Игра. Змеиный остров

ГЛАВА 7. ВСЕ НОРМАЛЬНО

Хлесткий удар по щеке. Отвратительный привкус желчи во рту. Гнусная кислая вонь, спазмы в пустом желудке и саднящем горле. Чей-то тонкий монотонный плач. По щеке снова хлестнуло — твердое, мокрое, отвратительно горячее. Дима застонал и попытался отползти в сторону.

— Прочухался, — донесся откуда-то сверху бесчеловечный, лишенный интонаций голос. — Только не ори больше, ради бога.

Дима приподнялся на локтях и открыл глаза. Над ним, загораживая бледное небо, маячил Кирилл. Лицо его, обычно красное и лоснящееся, теперь пошло серовато-бурыми пятнами. Как у мертвеца. Остывшего, разлагающегося мертвеца, объеденного морскими тварями.

Дима вспомнил.

— Не ори, — угрожающе повторил Кирилл, занося ладонь.

Дима до крови прикусил изнутри щеку и кивнул.

— Вы… — попытался заговорить он. Голос не слушался, и хотелось снова заорать, чтобы вытолкнуть непокорные слова из глотки. — Вы… Я мог…

— Не мог, — присел на корточки Вова, крепко взял за плечо. — Успокойся. Ничего ты не мог, ясно?

Дима замотал головой.

— Вы задержали меня, — прошептал он. — Я бы…

— Ты бы не успел, понимаешь? Никто не виноват, никто ничего не мог сделать. Змея укусила ее за плечо, слишком близко к сердцу. Даже если бы мы вызвали помощь сразу, лодка не успела бы прийти. Не смотри, — торопливо предупредил он, но Дима уже успел повернуть голову. — Черт, да не на меня же!

Вова брезгливо отшатнулся, и Дима, содрогаясь в спазмах, уткнулся лицом в загаженный песок.

— Неудачно выбрала место для свидания, — пробормотал Кирилл.

— Как вы узнали? — просипел Дима, выпрямляясь.

— Следы, — ответил Вова. — Она дошла до середины пляжа, присела там на бревно. Ну и, наверное, почти сразу… Обратно уже ползла. — Он передернул плечами и отошел.

Дима вытер рот ладонью. Его как будто оглушило. Он не находил в себе ни боли, ни горя — все заполнила сосущая пустота и отвратительное чувство собственной нечистоты. Прозрачная вода, пронизанная светом, переливалась и играла, манила, но до нее было метра три, и сейчас это расстояние казалось непреодолимым. Дима поднялся, уверенный, что никогда не сможет пересечь узкую полоску пляжа, и сделал шаг. И еще один. И еще. Голова казалась легкой, как воздушный шарик.

Остывшая за ночь вода слегка привела его в чувство. Без единой мысли в голове Дима умылся, выполоскал футболку. Постоял, глядя на размытую черту горизонта и мечтая, чтобы люди за спиной исчезли как по волшебству, чтобы он остался один. Но бубнящие голоса все не смолкали, назойливые, как мухи. Дима обернулся к берегу.

Девушки стояли в стороне, испуганно жались друг к другу. Ира заплакана, губы и нос покраснели и распухли, как вареники. У Леры лицо застыло, как маска; и без того худое, его, кажется, еще больше обтянуло, и теперь оно походило на слегка прикрытый кожей череп. Лишь в глазах оставалось подобие жизни, сухой, нездоровый блеск. Набравшись мужества, Дима проследил за ее взглядом. Торопливо отвел глаза и тут же посмотрел вновь, не в силах объяснить себе увиденное.

Над телом Оли склонился Антон. Диме не видно было, что он делает, но в суетливых движениях его рук было что-то ужасающе, отвратительно непристойное. Остальные наблюдали за ним с противоестественным спокойствием. Антон деловито перевернул тело на живот и запустил руку в задний карман тугих шорт. Дима увидел, как шевелятся под тканью пальцы. Увидел крупинки песка, прилипшие к посиневшей, натянутой, как барабан, коже безобразно распухшей руки девушки. Открыл рот, пытаясь одолеть охвативший его паралич.

Антон почувствовал его взгляд и поднял голову.

— Что вылупился, извращенец? — оскалился он. — Я пароль ищу!

Ира внезапно прекратила плакать и застыла, глупо приоткрыв рот.

