Хранительница врат

13

Я пытаюсь отслеживать все сразу: гончих, которые нерешительно входят в воду, Эдмунда, который стоит рядом со мной, наотрез отказываясь следовать за Соней с Луизой, и Димитрия Маркова, спокойно восседающего на коне позади псов.

Ничто из этого не побуждает меня тронуться с места.

— Пора, Лия. — Голос Эдмунда тих, но тверд, и даже сквозь страх я отмечаю, что впервые за все эти годы он назвал меня по имени. — Они чуют ваш страх. Они идут за вами. Их слишком много — из ружья всех не уложишь, а вы слишком близко к берегу, здесь они до вас доберутся.

Слова его находят отклик в каком-то далеком уголке моего разума, но я по-прежнему не в силах пошелохнуться. Гончие осторожно заходят в воду, сперва замочив только самые кончики лап, но потом, пусть и медленно, движутся вперед, заходят по самое брюхо, и останавливаются всего в нескольких шагах от нас с Эдмундом.

И все равно я не могу пошевелиться, не могу заставить себя направить Сарджента вперед, хотя он сейчас весь напряжен и готов сорваться места и броситься вперед.

Лишь когда Димитрий медленно направляется к реке, ко мне, я стряхиваю с себя оцепенение, хотя по-прежнему не в состоянии сдвинуться с места. Смотрю на Димитрия во все глаза. И не я одна. Гончие тоже поворачиваются к нему. Внушительные белоснежные морды глядят на нового актера в нашей драме. Димитрий смотрит на них в ответ, и в этот миг я готова поклясться, что между ними происходит какая-то безмолвная беседа.

Изящный скакун Димитрия, поднимая тучи брызг, проходит по отмели мимо псов. Гончие мотают головами из стороны в сторону, переводя взгляды с меня на него, с него на меня. Злобные твари во все глаза следят за ним, но сами с места не сходят — как будто знают и почитают его. Я-то вижу, с какой тоской они поглядывают на меня, как мечтают до меня добраться, пока это еще возможно, преодолеть разделяющие нас последние несколько шагов.

Однако им не суждено утолить эту жажду. Они покорно наблюдают, как Димитрий подъезжает вплотную ко мне. Небо темнеет, близится ночь. Течение в реке усиливается, Сарджент уже с трудом противостоит ему. Димитрий берет поводья из моих заледеневших рук и заглядывает мне в глаза. У меня возникает чувство, будто мы знаем друг друга всю жизнь.

— Все хорошо. Доверься мне — и я переправлю тебя на ту сторону.

Голос его мягок и нежен, словно нас связывает что-то очень личное — хотя на самом-то деле после мимолетной встречи в Обществе мы не виделись ни разу.

— Я… мне страшно. — Слова сами собой слетают с моих уст, я и опомниться не успеваю. Остается надеяться лишь на то, что я произнесла их совсем тихо. Что за шумом воды Димитрий не услышал, как я признаюсь в собственной трусости.

Он кивает.

— Я знаю. — Его горящий взор устремлен мне в глаза. И во взгляде этом я читаю обещание. — Но рядом со мной с тобой ничего не случится.

Я сглатываю. Мы даже толком не знаем друг друга, но я уверена: он скорее умрет, чем допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое. Я молча киваю и хватаюсь за луку седла.

Димитрий берется за мой лук.

— Позволь, помогу.

Я сама удивляюсь, что все еще крепко держу лук. Наверное, это уже вошло у меня в привычку. Димитрию с трудом удается высвободить лук из моих занемевших пальцев, но через несколько секунд он уже бережно вешает его мне за спину.

— Ну вот. А теперь держись покрепче. — Он прижимает мою озябшую руку к седлу и держит ее, пока мои пальцы, словно сами по себе, не вцепляются в кожу.

Сейчас я совсем не возражаю против того, что со мной обращаются, как с малым ребенком.

Димитрий встречается глазами с Эдмундом, и тот кивает, словно предлагая нам двигаться вперед, раньше него. Марков качает головой.

