Инфернальный реквием

Пролог Скованные ночью

– Не выходи сегодня вечером, отец, – сказала Мина.

Она не возражала и не умоляла: ее голос звучал слишком безжизненно для таких эмоций.

– Вернусь до комендантского часа, – ответил Иона.

Не оборачиваясь к девушке, он загнал магазин в небольшой увесистый пистолет. Хотя Мину уже почти ничего не волновало, вид оружия беспокоил ее, поэтому он прятал пушку в воздуховоде лачуги, вместе с другими инструментами своей тайной жизни. Стены их квартиры скрывались под слоем заплесневелых молельных свитков, а окна – под плотными железными ставнями. Комнатка больше напоминала келью кающегося, чем жилое помещение, однако Иона все равно отдавал за нее большую часть жалованья ополченца-патрульного. Если бы не приработок между сменами, им обоим пришел бы конец. Впрочем, сейчас у них снова оставалось лишь несколько консервных банок и драгоценных светостержней. Энергию им отключили пару месяцев назад, чтобы хватило мощности для прожекторов, окружающих укрепленный жилблок, где они нашли прибежище. Сейчас питание от генераторов поступало только на верхние этажи, откуда правили командиры ополчения.

– Там плохая ночь, – расплывчато возразила Мина.

Улыбнувшись абсурдности ее слов, Иона тут же устыдился, поскольку девушка не заслуживала насмешек. Она никогда не покидала убежища, а если бы и вышла наружу, то не поняла – не смогла бы понять – истинного положения дел. Мине помешал бы страх, источивший ее изнутри в первые недели их мытарств.

«Так она выживает», – подумал Иона, засовывая пистолет под тяжелую шинель, рядом с обернутой в ткань книгой, привязанной к груди.

Ему не нравилось носить еретический том так близко к сердцу, но более безопасных мест он не нашел да к тому же собирался вскоре избавиться от проклятой штуковины. Затянувшись напоследок палочкой лхо, Иона потушил окурок: пришло время отправляться.

– Я снова видела его, отец, – произнесла Мина.

Иона обернулся, удивленный дрожью в голосе сестры-близняшки. Он давно уже не поправлял ее, поскольку от просьб называть его «братом» Мина только приходила в замешательство. Кроме того, он лучше справлялся с ролью ее родителя, чем их настоящий отец в прошлом. Оба ребенка усердно перенимали фанатизм старого деспота, даже после того как узнали, что он не настоящий священник, но именно Мина – серьезная, лучащаяся слабым внутренним светом, – всегда оставалась любимым отпрыском старшего переписчика Малахии Тайта.

«Он назвал дочь в честь святой, – вспомнил Иона. – Мины из ордена Кровавой Розы…»

В полумраке сестра скорее походила на призрака, чем на святую: ее глаза казались темными мазками на вытянутом пятне бледного лица. Подобно многим из уцелевших обитателей улья, она вела какую-то неопределенную псевдожизнь, застыв между здравомыслием и безумием.

Длинные волосы Мины стали пепельно-белыми – утратили краски, как и ее душа. Хотя с момента Падения никому не удавалось следить за ходом времени, девушке наверняка еще не исполнилось двадцати пяти, однако посторонний мог принять ее за дряхлую каргу.

Но не Иона.

Для него красота Мины осталась нетронутой. Под маской грязи и старости он по-прежнему различал лицо сестры, которая защищала его от побоев отца, когда маленький Иона неверно цитировал псалом или запинался при чтении катехизиса. Позже Мина уже удерживала подросшего брата от ответных ударов, неизменно находя способ усмирить его гнев. Без нее Иона превратился бы в чудовище задолго до того, как чудовища возникли повсюду.

«Я поступаю так ради нее, отец!» – мысленно воскликнул Тайт.

Если бы их папаша пережил начало конца, то, без сомнений, презрел бы своего сына за то, что тот совершал ради выживания, но Иона ни о чем не сожалел. По правде говоря, Падение освободило его.

– Кого ты видела, Мина? – ласково спросил он.

