Ходок по Дороге. Книга вторая.

Глава 1

Первое, что мне бросилось в глаза, когда мы вышли из тумана — это горы. Не скажу что высоченные словно Гималаи, но в то же время весьма и весьма основательные — справа и слева на фоне ярко-голубого неба высились массивные каменные вершины с отчетливо видными снежными шапками наверху. Мы находились на огороженной плоской площадке на горном склоне, возвышающейся над узкой, зажатой горами долиной. А в долине я увидел то ли город, то ли замок, то ли еще что-то — не знаю, как и сказать… все вместе. Гигантское сооружение цвета белого мрамора, стали и серебра, состоящее из множества соединенных друг с другом разноуровневыми переходами зданий, начиная от почти небоскребов в центре и заканчивая плоскими куполами по окраинам. Чем-то оно напомнило мне средневековый монастырь, но выстроенный по самым современным технологиям. Снаружи угадывался периметр крепостной стены из серебристого материала, с матовыми поверхностями зеркалами Дэвиса наверху, антеннами и решетчатыми башенками. Внутри «стены», в центре, стояла группа прижавшихся друг к другу вплотную высоких округлых серебристых зданий-башен с куполообразными крышами, высотой в несколько десятков этажей, весь ансамбль которых чем-то неуловимо смахивал на центральный храм, затем, чуть подальше стояли какие-то постройки пониже и пошире, неизменно соединенные с «храмом» и «стенами» длинными лучами — галереями.

— Диастар! — выдохнула опиравшаяся на мое плечо Катя. — Ну, надо же! Никогда не думала, что скоро в него попаду.

— Диастар? — переспросил я.

— Новый город! Город двух звезд, заложенный совместно русскими и киннерами. Символ сотрудничества и стремления к звездам. Сейчас в нем находится ставка Императора и Верховного Командования, а город закрыт для посещения.

— Вот как… я повертел головой и увидел на двух ближайших вершинах, у самой границы снегов еще парочку сооружений. Одно из них напоминало батарею из трех пушек совершенно чудовищного калибра, только, судя по характерным широким ребристым стволам и занимавшему часть горы зеркалу Дэвиса диаметром в несколько футбольных полей, это были не артсистемы, а деструкторы. Мощность которых я даже представить себе не мог… наверное ими можно на раз-два выжигать русла новых рек. Другое сооружение ощетинилось тарелками радаров, серебристыми антеннами и коробчатыми секциями с бледно-синими, чуть искрящимися сферами на их вершинах. Что это такое, я понятия не имел, но предположил, что нечто вроде станции слежения или батареи ПВО в одном флаконе. Судя по огромным деструкторам, от наземной атаки свою Ставку имперцы прикрыли надежно, вряд ли они оставили без прикрытия воздушное пространство. И, интересно, что это за горы? Урал, Кавказ, Алтай или вообще Камчатка? Ну, Камчатка вряд ли, а вообще непонятно — отсюда видно лишь, что склоны заросли деревьями и все. И еще тут довольно тело, градусов двадцать, не меньше. Спросить у Кати или у Колобкова, где мы? Не, воздержусь пока. За шпиона может и не примут, а минус за излишнее любопытство в личное дело запишут.

— Так, отставить разговорчики. Проходим, не задерживаемся, не на экскурсии, — поторопил нас Колобков, словно угадав мои мысли. — Нечего глазеть на Диастар без соответствующих допусков! Следуйте за мной, господа офицеры.

Старший центурион зашагал вслед за своими спецназовцами, ждавшими нашего появления, по серой дорожке, ведущей от площадки, на которой клубился туман перехода, к входу в одно из куполообразных помещений неподалеку. И мне оставалось лишь незамедлительно последовать за ним. С хозяевами лучше не спорить. Тем более что краем глаза я заметил нескольких вооруженных солдат в полевой форме, державших редеющий туман портала под прицелом тяжелых ручных деструкторов, а так же зависшую над нами дискообразную левитирующую платформу. Все верно, одного спецназа недостаточно. Мало ли что случится во время вылазки в другой мир? Контроль необходим. Впрочем, это не мое дело, чувствую, что у меня сейчас своих проблем будет по горло. Похоже, русские имперцы ребята серьезные, на альтруистов ни разу не похожи и мне свое спасение еще придется отрабатывать в поте лица.

