Хроники Звёзд #1

Глава 10. Цена могущества

— Я искренне надеюсь, что сюда вы, молодой человек, более не попадёте…

— С вашего позволения скажу, что госпиталь — это лучше, чем гроб. — С улыбкой ответил на пожелание лекаря Элиот. — Спасибо за то, что подлатали, сэр Густав. Я честно постараюсь более не травмироваться до такой степени, чтобы мне была нужна недельная отлёжка под присмотром лучшего целителя королевства…

— Лесть — это плохо, мой юный друг. — Мужчина поправил сползшие на нос очки и ещё раз пробежался глазами по бумаге, которая спустя секунду перешла в руки Элиота. — Будешь регулярно пить такой настой — восстановишься окончательно до конца месяца. И расширение Альмагеста, если такое есть в планах, лучше отложить или хотя бы строго дозировать. Те ударные темпы, что ты продемонстрировал при поверхностном формировании, могут привести к появлению проблем в дальнейшем.

— Обязательно, сэр. Ещё раз спасибо!

Элиот с листом в руках и улыбкой на лице чуть ли не вприпрыжку покинул уже приевшееся ему больничное крыло, в котором ему пришлось «отдыхать» не из-за ран, а из-за перенапряжения Альмагеста. Ничего слишком уж серьезного, но из-за давления со стороны королевы и принцессы парню пришлось отлежать полный срок. Немного скрашивало реальность то, что стойкость Эдгара оказалась ниже, и ему предстояло лежать пластом ещё по меньшей мере пару дней. Не то, чтобы Элиоту так уж нравилось злорадствовать над своими соперниками, но сочувствия он тоже не испытывал. Ему импонировало то, как себя повёл Анткин Сайвьер, но любитель устраивать большой салют такого впечатления не оставил.

Собственная комната встретила Элиота прохладой, — окно все эти дни было распахнуто настежь, — и аскетичной пустотой, что, впрочем, юношу нисколько не смущало. Кровать, шкаф, стол и ростовое зеркало, притащенное сюда во время его, хозяина, отсутствия. Видимо, кто-то справедливо решил, что раз уж Элиот постоянно находится рядом с принцессой, то и выглядеть должен аккуратно, что без возможности окинуть себя взглядом «со стороны» весьма проблематично.

Быстрый осмотр содержимого шкафа подтвердил истинность выдвинутой теории: вся его одежда, часть которой он получил во дворце, а часть — приобрел в городе на свои собственные деньги, пропала. Взамен ей повесили ровно тринадцать комплектов, из которых семь были ежедневными, три — тренировочными, два — торжественными, но без излишнего шика, а один сам парень и вовсе побоялся бы надевать в связи с обилием всего того, что ему казалось лишним в мужской одежде. Наряжаться, словно какой-то оловянный солдатик, он не хотел, и потому без зазрений совести задвинул эту вешалку в самый дальний угол, а на свет божий вытащил крайний тренировочный набор, в котором обнаружилось даже нижнее бельё.

Спустя пять минут юноша критическим взглядом окинул свой силуэт в зеркале — и остался полностью удовлетворён. Будь его воля, и такие костюмы стали бы повседневными, но — увы, аристократы и богатые горожане такого бы просто не приняли, реши вдруг Элиот всюду щеголять в свободных и сшитых из далеко не самой дорогой ткани одеждах. Такую нельзя было идеально выгладить, ей не шли разного рода висюльки, а золото и серебро вовсе смотрелось чуждо.

Быстрым шагом выйдя в коридор, Элиот посмотрел было на настенные часы — но тут же изменил направление взгляда, заметив направляющуюся прямо к нему запыхавшуюся Астерию.

— Куда спешим, принцесса? — Дружелюбный тон и обещающая полюбить весь мир улыбка юноши не вызвала у Астерии и грамма сожаления — та приблизилась, схватила несчастного за ворот рубахи и, придвинув его лицо к своему, свирепо произнесла:

— Как и когда ты сбежал из госпиталя?!

— Через дверь, и не сбежал, а покинул с разрешения сэра Густава. — Лицо девушки оставалось всё таким же недовольным. — Что случилось-то?!

