Глава 61. Настя

Сидит, морда несчастная, глаза похожи на изумрудные плошки, даже светятся чуточку, зрачок бегает кругами и никак не хочет остановиться.

Чупокабр расположил пухлый зад на стволе рухнувшей ивы, свесил вниз кривоватые ножки. Всматривается неотрывно в темную воду пруда, ждёт своего Карла. Нет, я совсем не ревную, просто в груди отчего-то стало вдруг больно, словно меня пронзили как шашлык остреньким шампуром. И дышать теперь тяжело. Мое Несчастье, что же ты так. Неужели Карла ты любил, любишь больше? Обидно, но справедливо, конечно. Вы с прежним хозяином жили столько лет вместе, шутилили, играли. От него ты так много узнал. Только мне все равно обидно и горько.

Никому я не нужна во всех мирах. Никто меня не любит по-настоящему сильно. В лучшем случае, я всегда оказываюсь на втором месте. Сашка всегда больше, чем меня, любил свою мать. Про Анджея и вспоминать не буду. Кто ещё? А нет у меня никого больше. Только чупокабр. Но и для него я не та самая, единственная, самая лучшая. Просто запасной вариант.

Вдруг налетел сильный ветер, растрепал кусты и деревья. Чупокабру все нипочем.

Тихим шагом пробираюсь сквозь заросли ивы к своему зверю. Надо все же ему рассказать о том, что Карла здесь нет, пусть уж и не ждёт тогда. Если что, с Морриган всегда можно договориться. Поможет, наверное, вернуть из небытия Карла. Для Несчастья так будет лучше.

Вкрадчивый басок пушистого жиртреста стал вполне различим. Подслушивать, конечно, нехорошо. Но даже, если окликну, чупокабр вряд ли меня отсюда услышит. Ветер разбросает мои слова.

— Не думаю, что возвращаться — это такая уж хорошая идея! С хозяйкой мы поладили. Она без меня пропадет. Совсем пропадет, слышишь? — чёрненький коготок тихонько постучал по воде, так, чтобы только драгоценная шерсть не намокла, — Дурная ведьма, невыносимая! И ее все время куда-то несёт. То за курями, то за рабами. Один раз даже ножницы в дом принесла. Я ее спрашиваю, зачем нам ножницы? Молчит. Зато сад и газон пострижены долыса. Нет, без меня она точно загремит на каторгу! Эльфов ограбила. Уж этих убогих-то за что? Можно подумать, ей до смерти нужны были те семена! Так и лежат в коробочке на твоём столе, Карл. Двупопка уже в столешницу проросла. Вот будет сюрприз, когда ведьмочка это заметит! Я уже запасся мышами, жду представления. И как только она вынимать ее будет? Что ты молчишь? — вновь потянулся коготь к воде, — Хотя лучше молчи! Вылезать обратно тебе точно не стоит. Так и знай. Я тебя, конечно, люблю, очень люблю. Ты меня одомашнил… И помню все твои прегрешения передо мной. Да, и ту рыбу, которую ты заморозил до минус ста сорока градусов, чтоб я дольше ее жрал, я тоже хорошо помню! И как ты мне по хвосту тапочком стукнул, тоже помню. Но это было вначале, когда судьбы только сплелись. Твоя и моя. А потом ты мне на день рождения только коробочку без ничего и подарил. Зато мягкую, это тебя немного извиняет. Вот. Но Настя, она, знаешь, другая. Ее я как-то особенно сильно люблю. Точно больше, чем колбасу. Почти как себя. Иногда даже больше. Так, что пошел я, что ли. Дела! Рыба сама себя не сожрет, раб, — единственный, который у нас остался, — без моего пригляда зачахнет. Никто же из домочадцев ему короб муки не перевернет! Не догадаются. Далет, слишком много думает без работы, сопит. Как бы не заболел. Садового гнома мы извели. Зато людишек поразводили. Н-да. Пошел я, Карл. Ты уж меня прости, но я в любом случае останусь с ведьмой, — чупокабр попытался развернутся на широченном стволе, не удержал равновесия, всплеснул в воздухе всеми четырьмя лапками и плюхнулся в воду.

— Мряяяящ!!! — взвизгнула напоследок черная тушка.

Добежала до зверя, выхватила из воды за мокрую шкуру, привалила к себе.

— Стеша, — мурлыкнуло чудище у меня на руках и сладко прижалась щекой, — Стешенька! Ведьмочка моя.