Однако, пока все шло неплохо. На скоростном лифте мы спустились куда-то вглубь скалы, затем вышли на небольшую платформу, отдаленно смахивающую на станцию закрытого типа в Питерском метро из-за раздвижных дверей справа и слева. Колобков подошел к одной из дверей, активировал отпечатком собственного пальца сенсорный экран сбоку от нее, что-то там нажал и через несколько минут двери распахнулись, пропуская нас троих в небольшой вагончик без окон и с мягкими лавками по бокам. Минут десять мы почти беззвучно куда-то ехали, причем я ощущал всем телом, как резко наваливается ускорение при старте, скорость в имперском «метро» судя по всему, была немалой. А затем двери вновь открылись, выпустив нас в просторный и светлый зал с высокими сводами. Здесь нас уже ждал высокий мужчина лет сорока на вид в белом халате с нашивкой имперской военно-медицинской службы на груди в виде змеи, меча и звезды на черно-синем фоне.

— Господа офицеры, нам пора прощаться, — сказал нам Колобков. — Передаю вас имун-центуриону Иволгину. Матвей Силантьевич, вот ваши подопечные. Объясните им, что от них требуется. А мне пора, служба, — пожал плечами старший центурион. — Еще весь вечер отчеты предстоит писать и взятую в рейде технику с пленными сдавать по описи, — спецназовец махнул нам рукой на прощание и шагнул в вагончик. Я едва успел махнуть ему в ответ, как двери за ним закрылись.

— Очень приятно, — улыбнулся нам встречающий. — Вы Иван Сергеевич Тихомиров и Екатерина Сергеевна Матвеева, все верно?

— Так точно, — отчеканил я. — Центурион Тихомиров и декурион Матвеева.

— Не надо так официально, — чуть поморщился имун-центурион. — Добро пожаловать в Диастарский филиал военно-клинического госпиталя имени Ольшанского. Здесь я ваш лечащий врач, а вы мои пациенты, поэтому можно оставить звания и официальный тон. Зовите меня по имени и отчеству или просто доктор Иволгин, хорошо? Значит, это вас сегодня вытащил наш бравый спецназ из другого мира? — взгляд доктора был полон любопытства. — Мне только вчера дали для ознакомления дело о Ходоках и я, честно говоря, до сих пор сгораю от удивления. Очень интересная история… Впрочем, прошу меня извинить, судя по вашему виду вам крепко досталось, а я тут болтаю. Пойдемте скорее, господа. Что же с вами делали «джоны», что у вас столь изможденный вид?

— Морили голодом, хотели на органы порезать, — мрачно хмыкнул я.

— А еще не давали спать и таскали на допросы, — добавила Катя. — Били, но, правда, не сильно, больше чтобы унизить и сломать. Пощечины, тычки… ничего фатального. Но было плохо, — спрятала взгляд девушка. — Очень.

Я еще раз посмотрел на подругу. Действительно, мешки под глазами у нее чуть ли не на пол лица. Похоже, ей еще хуже чем мне пришлось…

— Варвары и садисты! Эти «свободные» в другом мире такие же звери как и у нас! — с негодованием сказал врач, причем было видно, что его эмоции искренние. — Ничего, у вас все уже позади, мы вас вылечим и накормим. Но сначала диагностика, так положено, сами понимаете.

Я лишь пожал в ответ плечами. Американцы, конечно, варвары, кто бы спорил. Но и имперские спецназовцы, которые валили из деструкторов в Трокман Байоложди всех подряд, включая молодых секретарш на рецепции и прочий офисный планктон, наверняка не ведавший о том, что там творилось в лабораториях и тюремных камерах — тоже далеко не ангелы. Что-то с тех пор как я попал на Дорогу белых и пушистых вообще нигде не видел…

После внешнего врачебного осмотра и сдачи крови на анализ нас с Катей снова переодели в больничные пижамы, ставшие в последнее время чуть ли не моей второй униформой. Сначала я ходил в них в ГНЦЭМТ, потом в заключении у Холдера, теперь вот в Империи… все неизменно возвращается на круги своя. Имперские пижамы были, пожалуй, самые удобные: просторные, приятные на ощупь, теплые. После переодевания было обследование в медицинском мультисканере, напоминавшем наш томограф и процедура, понравившаяся мне больше всего — ванная с медицинским гелем. Тело утопало в нем почти полностью, за исключением головы в специальной шапочке, пупка и кончиков пальцев на ногах, а лежать в обволакивающим полупрозрачном киселе было приятно. Я даже заснул в нем на полчасика, а когда вылезал из специальной ванной, то почувствовал настоящий прилив бодрости. Гель легко отлипал от кожи, оставляя ее чистой и сухой, правда, волосы со всего тела безболезненно удалились вместе с ним, а полученные мной во время боя в «рыси» багровые синяки на животе и бедрах разом поблекли.

