Ходок по Дороге. Книга вторая.

Глава 20

— Ты не понимаешь, — качнул головой Ситников. — В Империи действуют официальные принципы, провозглашенные в договоре между Императором и общинами, известные как: «никогда больше». Никогда больше государство не будет бросать своих граждан, отказываться от них или выдавать по чьим-либо требованиям. Никогда больше в русской Империи чьи-либо частные или государственные интересы, не будут поставлены свыше интересов русского народа. Никогда больше никакая социальная идеология, теория или форма политической организации не может быть поставлена свыше русской национальной идеологии.

— Слова красивые, — пожал я плечами. — Но в документах они везде такие. В моем мире в той же конституции много чего написано. А по факту…

— Нет, это не только слова! — горячо возразил особист. — Ты думаешь, под наши знамена встали бы те, кто не принял новый порядок и новую этику, если бы мы врали и играли словами как «джоны»? Стали бы за нас воевать те, кто не захотел публично каяться за грехи бело-христианского мира и совершать белый олландж? Те бывшие иностранцы, которые сейчас воюют на фронте, вроде Карла Веберина? Если бы мы врали, мы бы столько не продержались. Мы последний оплот и мы не выдаем своих. Никогда. Поэтому за нас и дерутся до последнего, вот какая штука. Ты наш, Ваня. Ты принял присягу и служишь Империи и русскому народу. Хорошо служишь. У нас с тобой могут быть трения, вопросы, еще что-то… да хоть и трибунал, если ты совершишь преступление. Но мы не можем сдать тебя чужакам или отказаться от тебя и бросить на произвол судьбы.

— Не надо таких высоких слов, Виталий Матвеевич, — поморщился я. — Лишний пафос ни к чему.

— Нет, надо! — рубанул рукой воздух легат. — Нас ведь спросят, Вань. Те же союзнички не будут ничего доказывать, а зададут простой вопрос: вы использовалисвоих магов в последнем наступлении? Если мы ответим «да» — то все станет ясно и все твои хитрости будут ни к чему. Если ответим «нет» — значит, предадим свои принципы и откажемся от своих бойцов. То, что ты будешь в единственном числе или вместе с пилотом, ничего не меняет. А как только будет предан сам принцип, разрушение остальной конструкции станет лишь делом времени. Брось, Вань, откажись от своей идеи, пока не поздно. Возвращайся на Дорогу и в капсулу, а когда проснешься в госпитале, будем вместе думать, как нам быть дальше.

— Так не пойдет, — помолчав, возразил я. — К сожалению, уже поздно. Как бы вам объяснить Виталий Матвеевич… учитывая, что я сам толком мало что понимаю… Я сейчас словно нищий, который взял миллион в долг у бандитов под конский процент. В том смысле, что мне недолго гулять и радоваться богатству осталось, сердцем чую. Тей-элл — очень мощный артефакт, способный менять реальность, недаром Холдер его так искал. Да, браслет Кинэ сейчас меня слушается, более того, помогает. Да, я запитал его силой у Хранителя и могу запитать еще, если вы дадите Д-антиген! Но это не моя сила и не мой браслет. Скоро долг потребуют к оплате с процентами и, боюсь, мне этого не пережить как не пережил эксперимента Боря Ульмов.

— Ты думаешь, что погибнешь из-за магического отката?

— Ага. Отката или еще чего похуже. Сейчас уже ясно, что Д-антиген нужен Холдеру и Трокман Байолоджи не для создания универсальной вакцины. Это цель второстепенная, для отвлечения внимания. Он нужен им как источник силы, чтобы поменять мир под их желания. И такую силу они получили, антигена у них много. А вот взнуздать и применить его как им хочется они не могут. Магия Дороги — штука опасная, она норовит убить своего носителя, выпить из него жизнь, а вот подчиняться не любит.

— Ты имеешь в виду прибор Холдера?

