Глава 17
— Мы за это тоже получаем баллы…
— Так, стоп. Что еще за, нафиг, индивидуальные занятия?
— Да что тут непонятного — это связано со специализацией. В академии один факультет — боевой. Ну, типа мы должны убивать тварей Пустоши и быть сильными. Чушь, как по мне. Я никому и ничего не должна. Но начальство активно заливает пропаганду в уши, и некоторые на это ведутся.
С третьего курса начинается специализация — боевой маг, боевой алхимик, боевой лекарь, боевой некромант, малефик и так далее. И чтобы расти дальше в силе и знаниях, нужны эти самые баллы. А их еще попробуй заработай, и ценник конский. Так вот, за индивидуальные занятия с подопечным наставник их тоже получает. Так что буду тебя учить варить зелья. Боевые, конечно.
— А что-то не боевое тут есть?
— Ну да, — задумалась она. — Есть кружок кулинарии, но там больше с ядами работают, а не с ванилью. Еще музыкальный — бьют в бубны и барабаны. Лицами друг друга. Ах да, еще танцевальный есть, но туда лезть не советую. Там Веселовы всем заправляют, а они считают, что танцевать на трезвую голову нельзя. Так что если дорожишь здоровьем, а особенно печенью, лучше туда не суйся. Хотя выпивка у них зачетная, как говорят. В общем, выбор большой, с этим сам разберешься. И вообще, давай-ка топай шустрей. Мне тебя заселить надо, а после на сборы вести. Так, куда там тебя определили? — нырнула она в планшет.
— Ага… Ого! Ну ни хрена ж себе! Богатенький князь ты у нас, оказывается.
— А были сомнения?
— Нет. Хотя я про ваш род мало чего знаю — я ж из побочной ветви, с юга. Мы со столичными мало пересекаемся. А про тебя в ТИСе и НИСе читала. Герой — слабоумие и отвага. Впрочем, первое сомнительно. А правда, что ты в одну морду кучу людей положил?
— Правда. Ибо нехер лезть.
— Зачет!!! Уверена, мы подружимся.
— Так что там с жильем?
— Ну вот смотри — у нас, кроме обычных общаг, существуют индивидуальные дома разной степени комфортности.
Первый класс — Стандарт. Дорого, но всякие богатенькие бароны потянут. Второй — Престиж. Это уже для графов и князей. И Идеал — там живут императорские дети и их родня. Очень дорого-богато. Просто так подобное не снять. Тут одних денег мало. И вот ты как раз будешь жить в Идеале, а значит, если ты не родня императору, то твой род особо к нему приближен.
Ну, теперь и я тоже поднимусь в рейтинге, бывая у тебя. Знакомства в нашем мире решают все, если ты не знал. Нет, все же какая я все-таки умница! Вот не зря мне ночью корень Желтушки приснился. Он всегда к удаче.
— Так, я понял, как это нужно тебе, но не понял, на хрена все это мне? Алхимией я не интересуюсь, так что не вижу профита от общения с тобой.
— Ты не понимаешь!!! Я тут знаю все и могу тебе о многом рассказать.
— Уверен, что найдется куча желающих сделать это. Кстати, а наставника вообще можно сменить?
— Раздоров, не будь такой тварью. Я тут стараюсь, распинаюсь, а тебе пофиг⁈
— Именно. Ты рассказываешь, как будет хорошо тебе, но ни слова о том, как будет хорошо мне. Заинтересуй меня, или мы учимся на разных факультетах и не знаем друг друга.
— Гад ты. Говори, чего надо?
— Не знаю. Я тут новенький и всех раскладов не знаю. Ты, кстати, с кем дружишь?
— В смысле?
— Ну, тут же у вас группы, банды, стаи и прочее…
— Мы их называем союзы. Я в ковене ведьм. Мы сильные, но в драки предпочитаем не лезть. Кстати, могу тебе посоветовать, куда вступить…
— Не надо. У меня уже есть… союз. Нет, мне это слово не нравится. Будем ватагой.
— Это что-то на разбойничьем?
— Мы ж темные, нам можно.
— И что у вас?
— Мы Мранные, — кивнул я на шеврон.
— Странные?
— Мранные. Но очень похоже.