– Изголодавшегося.

Девушка бездумно перебирала бусины четок, висевших на шее. Иногда шарики из цветного стекла занимали ее на несколько часов, но не сейчас. Иона вообще не помнил, когда в последний раз видел сестру такой взволнованной.

– Его лицо всегда скрыто в тени, – продолжила Мина, – но я рассмотрела глаза. Они серебряные. И он уже близко.

«Все тот же сон».

Эти грезы казались девушке более яркими и настоящими, чем реальность. Может, оно и к лучшему… однако Тайту подобное не нравилось.

– Серебро – признак непорочности. – Он взял сестру за руки, хрупкие и холодные на ощупь, словно кости крошечного зверька. – Возможно, тебе приснился один из святых воителей Бога-Императора. Может, даже космодесантник.

Иона не знал точно, верит ли он в самых прославленных защитников Империума и уж тем более в то, что один из них появится на их захолустной планете в час нужды, но Мина всегда обожала притчи об Адептус Астартес.

– Космодесантник? – Она нахмурилась, размышляя над такой возможностью, и ее глаза вдруг засияли. Нужда истощила тело девушки, однако усилила некую потусторонность, присущую ей с рождения. Если Мина и стала призраком, то богоугодным. – Ты правда так думаешь, отец?

– Иначе никак. – Иона выпустил руки сестры, и она вновь неосознанно потянулась к четкам. – Мне нужно идти, Мина.

Ему не хотелось бросать девушку в таком состоянии, но выбора не было.

– Запомни, дверь никому не открывать. – Он улыбнулся. – Ну, разве что твоему среброглазому рыцарю.

«Подобные бальзамы на душу нужны лишь невинным, невежественным и…»

И она сердито оборвал мысль. Ранее он лишь мельком просмотрел первую страницу еретического тома, но содержащиеся там фразы вцепились в его сознание, будто пиявки. Тайт мог процитировать их почти дословно: годы, когда он, напрасно идя по стопам отца, безучастно переписывал священные тексты в консерваториуме Экклезиархии, приучили его вызубривать всякую чушь. Он умел выдавать наизусть не меньшие фрагменты закона Божьего, чем любой церковник, – да еще и превосходил большинство жрецов в притворной пылкости! – но здесь дела обстояли иначе. Эти строчки казались живыми.

И голодными.

«Они исчезнут, как только я отделаюсь от книги», – сказал себе Тайт.

– Иона, – позвала сестра, когда он отодвинул последний дверной засов. Изумленный тем, что Мина произнесла его имя, Тайт обернулся. Девушка прижималась лицом к оконному стеклу, словно могла что-то разглядеть за железными ставнями. – Думаю, он не космодесантник, брат.

«Она очнулась», – размышлял Иона, пробираясь по мрачным, заваленным обломками улицам города. Как обычно, он держался в тенях, но не самых глубоких, где порой поджидали хищники.

«Узнала меня, пусть всего на мгновение».

Тайт прогнал эту мысль, понимая, что сейчас для нее неподходящее время. Ему следовало сохранять бдительность. Да, улей Карцерий умирал, – хотя еще не смирился с этим, – но оттого становился еще более опасным.

В вышине по-прежнему светили прожекторы, встроенные в гигантский купол над мегаполисом, однако их лучи тускнели с каждым годом, пока лабиринт поникших жилых домов и умолкших мануфакториев не окутала апатичная серая хмарь вечных сумерек. Иона сомневался, что и такое освещение продержится долго. За куполом осталась только тьма, и она хотела войти.

«К тому моменту мы уже выберемся», – поклялся Тайт, как поступал всякий раз во время рискованной вылазки на затененные улицы.

Через космопорт Карцерия, управляемый ополчением, все еще сочилась струйка звездолетов. Большинство кораблей принадлежало торговцам, которые обдирали отчаявшихся людей до нитки, но, по слухам, иные из них назначали за билет с планеты честную цену. Какой бы она ни оказалась, Иона заплатит. И книга, украденная из хранилищ консерваториума, существенно приблизит его к цели…

«Ты не изведаешь радости и обретешь только крупицы славы… в конце путешествия», – предупредил том.