После процедур нас определили в двухместную палату, пусть и не слишком роскошную. Две кровати, санблок, минимальный набор мебели, на стене — информационная система. Но самым главным ее преимуществом была открытая дверь. Она обрадовала меня больше всего.

— Конечно, вы можете идти куда захотите, — пожал плечами в ответ на мой вопрос Иволгин. — Никто вас не запрёт, вы же не заключенные! Вы для нас свои, русские люди. Тем более что вы имперские офицеры. Безусловно, существуют разные допуски, больничный режим, который надо соблюдать и приказы, которые вы обязаны выполнять как военнослужащие. Но в целом…вы свободные люди! Серьезных медицинских противопоказаний у вас не выявлено, хотя десятидневный общеукрепляющий и восстановительный курс я вам пропишу, как и дополнительные обследования. После голодовки в тюрьме «свободных», советую съесть сегодня на ужин куриный бульон с сухариками и этим ограничиться. Его вам принесут в палату. И как следует выспитесь. А завтра — все сами. Вот, держите, — доктор вручил нам две плоских, темно-синих карточки размером с половину ладони. — Это что-то вроде телефонов из вашего мира, — пояснил он в ответ на мой удивленный взгляд. — Госпожа Матвеева вам потом объяснит, как их настроить под себя и пользоваться. Они пока послужат вашим временным идентификатором личности. А заодно устройством связи, платежным средством и ключом от двери вашей палаты. Завтра у вас процедуры начнутся после обеда, так что с утра можете пойти погулять в зону отдыха. В госпитале, конечно, есть бесплатная столовая для пациентов, но я советую вам посетить мини-парк. В нем найдется пара магазинов и небольшой ресторанный дворик для выздоравливающих, можете купить себе завтрак сами, там готовят вкуснее и разнообразнее. Да и для психологической реабилитации так выйдет полезнее. Расписание процедур я уже скинул в память идентификатора, завтра встретимся. А пока отдыхайте, не буду вас больше отвлекать.

Идентификатор действительно оказался чем-то вроде смартфона, только очень легкого и тонкого, с меню на русском языке. Разобрался я с ним примерно за час, помощи Кати почти не потребовалось. Ничего принципиально нового, основные функции понятны, остальное не суть важно. Заодно выяснился приятный сюрприз — на моем счету уже лежало почти полторы тысячи имперских гарантов. Как гласил электронный расчетный листок из таинственного «кадрового управления № 14», деньги мне причитались в качестве двухнедельного офицерского жалования и премиальных командира танка за уничтоженную в бою под Котлярововражескую военную технику. А Кате, кроме премии за технику, размером, правда, раза в два меньше моей, выплатили еще и жалование вольноопределяющейся за последний месяц. По словам медички, до войны на полсотни гарантов можно было купить хорошие зимние сапоги или посидеть с подружками небольшой компанией в ресторане. Сейчас же инфляция обесценила имперскую валюту почти наполовину, так что деньги выходили не слишком уж большие. Но все равно, подобное человеческое отношение не могло не радовать, что уж там говорить. Пока нас старались гладить по шерстке…

Заодно я почитал перед сном новости из общеимперской сети. Да уж, это вам не наш интернет, военная цензура заметна невооруженным взглядом, а вот свобода слова — не особенно. Две трети новостей идут под лозунгом: все для Родины, все для победы! Комментарии отсутствуют или жестко модерируются, откровенной чернухи или паникерства не видать, но видно, что обстановка на фронтах далеко не победная. Однако, есть место и для светской хроники и для «новостей народных общин». «Научный вестник» и реклама на сайтах тоже присутствует, а вот выхода за пределы «Рунета» нет в принципе. В общем, русская Империя воюет и живет своей жизнью. И теперь мне придется жить вместе с ней…

Наутро мы и в самом деле решили прогуляться и, немножко поплутав по коридорам госпиталя и ориентируясь по указателям, спустились вниз на эскалаторе к небольшому парку, разбитому прямо в обширном, ярко освещенном зале. Строили здесь с размахом, в подземном мини-парке был даже небольшой пруд, где лениво плавал вальяжный селезень и утка с утятами. А неподалеку от пруда я и в самом деле разглядел пару точек общепита. Вывески над открытыми верандами заманчиво обещализнакомство с традиционной русской или международной кухней.