— Его тоже, — кивнул я. — Дорога коварна. А теперь представьте себе, что у меня в браслете магии разрушения больше чем в атомной бомбе! Долго я еще с этим справлюсь? Сомневаюсь… Поэтому я выгнал Катю — я не хочу, чтобы она пострадала, когда придет расплата. Это мой выбор и мне за него отвечать. Я сильно сомневаюсь, что пройду еще почти триста километров до конца пути, чтобы просить за Империю, шансы на это ничтожны. Зато прямо здесь и сейчас я могу помочь. Раз уж этот миллион у меня есть, было бы глупо его слить просто так. Я хочу обеспечить вам решительную победу в тот момент, когда она так нужна. И во время колдовства мне лучше быть подальше от вас и поближе к «джонам». Пусть неприятности будут у них, а не у нас, если магия разрушения выйдет из-под контроля… Вы можете быть спокойны за свою совесть и принципы — вы от меня не отказывались и не бросали. Я сам так пожелал и действовал по собственному произволу — так и скажите, если спросят. Не надо возражать Виталий Матвеевич. Поздно. Процесс уже пошел, сила уже взята и рвется наружу.

— Ты уверен? — опустив взгляд в землю, спросил легат.

— Абсолютно.

— Тогда поступай, как решил, — выдохнул офицер. — Я вижу, что ты что-то недоговариваешь, но мага твоей силы в узде приказами не удержишь. А по-хорошему, мы и не имеем права на тебя давить, ты и так слишком много для нас сделал. Ты получишь отставку и все что попросишь… и да, нам и в самом деле нужна эта победа, — грустно улыбнулся Ситников.

— Я постараюсь ее обеспечить.

— Хорошо, — коротко кивнул легат. — Еще запомни… мало ли как оно все обернется. Ты всегда можешь вернуться к нам. Империя умеет быть благодарной. Мы будем ждать тебя и примем любого: больного и здорового, с силой или без нее, мага или обычного человека — без разницы.

— Я запомню, — кивнул я. — Спасибо. А теперь, давайте поскорее начнем приготовления. Времени мало.

Виталий Мельников сидел на знакомой лавочке в зоне отдыха и как обычно кормил уток булкой. Я нисколько не сомневался что встречу центуриона именно здесь — за время моего пребывания в госпитале бывший пилот неизменно приходил сюда после ужина в одно и то же время. Седой, с мрачным осунувшимся лицом, молодой парень машинально отщипывал куски и кидал их в воду разжиревшим птицам. Вообще-то это было запрещено, о чем сообщали предупреждающие таблички у лавочек. Но в случае Мельникова персонал закрывал на нарушение глаза.

— Добрый вечер, господин центурион, — вежливо поздоровался я, садясь рядом. — Как дела?

— Никак, — равнодушно мотнул головой офицер и запустил очередной хлебный шарик в воду, но рука при взмахе дернулась, и тот упал, не долетев до пруда. — Иди отсюда парень.

— Зачем же сразу так грубо?

— Тогда подите вон, пожалуйста, — равнодушно сказал он.

— У меня вообще-то к вам дело, Виталий, — чуть улыбнулся я. — Важное. Мне нужен хороший летчик, а ты вроде как один из лучших.

— А я тебя знаю! — наконец-то повернулся ко мне пилот. — Ты тут уже порядком времени отираешься, парень. Обычно вместе с девушкой, мелкой, но симпатичной. Потом вы пропадаете и снова появляетесь. И все время ходите не в форме, а в больничных пижамках. Ты вообще кто такой, что за кадр?

— Вот с этого и стоило начать, — удовлетворенно сказал я. — Позвольте представиться, старший центурион Иван Тихомиров. Точнее, уже бывший старший центурион.

— И каких это войск ты бывший центурион?

— Военно-магических, — пожал я плечами. — Но могу при случае и за танкиста повоевать.

— Хохмим? Юмор — это хорошо, — огонек интереса в глазах центуриона пропал. — Я бы тоже посмеялся, а лучше бы тебе в рожу дал для пущего смеху, был бы поздоровее. Пошел вон!

