Хранительница врат

23

Мы входим в многолюдный пиршественный зал, и там мгновенно воцаряется тишина. Стараясь не обращать на это внимания и вести себя как ни в чем не бывало, я иду вглубь зала вместе с Луизой.

— Что делать? — шепчет она.

— Не знаю. Наверное, поискать Димитрия или Уну.

— Или Риза, — добавляет Луиза.

Я возвожу глаза к потолку.

— Да. Или Риза.

Я держу голову высоко, мило улыбаясь — дружелюбно, но не совсем уж и во весь рот, чтобы не казаться деревенской дурочкой.

В такие минуты мне особенно недостает Сони. Сказать по правде, именно ради нее я нередко расправляла плечи и храбро улыбалась, хотя в душе ужасно трусила. Из нас двоих я всегда была сильнее, и теперь ощущаю потерю так остро, будто она случилась лишь сегодня.

— Хвала небесам, — выдыхает Луиза. — Вон Димитрий.

Проследив ее взгляд, я вижу, как он пробирается к нам через толпу. И, по-моему, это не просто игра моего воображения — его улыбка и в самом деле предназначена только мне одной, исполнена только нам понятного смысла. Он останавливается перед нами и берет меня за руки.

— Вот ты где! — Он произносит эти слова так, будто искал меня целую вечность и нашел в самом неожиданном месте.

Он сменил светлые дневные брюки и белую тунику на эффектный черный наряд. В мерцании множества свечей в люстрах и канделябрах, расставленных вдоль стен, Димитрий выглядит весьма привлекательным и заманчиво опасным.

Он наклоняется ко мне. Я жду церемонного поцелуя в щеку, но Димитрий касается губами моих губ. Поцелуй этот хоть и краток, но очень выразителен. Украдкой глянув по сторонам, я замечаю, что у половины присутствующих вид удивленный, а у половины чуть ли не шокированный. Мне становится ясно: таким образом Димитрий открыто провозгласил о своих намерениях. Объявил всем, что он со мной, что бы ни считали и ни говорили на этот счет. Сердце мое еще более открывается навстречу ему.

— Привет, — только и могу сказать я. Голос звучит слегка неуверенно; я чересчур смущена поступком Димитрия и общим настроем всех в зале.

Он залихватски улыбается и становится еще больше похож на того Димитрия, что я успела узнать.

— Ну, привет.

Вот теперь я улыбаюсь по-настоящему. Сама не знаю, почему, но когда я с ним, мне дела нет до того, что скажет или подумает весь остальной мир.

Он берет одной рукой под руку меня, другой — Луизу и ведет нас к столу в центре зала. Остальные собравшиеся, словно по сигналу, начинают снова беседовать, сперва вполголоса, а потом все громче, словно минувшая неловкость мне просто приснилась.

— Простите, что поневоле заставил вас одних входить в обеденный зал, — Димитрию приходится повышать голос, иначе в шуме толпы его не слышно. — Я думал, вас Уна приведет, — не то непременно бы сам за вами зашел.

Я спешу оправдать свою верную сиделку.

— Она собиралась зайти за нами, только прежде хотела проведать тетю Абигайль. Кстати, тетя так и не пробудилась?

Димитрий кивает. Лицо его встревожено — видно, не одна я волнуюсь из-за тети Абигайль.

Мы останавливаемся перед длинным столом, что стоит прямо под люстрой. Почти все места уже заняты, но три стула, кажется, оставлены специально для нас. Я слегка расстраиваюсь, что Луизе не выйдет сесть рядом с ее новым кавалером, но тут она расплывается в ослепительной улыбке, и я догадываюсь, что Риз оказался совсем рядом с нами. Надо будет спросить у Димитрия, случайно так вышло или нарочно.

Первой навстречу нам поднимается одна из старших Сестер, с волосами цвета воронова крыла. Она легонько кланяется нам, суровый взгляд встречается с моим взглядом, и я осознаю: именно она вела нас вверх по холму в тот первый день, перед тем, как я упала без чувств.