В ответ девушка ткнула пальцем в сторону часов, которые демонстрировали пятьдесят одну минуту седьмого утра.

— И…?

— И?! Тебя, Элиот, должны были отпустить ровно в семь! Не раньше! Я пришла тебя встречать, а койка — пустая! И сэр Густав, якобы тебя отпустивший, клянётся и божится, что тебя не отпускал!

— А рецепт отвара я сам себе написал и заверил, конечно же. — Произнес Элиот, уже начавший понимать, что происходит. — Вообще, принцесса, тебе стоит перестать так кидаться на людей, проявивших человеческое сочувствие. Сэр Густав отпустил меня в обход правил — это факт, но произошло это только потому, что я не переставая капал ему на мозги с пяти часов утра.

— Но он сказал, что тебя не отпускал!

— А ты читала устав для слуг? Осознанное его нарушение, а уж тем более — признание в этом нарушении влечёт ответственность куда большую, нежели простое увольнение. Так что давай просто представим, что меня здесь на самом деле нет… — Элиот покосился на часы. — Ещё три минуты. Ты ведь никого на мои поиски не подрядила?

— Нет… — Принцесса впервые за последние минуты расслабленно выдохнула. — Но ты ведь понимаешь, что заставил меня лишний раз волноваться?

— Нижайше прошу за то прощение, моя госпожа! — Элиот по-шутовски поклонился. — Позволите ли вы доставить вас к нашему общему наставнику во избежание сурового наказания?

Астерия, поймавшая насмешливый взгляд друга, сама рассмеялась, но предложение приняла, и уже спустя полтора десятка секунд Элиот с девушкой на руках выпрыгнул на крышу, а через минуту — приземлился прямо перед входом на территорию здания, которое, как теперь было известно юноше, строилось по подобию восточных тренировочных залов.

— Успели. А ведь я искренне полагал, что вы опоздаете по меньшей мере на четверть часа… — Чарльз, немолодой уже мужчина, служащий роду Дарфайи уже больше пятидесяти лет, обнаружился у самого входа, что само по себе было странно — секундой ранее Элиот его там не видел. — Проходите и чувствуйте себя как дома.

С этими словами он скрылся за отъезжающей в сторону дверью, а Элиот и Астерия смиренно последовали за ним. И если первый пребывал в блаженном неведении относительно предстоящих тренировок, то принцесса понимала, через что придётся пройти её другу перед тем, как применить хотя бы одно заклинание, которое не является «родным» для его Альмагеста и оценивается Чарльзом выше, чем уровень плинтуса.

— Что ж, Астерия, ты помнишь, на чём остановилась?

— Да, учитель.

— Тогда — продолжай, я жду от тебя близкого к идеальному результата. А ты, Элиот, следуй за мной. — Спустя минуту, когда от принцессы их отделяло несколько стен, заклинатель продолжил: — Первым делом я хочу тебя поблагодарить, Элиот. Уж не знаю, произошло бы это само собой или нет, но твоё появление и последующие события подтолкнули нашу принцессу к принятию своих обязанностей. Она стала серьезнее, избавилась от лишь мешающей ей вспыльчивости… Помнишь, как всё происходило в прошлый раз?

Элиот помнил, и потому кивнул. Тогда принцесса действительно устроила нечто вроде истерики и даже сбежала куда-то. В тот момент её поведение можно было назвать только детским…

— Но тебе, должно быть, интересно, что будет первой ступенью на твоём пути как заклинателя, верно? — Чарльз плавным движением распахнул очередную дверь — и перед Элиотом предстала комната, все стены которой были устланы огромными пергаментами, тянущимися к потолку от самого пола. На них изображался человеческий скелет, его органы, жилы и сосуды, и на всех виднелась вязь нитей Альмагеста. На одном плакате уместить всё было физически невозможно, а смотреть лишь с одной стороны в данном случае было почти бесполезно. Потому-то в определённой последовательности покрытые схемами стены оказались идеальным решением, позволяя переходить от одного к другому, единомоментно наблюдая за значительной частью единой картины.

— Это место… создали вы?

