Через два дня Катя объявила, что уходит из дома жить в Приют.
На выходе из офисного здания, которое ребята и называли Приютом, Катю встретил Ани. Они пошли пешком вдоль набережной. Катя пересказывала то, что услышала на встрече. Ани смотрел на серую воду Москвы-реки и бетон набережной.
— И как они отреагировали на то, что ты рассказала?
— Смеялись, когда я рассказывала, как хотела перепрошить Посланника. И в целом поддержали моё желание стать актрисой.
— И что ты думаешь?
— Не знаю. Думаю, что это хорошо. Разве нет? Когда ты сильно чего-то хочешь, тебе дают шанс. Судьба отправляет посланника. Разве не так обычно бывает?
Ани втянул воздух, как сигаретный дым, выпустил облачко пара обратно в серый московский туман и сказал:
— Я ехал на работу и всё думал об этом твоём роботе. И о твоём школьном психологе. И вспомнил, что у меня есть друг детства, который работает как раз школьным психологом. Да, у богатых в школах — живые люди.
— Какой живой человек выдержит работать в школе?
— И не говори! Но им много платят. Так вот, я попросил его совета, как управиться с сестрой-подростком. Рассказал и о роботе из Макдональдса. А у него, оказывается, при школе есть актёрская студия. Можно тебя устроить, хочешь? Говорит, весьма перспективно.
Катя задумалась.
— Спасибо, нет. Пока нет.
— Ты больше не хочешь стать актрисой?
— Не хочу быть под твоим присмотром.
Ани ничего не ответил, и Кате показалось это странным. Обычно он не стеснялся зудеть по полчаса, подбирая то одни слова, то другие. Будто её голова была комнатой, а он задвигал в неё один пыльный диван за другим. А тут замолчал, словно человек, стоящий у огромного строительного робота с голосовым управлением, в страхе ляпнуть что-то не то.
И воскресным утром, когда Катя вытащила в коридор сумку с вещами, он посмотрел на неё обеспокоенно, но кивнул.
— Школьного психолога с собой берёшь?
Школьный психолог был роботом в виде кошки. С ним можно было общаться на трудные темы. Информация обрабатывалась где-то на серверах Министерства образования.
— Ага. Я ему обрезала доступ, чтобы не выдал, где я теперь живу.
— Разумно, что скажешь, — кивнул Ани.
— Это не сарказм?
— Нет. Рад за тебя. Самозащита — полезный навык, верно?
Катя, привыкшая огрызаться, не знала, что сказать.
— Почему ты меня не останавливаешь?
— А смысл? Дома мне тебя не удержать. Ты уйдёшь, куда захочешь. Работу ты не бросаешь. А в остальном… Как мне тебя останавливать, когда ты не знаешь, что делаешь? Ты же не решила, что собираешься делать в этой жизни.
— Нет, решила! — вспылила Катя.
— Да? И что же?
— Жить не так, как ты.
Ани ничего не ответил, только хмуро кивнул. Когда Катя захлопнула за собой входную дверь, он дошёл до своей комнаты и упал в постель. Вчера вечером он таки удержался от того, чтобы принять таблетку, и в результате заснул только под утро, когда ночное небо цвета жиденького кофе в стеклянном стакане сменило цвет на утренний свинцовый. Он чувствовал себя омерзительно: не было ни гордости, которую должен испытывать человек, оседлавший зависимость, ни чувства того, что он на правильном пути, — только песок в глазах, сонливость и усталость.
Он попытался сосредоточиться на хорошем: вот синдром отмены пройдёт, он выспится без таблеток, он станет бодрее и… радости не прибавилось. Он будет сидеть, смотреть в экран, рисовать схемы для ИИ, тревожиться, читать отчёты ИИ, тревожиться, выставлять баллы, сводить таблицы и ещё тревожиться.
«Жить не так, как ты», — сказала Катя.
Пожалуй, сегодня утром Ани хотел того же.