– Уж побольше, чем ждет нас здесь, – пробормотал Тайт, входя на площадь, заставленную брошенным транспортом.

Однажды он развлекался тут на шумном празднестве – фестивале, который отец Ионы точно не одобрил бы. И встретил девушку. Трон знает, что с ней потом сталось… и как она выглядела. Тайт позабыл даже имя подруги, хотя отчаянно искал ее первое время после Падения. Затем он осознал суть Ночной Игры и понял, что любовь и тому подобное – рудименты прошлой жизни. Цепляться за них означало проиграть.

«Ты слишком многое увидел и принес в жертву», – согласилась книга.

Иона начал пересекать площадь, укрываясь за трамваем, что превратился в братскую могилу. Сквозь запыленные окна он рассмотрел застывшие на креслах трупы пассажиров, застрявших на полпути в никуда. На их лицах застыли гримасы предсмертного шока, но не ужаса – испугаться никто не успел. Хотя тела мертвецов иссохли, разложение их не тронуло, как и всех, кто скончался в начальный миг идеальной тьмы. Казалось, что незримый удар, убивший людей, сокрушил и естественные процессы распада.

Такая гибель настигла десятки тысяч горожан, от ничтожеств из подулья до аристократов в дворцовых башнях. Нечто поразило их на протяжении выбившегося из ритма удара сердца, за который Истинная Ночь опустилась на Сарастус. Среди них оказался и старший переписчик Тайт. Он испустил дух, трудясь над очередным свитком, а вот его неверующего сына, что работал напротив, миновал такой удел.

«Благословенные Про́клятые…»

Так окрестили умерших в первой волне адепты искупительного культа, который восстал из пепла трезвомыслящей имперской конгрегации улья. Иона считал название бессмысленным, как и вообще все, что имело отношение к жестокому кредо фанатиков. Эти скоты, наверное, при первой возможности обвинили бы Мину в ведьмовстве. Как и его отец, они не распознали бы истинно святого человека, даже будь у него сияющий нимб над головой.

«Истина – изворотливый зверь», – предостерег том, холодивший грудь Тайту.

Иона представил, как из переплета выползают коварные черви, алчущие его плоти.

Выбросив мысли об осторожности в ночь, Тайт покинул укрытие за склепом на колесах и помчался напрямик через площадь. Откуда-то сзади донесся вой – долгий и скорбный крик человека, обращенного в нечто меньшее. Иона впервые слышал подобный звук, но не собирался выяснять, кто именно вопит. Улей теперь напоминал бесконечную кунсткамеру кошмаров.

Добравшись до улицы напротив, Тайт нырнул в тени и продолжил бежать, не думая об опасности. Резкий поворот налево у следующего перекрестка, еще через два – опять влево, потом вверх по стене завода белковых консервов и дальше тихонько по крыше. Только безумец сейчас решился бы идти через преисподнюю цехов…

Как всегда, Иона заранее разработал маршрут, тщательно изучив карты, которые позаимствовал в разгромленном участке Арбитрес вскоре после катастрофы. Тот трофей дорого обошелся Тайту. Ему пришлось впервые в жизни убить человека – умирающего офицера, который выстрелил в юношу, когда тот рыскал в развалинах. Силовик носил броню, и, чтобы прикончить его, потребовалось несколько ударов ломом.

Интересно, после Падения такие поступки вообще считаются душегубством?

«Только если ты наслаждался ими», – заверил себя Иона, как делал всякий раз, отнимая жизнь.

Но сейчас фраза показалась ему очередной цитатой из книги.

– Я убил их всех ради Мины, – сказал Тайт ночи, словно той было не все равно.

Спустившись по трубе на дальнем конце консервного завода, Иона спрыгнул в заваленный мусором дворик и нахмурился. Обстановка здесь ухудшилась по сравнению с тем, что помнил Тайт, но он давно тут не появлялся. Почему? Ответ пришел еще на крыше, когда Иона услышал идущие снизу булькающие шумы, похожие на вздохи. Неизвестно, что именно росло там в пищевых баках, но явно нечто по-настоящему большое.

