— Как ты думаешь, где мы? — спрашиваю я Димитрия.
Мы сидим на песчаной дюне, глядя в серую пустоту. Димитрий озирается по сторонам с таким видом, точно может определить наше местоположение по густоте расстилающегося во все стороны тумана.
— Сдается мне, где-то во Франции. Мне кажется, мы плыли слишком долго, так что это не Англия. Но точно все равно не скажешь.
Я обдумываю его слова, гадая, где во Франции могут быть спрятаны недостающие страницы. Но что толку гадать? У меня нет ни малейшей подсказки. Поэтому я перехожу к более насущным вопросам.
— Что будем делать, если проводник так и не появится?
Несмотря на все мои старания, голос у меня звучит плаксиво — я устала, продрогла и проголодалась. Мы с Димитрием не хотим притрагиваться к скудным припасам, привезенным из Алтуса — провиант следует растянуть на как можно более долгий срок.
— Не волнуйся, проводник объявится очень скоро.
Звучащая в его словах полнейшая убежденность придает и мне немного уверенности, однако слепая вера не в моих привычках.
— Откуда ты знаешь?
— Леди Абигайль сказала, что нас встретит проводник — и хотя, возможно, она не способна гарантировать результаты наших поисков, однако наверняка выбрала для такого задания самых доверенных людей. Не говоря уж о том, что на кон поставлены жизнь ее внучатой племянницы и будущей Владычицы Алтуса.
— Я ведь еще не сказала, что приму титул, — напоминаю я.
— Знаю, — согласно кивает Димитрий.
Я прикидываю, не стоит ли призвать его к ответу за столь самодовольный тон, как вдруг в тумане раздается негромкое фырканье и пыхтение. Димитрий, приложив палец к губам, поворачивается в сторону звука.
Я киваю и прислушиваюсь, вглядываясь в серую пелену, в которой вырисовывается какое-то чудовище — уродливое, огромное, многоголовое. По крайней мере, так кажется в первую минуту, но тут чудовище вырывается из тумана, приближается к нам, и я различаю, что это всадник, ведущий в поводу двух лошадей.
— Доброе утро. — Голос у него сильный и уверенный. — Я пришел во имя Владычицы Алтуса, да покоится она в мире и гармонии.
Димитрий поднимается и осторожно подходит к незнакомцу.
— А ты кто?
— Гарет из Алтуса.
— Что-то я ни разу не слышал о тебе на острове. — В голосе Димитрия сквозит явно слышимое подозрение. Во всяком случае, мне оно слышно отчетливо.
— Я уже много лет не живу в Алтусе, хотя остров остается моим домом, — отвечает новоприбывший. — Он так на многих действует, не замечал? Да и в любом случае, иные из нас служат ордену Сестер тайно и под чужим именем. Уверен, ты меня понимаешь.
Димитрий ненадолго задумывается, а потом жестом подзывает меня. Я слезаю с дюны, спеша посмотреть на нашего нового проводника.
Я почему-то ожидала, что он окажется темноволосым и смуглым — но, к моему удивлению, он белокур. Волосы у него не золотистые, как у Сони, но такие светлые, что кажутся почти белыми. Кожа, бледная от природы, покрыта густым загаром, словно наш проводник слишком много времени проводит на солнце. Наверное, в этих краях он недавний гость — тут загореть невозможно.
Он склоняет голову в знак приветствия.
— Госпожа Владычица. Я бы поклонился, не сиди на этой вот скотинке.
Я смеюсь, мгновенно чувствуя себя с ним легко и непринужденно благодаря столь неофициальному приветствию и явственному добродушию.
— Ничего страшного. Вдобавок, я еще не Владычица Алтуса.
Он приподнимает брови.
— В самом деле? Это сулит нам интересную беседу во время предстоящего пути. — Он выводит вперед двух приведенный коней, и я буквально пищу от восторга, узнав Сарджента и жеребца, на котором Димитрий скакал по дороге в Алтус.
