Хладная рать

Глава 28. Пепелище

За окном непрерывно шел снег, и небо хмурилось, так что уже с самого утра пришлось зажечь свечи, чтобы немного разогнать полутьму трапезной. Мера пребывала в благостном расположении духа, что казалось странным, учитывая всеобщее напряжение и подступающую к границе новую угрозу. Возможно, это лишь остаточное воздействие выпитой крови, или ощущение восторга после полета, или что-то ещё. Девушке не было дела до причин, она просто пыталась насладиться своими последними деньками. Сладкий пряный сбитень приятно согревал после ночи, проведенной под открытым небом, а подовый хлеб с топленым сливочным маслом казались особенно вкусными.

Она сидела за большим столом на отцовском стуле, который оказался ей не по размеру, думала о своем и почти не обращала внимания на дружину, что налетела как коршуны, стоило княгине спуститься к завтраку.

Однако, хоть Мера и не звала никого, не все явились в княжьи хоромы. Хотен и Горазд наверняка собирали сейчас все самое ценное, чтобы успеть убраться подальше и переждать в безопасности бурю, готовую вскорости накрыть княжество. Златомир готовил к обороне собственную дружину, и только Возгарь с Булатом мерили шагами трапезную, давали какие-то распоряжения гриди и ждали.

Кроме них, за другим концом стола неспешно трапезничали ормарры, тихо переговариваясь о чем-то своем. У дверей стоял Ратмир со скрещенными на груди руками, облокотившись спиной о стену. Хмурился и тоже ждал распоряжений.

Прежде Меру раздражало, что в спокойствии и одиночестве она может побыть разве что в своих покоях, и даже во время трапезы толпы народу ходят мимо, пытаются урвать хоть каплю ее времени. И обычно при чужих ей кусок в горло не лез, но сегодня почему-то все это вдруг стало неважно.

Возгарь, не выдержав, видно, упорного безразличного молчания княгини, показательно уселся рядом на свое обычное место, навис над ней и требовательно выпалил:

— Так какой у тебя план, а? Вчера сказала, что все решишь сама. Когда? Чего нам это будет стоить? Или твой план в том, чтобы спокойно трапезничать и дожидаться земовитовой рати?

Мера устало вздохнула, подняла пустой взгляд на Возгаря.

— Какой же ты сегодня суетной, боярин. Я даже скучаю по тому, прежнему. Тот хоть и был заносчив, но умел держать себя в руках.

— Ты что, издеваешься? — прищурился он с недоверием, ведь прежде подобного за ней не наблюдалось.

— Возможно.

— Мера, сейчас не время для…

— Диво! Ты впервые меня по имени назвал.

— Мера, — терпеливо вступился Булат, пока Возгарь снова не наговорил лишнего. — Нам нужно знать. Если есть у тебя план, поделись! Что людям говорить? Они напуганы, они ничего не понимают. Я приказал созвать всех свободных мужчин, но… что дальше?

Мера собиралась было снова как-нибудь съязвить, но вдруг поняла, что это совсем на нее не похоже. Ни при каких обстоятельствах не следует забывать, что она княгиня и должна вести себя соответственно, а сейчас она ведёт себя прямо как… Любава.

Аппетит вдруг пропал, да и остывший сбитень уже совсем не согревал. Она вздохнула, отодвинула блюдо и серьезно проговорила:

— Мой план в том, чтобы пойти к Земовиту, а не ждать, пока он одно за другим захватит и разорит наши поселения. Мне есть, что предложить ему. Ну а вы пока на всякий случай готовьте город к обороне.

— Как, если ты уйдешь сейчас с войском?

— Мне не нужно войско, а лишь несколько человек.

— Что за вздор! — всплеснул руками Возгарь, и Булат хмуро поддержал его:

— Что бы ты ни задумала, не станет он тебя слушать. А нам люди здесь нужны. Больше шансов отбиться меньшим числом, стоя на стене, чем в чистом поле.

— Я разве спрашивала совета?

Боярин и витязь переглянулись с недоумением и какой-то безнадежностью, готовые вот-вот бросить попытки вразумить девушку.

— И когда собираешься выдвигаться?

