Хозяин облачного трона II

Глава 14

Днём ранее…

Директор академии сидел за столом у себя в кабинете и заметно подрагивал, практически трясся, но не от страха, а от той нервной лихорадки, которая накрывает человека, когда он понимает, что почва уходит у него из-под ног слишком быстро. Лицо его налилось тяжёлой краснотой, левый глаз дёргался, на лбу выступил пот, а пальцы судорожно теребили края подлокотников. Напротив директора сидел барон Фраллен, и его буквально разрывало от негодования.

— Вам дорого обойдётся этот поступок! — прорычал барон. — Фраллены не прощают такого унижения! И такого удара в спину!

Директор от такого напора вздрогнул всем телом и дрожащим голосом пробормотал:

— Не было никакого удара в спину… не было…

— Был! — взорвался Фраллен, ударил ладонью по подлокотнику своего кресла и взревел так, что задребезжали окна и стеклянные дверцы шкафов: — Вы специально поставили против моего сына наиболее сильного соперника!

— Нет, нет… — директор выставил вперёд дрожащие ладони, будто заслоняясь от гнева собеседника. — Я не специально…

— Лжёте! — рявкнул барон. — Дарис сказал мне, что специально! И я склонен верить сыну больше, чем вам!

Директор обмяк, выдохнул, будто сдаваясь, и признался:

— Да, да… это так, это я поставил их в пару, но я не знал, что Оливар настолько сильнее Дариса.

Барон подался вперёд, глаза его буквально сверкнули злобой, и он почти прокричал:

— Как выяснилось, половина академии знает, что этот ваш Оливар дежурит у разломов! И что он получил от Императора орден «Защитнику Империи»! А вы — директор, и не знали?

— Я… я ничего подобного не знал, клянусь… — пробормотал хозяин кабинета.

— Тогда вы не директор, а пустое место, раз ничего не знаете о своих курсантах, — холодно, отчеканивая каждое слово, произнёс барон.

— Простите… я действительно недосмотрел… но это впервые… никогда такого не было.

— Если бы я был директором, и один из моих курсантов получил такую награду от Императора, я бы собрал всю академию и объявил об этом, чтобы все знали, чтобы восхищались, чтобы гордились. А вы даже не знаете, кто у вас учится. Чем вы вообще здесь занимаетесь?

— Я руковожу академией, и не первый год, — снова начал оправдываться директор. — И такое недоразумение произошло впервые.

— Недоразумение⁈ — взорвался барон. — Недоразумение — это когда в дипломе оценку перепутали! Или два поединка на одно время поставили! А то, что сделали вы — это провокация! Прямая и оскорбительная. Вы сделали моего сына посмешищем перед всей академией. Вы унизили в его лице весь род Фралленов!

— Клянусь, я сделал это не со зла, а по глупости. Просто вы же сами просили убрать из академии курсанта, с которым у Дариса вышел конфликт.

— Я не знал, что это лучший курсант вашей академии! Надо было нормально объяснить мне ситуацию, а не подставлять моего сына! Если бы у вас хватило смелости и ума мне всё рассказать, ничего бы этого не случилось. Но вы предпочли действовать самостоятельно, глупо и опасно! Вы подставили моего сына и не смейте говорить, что сделали это из благих намерений!

— Я… я исправлю… — пролепетал директор.

— Исправите?

Барон перекосился от ярости, будто это «исправлю» причинило ему физическую боль.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — пообещал директор.

— Не несите чушь только затем, чтобы что-то сказать!

— Это не чушь, я исправлю.

— Как? Как вы это исправите? Сотрёте память всей академии, всем, кто был на арене и видел поединок? Перепишете вчерашний день? Как вы восстановите репутацию моему сыну?

— Я что-нибудь решу, мне надо подумать, дайте мне…

— Имя! Назовите имя! — рявкнул барон, перебивая директора.

— Какое имя? — растерялся тот.

— Имя того, по чьей указке вы это сделали. Кто приказал вам нанести удар по репутации Фралленов?

— Никто! Клянусь! Никто не приказывал! Всё, что произошло — цепь нелепых совпадений! Никто не давал мне никаких указаний! И я постараюсь всё исправить. В любом случае Дарису не придётся второй год учиться, не придётся ходить в академию. Я вам обещаю, что он просто через год получит диплом, и всё. Без посещений, без неудобств.

