Харон. На переломе эпох

Глава 5 Дорога в тысячу ли

Проснулся от звуков лодочных моторов. Высунул голову из-под тентов на носовой сетке, глянул в небо, на воду, на берег и только потом высмотрел уходящие на высадку тузики. Приехали. Потянулся, зевая. Глянул на часы. Почти девять утра, среда, двадцать восьмое марта. Облачность десять баллов ветер слабый. Потянулся еще раз. Пора выбираться из нагретого и уютного гнездышка. Тем более, похоже, уже все встали. И тушенкой разогретой пахнет! Как не узнать этот запах?!

В кокпите сидел Пан с прапором, потребляющие из одной кастрюльки гречу с тушенкой. Третей ложки видно не было, посему заскочил в кокпит за ложкой и быстро сбежал от творящихся там «сборов для высадки». Дюжина женщин прибывшие к нам «в чем были» умудрялись что-то собирать и увязывать. Раздраженная Катюха за этим всем присматривала. Послал ей воздушный поцелуй и ретировался от ответного тяжелого взгляда. Это я такой выспавшийся и умиротворенный — а она после вахты.

Подсел к Пану, запустив ложку в завтрак.

— Утра нам всем доброго и аппетита приятного.

Прапор кивнул, со словами «Доброго», Пан угукнул с полным ртом. «Пока я ем я глух и нем!», а то в такой компании пока фразу произносишь — кто-то успевает три ложки в себя забросить. А кастрюлька махонькая! Я и так еле успел к «раздаче».

Откинувшись и облизывая ложку, спросил нашего главного тактика.

— И какие планы?

Пан задумчиво осматривал пустую кастрюльку, которую выскребал по стенкам прапор.

— Бойцы проверят Ландышевку, приедут, тогда и думать будем. Нет данных — нет планов.

— А более глобальных?

Димыч посмотрел на меня с некоторым удивлением — Это, каких? Захватить мир незаметно для санитаров психушки?

— Пан, даже я понимаю, что Ландышевка только перевалочный пункт. Если экономика накрылась, то садоводства перешейка это ловушка для жителей. Земли тут не плодородные, каменистые или болотистые, погода оставляет желать лучшего, а урожаи похожи на поданную милостыню. Одиночки на этих землях прокормиться могут, а крупные группы уже сомнительно. Все наши аграрные предприятия работали на привозных кормах. В общем, думаю, перспектив тут нет никаких.

Прапор задумчиво кивнул, соглашаясь, но продолжая выскребать кастрюльку. Как и Пан, я заинтересовался, когда уже из-под ложки прапора, елозящей по кастрюльке, пойдет нержавеющая стружка.

— Леш, а почему Харон? Еще вчера хотел спросить.

Пан явно тему уводит, не хочет планы обсуждать. Видимо, еще не придумал. Подождем. Рассказал Димычу кратенько свои первые впечатления о днях новой эры. Кратенько получилось довольно долго. От берега прилетел Финик, привез погранца, отправленного сюда в начале всего этого бардака, и Лексеича, еще издали начавшего размахивать руками, будто мы его можем не заметить.

Слезы, сопли пропускаем, отчеты погранца и «аборигена» тоже — в сухом остатке ничего и нет. Кроме моего семейства приехали еще с десяток машин, которые наши заметили. Может, и больше машин было. Первые два дня вообще тишина стояла, сейчас уже народ прогуливается по поселку, здороваются, соль просят, заодно спички, сахар, чай и окорок. Но вежливо. Сегодня десяток бойцов увешанных автоматами и пулеметами по садоводству пройдут, и вообще все станут приветливыми. Нежити нет, но есть страшные слухи про нее. Источник слухов отсутствовал. Неторопливо подошел от берега Хроник — начиналась высадка.

Когда, наконец, яхта всплыла, отделавшись от пары тонн лишнего груза — поймал Димыча и, усадив в кокпите напротив себя, непреклонно сказал — Рассказывай.

