Идеальное отражение

Глава 7 Бывшая столица

9 февраля

Кратер вокруг Курчатника за те сутки, что я тут не был, почти не изменился.

Да и вряд ли ему сможет повредить даже самая сильная пульсация — разве что добавит или прибавит ловушек, перетасует развалины, передвинет горы обломков или воздвигнет новые.

Самое главное, что в этот раз тут оказалось спокойно.

— Очень неплохо, — сказал я, оклемавшись и определив, что в той точке пространства, куда меня выкинуло, царит тишина, и никто не спешит ко мне с воплем: «Вот он, сволочь!».

Подобное развитие событий меня более чем устраивало.

Теперь надо выбраться с этого оживлённого, по меркам Пятизонья, места и двинуть на северо-запад, в сторону Тушинского лагеря сталкеров, где видели «меня», то есть дубля. Не исключено, что и там уже пускают слюну люди, обиженные моим нехорошим двойником, но другого пути, чтобы настигнуть его и ликвидировать, просто не существует.

Разве что засесть около тамбура и ждать, пока дубль не придёт сам.

Для начала можно забраться на крышу уцелевшего во всех передрягах института имени Курчатова, чтобы окинуть взглядом окрестности. Корпуса научного центра не только сохранились, а ещё и обрели неимоверную прочность, так что внутрь не удалось проникнуть никому. Ни с чем ушли даже военные, присылавшие с этой целью настоящую экспедицию.

Зато крыша использовалась сталкерами как наблюдательный пункт, и сейчас там, похоже, никого не было.

— Как-то утром, на рассвете, заглянул в соседний сад, — загундосил я, шагая вниз по склону кратера. — Там смуглянка-молдаванка собирает виноград. Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг…

Чего мне захотелось, так и осталось невыясненным, поскольку вдруг обнаружилось, что я больше не один. Стремительная тень возникла на крыше Курчатника и сиганула по пожарной лестнице вниз — я только глаза выпучил!

— Вот лахудра! — гаркнул я, вскидывая «Шторм» и пытаясь поймать в прицел летящего к земле человека.

Это оказалось довольно сложно, и не в последнюю очередь потому, что импланты, помогающие обычно навести оружие на цель, в этот раз повели себя странно. Для них спускающийся с крыши человек представился не обычной «меткой», а каким-то странным смазанным пятном, и что самое чудное — датчик биологических объектов не смог определить, живое передо мной существо или нет.

Как говорят в народе — «опять глюки»!

Нажать спусковой сенсор я так и не успел, а человек приземлился, мягко, точно огромный кот, и развернулся в мою сторону. Вздрогнул от неожиданности, и в руке у него оказался громадный револьвер, такой древний, словно его упёрли из оружейного музея.

Так мы и замерли друг напротив друга, как герой и злодей в древнем и плоском, времён до интерактивов, фильме.

— Ну, и что? — спросил человек.

— А ничего! — ответил я, пытаясь определить, с кем меня свела судьба. — Ты кто такой?

Одет этот тип был странно — никакого боевого костюма, серый лётный комбинезон со вшитыми наколенниками и налокотниками, на голове не шлем, а бандана, на руках — перчатки, каких я до сих пор не видел, а на ногах вместо ботинок — лёгкие кроссовки скалолазного типа.

И ещё что-то было не так с одним из его глаз, как-то он странно поблескивал во мраке.

— Ну и утречко! — патетически возгласил человек, и не подумав опустить револьвер. — Судя по твоему вопросу, ты не один из тех придурков, что гоняются за моей скромной персоной?

— Нужен ты мне, — хмыкнул я. — Мне и без тебя есть за кем погоняться.

— Да? Тогда отведи ствол, а то я нервничаю, когда в меня целятся. Могу непроизвольно нажать на спуск, — сообщил щёголь в бандане. — И я тоже спрячу пушку. На раз-два-три…

Я не стал реагировать на эту дурацкую считалочку, просто повернул «Шторм» так, чтобы он глядел в стену Курчатника. Человек заухмылялся и спрятал раритетную громадину в кобуру, причём настолько быстро, что я едва разглядел движение.

Импланты по-прежнему продолжали сбоить, а датчик биологических объектов лежал в глубоком нокауте.

— Раз ты и вправду не жаждешь моего комиссарского тела, — сказал щёголь, — то позволь представиться. Хомяков Геннадий Валерьевич, куда чаще называемый Алмазным Мангустом.

Только в этот момент я сообразил, что именно не так с его обветренным, покрытым шрамами лицом — в одной из глазниц сидел настоящий алмаз размером примерно с глазное яблоко! Ничего себе, судьба и вправду свела меня с одной из легенд Пятизонья, причём легендой живой, действующей, мотающейся по локациям и порой даже появляющейся на Обочине.

Мерлина, Механика или профессора Сливко там застать куда сложнее.

