доложили, видать, командованию. Дня через три опять вертолёты появились. Только не подкрепление привезли, а экспедиционную команду с полным снаряжением: приборы там всякие, оружие, скафандры, как у космонавтов. Восемь по виду крепких и опытных мужиков распределили всё это между собой, облачились в свою одёжку фантастическую и в марево белёсое нырнули. Воины из оцепления, горьким опытом наученные, сидели в укрытиях, не высовывались, на лес через оптику смотрели. Только БТР сновал туда-сюда. Сутки истекли, потом вторые, а к исходу третьих полыхнуло что-то вдали, кошмарный звук по лесу прокатился, что твоя собака Баскервилей на болотах взвыла, да протяжно так, с перекатами. И стали расти из тумана феерические фигуры, не то великаны-раковины морские, на остриё поставленные, не то строения гигантские, винтом закрученные. Под самые облака вытянулись. Страх по позвоночнику тонкой струйкой полз — ну, как эти колоссы рухнут, что там люди, земля не вынесет. А ничего! Постояли, повибрировали и внутрь себя сложились. Потом кто-то слух пустил: мираж, мол. Ни хрена себе мираж! Когда эти штуки росли, воздух сотрясался.

Возвращения экспедиции ждали две недели. Ну, примерно на такой срок у них были припасы рассчитаны. Когда двадцатый день подошёл к концу, стало ясно — не вернутся ребята. Не помогла им вся их машинерия.

Кондратий опять приложился к стаканчику, облизал губы, вздохнул и продолжил.

В общем, за следующий год снарядили ещё пять команд. Зря. Людей жалко. Как будто после всех досадных казусов непонятно, гадость эта белёсая тайн своих открывать не собирается, и любой смельчак, возжелавший к неизведанному прикоснуться, рискует навеки там и остаться. Далеко-то ходить не надо. Когда четвёртая экспедиция отправилась эпицентр обследовать, к озеру, круша сосны, как спички, выдралась, возвышаясь над верхушками на добрых семь метров, титаническая рептилия, вся в костяной непробиваемой броне и треугольных наростах. Глянув на замерших внизу людей свирепыми, налитыми кровью глазами, она ударила хвостом и разнесла БТР вдребезги. Вместе со всем экипажем. Хорошо, что у засевших в укрытии — что значит опыт боевых действий на периметре зоны! — оказалась под руками пара переносных ракетных комплексов. Вдарили по зверюге двумя залпами, и она, испустив оглушающий рык, отдала богу душу. Хотели хоть что-то от неё оторвать для истомившихся в ожидании специалистов. Куда там! Испарилась так же, как и дикари в шкурах.

Когда на окраинах зоны такое творится, страшно представить, что внутри происходит. И с чем приходится сталкиваться экспедициям, рискнувшим ступить под полог тумана. К концу 1986 года решили обнести эту заразу сплошной бетонной стеной, чтобы все её чудеса по ту сторону остались. Да ещё и контрольную полосу очистить метров двадцати шириной. Тоже, естественно, с той стороны. А над стеной через каждый километр башни поставить с огнемётами и ракетным вооружением. Потому что опыт появился. Мёртвая тварь, она тает за пределами зоны, а если вдруг живой проскочит? Далеко ли убежать сможет? И сколько вреда причинить?

В общем, так и сделали. Отлили трёхметровой высоты бетонные плиты, установили их на мощный фундамент и почувствовали себя немного спокойнее. А заодно решили всё же исследований не прекращать. Но забираться недалеко, ну его, этот эпицентр в задницу. Кстати, южные ворота в зону тут неподалёку находятся, в аккурат на месте старой бетонки. Всё ж таки углубляться в туман сподручнее, не продираясь сквозь буйно разросшийся подлесок, а по проторённому когда-то пути. Тем более, на технике.

— И что, — спросил Макс, — вернулась хоть одна экспедиция?

— Да. — Кондратий покивал. Глаза его подёрнулись лёгким флёром, то ли коньячок оказал своё действие, то ли вспомнилось, наконец, что-то приятное. — Вернулась. И не одна.

Когда окончательно стало ясно, что эпицентр — цель недосягаемая, и попытки его штурма прекратились, следующим группам была поставлена задача просто зайти в зону и, не удаляясь от периметра более чем на пять-шесть километров, понаблюдать за обстановкой. Как же иначе, если имеешь под боком неизвестно что? А вдруг оно несёт угрозу самому существованию государства? Открытие-то Реутова, по большому счёту, осталось за семью печатями!