— Перекусим? — тут же предложил я Кате. — С утра что-то аппетит разыгрался. Сейчас бы горяченького супчика с удовольствием похлебал.

— Хорошо. Давай поедим, — кивнула девушка.

— Русское или международное?

— На твой выбор, — с момента нашего спасения медичка была задумчива и немногословна.

«Международное» меню, которое выдала нам улыбчивая официантка в белом передничке, обилием позиций не поражало. На фотографиях под искаженными названиями блюд я обнаружил два вида пиццы, итальянскую пасту, штук пять условно азиатских блюд, стейк и несколько салатов. Нашелся даже гамбургер с картошкой фри, обозванный «котлетой жареной по-городскому с картофельным гарниром». Собственно все. Но «суп из говядины, с рисовой лапшой и зеленью» и «рис жареный с яйцом и свининой» которые я заказал для себя и повторившей мой заказ Кати, оказались очень даже ничего. Суп — почти натуральный Фо-Бо, разве что соли и специй маловато, но бульон отличный — крепкий и ароматный. Но так это госпиталь, здесь совсем уж нездоровую пищу готовить нельзя… Расплатившись за нас двоих переводом с идентификатора по пришедшему от кафе запросу, я с удовольствием начал уплетать еду, а вот Катя сидела задумчивая, ковыряясь в тарелке и иногда поглядывая на седого мужика в больничной пижаме, сидящего на лавочке у пруда и кормившего уток, отщипывая им маленькие кусочки от прижатой к груди булки.

— Ты его знаешь? — негромко спросил я, отодвинув тарелку и показав на мужчину.

— Да, — кивнула Катя. — Герой Империи, центурион Виталий Мельников. Русская элита. Летчик-истребитель, семьдесят пять воздушных побед. О нем много писали в сети, девчонки на нашем курсе по нему заочно сохли. Красавец парень, молодой герой!

— Не похож он на красавца, — покосился я на мужика.

— Виталий был сбит, — продолжила Катя. — Он прикрывал рейд бомбардировщиков на Корнуьский промышленный район. Произошел ночной воздушный бой, и он попал в плен к Альянсу. «Джоны» его хотели публично повесить, как военного преступника. Но Его Величество заявил, что в ответ за Виталия он вздернет как военных преступников какого-то пленного генерала вместе со всем его штабом. Они раньше попали к нам в плен при окружении. В итоге Мельникова обменяли на кого-то, про это тоже писали. А потом про него не слышно было ничего… а он тут, оказывается, — тихо ответила Катя.

— А что же его в рейд-то послали? Нельзя воевать до полного выбивания опытных кадров. Если по уму, то такой ас должен был молодняк в летной школе учить, навыки и опыт передавать. У вас о людях не думают, или это был рейд последними оставшимися самолетами?

Катя захлопала глазами и ничего не сказала, а я посмотрел на героя-летчика повнимательнее. Да уж…а ведь и правда, совсем молодой парень. Только весь седой и на половину лица след от жуткого ожога. Булку он прижимает к груди, потому что у него руки вовсю трясутся и вообще вид у летчика не очень бравый, похоже его крепко поломало… Вряд ли он снова сядет за штурвал, вот какая штука.

— Вот что Катя, — помолчав, сказал я. — Наверное, не ко времени начинать этот разговор. Я хотел попозже…но, наверное, лучше сейчас. Давай думать, как выводить тебя из игры.

— Что?! — положив ложку, медичка уставилась мне прямо в лицо своими синими глазищами, и я поневоле спрятал взгляд.