Слова директора о втором годе учёбы стали последней каплей и окончательно сорвали с барона Фраллена все предохранители. Его руки буквально окаменели: кожа на них начала сереть, уплотнятся и покрываться крупными каменными наростами; пальцы стали толще и грубее. Лицо барона превратилось в холодную каменную маску — стало понятно, что маг земли еле сдерживает дикую ярость, что рвётся наружу. И в итоге он её не сдержал: барон взревел и изо всех сил ударил кулаками по столу.

Стол не просто раскололся — он взорвался, превратившись в град щепок, с хрустом разлетевшихся по кабинету. Директор вскрикнул, прикрыв лицо ладонями, вскочил и отпрыгнул к дальней стене. Там он торопливо дрожащими руками принялся накладывать на себя защиту от магии земли — контур почти сразу же вспыхнул бледным оранжевым светом.

— Мой сын не будет учиться второй год! — прорычал барон уже каким-то совсем нечеловеческим голосом. — И если Дарис завтра не получит диплом, ты об этом сильно пожалеешь!

— Это невозможно, — пробормотал директор. — Есть правила… на боях были люди из столицы… они видели, что поединок закончился в первом раунде…

— Молчать! — рявкнул барон, не дав директору договорить, и ударил каменной рукой по тому, что осталось от стола. — Если завтра Дарис не получит диплом, тебе конец!

— Это невозможно… есть правила… есть порядок… я не могу… — уже чуть ли не всхлипывая, запричитал директор.

Но барон его уже не слушал, он развернулся и направился к двери, одним ударом выбил её вместе с косяком так, что вся стена пошла трещинами, и вышел в образовавшийся проём. Прошёл через приёмную мимо спрятавшейся за папками секретарши, выбив ещё одну дверь, вышел в коридор и направился к лестнице.

По пути его начало отпускать: кожа понемногу светлела, плоть возвращалась к своему обычному состоянию, шаг стал легче, дыхание — ровнее. Барон опустил голову и ускорил шаг. Ему хотелось только одного — побыстрее выбраться отсюда. Он шёл по территории академии, и ему казалось, что все вокруг смотрят только на него. И каждый взгляд казался ему насмешкой, напоминанием о недавно пережитом позоре.

Барон добрался до стоянки экипажей, направился к своему, но дорогу ему перегородил мужчина лет сорока в длинном тёмном камзоле, похожем на форменный, но без каких-либо нашивок и знаков отличия. Фраллен остановился и бросил на незнакомца тяжёлый, недовольный и вопрошающий взгляд. Мужчина же почтительно наклонил голову и произнёс:

— Господин барон. Позвольте представиться, я Совиллан — помощник госпожи Тианелии Морисаль.

— И что с того? — холодно бросил Фраллен.

— Госпожа Тианелия просит вас уделить ей несколько минут, — ответил мужчина. — Она приглашает вас в свой экипаж для небольшого разговора.

— У меня нет ни времени, ни желания с кем-либо разговаривать, — отрезал барон.

— Вы отказываете не кому-либо, а представителю рода Морисаль, — заметил Совиллан.

— Я думал, госпожа Тианелия находится в академии в качестве обычной проверяющей, а не как представитель рода Морисаль, — ехидно заметил Фраллен.

— Это не имеет значения, в каком качестве госпожа Тианелия находится в академии, — холодно ответил помощник. — Отказываете вы сейчас, барон, представителю семьи Морисаль.

Фраллен злобно скривился, но после короткой паузы всё же пробурчал:

— Хорошо, пара минут у меня есть.

Помощник госпожи Тианелии вежливо улыбнулся и произнёс:

— Тогда прошу вас следовать за мной!

Затем он лихо развернулся и направился к стоящему неподалёку экипажу, подошёл к дверце и открыл её перед бароном, чуть наклонив голову в знак уважения. Фраллен поднялся по подножке и шагнул внутрь экипажа.

Внутри было полутемно, пахло благовониями и дорогой кожей. На одном из широких, мягких сидений сидела Тианелия Морисаль. Она едва заметно кивнула, приветствуя барона, и мягким движением ладони предложила ему сесть напротив. Барон ответил на приветствие сухим, натянутым кивком, опустился на сидение и сразу же заявил:

— У меня нет ни желания, ни времени водить разговоры. Скажите сразу, что вам от меня нужно.

Столичная проверяющая еле заметно улыбнулась — одними лишь уголками губ и ответила:

— Вы прекрасно знаете, барон, что мне нужно. Но сейчас речь о другом — о том, что вам нужно от меня.