— Добро пожаловать в Алтус, Амалия, дочь Аделаиды, — произносит она глубоким низким голосом.

Мне странно слышать имя матери — я не слышала его с тех самых пор, как она умерла. На миг растерявшись, я не сразу собираюсь с мыслями, но потом отвечаю поклоном на поклон.

— Благодарю вас.

Димитрий, в свою очередь, поворачивается ко мне и отвешивает официальный поклон — очевидно, часть некоего непонятного мне ритуала.

— Амалия, леди Урсула и орден Сестер приветствуют тебя.

Я кланяюсь и ему, внезапно чего-то застеснявшись.

Димитрий повторяет ту же церемонию с Луизой, а затем представляет нас всем присутствующим за столом, а их нам. Все это происходит так быстро, что я забываю большинство имен, едва услышав их, но знаю, что не скоро забуду пронзительный взгляд Риза, для которого, похоже, во всем мире сейчас существует одна только Луиза. Он так же темноволос, как и Димитрий, но гораздо тише его, и то ли не умеет, а то ли не склонен вести непринужденные беседы. Надо бы спросить Луизу, о чем они разговаривают между собой наедине — впрочем, наверное, в такие минуты разговоры для них отнюдь не главное. Вот и сейчас она сидит так близко к нему, что колени их соприкасаются под столом.

Как только мы усаживаемся, все остальные тоже занимают места за столами, расставленными по громадному обеденному залу. Блюда приносят одно за другим, я едва успеваю за головокружительной сменой фруктов, овощей, хлеба с хрустящей корочкой и сладкого вина. Мяса не подают вовсе.

Я то и дело ловлю на себе любопытные мимолетные взгляды соседей по столу. Что ж, пожалуй, не мне их винить. Если вспомнить наш утренний разговор с Димитрием, нетрудно догадаться, что у них ко мне есть масса вопросов, которые вежливость вряд ли позволит задать.

Мне сразу же становится ясно, что Урсула занимает высокое положение, однако за ужином у меня не выпадает минутки узнать у Димитрия, какой именно титул она носит. Похоже, статус дает Урсуле определенные преимущества, и она задает первый вопрос, едва подали блюда.

— Димитрий рассказывал, вы проделали нелегкий путь, чтобы нас найти, Амалия. — Урсула маленькими глотками прихлебывает вино из кубка.

Я дожевываю кусочек инжира.

— Да. Путешествие вышло довольно-таки… изнурительным.

Она кивает.

— Похоже, вы не из тех, кто боится трудных и опасных задач.

Сами по себе слова звучат комплиментом, но что-то в тоне моей собеседницы подсказывает: это совсем не так. Хотелось бы мне быть умной, прозорливой и видеть, что скрывается за этим вопросом. Мозг мой еще не вполне оправился от недосыпа, так что я решаю принять слова Урсулы за чистую монету.

— Пророчество научило меня тому, что есть вещи, которые надо сделать, как бы нам ни хотелось их избежать.

Она приподнимает брови.

— А вам бы хотелось? Избежать их?

Я опускаю взгляд на сложенные на коленях руки.

— Думаю, всякому хотелось бы избежать того, что мне пришлось пережить за минувший год.

Урсула склоняет голову набок, задумывается и задает новый вопрос.

— А ваша сестра Элис? Чего бы хотелось избежать ей?

Я невольно вздергиваю голову при неожиданном упоминании моей сестры — как будто одно упоминание ее имени может призвать сюда и ее саму. Любопытно, почему Урсула интересуется моей сестрой, когда всем известно, что та открыто нарушает законы, установленные Советом Григори?

Я стараюсь отвечать все тем же ровным голосом.

— Моя сестра отвергла отведенную ей роль Хранительницы. Сдается мне, что вы, в великой мудрости и огромных познаниях своих, уже слышали об этом.