Я спешу поскорее погладить гладкую шею Сарджента. Он утыкается мне в волосы и негромко фыркает от удовольствия.
— Как вы привели их сюда? Я уж думала, что не увижу Сарджента вплоть до возвращения в Лондон!
— Настоящий джентльмен никогда не выдает своих секретов, госпожа, — замечает Гарет, склонившись в седле и улыбаясь во весь рот. — Честно говоря, за остроумием я пытаюсь скрыть свое невежество. Понятия не имею, откуда взялись эти лошади. Вплоть до этой минуты я понятия не имел, что они ваши. Они ждали меня именно там, где мне и было сказано.
Димитрий подходит к своему жеребцу.
— Тогда поехали? В этом тумане я точно в клетке. Хочется выбраться на открытое пространство.
— Именно, — соглашается Гарет. — Тогда по коням. Садитесь — и в путь. За день нам нужно одолеть первый участок пути.
— И где у нас первая остановка? — Вставив ногу в стремя, я поднимаюсь в седло.
Гарет поворачивает коня.
— У реки, — возвещает он.
— У реки? — повторяю я. — Ну до чего конкретно!
Вслед за Гаретом мы едем прочь с берега, взбираемся по крутой песчаной дюне. Я боюсь, что Сардженту такая непривычная задача окажется трудна, но мои страхи необоснованны: он шагает легко, как будто родился тут, на берегу. Не успеваю я опомниться, как мы уже едем по лугу среди высокой травы. Местность впереди пролегает все больше равнинная, лишь изредка встречаются пологие холмы. Лесов не видно, и это меня радует.
По мере удаления от побережья туман редеет, а над головой — о чудо! — проглядывает синее небо. Теперь невозможно даже представить, что мы столько времени провели у воды, в сером мареве. Едва золотые лучи солнца высвечивают высокие травы, настроение у меня поднимается.
После лесов, что теснили нас со всех сторон по пути к Алтусу, здешние просторы кажутся самой настоящей роскошью. Мы едем в ряд, чтобы было легче беседовать.
— Так ежели вы не Владычица Алтуса, то кто ею стал теперь, после смерти леди Абигайль? — интересуется Гарет.
— Это довольно-таки длинная история, — запинаюсь я, не зная, стоит ли откровенничать с нашим проводником.
— Уж так получилось, что время у меня есть, — улыбается он. — И, если мне будет позволено заметить, Алтусу крупно повезет, если им станет править столь прекрасная Владычица.
— Я не уверен, что мисс Милторп хочет говорить на личные темы, — вмешивается Димитрий. Я различаю в его голосе нотку ревности и с трудом сдерживаю смех. Мисс Милторп?
Я вопросительно смотрю на Димитрия.
— А об этом вообще можно рассказывать? Или запрещено?
Удивление борется на его лице с неудовольствием.
— Нет, в общем, не запрещено. Не секрет, что именно ты наследница титула Владычицы. Я просто подумал, что, может быть, тебе не хочется обсуждать столь личные вопросы с незнакомцем.
Мальчишеское упрямство Димитрия смешит меня, но я стараюсь не улыбаться.
— Раз не секрет, то чего уж тут особо личного. Судя по всему, путь нам предстоит долгий. Куда приятнее скоротать его за беседой.
— Как знаешь, — угрюмо бурчит он в ответ.
Я поворачиваюсь к Гарету, и проводник даже не пытается подавить торжествующую улыбку, расплывающуюся по бронзовому лицу.
— Эта вот задача… — я обвожу рукой простирающиеся вокруг поля, и стараюсь говорить абстрактно, — …сейчас важнее всего. Я не могу принять на себя такую ответственность, как управление Алтусом, пока не разрешу некоторые вопросы, а потому мне было даровано время, чтобы довести дела до конца, а лишь потом принимать решение.
— Вы хотите сказать, что можете отказаться от титула? — недоверчиво переспрашивает Гарет.