— Хватит, — не выдержал Вова. — Это бесполезно, она наверняка тоже его сожгла.

— Я свой съел, — неуместно ухмыльнулся Кирилл.

Дима вдруг понял, что все смотрят на него, и попятился.

— Я не знаю ее пароль, — растерянно проговорил он.

— Естественно, не знаешь, — кивнул Вова.

— Тогда что…

— Нужно, чтобы ее увезли, — сказала Лера почти мягко, и до Димы наконец дошло.

Он вспомнил голос Пленского, с нажимом проговорившего: «Любые проблемы». Знал ли он, как далеко может зайти игра?

— Почему я? — спросил Дима, не слишком рассчитывая на разумный ответ.

— А кто? — удивился Кирилл.

Они вернулись в лагерь тесной, молчаливой толпой. Чужая смерть сплотила их. Пусть ненадолго и ненадежно, но сейчас они действительно были заодно — горстка людей, заброшенных на необитаемый остров. Рация, соединенная тощими проводками переходника с гибкой пластиной солнечной батареи, лежала на небольшом плоском камне недалеко от костра. Днем здесь было достаточно солнечно, чтобы подзарядить аккумулятор. Но пока тени были еще по-утреннему длинны, и на черном корпусе поблескивала тонкая вуаль росы.

Дима присел, бездумно смахнул песчинки с сизой поверхности солнечных батарей. Взял в руку теплую, увесистую рацию. Тяжелая. Такой запросто можно проломить чей-нибудь череп. Цифры подмигивают с экрана: все настроено. Достаточно нажать кнопку вызова — на Кох-де-Коле оживет передатчик, настроенный на ту же частоту, и игра закончится.

Диму окружили так тесно, что, казалось, перекрыли доступ воздуха. Он чувствовал их давящее, молчаливое ожидание. Диме стало душно; запах немытых тел становился все гуще, все невыносимее. Он смахнул со лба крупные капли пота.

— Давай, — шепотом подбодрила Ира.

Дима прикусил губу и ткнул в кнопку негнущимся пальцем.

— Прием, — неуверенно проговорил он.

В динамике тихо затрещало. Отчетливый голос с мяукающим азиатским акцентом проговорил на английском:

— Добрый день. Ваш пароль?

— Понимаете, у нас тут форс-мажор, — выдавил Дима.

— Ваш пароль?

— Не важно, проблема не у меня. У нас…

— Извините, но…

— У нас труп! — заорал Дима, не заметив, как перешел на русский. Рация затрещала, будто возмущенная его воплем.

— Извините, мне запрещено говорить с вами просто так, — с сожалением произнес голос.

Дима обвел взглядом сгрудившихся над ним игроков и не увидел ничего, кроме плохо скрываемого нетерпения. Им плевать, что Оля погибла. Конечно, они были потрясены, но шок уже проходит. Они еще удерживают для приличия скорбные мины, но в глубине души каждый радуется удаче. Несчастный случай выбил из игры сразу двоих. Тело Оли увезут, и Дима тоже будет вынужден уехать. Он откажется от выигрыша, который практически лежит у него в кармане, просто потому, что так правильно — позаботиться об Оле в последний раз. И впервые она не отвергнет его помощь… А оставшиеся вздохнут с облегчением и примутся друг за друга. Ведь никто не виноват, что так получилось.

Дима вдруг с ужасом понял, что Пленский не мог не предусмотреть такую ситуацию — и все же допустил ее. Да он просто психопат. Что ж это за мир такой, где богатый урод может довести нормальных людей до полной потери человеческого об­лика…

— Ваш пароль? — терпеливо донеслось из рации.

Дима набрал воздух в легкие и нажал на отбой. Услышал, как прошелестел над головой легкий разочарованный вздох.

— Это всего лишь тело… теперь, — хрипло сказал он.

— Ну ты и скотина, — презрительно бросил Кирилл.

— Прошу! — Дима широким жестом протянул ему рацию. — Подай мне пример.

Кирилл убрал руки за спину.

— Но мы не можем ее так оставить, — едва шевеля губами, выговорила Ира. — Что, она так и будет лежать? Мы не можем сидеть рядом с трупом! Нужно сообщить в полицию.

— Ты правильно все говоришь. Давай, вызывай. — Дима протянул ей рацию. — Ну!

— Почему я-то? — взвизгнула Ира и отступила.

— А кто тогда? Ты? Может, ты?