— Как ты меня назвал?

— Стеша. Это хвостик от твоего настоящего имени. А хвостик — всегда самое ценное. Понесли меня домой, там ужин или обед неподожренные пропасть могут.

— Ты тяжёлый, не донесу.

— Магия тебе на что? Ты же ведьма! Отлевитируй меня в обитель греха!

— Чего?

— Организуй экспресс-доставку по воздуху до обители греха и порока. До кухни. Я готов предаться совместному грехопадению с холодильником, — зарылся он ласково мордой мне в грудь и, кажется, вытер свой мокрый нос о мягкую кокетку платья, мерзавец. Как такого не любить? Это же невозможно.

— Пешком дойдешь, заодно просохнешь в траве! Будешь пахнуть луговым разнотравьем.

— У меня появятся болтуны, сама же их стричь замучаешься!

— Кто появится?

— Шерсть перепутается, и появятся болтуны, — выпучил в притворном ужасе чупокабр глаза. Или не выпучил? Вообще о они у него и так круглые.

— Колтуны, — поставила я его на траву.

— Болтуны. Они же болтаются на шкуре, значит болтуны!

— И не поспоришь.

— С фамильяром вообще спорить нельзя!

— Пошли домой, Несчастье мое. Кстати, а почему у тебя такое имя?

— Карл меня так с самого первого дня звал. Ума не приложу, почему. Может из-за блох, или из-за того, что я его любимый диван сожрал, или потому, что вазу разгрохал, или из-за того, что ящик контрабандной красной икры уничтожил своими силами. Как думаешь?

— Понятия не имею.

Как на душе-то теперь хорошо! Прямо замечательно даже. Чупокабр — единственный, кто меня искренне любит, а на остальных наплевать.

В саду гомон голосов. И все они спорят! Как только меня переносят соседи? С таким-то дурдомом.

Ещё и девицу какую-то приволокли. Чернобровая, тонкая, стоит, вытираерют руки платком. Далет с нее взгляда не отводит. Анджей вон, обнимается с Анькой. Меня заметил, руку сразу убрал. Сашка опять что-то пилит. Скворечник, я так думаю. Бывшего каждую весну тянет на подвиг строительства. Вон, как доску кромсает пилой, — залюбуешься. Интересно, этот скворечник развалится так же быстро, как и все остальные, которые были до него? Или на этот раз Саша не пожалеет гвоздей? Может быть, догадается использовать досочки вместо орголита, тогда скворцам, наверняка, повезет. Если скворцами окажутся не совы, как в прошлом году.

— Ребята, я пришла! — крикнула от забора, чтоб никого не смутить.

— А мы поженились, представляешь? — крикнула в ответ Анька, — Прямоту тебя на крылечке дома эльфы провели обряд! Слышишь?

— Слышу! И поздравляю.

— Сегодня вечером корабль выходит из порта в сторону родины Анджея. Там отпразднуем свадьбу!

— Настен! — оторвал голову от своих опилочек Сашккя — Освободи Далета из рабства! Он свою невесту нашел.

— Где?

— Среди русалок. Ну, то есть бывших русалок. Она уже того, Насть. Хвост, то есть, отпал.

— Госпожа, — заглянул мне в душу берсерк.

— Далет, — мотнула было я головой. Куда я его отпущу? Как? Он же убийца. Сам мне рассказал, что попал на каторгу за убийство человека. Имею я право его отпустить или нет?

— Настен, ты чего? Он хороший.

— Он человека убил, Саш.

— С кем не бывает, — попытался продолжить спор бывший муж.

— С нормальными людьми не бывает! Что, если он ещё кого убьет?

— Далет убил, — сделала ко мне два шажочка бывшая русалка, — потому что из-за клеветы того мужчины я бросилась в пруд. Далет отомстил, только и всего.

— Хорошо. И как я его отпущу?

— Просто скажите три раза подряд "свободен" и все.

— Свободен, свободен, свободен! — сказала я, глядя в глаза красавцу. Что-то как будто обрушилось? Или мне показалось? Какая-то магическая нить как будто разорвалась.

Берсерк встрепенулся, странно дрогнул, неверяще потер запястье своей руки.

— Спасибо, госпожа Анестейша. Я никогда этого не забуду. Весь мой род встанет за вас в случае беды. Все мы!

Загрузка...