Ну и начали потихоньку, очень осторожно, буквально шаг за шагом, прокрадываться в туманные лесные дебри. Впрочем, чаща там оказалась не везде. Случались и обширные поляны, и редколесье, и скальные образования, и болотистые низины. Не в этом суть. Главное заключалось в том, что творились в зоне совершенно фантастические, не укладывавшиеся ни в какие теории и не имевшие рационального объяснения вещи. Едва вернулась первая периферийная экспедиция, результаты, добытые ею, были моментально засекречены. А участников погрузили на вертолёт и увезли в неизвестном направлении. То же произошло и с остальными шестью группами. Это потом уже, спустя пару лет, стали просачиваться всевозможные слухи и невероятные подробности. Бойцы охраны периметра, не выдерживая постоянного напряжения, время от времени устраивали себе разрядку. А что для этого нужно? Ну правильно! Принять вовнутрь и выпустить пар. И когда ещё подворачивается благодарный слушатель — проблема снимается полностью. А слушатель — да ещё такой, которому можно рассказывать, то есть почти свой — в здешних местах один. Кондратий. Вот ему и исповедовались охранники после пары стаканов. Летом — на травке, у костерка, а зимой — в избушке, за дощатым колченогим столом. Да и то — не на посту же принимать целительное, там — не ровен час — можно и на взыскание нарваться. Начальство, оно хоть и само не отказывало себе в релаксации, да и к Кондратию тоже изредка захаживало, но на дежурстве такого распустяйства не терпело.

Зато здесь, в спасительном отдалении от периметра, на заслуженном отдыхе, можно сказать, и тормоза отпускались, и языки развязывались. Много узнал отшельник такого, чего не положено знать никому постороннему. И про то, как ещё первая группа столкнулась в лесу с отрядом «инопланетян», и про то, как третья неожиданно вышла к аэродрому, которого здесь отродясь не бывало, и про то, как четвёртая потеряла всю технику в зыбучих песках — в зауральских-то лесах! — и насилу спаслась, пешком добираясь до северных ворот.

— Стоп! — сказал Макс. — Какие инопланетяне? Откуда здесь инопланетяне?

— Да кому ж это ведомо? — Кондратий пожал плечами. — Из тумана вышли, в туман и канули. Ребята, что вернулись, сказывали: скафандры на них переливались серебром, на головах — шлемы ушастые, с фонарями и антеннами, а глаза — здоровенные, фасеточные. И оружие, какого здесь никто не видывал. Наши затаились в кустарнике и молились, пока те мимо не пройдут. А кто молитв не знал, просто не дышали.

Летом восемьдесят восьмого стали подтягиваться аномальщики. Слухами-то земля полнится. Сначала со стороны Кыштыма и прямиком, стало быть, сюда. С рюкзаками, набитыми всякой всячиной, в защитных костюмах. Вытянув из отшельника нужную информацию, устремлялись к забору. Форсировали его кто во что горазд. Охрана им не препятствовала, наоборот, делала вид, что её тут нет. В полном соответствии с приказом: всех впускать, а вот на выходе отлавливать. И переправлять, куда следует. Во избежание, значит. Хотя таким образом отсекалось только распространение слухов, потому что за всё время хождения в зону, никто ничего оттуда так и не вынес. Скорее всего, нечего и выносить-то было. Впрочем, всех их, надо полагать, тщательно проверяли в поисках следов воздействия неизвестных науке факторов. Сталкеров недоношенных!

— Кого? — остолбенел Клюев.

— Стал-ке-ров, — по слогам повторил старик и удивился. — Ты что, сынок, Стругацких не читал?

«А что и у вас Стругацкие есть?» — чуть не вырвалось у Макса, но он вовремя прикусил язык. Во-первых, как бы он выглядел перед Кондратием, а во-вторых, реальности-то схожие, да и сам он, как недавно выяснилось, отсюда.

— Читал, — буркнул Клюев. — Это мои любимые писатели. «Интересно, — мелькнула мысль, — как у них здесь-то судьба сложилась?»

Ага, — подвёл итог Кондратий, — значит, кое-что о мутагенных воздействиях знать должен. Так вот, за всё время существования туманного феномена его влияния обнаружить не удалось. Все, кто там побывал, никаких последствий на себе не ощутили. Уже позже мои коллеги предположили, что ничего подобного здесь и не должно происходить. Просто в результате некоего действия образовался разрыв континуума, и возник совершенно неконтролируемый водоворот пространства-времени. Со всеми проистекающими отсюда выводами.

