— Он совсем, совсем чокнутый, — сказал я Симмону и Вилему позже тем же днем в «Эолиане».
— Он магистр, — тактично заметил Сим. — И твой поручитель. А судя по тому, что ты нам рассказал, он — причина того, что тебя не исключили.
— Я не говорю, что он не умен, и я видел, как он делал штуки, которые я не знаю даже откуда начать объяснять. Но факт остается фактом — он совершенно не в себе. Бормочет снова и снова про имена и слова, да еще про могущество, и, пока он это говорит, вроде понятно. Но на самом деле никакого смысла в этом нет.
— Брось жаловаться, — сказал Симмон. — Ты обскакал нас обоих с получением ре'лара, даже если твой поручитель чокнутый. И тебе заплатили два оборота серебра за то, что ты сломал Амброзу руку. Ты ушел свободный, как птичка. Мне бы хоть половину твоей удачливости.
— Не совсем как птичка, — сказал я. — Меня все равно должны выпороть.
— Что? — поразился Сим. — Я думал, ты сказал, что они все отменили.
— Отменили исключение, — объяснил я. — Но не порку.
Симмон разинул рот.
— Бог мой, но почему?
— Злоупотребление магией, — понизив голос, сказал Вилем. — Они не могут отпустить студента вольной птичкой, если признали его виновным в злоупотреблении.
— Так и Элодин сказал. — Я отхлебнул глоток, потом еще.
— Да мне все равно, — горячо возмутился Симмон. — Это варварство. — Он вколотил последнее слово в стол кулаком, опрокинув свой стакан и пролив темную лужицу скаттена. — Вот дерьмо. — Он вскочил, пытаясь ладонями удержать жидкость и не дать ей пролиться на пол.
Я хохотал неудержимо, пока не заболел живот, а из глаз не потекли слезы. Когда я наконец перевел дух, то почувствовал, как с моих плеч свалился огромный камень.
— Я люблю тебя, Симмон, — искренне сказал я. — Иногда я думаю, что ты единственный честный человек, которого я знаю.
Он недоверчиво оглядел меня:
— Да ты уже нажрался.
— Нет, это правда, ты очень хороший человек. Лучше, чем я когда-нибудь буду.
Сим бросил на меня взгляд, который говорил, что он не понял, смеюсь я над ним или нет. Подбежала служанка с мокрыми тряпками, насухо вытерла стол, отпустив пару язвительных комментариев. Совестливый Сим смутился за всех троих.
К тому времени, как я вернулся в Университет, уже совсем стемнело. Я быстренько заглянул к Анкеру, захватил пару нужных вещей и отправился на крышу главного здания.
Там я с удивлением обнаружил, что Аури ждет меня на крыше, несмотря на ясное небо. Она сидела на низкой кирпичной трубе, болтая ногами. Волосы обрамляли ее крошечную фигурку воздушным облачком.
Когда я подошел ближе, она соскочила с трубы и сделала полушажок в сторону — почти реверанс.
— Добрый вечер, Квоут.
— Добрый вечер, Аури, — сказал я. — Как ты?
— Я прекрасно, — решительно заявила она, — и сегодня прекрасная ночь.
Она переминалась с ноги на ногу, держа обе руки за спиной.
— Что ты мне сегодня принесла? — спросил я.
Аури солнечно улыбнулась.
— А что ты мне принес?
Я вытащил из-под плаща узкую бутылку.
— Я принес тебе немного медового вина.
Она схватила бутылку обеими руками.
— О, это подарок принца. — Она с любопытством разглядывала бутылку. — А что в нем?
— Солнечный свет, — ответил я. — И улыбка, и вопрос.
Она поднесла горлышко бутылки к уху и усмехнулась.
— Вопрос на дне, — сказал я.
— Нелегкий вопрос, — заметила она и протянула руку. — А я принесла тебе кольцо.
Кольцо было из теплого гладкого дерева.
— А что оно делает? — спросил я.
— Оно хранит тайны, — объяснила она.
Я поднес кольцо к уху.
Аури серьезно покачала головой, волосы взвихрились вокруг нее.
— Оно их не рассказывает, а хранит. — Она подошла совсем близко, взяла у меня кольцо и надела его мне на палец. — Довольно иметь одну тайну, — мягко пожурила она меня, — большее — уже жадность.
— Оно подходит, — заметил я, немного удивленный.
— Это ведь твои тайны, — объяснила она мне, словно ребенку. — Кому бы оно еще могло подойти?
Аури отбросила волосы за спину и снова сделала тот же странный полушажок в сторону — как реверанс или коротенький танец.
— А я думала, присоединишься ли ты сегодня ко мне за ужином, Квоут, — сказала она с серьезным лицом. — И принесла яблоки и яйца. Также могу предложить прекрасное медовое вино.
— Буду счастлив разделить с тобой ужин, Аури, — официальным тоном сказал я. — Я принес хлеб и сыр.
Аури слазила вниз, во дворик и через несколько минут вернулась с изящной фарфоровой чашечкой для меня. Она налила нам обоим медового вина — себе в серебряную чашечку для подаяния, чуть больше наперстка, — и выпила его несколькими изящными глотками.
Я уселся, и мы разделили ужин. Сегодня у меня была с собой большая буханка бурого ячменного хлеба и клин твердого белого далонирского сыра. У Аури были спелые яблоки и полдесятка крапчатых яиц, которые она как-то умудрилась сварить вкрутую. Мы съели их с солью, которая нашлась у меня в кармане плаща.
