База «Параллакс», жилая палуба
Ксанте Ке-орн специально дождался вечера по корабельному времени, чтобы застать Зинаиду в ее каюте. Телепатка встретила гостя, одетая не в униформу, а в длинное просторное платье. Каюта тоже отличалась от других жилых отсеков – более просторная, она включала пространство для медитаций. В этой полукруглой нише мерцал светильник в форме бабочки.
– Значит все-таки пришел...
– Добрый вечер, сеньора.
– ...Ты забыл по обыкновению сказать «сеньора ведьма».
– Не забыл, просто не захотел.
– Сирмийцы ничего не забывают?
– Это верно.
– Тогда, может быть, объяснишь, чем вызван твой визит?
– Да, конечно, сейчас объясню, – сказал Ксанте Ке-орн и сел в предложенное ему жестом кресло. – В гарнизоне на Кареме служила женщина, наполовину терранка, наполовину сирмийка с телепатическими способностями наподобие ваших.
Зинаида резко поднялась и подошла к Ксанте, ирония исчезла без следа, теперь псионичка выглядела встревоженной.
– Не отворачивайся. Смотри мне в лицо. Та женщина причиняла тебе боль?
– скорее уж, душевный дискомфорт. Потом вдруг заявила, что у в моем сознании пробел, который жжет ее как огонь...
– Огонь это след уничтоженного ликвидатора. Что касается той женщины — она опасна. Ее телепатия могла оставить след.
Ке-орн помедлил, словно собираясь нырнуть в огненный поток.
– Вы можете меня проверить? -- негромко спросил он. — Хочу знать точно, что ментальной индоктринации не было.
– Хорошо...
Псионичка протянула руку, собираясь дотронуться до виска Ке-орна, но он инстинктивно уклонился. Разум не протестовал против телепатии, но протестовал инстинкт, который не подчинялся рассудку.
– Если ты не готов, можешь зайти потом, – неожиданно мягко сказала Зинаида.
– Ждать ни к чему. Прямо сейчас.
– Хорошо, как хочешь. Только не пугайся. Если я что-то найду, это можно исправить.
Рука псионички снова коснулась виска. На миг образ Карины мелькнул на фоне опущенных век, но тут же сделался тенью. Видение прояснилось, в нем появилось неопределенное, похожее рассвет сияние и профиль Ангелины с темной прядью волос, упавшей на лоб.
– Они не смогли тебя изменить. Твой разум свободен, – заявила Зинаида, отстраняясь.
Резкий обрыв телепатии чем-то напоминал падение в пустоту. У Ксанте перехватило дыхание, огонь лампы ярко полыхнул, хрустальный плафон виде бабочки заиграл искрами.
– Успокойся, , все в порядке, – снова раздался голос псионички.
Мир постепенно обретал прежние очертания. Ке-орн резко выдохнул и вдохнул.
– Ты все видел и все знаешь сам, – сказала Зинаида. – Я никому не расскажу, что ты приходил.
– Спасибо.
Ке-орн встал и быстро вышел, все еще чувствуя, как кружится голова. Он шагал по коридору базы, машинально выбирая повороты на развилках, и ощущая нарастающее смятение. Так он добрался до лифта, на внешней стене которого еще остались слабые следы копоти. Сработала автоматика, кабина пошла вверх, а потом рывком остановилась, и Ксанте вдруг понял, заблудился.
Пахло зеленью, неподалеку струилась вода. За два месяца оранжерея сильно переменилась. Груды истекающих соком листьев и переломанных стеблей исчезли. Емкости для питательного раствора починили. Созданные в синтезаторе саженцы росли ровными рядами.
Ксанте Ке-орн дотронулся до ствола, и на пальцах остался тонкий слой смолы, попытался поискать яблоки, но новые деревья едва вошли в стадию цветения. В отдалении что-то хрустнуло – скорее всего, незамеченный обломок стекла под ногами человека.
– Ангелина?
Она подошла ближе, все такая же, какой казалась в день возвращения «Атланта», взяла Ксанте за руку и потянула его к скамейке у стены.
-- Нужно поговорить. Здесь никто не слышит, поэтому скажи мне правду – там, на Минахане и позднее, на «Телене» ты видел сны про лимб, пустошь, огонь, потом про фонтаны Сирмы?
– Да, Ли, я все это видел.
Ангелина вдруг поняла, что до сих пор держит руку сирмийца.
– Частые прощания – лишняя грусть, ты ведь так сказал мне во сне.
– Да, сказал, но сны переменчивы. Слова иногда ничего не значат. Ты, как мне кажется, встревожена?
-- Да, есть причина.
-- Но какая?
-- Сейчас, все поймешь. Как называется ментальная связь у сирмийцев?