— Езжайте впереди, иначе я не смогу защитить вас. — Эдмунд на миг задумывается, а Димитрий добавляет: — Даю вам слово: с Лией ничего не случится.

Услышав, как он называет меня по имени, Эдмунд кивает и направляет своего скакуна глубже в реку. Димитрий же берет поводья Сарджента и притягивает моего коня ближе к своему.

— Держись. — Это последнее, что он говорит мне перед тем, как последовать за Эдмундом.

Сперва Сарджент слушается неохотно, но сильные руки Димитрия тянут его все дальше, течение становится все сильнее, противостоять ему все трудней — и вот конь уже сам охотно шагает вперед. Я чувствую, с каким трепетом и как осторожно ступает он по каменистому руслу, выбирая места, чтобы не упасть.

Я изо всех сил цепляюсь за седло. Пальцы сводит судорогой, но я почти не замечаю этого. Я стараюсь смотреть только на спину едущего впереди нас Эдмунда, однако, бросив взор чуть дальше, замечаю Соню с Луизой: они сидят в седлах на дальнем берегу реки. На сердце у меня становится легче. Они сумели, они переправились!

Если сумели они, то сумею и я!

Однако надежда живет во мне недолго. Внезапно Сарджент оступается, скользит и судорожно пытается устоять на скользком дне. Я начинаю соскальзывать с него, отчаянно цепляюсь за седло, вода захлестывает меня по бедра, а паника — с головой. Меня даже не столько пугает сама вода, сколько ее шум: безумный рев, лихорадочный гром бьющегося о камни течения угрожает лишить меня последних крох самообладания. Все это напоминает мне о гибели моего брата и о том, как я чуть не погибла сама, пытаясь спасти Генри.

Я с трудом подавляю желание закричать, но уверенность Димитрия вселяет в меня веру и утешение.

Я крепче вцепляюсь в седло.

— Давай же, Сарджент! Мы почти у цели! Не сдавайся!

Он и не сдается.

Чудится, он понимает мои слова — выпрямляет ноги и поднимается над водой, с усилием шагает за конем Димитрия, словно ни секунды и не мешкал. Почти сразу же уровень воды начинает понижаться, открывая сперва мои бедра, обтянутые мокрой шерстяной тканью, а потом и щиколотки. Скоро мы уже выезжаем из реки, ноги у меня не касаются воды. Димитрий ведет Сарджента к остальным членам нашего маленького отряда, что ждут в нескольких шагах от кромки воды.

— Силы небесные, Лия! — В мгновение ока Луиза оказывается на земле и мчится ко мне. Рубашка и штаны у нее такие же мокрые, как и у меня. — Как ты? Я так напугалась!

Соня подъезжает ко мне, нагибается в седле, берет мою ледяную руку в свои.

— Я уже решила, что ты вообще не собираешься переправляться!

На миг все подозрения минувшего дня отлетают прочь. На миг мы снова три подруги, какими были с тех пор, как пророчество обволокло нас саваном мрачных тайн.

Эдмунд неторопливой рысцой подъезжает к нам. На Димитрия он глядит чуть ли не с восхищением.

— Я ждал вас через два дня, не раньше. Но, скажу вам, рад, что вы подоспели уже сейчас.

Голова у меня кружится, и я лишь смутно отмечаю про себя, что Эдмунд, оказывается, знает Димитрия — и более того, ждал его. Зубы у меня стучат так громко, что этот стук перекрывает шум реки.

— Она совсем замерзла и потрясена, — говорит Димитрий.

— Тогда поехали поскорее прочь от берега. — Эдмунд переводит взгляд на гончих — те все еще стоят в воде с таким видом, словно могут в любой миг на нас кинуться. — Не нравятся мне эти твари.

Димитрий понимает тревогу Эдмунда.

— Они нас преследовать не станут, но это еще не значит, что нам ничего не грозит. Сейчас самое мудрое — разбить лагерь на ночь и собраться с силами.