— Ничего хорошего, — пробормотал я. — Но если не сделать этого сейчас, то дальше будет еще хуже. Катя, пойми, я же тебе добра желаю. У нас сейчас передышка, но это ненадолго. Нужно время, чтобы имперцы разобрались с капсулами, правильно подключили их и освоили аппаратуру. Раз уж в это дело вмешался Айвер, то ваши наверняка проведут с ним переговоры о сотрудничестве, расспросят о Дороге, а потом и о чем-нибудь да договорятся. Это тоже займет какое-то время. Так что дней десять, от силы две недели покоя у нас есть. А потом снова в бой! Нас выставят на Дорогу, дадут приказ и придется идти дальше, этим все кончится! И, поскольку за предыдущие сто километров нас несколько раз чуть не убили, шансы добраться до финиша минимальны. Мне-то деваться некуда, на мне все завязано, это моя Дорога. Но ты еще можешь соскочить. Но надо делать это сейчас, потом поздно будет. Скажем, что у тебя несовместимость с Дорогой, придумаем еще что-нибудь, чтобы у тебя не было проблем по службе. Я и один справлюсь, тем более что танка у нас уже нет и пулеметчик не нужен…

— Ты хочешь, чтобы я тебя предала? — голос медички стал звенящим как сталь.

— Причем здесь это? Я хочу, чтобы ты выжила! Никакого предательства тут нет!

— Тогда ты хочешь от меня избавиться? Из-за нашей последней ссоры? Или я стала для тебя обузой?

— Нет! Я не хочу, чтобы ты стала такой как он! — я мотнул головой в сторону искалеченного летчика. — Катька, я и так весь извелся, когда мне показали видео, где тебя режут в операционной! Тебе жить надо — доучиваться в меде, рожать детей, у тебя все впереди. Нет никакого смысла тащить тебя за собой в могилу! Спрыгивай с этого поезда, он несется в пропасть!

Катя долго молчала, глядя перед собой в столешницу. А когда подняла голову, то от ее взгляда я невольно поежился.

— Ты меня сейчас сильно обижаешь, Ваня, — негромко сказала она. — И мне от этого очень плохо. Но, признаю, я сама дала повод о себе так думать. Я необдуманно лезла в твои разговоры на Дороге, хотя оба раза дело обернулось к пользе Империи. Я недостойно вела себя в плену и трусила в последнем бою. Я вообще слишком много думала о себе, вместо того, чтобы думать о тебе и о нас. Пожалуйста, прости меня еще раз.

— Да мне не за что тебя прощать Катя! И ты не трусила! Что ты себе навыдумывала?

— Есть за что. Ваня, ты говоришь, что наши шансы минимальны. Но мне некуда спрыгивать. Весь русский народ воюет, не спрашивая о шансах на победу. Да я и не стала бы этого делать, если бы могла. Сейчас каждый должен выполнять свой долг на своем месте. Мое место с тобою на Дороге и я тебя не брошу. Мы с тобой оба офицеры, у нас свой участок фронта, а то, что случится, то случится. Я слишком раскисла в последнее время, но я постараюсь исправиться. Так ты меня прощаешь? Ответь, мне это очень важно!

— Прощаю, конечно, — развел я руками. — Но речь не об этом…

— Вот и замечательно, — постаралась улыбнуться Катя, но уголки губ у нее разошлись в стороны с трудом, словно резиновые. — Ты мне говорил, что пойдешь со мной до конца. Держи свое слово, а я постараюсь стать тебе хорошей помощницей. И еще, пожалуйста, перестань говорить про империю «ваши» и «имперцы». Они наши, Ваня. Твои и мои. Русские.

— Понятно, — только и ответил я. А что мне еще оставалось делать? Моей патриотке хоть кол на голове теши, она будет стоять на своем.

Этой ночью Катя сама пришла ко мне в постель. И всю следующую неделю мы провели весьма неплохо. Вдоволь спали, ходили на обследования и восстанавливающие процедуры, гуляли по мини-парку, я подолгу сидел в сети, собирая информацию об имперском обществе. Однако, из госпиталя наверх нас так и не выпустили — нашлись закрытые двери, перед которыми мой идентификатор загорался красным и сообщал, что проход туда не рекомендован. В основном это касалось станции «метро» и ведущих наверх центральных лифтов и лестниц.

А потом к нам нанесло визит начальство и стало ясно, что спокойная жизнь закончилась.