Пан не стал себе цену набивать. Рассказал, хоть и кратко, но мне хватило. Понятно, почему он не рвется говорить о своих подвигах. Более трех десятков бойцов под его ответственностью легло. Примерно столько же сбежало, порой даже не предупреждая и создавая дыры в обороне. Гражданских, что к пограничникам прибились, погибло еще больше. И нежить была только четвертью проблемы — все остальные создали люди. Куча уродов на высоких должностях и с охраной рванули через ближайшую границу. Когда финны начали стрелять по бегущим толпам, мгновенно забыв про всякие «права человека» — решать эту проблему заставили пограничников. Тогда еще была надежда, что государство существует и скоро начнет действовать. Без этой дурацкой «войнушки» с финскими пограничниками ситуация на заставе была бы совсем иной. А так служивые оказались в самом рассаднике нежити, и отступление в свою часть вышло долгим и кровавым. Кроме чинуш с охраной быстро собрались группки «ответственных товарищей» и появились очередные «Комитеты по спасению отечества» или «Пастыри судного дня». В любом случае эти группки требовали исполнять их приказы, защищать и кормить себя, как спасителей человечества. Другие образовавшиеся группки ничего не требовали, они старательно брали сами. Одни такие деятели даже группу заложников к воротам части привели, мол, оружие давайте, а то всех тут порешим. Тонкая линия женщин и подростков а за ней прячется толпа здоровых мужиков. К тому времени Пан остался самым старшим офицером и взял грех на душу — порешил всех. ВОГами и пулеметами. Ни один мужик тогда не ушел. С тех пор места себе не находит. И лейтенант у него застрелился.

И вот, считай неделю, погранцы воюют на несколько фронтов. Отстреливают нежить, отбивают банды, посылают в далекое путешествие парламентеров различных спасителей отечества, собирают на территорию части женщин и детей. Пан считал, что мужики должны защищать себя сами и предлагал таким вступать в ополчение при части. Десятка два ополченцев так набрал. Только не так много их в итоге выжило. Застава каждый день теряла по несколько человек убитыми и раненными в стычках, иногда приходилось упокаивать своих, подставившихся нежити. Стратегических запасов на территории части никогда не хранилось, патроны заканчивались, продукты уже кончились и их добывали мародерством округи. Когда спасательные операции вывели всех найденных живых в округе — пришло время эвакуировать личный состав. Куда угодно! Лишь бы из фокуса интересов схлестнувшихся банд, властей, новых властей и нежити.

То, что мы привезли — только добровольцы, согласившиеся на роль живцов как бойцы, так и гражданские. Группа приманки во главе с Паном устроила демонстративный прорыв с пальбой и спецэффектами, показав наблюдателям, что они идут гружеными и с гражданскими. Тяжелораненые пограничники и два деда из ополченцев, не способные к переходам, заняли вышки и пулеметные гнезда заставы, готовясь к «последнему и решительному». Словом, ребята собрали на себя всех шакалов.

Основная группа по ручью ушла в болота, и будет идти медленно, но в Ландышевку. Благо большая часть людей местные, и затеряться тут для них не сложно как и дорогу найти. Другое дело, сколько они будут болотами идти сорок километров. На четырнадцать бойцов там почти семьдесят женщин с детьми и четверо пожилых мужиков. Хватает и хворых и раненных и травмированных. Все, даже дети, загружены как верблюды, а оставленная войсковая часть заминирована с душой и выдумкой. Все. Эту страницу своей жизни Пан считал перевернутой, и возвращаться к ней не хотел.

Представил себе сотню людей после болот и с грузом у нас на участке.

— Димыч, тогда Ландышевка тем более не подходит.

Пан отмахнулся резко. — Знаю. Думаю про Кронштадт, там отбились наверняка.

Покрутил эту мысль так и эдак.

— А что, по радио не говорили, кто отбился?

— Да нам эти уроды в первую очередь антенное хозяйство снесли. Принимали только «ближнюю связь» и теле-радио центры. По ближней говорят разное, каждые «спасители отечества» в свою дуду гудят. Дикторы с каналов сами ничего толком не знают, пересказывают слухи и ужастики. Но все же говорили, отбился Кронштадт. А вот к Питеру лучше даже не приближаться.

Собрал все свои знания о Кронштадте в кучку, поперебирал факты как бирюльки.

— Не, Димыч. Кронштадт без перспектив. Он всегда был ведомым объектом, так как ничего не производил и огородами прокормится не мог. Крепость служила щитом города, только щит без держащей его руки теряет весь свой смысл. А город пал и «руки» поддержки больше не будет. Склады у моряков большие, военных много, положение удобное для обороны. Лет десять могут быть «на коне». А вот чем остров сможет жить лет через двадцать, я так с ходу и придумать не могу. Меня интересуют перспективы не для себя, мы с Катюхой решили уходить в кругосветку, и даже не для Лексеича с Ирой а для Артема.