— Мы пришли, кстати.
Ну да, пока препирались, добрались до небольшого городка, состоявшего из штук двадцати домов разной степени ухоженности, стоявших вдоль дороги. И чем дальше мы шли, тем красивей становились крыши домов, виднеющиеся из-за высокого забора.
— Коснись двери, и она запомнит тебя, — сказала Инесса, с любопытством наблюдая за мной. Ну, я так и сделал — угрозы не ощущалось. Шаг вперед, и я застыл, пораженный увиденным.
Дом, словно сошедший со страниц старинного гримуара, возвышался за оградой из кованого серебра, узоры которой напоминали застывшие заклинания. Два этажа из темного камня, испещренного мерцающими прожилками, будто в стенах пульсировала сама магия. Крыша, покрытая сланцевой черепицей цвета ночной грозы, увенчивалась шпилями, где каменные горгульи с аметистовыми глазами следили за пришельцем — их крылья чуть шевелились, словно от ветра, которого не было. Окна первого этажа, высокие и стрельчатые, отражали солнце так, словно стекла были сотканы из жидкого янтаря. Над парадной дверью, вырезанной из черного дуба с инкрустацией рун, висел фонарь — внутри него танцевало холодное пламя, синее, как лед из глубин океана.
Сад вокруг дышал тайной: кусты самшита, подстриженные в форме мифических существ, шевелили листьями-перьями, розы с лепестками цвета лунной пыли источали дымчатый аромат, а дорожка из мраморной крошки вела к фонтану, где вода застывала в воздухе, образуя сферы с мерцающими внутри созвездиями. Шаг внутрь и…
Первый этаж встречал просторным холлом, где сводчатый потолок был расписан фресками движущихся небес — планеты плыли по орбитам, кометы оставляли серебристые шлейфы. Под ногами стелился ковер из шелка и теней, меняющий узоры при шаге: то геометрические символы, то звездные карты. Слева зиял камин с мантией из черного мрамора — огонь в нем горел без дров, зеленоватый и беззвучный, а над очагом висел портрет, чьи глаза провожали гостя, куда бы он ни пошел.
Справа — библиотека. Полки из полированного эбенового дерева вздымались до потолка, их населяли фолианты в кожаных переплетах, свитки с печатями из воска цвета крови и хрустальные шкатулки, где светились заточенные духи знаний. Посреди комнаты левитировал глобус, на котором материки меняли очертания в такт древним ритмам. В углу, у спиральной лестницы на второй этаж, стоял письменный стол с чернильницей, жидкость в которой переливалась всеми оттенками сумерек.
Далее — кухня, где медные котлы и керамические горшки чистили себя сами, а из крана в раковине лилась чистейшая ледяная вода, от которой у меня непроизвольно заныли зубы. Пьешь такую, и кажется, что напиться не можешь. Стол из светлого ясеня ломился от яств, которых никто не касался: груши с золотой кожурой, пироги, от которых шел пар в форме драконов, и графины с жидкостью, менявшей цвет в зависимости от настроения смотрящего.
На втором этаже — три спальни. В главной стояла кровать с балдахином из струящегося бархата, чей цвет переходил от глубокого индиго к черному, словно ночное небо. Над изголовьем висел меч в ножнах, украшенных рунами, но лезвие было не сталью — сгустком тьмы, запертой в форме клинка. Рядом — рабочая ниша: стол с астролябией, картами подземелий и томиком «Основы проклятий для начинающих», который недовольно захлопал страницами, когда мы прошли мимо.
Окна здесь были меньше, с витражами, изображающими битвы магов и древних чудовищ. При солнечном свете стеклянные фигуры оживали, и тени сражались на стенах. В углу пряталась дверь в ванную, где ванна, высеченная из цельного аметиста, наполнялась водой сама, а зеркало показывало не отражение, а лицо того, кого ты больше всего желал увидеть.
И здесь, среди этой роскоши, я замер, ощущая, как магия дома обволакивает меня, словно признавая хозяином.
— Нравится? — разрушил все очарование голос девушки.
— Восторг! — не сдержал эмоций я.