— А ты попробуй, — ухмыльнулся я, активируя браслет. — Я вообще-то больше по разрушению спец. Но если хочешь кулаками помахать, то для такого дела могу тебя слегка магией поправить. В чем твоя проблема? Руки-ноги на вид целы… Сдается мне, что с нервами, недаром у тебя руки трясутся как у запойного алкаша. Сильная контузия была или много били по голове? Ладно, не отвечай… Сиди тихонько, сейчас я попробую изменить локальную реальность на ту, где у тебя с неврологией все в порядке.

Силы требовалось много, куда как больше, чем для заклинания развоплощения. И получалось колдовство медленно, браслет откликался неохотно, видимо ему не слишком нравилось лечить. Но дело шло. Лицо пилота порозовело, он весь как-то подобрался, словно прислушиваясь к чему-то в себе самом. А когда я закончил колдовать, он резко встал с лавочки, сделал пару шагов и, выбросив общипанную булку, вытянул вперед перед собой обе руки, недоверчиво глядя на них. Дрожи в пальцах в этот раз не было ни малейшей. Затем закрыл глаза и дотронулся пальцами правой руки до носа, сделал то же самое левой.

— Это и в самом деле работает, — сказал я, тоже вставая с места. — У нас, русских колдунов, без обмана. Говорю же тебе — я бывший военный маг при особом отделе, Ходок по Дороге. Ну что, теперь ты в форме, герой, хоть сейчас садись за штурвал. По-прежнему хочешь мне морду бить или поговорим серьезно?

Разговор у нас долгого времени не занял. После исцеления Виталий поверил мне сразу, но, что еще важнее, летчик оказался не любопытен. Маг — значит маг. Как я дошел дожизни такой, его интересовало мало — у всех свои секреты, совать в них свой нос, пока не просят, не стоит. Что и к лучшему, потому что время моего пребывания в Империи стремительно истекало. Идею еще раз повоевать в неофициальном статусе и хорошенько расквитаться с «джонами» бывший пилот принял с энтузиазмом. Тем более, что его уже полгода как комиссовали по здоровью и в рядах Имперских вооруженных сил Мельников не состоял, проходя в госпитале обязательные поддерживающие процедуры за счет общины и Императора. Конечности Виталия без длительных ванн в восстанавливающем геле просто отказывались работать. То, что действовать нам предстояло на свой страх и риск, бывшего центуриона нисколько не смущало.

— Тебе, собственно, самому воевать не надо, — объяснял я летчику. — Мне нужно будет попасть в несколько мест за линией фронта, сесть там и провести разведку. Поставить, так сказать, маячки. Без них ничего не получится, сам я с Дороги в незнакомое раньше место перенестись не смогу, я должен представлять себе, куда открываю переход. Нужна малая двухместная левиплатформа, способная к посадке где угодно, энергии на несколько часов полета и хороший пилот, который сделает все аккуратно. Затем возвращайся назад и делай что хочешь, только про нашу миссию помалкивай. Дело наисекретнейшее, и командование тут не при чем, оно и знать не должно о наших проделках.

— Собьют, — тут же возразил Виталий. — ПВО у джонов сейчас неплохое…

— Это моя забота… только объясни, от чего надо будет закрыться магией. Радары, визуальное наблюдение, какие-нибудь сенсоры?

— Превратишь нас в невидимок?

— По ситуации… можно закапсулировать и сместить часть реальности с нашей машиной относительно текущей реальности так, словно нас для кого-то или чего-то в доминантной реальности не существует. От всех связей с реальностью уйти в отрыв сложно, а вот от некоторых ее аспектов вроде излучения отдельных радаров или, если на то пошло, ракет или вражеских самолетов, — легко. Не бери в голову, это мои проблемы.

