Инверсия

9

Погрузив обе ноги в прохладную воду, Бородин сидел на невысоком бережку, поросшем мягкой, шелковистой травой, и с интересом рассматривал мальков, приятно щекотавших его пальцы. Мальки тыкались носами, отгоняли друг друга и вообще вели себя несуразно. Натешившись, он решил подкормить рыбёшек, выудив наугад пакет с каким-то кормом. Затем стал осторожно извлекать порошкообразное вещество через надорванное отверстие и сыпать на поверхность воды. Где вкуснее, мальки сообразили быстро. Предав забвению пальцы физика, они устремились к расплывавшемуся пятну взвеси и атаковали его снизу.

— Ишь, оголодали, сорванцы, — умиляясь, прогудел Бородин. — Все здесь про вас забыли.

— Это ты зря, — возразил подкравшийся сзади Кобыш, — Фёдор их через день подкармливает. Пристрастился, понимаешь, рыбовод-любитель.

— Не знаю уж, чем он их потчует, но мне кажется, они давно не ели. — Андрей со вздохом отставил пакет и посмотрел на полковника. — Ты по мою душу или просто так?

— Стал бы я от нечего делать на дальнее озеро тащиться, — фыркнул Кобыш.

— Тоже мне озеро! Вы соорудили банальный аквариум без всякого учёта обменных процессов в природе. Во-первых, здесь всё-таки Луна, а не Земля, и водоём не подпитывают грунтовые воды. — Бородин начал загибать пальцы. — Во-вторых, здесь не идут дожди. В-третьих…

— Остановись, натуралист! — ещё больше возмутился Дмитрий. — Мы хоть и не третьего уровня, но тоже кое-что понимаем. Видишь, рыбка плавает, значит, всё в порядке. Экологический баланс озера соблюдён, и поддерживает его Клеменс. А Джек, в отличие от тебя, биохимик. — Он нравоучительно воздел палец.

— К твоему сведению, ваше… э-э-э… не совсем умелое творение уже подкорректировали. — В глазах Бородина мелькнули смешливые искорки. — Ваши же ученики. Эстебан, Алонсо и Висенте. Смышлёные ребятишки.

— Создавали, как умели, — огрызнулся Кобыш.

— Я бы вообще сделал по-другому, — проворчал физик.

— Кто тебе мешает? Выбирай кратер и твори на свой вкус.

— Мне лень, — солидно пробасил Бородин. — У меня других забот хватает. Ты время не тяни, выкладывай, зачем пожаловал.

— Макса уже неделю не видно. — Дмитрий сразу подобрался, как кошка перед прыжком. — Застрял он там, что ли, в своих палестинах?

— Не беспокойся, всё в порядке. — Физик свесил голову набок, наблюдая за мальками. — Парнишка наш проходит полный курс обучения активному взаимодействию с миром. Помнишь, о чём я говорил после его отправки? Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Так вот, он сейчас убеждается в этом на практике. Его представления подвергаются некоторой… э-э-э… инверсии. Решив все задачи, вставшие перед ним, Макс уже не останется прежним. Он продвинется далеко вперёд, а там и третий уровень не за горами.

— А при чём тут Никита? — неожиданно спросил Кобыш. — О чём это вы с ним шептались накануне?

— Экий ты любопытный! — Физик насмешливо посмотрел на Дмитрия. — Да будет тебе известно: Макс и Никита — родные братья, и оба из той самой реальности.

— Вон оно что! — изумлённо пробормотал Кобыш, такое ему и в голову не приходило. — То-то я смотрю, он раньше других забеспокоился… Почему же вы не отправили на родину обоих? Вдвоём-то сподручнее.

— Видишь ли, ситуация закручена так, что распутывать узел предназначено именно Максу. Я не буду вдаваться в подробности, скажу только, что всё дело в их отце. Он тут — ключевая фигура.

— Ну вы даёте, ребята! Корректировщики хреновы! Значит, сами разрулить не смогли?

— Какой ты грубый, Дима. — Бородин поморщился. — Во-первых, не забывай, что среди хреновых корректировщиков и твоя Вивьен. Во-вторых, есть обстоятельства, влиять на которые просто нельзя. Они встроены в реальность свыше и служат… э-э-э… катализаторами развития и… э-э-э… своеобразными тестами на все виды людских реакций. Наконец, в-третьих, разрушительного потенциала эти обстоятельства не содержат.

— Но ведь Макс отправился именно для того, чтобы исправить создавшееся положение.

— Неверно. Клюев сейчас работает лишь в рамках собственного рода и одновременно проходит тест. От успешного решения этой проблемы зависит только его судьба. Ну и будущее Никиты, разумеется.

— Ни хрена себе мелочи! — возмутился Кобыш и замолк, обдумывая пришедшую в голову мысль. Потом продолжил: — Кстати, позволь напомнить. Не ты ли говорил, что упомянутая ситуация активно влияет и на другие реальности? Наверное, и на нашу тоже?

— Безусловно. И мы гасим некоторые вторичные возмущения. Первичные же и составляют так называемый тест. К слову, создают их люди, достигшие второго уровня, но полностью не разобравшиеся со структурными связями Мироздания.

— Кто, например?

— Ты их знаешь. Иисус, Магомет, Сиддхартха Гаутама, Леонардо да Винчи…

— Леонардо тоже?

— А как же! Одни полотна чего стоят, не говоря уж о тайнах, будоражащих людские умы до сих пор. Это ли не тест? Продолжать?

— Любопытно…

— Никола Тесла…

— Погоди-ка. А Тёсла тут при чём? Да, согласен, ум могучий. Основоположник, можно сказать, всей современной электротехники. Но второй уровень…

— А ты поинтересуйся на досуге его биографией. Качни информацию. Сразу всё поймёшь. И про большое нью-йоркское землетрясение, и про тунгусский метеорит.

