Хозяин облачного трона II

Глава 17

Тренировка с Лирой, к моему огромному сожалению, не состоялась. Я приехал к Зортемисам ровно к трём, как договаривались, и сразу понял, что планы меняются. Всё имение стояло на ушах: слуги бегали туда-сюда, конюхи водили лошадей, в саду галдели дети, какие-то дети, а у входа в дом двое мужчин выгружали из экипажа чемоданы. Как оказалось, к Зортемисам нагрянул троюродный дядюшка Лиры со всем своим семейством. Приехал без предупреждения — решил сделать «приятный сюрприз». Лире было неловко, она долго извинялась передо мной, хотя никакой её вины, конечно, в этом не было.

Сам приезд тренировке ничем не мешал, но на четыре часа был назначен торжественный обед по случаю появления дорогих гостей, поэтому о любых других делах можно было забыть. Меня, разумеется, тоже пригласили на обед, и отказаться было невозможно. Зортемисы дружили с моей семьёй много лет, и отказ выглядел бы как оскорбление.

В результате вместо тренировки я два часа просидел за длинным столом, выслушивая подробные рассказы о родне Лиры, о хозяйственных делах, тяжбах, удачных и неудачных браках, сыновьях, племянниках и прочих бесконечных родственниках. Развлечение — так себе. Скорее пытка, чем досуг. Когда официальная часть закончилась, и Лира смогла вырваться на минуту, она ещё раз извинилась за накладку, пообещала, что завтра всё наверстаем, и я наконец смог отправиться домой.

Дорога в наше имение тянулась долго. Колёса скрипели на ухабах, и каждый раз, когда экипаж подпрыгивал на очередной выбоине, я мысленно соглашался с Эрлонтом: верхом было бы куда быстрее. Наши дороги — сплошные ямы, экипажу большую часть пути приходилось едва ли не ползти. Конь, конечно, прошёл бы всё это намного быстрее. В прошлом мире я верхом не ездил, но Ари явно имел богатый опыт в этом деле. И я должен был «вспомнить» этот навык, как многие другие. Просто первый раз надо попробовать так, чтобы никто не видел.

Пока я наблюдал через окно за дорогой, мысли сами собой вернулись к обеду у Зортемисов, точнее, к шумной родне Лиры. Люди громкие, слегка хаотичные, но по-своему забавные. И тут у меня впервые возник совершенно логичный вопрос: а где вся наша родня? Где остальные Оливары? Я вдруг понял, что ни разу за всё это время даже не задумался об этом.

И это было странно: половина знакомых кругом то и дело упоминают кого-то из своих кузенов, тёток, дедушек, дальних братьев, а у нас тишина. Вся семья Оливаров — пять человек. И всё. А где дядюшки Ари? Где бабушки и дедушки? Где хоть кто-нибудь?

Я попытался напрячь память, и потихоньку начало всплывать. Вспомнилось, что Оливары появились в этих местах всего за несколько месяцев до рождения Эрлонта. Земля и имение достались матери по наследству от очень дальнего родственника, у которого не было своих детей. Родственник тот едва был знаком матери, но почему-то оставил это всё именно ей.

А вот другая родня по материнской линии была настроена к нам не так миролюбиво. Оказалось, что мать Ари была фактически изгнана из своей семьи, когда вышла замуж по любви — род не одобрил её выбор и, по сути, вычеркнул её из своей жизни. И в памяти Ари не было ни одного воспоминания об этой родне — пустота. Не сопротивление памяти, а именно отсутствие какой-либо информации.

Ари никогда не слышал о них ни слова и ни разу не задавался вопросом, что это за люди. Родня вычеркнула мать, мать вычеркнула родню. И всё. Правда, было непонятно, почему один из них при таком раскладе оставил матери имение. Но, может, пожалел. А может, сделал это назло другим родственникам — бывает и такое.

Затем я начал вспоминать семейную линию отца, и там всё оказалось не лучше. Выяснилось, что дед по отцовской линии тоже был изгнан из семьи. За что — неизвестно. В памяти не было и намёка на причину. Он остался дворянином без двора, без земли и без копейки — с одной фамилией. Соответственно, отец Ари вырос в почти нищей семье с древней дворянской фамилией, которая ничего не давала. А потом ещё и женился на девушке, от которой её семья из-за этой женитьбы отказалась. Картина вырисовывалась, честно говоря, не самая радужная.