— Звучит загадочно! — почесал в затылке пилот. — Интересно получается! Ну что же, коли так, давай полетаем. И повоюем. Возвращаться один до начала наступления не собираюсь. Если уж мы работаем в паре, то я не хочу пропускать все веселье. У меня к «джонам» свои счеты, да и любопытно было бы посмотреть на твою магию в деле.

— «Джонов» мы разгромим, но лично для нас все кончится плохо, — предупредил я. — Это не точно, но почти наверняка. Кроме того, руки в крови испачкаем по локоть, если не выше.

— Напугал, мля! — хмыкнул Виталий. — Дураку понятно, что задание из тех, с которых не возвращаются. А крови на мне и так хватает. Тебе доводилось зимой зажатую на дороге отступающую пехотную колонну штурмовать? Когда людям от плазмы деться вообще некуда, на обочинах снега по пояс? Хоть беги, хоть в снег зарывайся, все одно не поможет. После штурмовки возвращаешься и видишь, как жареным мясом с полкилометра шоссе завалено…

— У меня своих грехов хватает. Хочешь воевать вместе, давай вместе, — развел я руками. — Мне же проще, сэкономлю силу на переходах. Тогда заканчивай не спеша все свои дела. Можешь завещание написать, если хочешь. У тебя еще восемь суток. Начнем за день до наступления, детали сейчас обговорим. Готов?

— Всегда готов, — усмехнулся пилот. — Некому мне завещание писать. Детей не нажил, родители и сестра при бомбежке погибли.

— Как скажешь, — равнодушно пожал я плечами.

Катю против ее воли я спасать хотел. А Виталия — нет. Не маленький — его предупредили, он выбрал, дальше его проблемы. Мне в компании погибать будет веселее, чем в одиночку.

Расстались мы там же, у пруда, успев договориться о месте и времени встречи. К этому времени Ситников должен был выяснить список первоочередных целей для предстоящего наступления и утрясти технические моменты. Само наступление должно было начаться на девятый день. Разведывательная левиплатформа, которую Виталий «угонит» с ближайшего летного поля, будет ждать меня вместе с пилотом на рассвете возле знакомой рощи у танкового полигона. Едва я успел скрыться с глаз посетителей, покинув зону отдыха и зайти в ближайший глухой коридорчик, как время вышло. В моих глазах на секунду потемнело и я вновь оказался на Дороге, сжимая в руках сумку с киннеровской броней, разгуливать в которой по госпиталю было бы неразумно. Вокруг царила почти полная темнота и жуткий холод — градусов сорок ниже нуля или еще меньше. На Дороге стояла глухая ночь. Вообще-то я надеялся успеть облачиться в броню перед самым переходом, но вышло, как вышло и пришлось одеваться почти наощупь, в быстром темпе, матерясь себе под нос, трясясь от холода и чувствуя, как стремительно замерзает и немеет тельце в больничной пижаме. Если бы я запоздал с облачением в инопланетные доспехи еще на пару минут, то имел бы все шансы отморозить себе что-нибудь нежное или ненужное. Но я справился, а затем и согрелся, включив обогрев на максимум и чувствуя, как возвращается тепло в окоченевший организм. Прибор ночного видения давал вполне удовлетворительную картинку — я находился рядом с обустроенным под дубом логовом, в котором мне предстояло провести следующие несколько дней. Что же, пришло время испытать еще одно колдовство из арсенала браслета. Только не сейчас, а днем, когда как следует высплюсь и позавтракаю.

До утра я отсыпался на лапнике в теплой броне и проснулся довольно поздно, когда стало совсем светло. Не спеша расправился с имперским полевым пайком, напился крепкого кофе, а затем лег поудобнее в своем убежище, так, чтобы видеть сквозь кусты Дорогу и активировал браслет. Госпожа Кинэ провела годы в свете розовых топазов на вершине горы Кинэлл, которые хранили ее тело от времени. У меня же имелся лишь один волшебный топаз в браслете, но на несколько суток его должно хватить с лихвой.