— Ого, — сказал я. — У неё глаза — два брильянта в три карата…

— Какие три карата? — Алмазный Мангуст посмотрел на меня презрительно. — Пятьсот, и ни каратом меньше.

— Это слова из старой глупой песни, — объяснил я. — И чего ж ты, брат Мангуст, под ноги не смотришь? Свалился на меня с крыши, напугал до мокрых штанов, так что я едва не начал палить.

— Не думал, что так скоро после пульсации возле тамбура кто-то окажется. — Он развёл руками. — Мне самому нужно срочно покинуть эту локацию, поскольку некие придурки решили, что пора бы отделить мою собственно человеческую часть от инородной…

Об Алмазном Мангусте, бывшем лейтенанте-вертолётчике, ходили дикие слухи — что он якобы провёл в Узле полгода, что его на самом деле изготовили военные, и он от них сбежал, что он Избранный и только ждёт нужного времени, дабы уничтожить Пятизонье…

Достоверные факты укладывались в несколько строк: Геннадий Хомяков был не по-человечески быстр и ловок, мог жить только внутри одного из Барьеров, его прикосновение выводило из строя любую современную технику, на ярком солнце он становился невидимым, а ещё он таскал в собственном теле нанопаразита в виде семи огромных алмазов.

Именно ради них на Мангуста периодически устраивали охоту.

Заканчивалась она для охотников в лучшем случае ничем, в худшем — плачевно, а Геннадий Хомяков продолжал жить и здравствовать. Сталкиваться мне с ним до сих пор не приходилось, поскольку в дурацких экспедициях «за стекляшками» я участия не принимал.

С самого детства знал, что жадность — это плохо.

— Тогда не смею тебе препятствовать, — сказал я. — Только скажи, чего сверху видно?

Если Мангуст расскажет, что углядел с крыши, мне туда тащиться не придётся, и я сэкономлю немного времени.

— На юге, за Берзарина, какое-то шевеление, вроде как отряд ботов шурует, — сообщил он. — С остальных сторон всё тихо, хотя около «Щукинской», когда я там проходил, носороги резвились. Гоняли раптора трёхколёсного, даже на меня внимания не обратили.

Да, для этих чугунков нет лучшего развлечения, чем охота на бывшую легковушку.

— Спасибо за информацию, — кивнул я. — Удачи тебе, яхонтовый ты наш, гляди под ноги.

— И тебе того же. — Алмазный Мангуст ухмыльнулся и помчался по руинам в сторону центрального вихря локации.

Я поглядел ему вслед и принялся карабкаться по склону кратера.

Легенды — легендами, а у меня свои дела есть.

Из громадной воронки, на дно которой институт Курчатова опустился после Катастрофы, я выбрался как раз вовремя. Едва перевалил через край, как импланты сообщили, что с противоположной стороны, с улицы Расплетина, в кратер вступили шесть человек.

Похоже, те самые «придурки», что затеяли охоту на Мангуста.

Меня они не заметили, прямиком направились к точке перехода, или решили не связываться, определив, что я — не тот, кто им нужен. Я по этому поводу вовсе не расстроился — мне со всякими доходягами сражаться некогда, у меня есть цель, и я к ней, как говорится, иду…

До Тушинского лагеря от тамбура можно добраться несколькими путями.

Первый — по Волоколамскому шоссе, которое более-менее сохранилось во всех передрягах. Так и осталось полосой ровного асфальта в окружении сплошных развалин. По ней идти легче всего, но и риск максимален — тут любят «пастись» крупные биомехи, вроде бронезавров и носорогов.

Второй — огородами, то бишь улицами добраться до моста через канал имени Москвы, перейти его и там дать небольшого крюка — это сложнее и дольше, но зато и возможностей для манёвра больше.

Третий — через туннель подземки, и это только на тот случай, если два первых пути окажутся перекрытыми.

Московское метро после Катастрофы стало местом более опасным, чем могли представить некоторые не очень умные писатели начала двадцать первого века. Там появились разные твари, вроде Сцепщика, способные проглотить целый отряд сталкеров, завелись хитрые подземные скорги и прочая муть.

Но всё же бывают ситуации, когда лучше оказаться внизу, во тьме, среди всяческих опасностей и блуждающих ловушек, чем наверху, в кишащих сталкерами и чугунками развалинах.

Но сегодня никаких особенных обстоятельств не было, разве что я спешил, и поэтому выбрал кратчайший путь — по Волоколамскому шоссе. Без каких-либо проблем добрался до бывшего парка Покровско-Стрешнево, территория которого ныне поросла автонами.

И вот тут я наткнулся на первое препятствие — полосу «Чёртовой топи» поперёк улицы.

— Ага, как же, сейчас и шагну, — сказал я, разглядывая ловушку, обнаруженную только благодаря тепловизорам.