Фраллен внимательно посмотрел на Тианелию, и взгляд его выражал смесь удивления и раздражения.

— Мне очень жаль, что поединок Дариса прошёл в таком ключе, — выдержав небольшую паузу, произнесла проверяющая. — Но сегодняшний позор забудется, и довольно быстро. Забудется всё: и поединок, и его результат, и все детали. Человеческая память — не лучшее место для хранения информации. Бумага куда надёжнее. Останутся лишь документы. Вам ли этого не знать, барон?

На словах о позоре барона передёрнуло, однако он дослушал до конца и спросил ледяным голосом:

— Вы на что намекаете?

— Вы знаете, на что, — мягко ответила проверяющая. — Всё забудется, кроме документов. А в документах будет указано, что ваш сын два года учился на четвёртом курсе академии и с треском провалил выпускной поединок. Это останется на всю жизнь и сильно повлияет на его карьеру. Очень плохо повлияет. Но вы это и без меня знаете.

— Знаю, — сказал Фраллен. — Однако вы мне об этом всё равно напоминаете. Вам нравится это делать?

— Мне нравится помогать людям, — спокойно произнесла Тианелия. — И вам я тоже хочу помочь.

— И каким образом?

— Я могу изменить ситуацию и сделать так, что Дарис не останется на второй год.

— Это не может изменить даже директор академии.

— А я могу.

— Вы обладаете полномочиями большими, чем у директора академии? — с сарказмом спросил барон.

— Полномочия полномочиям рознь, — ответила Тианелия. — У меня — свои. И они могут вам помочь. Потому что полномочия проверяющей позволяют устранить главную причину, по которой Фралленам сейчас не может помочь директор.

— И что же это за причина?

— Директор.

— Поясните.

Тианелия слегка наклонилась вперёд и сказала:

— Я могу выдвинуть против директора серьёзные обвинения в превышении полномочий. На основании этого его отстранят от должности. Одним из пунктов может стать подтасовка результатов жеребьёвки выпускных поединков. И если факт подтасовки признают, то автоматически аннулируют и результат боя со всеми вытекающими. И тогда Дарис получит диплом.

Барон холодно процедил:

— За подтасовку жеребьёвки директора не отстранят, — заметил Фраллен.

— Тут я даже и не спорю, — согласилась Тианелия. — Но подтасовка будет самым маленьким пунктом в общем списке обвинений. Главное — добиться отстранения. А там уже всё остальное пойдёт в комплексе.

После этих слов в экипаже воцарилось тягостное молчание. Но в итоге барон всё же спросил:

— И что вы хотите за это?

— В данный момент мы с вами хотим одного и того же: отстранения директора от должности, — ответила Тианелия. — Цели у нас разные, но задача — общая. Поэтому нам следует сотрудничать.

— Говорите яснее, — потребовал барон. — Что вам конкретно от меня нужно?

— Мне нужно, чтобы ваш отец, как глава попечительского совета академии, предоставил мне все документы, связанные с суммами, которые меценаты и благотворители жертвовали этому заведению.

Барон откинулся на спинку и, усмехнувшись, сказал:

— Отец на это никогда не согласится.

— Дарис — ваш старший сын и главный наследник. Надежда рода. И явно любимый внук.

— До сегодняшнего позора, — мрачно бросил барон.

— Позор забудется, — напомнила Тианелия. — А документы останутся. Если, конечно, их сейчас правильно и быстро оформить. Вы же понимаете, барон, как важно всё делать вовремя. В том числе и аннулирование результата поединка. Потом, даже если результат отменят, задним числом диплом никто не выдаст. Придётся год учиться. Со всеми вытекающими.

Барон недовольно скрипнул зубами и произнёс:

— Вы на меня давите.

— На вас давят обстоятельства, — мягко сказала проверяющая. — Я думаю, Дарису сегодняшнего урока хватит на всю жизнь, он его надолго запомнит. А ещё год в академии для него точно на пользу не пойдёт.

— Запомнит, — мрачно произнёс барон. — Ещё как запомнит. Такой позор, что мне самому отмыться хочется после этого. Можете не сомневаться, дома он получит по полной. Наказание будет максимальным.

— Проигрыш не повод для наказания, — сказала Тианелия. — А вот другой эпизод — вполне.

— О чём вы?

Вместо ответа, проверяющая достала из сумки три аккуратно сложенных листа и подала Фраллену.

— Что это? — спросил тот.