— Нет. Те, кто был до меня. Предполагаю, что эту комнату возвели ещё несколько столетий назад, в те времена, когда на континенте все воевали со всеми. Тогда пользователи Альмагестов были сильнее и безжалостнее к самим себе. Они, как и ты, не упускали возможности стать сильнее, сквозь боль, кровь и слёзы проращивая на своих костях и органах Альмагест… — Мужчина подошёл к одному из плакатов и покачал головой. — Но времена изменились, ушла та острая необходимость в быстром становлении заклинателей, и это место было забыто. Схемы перенесли в книги и научились пусть медленно, но безболезненно расширять Альмагест. Так поступает наша принцесса, так поступала её бабушка и пра-бабушка… Подозреваю, что и многие королевы до неё не отличались особой решимостью. На моей памяти лишь её величеству Эстильде оказалось под силу в кратчайшие сроки сформировать полный Альмагест. Тогда она жаждала мести, и эта слепая ярость вела её, позволив стерпеть боль и сохранить рассудок. Но есть ли у тебя такой якорь, Элиот? Хватит ли у тебя, уже добившегося своей цели, решимости пройти через это?

Перед глазами юноши не появлялись лица павших в прошлом-будущем товарищей, не звучали их голоса — но он знал, что сможет пройти через описываемые Чарльзом страдания. Его простая цель, его жажда простого человеческого счастья была недостижима без подавляющей, абсолютной мощи. Дьявол дал ему возможность сохранить жизнь той, что дорога его сердцу, но преуспеет он в этом или же провалится — зависит только от его решений и действий.

— Вы сами, учитель, пытались таким способом сформировать полный Альмагест?

— Пытался… Это, юноша, самое верное определение. Меня хватило только лишь на то, чтобы за две недели завершить формирование внутреннего Альмагеста в правой руке. После я не выдержал — и бросил эту затею, перейдя к современному и безболезненному способу. — Чарльз с шумом выдохнул и закашлялся. — Мне до сих пор бывает стыдно за слабость, тогда проявленную. Но в тебе есть потенциал, Элиот, и я хочу, чтобы ты его полностью раскрыл. Ведь Астерия… Она не Эстильда, она — не воин. Её сила велика, и даже превосходит таковую у матери, но…

— Я понимаю, учитель. И приложу все усилия для того, чтобы её защитить.

Чарльз усмехнулся и сделал пару шагов по направлению к двери.

— Это и есть твоя обязанность, Нойр. Учить заклинаниям я тебя начну только после того, как ты завершишь формирование трети скелета.

С этими словами мастер-заклинатель покинул комнату, закрыв за собой дверь и оставив Элиота в полном одиночестве. Он не давал наставлений и не собирался вести своего второго ученика за ручку, так как письмена и схемы на стенах были предельно просты и понятны. Точно так же, как человеку привычно шевелить пальцами, Элиоту были ясны принципы управления Альмагестом. Ему требовалась помощь в тот момент, когда он только начал развивать Альмагест, но сейчас…

Сейчас юному защитнику было достаточно и этой комнаты.

Усевшись в самом центре помещения и развернувшись к требуемой части, — начать юноша решил с левой руки, дабы не плодить возможные ошибки на и без того настрадавшейся правой, — трижды перечитал текст, после чего представил в своём воображении то, как должна выглядеть первая кость, которой предстояло подвергнуться изменениям…

На кончик пальца принцессы приземлилась крошечная, но живая и не думающая умирать бабочка с крыльями яркого, жёлтого, почти золотого цвета. Она послушно выполняла все команды Астерии и позволяла ей видеть своими глазами, что, впрочем, было уж слишком непривычно. Даже заклинание не могло скомпенсировать разницу между глазами насекомого и человека, отчего в первые минуты у девушки разболелась голова. Но это ни на йоту не испортило настроение принцессы, так как у неё наконец-то получилось воспроизвести самый простой призыв из всех возможных. Эта золотая кроха — фамилиар, что будет служить своей госпоже до самой смерти, и оттого Астерия воспринимала бабочку как-то по-особому.

— Учитель!