Его охватило сумасшедшее веселье. Он, не глядя, тыкал рацией в людей, и они шарахались от нее, как первоклашки от дохлой крысы.

— Прекрати! — крикнула Лера.

Дима осекся. Аккуратно уложил рацию на камень.

— Это всего лишь тело, — с горечью повторил он.

— И что, она так и будет там лежать? — Ира была на грани истерики. — А мы сделаем вид, что…

— Да не будет она там лежать, — оборвал ее Антон. — Через пару дней доедят.

Ира прижала ладонь ко рту и уставилась на него круглыми глазами.

— Не будет она там лежать, — повторил, как эхо, Дима.

Он обвел глазами парней. Вова поморщился, коротко кивнул.

— Лопат нам, как ни странно, не выдали, — сказал он, и у Леры вырвался сухой истерический смешок. — Попробуем обойтись этим…

Он сунул в карман два складных ножа и кинул Диме несколько пустых жестянок. Банки врезались в живот; Дима неловко прижал их рукой, и по футболке расплылись жирные пятна. Вова бросил на него презрительный взгляд. «Он знал, что я ничего не скажу, — понял Дима. — Знал, что не захочу выйти из игры ради нее». Вова подхватил одну из бутылок с водой.

— Это Олина, — проговорил Дима, сам не зная зачем.

— Ей уже не нужно. А нам понадобится. Копать по такой жаре — не шутка.

— Тогда надо еще соль, — пробормотал Дима.

— Пойдем, — коротко бросил Вова, когда он наполнил спичечный коробок. — Пока еще можно обойтись без противогазов.

Из консервных банок они соорудили подобия жестяных совков, малопригодных даже для того, чтобы копать мягкий песок, и провозились несколько часов. Возвращаться пришлось в самую жару, под палящим солнцем. Вода была давно выпита; песок раскалило настолько, что ступать на него стало просто невозможно — ноги обжигало, как на сковороде. В конце концов они плюнули на риск и побрели вдоль края джунглей, опасливо наступая на способную замаскировать все, что угодно, лесную подстилку.

Изрезанные жестью руки ныли, но сейчас Дима был почти рад этой боли: она стирала воспоминания о податливой, все еще теплой коже трупа. Они тащили Олю вдвоем, ухватив за руки и за ноги, и Дима все время боялся, что если сожмет слишком сильно — плоть расползется прямо под его пальцами. Руки соскальзывали, и он то и дело ронял труп, провоцируя все новые и новые потоки мата, извергаемого Вовой.

Они совершенно измучались, но все-таки дотащили тело до скал. Остановились только на песчаном пятачке рядом с мангровыми зарослями, том самом, на котором Дима когда-то, тысячи лет назад, собирался отсиживаться вместе с Олей. Это место почему-то казалось самым подходящим. Надежным. Подступающие с двух сторон камни внушали иррациональную уверенность в том, что здесь тело будет сохраннее… О том, что произойдет с захороненным прямо в песке трупом буквально за пару суток, оба старались не думать. Лишь на секунду Дима позволил себе трусливую радость: как только к острову придет лодка, о случившемся узнают в полиции, и это станет уже не их проблемой…

Вернувшись в лагерь, они обессиленно рухнули на песок. Дима тут же провалился в вязкую, полубредовую дремоту. Перед глазами плыли красные, полупрозрачные, как желе, ленты, и Дима никак не мог понять — то ли это змеи, то ли щупальца кальмара. Они несли с собой влажный, мертвящий холод. Дима охватил себя руками, трясясь в ознобе. Что-то защекотало ступню; он приоткрыл глаза и увидел, как на него наползает копошащийся поток призрачных раков-отшельников. Дима слабо вскрикнул, стряхивая невидимых тварей, и пришел в себя.

Череп будто набили мокрой горячей ватой, и голова болела так, что от любого движения начинало тошнить. Понадобилось невероятное усилие мысли, чтобы сообразить: надо срочно сбить температуру, пока не стало еще хуже. Пошатываясь, Дима зашел по колено в воду, лег полудохлым тюленем на дно, окунул голову. Никакого толку. Вода прогрелась настолько, что почти обжигает. Может, подальше от берега она прохладней, но плыть нет сил. Да еще и в течение можно попасть и не выбраться.