— Объяснительные Дариса и двух его друзей, в которых они признаются, что в результате некрасивого и опасного розыгрыша чуть не убили курсанта Оливара.

— Чуть не убили?

— Да вы почитайте, думаю, почерк сына вы узнаете.

— Узнаю, — пробурчал Фраллен и принялся читать объяснительные.

Через пару минут он положил их на сидение и заявил:

— Я слышал о конфликте между Дарисом и этим Оливаром, но не знал, что всё было так.

— Теперь знаете, — сказала проверяющая. — А объяснительные можете оставить себе на память. Мне они не нужны, я решила не отражать этот эпизод в своих отчётах.

— Благодарю вас, это очень любезно с вашей стороны, — произнёс барон, аккуратно сложил листы и убрал их в карман. — А с Дарисом будет не просто серьёзный разговор, вы уж мне поверьте.

— Охотно верю, но как бы он ни провинился, думаю, диплом ему стоит вручить в этом году.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, сказал Фраллен. — Я поговорю с отцом. Попробую его уговорить.

— Я нисколько не сомневаюсь в том, что у вас всё получится, и завтра к девяти утра я жду от вас нужные документы.

— Вы шутите?

— К сожалению, нет. Выдача дипломов состоится уже послезавтра, у нас с вами очень мало времени.

— Но это мне тогда надо прямо сейчас выезжать в имение отца и гнать лошадей без остановки. А потом сразу назад, в ночь.

— В ночь можно отправить и посыльного, — мягко заметила Тианелия. — У нас с вами нет времени, барон.

— Хорошо, я сделаю всё, что в моих силах, — пробурчал Фраллен.

Тианелия довольно кивнула и сказала:

— Ещё я хотела поговорить о сопернике вашего сына.

— Что именно вас интересует? — уточнил барон.

— Ваши планы относительно него.

— С этим щенком будет особый разговор, — заявил Фраллен.

— Ответ неправильный, — улыбнувшись, произнесла Тианелия. — Курсант Оливар сотрудничал с моим департаментом во время проверки. И не только по этому эпизоду. А ещё по моей личной просьбе он не стал писать жалобу на Дариса в департамент образования.

— Фраллены не прощают такой наглости, которую этот сопляк позволил себе на арене. — мрачно сказал барон. — Если бы он просто победил, у нас не было бы к нему вопросов. Но он нарушил негласный закон выпускников, да ещё и унизил Дариса, хотя мог просто победить. Ему однозначно придётся за это заплатить.

Тианелия покачала головой и возразила:

— Нет, не придётся. Когда курсант Оливар согласился на сотрудничество, я дала ему слово, что проблем у него из-за этого не будет. Официально я не могла дать гарантий, поэтому пришлось дать их от имени моей семьи.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил барон.

Госпожа Тианелия посмотрела Фраллену прямо в глаза и ответила:

— Я хочу сказать, что курсант Оливар находится под защитой рода Морисаль. Мне нужно объяснять, что это значит?

Барон скривился и процедил сквозь зубы:

— Не нужно.

После этого он слегка преклонил голову, давая понять, что для него разговор закончен, открыл дверцу экипажа и вышел наружу.

— Завтра к девяти утра жду документы у себя в кабинете! — бросила ему вслед проверяющая.

— Ари!

Окрик Тины настиг меня в тот самый миг, когда мои пальцы уже легли на холодную металлическую ручку двери. Меня от звука её голоса будто током ударило — я тут же резко обернулся. Тина стояла возле стола, подавшись вперёд, словно хотела броситься за мной.

— Диплом! — сказала она взволнованно. — Я забыла про твой диплом!

Пару секунд я вообще ничего не мог понять, но потом спросил:

— А при чём здесь мой диплом?

— Он у меня, — ответила Тина. — Я совсем забыла, что должна отдать его тебе.

Она открыла один из ящиков стола и достала из него кожаную папку тёмно-синего цвета с тиснёным золотом гербом Академии.

— Когда я поняла, что мне придётся срочно уезжать, вспомнила, как ты жаловался утром, что надо ещё два дня торчать здесь, ожидая вручения диплома. Вот я и забрала его в администрации, чтобы отдать тебе, — пояснила Тина и, неловко улыбнувшись, добавила: — А потом… перенервничала. И забыла.

Я направился к Тине, а она уже вышла из-за стола и держала в одной руке диплом, в другой — маленькую визитную карточку из плотного светлого картона, покрытого едва заметным перламутром. Я посмотрел на карточку, и Тина уловила мой взгляд.