— Она хочет сказать… — вмешивается Димитрий, но я останавливаю его на полуслове.
— Прости, Димитрий, можно мне самой за себя отвечать? — Я стараюсь произнести это как можно мягче, однако вид у него все равно пристыженный. Я со вздохом поворачиваюсь к Гарету. — Я хочу сказать, что даже думать об этом не могу, пока не закончу нынешнее дело.
— Значит, в случае вашего отказа титул перейдет к Сестре Урсуле?
— Верно. — Оказывается, обычные Братья и Сестры на удивление хорошо осведомлены о тонкостях политики острова.
— Если она придет к власти, я туда ни за что не вернусь! — В голосе Гарета звучит нескрываемое отвращение.
— Могу ли спросить, отчего вы питаете к Урсуле столь сильные чувства?
Перед тем как ответить, Гарет поглядывает на Димитрия, и я впервые замечаю меж ними несомненное сходство.
— Урсула и эта ее властолюбивая дочка…
— Астрид? — уточняю я.
— Она самая, — подтверждает он. — Так вот, Урсула и Астрид ничуть не заботятся об Алтусе. То есть в глубине души их привлекают только власть и могущество. Я ни одной из них ни за что не поверю — да и вам не советую. — Гарет смотрит на поля, лицо у него становится серьезней, и он переводит взгляд на меня. В его глазах больше не видно смеха. — Вы окажете всему острову и его народу огромную услугу, если согласитесь стать новой Владычицей.
Под его пристальным, ищущим взором щеки мои начинают гореть. Димитрий досадливо вздыхает.
— Гарет, ваши слова мне льстят. Но вы же меня совсем не знаете. С чего вы взяли, что я стану хорошей Владычицей?
Он улыбается и постукивает себя по виску.
— По глазам видно, госпожа. Они чисты, как море, что баюкает наш остров.
Я улыбаюсь в ответ, хотя чуть ли не физически чувствую, как Димитрий выразительно гримасничает, возводя взор к небесам.
Перед нами простираются бесконечные поля, ближе к вечеру луговые травы сменяет золотистая пшеница. Мы лишь раз делаем короткий привал подле ручейка, текущего по гладким серым валунам: пьем холодную воду, наполняем ею фляги, поим коней. Я пользуюсь минуткой, закрываю глаза и откидываюсь на поросшем травой склоне. Солнце пригревает лицо, и я вздыхаю от удовольствия.
— Приятно снова почувствовать солнце, да? — раздается рядом голос Димитрия. Я открываю глаза и, загораживая их рукой от солнца, улыбаюсь ему.
— «Приятно» — чересчур невыразительное слово.
Димитрий кивает, задумчиво глядя на бегущую воду.
Я сажусь и крепко целую его в губы. Наконец мы отлепляемся друг от друга, и Димитрий удивленно спрашивает:
— А это еще за что?
— Напоминание, что мои чувства к тебе ничуть не ослабли за время, прошедшее с тех пор, как мы покинули Алтус. — Я дразняще улыбаюсь. — И никакая встреча с очаровательным и обаятельным мужчиной не изменит глубины моих чувств.
На миг я даже пугаюсь, не уязвлена ли гордость Димитрия, но тень на его лице сменяется широкой ухмылкой.
— Ах, значит, Гарет красив?
Я насмешливо встряхиваю головой, еще разок целую его, поднимаюсь и отряхиваю бриджи.
— Какой же ты глупенький, Димитрий Марков.
Голос его догоняет меня на полпути к лошадям.
— Лия, ты не ответила!
Гарет уже сидит на своем скакуне. Я тщательно проверяю сбрую Сарджента, а потом сажусь в седло.
— Прекрасное место для привала. Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — отзывается он, глядя, как Димитрий идет к своему жеребцу. — Подозреваю, вы изрядно устали. Говорят, вам за последнее время пришлось немало странствовать.
Я киваю.