— Это он? — Кобыш вдруг ощутил, что сегодняшний день откровений может иметь для него далеко идущие последствия. — Но как?

— А вот послушай: «Постоянно у меня возникали новые впечатления, и так начались мои ментальные путешествия. Каждую ночь, а иногда и днём, я, оставшись наедине с собой, отправлялся в эти путешествия — в неведомые места, города и страны, жил там, встречал людей, завязывал знакомства и дружеские отношения и, как бы это ни казалось невероятным, но остаётся фактом, что они мне были столь же дороги, как и моя семья, и все эти иные миры были столь же интенсивны в своих проявлениях». Это, между прочим, написал сам Тёсла.

— Однако! — Кобыш потерял дар речи.

— Или вот ещё. «Момент конструирования воображаемого прибора связан с проблемой перехода от сырой идеи к практике. Любому сделанному открытию недостаёт деталей, и оно обычно неполноценно. Мой метод иной. Когда появляется идея, я сразу начинаю её дорабатывать в своём воображении: меняю конструкцию, усовершенствую и «включаю» прибор, чтобы он зажил у меня в голове. Мне совершенно всё равно, подвергаю ли я тестированию своё изобретение в лаборатории или в уме. Даже успеваю заметить, если что-то мешает исправной работе. Подобным образом я в состоянии развить идею до совершенства, ни до чего не дотрагиваясь руками. Только тогда я придаю конкретный облик этому конечному продукту своего мозга». Ничего не напоминает?

— Напоминает, — медленно сказал Дмитрий. — Ещё как, Мы точно так же творим сложные структуры, особенно если приходится считывать информацию из разных источников, а потом объединять её в целое. Но как в прошлом можно было достичь такого состояния?

— Ты опять не учёл, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно.

— Да. — Кобыш сокрушённо покивал. — Виноват.

— И ещё ты не учитываешь, что дремлющий потенциал набранных вами учеников несоизмерим с вашим собственным. Он гораздо… э-э-э… продуктивней.

— Рекомендуешь присмотреться?

— А как же! Особенно к питерской троице. — Бородин многозначительно подмигнул.

— Мне кажется, виннипегская перспективнее. В недалёком будущем они смогут творить реальности. А Пысин, Пономарёв и Саков всего лишь гениальные конструкторы-прибористы. Да, они используют метод Тёсла, и в этом преуспели. Но где железяки, а где миры! Эти вещи несопоставимы.

— А вот это ты зря! — поморщился физик. — Опять ты ничего не понял. Поверь мне, эти ребята дорогого стоят. Изготовить ткань реальности на станке Мироздания не так уж трудно, взойдя на соответствующий уровень. Но не каждая ткачиха-мастерица может изобрести ткацкий станок или, скажем, усовершенствовать его. Питерцы начали с малого, и путь их будет длиннее, чем у остальных, но уйдут они гораздо дальше, к самым истокам. Даже наш объединённый разум не в состоянии предугадать, какие задачи они поставят перед собой, и что будет объектом их интереса.

— Эволюция настолько стремительна?

— Она не всегда прогнозируема. — Бородин вздохнул. — Саков, Пысин и Пономарёв — не просто технари. Это всего лишь их неосознанная подготовка к созиданию и изменению космических структур. С помощью таких, как они, Мироздание перестраивает себя. Это более высокий уровень, чем у виннипегцев. Тех больше интересуют частные случаи.

— Ладно, усвоил, — буркнул Кобыш. — Вам виднее. Возьму их под персональный контроль.

— Только очень аккуратно. — Физик предостерегающе помахал пальцем. — Не пережми. Никаких запретов, только помощь и внимание. И не маячь рядом. Смотреть — смотри, но издали.

— Обижаешь, Андрей. Я с ними почти год проработал. Уж как-нибудь разберусь.

— Вот и разберись. Только не как-нибудь. Повторяю, ребятки того стоят.

— Натюрлих, мин херц, — с интонациями Меншикова произнёс Дмитрий. — Не изволь беспокоиться, мин херц. Буду всемерно споспешествовать… Вот только хотелось бы знать, — он неожиданно для Бородина вернулся к началу разговора, — можно ли простым смертным тоже попрактиковаться? А то получается дискриминация. Макс сразу к третьему уровню прыгнет, а мы так и будем ползти, как улитки.

— А кто тебе запрещает? — Бородин пожал плечами. — Найди тест и совершенствуйся на здоровье.

— И в иную реальность можно?

— Почему бы нет? Но пока лишь с нашей помощью. — Физик с каким-то новым прищуром глянултна собеседника. — Чтобы свободно шастать по фракталу, надобно умение. А оно проявляется не сразу, — и не без ехидства осведомился: — Что, Дима, девственные планеты уже надоели?

— Вовсе нет, — задумчиво сказал Кобыш. — Просто хочется подняться на ступеньку выше.

Бородин понимающе кивнул. Взаимоотношения влюблённого полковника и Вивьен ни для кого не являлись секретом, да и стремительно взрослеющим ученикам хотелось соответствовать.

— Дерзай, — с улыбкой произнёс он. — Ищущий да обрящет.

— Тащи его сюда. — Саков выглянул из-за кустов и пальцем поманил Шурика Пономарёва, с трудом удерживавшего в руках стационарный ви-сканер. — Сейчас мы его…

Ветки зашуршали, и показалась голова Пысина.

— Гигант! — восхитился он. — Что б мы без тебя…

— Помоги лучше, — пропыхтел Шурик, — все руки оборвал.

Пысин резво выбрался из зарослей, в три шага преодолел отделявшие его от друга метры и ухватился за плоское днище сканера. Пономарёв перевёл дух.

— Вот так всегда, — сердито сообщил он в пространство. — Как что-то разбирать, так Юрик — первый, а как что-то тащить, так он — в кустах. Во всех смыслах.