Дима обвязал голову мокрой банданой и вернулся в тень. Все, что ему нужно, — аспирин и вода, а еще лучше — чай, много остывшего сладкого чаю с лимоном… Дима отхлебнул из стремительно пустеющей бутылки и вдруг вспомнил, что где-то в куче снаряжения лежит аптечка. Уж что-нибудь жаропонижающее там должно найтись. Он покосился на Вову: то ли спит, то ли отключился. Надо будет и его заставить проглотить пару таблеток.

Мешок с лекарствами отыскался под деревом неподалеку от костра. Дима вытряхнул коробочки и пузырьки на песок. На дне пакета осталось что-то еще, нечто крупное и увесистое, едва влезшее в мешок. Раздирая ногтями пластик, Дима выскреб из пакета тяжелый пенопластовый короб. Стоило открыть его, и в лицо дохнуло холодом, идущим от ярко-синих пакетов технического льда. Дима равнодушно взял один, прижал к горящему лбу. Мимолетно порадовавшись нежданной прохладе, он с ленивым любопытством разгреб верхний слой пакетов.

Когда он понял, что крылось в холодильнике, кровь ударила ему в лицо, и крупно затряслись руки. Перед ним лежала дамская сумочка из плотной материи в бежевую с красным клетку. Дурацкая сумка-сундучок, так глупо выглядящая на плече у крупного костлявого мужчины, когда-то дорогая, а теперь — потертая и засаленная. Дима сглотнул болезненный комок, подкативший к горлу. Он хотел бы запрятать эту сумку обратно в пакет, зарыть в кусты, забыть о ее существовании, никогда не узнать, что находится внутри, — но руки сами потянули за язычок молнии. Дима, как завороженный, откинул крышку. Он уже знал, что увидит внутри.

Догадка оказалась верной. Перед ним насмешливо блеснули ряды ампул. На каждой — впопыхах приклеенный ярлычок с названием змеи. Отдельно — пачка одноразовых шприцев. Отдельно — еще какие-то пузырьки и таблетки… Лист бумаги, исписанный торопливым, но аккуратным почерком. Дима развернул его и, не понимая, что делает, начал читать. Инструкции были лаконичные, но подробные, абсолютно четкие, учитывающие любой случай. Дозы — в зависимости от веса, тяжести состояния, места укуса. Способы применения. Признаки, позволяющие определить вид напавшей змеи, даже если ее не успели рассмотреть…

Дима с болезненным вниманием дочитал инструкции, вытащил ампулу с надписью «крайт», все еще не понимая, что собирается делать. Ты бы не успел… Никто не виноват… Всего лишь стекляшка с несколькими миллилитрами мутноватой жидкости — и то, что казалось покорным принятием несчастливой судьбы, вдруг обернулось ложью. Жалкими, трусливыми оправданиями.

Кто-то неслышно подошел сзади, на ампулу упала тень. Дима вздрогнул от неожиданности, но оборачиваться не стал.

— Что там у тебя?

Он узнал голос Антона и медленно сжал хрупкую стекляшку в кулаке. Под черепом будто разливалась багровая жижа. Дима опустил голову, из последних сил сдерживая требующую выхода ярость. Антон заглянул через плечо, негромко присвистнул.

— Дай-ка посмотреть, — сказал он и потянулся к холодильнику.

— Я мог ее спасти, — проговорил Дима, не чувствуя губ, и поднялся. — Мог успеть. Вы убили ее. Вы ее убили.

Перед глазами было черным-черно, но ему не нужно было ничего видеть — он чувствовал Антона, чуял исходящие от него нездоровое тепло и вонь пота. Горло Антона успело порасти колючей щетиной. Оно было липким и влажным. Мягким. Краем сознания Дима услышал глухой, будто из-за тысячи километров долетевший визг и с наслаждением вдавил пальцы в податливую плоть.

Что-то мокрое и очень холодное давило на лоб и грудь, мягко прилегало к шее. На одну ужасающе длинную секунду Диме показалось, что кальмар из его кошмара все-таки прорвался в реальность и обвил его скользкими щупальцами. Дима резко сел, и на колени ему посыпались пакеты с ледяным синим желе. Перед глазами замаячили заботливые, слегка испуганные лица девушек. Дима сложил пакеты в аккуратную стопку.

— Положите обратно, — сказал он, — сыворотки испортятся. Мало ли…

— Конечно, — покладисто кивнула Ира, забрала лед, сунула кому-то сбоку. — Полегчало?