Двери вдруг резко распахнулись, и в трапезную влетел запыхавшийся гридин. С его кафтана и шапки посыпался снег и тут же растаял в натопленном помещении. Это был один из тех троих, которых Мера послала в сторону врага на разведку.

— Княгиня! Дурные вести. Вчера люди Земовита напали на первую из приграничных деревень. Жителей вырезали, забрали съестное и скот и подожгли избы. Лишь малому числу удалось скрыться от них в лесах. А сегодня они на подходе к следующему селу. Надо думать, ещё до полудня и там все будет кончено.

Мера, выслушав гридина, не изменившись в лице обвела взглядом советников и остановилась на Булате. Ответила на его вопрос:

— Сейчас. Сейчас и выдвигаюсь.

— Я с тобой! — тут же вызвался Ратмир. — Нужно взять хотя бы с десяток воинов тебе на защиту.

— Мы тоже идём, — твердо сказал Ингвар так, будто дожидаться позволения не собирался вовсе.

Возгарь округлил глаза, покачал головой и с безысходностью протянул:

— Безумие!

— Значит, пойду и я.

— Булат, ты-то куда? А кто здесь останется город оборонять? Кто дружиной командовать станет?

— Вы со Златомиром и командуйте. А я прослежу, чтобы план Меры не вышел из-под контроля. Добро, княгиня? Я твоему отцу обещал присматривать, хоть в этом мне не откажи.

— Ладно, — со вздохом согласилась Мера. — Будем седлать лошадей. А пока, Возгарь, передай мои слова жителям. Пусть люди пойдут на капище и вознесут Чернобогу кровавую требу. Если мы и сумеем защитить княжество, то только благодаря его покровительству.

Так и не прекративший сыпаться снег укрыл собой поля и дворы. Над его ровным слоем торчали темные кочки, пучки жухлой травы, жерди с насаженными на них черепами и растрескавшиеся чуры богов. Полосы бурой грязи со следами ног и копыт тянулись сквозь заснеженные поляны, молодые ольховые рощи и темные молчаливые дубравы. От одного поселения к другому. Какие-то из них пустовали — жители, напуганные известиями с востока, перебирались вглубь княжества, надеясь, возможно, спрятаться за стенами Калинова Яра. В других люди прятались за закрытыми ставнями, крепкими засовами и оберегами, ведь им все равно некуда было идти. В лесах не скроешься — там после заката властвует нечисть, и иные из них похуже безжалостного неприятеля.

К вечеру, миновав с десяток поселений, небольшой отряд всадников добрался до первой разоренной деревни. Столбы густого дыма вились над обгоревшими остовами изб, ввалившимися внутрь остатками стен и проломленными крышами. Черные длинные печные трубы возвышались над кучами изъеденных пламенем бревен. Проплешины тут и там зияли на снежном покрове, и все было черно вокруг от огня и пепла.

Всадники невольно замедлились, приблизившись к пепелищу, оставшемуся после недавнего пожара, а потом и вовсе остановились. Воздух здесь был теплым от жара тлеющих кое-где углей, густо пахло гарью и смертью.

А между черных крупных подпалин снег тут и там покрывали пятна крови, такие яркие, хорошо видимые на белом даже в сумерках. Они расплывались вокруг припорошенных хлопьями тел, остекленело глядящих в серое небо, тянулись поверх следов к ближайшему лесу, обозначая чьи-то попытки скрыться. Обмякшие протянутые руки выглядывали из-под завалов, и их тоже постепенно скрывал под собой снег. Будто сами боги пытались укрыть их, как люди укрывают от чужих глаз мертвые тела белыми тканями.

— Проверьте, есть ли выжившие, — распорядилась Мера, особенно на это не надеясь.

Несколько воинов из тех, кого отобрал Ратмир, разошлись в стороны. Одни осматривали недоеденные огнем постройки, другие пошли по кровавым следам за ранеными.

— Сколько людей, — с болью в голосе произнес Ратмир, глядя на тела матери и ребенка, что лежали в обнимку у порога собственного дома.