– Все, хорош, – прошептал он, мысленно ставя крест на этом маршруте.

Как только Тайт полез вверх по груде отходов, нечто колючее вцепилось ему в лодыжку. Он инстинктивно прыгнул вперед, неуклюже приземлился с другой стороны кучи и по инерции немного пробежал. Затем, выхватив пистолет, крутнулся на месте, пригнулся и навел оружие.

Курган отбросов дрожал и трясся, как долго простоявший двигатель при новом запуске. В клубах черного дыма из живой массы вырвалось множество узловатых щупалец. Разбрасывая мусор по округе, отростки хлестали по земле, вереща и хныкая, словно от боли.

Нет, понял Тайт, когда дым немного рассеялся. Вопила не сама груда, а крупный мужчина, застрявший у ее верхушки. Пытаясь вырваться из хватки извивающихся щупалец, он лишь сильнее запутывался в клубке. Секундой позже Иона разглядел его лицо и осознал, что перед ним не человек – по крайней мере, уже давно не человек. Хотя искаженное тело жертвы сохранило антропоидные очертания, ее лицо безудержно разрослось в извилистое скопление опухолей и рядов кривых зубов, под которыми скрылись глаза. На искалеченном существе сохранились клочья комбинезона – формы рабочего в мануфактории.

Тем, кто просто умирал Ночью, еще везло.

– Ты следил за мной, – произнес Тайт, нутром чуя, что не ошибается.

Именно этот урод завывал, заметив Иону на площади, и с тех пор охотился на него. Когда Тайт полез на кучу отбросов, монстр наверняка подбирался к нему со спины, готовясь атаковать через пару мгновений.

– Не этой ночью! – дерзко крикнул Иона павшему городу. – Не здесь!

Он пронаблюдал, как ловец исчезает внутри колышущейся громады, которая, несомненно, выползла сюда с завода. Содрогнувшись в последний раз, куча отходов затихла. Тайт ухмыльнулся, взволнованный своим везением, – нет, чем-то большим, чем везение.

«Случайности происходят только с твоего позволения».

Эту фразу он тоже увидел в томе? Иона твердо знал, что нет, однако не сомневался: такие слова точно есть на одной из страниц. Они подходили книге.

Внезапно Тайту захотелось прочесть весь текст. Половину денег за находку ему заплатили вперед, но, возможно, том стоил дороже, чем вознаграждение, остаток которого Иона собирался получить этой ночью.

Он уже прикоснулся к книге, когда вдруг вспомнил Мину и замер. Даже в нынешнем смятенном состоянии ее приведут в ужас ереси, скрытые под обложкой. Если даже сестра не поймет смысла слов, то ощутит их неправильность.

«Но что, если остались только неправильности? – возразил Иона. – Или всегда были только они?»

Нет, это наверняка ложь. Такое невозможно в мире, где еще живут чистые душой люди вроде Мины. Тайт отдернул руку от тома: до условленного места встречи было еще далеко, и ему не стоило медлить.

– Это ради нее, – повторял Иона, продолжая путь. – Все ради нее.

Но теперь ему казалось, что заверения утратили силу.

Тайт никогда еще не забирался так далеко. Он углубился в окраинные трущобы у закругленной оболочки купола, где хибары высились кривыми рядами, словно дом из кубиков, выстроенный недоразвитым ребенком. Возведенные наобум башни кренились к соседкам, превращая проулки внизу в тесный лабиринт.

«А вот здесь город умирал всегда, – рассудил Иона. – Просто ждал, когда остальной улей к нему присоединится».

В узких проходах мерзко пахло. Разложение миновало только Благословенных Проклятых, а вот миллионы тех, кто позднее сгинул во время бунтов и их подавления, устроенного остатками властных структур, или медленно угас от болезней и голода, гнили быстрее, чем их успевали сжигать. Да, весь Карцерий провонял смертью, но Тайт прежде не ощущал такого смрада, как здесь. Иону обволакивало нечто дурманящее, влажное, почти осязаемое.