— Ты гневаешься, Цезарь, значит, ты не прав. — Саков самодовольно задрал нос. — В любом творческом коллективе должно быть разделение труда. Если бы не моё конструкторское чутьё, не видать бы вам прототипа, как своих ушей. К тому же ты у нас самый могутный.

— Если бы не наша с Сашкой идея, — ставя сканер на траву и шумно отдуваясь, парировал Шурик, — фиг бы ты что-нибудь сконструировал. Головастик-меломан!

— Брэк! — выпалил Пысин. — Вербальный обмен ударами состоялся. А вживую всё равно не подерётесь.

— Слова-то какие знает! — Юрка задрал густые брови вверх и скривил губы. — Уроки Ди-Эм не прошли даром. Она, наверное, гордится своим учеником. Может, ты ещё и вирши по ночам царапаешь?

— Может, и царапаю. Это, к твоему сведению, дар божий, а не какое-то там занюханное конструкторское чутьё. Тут голова нужна, а не кладбище спецификаций.

— Ну, всё! — Саков театрально выставил перед собой ладони. — Массой задавили. Хватит блудить, давайте лучше делом займёмся.

Он любовно огладил скруглённые бока сканера, достал из кармана универсальный инструмент, ловко закрепил насадку и подцепил ею край кожуха. Через минуту внешняя оболочка уже валялась на траве, а Юрка, урча от удовольствия, копался в обнажённом чреве. Пысин и Пономарёв, опершись локтями о каркас, старались разглядеть, чем именно он там занят. Обзор был плохой, Юркина спина всё время перемещалась, и вскоре они перебрались под сень яблони, возвышавшейся над рабочим местом. Сначала они наблюдали, как Саков вытаскивает из плоской коробки новые чипы, микросхемы, а иногда целые блоки и роняет туда уже ненужные, потом сообразили и стали смотреть, что делается внутри утратившего свои прежние функции прибора. Скоро и это им надоело, и они пустились в теоретические рассуждения.

Прошло не менее двух часов, прежде чем надоевший Юркин зад не сместился влево, спина не разогнулась, а из недр почившего сканера не показалась довольная физиономия.

— Всё, — сказал Саков. — Перекур. Трудовой коллектив радостно рапортует о досрочном выполнении задания. Прибывшие на торжество с энтузиазмом аплодируют героям.

Пысин вяло похлопал, а Пономарёв ограничился воздушным поцелуем — они уже порядком устали от безделья. Одно дело — хотя бы подавать и подносить, и совсем другое — наблюдать со стороны.

— Не вижу восхищения во взорах. — Юрка озадаченно уставился на товарищей. — Вы что, пацаны, совсем скисли? Можно начинать!

— Это погружатель? — осторожно спросил Шурик.

— Ну-у, не совсем, — протянул Саков. — Я его несколько изменил в процессе монтажа. У него теперь есть дополнительные опции.

— Например? — тут же поинтересовался Сашка. — Готовит курицу-гриль?

— Да вы совсем оборзели, подельнички! — Саков мигом утратил осанистость и завопил благим матом. — Пока я в поте лица… Вы тут… вы… окончательно… разложились.

— А ты противогаз надень, — предложил Пысин. — Полегчает. А с трупами мы договоримся. Шурик — с моим, а я — с шуриковым.

— Так, — оборвал их Пономарёв, поднимаясь и отряхиваясь, — прекратить балаган! До сбора в школе у нас ещё час. Вот и давайте проведём его с пользой. Ты смотрел, — спросил он, обращаясь к Сашке, — что он там наворотил?

— Ничего особенного, — остывая, ответил тот. — Всё в пределах теории.

— Задавай координаты. — Теперь уже Сакову.

Юрка настороженно глянул сначала на Пономарёва, а затем на Пысина, ожидая подвоха, не обнаружил на их физиономиях ни тени иронии, повернулся к своему творению и набрал на сенсорной панели вводную.

— Кратер Альфонс, — уведомил он. — Погружаем?

— Жми. — Шурик хлопнул в ладоши.

Саков с видимым удовольствием вдавил стартовую кнопку. Наступила напряжённая тишина.

— Ну? — раздражаясь, спросил Сашка.

— А я что? — возмутился Саков. — Прибор регистрирует перемещение массы в двести тонн.

— Характер массы?

— Плазмоид.

— Откуда куда?

— В кратер Альфонс… Вот только непонятно откуда.

— Ты что-нибудь видишь? — осведомился Пысин у Шурика.

— Ни фига не вижу, — ответил тот. — Это вообще где? В каком времени и в каком пространстве?

— Да-а-а, ребята. — Сашка почесал затылок и посмотрел на Сакова. — Что-то ты намудрил, братец.

— Сделал то, что вы придумали. Ну добавил дополнительные векторы перемещений. Пространственную сетку чуть ослабил. Это не особо влияет на конечный результат.

— И где же он?

— Да вот же! — Юрка ткнул в дисплей. — Есть перемещение.

— Ерунда какая-то, — проворчал Пысин. — Давай второй запуск. Координаты…

— Северный полюс. — Саков пробежался пальцами по панели. — Масса пятьсот тонн. Финиш — на Южном. Так нагляднее будет.

— Стартуй.

— О! — обрадовался Шурик. — Теперь вижу. Только что-то очень медленно ползёт.

— Как умеет, так и ползёт, — сцепив зубы, прошипел Пысин.

— Финиш! — возликовал Юрка. — В заданные координаты.

— Давай назад! — нетерпеливо дёрнулся Сашка. — Теперь с Южного полюса на Северный. Понеслись!..

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила Маша у Кобыша. Они сидели в её кабинете и напряжённо следили за ходом эксперимента юных сорванцов.