Лера протянула ему таблетку, и Дима покорно закинул ее в рот.

— Прожуй, — посоветовала Лера. — Быстрее подействует.

Дима послушался. Кислая горечь аспирина показалась удивительно приятной. Он жадно запил ее водой, поданной Ирой. Ноющая боль в затылке притихла, мысли прояснились.

— Что это вы такие добрые? — с подозрением спросил он.

— У тебя, скорее всего, тепловой удар, — мягко сказала Ира. — Температура. Бред. Паранойя, ты Антона чуть не задушил, Кириллу пришлось тебя оглушить… Тебе в больницу надо, пока не поздно.

Ну вот, началось. Дима подавил усмешку. Антон сидел неподалеку — взъерошенный, злой, как черт. На его шее багровели свежие синяки. Дима с отвращением вспомнил, как этот человек деловито обыскивал Олю, и испуганно сунул руку в карман. Фигурка кальмара была на месте.

— Да я нормально себя чувствую, — сказал он.

— Дима, — Лера притронулась к его плечу. Вид у нее был на редкость серьезен. — Ты сейчас не в себе. У тебя был сильный стресс, да еще и перегрев… Ты не можешь сейчас адекватно оценивать ситуацию. Поверь, так будет лучше. Не стоит рисковать здоровьем ради работы.

Дима прищурился. Интересно, что еще она скажет? Забавно наблюдать за такими грубыми уловками, но смеяться прямо в лицо пока не стоит. Пусть себе стараются.

— Ты сейчас сам себе опасен, — подпела Ира.

— Еще одну могилу я копать не собираюсь, — буркнул Вова.

Ну да, все в сборе. Объединились на время, чтобы избавиться от того, кто кажется им самым слабым звеном.

— Подумай, Дима, ты в таком состоянии мог броситься на кого угодно, даже на Олю, — снова заговорила Лера. — Я знаю, тебе кажется, что ты в полном порядке, но ты же умный человек, ты должен понимать, что бывают обстоятельства, в которых мы не владеем собой. Это не твоя вина, тут нечего стыдиться, но ты должен что-то с этим сделать. Просто безответственно поступать иначе.

Дима кивнул. Да, на такое он бы повелся. Вчера.

— Но если вы считаете, что я опасен, — проговорил Дима, — может, стоить попросить, чтобы вас избавили от ужасного психа?

Логичное же предложение. Ожидая ответа, Дима даже почувствовал легкий азарт.

— Мы рассчитываем, что ты сделаешь это сам, — строго сказала Лера. — Хотя бы просто из порядочности.

Дима улыбнулся широко, как только мог, и с удовольствием увидел, как вытягиваются лица девушек.

— Ну-ка отойди, — прорычал Кирилл, отстраняя Леру. — Лыбится еще… Я сам с ним поговорю.

— Внимательно слушаю, — ответил Дима. Скулы начинали ныть от непривычного напряжения, но он все удерживал похожую на оскал улыбку.

— Ты, урод, сейчас возьмешь рацию и попросишься к маме, — проговорил Кирилл.

— Нет.

— Тогда я тебя излуплю в мясо, и все подтвердят, что это была самооборона.

Дима кивнул.

— Да, это могло бы сработать, — сказал он. — Если бы вы могли доверять друг другу. Но увы. Если ты меня серьезно изобьешь, я, может, и попрошусь к маме. Только ты уедешь вместе со мной. Они же тебя и сдадут. Избавятся от двоих разом, очень удобно.

— Урод, — хрипло вздохнул Антон.

— Мы все здесь уроды, — примирительным тоном ответил Дима. — Как ты там, Лера, сказала? Бывают обстоятельства…

От него отступили, и Дима наконец позволил себе расслабить лицо. Потер затекшие щеки. Они, похоже, уверены, что смерть Оли сойдет им с рук. Он обязан выиграть ради нее. Ради справедливости, в которую она так верила. Дима притронулся сквозь ткань к кальмару и вытер лоб. Какой неподвижный, загустевший воздух. Все липкое, влажное, все раздражает до невозможности. Но срываться и терять голову больше нельзя. У него нет права на слабости. Он должен не просто победить, но проделать это безупречно, чтобы у Пленского не нашлось ни малейшей причины избавиться от него. Подлецы не должны получать награду за свою подлость, и он не позволит этому случиться.