— А то. Каждому по способностям, каждому по потребностям. Хотя, признаюсь, мне не приходилось еще бывать в подобных домах. Увидел, запомнил? Теперь подписывай договор, — ткнула она пальцем в лежащий на столе лист.
Я посмотрел, прочитал, понял, что меня тут явно хотят прибить — академия сразу предупреждала, что наши жизни ни хрена не важны, и если кто сдохнет в процессе обучения, сам себе дурак. Подписал. А чего? Я уже настолько привык, что меня все хотят прибить, что даже внимания на это не обращаю.
Инесса тут же схватила его, проверила и засунула себе в кольцо.
— Сама в канцелярию отдам — это моя работа, как наставника. А теперь пошли на общий сбор. Там вам все скажут, покажут и дадут попробовать. А потом мы обсудим, что могу предложить бедная я такому богатому тебе. Надеюсь, ты не заставишь заниматься меня всякими непристойностями?
— Это какими, например? Типа, в постель нельзя тащить?
— Причем тут постель? Я про стирку или там уборку говорю. Нет, так-то тут есть бытовые артефакты, отвечающие за это. Но некоторым нравится именно ручной труд. А постель — покувыркаться с богатым князем с возможной перспективой? Вообще не вопрос.
— Что, вот так просто? — чуть охренел я. Все-таки никак не привыкну к столь вольному отношению темных к сексу.
— А ты хочешь за деньги? Учти, я девушка бедная и много платить тебе за это не смогу.
— Эм, в смысле ты мне?.. А… это… М-да… Давай позже это обсудим.
— Забились, — легко согласилась она. — А теперь потопали. Мы-то не опоздаем, но приползать последними не очень правильно. Первый должен быть первым во всем. Есть вопросы, предложения, просьбы?
— Расскажи мне об академии — ну так, кратенько, знаков на пятьсот.
— Кратенько? А что, раньше не мог почитать?
— Так я ж со светлыми и темными резался. Не до того было.
— Ой, прости. Я забыла. С чего бы начать? Ага.
Она стала говорить, и я будто оказался в те временах, когда Бесцветный Иван Грозный задумался о магической элите страны…
Всебесцветный царь Иван Четвертый, за глаза, горящие как угли в печи Страшного суда, прозванный Грозным, искал опору не в железе или крови, а в том, что старше самой Руси. После падения Казани, где колокола звенели на языке древних булгарских чародеев, он понял: чтобы удержать землю, пронизанную жилами скифского серебра и шепотом мерянских болот, нужна магия, сплетённая с идолами на древних капищах и дымом от чаш жертвоприношений.
На рассвете, когда первые лучи бились в золочёные маковки Кремля, царь призвал к себе Стефана Бездорожного — юродивого, что ходил босым по снегу, собирал росу с могильных камней и знал, как заговаривать ветер. Говорили, его предки служили ещё волхвами у древлян, прячась в дуплах тысячелетних дубов после захвата Руси распятым богом.
— Где корень силы моей, что рвется под ножом измены? — спросил Иван, сжимая посох с вырезанными ликами Перуна и Сварога.
— Сила — как грибница, государь. Видишь лишь шляпку, а под землёй — сеть, — ответил Стефан, рисуя пальцем круг на карте Москвы. — Но если дать ей тело…
Академию возвели на руинах Белого города, где река Неглинная, закованная в кирпич, всё ещё пела русальи песни. Стены сложили из белого камня, добытого в языческих капищах Вятичей, каждый блок помечали двойной руной — крестом и трезубцем Велеса. Надземная часть притворялась Собором Стефана Пермского, где монахи переписывали псалмы чернилами из святой воды и пепла сожжённых еретиков. Но в полночь алтарь съезжал, открывая ход в залы, где фрески оживали, показывая битвы с половецкими оборотнями; где колокола звонили на языке стихий, отгоняя мор от Крымской дороги; где в окнах-бойницах мерцали «глазницы» — кристаллы, видящие через века.
Первый набор вели тайно, через монастырские скриптории и царские темницы. На зов откликнулись сын палача, умевший читать судьбы по трещинам на костях,
вдова-знахарка с Подола, чьи травы росли даже в лютый мороз,
монах-беглец с Соловков, знавший слова, останавливающие шторма.