— Понимаю, — буркнул Дмитрий. — Ещё бы не понимать. Вот только сами ребятки не совсем соображают, куда их занесло. Первый пуск — сброс плазмы в кратер Альфонс. Они её ухитрились позаимствовать из солнечного ядра. Облако целиком накрыло центральную часть. Скачок во времени. В ноябрь пятьдесят восьмого года. Второй пуск — уже выход в май пятьдесят пятого. Они пытались переместить сгусток вещества с полюса на полюс. Не получилось. Сгусток размазало в пространстве, и он просто летел над поверхностью. Не отлажен у них этот погружатель. Сбоит.

— Это не опасно? — насторожилась Маша.

— Сейчас проверю. — Кобыш замолчал и прикрыл глаза. Он считывал информацию. Это не заняло много времени, секунд пять, не больше. — Причин для беспокойства нет, — успокоил он Машу, приподнимая ресницы. — Красное пятно в кратере Альфонс 3 ноября 1958 года наблюдал известный астрофизик Козырев, работавший тогда в Пулковской обсерватории. Он не смог объяснить причину явления, но был уверен, что это не вулкан. Следующую попытку наших естествоиспытателей земные астрономы засекли 24 мая 1955-го. Они увидели, как с Северного полюса Луны поднялась светлая полоска и пошла вниз, огибая лунный диск. Затем уткнулась в грунт Южного полюса, стала быстро бледнеть и скоро исчезла. Представляешь, какой величины она была и с какой скоростью летела, чтобы вызвать ажиотаж среди определённых кругов научной и военной общественности? А у наших мальчиков это называется «ползёт».

— События предопределены, — сказала Маша. Она не спрашивала, она утверждала. Она знала заранее.

«Для неё это не новость, — подумал Кобыш. — Вот что значит Замыкающая. А для меня слова Бородина явились откровением. Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Может, это и есть мой тест? И надо вовремя сообразить, как на него ответить правильно».

— Не думай, — попросила Маша. — Говори.

— Сейчас они занимаются тем, что было обнаружено Яцуо Мицусимой в марте двухтысячного года, — машинально ответил Дмитрий. — Гонят по лунной поверхности каплеобразное тело. У себя на экране японец увидел тёмный предмет в форме апельсиновой дольки, скользивший по диску земного спутника. Он высчитал его размеры и скорость. И испытал сильное потрясение. Диаметр предмета был около двадцати километров, и за две секунды он покрывал расстояние в четыреста вёрст…

— Можешь не продолжать, — остановила его Маша. — Я уже прочла всю информацию. Эта троица за час наворотила столько, что хватило на целую область исследований с названием «Лунные феномены». Они даже умудрились забросить на две тысячи лет назад энергетическую бомбу, чем дали толчок одной из религий. Надеюсь, они на этом успокоятся и не заберутся ещё дальше.

— Давай посмотрим, — обронил Кобыш.

— Хватит, — гаркнул Пономарёв. — Надоело. Ясно же, глючит установка. Такие разбросы не планировались. И результаты — смотреть стыдно. Сплошная фигня.

— Да уж. — Саков уныло шмыгнул носом и отвернулся. — Не говорите никому — посмешищем станем. Прототип был значительно лучше.

— Пораженцы, — объявил Пысин и свирепо оскалился. — Саботажники. Твари дрожащие. Не убиваться надо, а дальше думать. Вместо погружателя транспортёр получился, ну и что! Надо выявить ошибку, устранить её и собирать установку заново. Только не за два часа, а серьёзно и ответственно. Торопиться нам некуда. Нас никто не гонит.

— Через неделю малышня появится, и куда будем наше чудо техники прятать? — Пономарёв раздражённо махнул рукой. — За купол выносить?

— Зачем его прятать? Пусть здесь стоит. Заблокируем управление — и все дела.

— Разберут на запчасти, — пожаловался Саков. — С них станется.

— Защиту поставь! — Сашка выпятил подбородок вперёд и скорчил жуткую рожу. — С конструкторским чутьём!

Пономарёв громко хмыкнул и решительно пресёк прения:

— Пора собираться, творцы. Отпущенный час истёк, нас сейчас хватятся и начнут искать. Лучше не нарываться.

— И то правда, — сказал Саков, и троица, раздвинув кусты, заспешила к далёкому входу в школьный комплекс.

Эш заранее договорился с Мартином о встрече. Хоть они и слыли старыми друзьями, ещё со школьной скамьи, но работали всегда в разных организациях, а теперь, когда оба заняли командные посты, и вовсе перестали видеться. Времени не хватало. Впрочем, это была отговорка. Чтобы встретиться с давним приятелем, всегда можно выкроить несколько минут. Вот Эш наконец и выкроил. Потому что появился повод. Как ни прискорбно в этом сознаваться, но карьеру они ценили превыше дружбы. А на встрече Говард приготовился решать именно карьерный вопрос. Как ещё можно назвать стремление к высотам положения.

Мартин встретил его на ступенях шикарной лестницы, украшенной затейливыми перилами и вазонами и ведущей к не менее роскошному особняку.

— Здравствуй, дружище! — астрофизик с чувством пожал протянутую руку. — Давненько не виделись. Как дела?

— Блестяще! — Эш предпочитал придерживаться традиционных ответов. — Надеюсь, у тебя тоже?

— Угадал. — Уильям искренне засмеялся и подхватил приятеля под руку. — Пойдём-ка, покажу тебе коллекцию бабочек. Это моё новое хобби.

Они поднялись на балюстраду, вошли в широко распахнутые створки дверей и двинулись через просторный вестибюль к арочному проёму, за которым начиналась целая анфилада комнат.

— Ты ведь так и не удосужился приехать на вечеринку, когда я купил этот дом, — говорил Мартин, увлекая Говарда в перспективу коридора. — Теперь придётся восполнять потерю. А я буду хвастаться.

Эшу совсем не хотелось втягиваться в осмотр местных достопримечательностей, но расстраивать гостеприимного хозяина было не с руки, тем более что предстоял серьёзный разговор. И он вертел головой, восхищался, напускал на себя любознательный вид, спрашивал и выслушивал обстоятельные ответы, в общем, старался выглядеть так, как и подобает старому другу, давно ждавшему столь желанной встречи.

