Хозяйка бобового стебля (СИ)

Глава 24. Рагу и квас

Наконец-то уютная, нормальная еда, от которой не затошнит! Наконец-то чистый дом и приличная женщина. Перемены хорошие, но кое-что в мире остаётся неизменным: Джек и его талант влипать в неприятности.

— Ой, знаете, надо золу почистить сначала… Давайте-ка, садитесь, — Женя улыбается, — отдохните. Я быстро!

Та, не ожидая от девицы такой прыти, теряется и приседает на лавку.

— Дак… вряд ли там золы много, милая. Карсон, хоть и мужчина, а всё же не безрукий…

Джек же, когда Женя оказывается рядом, в панике шепчет:

— Я чихну, сейчас чихну! — и принимается тереть нос чёрными лапами, зажмурив покрасневшие от сажи да золы глаза.

Как назло, мать Сона тут же оказывается у Жени за спиной.

— Ведро вот держи, и лопатку специальную на.

— Спасибо! — она всё забирает и начинает громко кашлять.

Джек от души чихает, поймав удачный момент, и с благодарностью шепчет:

— Спасибо…

Мать Сона хмурится.

— Болеешь?

— О, нет, это так что-то…

Она улыбается и начинает скрести золу рядом с Джеком.

— А вы часто навещаете сына? — спрашивает, надеясь отвлечь её.

— Нет, я живу в соседней деревне. В самой дальней соседней деревне, — добавляет, задумавшись, и теснит Женю, пытаясь забрать у неё из рук лопатку. — Это от золы ты кашляешь, дай мне!

— Нет! — у Жени случайно выходит слишком громкий крик. — В смысле… я слышала, что оно оседает внутри. А вам нужно себя беречь. Лучше уж я. Сядьте. Пожалуйста. Лучше расскажите о Карсоне. Его все очень уважают. И мне интересно.

Она, подумав немного, садится за стол и, внимательно наблюдая за Женей, не без удовольствия тянет:

— Рассказать о Карсоне? Говорить о нём можно много. Мой любимый сын, только бестолковый самый — все другие уже семьи имеют. Но ты лучше скажи, что именно хочешь узнать?

— У него есть братья? — отзывается Женя, потихоньку подставляя ведро к лису. — А я не знала. А почему не женится?

— Работа, говорит, такая… На первом месте у него сейчас она, на ней он женат! — внезапно, от досады, громко хлопает она по столу, и Джек, подпрыгнув, устраивается в ведре. — А братья, конечно, есть. Целых три. И сестры две, младших. Карсон у меня четвёртым рождён был.

— Вы такая молодец! Тяжело, наверное, когда столько деток…

Жени приходится насыпать на лиса остатки золы, прежде чем подняться.

— Ну, пойду выкину.

— Так ты ж не знаешь, куда, — усмехается та, но за Женей, к счастью, не спешит. — Иди за дом, там грядочку увидишь, мимо пройди и ямку найдёшь.

— Хорошо, спасибо!

С облегчением она поскорее уносит ведро подальше, радуясь, что собаки не увязались следом.

— Сажа спасла, — весь усыпанный пеплом, чихнул Джек. — Но шерсть… Ты посмотри, я ведь на обувную щётку теперь похож! — а сам чуть не плачет и пятится всё к кустам ежевики, на случай, если собаки покажутся из-за угла дома. — Так и подохну, — вздыхает он, — лисом облезлым…

— Ну перестань, — Жене становится его натурально жалко, — убегай сейчас, да только будь осторожнее. Потом я тебя ещё раз вымою, договорились?

Джек пытается улыбнуться в ответ, выходит лисьей пастью это так себе. Но он кивает и скрывается в кустах. Делает это очень вовремя, потому что за спиной у Жени раздаются осторожные собачьи шаги. И пёс, который защищал её недавно, виляя хвостом, суёт голову ей под руку. Но вдруг принимается принюхиваться, чуя скрывшегося в кустах зверя.

— Ну перестань, — Женя принимается гладить его по спине и бокам, — кто хороший мальчик, а? Кто хороший мальчик?

Пёс отвлекается, тихо поскуливая от удовольствия. Видимо, от хозяина ласки он получал редко.

Дома Женю уже ждала мать Сона, приготовившая всё для рагу и растопившая печь.

С овощами они разделались быстро, порезали на куски мясо, отыскали нужные пряности и травы, и вот уже кухню заполнил аромат сытного ужина.

— Как раз к его приходу всё будет готово, — улыбается женщина, вытирая о фартук натруженные руки. — Поужинаешь с нами только, даже не думай так быстро уходить! Ох, — выглядывает она в окно, — надеюсь, он вернётся до темна… Что-то тучи собираются. И ветер, слышишь, какой? Никак гроза грядёт. Меня, к слову, Касей звать. А то я, кажется, так и не сказала.

И, прежде чем Женя успевает что-либо ответить, входная дверь открывается, по коридору разносятся гулкие шаги, и на кухню выходит уставший и сердитый с виду Карсон.

— Матушка? — удивляется он. — Ты что тут? Время неспокойное, зачем было приезжать?

— Ты посмотри на него, — хмыкает она, упирая руки в бока и строго хмурясь. — Матери не рад, паршивец?!

Так странно наблюдать за тем, как этого опасного и высокого мужчину отчитывают, будто мальчишку, что это кажется даже милым.

Он улыбается в ответ будто бы со смущением.

— Рад, конечно. Просто мне утром завтра выезжать рано. Кто проводит тебя домой?