— Чего только не творили ради власти… — протянул Булат. — В былые времена такое происходило часто. Князья сменяли друг друга, и каждый считал своим долгом расширить границы за счёт войны с соседями. Не думал я, что снова увижу это.

— Да, ведь гораздо лучше объединиться для борьбы с общим врагом, — съязвила Кельда. — Ведь простая мирная жизнь — это слишком скучно.

— У всех своя правда…

Ратмир обернулся к Булату, хмуро обвел рукой остатки деревни.

— Какая же в этом правда, отец? Целые семьи расплачиваются за чужую алчность собственными жизнями, просто потому что один человек не желает довольствоваться тем, что имеет!

— В мире вообще мало справедливости. Мы говорим, что живём по законом богов, но на самом деле каждый подстраивает их под себя как хочет, и каждый уверен, что прав.

Мера спрыгнула с лошади и передала поводья Ингвару. Снег захрустел под сапогами, когда она направилась к первому деревянному идолу.

— Княгиня, погоди!

— Оставайтесь здесь, — бросила она через плечо.

Высокие чуры богов с вырезанными в дереве лицами, знаками и отличительными атрибутами стояли тут и там, вкопанные на перекрестках и у окраин деревни. Каждого бога полагалось вырезать из определенного, олицетворяющего его дерева, но спустя столько лет они стали практически неотличимы друг от друга. Мера подошла к первому из них, бегло оглядела. Это был суровый лик старца с длинной бородой, посохом и накидкой из воловьей шкуры — так изображали Велеса, бога скота и, по поверьям, первого колдуна. Мера миновала его и двинулась дальше, к тому, кто действительно может помочь.

Она брела по утоптанному снегу со следами крови и копоти, и сердце ее обливалось болью. А боль несла за собой гнев.

Бояре упрекнули ее, что все это — ее вина. Что будь она сдержаннее, ничего не случилось бы. Но Мера сожалеть о сказанном и винить себя не собиралась. Теперь она понимала это: как бы вежлива она ни была, какие бы ни выбрала слова в тот день, Земовита не устроило бы ничего, кроме согласия. И раз уж сейчас, являясь простым купцом, он готов за нанесенное оскорбление вырезать несколько деревень и кто знает что ещё, на что он пойдет, если станет князем? Этого Мера допустить никак не могла.

Сейчас она была как никогда готова отдать жизнь за спасение своего княжества, потому что видела, ради чего стоит сражаться. Ради людей, до которых никому больше нет дела.

Она обошла несколько идолов, пока, наконец, не обнаружила нужный. В буке была вырезана фигура облаченного в доспехи воина. В одной руке он держал копьё, в другой человеческий череп, а над его головой расправил крылья ворон. Сглаженные ветрами и временем черты совсем не походили на те, что запомнились Мере. Почему-то Чернобога часто изображали суровым или гневным, на деле же с его лица не сходила улыбка.

Мера вытащила из-за пояса кинжал, что хранился в кожаных ножнах рядом с заточенным тренировочным мечом ее брата, провела по запястью. Тонкая линия быстро набухла красным. Теплая кровь потекла вниз по ладони, капли сорвались с пальцев и окрасили снег. Мера смахнула их широким жестом, окропив вытоптанную дорогу. Смешала свою кровь с кровью убитых. Потом, когда ладонь снова наполнилась алым, провела рукой по идолу Чернобога и зашептала:

— Прими кровавую требу, прими душу мою, что к тебе обращена в молитве. Прошу, помоги завершить начатое. Дай мне сил, а я дам тебе ещё крови и ещё душ.

Завершив ритуал, Мера повернула обратно, к ожидающим ее спутникам. Гриди, которых она отправила на поиски выживших, вернулись ни с чем. Кельда бесцельно бродила от одного пепелища к другому, остальные же либо разминали затёкшие конечности, либо сидели в сёдлах, напряжённо оглядываясь вокруг, готовые в любой миг сорваться с места. Их беспокойство легко было понять: солнце садилось, или, может, уже село — из-за плотных туч сложно разобрать.

Кроме ормарров, Булата и Ратмира княгиню сопровождали ещё пятеро воинов из младшей дружины. Ей не нужно было столько — вообще никто не нужен, но пришлось уступить давлению большинства.