Выходило, что родители Ари, по сути, заложили начало новой ветви рода Оливаров, да ещё и в таком месте, где никого из родни нет. И несколько лет они жили неплохо, даже хорошо. Пока Бильдорн не пустил их жизнь под откос, забрав воду.

Но теперь мне стало понятно, почему родители так спокойно относятся к нашему нынешнему практически бедственному положению. Потому что им есть с чем сравнивать. Они знали времена, когда всё было ещё хуже. Для них потеря достатка, после выходки Бильдорна, не катастрофа, а просто очередной поворот судьбы. Но у меня на этот счёт было иное мнение, я собирался бороться.

И ещё мне казался очень странным тот момент, что память как бы намекала, что Оливары — древняя, уважаемая фамилия, но при этом она упрямо не давала ни одной детали: ни чем род был прославлен, ни кем, ни когда. Вообще никакой информации об этом. Ноль. Пустота. Удивительно, но настоящий Ари почему-то почти двадцать лет прожил, так и не заинтересовавшись собственными корнями. Поразительная нелюбознательность.

Я подумал о том, что было бы неплохо когда-нибудь докопаться до условно своих корней. Узнать, что за предки были у Ари по линии отца и матери. И чем всё-таки знаменита древняя фамилия Оливаров. Не сегодня или завтра, не в ближайшие дни, но когда-нибудь обязательно стоило к этому вернуться.

А пока что от долгих попыток вытянуть из памяти то, чего там почти не было, голова начала ныть. Я откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Боль пульсировала ровно, будто кто-то стучал по черепу изнутри. Однозначно перегруз. Я попытался выбросить из головы вообще все мысли, но вместо этого, пришла ещё одна: а если попробовать всё же залезть в память к Ферону? Не сейчас, конечно, а потом, дома, в тишине. Вдруг получится?

Деньги Ферона сильно помогли бы. И если они где-то существуют — а они должны существовать — найти их нужно. А если память не откроется… тогда придётся искать другой путь. Человек уровня Ферона не уходит в небытие без следа. Зацепки должны быть.

Я вспомнил Филимона-Чубаку. Он называл себя другом Ферона. Может, он знает хоть что-нибудь? Только вот как искать оборотня, который меняет облики как перчатки? И где его искать? Кроме того, что его зовут Дрок, у меня не было никаких зацепок. Память Ферона казалась более надёжным вариантом. Нужно было искать способ её вскрыть.

Он этих раздумий головная боль усиливалась — будто Ферон сам не хотел, чтобы я о нём думал. Глупость это, конечно. Просто перенапряжение. Когда память сама даёт информацию — всё нормально. А когда её выдавливаешь силой, организм отвечает мигренью. Я выдохнул и заставил себя не думать вообще о чём-либо. Получалось плохо. Но к счастью экипаж уже подъезжал к нашей усадьбе.

Войдя в дом, я сразу же поднялся к себе и лёг на кровать прямо в одежде. Хотелось просто полежать, а уж если получится — вздремнуть часок. Но я так и не понял, заснул я или просто отключился на мгновение, когда услышал стук в дверь. Я поднялся, подошёл к двери, открыл — на пороге стояла Нола.

— Господин, — негромко произнесла она, — к вам прибыл посыльный с письмом.

— От кого прибыл? — уточнил я. — И где письмо?

— Я не знаю, от кого, господин, — ответила служанка. — Посыльный не сказал. Но сказал, что письмо секретное, и отдаст он его только лично вам.

Я еле сдержался, чтобы грязно не выругаться, но по моему выражению лица Нола и так поняла, что я недоволен. Она смущённо улыбнулась, развела руками, словно говоря, что её вины в происходящем точно нет, и спросила:

— Что передать посыльному, господин?

— Ничего не передавай, я сейчас выйду, — ответил я и пошёл разбираться.

Я вышел из дома и направился к воротам. Подойдя к ним, заметил, что у самих ворот никого нет, но чуть в стороне, метрах в двадцати, стоял человек в длинном плаще. Он надвинул капюшон этого плаща так низко, что лица не было видно вовсе. Рядом с ним спокойно переступала с ноги на ногу осёдланная лошадь. Выглядело это подозрительно. И странно. Поэтому я на всякий случай поставил защиту.