Розовое сияние окутало тело, Тей-элл начал нашептывать слова заклинания на неизвестном языке, подчиняясь моему приказу и вскоре время для меня и окружающего мира начало расслаиваться на два потока. В одном из них был я, лежащий в своем логове, а в другом — весь остальной мир Дороги. Не знаю, как я выглядел со стороны, наверное, как замерший в неподвижности истукан, но мир вокруг меня начал двигаться, словно в ускоренной съемке. Быстро-быстро замелькали шевелящиеся от ветра кусты и листья деревьев, негромкие звуки изменились, зазвучав на высокой ноте и переходя в неразличимый свист, облака в небе стали слабо мерцать, а потом потемнели. Сейчас я проживал за одну свою минуту девяносто минут внешнего времени, и ждать мне оставалось около двух часов. Не успею устать и проголодаться, как придет время возвращаться в Империю…

Левиплатформа оказалась на месте. Небольшая, не будет и десяти метров в длину, вытянутая как веретено, со скошенными к хвосту аэродинамическими плоскостями, утолщениями генераторов Бэйла и зеркалом Дэвиса на поверхности коротких крыльев, она выглядела почти как самолет, которым отчасти и являлась. И уже ждала пассажира, приветливо распахнув люк, в проеме которого сидел Виталий, одетый в летный комбинезон без знаков различия.

— Ты вовремя, маг, — махнул он мне рукой. — Я смотрю, ты подготовился — окинул он оценивающим взглядом мою киннеровскую броню и деструктор.

— У меня было на это время, — махнул я рукой. — Как все прошло?

— Как по маслу, — кивнул в ответ пилот. — Машина стояла там, где ты и сказал, с полной батареей энергии и отключенной защитой от проникновения. Охраны никакой. Опознавательных знаков — тоже.

— Внутри есть прибор Холдера и письмо из особого отдела?

— Планшет какой-то есть. И приборчик в рюкзаке, наверное, тот о котором ты говорил. Пайки, личное оружие имеется… Кстати наша птичка вооружена ракетами и авиадеструктором. АР — 37, хорошая пушка, мощная, со штурмовика, видимо, сняли.

— Вот и славно. Взлетаем и берем курс за линию фронта, — распорядился я, рывком подтянувшись вверх и скользнув в люк. — Где мое кресло?

— Ниже меня садись, в самый нос, на место стрелка-наблюдателя. Только ничего без приказа не трогай. Там места довольно. Куда именно летим?

— В небе разберемся, — потянул я к себе планшет. Трогай пока, сейчас посмотрю.

В полете я закрылся магией от радаров, визуального наблюдения и детекторов отклонений магнитного поля. По словам Виталия, для того, чтобы пролететь незамеченным Альянсом через линию фронта этого было достаточно. Имперское же ПВО, особенно в районе Диастара и расположения Ставки, было исключительно сильным и, скорее всего, нашу машину отслеживало, используя киннеровские квантовые и гравитационные детекторы. Но оно молчало, ничем себя не обнаруживая и сделав вид, что нас не существует. Бывший старший центурион Тихомиров и отставной центурион Мельников, сговорившись, угнали боевую левиплатформу, выведенную из состава вооруженных сил и, пользуясь своими навыками колдовства и летного мастерства, ускользнули от ПВО, улетев в неизвестном направлении — примерно так представлял я себе официальную версию происходящего. И, что самое главное, это была правда, от первого до последнего слова. Не вся правда, конечно, но ведь и не ложь! Мы и в самом деле действовали без приказа, своей волей…

— Снижайся до полутора сотен метров и сбавь скорость километров до трехсот, — приказал я Виталию после трех часов полета, когда мы оставили Диастар позади и приблизились к фронту. Малая левиплатформа оказалась гораздо шустрее транспортно-десантного «утюга», на котором мы летели в рейд на Ломжино и домчала нас быстро и без болтанки.

— Ты уверен? — все же не удержался от вопроса пилот, глядя на мой светящийся розовым светом браслет.