— Ужасно рада, что сейчас не приходится ехать через лес. Очень уж неуютно было блуждать по темным чащобам близ Алтуса.
Гарет глядит на Димитрия, проверяя, сел ли тот уже на коня. А убедившись, что все готовы, разворачивает своего скакуна.
— Не волнуйтесь. Думаю, леса вам больше не грозят.
Мы снова пускаемся в путь. Место нашего назначения остается столь же глубокой тайной.
Остаток дня проходит в атмосфере непринужденного товарищества. Поцелуй у реки, похоже, вернул Димитрию уверенность, и он держится с Гаретом куда как дружелюбнее. Путь наш по-прежнему лежит среди полей — на иных колосится пшеница, на иных посажено что-нибудь еще.
Солнце катится по небу, начинает отбрасывать длинные тени. Мы доезжаем до очередной речки: она гораздо шире прошлой и петляет меж зеленых холмов, а на берегу — небольшая рощица. Гарет натягивает поводья, останавливает коня и спрыгивает на землю.
— Точно по расписанию, — говорит он. — Здесь разобьем лагерь на ночь.
В тюках, притороченных к седлам наших коней, мы находим все необходимое и принимаемся разбивать лагерь. Гарет разводит костер, а пока они с Димитрием ставят палатки, я стряпаю незамысловатый ужин. Становиться одним лагерем с Гаретом ничуть не странно, я уже воспринимаю его точно старого друга. Они с Димитрием развлекают меня историями о своих общих знакомых в Алтусе, причем так непосредственно и с таким азартом, что я покатываюсь со смеху. Наконец Гарет поднимается, сдерживая зевок. Костер уже почти догорел.
— Завтра выезжать рано. Пора на боковую. — Он смотрит на нас с Димитрием, и даже в слабеющем свете костра я различаю, как лукаво сверкают его глаза. — Я пошел, а вы тут пожелайте друг другу спокойной ночи.
С этими словами он направляется к одной из палаток, а мы с Димитрием остаемся вдвоем на прохладном ночном воздухе.
Димитрий с тихим смехом протягивает мне руку, помогает подняться на ноги и притягивает меня к себе.
— Напомни мне потом поблагодарить Гарета.
Я не спрашиваю, за что. Димитрий припадает к моим устам. Губы его нежны, но настойчивы, и мои губы открываются под их натиском, покуда весь мир вокруг не пропадает куда-то. В объятиях Димитрия я обретаю мир, недоступный в иные, более рациональные и здравомыслящие моменты. Я позволяю себе пропасть, всецело отдаться поцелуям, натиску крепкого тела, тесно прижатого к моему.
Наконец мы размыкаем объятия, и Димитрий неохотно отрывается от меня.
— Лия… я провожу тебя до палатки.
Он трется щекой о мою щеку, и я поражаюсь, как мягкая щетина может быть и такой колючей, и такой возбуждающей.
— Останься со мной! — Мне совсем не стыдно просить об этом. Теперь уже нет.
— О большем я бы и не мечтал, но в этих странных краях мне, пожалуй, спать не стоит. — Он поднимает голову, вглядываясь в кромешную тьму за кругом света. — Не следует спать, пока не найдем страницы. Пожалуй, я буду нести караул у входа в твою палатку.
— А может, попросишь Гарета? — Возможно, я веду себя чересчур прямо и смело, но мне все равно.
Димитрий смотрит мне в глаза, а потом наклоняется и снова припадает губами к моим губам, на сей раз сильно и страстно.
— Лия, я никому не передоверю заботу о твоей безопасности. — Он улыбается. — Все время мира будет в нашем распоряжении. Все ночи, сколько захочешь — в будущем. А теперь дай-ка я отведу тебя спать.
Однако мне не спится, несмотря на то что покой мой оберегает вырисовывающаяся на стенке палатки тень стоящего на страже Димитрия. Его слова продолжают звучать у меня в голове, и я знаю: он ошибается. Не будет у нас всего времени мира — лишь срок, отведенный нам пророчеством; лишь время, которое мы сумеем украсть и промежуток между сегодняшним днем и тем моментом, когда придется как-то примирить обещанное будущее с Димитрием и прошлое с Джеймсом.