Их учили «огненному письму» — оживлять буквы летописей, «земляной алхимии» — превращать глину в порох, «теневым молитвам» — чтобы голос из Москвы слышали в каждом закоулке земли Русской. Но главной наукой было единство: магия должна была сплавить воедино расколотую Русь — языческое прошлое, православное настоящее и царство, которое именовали «Третий Рим».
Шесть веков назад, когда Темный Девлет-Гирей сжёг Москву, академия впервые показала клыки. Из пепла взмыли каменные вороны — духи старых крепостных стен, их клювы рвали татарские стяги. Подземная Неглинная вырвалась на волю, смывая огонь ледяными волнами, а в Коломенском проснулся каменный Гром-волк — страж языческих курганов. Стефан, ставший Хранителем Подклетья, произнёс:
— Мы — нерв империи. Нас сожгут, проклянут, забудут, но без нас она рассыплется, как прах от ветхого пергамента.
Многие века академия пряталась в шрамах истории: при Начале Двоевластия — как Приказ Каменных Деяний, при смуте, когда народ пытался свергнуть императоров — как Секция Оккультных Исследований.
Двести лет назад, когда с Пустошей хлынула орда зверей, что сметая все на своем пути, подошли к Москве, говорят, с Воробьёвых гор поднялись каменные витязи работы Светлейшего Иакова — их лики видели в дыму над полями Подмосковья.
А сегодня, если пройти ночью вдоль стены Плача, можно услышать, как из древних дренажных труб доносится звон невидимых колоколов, а в лужах после дождя мелькают буквы на забытом языке — может, это сам Иван Грозный диктует новый указ своей вечной Москве.
А теперь она просто — НАМИС — Нейтральная Академия Магии имени Создателя.
— Ивана Грозного? По буквам же не сходится, — я моргнул, сбрасывая наваждения. Все-таки рассказывать она умела. Будто своими глазами все увидел.
— Создатель — это тот, кто выше императоров или богов. Я не теолог. Поспрашивай у оккультистов. У них есть свой клуб, но туда соваться… тоже очень не советую. Они немного чокнутые.Хоть жги их — слова не скажут. Но стоит затронуть богов, и они не успокоятся, пока тебя в могилу не сведут. А они могут, уж поверь. С ними даже Ликанские — тупые волчары — не связываются.
— А есть тут что-то, ну, хотя бы условно нейтральное? Так, чтобы зайти и выйти, без боязни потерять голову или иную часть тела?
— Дай-ка подумать… Таких нет, -радостно сообщила она. — В каждом есть подвох. Нас тут учат выживать, а документ о том, что твоя жизнь тебя мало интересует, ты сегодня уже подписал. Так что-либо начинай рвать, либо порвут тебя.
Впрочем, ты же тот самый Видар — вряд ли кто-то сходу к тебе полезет. Но присматриваться и пытаться укусить будут. Тут у нас бунтарей-первачей очень не любят. Старшаки бдительно следят за своими привилегиями и если посчитают, что ты перешел границу — попытаются сожрать. Причем в прямом смысле слова. Есть тут у нас любители человечинки. Особенно не рекомендую выходить из дома в полнолуние — у многих крышу срывает.
— Да понял я уже, что тут надо ходить, постоянно оглядываясь, и все время размахивать эфиром.
— Ну… Все не так плохо, как кажется, -немного смутилась она. — Просто я должна сразу предупредить тебя о всяких неприятностях. Вопрос твоего выживания для меня в приоритете — ты ж мой вклад в счастливое будущее. А значит, тебя надо беречь.
— И всячески ублажать, — не удержался я.
— Запросто. Только скажи, и я сразу переберусь в твой прекрасный и уютный дом.
— К-хм, давай не будем пока с этим спешить. Надо ж сперва определиться, что и куда.
— Как скажешь, — легко согласилась она. — Так, мы уже пришли. Стой тут и жди, пока подойдут остальные. А я в канцелярию — надо твой договор отдать, и дела еще у меня. И да, кстати — можешь снять свой браслет, здесь он не работает.
— А… — охренел я, но только ее и видел.
Сбежала, будто растворилась в воздухе. Ладно, подожду. Цирк, похоже, только начинается, и главное, не стать в нем главным клоуном…