— Это просто… на всякий случай, Ари. Мало ли, вдруг ты когда-нибудь окажешься в столице, — тихо произнесла она. — Это тебя ни к чему не обязывает. Просто… если понадобится какая-нибудь помощь. Любая мелочь. Ты всегда можешь обратиться.

— Ты уже и так для меня сделала слишком много, — ответил я.

— Вообще ничего я для тебя не делала, — возразила Тина. — Пожалуйста, возьми карточку! Просто на всякий случай. Пусть будет при тебе. Вдруг… вдруг так сложится, что тебе что-то понадобится, или… ты захочешь меня увидеть.

Она смутилась и улыбнулась — невероятно грустно. Я кивнул, взял диплом, а потом протянул руку за карточкой и коснулся её пальцев. И меня словно прошибло жаром изнутри, и накатила та самая знакомая, опьяняющая, сладкая волна, которая обычно накрывала меня с головой в те минуты, когда я был с Тиной.

И она почувствовала то же самое — это было видно по тому, как Тина взволнованно вдохнула, как в её глазах мелькнула тень растерянности и одновременно радости. Её губы дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но не смогла — замерла, глядя мне прямо в глаза.

Я не отпустил её пальцы. Наоборот — чуть сильнее сжал их, чувствуя лёгкую дрожь её руки. А потом взял её ладонь целиком — мягко, но уверенно, словно боялся, что стоит дать себе секунду на размышления, и я не решусь.

Тина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и в них опять вспыхнула та смесь нежности, страха и бессильной надежды, которую я уже видел утром. Взгляд, от которого становилось нестерпимо тяжело в груди. Я шагнул к Тине, отпустил ладонь, взял её за талию и уверенно потянул к себе. Она едва успела вдохнуть и вымолвить:

— Что ты де…

Но договорить я не дал ей — бесцеремонно перебил поцелуем. И она замерла в моих руках, будто не веря, что это всё происходит здесь — в её кабинете. А я, целуя её и крепко прижимая к себе одной рукой, второй накинул на дверь воздушную печать — простое, грубое и безотказное заклятие. Густая непрозрачная голубая завеса из уплотнённого воздуха наглухо запечатала дверь.

Стоило завесе встать, как Тина обхватила моё лицо ладонями, словно боялась, что я исчезну, и прижалась ко мне всем телом — горячо, голодно, будто держала в себе этот пожар из последних сил и теперь наконец позволила ему вырваться. Её пальцы скользнули по моим щекам, по шее к плечам, запутались в вороте кителя, она схватила меня за шею, потянула вниз — и я ощутил на губах голод, от которого в висках застучала кровь.

Никаких сомнений, никаких стеснений — только желание. Честное, прямое, всесокрушающее. Мои пальцы нащупали пуговицы её жакета, первая поддалась не сразу, но поддалась. Я поцеловал Тину в шею, и в этот момент меня накрыло… дежавю. Настоящее. Жёсткое. Пугающее.

Первая наша встреча. Этот кабинет. Её строгий, холодный взгляд, официальный тон. И мои мысли — наглые, откровенные фантазии, что я выплеснул ей в голову: как я держу её тело в своих руках; как раздеваю её; как целую; как она тянется ко мне, выгибается, взволнованно дышит…

Тогда это была просто фантазия, а сейчас это всё происходило по-настоящему, и всё, что было тогда, почти полностью совпадало с тем, что сейчас. Настолько было похоже, что меня на миг пробрало аж до мурашек. Будто это и не совпадение вовсе, и я тогда не фантазировал, а видел будущее: эту комнату, эту женщину, эти поцелуи.

Неужели то, что я увидел тогда, было не результатом моего воображения, а неизбежностью, которая ждала своего момента, чтобы случиться? Я на какое-то время замер, прижавшись лбом к виску Тины — мой мозг отчаянно пытался понять: как такое возможно?

— Ари?.. — прошептала она с лёгкой ноткой тревожности. — Что с тобой?

Я не стал ничего объяснять. Просто снова прижал Тину к себе покрепче и поцеловал. А потом обхватил её за талию и приподнял. А она посмотрела на меня сверху вниз и улыбнулась — так как я люблю, так как умеет улыбаться только моя нежная и хрупкая Тина: с ямочками на щеках и с искорками в глазах.

Она улыбалась, а я краем глаза косился на её массивный стол. С виду крепкий. Должен выдержать.