Если вступить на этот ничем вроде бы не примечательный кусочек асфальта, провалишься сразу сантиметров на двадцать. А провалившись, можешь смело прощаться с собственными конечностями и выбирать модель протезов попрактичнее. Существует один способ выбраться из «Чёртовой топи» — ампутация.

Но едва я двинулся к зарослям автонов, думая попросту прорубиться сквозь них, как металлорастения угрожающе зашумели. Ветви задрожали, и между стволами заструился голубоватый туман. Пряди его, извиваясь и подёргиваясь, двинулись в мою сторону.

Я не горел желанием на собственной шкуре проверять, что это ещё за хрень такая.

Есть ещё другая обочина, где громоздятся обломки, покрытые сантиметровым слоем сажи.

— Умный в гору не пойдёт, — пробурчал я, карабкаясь по ним. — Умный гору обойдёт.

И в следующий момент стало ясно, что если кто тут и умный, то никак не я. Черные развалины под ногами поехали, зарокотали, открылась яма, в которой заклацали похожие на тёрки челюсти. Какая-то металлическая дрянь, вроде муравьиного льва, устроила тут засаду!

Ботинки мои ехали по необычайно скользкой «саже», удерживать равновесие становилось всё труднее.

— Отвались… мой… хвост! — Отчаянным рывком я подбросил себя на полметра, но тут же сполз на метр. От подошв до лязгающих челюстей осталось каких-то сантиметров тридцать.

Ещё рывок, и я ухитрился развернуть «Шторм» вниз и дать очередь.

Несколько пуль отрикошетили, одна сорвала клочок кожи с тыльной стороны ладони на левой руке. Но другая, самая везучая, попала, похоже, в цель, поскольку клацанье затихло, а челюсти закрыло что-то похожее на крышку канализационного люка. Словно опустилось металлическое веко на огромном хищном глазу.

Мне хватило одного мгновения — прыжок, рывок вверх, короткая пробежка, и я оставил муравьиного льва позади.

Но порадоваться собственному подвигу не успел, поскольку луч армгана прошёл в считанных сантиметрах от моей левой ноги. Клацанье, лязганье и негромкий треск выстрелов возвестили, что «пообщаться» со мной явилась банда паукообразных ботов.

— Вас ещё тут не хватало! — рявкнул я, переходя на бег и шаря в подсумке в поисках гранаты.

Чтобы избавиться от этой братии, придётся чуток посуетиться.

На разборки с ботами я убил почти полтора часа, троих уничтожил, ещё от троих оторвался, отправив их шарить в окрестностях Пехотной улицы. К этому времени начало светать, очистившееся было после пульсации небо над Москвой затянули серые облака, и пошёл снег.

Ладно хоть не дождь — верный спутник сталкера с марта по ноябрь.

К Волоколамскому шоссе я вышел в том месте, где оно пересекается с улицей академика Курчатова. Оглядел тянущуюся с востока на запад ленту асфальта, необычайно гладкую, без дыр, выбоин и каких-либо обломков.

Это шоссе выглядело так всегда, с самого первого дня после Катастрофы. По Обочине гуляла байка о том, что по ночам его чистят уцелевшие московские чугунки-уборщики.

Верилось в неё с трудом.

Скорее всего, тут имела место ещё одна аномалия, на которые так богато Пятизонье, только масштабная и для всех без исключения безвредная, а поэтому мало кому интересная. По сторонам от шоссе громоздились два вала из строительного мусора — арматура, куски бетонных плит, фрагменты зданий, груды кирпича, оконные рамы, двери и разбитая бытовая техника.

Местами их покрывала металлическая плесень, кое-где ползали скарабеи.

— Вроде бы тихо, — сказал я, — но бережёного бог бережёт, как подумала монашка, натягивая на свечку третий презерватив.

Несколько глубоких вдохов, мгновение концентрации, и я вошёл в форс-режим. Мир вокруг радикально изменился и одновременно остался тем же самым. По внутренней поверхности сферы, составленной из лоскутов разной фактуры, поплыли «метки». Мне осталось только расшифровать их.

Думать в этом состоянии мне всегда было трудно, мысли представали в виде коротких импульсов-вспышек.

Вот группа стальных крыс роется в развалинах… вот двое сталкеров осматривают железнодорожную станцию Покровско-Стрешнево… в подвале уцелевшего дома грохочет что-то большое… затаилась «Шинковка» на фрагменте вплавленной в вал лестницы… «Виселица» на столбе ожидает жертву…

Но ничего крупного, по-настоящему опасного.

Я вышел из форс-режима и несколько минут отдыхал, восстанавливая дыхание и успокаивая сердцебиение. А затем спрыгнул на шоссе, обогнул потянувшуюся ко мне «Виселицу» и направился на запад, в сторону Тушино.

Низкий, свирепый рёв нагнал меня, когда я почти дошёл до канала имени Москвы.

— Это ещё кому палец прищемили? — Я обернулся, пригляделся и ринулся к обочине.