-- Фаторана, -- нехотя произнес Ке-орн. — Вопрос с фатораной тонкий, его не принято обсуждать вне Сирмы. Вообще-то мы не псионики, эту способность нам обрубил великий генетик Коппидж. Однако, между супругами возникает ментальная связь. Иногда она возникает с братом или сестрой, но это крайне редко.
-- У нас с тобой искусственно созданная ментальная связь. Мне стыдно признаться, но ее подстроила Зинаида. Погоди, не злись! Она просто хотела меня спасти. Заставила тебя искать лекарство.
– Ненавидеть ее? Нет...
Ксанте медленно разжал пальцы, отпуская чужую руку.
– Я не хочу мешать тебе, Ли. Не собираюсь обязывать тебя ни к чему. Когда капитан Рей пришел ко мне и попросил рассказать про лекарство, я почти тебя не знал. Я ненавидел всех терран, желал им смерти гибели и не хотел помогать. Уже позднее, в госпитале, что-то изменилось, Чиркано целился в нас и я понял, что между твоей и своей смертью я выберу свою. Не знаю, почему так получилось, и не хочу разбираться, но сеньора Зинаида тут, кажется, ни при чем... А если бы даже она устроила фаторану, знаешь… мне все равно.
– Все равно?! Это же манипуляция и обман!
– Да, обман, но я тебе все равно не нравлюсь, так что какая разница.
– Я этого говорила. – Ангелина ощутила, как у нее горит лицо и мерзнут плечи. – Это не правда, Ксанте.
Ке-орн замолчал, он упрямо смотрел в сторону. Автоматика оранжереи снова включилась, выпустив похожий на туман фонтан мелких брызг. По лицу Ангелины скатилась капля, потом другая. Она вытерла влагу, но та появилась снова – на этот раз горько-соленая.
– Ты плачешь, Ли? – раздался встревоженный голос Ке-орна. – Он мгновенно повернулся к Ангелине и легко-легко коснулся пальцами ее мокрой щеки.
– Да. Я плачу. Но как ты увидел? Ты же смотрел в другую сторону.
– Так действует фаторана. Чтобы видеть, мне не нужно смотреть… Не плачь, Ли, у тебя впереди долгая жизнь и собственный путь к звездам.
– Нет у меня никакого особенного пути. Был дом родителей, который сожгли. Есть долгие дней на холодной базе, которая висит в пустоте. Есть люди, которые мне дороги, и которые уходят или умирают. Есть холод, он идет не снаружи, а возникает внутри. Мне помедленнее сказать? Ты же понимаешь на эсперанто?
Ке-орн ничего не ответил, но обнял Ангелину за плечи и притянул ее к себе. Его руки показались ей странно горячими.
– Молчишь? Вот и правильно, у тебя сегодня все невпопад. Как говорят у на Земле -- у сирмийцев есть правила, но сердца нет.
– Ну, это уже несправедливо! – возмутился Ке-орн. – Сердце у сирмийцев есть.
– Я же чувствую, что нет.
– Оно э-э-э... не в том месте, к которому ты прижимаешься ухом. С другой стороны, справа.
– У тебя еще и сердце наоборот... Да ты полон сюрпризов. Я всегда думала, что у тебя темные глаза. Почему они вдруг позеленели? Что это значит?
– Еще немного, и я не смогу с тобой проститься.
– Так и не прощайся...
Автоматика оранжереи снова сработала, легкий туман коснулся шеи Ли и темных волос сирмийца. Через пару минут в глубине отсека раздался громкий треск. Она отстранилась, разлепила мокрые ресницы, перед глазами плавали радужные круги.
– Кого еще черти принесли? — рявкнул Ке-орн.
Длинная неуклюжая фигура Чиркано появилась словно бы ниоткуда и замерла на расстоянии десяти шагов. Сумасшедший десантник сильно изменился – он похудел, лишился сбритых в психиатрическом изоляторе волос, казалось, полностью забыл о прошлой драке и улыбался бессмысленной счастливой улыбкой.
– А кто вы такие? Что вы здесь делаете? – приветливо спросил он.
– Слушай, отправляйся ты в ад, надоедливый терранин..
– Ой, только не надо его убивать... – пробормотала Ангелина, едва сдерживая смех и пытаясь смахнуть с лица растрепавшиеся волосы. – Чиркано теперь такой безобидный, но ты, кажется, готов порвать его на куски.
– Лучше уйти отсюда в каюту, ты совсем замерзла.
Струя кондиционированного воздуха холодила как бриз. Мокрая униформа прилипла к спине. В каюте оказалось еще холоднее – система жизнеобеспечения экономила энергию и работала так, что наводила на мысли об глубокой осени. Автоматика приглушила свет, создавая имитацию земной ночи. Ангелина не стала включать лампу, почти на ощупь вытащила из ниши сухую одежду, расстегнула и стащила мокрую куртку, потянулась за свитером, когда увидела едва заметное отражение Ке-орна в зеркале.