Мирно попивающий какой-то напиток заклинатель, с момента своего возвращения наблюдавший за ученицей, прямо сейчас скрывал довольную улыбку за почти пустой чашкой. Астерия, эта девочка, какие-то два месяца назад неспособная и минуты усидеть на одном месте, сумела освоить заклинание призыва фамильяра даже немного быстрее матери. А всего-то и нужно было, что продемонстрировать принцессе всю глубину той ответственности, что она несёт за своих людей, друзей и любимых…

Вот только этот результат явно не стоил того риска, которому девочка подверглась во время своей очередной прогулки. Тогда Астерию спас в этот же день с ней познакомившийся мальчишка, по части своей необычности нисколько принцессе не уступающий. Элиот, ныне получивший говорящую фамилию Нойр, видился Чарльзу ответственным молодым человеком, всей душой преданным не трону, но принцессе. Прибавить к этому Северную Корону и его пугающее упорство — и станет ясно, что лучшего кандидата в защитники не найти. О том с Чарльзом советовалась и сама королева, которую ему когда-то довелось обучать.

Но в одном их с Эстильдой мнения разошлись: подходит ли Элиот, появившийся из ниоткуда безродный с огромным потенциалом и широкими перспективами, в мужья наследующей трон принцессе.

Чарльз считал, что эту тему не стоит поднимать ещё минимум два-три года, так как подросткам свойственна влюбчивость, и нельзя было гарантировать, что его дражайшая ученица и свежеобретённый ученик действительно станут друг другу чем-то большим, чем просто друзьями. Эстильда же отчего-то верила, что встреча этих необычных детей была подготовлена самими небесами, а испытывать терпение небожителей лишний раз не стоит. Королева совершенно серьезно собиралась объявить о помолвке Астерии в тот же день, как ей исполнится пятнадцать, и отвадить таким образом возможных претендентов на руку принцессы. Было ли то только её решение, или же Фребберг тоже приложил свою руку, мастеру-заклинателю было неведомо, а разузнать об этом он и не пытался. Где политика — и где он, пусть и хорошо сохранившийся, но старик, которому не суждено уже обучать дочь Астерии, как бы рано она не вышла замуж? Альмагест дал ему прожить восемьдесят лет и сохранить при этом ясность рассудка с крепостью тела, но от приближающейся смерти магическое могущество защитить не могло…

— Превосходный результат, Астерия. А теперь отзови своего фамильяра и попытайся призвать его снова… что ты делаешь? — Мужчина проводил взглядом вылетевшую в коридор бабочку, после чего перевёл взгляд на принцессу. — Крепость этих чар не зависит от расстояния, принцесса. Сейчас ты должна сосредоточиться на том, чтобы гарантированно мочь призвать фамильяра с первой попытки.

Но Астерия не реагировала, полностью погрузившись в передаваемый фамильяром поток ощущений. И вот тут-то старик заволновался, так как бабочка ринулась не куда-то, а в ту сторону, где он оставил Элиота. Та комната хоть и была изолирована во всех смыслах, и звук не пропускала, но насекомое вполне могло пролезть хотя бы в то же окно под потолком, а зрелище насильно формирующего внутренний альмагест человека приятным назвать мог бы разве что Дьявол.

— Астерия! Отзови фамильяра! Астерия!

Девочка всё так же пропускала требования учителя мимо ушей, а насильно прерывать контакт Чарльз не решался. Неокрепшая психика впервые осознавшего, чем является фамильяр, заклинателя, была особенно уязвима в моменты полного слияния, каковое Астерия каким-то образом сумела воспроизвести без соответствующих инструкций или хотя бы чтения книги заклинаний Дарфайи.

Решив более не тратить времени, заклинатель ринулся к комнате, в которой оставил Элиота. Если он поторопится, то…

Судорожный вдох, раздавшийся уже за его спиной, заставил мужчину замереть в тщетной надежде. Астерия, вскочившая на ноги и с маской ужаса на лице бросившаяся в коридор, едва не сбившая учителя с ног, была самым ярким доказательством того, что он не успел.