И при этом он нигде не замечал трупов.

«Грят, они встают иногда, – однажды заявил ему Фори, напарник по патрулю. – Забывают Ночью, что померли».

Тайт в такое не верил. Он навидался всяких бредовых картин, но трупы оставались трупами даже после Падения. Если нарушится это правило, все вокруг утратит смысл.

– Не думай о них, – велел себе Иона, однако для успокоения слов не хватило. Только не здесь.

Он остановился и, прикрывая огонек зажигалки, запалил палочку лхо. Как правило, Тайт не курил на улицах, но, Трон подери, сейчас он по-настоящему нуждался в паре затяжек. Хотя бы для того, чтобы отогнать вонь.

Втянув целое облако благословенного дыма, Иона двинулся дальше.

Теперь при выборе пути он полагался лишь на указания покупателя, поскольку нужная Тайту часовня отсутствовала на картах. Бандит-посредник с акульими глазами передал ему вместе с задатком рваную муниципальную листовку, заднюю сторону которой покрывали инструкции – рукописные строчки с множеством аккуратных угловатых завитушек на буквах. Иона невольно поразился красоте почерка: он еще не утратил навыки из прежней жизни и мог с первого взгляда опознать работу умелого каллиграфа. Больше того, он почти представил себе автора послания – человека педантичного, но склонного к излишествам в своем стремлении воплотить гармонию на бумаге.

«Или во всем мире?»

Указания неизменно направляли Тайта по самым темным и извилистым проходам, но оказались верными. Часовню он отыскал в конце одной из улочек: приземистое здание касалось внутренней оболочки купола, надежно скрытое от глаз и мыслей посторонних. Случайные нарушители не догадались бы, что перед ними молитвенный дом, поскольку круглая постройка не имела никаких особых черт, за исключением знака над входом – двух косых зазубренных полос, правая чуть выше левой. Никто из тронобоязненных жителей улья не определил бы, что это за метка, однако Иона сразу же узнал ее. Такой же символ, только вытравленный, украшал обложку тома под его шинелью.

«Лишь Истина режет достаточно глубоко».

Тяжелая деревянная дверь часовни была открыта, и наружу сочился свет – мерцающие сине-фиолетовые лучи, которые затеняли, а не озаряли участок перед входом. Тайт помедлил, не желая идти в отвратительное сияние, но решил, что слишком сильно рисковал, чтобы просто так отказываться от гонорара.

Нет, он лгал себе. Дело заключалось уже не в деньгах, а в книге. Иона жаждал избавиться от нее и боялся, что в ином случае том останется с ним навсегда.

Выплюнув палочку лхо, Тайт шагнул внутрь.

Обстановку в комнате за порогом он не рассмотрел, поскольку все его внимание немедленно обратилось в одну точку. Как звезда-коллапсар притягивает к себе обреченные планеты, так и взгляд Ионы приковала к себе немыслимая машина, висящая над полом.

– Трон Святый, – выдохнул Тайт, пытаясь осмыслить увиденное.

Устройство медленно вращалось, выплетая из темноты потоки фиолетового света. Как ни старался Иона, ему не удавалось определить ни расстояние до объекта, ни его точный размер. Казалось, впрочем, что механизм не больше трех ладоней в диаметре. Чутье настойчиво утверждало, что конструкция находится где-то вдалеке, однако Тайт видел ее с болезненной четкостью, словно само присутствие машины умаляло человека.

– Невыносимо, – прошептал он.

Так и было, но ощущения уже не имели значения, поскольку устройство превосходило красотой все, что Иона когда-либо видел во сне или воображал наяву. Основу механизма составляли девять концентрических серебряных колец, обращающихся вокруг длинного и тонкого кристалла с бороздками. Каждое из них двигалось по уникальной траектории, вздымаясь, опускаясь и вращаясь рядом с соседками. В своем непрерывном перемещении они формировали то сферическую клетку, то плоский диск.