Я наклоняю голову, надеясь, что жест этот сойдет за выражение смирения, хотя на самом деле я лишь пытаюсь скрыть нарастающее отвращение к происходящему.

В глаза Урсуле я смотреть не осмеливаюсь, но и без того чувствую, что взгляд ее становится жестче. И когда она наконец отвечает мне, я знаю: она делает это лишь потому, что должна ответить, — молчание выглядело бы признаком слабости. Мысль эта приносит мне совершенно неуместное ощущение победы.

— Я осознаю, что на кон поставлено будущее Алтуса, более того — будущее всего мира. И уж вы, верно, понимаете, что в пророчестве вам отведена почетная роль. Особенно учитывая природу этой роли, уготованной вам по праву.

В голосе Урсулы, низком и вроде бы даже непринужденном, я различаю угрозу. Слишком легко было бы принять львицу за кошку, но все же это настоящая львица. Однако я еще новичок в подобных играх — правил не знаю и боюсь оттолкнуть от себя возможного друга или врага. Ибо теперь я вижу: это игра, в которой все надо просчитывать на три, а то и четыре хода вперед.

Я поднимаю голову и встречаюсь глазами с Урсулой. Взгляды всех присутствующих за столом устремлены на меня.

— «Почетная роль» предполагает хоть какие-то преимущества. — Я делаю небольшую паузу, а затем продолжаю. — Что же я получу в сравнении со всем, что уже потеряла из-за пророчества? Сестру, брата, мать, отца… — Я думаю о Джеймсе и нашем утраченном будущем, и меня одолевает печаль, хоть втайне я и признаю свои чувства к Димитрию. — Простите, но для меня пророчество стало тяжким грузом.

Возможно, это игра моего воображения, но, кажется, в зале стало тише, точно все собравшиеся вполуха прислушиваются к разговору за нашим столом.

Урсула барабанит пальцами по массивной столешнице, обдумывая свой ход.

— Возможно, лучше было бы предоставить это кому-нибудь более подготовленному, более желающему принять на себя эту тяжкую ношу?

Я честно пытаюсь обдумать ее слова, но в данных обстоятельствах они начисто лишены смысла.

— У меня нет возможности выбирать. Нет выбора, над которым можно было бы задуматься всерьез. Я ни за что не позволю Самуилу использовать меня как Врата.

— Разумеется, — бормочет она. — Но вы забываете еще об одном варианте.

Я качаю головой.

— Каком варианте?

— О возможности не делать ничего. Позволить другой Сестре со временем принять на себя ответственность.

Я обвожу взглядом стол. Присутствующие — все, кроме Димитрия и Луизы, — нервно ерзают на сиденьях и отворачиваются, словно им неприятно смотреть на меня. У Луизы растерянный вид. Она ловит мой взгляд, и в глазах ее я читаю вопросы, ответить на которые не могу. Димитрий, с другой стороны от меня, мечет на Урсулу яростные взоры — точно кинжалы.

Я снова гляжу на нее.

— Возможно, сменится немало поколений прежде, чем пророчество явит нового Ангела.

Она медленно кивает и машет рукой, точно тут и говорить не о чем.

— Или же это произойдет мгновенно. Никому не ведомы пути пророчества.

На миг мне кажется, что я схожу с ума. Неужели одна из Сестер, о которых говорится в пророчестве — не просто Сестра, а одна из Старших! — предлагает мне оставаться в бездействии? Предлагает передать мои обязанности другой Сестре, пусть даже пройдет много веков прежде, чем снова появится возможность покончить с пророчеством? Много веков, на протяжении которых призрачное воинство Самуила будет набирать силы в нашем мире?

Димитрий внезапно вмешивается в наш разговор.