— Нужно подумать о ночлеге, — обратился к ней Булат. Он, несомненно, заметил капающую с запястья кровь, которая яркой дорожкой тянулась по снегу, но ничего говорить не стал, зато Ратмир тут же предложил:

— Давай перевяжу.

— Не стоит тратить время, — ответила она сначала одному, потом и другому: — Мы должны к ночи подобраться к лагерю Земовита.

— Зачем? Что ты собираешься делать?

Мера отвечать не стала, а обратилась к гридину, ходившему на разведку:

— Далеко до лагеря?

— Мы думаем, если они совершали нападения на деревни и после возвращались обратно, то, должно быть, ещё верст восемь-десять.

— Близко. Хорошо.

Она с легкостью взобралась в седло, обтерла ладонь о бурый дорожный кафтан, чтобы поводья не скользили, и натянула мягкие кожаные перчатки, защищающие руки от холодного ветра. Теперь она практически сливалась со своими людьми: ее кафтан был лишь немногим длиннее, да непослушные светлые пряди выбивались из-под воротника.

— До заката не управимся, княгиня. Надо бы костер разжечь.

— Ничего не бойтесь. Ингвар с нами, а он умеет сражаться с нечистью.

Четверть свечи спустя впереди в полутьме возникли черные силуэты сгоревших изб, торчащие посреди пепелищ трубы печей, поваленные изгороди. Угли уже давно остыли, и снег припорошил их слегка, но все равно эти молчаливые памятники чужой жадности сразу бросались в глаза.

Голые безжизненные остовы походили на скелеты. Вот только недавно внутри теплилась жизнь, кто-то топил печь и зажигал вечерами лучины, кто-то рассказывал на ночь сказки или пел колыбельные, а кто-то засыпал под них. Но теперь все, что им остаётся, медленно гнить вместе с телами хозяев, пока не останется ни одного свидетельства их существования.

И снова Мера остановилась в деревне, приказала людям искать выживших, чтобы занять их чем-то, пока сама совершает ритуал. Новый тонкий порез появился рядом с первым, снова теплая колдовская кровь пролилась на мерзлую землю и окропила идол Чернобога.

Солнце уже спряталось за горизонтом, когда всадники молчаливой мрачной процессией двинулись дальше, сквозь бьющий в лицо снег и пробирающий до костей колючий ветер. Края дороги угадывались во тьме лишь благодаря снежному покрову. И пусть на такой скорости скакать уже становилось опасно, всадники подгоняли лошадей, ведь из рощиц по бокам уже доносились звонкий женский смех и леденящие кровь завывания.

Мера ехала впереди и не обращала внимания на остальных. Не заметила бы, даже если бы они отстали или вовсе повернули назад. Ей было все равно. Впервые все равно, что о ней подумают, что скажут, что сделают. Она понимала, что, возможно, видит своих людей в последний раз.

Эта ночь должна была изменить все. Ее жизнь, и жизни людей, а может и судьбу целого княжества. Впервые на плечи давила столь тяжелая ответственность, впервые столь важный выбор стоял перед ней. Но она сделала этот выбор легко.

Наконец, лес расступился, обозначая границу княжества, а на обочине показался заметенный снегом, поросший лишайником указательный камень. За рощей тянулась полоса молодых низких берёз, постепенно переходящая в широкий, до самого горизонта, луг.

Всадники остановились у кромки леса, не выходя на открытое пространство. Спешились и осторожно прошли ещё несколько десятков шагов. Тишину зимней ночи огласили сдавленные возгласы.

Весь обозримый луг занимали шатры и палатки, крытые телеги и коновязи. Кое-где догорали костры, а над ними на вертелах остывали обглоданные туши — отобранный у деревенских жителей скот. Вокруг лагеря были установлены переносные защитные заграждения от нечисти: столбы с распорками и перекинутые между ними жерди с нанесенными символами.

Так много людей. Мера чувствовала их жизни, их пьяное веселье и неуемную алчность, предвкушение лёгкой добычи. Чувствовала страх и отчаяние своих воинов.

Она сжала нож и провела лезвием по ладони.