— Да. Нас не заметят, а мне надо осмотреться. Ближайшая цель — тридцать седьмой полк ракетной и самоходной артиллерии, но его еще найти надо, сказал я, не отрывая взгляда от планшета.

— Ладно, — левиплатформа пошла вниз, пробивая легкую облачность. Вскоре под нами потянулись дороги, поля, крошечные домики внизу. Над изрытой и покрытой горелыми проплешинами ломаной полосой линии фронта мы проскочили на бреющем полете, оставив ее позади, и Виталий по моей просьбе, еще сильнее снизил скорость.

— И в самом деле, чудеса! — только и сказал он, когда мы не спеша сделали круг и зависли метрах в пятидесяти над замаскированными защитного цвета пленкой тяжелыми боевыми машинами Альянса, стоявшими у опушки леса, рядом с которыми суетилось несколько «джонов» и дымила полевая кухня. — Этого не может быть, но долбанные «джоны» нас и в упор не видят! Ну ты даешь, Ваня!

— Спокойно, Витя, — улыбнулся я. — Русские маги, самые сильные в мире!

— Где же вы раньше на хрен были, маги! Нам бы полсотни таких как ты и войне давно конец.

— Нету полсотни, — честно ответил я. — Кроме меня, считай никого, остальные пока гораздо слабее.

— И тебе, такому уникальному, приходится идти в последний бой? О чем вообще командование думает, мля?

— О чем? Наверное, как всегда о том, чтобы выполнить приказ любой ценой… А что насчет тебя, Витя? Ты же профессиональный летчик-штурмовик и истребитель с огромным опытом. По уму ты должен был молодняк в училище учить, этот самый опыт передавать. Как ты в своем предпоследнем полете оказался, когда тебя «джоны» приземлили? По чьему приказу?

— Сам вызвался. Задача была сложная, а молодых жалко, погибнут же зазря. Некому больше…

— Вот и я примерно так же. Без толку об этом говорить, русская традиция такая. Так, теперь давай поищем место в лесу подальше и поглуше и сядем там. Мне надо перед боем запитать свой браслет силой по полной. Предупреждаю, зрелище будет некрасивым, и в процессе я могу склеить ласты. Но, будем надеяться, все обойдется…

Едва мы сели на глухой лесной поляне в нескольких десятках километров от фронта, как я потянул к себе сумку-холодильник с ампулами взятого в ГНЦЭМТ лиофилизированного Д-антигена и рюкзак с прибором Холдера. А затем, подключившись к устройству, под удивленным взглядом пилота, отобрал у самого себя кровь шприцем, добавил ее в прибор, и начал сыпать туда антиген, ампулу за ампулой. У меня тут же помутнело в глазах, пульс застучал как бешеный, горло перехватило, но я был к этому готов, осторожно принимая силу и отправляя ее в Тей-элл. Без браслета я бы точно погиб, человеческое тело, даже принадлежащее опытному Ходоку, не смогло бы принять столько магии. Но артефакт забирал ее всю без остатка, впитывая как губка, и я видел внутренним взором, как колодец силы в браслете Кинэ становился все глубже и глубже. Вскоре я приспособился к процессу, дыхание выровнялось, и я даже начал получать странное удовольствие, купаясь в проходящем через меня потоке магии. Так продолжалось где-то с полчаса, пока последняя ампула не рассталась со своим содержимым. Теперь энергии в Тей-элл было и в самом деле очень много, гораздо больше того, что отмерил мне в качестве награды за пройденный путь Хранитель. А еще она рвалась наружу, ходила волнами, не желая успокаиваться, и меня так и подмывало пустить ее в ход.

— Ну и видок у тебя, Ваня! — сказал пилот, опасливо глядя на меня, когда я выключил прибор и положил его в рюкзак. — Чисто вампир! Ты же весь бледный, зрачки как у наркомана и глаза светятся. Жуть!

— А ты как думал? — растянул я онемевшие губы в улыбке. — Это еще цветочки, Витя, то ли еще будет…