— Прошу прощения, сестра Урсула, — ледяным от ярости голосом произносит он, — но требования пророчества совершенно очевидны, разве нет? Оно гласит, что Лия больше, чем просто Врата — она Ангел, единственные Врата, наделенные властью призвать или отвергнуть Самуила. И будучи Ангелом, Лия вольна избрать любой путь. Разве вы, во всей вашей мудрости, не согласны, что мы должны благодарить ее за то, что она избрала сторону добра?

«Ну что, съела? Победа! — думаю я. — Во всяком случае, на данный момент».

Я крепко сжимаю руку Димитрия. Мне не хочется причинять ему еще больше хлопот, но я благодарна за столь пылкое заступничество.

За столом воцаряется молчание, которое иначе, как неловким, не назовешь. Спасает появление Астрид у самого локтя Урсулы.

— Матушка, — начинает девочка с легким поклоном, — можно мне сесть за вашим столом? Так хочется поближе узнать наших гостей.

Голосок у нее сладок и скромен — ни следа снисходительной самоуверенности, с которой она разговаривала со мной в моей спальне.

«Матушка»? Матушка?! Урсула — мать Астрид?

Урсула улыбается, но взгляд Астрид все так же прикован к моему лицу.

— Конечно, милая. Садись рядом с Братом Марковым.

Щеки Астрид вспыхивают, точно маков цвет, она торопливо кланяется матери, поспешно садится с другой стороны от Димитрия и устремляет на него взор, исполненный неприкрытого обожания.

— Без тебя Алтус был совсем не тем, — с притворной скромностью говорит она.

В глазах Димитрия я замечаю раздражение, но он искусно скрывает свои чувства.

— И я тоже совсем не тот без Алтуса. — Он поворачивается ко мне и улыбается. — Как тебе ужин? — Наклонившись ко мне совсем близко, так что я даже ощущаю аромат вина от его уст, он шепчет: — Если не считать общества, разумеется.

Я широко улыбаюсь.

— Чудесно.

Далее трапеза проходит без происшествий. Астрид дуется по другую руку от Димитрия, а Луиза всецело поглощена Ризом. В скором времени где-то в конце зала начинает играть странная медленная музыка. Риз поднимается, протягивает руку Луизе и они идут танцевать — как и многие прочие из-за нашего и других столов.

Димитрий берет из чаши на столе роскошную спелую клубнику и подносит к моим губам. На этот раз я без малейшего колебания скусываю заманчиво мерцающую ягоду прямо со стебелька. Димитрий улыбается, и между нами проскальзывает некое тайное тепло.

Он откладывает стебелек на тарелку. Лицо его внезапно становится серьезным.

— Лия, прости.

— За что? — спрашиваю я, проглотив остаток ягоды.

— За Урсулу. За все это.

Я качаю головой.

— Ты тут ни при чем. Это же не твоя вина.

Он обводит взглядом кружащиеся по залу пары — вращающийся под медленную грустную песню калейдоскоп фиолетового и черного шелка.

— Это же мой народ. Моя семья. А ты… ты, Лия, для меня стала даже большим, как наверняка уже и сама знаешь. — Он берет меня за руку и целует в ладонь. — Я хочу, чтобы они были добры к тебе.

Я, в свою очередь, беру его руку и повторяю этот жест.

На краткий миг я словно бы впервые гляжу в его глаза. Теряюсь в них, и ничто другое уже не имеет никакого значения. Мелодия резко сменяется новой — веселой и быстрой. Димитрий встает и тянет меня за собой.

— Окажи мне честь…

Это не вопрос. Не успеваю я опомниться, как мы уже на середине зала в самой гуще танцующих. Среди толпы я различаю Луизу, но она теряется так же быстро, как и появилась, так что я ни в чем не уверена.

— Но… я не умею танцевать под такую музыку! — растерянно говорю я, глядя на лихо отплясывающих танцоров вокруг.

Димитрий кладет одну мою руку себе на плечо, а другую на талию. Сам он так же обхватывает меня.