А в момент, когда холодные пальцы сжали его внезапно зашедшееся в безумном стуке сердце, старик понял, что сейчас произойдёт катастрофа…

Элиот смотрел, но не видел; кричал, но не слышал своего крика; пытался остановиться…

Нет, не пытался. Он с присущим только ему упорством выжигал на кости указательного пальца вязь нитей Альмагеста, старательно игнорируя и загоняя жуткую боль в самые дальние уголки своего сознания. На судороги и дрожь он уже не обращал внимания, но старался держать под контролем порывающуюся испепелить всё вокруг магию, считающую, что её хозяину намеренно причиняют боль.

Немало помогало то, что стены комнаты были давно и надёжно зачарованы, и его тёмная сила не могла найти отсюда выхода, беспомощно разбиваясь о полыхающие огнём руны, вмурованные в камень. В такой ситуации последним, чего он ожидал, было появление Астерии, столь неосторожно распахнувшей дверь комнаты.

Мощный поток магической энергии подхватил девушку, словно невесомую пушинку, и понес по коридору, в котором, к счастью, до стены было больше пятнадцати метров — дверь, ведущая в «комнату страданий», была тупиковой. Элиот только и успел, что остановить процесс и вскочить на ноги, окончательно упустив контроль над бушующей вокруг тьмой — квинтэссенцией сумрака, который так легко подчинялся Северной Короне. Но стоило ему только это сделать, как нашедшую опору Астерию потащило дальше, так как поток магии возрос многократно, а сил сопротивляться чему-то подобному у принцессы даже с активированным Альмагестом не было.

— Астерия, в комнату! Быстрее! — Прокричал, судорожно пытаясь собрать закручивающуюся вокруг него силу, Элиот, понадеявшись на то, что принцесса свернёт в одно из боковых помещений. Но то ли девушка не услышала его слов за протяжным воем магической энергии, то ли решила, что лучше знает, что сейчас нужно делать, но направилась она прямо ко двери, отсвечивая в заполонившем весь коридор сумраке символами Ориона.

Элиот, сдавленно ругающийся сквозь зубы и костерящий куда-то пропавшего Чарльза, сумел взять под контроль большую часть вышедшей из-под контроля силы, и теперь выглядел как принявший человеческую форму сгусток непроглядной тьмы, в районе головы которого ярко сияла пара лун-серпов. Дальнейшая концентрация магии грозила привести к повторной потере контроля или даже смерти, а потому парень принял единственное разумное в этой ситуации решение: в два шага вышел из комнаты и, подняв обе руки, начал выпускать сумрак прямо в небо, с большим трудом контролируя направление его движения. Яростная, разрушительная стихия плохо подчинялась человеку, совсем недавно решившему стать её хозяином.

Наливающиеся фиолетовым цветом шрамы с каждой секундой всё больше и больше разрастались, пронзая болью не только тело, но и душу, символизируя тем самым ту цену, которую Элиоту приходилось платить за управление неподвластными ему силами. В момент, когда их плотная вязь распространилась и на плечи, в спину юноши уперлись маленькие, но жаркие, словно раскаленные факелы, ладони. От стремительно распространившегося по телу пламени на глазах Элиота выступили слёзы, а ноги — задрожали, грозя вот-вот подкоситься и повалить его на землю. Но незамеченные им метаморфозы, за которыми прямо сейчас наблюдала только подоспевшая к полуразрушенному зданию и склонившаяся над не подающим признаков жизни учителем королева, были в сотни раз более ошеломляющими, чем даже огромной силы вихрь, созданный четырнадцатилетним ребёнком.

Густые потоки серого, непроглядного тумана охватили всё в радиусе двадцати метров, но область эта не продолжала расти; её, словно помещённого в стальную клетку зверя, сдерживали тысячи золотых нитей, берущих начало в заметно более маленькой по сравнению с Элиотом фигурке, упёршейся в спину юноши обеими руками и вдобавок прижавшейся лбом. Всё уменьшающаяся пульсация разрушительной магической аномалии позволяла предположить, что ещё чуть-чуть — и всё закончится, но мысли Эстильды сейчас были очень далеко от этого места. В глубине воспоминаний она глазами маленькой девочки наблюдала за катастрофой, в которой была убита её мать. Точно такой же вихрь, взявший начало в тронном зале дворца — и такие же нити, что сдержали тёмную магию, не позволив ей полностью поглотить сердце Констеллы…