Эдмунд поворачивается и едет на свое привычное место во главе нашего маленького отряда. Мы по привычке выстраиваемся в цепочку, хотя Димитрий все еще ведет Сарджента под уздцы. У меня нет сил настаивать на своей самостоятельности, да, честно говоря, я даже рада, что хотя бы на время поведет кто-то другой.

Недалеко от берега снова начинается лес. Въезжая в темную чащу, я оборачиваюсь. Гончие все так же стоят в воде, где и стояли. Их зеленые глаза ловят мой взгляд над простором текущей воды, невзирая на туманные сумерки. Эти глаза — последнее, что я вижу перед тем, как мы снова скрываемся в чащобе.

— Выпей, — Димитрий протягивает мне оловянную кружку. Он ждет со мной, пока остальные переодеваются, ведь все промокли в реке.

Я высовываю руку из-под одеяла, которым укутана, и беру у него кружку.

— Спасибо.

Чай совсем невкусный — слишком слабый, отдает соломой. За предыдущие дни пути я привыкла к нему, а после холодной реки и встречи с гончими почти не замечаю горького привкуса. Я отпиваю глоточек, обхватив кружку обеими руками, чтобы хоть немного согреть пальцы.

Димитрий усаживается на бревно рядом со мной, протягивает руки к костру, что разжег Эдмунд после того, как выбрал место для ночлега.

— Лия, ты как? — Мое имя звучит в его устах естественно, словно только так и надо.

— Да вроде ничего. Просто очень замерзла. — Я сглатываю, тщетно пытаясь изгнать из головы память о панике, одолевшей меня на реке. — Сама не знаю, что произошло. Я просто… просто не могла пошевелиться.

— Лия.

Я не хочу оборачиваться на звук своего имени, но взгляд его словно притягивает посмотреть на него. В голосе слышен приказ, ослушаться которого я не могу, хотя он мягок, точно туман, окутавший леса с приходом ночи.

— Я знаю, что произошло, — продолжает Димитрий, — и не виню тебя.

В глазах его понимание. Это смущает и — да! — злит меня. Я ставлю кружку на землю рядом с собой.

— Что вы вообще обо мне знаете? И откуда?

Лицо его смягчается.

— Я знаю про твоего брата. Знаю, что он погиб в реке, знаю, что ты была при этом.

Слезы жгут мне глаза. Я вскакиваю и неверными шагами бреду к краю лагеря, пытаясь успокоиться. Решив наконец, что могу говорить нормальным голосом, я возвращаюсь к Димитрию. Весь гнев, все разочарования минувших недель — нет, даже месяцев — сочатся из каждой поры моей кожи.

— Да что можете вы знать о моем брате? Что можете знать о его гибели и моей роли в том? — Я упираюсь обеими руками в бедра, не в силах удержать поток рвущихся с губ горьких слов. Я уже утратила счет своим вопросам, но сейчас неважно, получу ли я ответы на них. — Вы не знаете обо мне ничего! Ничего! И не имеете права! Не имеете права говорить о моем брате!

Однако, упомянув о Генри, я мгновенно теряю запал и вынуждена снова бороться с печалью, с всепоглощающим вселенским отчаянием, что едва не заставило меня перед отъездом в Лондон броситься с утеса в Берчвуде. Я стою перед Димитрием, все так же упираясь руками в бока, часто и с трудом дыша.

Он встает и подходит ко мне. Близко. Слишком близко.

Слова его окрашены нежностью.

— Я знаю больше, чем ты думаешь. О пророчестве. О твоей жизни до Лондона. О тебе, Лия.

На миг мне кажется, что я пропаду в этих глазах. Утону в этом бездонном море, и никогда не захочу искать дорогу назад. Но потом до меня доходит смысл его слов: «Я знаю больше, чем ты думаешь. О пророчестве…»

Пророчество. Он знает о пророчестве!

— Погодите! — Я делаю шаг назад, тяжело дыша, хотя сейчас уже скорее от растерянности, чем от гнева. — Оттуда вы знаете о пророчестве? Да кто вы такой?