По Волколамке с бешеной скоростью мчалось нечто тяжёлое, огромное, глянцево-блестящее. Напоминало оно отожравшийся туристический автобус, обзаведшийся рогами и поросший металлическими кораллами.

Я едва успел вскарабкаться на груду кирпичей, перемешанных с битым стеклом, как носорог оказался прямо подо мной. Мелькнула крыша, усеянная крупными, в ладонь, чешуйками и золотистыми «волосками», и тяжёлая туша помчалась дальше. За ней проследовала вторая, третья, четвёртая — такие же огромные, шумные, устрашающе уродливые.

Стадо этих чугунков, обитавших в московской локации, и в самом деле произошло от автобусов, некогда возивших по столице её гостей. Агрессивностью они не отличались, зато не особенно смотрели, куда и зачем едут, и могли раздавить сталкера просто так, за здорово живёшь.

— Зато теперь дорога точно будет чистой, — сказал я, спускаясь обратно на шоссе.

Да, перед стадом таких носорогов отступит даже не самый крупный бронезавр.

Я перешёл канал, после катастрофы обмелевший, но ставший жилищем многочисленных ботов, ведущих амфибийный образ жизни. Несколько из них, сидевших на бетонном парапете берега и походивших на лодочные моторы с ножками, проводили меня «взглядами» сонаров.

Одно из преимуществ проводника с оплавленными имплантами — иногда я могу засечь чужое внимание, в чём бы оно ни проявлялось — в простом взгляде, луче радара или вспышке голографического сканера.

Выйдя к железной дороге, я немного подумал и пошёл вдоль неё.

Замаскированный в развалинах пост я обнаружил почти тут же, но трепыхаться по этому поводу не стал. Понятно, что хозяева Тушинского лагеря поставили его тут для контроля за биомехами, а не за гостями. Продолжил идти, не замедляя шага и не сворачивая, а затем ещё и рукой помахал, показывая, что всё вижу.

Сидевшие на посту бойцы осознали, что прятаться нет смысла, и один из них вылез из развалин, держа наперевес «Шторм».

— Кто таков? — спросил он.

— Сам Троян, — ответил я, отстёгивая маску, чтобы дать постовым увидеть мою физиономию. — Сейчас превращусь во что-нибудь злобное, большое, пойдут клочки по закоулочкам…

Трояном именовали необычного скорга, существующего, похоже, в единственном экземпляре и превосходящего собратьев по возможностям не на голову, а на целых две. Он появлялся в разных локациях то в виде чёрного облака наночастиц, то в облике крупного биомеха, вёл себя вполне целеустремленно, но в контакт с людьми старался не вступать.

Несколько раз его пытались захватить или уничтожить, но такая операция заканчивалась примерно так же, как охота на Алмазного Мангуста — ничем, если Троян просто уходил от преследователей, либо тяжёлыми потерями с их стороны, если он принимал бой.

Сам я долгое время почитал это существо легендой, пока однажды не увидел в Академзоне, как дракон, усевшийся на землю, замерцал, а потом взял и превратился в раптора, каких двенадцать на дюжину. Тогда я только рот раскрыл, а сменивший облик чугунок преспокойно мигнул фарами и укатил в развалины.

— Из тебя Троян, как из меня Механик, — отозвался постовой, и я узнал его.

Кличка — Карась, ничем не примечательный боец той группировки, что держит Тушинский лагерь.

— Это точно, — сказал я. — Как дела у вас?

— А то ты не знаешь? — удивился Карась. — Ещё ночью я видел тебя на базе.

«Ага, дубль, похоже, на самом деле здесь, — подумал я и поправился: — Или был здесь».

— Ну, сам знаешь, как всё может быстро измениться, — выкрутился я.

— Это верно. — Собеседник мой сочувственно покивал. — Ну что, плати пошлину, любезный, и добро пожаловать к нашему шалашу. Или ты так, мимо идёшь, типа утреннего променада?

Тушинский лагерь — предприятие коммерческое, и это не столько рынок, сколько убежище. Нет, тут есть кое-какая торговля, но ведётся она по мелочи, для серьёзного бизнеса лагерь находится слишком далеко от границ локации. Зато здесь любому сталкеру за небольшие деньги дают возможность передохнуть, прийти в себя, отъесться и отоспаться.

Задача постовых состоит не только в том, чтобы контролировать периметр, они ещё должны собирать пошлину со входящих и выдавать им маячок-метку, означающую «свой, оплачено».

Появившегося в лагере без такой метки человека мигом вышвырнут, а то ещё и намнут бока.

— Нет, я опять к вам, — сказал я. — Почем нынче вход?

Счёт на одной из универсальных карточек сошёл почти к нулю, но зато я получил пропуск в Тушинское убежище. Карась ушёл обратно на пост, расположенный в развалинах, а я затопал дальше — сначала прямо, а затем вместе с веткой железной дороги свернул налево.