Сначала создал вокруг тела слой уплотнённого воздуха — привычный щит от физического урона. Плотный, как невидимая вторая кожа, он должен был брать на себя удар клинка или стрелы, не давая им войти в тело глубже царапины. Помимо этого, простейшим заклятием усилил суставы и кости — если придётся принимать удар, лишняя прочность не помешает. И для полной уверенности прикрутил ещё стандартную защиту от прямого магического удара — простую, но быструю, чтобы хотя бы сгладить первую атаку, если она последует. Когда ощущения в теле подтвердили, что защита встала, я окликнул незнакомца:

— Эй! Если ты принёс мне письмо, давай его сюда.

Незнакомец в плаще медленно подошёл, не откидывая капюшона, остановился на расстоянии нескольких шагов от меня и негромко сказал:

— Давай немного отойдём, мне нужно поговорить с тобой наедине.

Голос показался мне знакомым. Очень знакомым. Но лицо оставалось в тени, и поэтому я пока не мог понять, кто передо мной.

— Слушай, — сказал я спокойно, — меня позвали за письмом, а не на беседу. Так что давай письмо — и я пошёл.

— Нет никакого письма, — ответил незнакомец. — Мне просто надо было как-то вытащить тебя на разговор.

— Ты кто, вообще, такой? — спросил я.

Человек в плаще поднял руку, чуть откинул капюшон, и я увидел знакомое лицо. Передо мной стоял капитан Вирис — командир отряда имперских гвардейцев, что несли службу при разломе у Бильдорна.

— Я здесь тайно, — пояснил капитан. — Давай всё-таки отойдём немного. И не волнуйся, я один и зла тебе не желаю.

— Да я, вообще-то, не волнуюсь, — сказал я. — Просто как-то это всё странно выглядит. Да и отходить необязательно: на воротах у нас охранника нет. Никто не услышит.

— Мне так спокойнее.

— Ну ладно, пошли.

Мы отошли от ворот на несколько десятков шагов и как только остановились, капитан, не поднимая капюшона, сразу же перешёл к делу и сказал:

— Меня переводят на другое место службы.

— И какое отношение это имеет ко мне? — спросил я.

— Сам перевод — никакого, — признал капитан. — Но перед отъездом я хочу кое-что тебе рассказать.

— Зачем?

— Расскажу — поймёшь.

— Хорошо, я тебя внимательно слушаю.

— Когда приезжал господин Тарксин из столицы с проверкой, барон пытался убедить его, что ты действовал заодно с известным преступником Аркасом Зорноком по прозвищу Змей. И что именно ты содействовал побегу Змея после дежурства у разлома.

— Какому ещё побегу? — удивился я. — Бильдорн сам отпустил Аркаса.

Капитан тихо усмехнулся и сказал:

— Ты плохо знаешь барона. Я не понимаю, зачем он устроил всё это представление и чего он хотел этим добиться — может, сына хотел проучить и повоспитывать. Но экипаж со Змеем охрана барона догнала и остановила почти сразу. Только вот самого Змея в экипаже не было.

— А куда он делся? — спросил я.

— А кто его знает? — ответил Вирис. — Не просто так же ему такое прозвище дали — ускользнул.

Я невольно вспомнил Аркаса на дежурстве: измождённый, в рванье, но при этом двигающийся так, будто разломные твари были для него обычной тренировкой. Он уходил от ударов легко и быстро, изящно скользил между лапами и пастями и в тот момент и правда казался змеёй — вёрткий, быстрый, скользкий. Такой, что хрен поймаешь. Прозвище «Змей» подходило ему идеально.

— Официальная версия, — продолжил капитан, — которая ушла в столицу, звучит так: задержанный ранее преступник Змей был отправлен на дежурство вместе с ещё тремя арестованными, так как не хватало народа. Потом все должны были вернуться в темницу и ждать отправки в имперский суд в Криндорн. Но Змей смог после дежурства сбежать. И барон пытался убедить проверяющего включить в отчёт, что сбежать ему помог ты. Но проверяющий отказался. Сказал, что одних слов барона недостаточно, чтобы так обвинять человека, который уничтожил краснокожего и получил орден от Императора. Нужны свидетели. Барон не стал рисковать и лжесвидетелей не предоставил.

— Видимо, не совсем он дурак, — заметил я.