Но главная премудрость конструкции таилась отнюдь не в кольцах. Вокруг них стремительно увивались крошечные серебряные шарики и кубики, следующие по запутанным, неуловимым для восприятия орбитам. Проносясь между прутьев стремительно перестраивающейся клетки, они каким-то образом неизменно избегали столкновений. За каждым из предметов тянулся радужный инверсионный след, переливавшийся до тех пор, пока его не пересекала другая полоса. Тогда он исчезал в маленькой фиолетовой вспышке. Даже стертые из реальности, эти узоры сохранялись на сетчатке Тайта, словно фантомные шрамы. Ему мнилось, что неугасимо сияющие послеобразы содержат в себе варианты будущего, одинаково важные и самую чуточку недостижимые.

«И любой из них – ложь».

Работа машины сопровождалась приглушенной симфонией щелчков и жужжания – словно за неким невообразимым горизонтом ярилась буря с заводным механизмом, мощь которой ослабляло не расстояние, но воображение.

«Или чей-то замысел?»

– Грандиозно, не правда ли? – тихо произнес кто-то из пустоты. – И все же перед тобой лишь имитация настоящего устройства. Его отражение, если угодно.

Иона смутно сообразил, что он не один в комнате. В паре шагов от конструкции стоял некто в темных одеяниях, развевавшихся во мраке, запятнанном фиолетовым светом. Но лицо незнакомца сияло, словно призрачный череп. Очевидно, он и был заказчиком, однако подобный термин казался нелепым в столь невероятном месте. Попытавшись сосредоточиться на незнакомце, Тайт понял, что не может отвести глаз от механизма.

– Вы – покупатель? – спросил Иона, придя в себя.

– Коллекционер, – ответил некто. – И творец.

– Это вы построили?.. – Тайт осекся. Ему подумалось, что вслух называть круговорот света «машиной» кощунственно и даже опасно.

– Теневой Планетарий? – подсказал собиратель. – Нет, но со временем, приложив усилия, я разберусь в принципах его работы.

Незнакомец идеально точно произносил каждое слово, как будто высекал их, а не просто излагал мысли.

– Порядок есть во всем, друг мой, – добавил он, – а где порядок – там и способ познать его.

Почти физическим усилием Иона оторвал взгляд от механизма и воззрился прямо на коллекционера. Высоким лбом и длинной гривой седых волос тот походил на старого ученого, но кожа его лица натягивалась так сильно, что словно бы удушала мышцы под ней. Огромные глаза покупателя выпирали из орбит, как будто поглотили столько зрелищ, что им стало тесно внутри, – или же изначально не подходили к этим углублениям. Они быстро поворачивались то к одной, то к другой детали, не желая ни задерживаться на какой-то, ни смотреть вообще мимо машины.

Глаза зависимого человека…

«Он никогда не отворачивается от устройства, – предположил Тайт. – Боится упустить что-нибудь».

Свет изменился, содрав один из слоев обыденной реальности. Теперь Иона видел, что у незнакомца отрезаны веки, а кожа вокруг глазниц оттянута мелкими швами. Неужели он сам провел над собой такую операцию? Неужели его так пугала опасность моргнуть?

«А может, для тебя мы все – просто еще одна помеха? Не ты ли призвал Ночь, чтобы прогнать нас отсюда? Для этого и нужна твоя машина?»

Тайт был уверен, что ответы кроются там, в механической паутине, вместе со всем прочим, что он когда-либо хотел изведать.

«Что там еще?»

Иона едва справлялся с желанием узнать – посмотреть туда.

– Даже уменьшенная, бесконечность охватывает все, – благоговейно выговорил незнакомец. – Желаешь ли ты узреть реальность?

– Нет, – честно ответил Тайт.

– Да, – честно ответил Тайт.

Паутина бешено всколыхнулась. Ионе почудилось, что его рассекли до глубины души, словно некая важнейшая часть его сути раскололась в момент разряда машины. Миг спустя Тайт почувствовал себя чем-то одновременно большим и меньшим: детонация будто разделила его на двух новых людей, полноценных, но уступающих оригиналу в телесности.