Битый час они слонялись по комнатам, рассматривали всевозможные коллекции, редкие книжные тома и дизайнерские изыски, словом, старательно убивали время. Наконец, выбрались на террасу, мощённую гранитными плитами, и уселись за изящный столик, укрытый сверху полотняным тентом. Вид, открывавшийся отсюда, ласкал глаз. Сад утопал в зелени, а прозрачная голубизна бассейна вызывала желание немедленно сбросить одежду и со сладостным уханьем погрузиться в его прохладные объятья.

— Что будем пить? — с галантностью прирождённого аристократа осведомился Уильям.

— Что-нибудь лёгкое. Сухое испанское или мартини.

— Неплохой выбор для жаркого дня, — одобрил хозяин. — Расслабься, сейчас всё будет.

Он опять удалился в дом, и минут через пять выкатил сервировочный столик с напитками и фруктами. Наполнив бокалы, Мартин передал один из них Говарду, а второй поставил перед собой. С лица его моментально слетел флёр светскости, оно поскучнело и вытянулось. Теперь перед Эшем сидел прежний Уильям, учёный и искатель истины.

— Ну, — негромко спросил он, — что за причины побудили тебя навестить давнего приятеля? Мы ведь целый год не виделись, не так ли? Только не рассказывай мне, что соскучился.

— Ты прав. Меня интересуют сугубо деловые вопросы. Ты помнишь наше маленькое путешествие на «Пенту»?

— Ещё бы я его не помнил. — Мартин поскучнел ещё больше. — Это было бесславное предприятие.

— Может, оно и казалось таким, но сейчас, когда уже минул определённый срок, и многое выглядит совсем иначе, я бы не торопился с такой оценкой. Одни формулы Бородина чего стоят.

— Тебя интересуют формулы? — Мартин глянул на него исподлобья.

— Да, — тут же согласился Говард, ломать комедию перед давним другом он не стал. Глупо и ни к чему. — Я получил косвенное подтверждение их важности.

— От кого?

— Помнишь Джерри Слоуна, психолога Комитета?

— Смутно. Честно говоря, он не привлёк моего внимания. Меня тогда занимало совсем другое.

— Не удивительно. Ты сразу попал в объятия Бородина.

— Угу. Так что Слоун?

— Он прошёл инициацию. И теперь практически недоступен для контактов.

— Вот как? — Брови Мартина полезли вверх. — Надо же. Слоун. Никогда бы не подумал.

— Почему? — Эш замер в предвкушении откровения.

— Как тебе объяснить? — Астрофизик ухватился двумя пальцами за ножку бокала, покрутил его вокруг оси, приподнял, отпил глоток, поставил. Снова покрутил. — Не показался он мне значимой фигурой. Этакий серый мышонок, толкователь человеческих душ. Служака. Наверное, прекрасный исполнитель. Но чтобы попасть в число избранных… Не представляю…

— Не договариваешь ты чего-то, — мягко укорил его Говард. — Вот сейчас, например. Взвесил, оценил и зашёл в тупик. Какие критерии ты использовал?

— А то тебе не известно? — Мартин бледно улыбнулся. — Мы же оценивали свои шансы.

— Давай повторим, — настойчиво потребовал Эш. — Что нам мешает стать суперменами?

— Ну хорошо. Если тебе так уж хочется получить щелчок по носу, изволь. Ты, например, слишком честолюбив и амбициозен. — Астрофизик слово в слово повторил формулировку Слоуна. — А я чрезмерно подвержен страстям и страстишкам. Всё это, — он повёл рукой вокруг, — греет мне душу. Я — сибарит, коллекционер, игрок, приверженец роскоши и элитного общества. И отказаться от такого образа жизни пока не в состоянии. Оценка достаточно объективна, не так ли?

— Инициированные тоже не в лачугах живут. К тому же могут позволить себе всё, что им заблагорассудится. Или я не прав?

— Ты пытаешься оправдаться, и сам понимаешь это. Приоритеты у них другие. Доминантой в их жизни является бескорыстное творчество. Чувствуешь разницу? Бес-ко-рыст-ное. Просто из любви к раздвиганию горизонтов. Добавь к этому доброту и неприятие разного рода фальшивок, придуманных человечеством за свою многовековую историю, и ты получишь достаточно полную картину.

— Фальшивки — это что?

— Ты меня прекрасно понял, дружище! — Мартин усмехнулся и сделал ещё один глоток. — То самое. Ложные ориентиры, регламентирующие нашу жизнь. Лояльность сильным, пренебрежение к слабым, нетерпимость и даже агрессивность по отношению ко всему, не укладывающемуся в рамки привычного или затверженного. Даже веру мы ухитрились превратить в религии, а ведь одна из первых заповедей — не сотвори себе кумира. Будешь спорить?

— Не буду. — Эш тоже приподнял бокал и коснулся губами края. Вермут, смешанный с апельсиновым соком, был в меру холоден и приятен на вкус. — И всё же каков физический смысл формул?

— Дались тебе эти формулы! — с досадой произнёс Мартин. — Что ты к ним прицепился? Кто тебя так взвинтил?

— Слоун.

— А-а-а! И что же он тебе поведал?

Говард кратко пересказал суть разговора с Первым Апостолом.

— Ну всё правильно! Ты что, этого не знал? — удивился астрофизик. — Мы всё это обсудили давным-давно. Ничего нового.

— Почему Сфера пропускает инициированных? — с нажимом спросил Эш.

— Ах, ты об этом! Да всё просто. В формулах Бородина есть психофизическая константа, означающая, что существует некий порог проницания. Человек, не достигший определённого уровня в восприятии окружающего мира, преодолеть Сферу не может. Агрессия надёжно изолирована.

— Ты это серьёзно? Психическое состояние имеет материальное воплощение?