Лагерь наш невелик, свернуть его — много времени не надо. И мы уже снова едем верхом через поля.
После вчерашнего тумана на побережье, где мы высадились, солнце кажется настоящим благословением, подарком небес. Время от времени я на несколько секунд закрываю глаза и подставляю лицо солнечным лучам, напитываю ими кожу. И все время я ощущаю присутствие тех, кто до меня шел путями пророчества. Чувствую нашу общность, хоть мы и не пересеклись в здешнем мире. Это ощущение преисполняет меня покоем, и впервые за много дней я со смирением принимаю свою судьбу, какой бы она ни оказалась.
В один из таких моментов я осознаю, что вокруг воцарилась полнейшая тишина: ни стука подков, ни конского фырканья, ни шутливой перепалки меж Гаретом и Димитрием. Открыв глаза, я обнаруживаю, что мы въехали в рощицу — такую маленькую, что она даже не загораживает солнца.
Димитрий и Гарет остановили коней, но оба остаются в седле. Я натягиваю поводья Сарджента.
— Почему мы остановились?
Гарет обводит взглядом окружающие поля и деревья.
— Боюсь, тут мы должны проститься, хотя лично я предпочел бы, чтобы для встречи со следующим вашим проводником было выбрано местечко поукромнее. — Он пожимает плечами. — С другой стороны, наверное, в отсутствие настоящих лесов это лучшее, что можно было найти.
Я силюсь скрыть острое разочарование. Я уже привыкла к Гарету, привыкла доверять ему.
— И когда появится наш следующий проводник?
Гарет снова пожимает плечами.
— Думается, довольно скоро, хотя точно сказать не могу. В такого рода заданиях от нас скрывают имена и расписания. — Он роется среди своей поклажи и сбрасывает на землю мешки. — Оставайтесь здесь до появления нового проводника. Тут сложено все необходимое. Еды должно хватить по меньшей мере на пару дней.
— Мы еще увидимся? — На сей раз мне не удается сдержать огорчение в голосе.
— Кто знает, — усмехается Гарет.
Димитрий смотрит ему в глаза.
— Спасибо.
Гарет отвечает ему улыбкой.
— Рад был помочь, Димитрий из Алтуса.
Он подъезжает ко мне, и я протягиваю ему руку.
— Примете ли вы титул или нет, но в моих глазах вы всегда будете законной Владычицей Алтуса, — говорит Гарет, подносит мою руку к губам, бережно целует ее и, развернув коня, скачет прочь.
Мы с Димитрием остаемся в тишине, порожденной отъездом Гарета.
Все произошло так быстро, что мы и опомниться не успели, а теперь не очень понимаем, что делать дальше. Димитрий спешивается и отводит коня к дереву, а потом возвращается за Сарджентом.
Мы ставим палатку и сооружаем ужин из обнаруженной в мешках снеди. Спускается мгла, и нам приходится признать: сегодня вечером наш новый проводник уже не покажется. Димитрий снова занимает пост у входа в палатку, а я ежусь от холода под одеялами. Так холодно, что я не могу ни устроиться удобно, ни толком заснуть.
Несколько раз мне мерещатся какие-то шорохи средь окружающих палатку деревьев, стук кованых сапог по твердой земле. Должно быть, Димитрий тоже слышит шаги — он поднимается с земли, и фигура его отбрасывает на стенку палатки зловещую тень. Я несколько раз окликаю его, спрашиваю, все ли в порядке, но он строго велит мне спать и несет караул, не отвлекаясь на мои страхи. Пристыженная, я пытаюсь взять себя в руки.
Я лежу в темноте, не в силах расслабить напряженное тело, пока наконец мрак не сгущается надо мной и не уносит меня.