«Какой из них я?» – подумал Иона, не вполне понимая собственный вопрос.

– Так часто случается, друг мой, – заметил покупатель, словно прочитав мысли гостя.

Улыбнувшись, он ощерил желтоватые зубы с выгравированными на них оккультными знаками, и почудилось, что во рту у незнакомца два ряда крошечных резных костяшек. Свет изменился вновь, раскрыв второй секрет: по лицу почитателя машины ползли изящные черные татуировки, которые воспроизводили очертания серебряной паутины, но, в отличие от нее, не обладали жизнью.

Даже жилки в выпученных глазах клиента плясали в такт устройству.

«Узоры покрывают его целиком, – скорее каким-то образом почувствовал, чем догадался Тайт. – Снаружи и внутри, вырезанные глубже, чем в плоти и костях, но он не видит их».

Последовала еще одна вспышка света. Вслед за ней радужки творца блеснули холодным серебром.

«Серебряные глаза?»

Иона застонал, вспомнив прощальные слова сестры:

«Он уже близко. Думаю, он не космодесантник, брат».

«Так она старалась предупредить меня», – осознал Тайт. Вздрогнув, он зажмурился, чтобы ядовитый свет не проникал в глаза. Если бы Иона и дальше смотрел на это изысканно изувеченное лицо, то, возможно, заметил бы мысли незнакомца – или даже ощутил их…

– Я принес вашу книгу, – сказал Тайт, отчаянно ища путь к спасению, как тонущий человек, что хватается за соломинку неопределенности в топящей его судьбе.

– Книга твоя, Иона Тайт.

– Она не нужна мне.

– Однако же она твоя.

– Вы мне еще должны! – Не открывая глаз, Иона вскинул пистолет.

– И тебе заплатят положенное, – заверил коллекционер, – но я поручил тебе именно отыскать книгу.

– Я нашел ее!

– Ты только начал.

– Нет…

У Тайта не осталось ничего, кроме отрицаний. Синеватый свет заползал ему под веки, рисуя логические связи, которые Иона не желал проводить. Он хотел только выбраться отсюда. Развернуться, удрать и мчаться, пока…

«Дверь уже исчезла», – с абсолютной убежденностью подумал Тайт.

– Просвещенный человек не может ни сбежать, ни спрятаться, – произнес незнакомец. – Ведь даже если он ослепит себя сиянием тысячи солнц, Истина останется нерушимой.

«Ты неправ, – решил Иона, не представляя, откуда в нем такая уверенность. – В тот миг, когда ты по-настоящему смотришь на истину, она меняется. Снова и снова!»

– Только для тех, кому не хватает зоркости, чтобы увидеть картину целиком, – не отступал творец. – Только для тех, кому не хватает ума, чтобы познать ее истинное значение, и воли, чтобы преобразить ее.

«Их цель недостижима, – насмешливо заметила книга, добавив Тайту убежденности и распалив в нем прежнюю ярость. – Поскольку они вечно гоняются за собственными хвостами».

– Все, что имеет форму, – познаваемо, Иона Тайт. И что бы…

– Это ложь! – прорычал Тайт и выстрелил наугад, целясь по голосу своего мучителя.

Раздался звон разбитого стекла, мелькнула вспышка света. Затем опустились тишина и темнота. Иона стоял, ожидая возмездия.

– Прости меня, Мина, – шепнул он, словно молясь.

Когда воздаяния не последовало, Тайт открыл глаза и узрел непроглядный мрак. Но нет… не совсем. Что-то блеснуло во тьме – белая искорка… она увеличилась… приблизилась – и быстро!

«И хвосты те усеяны шипами».

– Беги! – предупредил кто-то.

Когда Иона узнал говорившего, было уже поздно.

Пуля, заряженная и измененная в своем нечестивом странствии, рикошетом вылетела из имматериума и ударила Тайта между глаз в проблеске серебристого света.