Ещё метров сто, и моим глазам открылся лагерь.

Что тут было до Катастрофы, честно говоря, я не знаю, в Москве я несколько раз бывал, но в этом районе не оказывался никогда. Возможно, этот здоровенный ангар некогда служил рынком или складом, или представлял собой заводской корпус, перенесённый катаклизмом с другого конца столицы.

В любом случае, новые хозяева постарались и оборудовали его как следует.

По углам крыши — пулемётные точки, окна первого этажа превращены в амбразуры, второго и третьего — наглухо заделаны. Подземелья в три уровня, склады, собственная электростанция. К ближайшему входу в метро проложена охраняемая трасса, а внизу, в вестибюле, постоянный дозор. Ну и сеть постов и патрулей вокруг, чтобы никто и ничто не могло подойти незамеченным.

Военные, обнаружив эту крепость, решили её не трогать, а вот чугунки несколько раз ходили на штурм. Отряды рапторов и ботов, считающих Москву собственной вотчиной, безуспешно атаковали лагерь.

Единожды, насколько мне известно, Командор Хантер попытался захватить столь полезную во всех отношениях штуковину, но тут ему чуть ли не впервые пришлось отступить. Узнав о намерении Ордена подмять Тушинский лагерь, группировки московской локации забыли о сварах и выступили на его защиту, а к ним присоединились десятки вольных сталкеров.

Помощь прислал даже Хистер, не желавший усиления главного соперника.

Узловики, обнаружившие, что против них выступила такая мощная коалиция, предпочли отступить, но с тех пор их тут не особенно привечают — пускают, но не более чем по двое.

Меня опять же заметили издалека, я ощутил лёгкую вибрацию главного импланта, вошедшего в контакт с электронным мозгом лагеря. Обмен «верительными грамотами» прошёл успешно, и я невозбранно дошёл до замаскированной калитки в стене. Она открылась, и могучий седовласый тип в маске, но без шлема поприветствовал меня зычным басом:

— Здорово, рыжий. Проходи. Быстро ты в этот раз.

— Решил ещё разок к вам заглянуть, — как ни в чём не бывало отозвался я. — Забыл в сортир заскочить.

Боец, за белые волосы и светлую кожу прозванный Снеговиком, хмыкнул и отошёл в сторону, предоставляя мне возможность пройти. Пригнувшись, чтобы не зацепить макушкой притолоку, я проник на верхний ярус Тушинского лагеря. Заморгал, привыкая к царившему здесь полумраку, обвёл глазами ряды лотков, поморщился, уловив запах оружейной смазки.

Тут, наверху, располагались торговые точки, харчевня и мастерские, казармы для сталкеров находились ниже.

— Раз забыл, так зайди, — сказал Снеговик. — А то, что на дикой территории не оправляешься — это правильно. Залезет ещё какой скорг в задницу, корни пустит, зацветёт, фиг его вынешь потом.

И он заржал, довольный собственной шуткой.

Ну а я пошёл в глубь здания — погулять, походить, попасться на глаза всем, кому можно. Дубль мой, судя по реплике Снеговика, ушёл, и хотелось бы узнать, во-первых, куда и когда, а во-вторых, что он тут делал. Начну расспрашивать о себе впрямую — все решат, что я слегка поехал мозгами, это в Пятизонье бывает.

Поэтому только и остаётся, что надеяться на обходные пути.

Первым делом я отправился в харчевню, отделённую от остального помещения загородками высотой в пару метров. Внутри отсечённого ими квадрата имелась дюжина грязных столов, привинченные к полу лавки, «аромат» подгоревшего мяса, стойка, и за ней — одноглазый коротышка по кличке Торин.

Увидев меня, он захихикал, выпучил единственный глаз и звонко шлёпнул себя по лысине:

— Ха! Что, жратва моя понравилась?

— Конечно, — ответил я. — Вот сейчас тебе её и верну…

И я сделал вид, что собираюсь блевануть прямо на стойку.

— Эй-эй! — занервничал Торин. — Ты чего? У нас все едят одно, и сегодня ещё никто не жаловался!

«Ага, сегодня, — подумал я. — Значит, этот засранец умотал недавно».

— Ладно, замяли, — сказал я, усаживаясь на высокий табурет, притащенный сюда из какого-то бара. — Налей-ка лучше мне пива, только не стандартной бурды, а хорошего, из твоих запасов.

Посетителей в харчевне помимо меня не было, и поэтому я не рисковал раскрыть главный секрет Торина. Этот одноглазый и лысый хитрован имел большие связи за Барьером, и ему каким-то образом доставляли настоящее пиво. Обычных посетителей он поил привычной для Пятизонья бурдой, а ценный напиток, имевшийся в ограниченном количестве, приберегал для особых клиентов.

— Ха! И что же ты раньше про него не вспомнил? — буркнул хозяин харчевни, уставившись на меня с подозрением.