— Иногда ты меня поражаешь, Говард! Любой мало-мальски соображающий физик знаком с такими вещами изначально. Ещё Эйнштейн сказал: «Душа и тело не есть нечто различное, это только два пути восприятия одних и тех же вещей. Аналогично: физика и психология — это только два различных направления попыток связать вместе наш опыт посредством систематического мышления».

— Значит, никак?

— Что никак?

— Обычному человеку не преодолеть Сферу?

— Исключено. Сначала он должен очистить себя от накипи. Вселенная — не для нищих духом.

— Звучит как приговор.

— Ничего подобного. Заставляет стремиться к совершенству. Назаретянин толковал об этом ещё две тысячи лет назад. И как люди восприняли истину? Очень своеобразно. Решили, раз Бог всё прощает, можно продолжать истово лелеять в себе зверя. А там уж как договоришься со слугой божьим. Искренне покаешься, глядишь, он грехи-то и отпустит. Весьма удобно. А сейчас чистота помыслов получила конкретное воплощение. Хочешь оставаться козлищем — живи на Земле, достиг уровня агнца — ворота к Богу открыты. Сфера — страж беспристрастный и неприступный, перед ней замаливать грехи бесполезно. Ты должен сам их изжить.

— А если при всём старании не получится?

Мартин красноречиво пожал плечами.

«Чёрт возьми, — подумал Эш, — ну с каких это пор честолюбие стало считаться пороком? У меня ведь почти нет недостатков. А отказываться от карьеры я не хочу. Это только индийскому принцу могло взбрести в голову бросить всё и удалиться от мира. Или римскому императору. Одного, наверное, семья заездила, а второму правление наскучило. Любой поступок диктуется складом характера. А я не расположен к таким решениям. Меня с детства учили, что выбиться наверх — хорошо. Пусть даже для этого придётся кое-кого отпихнуть локтем. Немилосердно? Да. Зато эффективно! И даёт возможность реализовать врождённые способности. Я же не виноват, что у других не получилось, что я оказался лучше и умнее». Эш представил себе, как тот же Слоун хитрым манёвром обходит его на служебной лестнице, и ему стало смешно. Нет, не смог бы Джерри его подсидеть, мозгов бы не хватило.

Как всё несправедливо! Он, блестящий аналитик, остался в стаде козлищ, а скромняга-психолог добрался до статуса агнца. А ведь это, пожалуй, зависть, с неудовольствием подумал Говард, ещё один смертный грех. Может, действительно, плюнуть на всё и пойти в ученики? Только не к Слоуну… К Тараоки, например. Но для этого надо её сначала найти. После инцидента в Скалистых горах никто её больше не видел. Хотя нет, видели. В сибирской тайге. Год назад. Об этом ему рассказывал генерал Медведев. Надо бы с ним связаться… Эш вдруг обнаружил, что Мартин уже некоторое время что-то говорит, а он пропустил начало.

— …русскими. Как ты считаешь?

— Извини, Билли, я прослушал. Ты не мог бы повторить?

— Чем это забита твоя голова? Насколько я понял, ты пришёл задавать вопросы, а не грезить на яву, — саркастически заметил Мартин. — Я тебе дарю идею, а ты даже не слышишь! — Он опять поднял бокал и сделал серьёзный глоток. — Впрочем, извинения приняты. Так и быть, повторю. Я говорил о том, что русские довольно плодотворно сотрудничают со своими суперами. Отчего бы нам не сделать то же самое. Предлагаю навестить Слоуна вдвоём и раскрутить его на эксперимент. Часть Базы-2 у Сферы занята моими сотрудниками, наблюдающими шаровые звёздные скопления. Выпросим у Джерри одного из ангелов, доставим его на «Двойку» и погоняем сквозь барьер туда и обратно. А может, он и к звёздам прогуляется. В любом случае, будет, что исследовать. Хоть какая-то эмпирика.

— Неэффективно, — объявил Эш. — Русские поступили по-другому. Они открыли сеть школ, где их инициированные стали обучать детей основам иного мышления. Результаты превзошли все ожидания. Четырнадцатилетние подростки решают проблемы, которые не по зубам крупным институтам. Вот ты, Билли, можешь сформулировать задачу, не имеющую очевидного ответа? Вроде теоремы Ферма, но в прикладном плане? Думаю, к Слоуну надо подкатываться именно с этим. А экзерсисы у Сферы — пустая трата времени. Всё равно нам не преодолеть её.

— Неплохо, — согласился Мартин. — А откуда информация?

— Из достоверного источника. Я всё же преемник Хоупа и на своём уровне контактирую с советником русского президента Медведевым.

— Почему же мы раньше этого не сделали?

— Потому что супермены у нас появились позже. И, кроме того, Америка — демократическая страна в отличие от России. Мы не способны надавить на своих так, как это принято у русских. Мы всегда вынуждены договариваться. Сведения о том, что наш приятель Слоун является номинальным главой оазиса в Мохаве, я получил всего лишь неделю назад. И сразу же отработал этот вариант. Теперь можно приступать ко второму этапу. Ты согласен?

— Когда это я отказывался от того, что само валится в руки. Считай, что ты меня вдохновил.

— В таком случае, не будем откладывать. Нанесём визит завтра же. Возражений нет?

— Ради этого я готов свернуть свой уик-энд.

— Чудесно. Встречаемся в аэропорту ровно в восемь утра. Джерри я позвоню. — Эш встал и примерился уже откланяться, но Мартин его остановил.