Тихо подошел Антон, посмотрел на него сверху вниз, кривя рот. Дима знал этот взгляд, гневную и в то же время тревожную мину человека, не способного выйти за свои рамки и понять, что кто-то может мыслить и жить иначе, чем он.

— Ну что еще? — устало спросил Дима.

— Если ты опять начнешь кидаться на людей, — медленно проговорил Антон, — если тронешь меня или кого-нибудь другого хоть пальцем, я тебя лично замочу, и все подтвердят, что это была самооборона.

— Если…

— Заткнись. Подтвердят. Не сейчас — на суде. Из игры я вылечу, ну и фиг с ним, переживу. Но ты свое получишь, ясно?

— Я не буду кидаться, — ответил Дима и снова широко улыбнулся. — Все нормально.

Кох-де-Коль, казалось, испуганно замер посреди неподвижного, свинцового моря. Грохот и перестук стройки, обычно слышный уже на подходе к острову, затих — лишь раздавались откуда-то редкие удары молотка и тут же глохли, как в вате. Даже неугомонные гиббоны скрылись с глаз, спрятались в глубине замершей в ожидании листвы, придавленные духотой. Николай прошел мимо пары рабочих, без аппетита ковыряющих в лотках с едой, и неторопливо поднялся на крышу отеля. Под навесом импровизированной радиорубки в плетеном кресле раскинулся Пленский.

— Вот, решил сам послушать, — ухмыльнулся он.

— Сегодня был вызов, — сказал Николай. — Дежурный ничего не понял.

— Знаю, — кивнул Пленский. — Пароль не назвали. Значит, еще не припекло.

— На сколько рассчитаны припасы?

— А что?

— Вторые сутки пошли…

— Скоро запросятся к мамочке, не волнуйся…

Будто в ответ, затрещала рация. Пленский и Николай повернули головы, прислушиваясь. Нет, ничего, просто случайные помехи.

— Могут и не запроситься, — заметил Николай.

— За дурака меня держишь? — набычился Пленский. — У меня все рассчитано.

Николай незаметно вздохнул. «У меня все рассчитано» на языке Пленского означало, что он уперся рогом и никаких аргументов слушать не будет. Сам этот отель, чудом держащийся на изъеденном волнами острове, — результат таких расчетов. В зелени за окном мелькнула тень — угольно-черный гиббон неловко перепрыгнул на соседнее дерево и растерянно ухнул. Скоро его придется отлавливать и отселять — ради безопасности двух самочек и будущих постояльцев. И лучше бы сделать это прямо сейчас, пока Джок не заматерел, но… У Пленского все рассчитано.

Снова затрещали динамики.

— Гроза идет, — заметил Николай.

— Отлично, — одобрил Пленский, будто шторм вызвал лично Николай по его указу. — Скоро запросятся. Помнишь этого ботана? С такой рожей, будто он тут самый умный и ему больше всех надо?

— По-моему, ему как раз меньше всех надо, — заметил Николай. Парня он запомнил хорошо — тот держался в стороне и явно выделялся на общем фоне, совершенно не вписываясь в блестящую компанию будущих хозяев жизни. Николай тогда мимолетно удивился — как он вообще прошел отбор?

— Больше, меньше — это с какой стороны посмотреть, — буркнул Пленский. — Выпендривается много, типа весь в белом. Он-то первым и сольется.

— Скорее уж девушки, — заметил Николай, — они явно в поле ни разу в жизни не были, странно, что до сих пор держатся.

— Девки железные, — отрезал Пленский, — они, может, от крысы на табуретку залезут и будут визжать, пока не охрипнут, но ради карьеры по головам пойдут, я тебе отвечаю. Из гордости будут держаться, они же все феминистки недоделанные, парням уступить не смогут из упрямства. А этот скажет — ах, я выше этого, по головам идти не хочу. Интеллигент паршивый. Для того и взял.

— Не понял…

— Про баранов-провокаторов слышал? — скупо улыбнулся Пленский. — Достаточно свалить одному, и остальные тоже потянутся.

— А кто не потянется? Если кто-нибудь упрется? Сколько вы будете ждать?

— Пока не останется один.

— Вы понимаете, что это может быть опасно?

Глаза у Пленского были бесцветные, белесые. Мертвые.

— А мне не нужен тот, кто боится опасностей. И кто смерти боится — тоже не нужен. Я благотворительность для сопляков разводить не собираюсь.