— Он далеко не дурак, — согласился со мной капитан. — Правда, он пытался потом переложить вину на гвардейцев — мол, мы не уследили, но я пригрозил, что тогда расскажу проверяющему, как всё было на самом деле. И барон угомонился. А в отчёте просто указали, что Аркас Зорнок по прозвищу Змей сбежал после дежурства у разлома. Проверяющий сначала хотел указать в отчёте халатность барона, но и для этого нужны были свидетели. В итоге старший референт плюнул и просто зафиксировал сам побег — без указания виновных.

— Странно, — сказал я. — У меня сложилось впечатление, что этот Тарксин на стороне Бильдорна.

— Нет, — покачал головой капитан. — Проверка была независимой. Более того, проверяющий очень хотел Бильдорнов на чём-нибудь поймать, так как слухи расходятся разные, и не самые хорошие. Но барон и его окружение сумели скрыть все нарушения, и проверяющий вернулся в столицу ни с чем.

— То есть, если что, ему можно реально пожаловаться на барона? — спросил я.

— Думаю, да, — ответил капитан.

Я немного помолчал, переваривая информацию, потом спросил:

— А с какой целью ты мне всё это рассказываешь?

— Чтобы ты знал, что барон хочет тебя сожрать.

— Но с чего вдруг ты решил обо мне позаботиться?

Капитан выдохнул, да так тяжело, словно это стоило ему больших усилий.

— Моя обязанность заключалась не только в том, чтобы руководить отрядом и уничтожать тварей, — сказал он. — Я должен был следить, чтобы барон выполнял возложенные на него Императором обязательства. Но барон дал мне денег. Сразу и много. И я… дал слабину. А потом был уже повязан. Пришлось брать дальше и покрывать все те дикие вещи, что творил Бильдорн.

— Да, вещи действительно дикие, — заметил я. — Отправлять босых безоружных крестьян на растерзание тварям…

— Этого не должно было быть, — тихо сказал Вирис. — Я должен был за этим следить, чтобы такого не происходило. Но я не следил. Я покрывал барона. И теперь меня мучает совесть.

— Хочешь очистить совесть — явись к Тарксину с повинной, — посоветовал я.

— Я не могу. У меня семья. Дети. Они и так меня почти не видят, растут без отца. Я дома бываю три-четыре недели в году. Лишить их ещё и денег я не могу. Да, я понимаю, что я плохой человек, но так получилось.

— Но мне ты почему-то решил помочь? — спросил я.

— Я ничем не рискую, помогая тебе, — ответил Вирис. — А совесть, может быть, хоть немного меньше будет мучить.

Я мысленно усмехнулся. Какой, однако, совестливый. Хотя очевидно же, что дело не только в совести. Скорее всего, капитану просто хотелось напоследок подложить барону свинью за все унижения. Впрочем, меня мотивы мало интересовали. Важно было одно: он решил заложить Бильдорна. А это хорошо. Главное — информация.

— Скажи, — спросил я, — а вообще имеет право барон вот так людей загонять на дежурство как приманку?

— Имеет, — ответил капитан. — Но не как беззащитную приманку, а в качестве именно дежурных, тех, кто примет первый удар. И ещё барон обязан выдавать оружие и снаряжение всем, кто у него дежурит, чтобы они могли нормально защищаться. А он этого не делает. И нам приказал вступать в бой как можно позже.

— Но почему? — удивился я. — Зачем он так делает? Неужели Бильдорн настолько больной на голову, что получает удовольствие от всего этого?

— Больной на голову у них Граст, — ответил Вирис. — А у барона причины другие.

— И какие же?

— Барон имеет право освобождать народ от дежурств у разломов по тем или иным причинам: единственный кормилец в семье, много детей, которые без отца не выживут и так далее. И он освобождает. Но только своих крепостных крестьян. Ни один из них ещё не дежурил. А свободных крестьян барон гонит к разлому. Причём гонит чаще, чем положено, и никто ничего не может сделать — приходится идти и дежурить. Без нормального оружия и практически без шансов выжить.

— Но многие крестьяне, чтобы избежать такой жуткой участи, решают, что лучше уж стать крепостными? — догадался я. — Работать на барона сутками, но остаться в живых.