Ну а коли так, тогда вообще туда никого пускать не следует, кроме, естественно, своих. И вот, спустя пять лет после катаклизма, зону закрыли окончательно. Прибывшая спецкоманда, разделившись на четыре части — по количеству ворот, — осторожно проникла за периметр и малой скоростью двинулась к эпицентру, по мере приближения к цели образовывая и сужая круг. Сколько уж их там полегло, пока до рубежа добирались, одному Богу известно. Но добрались. И с тех пор руины лесного посёлка находятся под бдительным оком профессионалов скоротечного боя и скрытного наблюдения. Мало ли, вдруг из завихрений пространства-времени выскользнут охотники за призами и попрут на эпицентр в поисках добычи. Или, чего доброго, тварь какая-нибудь зацепит энергоблок, и случится апокалипсис. И никакой информации более за стену не просачивается. Такие вот дела…

— И с тех пор всё тихо? — поинтересовался Макс.

— Да что ты, сынок! — отшельник насмешливо скосил на него глаза. — Дня не проходит без какой-нибудь заварушки. То сполохи на полнеба, то свистнет там, так, что уши заложит, ухнет и вырастет из белёсого марева нечто запредельное. Скучать тут не приходится.

— Да-а-а. — Клюев запустил пятерню в густые волосы и поскрёб затылок. — А как же эти-то? Которые в зоне? Может, уже и нет никого?

Есть, — уверенно ответил старец, кряхтя нагнулся, вытащил из охапки толстую сухую хворостину, поднатужившись, разломил её на части и кинул в костёр. — Есть, — повторил он. — Каждую неделю по старой бетонке за продуктами сюда приезжают. И берут много. И вахтовый метод у них. Раз в полгода — полная смена состава. Те, что за ворота выходят — белые, как молоко, заросшие, глаза дикие. Сменщикам на них смотреть — просто обморок. Правда, лиц мне их ни разу разглядеть не удалось, может, и по второму разу кто ходит. А то и по третьему. Деньги-то, говорят, им шальные платят.

Неожиданно Макс почувствовал, как по спине его сбежала холодная струйка пота, а мышцы непроизвольно напряглись. Организм сделал стойку. И сразу же в той стороне, где за покровом леса пряталась далёкая бетонная стена, зародился низкий утробный звук, как будто горлом мурлыкнул титанический призрачный кот, а вслед за ним над верхушками деревьев поднялся облачно-сизый, мучительно вздрагивающий горб, внутри которого что-то просверкивало. Клюеву показалось, что запахло полынью. Он замер и широко распахнутыми глазами уставился на эту вызывающую оторопь штуку.

— Что, сынок, — усмехнулся старец, — поначалу-то боязно? А?

— Да уж, — пробормотал Макс, — восторга не испытываю.

— То-то, — отшельник согласно кивнул. — Не передумал ещё в зону забираться?

— Повременю. — Клюев поджал губы.

— И правильно. Давай-ка, лучше твоим угощеньем побалуемся. Глядишь, и на душе посветлеет. А голову потерять, коль совсем невмоготу станет, ты всегда успеешь.

Макс с трудом оторвался от созерцания судорожно клубящегося горба, прокашлялся и потянулся за бутылкой. «За столько-то лет, — подумал он, — они все тут привыкли. А куда им деваться? Не захочешь, а привыкнешь. А если станешь ерепениться, силой заставят. Правда, к деду это не относится. Он здесь по доброй воле. Отшельник-наблюдатель. Жертва научного эксперимента. Интересно, смог бы я на протяжении тридцати лет сидеть пусть даже у самого любопытного для меня и трижды загадочного феномена? Вероятно, нет. Я так не смогу. Для этого нужен определённый склад характера. Созерцательный. Неторопливо-выжидательный. Редкостно-упорный. Рассудительный. А может, он просто умом тронулся при взрыве? Нет, на сумасшедшего он не похож. Скорее, похож на Ассоль, ждущую капитана Грея. И ведь дождался, фанатик! Я-то прибыл сюда для того, чтобы покончить с этим безобразием. Вот только сначала надо хорошенько всё продумать. И для этого вернуться на исходную позицию. В заброшенную деревню. А теперь почему бы и не составить старику компанию. Он это заслужил».