Большую часть трапезы мы провели в молчании, просто наслаждаясь обществом друг друга. Аури сидела, скрестив ноги и выпрямив спину, ее волосы развевались во все стороны. Как всегда, ее деликатная аккуратность делала этот скромный ужин на крыше похожим на официальный прием в доме какого-нибудь вельможи.
— В последнее время ветер приносит в Подовсё листья, — непринужденно заметила Аури ближе к концу ужина. — Через решетки и туннели. Они складываются в Глубинах, так что там теперь все хрустящее.
— Правда?
Она кивнула.
— И мать-сова переселилась внутрь. Свила гнездо прямо в середине Серой Дюжины, вот дерзкая.
— Разве это такая редкость?
Аури кивнула.
— Конечно. Совы мудры. Они осторожны и терпеливы. Мудрость исключает дерзость. — Она сделала глоток из своей чашечки, изящно держа ее за ручку большим и указательным пальцами. — Вот почему совы — плохие герои.
Мудрость исключает дерзость. После моих недавних приключений в Требоне я мог только согласиться.
— Но эта — искательница приключений? Исследовательница?
— О да, — сказала Аури, широко распахивая глаза. — Она ничего не боится. У нее лицо как злая луна.
Она наполнила свою крошечную чашечку медовым вином, а остатки вылила в мою. Потом сложила губы трубочкой и дважды резко подула в горлышко, отчего бутылка издала ухающий звук.
— А где мой вопрос? — потребовала Аури.
Я заколебался, не представляя, как она ответит на мою просьбу.
— Можно спросить тебя, Аури: ты захочешь показать мне Подовсё?
Аури отвернулась, вдруг застеснявшись.
— Квоут, я-то думала, ты джентльмен, — сказала она, смущенно теребя обтрепанную рубашку. — Надо же: попросить девушку показать свое подовсё.
Она смотрела вниз, волосы скрывали ее лицо.
Я на секунду задержал дыхание, тщательно подбирая следующие слова, чтобы не спугнуть ее обратно под землю. Пока я думал, Аури поглядывала на меня из-за занавеса волос.
— Аури, — медленно спросил я, — ты шутишь со мной?
Она подняла глаза и ухмыльнулась.
— Шучу, — согласилась она. — Правда же здорово?
Сквозь металлическую решетку в заброшенном дворике Аури провела меня вниз, в Подовсё. Я вытащил ручную лампу, чтобы освещать путь, но у Аури был и собственный светильник: она держала в сложенных чашечкой ладонях нечто испускающее мягкое сине-зеленое сияние. Мне было ужасно любопытно, что у нее там, но я не хотел выпытывать слишком много секретов сразу.
Поначалу Подовсё было именно таким, как я ожидал: туннели и трубы. Трубы для стоков, воды, пара и угольного газа. Огромные черные чугунные трубы, по которым мог проползти человек, маленькие яркие бронзовые трубы, не толще большого пальца. Обширная сеть каменных туннелей, ветвящихся и сходящихся под странными углами. Если у этого места и был какой-нибудь смысл и суть, они мне не открылись.
Аури устроила мне стремительный тур, гордая, как молодая мать, и восторженная, как девчонка. Ее энтузиазм был заразителен, и я скоро тоже увлекся и разволновался, позабыв первоначальные намерения и причины, по которым хотел исследовать туннели. Нет ничего столь же восхитительного, как тайна на твоем собственном заднем дворе.
Мы спустились по трем спиральным лестницам из черного кованого железа и пришли к Серой Дюжине. Все равно что стоять на дне ущелья. Поглядев вверх, я увидел далеко над головой бледный лунный свет, льющийся через решетки стока. Мать-сова улетела, но Аури показала мне гнездо.
Чем глубже мы забирались, тем удивительнее все становилось. Грубые туннели для стоковых труб исчезли и сменились коридорами со стенами из тесаного камня и лестницами, усыпанными каменными обломками. Гниющие деревянные двери свисали с проржавевших петель, встречались полуобвалившиеся помещения с верстаками и стульями. В одной комнате обнаружилась пара заложенных кирпичом окон — хотя, по моим догадкам, мы находились метрах в пятнадцати под землей.
Еще глубже, и мы пришли в Черездно — зал, похожий на собор, такой огромный, что ни синий свет Аури, ни мой красный не достигали потолка. Здесь повсюду громоздились какие-то древние машины. Некоторые лежали разбитые: сломанные шестерни выше человеческого роста, кожаные стропы, крошащиеся от времени, огромные деревянные балки, на которых теперь вздымались белые грибы, громадные, как живые изгороди.
Другие машины были целы, но обветшали за долгие века. Я подошел к железной штуковине размером с фермерский дом и отколупнул пласт ржавчины — большой как тарелка. Под ней не оказалось ничего, кроме новой ржавчины. Рядом стояли три огромные колонны, так густо покрытые зеленой патиной, будто поросли мхом. Многие из огромных машин было невозможно распознать: они выглядели больше оплавленными, чем проржавевшими. Но потом я увидел нечто, когда-то, наверное, бывшее водяным колесом в три этажа величиной, — оно стояло посреди сухого канала, пролегавшего, как расселина, через середину зала.
Я весьма смутно представлял себе, для чего были созданы эти машины. Также я понятия не имел, зачем они пролежали здесь, глубоко под землей, бессчетные века. Они не выглядели…