«У сирмийцев ночное зрение», – всплыли в памяти слова Влада. Рука со свитером непроизвольно дернулась.
– Здесь слишком холодно даже для терран. Что им нужно, чтобы
Ке-орн накинул на Ангелину большое полотенце, укрывая ее мокрые волосы и плечи.
– Не хочу, чтоб ты снова заболела. Я чем-то тебя смутил? Ты дрожишь.
– Нет... Все хорошо, я просто мерзну.
– Что нужно землянам, чтобы согреться?
– Наверное, теплый плед.
Когда силуэт Ксанте снова показался из полутьмы, Ангелина разглядела два бокала со светлой жидкостью и перекинутый через плечо плед.
– Плед я нашел в шкафу, остальное из синтезатора. Нет, это не сирийский лимонад, это ваш земной джин.
Он протянул Ли бокал, а второй поставил на пол, укрыл ее плечи пледом, снова поднял свой бокал и сел рядом.
– Если тебе нужен отдых, я уйду...
– Погоди, сначала я хочу тебе кое-что отдать. Это то, что ты не смог взять с собой на Минахан.
Ангелина поставила на треть пустой бокал, кутаясь в плед, отошла к нише и вернулась назад с кулоном на раскрытой ладони.
– Помнишь? Это кулон Кси. Коды доступа устарели, но маскировка до сих пор работает. Впрочем, не важно. Бери его. У нас, у терран, не принято возвращать подарки.
Она попыталась надеть кулон на Ксанте Ке-орна, но шнурок застрял, зацепившись за ухо.
– Ну вот, ты опять смеешься...
– Ли, никогда не говори про саму себя «террана»...
– Почему? Это же по-сирмийски «землянка».
– «Землянин» -- это «дагуато», а «террано»… В общем, это почти ругательство.
– О, боже! Ты этим словом назвал всех десантников подряд. Оно что – дразнилка?
– Не совсем, но да... это примерно как назвать меня «кошкоглазик». Не явное оскорбление, но немного обидно.
Ангелина засмеялась, поправила шнурок, и кулон, скользнув, повис у Ксанте Ке-орна на шее.
– Обидно? Ты же глазами похож на эльфа.
* * *
К двум часам пополуночи по корабельному времени огромный, длинный и широкий корпус базы вошел в пылевое облако. Микроскопические частицы беззвучно царапали обшивку, не причиняя ей вреда, но при этом полностью закрыли звезды, приглушили и так слабый свет ближней звезды. Эта была ночь внутри ночи, полное затмение. Мио выскользнул из каюты, подошел к большому иллюминатору в кают-компании, поглядел немного на бархатистую тьму и вернулся назад.
Март спал плохо – его беспокоил скорее воображаемый, чем реальный скрежет частиц по корпусу, мутная политика штаб-квартиры Йоханнесбурге, а также навязчивая мысль о крепитии, запертом в сейфе.
Зинаида находилась в состоянии медитации до середины ночи, преклонив колени нише. Отблески лампы-бабочки блуждали по стенам. Псионичка очищала свой разум и проверяла самоконтроль, впрочем лишь чуть задетые событиями последних недель. Будущее представлялось переплетением линий с прикрепленными к ним вероятностями и в этой сложной сети следовало отыскать наилучшие, наиболее податливые нити. За эти нити следовало подергать. В конце концов, Зинаида нехотя встала и перебралась на кровать, потирая онемевшие колени.
Джей Келли часть ночи пробыл в баре вместе с Рао. Сначала они пытались составить коктейль «хвост», а потом, уже после употребления получившейся смеси – приготовить поддельный сирмийский лимонад из водки, лимонов и позаимствованного у техников красителя. В один час семнадцать минут (как зафиксировала корабельная система наблюдения) огромная емкость со смесью случайно разбилась, и ее содержимое растеклось по полу, вызвав ложное срабатывание датчиков химической защиты, после чего очень веселый Келли вернулся к себе.
Хирург базы Влад до двадцати трех часов читал статьи о медицинских исследованиях, после чего покинул госпиталь и перебрался к себе в каюту. Его бывший пациент Чиркано, выпущенный накануне из психиатрического бокса, по привычке вернулся обратно в бокс, но обнаружил запертую дверь лег возле нее спать на голый настил палубы...
Однако, хуже, чем другим, той ночью пришлось андроиду Руперту. Голографический секретарь наблюдал кромешную тьму, прислушивался к звукам, менял облик, уловив малейший треск переборок. Поставленные на повтор, искина мучили старые и новые кошмары – пробоины в бортах кораблей, неудачно проведенные взломы, неумолимый Шеффер с нейрохлыстом в руке, насмешливое лицо Марта и, как венец всему – разгневанный ужасный человек, имя которому – Эсперо...