— Именно, — подтвердил капитан. — За время, что идут дежурства, Бильдорн раза в три увеличил число крепостных. Так-то мало кто идёт в такую кабалу.

— Но это же вообще полный беспредел, — сказал я. — Неужели никто не жалуется?

— По существующим законам Империи на барона нельзя сразу взять и пожаловаться в имперскую канцелярию. Теоретически можно, но на практике — почти нереально. Это надо ехать в столицу, а какой крестьянин такое потянет? В имперских городах и провинциях, подчиняющихся напрямую Императору, есть структуры, куда можно подать жалобу. А в герцогствах всё иначе, здесь свои традиции. На барона можно пожаловаться лишь герцогу.

— И? — уточнил я. — Это настолько сложно, что не жалуются?

— Нет, не сложно, — ответил капитан. — Любой крестьянин, даже крепостной, может подать герцогу жалобу на барона. Но какой в этом смысл, когда герцог и барон — родственники?

— Даже так?

— Младшая дочь герцога замужем за старшим сыном барона, — пояснил Вирис. — Они живут в столице, где служит сын барона.

Теперь стало понятно, почему Бильдорн чувствует себя таким непотопляемым. За его спиной стояли не только титул и деньги, но и родственная связь с самим герцогом. Фактически идти против барона означало идти против герцога. Информация неприятная, но крайне полезная. Отступать уже поздно, но готовиться к противостоянию нужно теперь гораздо серьёзнее, чем я рассчитывал вначале.

— А ты знаешь хоть какую-то информацию об Аркасе? — спросил я. — Расскажи всё, что знаешь.

— Я знаю лишь то, что Змей — известный преступник, — ответил капитан. — Родом он отсюда, из этих мест. Его давно пытались поймать, но безуспешно. А тут он зачем-то приехал в родные края, расслабился и встретился с кем-то из давних друзей, не зная, что тот уже давно сотрудничает со службой безопасности герцога. Змея схватили в тот же вечер. Почти сразу должны были отправить к герцогу, но всё откладывали.

— А мне казалось, у барона к нему что-то личное.

Вирис неожиданно рассмеялся и сказал:

— Да, личное. Но не у старшего барона, а у Граста. Тот любит издеваться над узниками темницы, унижать их, пытать.

— Это сразу заметно. Барончик — больной на всю башку извращенец и садист.

— Есть такое, — согласился Вирис. — Граст пришёл в камеру к Змею, чтобы и над ним поиздеваться. Охрану с собой взял, но магическую защиту ставить не стал — Змей же не одарённый. Что там было в деталях, никто не знает. Но пока охрана среагировала, Змей выбил младшему Бильдорну четыре зуба и сломал нос.

Я расхохотался так, что даже не сразу смог остановиться. Смеялся громко, от души.

— Вот это достойно уважения, — выдохнул я, когда немного пришёл в себя. — Хорошо встретил любителя издеваться над беззащитными.

— Многие так считают. Граст очень хотел скрыть это, но кто-то из его охраны проболтался.

— А чем Аркас вообще промышляет? — поинтересовался я. — А то все говорят: преступник, преступник… Конкретно-то он что такого вытворил? Украл что-то? Обманул кого-то?

— Вообще-то, Змей — главарь банды, — ответил Вирис. — Банды, которая держит в страхе почти всю западную часть Гравенторна.

Он произнёс это так уверенно, что было понятно: для него Гравенторн — что-то само собой разумеющееся. Я решил не уточнять, где это и насколько далеко — лишний раз светить свою неинформированность не хотелось. Поэтому я солидно кивнул, делая вид, что прекрасно знаю, где это.

— Ладно, мне пора, — сказал Вирис, поправляя плащ. — Удачи тебе, Оливар!

— И тебе, капитан, — ответил я. — Береги себя!

Вирис поправил капюшон, вскочил в седло и размеренной рысью ускакал прочь, оставив после себя дорожную пыль и тяжёлые мысли, которые мне теперь предстояло разбирать.

Я стоял и пытался осознать, как Аркас — этот замечательный парень, рисковавший жизнью ради спасения Лиры и отдавший свою премию сиротскому приюту, держит в страхе западную часть какого-то там Гравенторна. И как-то у меня это пока в голове не очень укладывалось.

Впрочем, думать стоило не об Аркасе, а о том, что барон Бильдорн «внезапно» оказался сватом герцога.