— Ну так, может, я задержусь немного, — изгибает она бровь.

И он выдыхает, всем видом своим показывая, что сдаётся. И переводит на Женю вопросительный, задумчивый взгляд, как бы спрашивая, всё ли в порядке. И… предупреждая, чтобы так оно и было.

— Вы, как понимаю, уже познакомились?

— Да, — улыбается она, отчего-то с вызовом в глазах, — я уже рассказала вашей матушке, как вы предложили мне подработку, когда увидели, как умело я веду хозяйство. Мы приготовили ужин. Вы, наверное, очень голодны.

Сон слегка медлит с ответом, наверняка раздумывая над её «умело веду хозяйство», вспоминая полудохлую корову на дороге, да и ужасную обстановку в доме. Но, наконец, согласно кивает и садится за стол. Что побуждает его мать тут же подскочить и засуетиться вокруг него.

Недавно такая строгая и бесстрашная, она вмиг превращается в угодливую и любящую, переживающую, как бы ему угодить.

Только вот Сон жестом просит её присесть рядом и переводит выжидающий взгляд на Женю.

— Я, наверное, пойду, — она улыбается и встаёт. — Твоя матушка сказала остаться, но ведь темнеет, моя семья будет волноваться.

— Уйдёт, — возмущается Кася, — а поухаживать за хозяином и его матерью?

— И себе поесть возьми, — кивает Сон. — Да садись с нами! Не стесняйся. Куда ты пойдёшь? Пешком, одна, в такой час? — и отвечает сам, отрезая: — Нет.

Женя с задержкой в одно мгновение кивает и принимается разливать по чашам рагу, расставлять приборы и прочее.

Тело сковывает напряжением. Карсон выглядит мрачным. Что-то случилось? Что-то, связанное с ней?

Он подумал и решить не отпускать?

Она садится и старается есть как можно быстрее, чтобы поскорее уйти. Пока рядом его мать. Может быть, он не станет скандалить при ней.

А та наблюдает за ней внимательным, пристальным взглядом, будто бы лениво пробуя стряпню. Хотя рагу вышло удивительно вкусным.

— Как ест быстро, не жуёт почти, — произносит тихо-тихо, но проникновенно до мурашек. — Сынок, а пусть и вовсе поживёт у тебя немного? Если ей идти далеко, как же она будет тебе помогать, туда-сюда бегая? Сам говоришь, время неспокойнее.

Он замирает с ложкой в руке. Раздумывает. Но с ответом не спешит.

— Ой, спасибо за предложение, конечно, — у Жени дёргается веко, — но у меня ведь мама уже не молодая и сестрёнка младшая больная… И жених, сами понимаете, не поймёт.

Вообще, хорошо, конечно, что она попросила. Потому что, если Сон задумал её убить, ей придётся объяснять это матери, которая уже такие предложения делает.

Но с другой стороны… прямо сейчас и как можно скорее хочется убежать!

Ко всему прочему в голове ещё крутится задание ведьмы — совершить кражу в плату за магию. За всё время она не успела ничего стащить, ведь мать Карсона едва ли преследовала её и почти не сводила взгляда.

Сон вздыхает и продолжает есть рагу.

— Кваса бы… — тянет он мечтательно и невероятно уютно потягивается, с удовольствием самого сытого на свете кота. — Женя, будь так любезна, спустись в подвал. Там в бочке квас. Краник открой и налей на всех в кружки, что найдёшь рядом.

Он кивает ей на люк в полу у входа на кухню.

Мать его одобрительно, в предвкушении потирает руки.

Не совсем понимая, что происходит, совершенно не понимая его самого, она кивает.

А что остаётся?

Но, может быть, там каким-то образом есть проход на улицу?

Только вот надежда не оправдывается, подвал оказался похож больше на подпольный погреб. Глухой, тёмный и прохладный, в который ведёт крутая неудобная лестница.

А Сон и бровью не ведёт, взял добавки и ест, только и слышно, как постукивает ложка о глиняный бок чаши. Будто это нормально, что в доме его разгуливает девушка, подозреваемая, нет, уличённая в колдовстве. И речи ведутся о том, как бы оставить её здесь с ночёвкой.

Женя боится, что что-то пойдёт не так уже из-за того, насколько она напряжена.

Говорят, если чего-то очень боишься, надо столкнуться с этим лицом к лицу…

Ну что ж!

— Ааай! — кричит и всхлипывает. — Ой…

И Сон в мгновение ока оказывается рядом, едва ли не спрыгивая за ней в подвал.

— Упала, споткнулась? Придавила люком палец?

— Не знаю… Кажется, ногу подвернула… — шепчет Женя. — Ой…

— Ну-ну, — касается он её и пододвигает к ней низенький табурет. — Присядь, я посмотрю.

Женя садится, картинно вздохнув. На её лоб выбилось несколько маленьких волнистых прядок. Лицо немного потное от работы, но всё равно красивое.

Она собирается с мыслями и вдруг шепчет:

— Так… что происходит?

— Ты повредила ногу или нет? — его горячие, слегка шершавые из-за обветренной кожи пальцы проходятся по её лодыжке.

Она не может врать ему.

— Нет. Но ты… продолжай.

Сон усмехается и ведёт ладонью вверх по её ноге, неуклонно, неотвратимо забираясь под подол платья. Медленно и обжигающе горячо…

В полумраке сверкают его глаза, а вторая рука обнимает Женю за талию.

— Останешься здесь до утра, — шепчет он… будто намекая на что-то.