— С памятью проблемы, — ответил я, думая, что не все мои привычки доступны дублю.

Оказавшись тут, я не преминул бы спросить нормального пива.

Торин поворчал-поворчал, но всё же притащил из подсобки не очень чистую кружку с янтарным напитком. Когда я начал пить, он склонился вплотную и горячо зашептал, брызжа слюной на меня и на стойку:

— Я тебя уважил, Лис, так и ты меня уважь. Как набредёшь на россыпь «бриллиантов», не забудь один для меня приберечь. Ты знаешь, какие я люблю, чистые, прозрачные.

«Бриллиантами» называли довольно редкие артефакты небольшого размера, действительно похожие на драгоценные камни. Эти штучки образовывались быстро и сами по себе конденсировались, словно роса. Происходило это обычно в преддверии серьёзных климатических катаклизмов, вроде дождя с градом.

Прочностью «бриллианты» не отличались, зато обладали рядом необычных свойств — если проглотить такой, создавалось нечто вроде защитного поля, светящийся ореол вокруг тела, способный отводить пули и даже выстрелы из армгана; если развести в спирту и выпить, то гарантированно заполучишь несколько часов ярких, восхитительных глюков без похмелья.

Именно так использовал подобные артефакты Торин.

— А с чего ты взял, что я «бриллианты» найду? — спросил я, смакуя пиво.

— Ха! — коротышка ухмыльнулся. — Всем известно, что ты у Прыгуна про ситуацию у «Войковской» расспрашивал, что там да как в «Метрополисе», что нового слыхать о Тимирязевской академии…

«Бриллианты» образовывались не абы где, а в строго определённых местах, которые ещё несколько лет назад были нанесены на карту. Одно такое располагалось как раз между метро «Войковская» и Большой Академической улицей, неподалёку от логова неодруидов.

Выходит, дубль собирается отправиться туда и ждать у моря погоды, в смысле, у Пятизонья бури, чтобы насобирать «бриллиантов»? Нет, слишком глупо это выглядит, да и зачем ему такие артефакты — нажраться так, чтобы стать неуязвимым и засветиться, точно лампочка?

Прыгун же был известным в московской локации ходоком, одним из лучших разведчиков Тушинской группировки. При этом он не гнушался подрабатывать, приторговывая налево информацией и артефактами.

— А ещё что всем известно? — спросил я скептически.

Давно проверено — нет лучшего способа раззадорить собеседника, чем усомниться в его словах. Вот и сейчас это правило сработало — Торин взъярился и начал доказывать свою осведомленность.

Чрез десять минут я примерно знал, чем занимался дубль в Тушинском лагере.

— Что же, спасибо, — сказал я, допив пиво и поставив кружку. — Честно скажу тебе, Торин, если я набреду на россыпь «бриллиантов», то самый большой и чистый достанется тебе.

Мнемотехник по кличке Волосатый встретил меня без особого воодушевления.

Когда я вошёл в его лавку, он возился с механической игрушкой, похожей на бронезавра с ладонь размером.

— Это ты? — Волосатый щёлкнул пальцами, и катавшийся по верстаку крохотный чугунок замер. — Неужели передумал? Или вновь явился ныть по поводу того, что я должен продать тебе в долг?

Вот, значит, как, этот гнусный выкидыш «Мультипликатора» не только хулиганит на Обочине?! Он ещё бродит по Пятизонью и занимается шоппингом в кредит, зная, что платить придётся мне!

Нет, давно пора вышибить ему мозги!

— Я просто хотел ещё раз посмотреть товар, — сказал я, надеясь, что не выдал охватившую меня злость.

— А чего на него смотреть? — Волосатый пожал узкими плечами и откинул лохмы с лица. — Колония наноботов типа 36К5643. Не стабилизирована. После вживления и стабилизации может играть роль дополнительного модуля главного импланта — эвристического анализатора…

Он говорил что-то ещё, но я не слушал.

Я вспоминал сообщение, которое пришло мне в голову во время спора с Синдбадом: «тестируемая колония наноботов типа 36К5643 несовместима с остальными компонентами внутренней информационной системы, а кроме того, обладает признаками внутренней нестабильности»…

Колония 36К5643, о которой я до сего момента вообще не слышал!

Так что, это сообщение я получил от главного импланта… от «железных мозгов» дубля? Из его информационной системы, скопированной с моей и совпадающей с ней по всем параметрам?

«Нет, невозможно!» — воскликнул кто-то внутри меня тонким испуганным голосом.

Очень даже возможно, если вспомнить тот взрыв в Сосновом Бору, который я услышал из двух мест одновременно, полученную непонятно откуда информацию с «метками» в Старой Зоне и о том видении Припяти с торчащими из неё металлическими «кораллами»…

По всему выходит, что дубль — точная копия меня.

Идеальное отражение.

И его импланты не просто похожи на мои, они такие же!