— Не волнуйся, это проще простого. Кроме того, какая ж из тебя Сестра, если ты танцевать не умеешь!

И вот мы уже движемся вместе с толпой в такт музыке. Сперва Димитрий просто таскает меня за собой по залу. Движения танца ничуть не проще, чем у тех, что мы учили в Вайклиффе, а музыка только запутывает меня еще больше. Это вам не плавный Шопен или Штраус — мелодия переливается, подскакивает, то и дело меняет темп.

Пока я пытаюсь подстроиться под шаги Димитрия, мы не раз и не два наталкиваемся на соседей, и он ведет меня по залу, поминутно восклицая: «Прошу прощения» и «Извините, пожалуйста». Ужас как неудобно. Правда, через некоторое время я начинаю чувствовать себя увереннее. Димитрий все так же управляет мной, но я хотя бы наступаю ему на ноги уже не на каждом шагу.

Едва я начинаю получать удовольствие, как музыка обрывается. По залу проносится счастливый рев, и в долю секунды Димитрий куда-то исчезает. Я оглядываю столпотворение вокруг, но не успеваю заметить, куда же делся Димитрий. На его месте уже стоит какой-то другой джентльмен.

— Ой, здравствуйте, — только и выговариваю я.

На нем такой же наряд, как на Димитрии — только, конечно, смотрится совсем не так роскошно. Впрочем, сам по себе мой новый партнер вполне приятен, да и улыбается приветливо.

— Здравствуйте, Сестра.

Не успеваю я подумать, что не так уж плохо будет до возвращения Димитрия провести время с этим славным джентльменом, как он тоже исчезает в толпе, а его место занимает следующий — с волосами золотистыми, как у Сони. Нам едва хватает времени обменяться улыбками, как он, в свою очередь, скользит прочь, сменяясь новым танцором.

Ритм музыки все нарастает, так что у меня, в сущности, нет выбора, кроме как по мере сил держаться наравне со всеми в бесконечном параде партнеров. Наверняка во всем этом безумии есть какая-то система, какой-то порядок — но я выявить его не могу.

Пару раз я пытаюсь просто-напросто сбежать из танца, однако высвободиться от партнеров и всей этой толпы кругом совершенно невозможно. Так что я сдаюсь и позволяю вертеть себя во все стороны, пока голова не начинает кружиться от музыки и смеха.

Очередной мой партнер, упитанный престарелый джентльмен, вращает меня по залу и передает следующему. Смех мой начинает звучать несколько истерически.

— Должен заметить, выглядите вы получше, чем когда я видел вас в последний раз… — Голос этот мне не перепутать ни с каким другим, хотя самого Эдмунда — свежевыбритого, в новом наряде, — я бы насилу узнала.

Я радостно улыбаюсь ему, и мы вместе движемся в вихре танца.

— О вас могу сказать то же самое!

Эдмунд и в самом деле выглядит свежим и отдохнувшим, а точно такой же наряд, как у всех Братьев — облегающие брюки и туника, — придают ему элегантность, подобающую мужчине его возраста.

Он кивает.

— Путешествия в Алтус всегда нелегки, а нынешнее было хуже прошлых. Особенно для вас. Как вы себя чувствуете?

— Гораздо лучше, спасибо. — Сама я уже запыхалась от танцев, а вот Эдмунд свеж и бодр, как будто танцует пару минут, не больше. — Только посмотрите! Да вы настоящий мастер! Рискну предположить, вам не в первый раз доводится танцевать на этом острове!

Глаза его искрятся весельем. Он лукаво подмигивает.

— Ни за что не скажу!

После гибели Генри я еще не видела Эдмунда таким счастливым. Меня омывает волна радости и блаженства. Я собираюсь спросить его, где он был со времени нашего приезда на остров и чем занимался, как вдруг он кивает и наклоняется ко мне:

— Нечестно с моей стороны присвоить одному себе право танцевать с самой хорошенькой из всех Сестер Алтуса. До скорой встречи.

