Женя очень надеется, что бобы вырастут за ночь, как в сказке. Ей даже снится огромный стебель, пронизывающий высокие белые облака, как в каком-то из фильмов, который она видела. Но наутро ничего не происходит.
С одной стороны — Джек в порядке. С другой — неизвестно, сработает ли магия вообще.
Тот рыжебородый явно маг, но это ведь не значит, что он не может оказаться ещё и шарлатаном.
— Это всё-таки не совсем сказочный мир, — шепчет сама себе Женя, когда выходит во двор умыться и окончательно проснуться, — может быть, нужно больше времени.
А пока у неё много работы. Все задачи значительно упрощают деньги, которые передал Карсон. Она бежит на рынок, буквально бежит, чтобы сэкономить время. Там сразу же узнаёт, где можно найти плотника, и договаривается с ним насчёт досок для пола.
— В вашей-то хижине? Да сними ты гниль, да песком засыпь али сеном!
Да разве можно жить в кошачьем лотке?
— Нет, мне нужно перестелить, — возражает Женя и описывает ему, сколько у них комнат и сколько её шагов занимает каждая стена. Такое себе измерение, но плотник всё понимает и озвучивает сумму.
С утра Женя проконсультировалась с Аннушкой, сколько что стоит.
— Дороговато!
— А ты что хотела? Если денег нет, тогда зачем что-то менять?
Женя хмурится.
— Вам покупатели не нужны? Я знаю, сколько вы точно такое же делали соседке нашей!
Ляпает, на самом деле, наугад.
Но плотник, попыхтев, сбивает цену почти на треть. Женя сдерживается, чтобы не захлопать в ладоши. Она кивает.
— Вечером привезу. И чего тебе там что-то менять? Я думал, вы к Вилли-то переедите. Или не срослось чего?
Из-за его плеча выглядывает светловолосая девчушка в простом желтоватом платье.
— Что, лучше варианта нет? — Женя спрашивает у неё с сочувствием.
— Так дровосек, — выдыхает та, потупив глаза.
Ответить на это нечего. Как же всё-таки хорошо, что это не её мир!
Женя ещё несколько часов выбирает материалы для своей задумки, ещё семена и продукты. Она исстрачивает почти все деньги Карсона, но всё, как ей кажется, с умом.
В итоге приходится попросить сына одного из торговцев довести её домой на лошади. Два мешка круп и всё остальное едва ли выйдет перетащить самой.
Дома она готовит омлет с говядиной, луком и морковью. За столом мать едва ли слюной не давится, но даже с набитым ртом умудряется причитать:
— Могла бы и мне деньги отдать! Я бы ими лучше распорядилась. Я — мать!
Остаток дня и вечер Женя перестилает солому на крыше, вырывает сорняки и вскапывает грядки не слишком-то удобной лопатой. В итоге выходит целая гора зелени, которой она решает накрыть грядки плотным слоем — чтобы новые сорняки не смогли пробиться сквозь него. Это вроде называется мульчей. Она вспомнила внезапно, что видела сто лет назад в передаче про дачу по телеку. Трава будет перегнивать — и это прекрасное удобрение. А чтобы сорняки окончательно вывелись из почвы, слой нужно постоянно обновлять. Открытыми она оставляет лишь те места, куда сажает рассаду и семена.
— Ну и какой смысл так делать? А вот коровка была бы… съела бы, — ворчит Мать Джилл.
— Коровка — не ваш уровень. Вот кроликов можно было бы. А ты уже убрала везде, где я просила?
— Просила! — возмущённо хмыкает мать. — Думаешь, жених деньги дал, и ты уже просить меня право имеешь? — и отвечает, не глядя на неё: — Убрала. Пойду ещё Аннушку проверю, я ей там задание дала одно… — и семенит к дому, деловито оглядываясь по сторонам и вытирая руки об фартук, словно всё вокруг, это её работа.
— Какое дело? — тревожится Женя.
— Печку побелить, какое ещё? — отзывается та у двери, за которой и скрывается.
И как раз вовремя. Потому что с дороги раздаётся перестук копыт. И голос Карсона, (который, видимо, совсем забыл о сне).
— Женя… День добрый!
— О, это ты, — она улыбается, стараясь за этим скрыть толику смущения.
Платье выпачкано, особенно, подол. На лбу и щеке тонкая полоска грязи, она же забилась под ногти — перчаток тут, конечно, не нашлось.
Карсон спешивается и подходит ближе, озираясь. И делает это с нескрываемым одобрением.
— Вот это да… Ты одна столько всего провернула, Женя? — в голосе искренний интерес и нежность пополам с сочувствием.
— Ага, — она проводит ладонями по лицу и волосам, — вот тут будет морковка, видишь? Вот тут тыквы… А то была земля без дела. Крыша теперь протекать не должна, и вообще… И вообще, знаешь что? — она вдруг хмурится.
— Что? — будто настораживается он. — Ещё денег надо, мать всё забрала?
— Нет, я про то что… Как бы я вокруг этой развалины ни плясала, не видишь разве, её проще сжечь и построить новую! — она смеётся.
Конечно, всё выглядит лучше, но в её мире никто не пытается сарай превратить в коттедж. Тут же ветер дунет — и эти стены сложатся, как карточный домик.
Но Карсон обдумывает её слова со всей серьёзностью. И, придя к решению, согласно кивает.
— Да, Женя, ты права. Скажем моей матушке, что новый дом строится. А этот мол слишком стар просто, хотя за ним и ухаживают. Будет вам новый дом…
— Что? — она выгибает бровь и даже перестаёт дышать. — Я же не… Не это имела в виду!
— Нет, правильно, что сказала. Так и сделаем, — окончательно решает он и, поцеловав Женю в лоб, седлает лошадь. — До встречи, милая…
— Подожди, так а чего ты приезжал?
— Ой, и правда, — оглядывается на неё Карсон и сонно трёт глаза. — Как Джек, в порядке?
— Пока да… Думаю, — она морщится, — из него всё вышло уже. Ты за этим приехал?
Карсон смеётся.
— Да, хотел узнать, всё ли в порядке.
Женя подходит к нему, обнимает и шепчет:
— Всё в порядке.
Он тепло обнимает её в ответ, прижимая к себе. А, отстранившись, уже без слов уезжает прочь. Так, будто думает, что если обернётся ещё раз, уехать уже не сможет.
Но как только он скрывается за поворотом, у домика звучит странный глухой треск. А затем, переплетаясь друг с другом в один толстый, как ствол векового дуба, стебель, из земли вырывается три гигантских ростка.
Они стремятся к самому небу, от распускающихся листьев поднимаются порывы ветра, толстые, с руку толщиной усы-щупальца хватают край крыши и ближайшее дерево, едва не срывая и то, и другое. И вот, наконец, верхушкой бобовый стебель пронзает облака.
И на крыльцо выбегает мать с Аннушкой, в ужасе глядя на то, что выросло в их дворике у окна.