— Эй, да ты меня не слушаешь?! — донёсся до меня раздражённый голос Волосатого. — Не заснул?

— Нет. — Я сглотнул, усилием воли возвращая себя к реальности. — Эвристический анализатор, говоришь?

— Именно это и говорю. — Мнемотехник сердито моргал красными глазами. — И много чего ещё. Ну, так что — будем устанавливать эту штуку или ты перестанешь занимать моё время?

— Пожалуй, перестану, — сказал я, после чего развернулся и вышел из лавки.

А оказавшись за её пределами, немедленно облегчил душу с помощью всех известных мне ругательств. Проходивший мимо незнакомый сталкер посмотрел на меня с уважением и одобрительно поднял большой палец.

Но мне было не до того, чтобы принимать восхищение окружающих.

Все те разы я вовсе не пребывал во власти галлюцинаций!

Просто мои импланты и импланты того, кто родился позапрошлой ночью из «Мультипликатора» неподалёку от Лубенского озера, благодаря полной идентичности время от времени начинали обмениваться информацией! И я видел то, что видел дубль, воспринимал то же, что и он: вид на реку у «переправы», результаты тестирования колонии наноботов, «метки» от множества суетящихся на Обочине людей, грохот разрыва…

Значит, и он, в свою очередь, мог видеть то же, что вижу я?

При этой мысли мне стало нехорошо — неужели он и сейчас подглядывает через мои глаза, качает данные из главного импланта и смеётся надо всеми попытками догнать его?

— Не верю, — прошипел я, сжимая кулаки. — Я не могу контролировать этот процесс, а значит, и он не может.

После этого я заставил себя успокоиться: несколько раз глубоко вздохнул, закрыл глаза и досчитал до двухсот. И только потом позволил себе вернуться к мыслям о своенравном и гнусном двойнике.

Итак, что у нас есть?

Я способен время от времени воспринимать то же, что и моя изготовленная в «Мультипликаторе» копия. Это хорошо. Моё отражение иногда в состоянии точно таким же образом получать информацию обо мне. Это плохо. Таким образом, наблюдаем некоторое равновесие.

Ещё двойник пытался имплантировать себе эвристический анализатор — самообучающийся модуль, который осуществляет анализ состояния организма и среды, формирует новые алгоритмы поведения. Зачем? Или он осознал, что ему не хватает настоящих человеческих мозгов, полноценных воспоминаний и знаний, чтобы адекватно ориентироваться в реальности Пятизонья?

Ещё известно, что дубль планировал двинуться в сторону «Войковской».

Нужно отправиться туда же, только сначала посетить всех, с кем фальшивый Лис имел контакт за несколько часов, проведённых в Тушинском лагере. Вдруг ещё кто-нибудь из торговцев или мастеров вспомнит что-то интересное и, сам того не зная, снабдит меня важной информацией?

Придя к некоторому душевному равновесию и наметив план действий, я отправился его выполнять.

Мастер-оружейник только плечами пожал в ответ на мои осторожные расспросы, бионик по кличке Три Пальца сказал, что за одну плату он дважды пациента не принимает, Прыгуна я не застал, а торговец Рябой ринулся на меня с кулаками, едва я переступил порог его лавки.

— Чтоб тебе сдохнуть, гнида! — рявкнул он, пытаясь ударить меня по физиономии.

Я увернулся, и Рябой, отличавшийся габаритами раскормленного бегемота, едва не врезался в стену. Но это не умерило его пыл и, развернувшись, он ринулся в новую атаку, попутно матеря меня на чём свет стоит.

— Эй, эй! — воскликнул я, блокируя нацеленный в голову удар. — Ты чего это, отец?

Предплечье заныло, а вдобавок Рябой в этот момент изловчился и достал-таки меня кулачищем в живот. Пресс прессом, но это оказалось довольно болезненным переживанием, и выпитое у Торина пиво едва не покинуло желудок.

— Чего это я? — запыхтел торговец. — Кто мне «Хамелеон» впарил вместо «Аккумулятора»?

— Я? — удивился я.

— Нет! Твой злобный брат-близнец, явившийся из Узла! — выкрикнул Рябой и принялся вытирать со лба пот.

Похоже, боевой пыл его угас.

«Хамелеоном» называли блуждающий энергетический сгусток непонятного происхождения, способный принять облик любого артефакта. Он мог притвориться «Плетью», «Фричём», «Кодировщиком» или обыкновенной н-капсулой, даться в руки сталкеру, а затем убить его.

Причём убить не сразу, а через какое-то, порой довольно продолжительное время.

Почуять, что перед тобой обманка, можно, но не всегда это удаётся, и самый верный способ — при первой возможности показать сомнительный предмет опытному мнемотехнику.

Дублю с его куцыми мозгами на это ума не хватило.

— Ладно, извини, дружище, — примирительно произнёс я. — И на старуху бывает проруха, сам знаешь. Хорошо, что ты проверил эту штуковину прежде, чем перепродал её дальше.