И, лихо завертев меня, подталкивает к очередному партнеру. Я готова уже запротестовать, сказать, что мы видимся впервые за столько дней — и тут понимаю, что снова оказалась с Димитрием.

— Прости! — заявляет он, перекрикивая гомон толпы. — Я все пытался вернуться к тебе, но…

Он выразительно пожимает плечами и, искусно лавируя, принимается выбираться из царящего вокруг столпотворения. Наконец мы протискиваемся к самому краю отведенного для танцев пространства.

Димитрий продолжает кружить меня, не прекращая танцевать ни на миг. Неожиданно я оказываюсь прижатой спиной к холодному камню стены в темном углу. Несколько секунд мы стоим, пытаясь отдышаться. Даже у Димитрия щеки раскраснелись от плясок, а уж что обо мне говорить!

— Ну как, весело? — спрашивает он, чуть переведя дух.

Я киваю, запыхавшись.

— Сперва совершенно в такт не попадала, но, кажется, в результате у меня получалось неплохо.

Он улыбается.

— Это у тебя в крови.

Я наклоняю голову, охваченная смущением. Как ни странно, но во многих отношениях Димитрий знает обо мне больше, чем я сама.

Он пальцем приподнимает мой подбородок, так что я вынуждена заглянуть ему в глаза.

— Мне не хотелось ни с кем делить тебя сегодня вечером. — Поначалу прикосновение его губ совсем бесплотно, однако постепенно становится все настойчивее, все жарче. Наконец Димитрий с усилием прерывает поцелуй. — Ты на вкус — что клубника.

Я гляжу на его губы, гадая, надежно ли мы спрятаны в этом укромном уголке, но тут за спиной у Димитрия появляется Астрид. Не замечая ее, он наклоняется ко мне для нового поцелуя.

— Гм… — Я легонько кашляю и выразительно гляжу поверх плеча Димитрия, пока и он, в свою очередь, не оборачивается назад.

— Астрид? Мы тебе зачем-то нужны?

Лицо ее окаменевает. Она переводит взгляд с Димитрия на меня, потом снова на него. Злость в ее глазах мне не померещилась. Девочка выбирает слова, прикидывает, насколько может дать волю ярости, и, в конце концов, прищуривается и обращается непосредственно к Димитрию, как будто меня тут нет вовсе.

— Уна просит передать, что леди Абигайль проснулась и спрашивает сестру Амалию.

Димитрий кивает.

— Хорошо. Спасибо.

Астрид не двигается с места, как будто ноги у нее прибиты к полу.

— Я сам провожу Лию к леди Абигайль. Можешь идти.

В глазах девочки мелькает вспышка раскаленной добела ярости. Астрид вне себя от того, что ее так пренебрежительно отправили восвояси. Димитрий для нее — старший по рангу, что, несомненно, предполагает определенный уровень почтения. Так ничего и не сказав, она резко разворачивается на каблуках и уходит, исчезает во все еще кружащейся в танце толпе.

Димитрий снова поворачивается ко мне.

— Я знаю, как ты волнуешься из-за леди Абигайль. Пойдем скорее к ней.

Сама не знаю, чего я медлю, ведь возможность увидеть леди Абигайль — кульминация всего нашего долгого путешествия, целой жизни, полной сомнений и вопросов. Ключ к моему будущему. К окончанию пророчества.

Наверное, именно поэтому я и замираю несколько секунд, а потом киваю и трогаюсь с места.

Как все-таки приятно забыться в танцах, музыке и праздничном пире! Даже противостояние с Урсулой кажется милым развлечением по сравнению с тем, что ждет впереди. Однако ход событий неумолимо вел именно к этому — а потому я иду вслед за Димитрием из пиршественного зала, отчетливо понимая: это начало конца.

И если мне очень, очень повезет — то, возможно, еще и предвестье нового начала.