— Куда это ты? — громко возмутился он. — Визит у нас завтра. А сегодня мы отдыхаем…

И почему в мире всё так устроено? Казалось бы, нет ничего романтичнее прогулки по неизведанным мирам, где можно, никого не стесняясь, петь во весь голос — а чего, спрашивается, стесняться, если на планете кроме вас двоих только ветер, океан, шумящие леса и истекающие волнами степные травы — озорничать, срываясь в полёт и уходя в изумрудную высь, а потом падая и у самой поверхности воды переводя стремительное скольжение в горизонталь, валяться на песке, положив голову на плечо любимого и надёжного, как тридцать три богатыря, мужчины, сидеть у костра, вдыхая ароматы ночи и неотрывно глядя на пламя. Так ведь нет. Тянет домой. В таёжный уголок, где всё знакомо до последней тропинки и в ближайшем будущем не предвидится ничего нового. Почему? Маша вздохнула и перевела взгляд на порхающие мамины руки. Прасковья раскладывала нарезанные ломтиками грибы. Тоже вот загадка. Могла бы запросто сотворить любое кулинарное чудо при её-то знаниях и опыте, нет, предпочитает делать вес по старинке.

Маша сладко потянулась и привалилась к спинке скамейки. Колченогий стол, вымученный Фёдором неделю назад, Никита подправил — удлинил и расширил, отполировал доски до зеркального состояния, но при этом ухитрился устроить так, что они не потеряли ни естественной фактуры, ни уютной теплоты. Теперь стол выглядел добротно и представительно. Правда, его поверхность скрылась нынче под грудой грибов. Кроме маленького пятачка, на котором стояла ажурная чайная чашечка. Пустая. Пора было выдумать что-нибудь новенькое. Но Машу сковала истома.

— Ма-а-ам, — протянула она. — Куда это наши мужики подевались, а?

— На поляне они, — нараспев ответила Прасковья. — В искусстве изощряются. Скоро уж будут.

— И Играй с ними?

— А то где ж.

Маша представила, как Никита и Аристарх, уподобившись молниеносным теням, кружат над травой друг напротив дружки, а пёс, вальяжно вывалив язык и полуприкрыв глаза, наблюдает за этим танцем привидений, и тихонько фыркнула. Не разделяла она таких увлечений, хотя и признавала, что мужчины имеют полное право на свои маленькие слабости. Какими бы сумасбродными они ни казались. Ещё год назад её восхищало отточенное умение мужа вести бой с тенью и то, что младший братишка довольно умело копировал его стиль, но недавние события с похищениями и актами возмездия выбили её из колеи. Маша считала, что так обращаться с людьми нельзя. Даже если это отморозки и убийцы. Она бы предпочла мягкое воздействие. Как её когда-то учила Вивьен. «Коснись разума чудовища и убери из него лишнее». К сожалению, такой метод годился далеко не всегда. Когда счёт шёл на секунды, зачастую оставался риск не успеть разобраться, что лишнее, а что — нет. И нанести непоправимый вред психике противника. Маша это понимала и вынужденно соглашалась с доводами мужа. Скрепя сердце. Наступив на горло собственной песне. Похоже, она просто ревновала Никиту к его увлечениям.

Хорошо, что был Аристарх. Он умел примирять непримиримое. Как она радовалась за маму. Столько лет ждать и всё-таки дождаться. Добрый и мягкий Рис, загадочный Монах, жёсткий и безошибочный советник Президента Батюшкин. Сколько совершенно различных сутей уживалось в одном человеке. Она, женщина, Замыкающая Круг, так до конца и не сподобилась понять истоки его таинственной силы. Когда он неведомо как притормозил свою инициацию и остался на втором уровне, чтобы не уходить далеко от любимой, это потрясло всех. Никто из них не смог бы совершить такого. А он смог. Такова была сила его любви. Впрочем, Маша иногда подозревала, что Аристарх всё же достиг третьего уровня, но ухитрился при этом остаться и на втором. Возможно ли такое вообще, она не знала, как ни старалась прочесть соответствующую информацию, но неразгаданная тайна её не отпускала.

Её муж тоже обладал некой уникальной способностью. Он привлекал к себе всех. Особенно детей. Воспитанники в нём души не чаяли. Как же! Мастер-наставник! Бежали к нему и за советом, и за помощью. И он никому не отказывал. Когда находил время, одному Богу известно. Или Мирозданию. Дело ведь не в названии. А в том, откуда что берётся. И ревновала она его абсолютно зря — все свободные часы Никита проводил рядом с ней, источая нежность и любовь. А вот Макс совсем на него не походил. Тоже загадка! Братья, а совершенно разные. Или дело тут в жизненном опыте? То, что довелось пережить Никите, не каждый выдюжит. Может, поэтому миссия выравнивания генеалогической ситуации досталась именно Клюеву. Как младшему и менее искушённому. Ведь у её мужа траектория жизни тоже дискретна. Однако групповой разум Ли-Бородина-Терехова-Тараоки возложил основную задачу на Макса, подключив Никиту лишь единожды, да и то, видимо, по его же просьбе. Значит, крылся в этом какой-то глубинный смысл.

В лесу послышался прерывистый собачий лай. Возвращаются, обрадовалась Маша. Наконец-то! И правда, сначала у ворот появился Играй, весело скалясь и помахивая хвостом, а за ним показались Аристарх с Никитой. Спокойные и уверенные. Как будто и не кружились два часа в боевом экстазе, а просто загорали. Увидев женщин, заулыбались.

— Машутка! — заорал Никита издали. — А что мы вам принесли!

— Что? — еле слышно спросила Замыкающая, но её услышали.

Мастер-наставник уже нёсся по двору, держа левую руку за спиной, а Монах даже не ускорил шага, хотя казалось, будто он не отставал от младшего партнёра ни на йоту. Преодолев последние метры в прыжке — у Маши даже сердце оборвалось, она решила, что её благоверный сейчас неминуемо впишется в массивный стол, и придётся его исцелять от дурных травм, — Никита застыл, как изваяние, а потом растерянно произнёс:

— Грибы…

Тем не менее руку из-за спины выпростал, и в ней обнаружилось берестяное лукошко, полное крупной земляники.