— Плохо, что её не проверил ты! — Рябой запыхтел. — Деньги мои верни, гад!

Пришлось доставать карточку и расставаться с кровно заработанными, попутно пытаясь навести торговца на интересующую меня тему. Но он оказался никудышным источником информации, просто не захотел вспоминать якобы наш с ним предыдущий разговор.

Ну что же, ладно, придётся идти наугад, надеясь на то, что дублю с кастрированной памятью и навыками выживания будет сложнее, чем мне, идти по локации, и что я его рано или поздно настигну.

— Эх, рыжим море по колено, — пробормотал я и отправился к Торину, чтобы перекусить.

Кормили у коротышки в харчевне не так, как в «Пикнике» у Кали, но зато не хамили при этом. Я жевал, не забывая поглядывать по сторонам и ожидая, что кто-то из посетителей начнёт предъявлять мне претензии.

Но, то ли дубль поумнел и ни с кем в Тушинском лагере всерьёз не сцепился, то ли обиженные им не прознали про моё «возвращение», но в любом случае ко мне никто не подошёл.

— Даже обидно, — сказал я, запивая трапезу обыкновенной водой.

Вспомнился Синдбад, оставшийся в Старой Зоне с мальчишкой-праведником — интересно, как там они? Двинулись к Обочине, чтобы ввести Иеровоама в приличное общество? Или следом за мной пробрались в московскую локацию, дабы парнишка мог начать новую жизнь тут, подальше от Дьякона?

Откровенно говоря, эти вопросы не должны были меня интересовать вообще.

Но почему-то интересовали.

Отогнав искушение вмазать прозрачного, я поднялся и неспешно зашагал к той калитке, через которую попал в пределы лагеря. Куривший на боевом посту Снеговик заухмылялся так радостно, словно увидел любимую тещу, и швырнул «бычок» в железное ведро.

— Неужели уходишь? — спросил он. — И когда тебя ждать?

— Ой, не знаю, — сказал я, думая, что одним дублем мои проблемы не ограничиваются: где-то бродит Циклоп, есть Антипа с бандой головорезов, да и праведники ещё не вычеркнули меня из списка потенциальных целей. — Но если приду, то ты об этом узнаешь.

Снеговик улыбнулся вновь и гостеприимно распахнул калитку.

— Вали на все четыре стороны, — пожелал он. — Увидишь Атомного Демона — передавай привет.

За порогом меня встретил очередной снегопад — крупные хлопья величаво кружились в полном безветрии, так что слышен был шорох падающих снежинок. Зевнув и поёжившись, я перехватил «Шторм» поудобнее, быстренько протестировал импланты и направился на восток.

По мосту через канал, мимо парка и южной оконечности Химкинского водохранилища, туда, где раньше проходило Ленинградское шоссе, а теперь тянулись квадратные километры развалин.

Где-то там бродит сейчас мой дубль, точная копия сталкера по имени Лис.

В этот раз я двинулся немного другим путём — вышел на Тушинскую улицу, миновал пост, устроенный в руинах торгового павильона. Добрался до пересечения с улицей Свободы, где на перекрёстке имелся небольшой кратер, плевавшийся искрами и серым дымом.

И тут подал сигнал датчик биологических объектов.

На мгновение он показал, что впереди, в руинах старого высотного дома, имеются три живых существа. Я остановился, но «метки» исчезли, оставив сомнение — было что-то, или я вновь получаю информацию от дубля?

— Чёртова фигня, — сказал я. — Это ещё…

Тонко заголосил сонар, извещая, что нечто движется за спиной, там, где я не видел ничего. Я вскинул ИПП и подумал о том, что стоит плюнуть на паранойю и войти в форс-режим, но не успел.

Воздух заколыхался, точно над раскалённым песком, и из него проявились два человека в тяжёлых боевых костюмах. Ещё три возникли в развалинах, где я заметил «биологические объекты», и последний вынырнул из дыры в асфальте, отрезая мне путь к отступлению на юг.

Все они были снаряжены и вооружены одинаково: армганы, усиленное бронирование шлема, и я готов был поклясться, хотя пока и не разглядел этого, что на правой плечевой пластине у каждого красуется кандальный узел и надпись — NODUS SANCTI EST.

По мою душу явились братья Ордена Священного Узла.

Интересно, что им надо?

Вряд ли Командор знает о моём существовании, зато приоры в локациях наверняка осведомлены, что вольный сталкер по прозвищу Лис относится к узловикам более чем прохладно. Но относиться — это дело одно, а в какие-то конфликты с Орденом я не вступал, подлостей ему не делал и вообще старался держаться от всей этой высокомерной и идейной братии подальше.

Поэтому я и не подумал о том, чтобы обратиться в бегство или начать стрелять.

Я стоял и ждал, держа «Шторм» наготове.