— Настоящая! — счастливо улыбаясь, уверил он. — Не выдуманная. На обратном пути собрали.

— Свидетельствую! — торжественно произнёс Аристарх.

Мальчишки, подумала Маша, как есть мальчишки. Эмоции выплеснули через край.

— Сами-то! — перехватил её красноречивый взгляд Монах. — Зачем вам грибы?

— Да вас же кормить. — Прасковья таяла, попав в жаркое кольцо мужниных рук. — Я вам такое приготовлю, за уши не оттащишь. Особенно Брюса с Витей. Батюшку твоего пригласим. А, Рис? Посидим по-человечески.

Маша уже уплетала землянику. Куда только давешняя истома подевалась.

— Отчего ж не посидеть? — рассудительно сказал Монах. — Давно не собирались вместе. Витюша с Джеком, наверное, уже и забыли, как дом выглядит. Один с девушкой Дженни шляется по периферии галактики, а второй на Азалии дельфинов разводит.

— Азалия — это что? — с любопытством спросила Прасковья.

— Планету он так назвал. В созвездии Волопаса. Очень она ему понравилась. Воды много. Больше, чем на Земле. Три невеликих материка, а остальное — вода. Очень тёплые и чистые океаны. Вот он притащил туда дельфинов и теперь занимается селекцией. Говорит, сплошное удовольствие.

— Он там один, что ли? Бедняжка.

— А ему пока никто и не нужен, — утешил жену Аристарх. — К тому же, что значит один? Если его позвать, глазом моргнуть не успеешь, как здесь будет.

— Да, — поддержал его Никита, — стоит свистнуть, сразу все сбегутся. Тем более, на ваши грибы. Жаль вот, Макс не появится.

— Он ещё не закончил? — удивился Монах. — Уж три недели как.

— Это у нас три недели. — Мастер-наставник погладил пальцем шрам над правой бровью. — А у него дней пять прошло. Я у Бородина сегодня спрашивал. Там время угловое по отношению к нашему. А вообще-то, какая разница? Всё относительно.

— Ну, жаль, конечно, — протянул Аристарх. — Значит, в следующий раз без него не. начнём. А сегодня выпьем за его удачу. Красного испанского. Полагаю, «Гран Ресерва» подойдёт?

— Обязательно, — сказал Никита. — Удача ему совсем не помешает.

— А потом закатимся в оперу, — мечтательно продолжил Монах. — Я абонировал ложу в Театре Сан Карло. Сегодня дают «Риголетто». Разница у нас шесть часов. Так что успеем. Ты не против, Паня?

— Я только за! — Прасковья погладила руку мужа. — Боюсь, правда, не все любят оперу.

— К их услугам масса других удовольствий, — заметила Маша. — Пусть каждый выбирает на свой вкус.

— Ну как? — осведомился Никита. — Трубим сбор?

Женщины, не сговариваясь, кивнули, а Аристарх одобрительно похлопал мастера-наставника по плечу. Никита отошёл в сторону, сел на травку и начал поочерёдно вызывать друзей. Первым откликнулся Кобыш, потом Тёрнер с Седых, за ними Дорин и Варчук. После небольшой заминки отыскались Хромов с подругой Дженни и Клеменс. Группе Ли было послано отдельное приглашение.

Пока мастер-наставник упражнялся в красноречии, Монах соорудил на полянке, у металлической изгороди, допотопную плиту, взяв за образец кухонную чугунку в доме Плотниковых, накидал в неё дров по всем правилам печного искусства и поджёг. Через несколько минут кастрюли и сковородки уже бурлили и шкворчали, скрывая за волнами пара аппетитные начинки. Прасковья хлопотала у плиты, виртуозно орудуя половниками, деревянными лопатками и ухватами. Аристарх некоторое время с большим удовольствием смотрел на жену, а потом придумал себе ещё одно занятие.

Неподалёку от плиты он запалил костёр, подвесил над ним котелок и начал колдовать над каким-то пахучим зельем. Между тем стали понемногу прибывать гости. Первыми явились Дорин и Варчук, поглядели на развёрнутую картину приготовления яств и тоже загорелись. Почин оказался заразительным. Видимо, простота актов творения порядком надоела. Раф тут же установил барбекю и начал отбивать куски свинины, а Варчук, недолго думая, пристроил рядом мангал. Аппетитные запахи, повисшие над поляной, стимулировали и остальных возникавших из воздуха гостей.

Хромов с подругой Дженни затеяли запекание буженины во взявшейся невесть откуда русской печи, а Седых стал обучать Тёрнера лепке пельменей. Настоящих, сибирских, из трёх сортов мяса с обязательным добавлением оленины.

— Ты понимаешь, Брюс, — приговаривал он, заворачивая кусочки фарша в тонкие круглые листики теста, — это надо лепить с душой, иначе вкус получится дерьмовый. Не то что гости, сам есть не станешь.

— Бон аппетит, — отвечал Тёрнер, заслышав знакомое словечко «дерьмовый».

А Кобыш с Клеменсом жарили дичь. В общем, сам процесс приготовления настолько захватил собравшихся, что они не заметили появления небожителей в лице Тараоки и трёх сопровождающих мужчин. Их как раз кулинарные штудии волновали мало, они расположились за столом, с которого исчезли уже все грибы, и, улыбаясь, наблюдали за снующим мимо людом.

Через пару часов стол ломился. И ведь не от заморских деликатесов, а от приготовленных собственными руками и от этого вдвойне чарующих блюд. Съесть всё было не в человеческих силах, к тому же повара-любители напробовались во время готовки. Поэтому, вкусив от ещё неизведанных яств и запив всё это красным «Гран Ресерва», высокое собрание решило перенести плоды своего вдохновенного творчества в деревню и устроить благотворительный пир по случаю вечера субботы. Ну, не выбрасывать же, в самом деле, такую роскошь! Играю, давно истекавшему слюной, разумеется, тоже перепало.