Пан меня внимательно выслушал, побарабанил пальцами по столешнице, вытащил блокнот, полистал, задумался. Тут я не удержался от бородатой хохмы.

— Перечитывал пейджер, много думал.

Димыч хмыкнул. И попробовал другой подход.

— Тут, Лех, не угадаешь. Устроимся в Кронштадте, а лет через десять, как ты пророчишь, будем искать другие варианты.

— Не, дружище! Другие варианты уже будут со своими начальниками, ближним кругом и поделенными вкусностями. Устраиваться надо именно сейчас, когда вакуум инициативы может поднять любого сообразительного человека на любой пост, не взирая на прошлые связи и деньги. Пройдет полгода, и снова вступят в силу «по блату» и «за мзду». Использовать надо эту временную пустоту по максимуму и главное, не ошибиться в дальних перспективах. Пустота дает возможности, как говаривал «Мудрый старец».

— Харон, раз-два-три-пять! Это ты у нас силен в перспективном планировании. Мне думать за сотню ртов приходится. Нет у меня возможности «медленно спуститься с горы». Не вижу я перспектив! Совсем никаких! Мне и напророченные тобой десять лет вечностью кажутся после недели непрерывных боев с нежитью и нелюдью. Я тактик, а не стратег! Выкладывай идеи, а я спланирую.

Неожиданный взрыв Димыча удивил. Не думал я, что он на столько «на нервах».

— Выкладываю. Самая общая перспектива — на юге было бы лучше. Корабль и путешествие в средиземноморье будет хорошей альтернативой.

Пан подумал немного и отрубил.

— Не бред, но близко. В ближайший год все выжившие вояки всех стран, особенно флотов, будут доказывать свою полезность новым властям. Защитить новые республики или королевства от пришествия варваров станет значимым деянием. Нас не просто раздавят, но еще и на костях наших попрыгают. Давай дальше. Африку можешь пропустить сразу. Давай про здесь и сейчас.

— Здесь и сейчас на значительную перспективу вперед имеет Сосновый бор и ЛАЭС. Особенно если объединить эти объекты с пятнадцатым арсеналом в Ижоре. От Ижоры к Копорью через Сосновый бор идет железная дорога, которая может стать хорошей границей от нежити, достаточно провода под напряжением натянуть вдоль дороги. Про перспективность электроэнергии говорить не буду. Охрана атомной станции отобьется гарантированно, они там все параноики. Охрана арсенала в Ижоре отобьется «скорее всего». Вот Сосновый Бор, думаю, придется зацищать, но если положить границу по железной дороге, то город зачистить будет не сложно. Земли вокруг много. Есть агрохозяйства с теплицами. Есть рыбохозяйство в каналах охлаждения станции. Есть несколько институтов с опытными производствами, в том числе оптическим, есть строительные заводы с запасами материалов. Все есть. Даже тир и трасса для биатлона. И перспективы есть хорошие. Уран, понятное дело, больше не привезут — но на имеющимся, в режиме экономии и отключении лишних реакторов тянуть можно долго. Огромное количество отработанного топлива лежит на территории станции, а в интернете много раз читал, что собирают опытные реакторы, где источником энергии будет это самое отработанное на АЭС топливо. Вот и задача для всех выживших научных кадров.

Заметил, что Пан быстро конспектирует мой «бред» в блокнотик и, ради хохмы начал раскручивать перспективы, мол, продлим защиту до Копорья, там совсем все хорошо с землей будет, спасательными рейдами за людьми заселим приморский участок…. Постепенно Нью Васюки превращались в центр цивилизации и благодарные потомки отливали отцу-основателю Памятник из чистого плутония. На что Димыч выразил сомнение, так как скромный памятник, хотя бы в два его роста, из плутония многократно превысит критическую массу и рванет. На что отправил капитана «учить матчасть», так как плутоний не уран, и просто от критической массы не взорвется, разумно умолчав, что с такой прорвой плутония будет на самом деле. А то обидится еще.

Беседа стала непринужденной и легкой, мы, как в старь, перекидывались шутками и высказывали идеи. Пан конспектировал уже третью страницу. Похоже, с Кронштадтом он завязал и начал планировать операцию «ЛАЭС». Тем более, что охраной пограничной зоны, да-да, есть погранзоны и внутри страны, занимались его соратники и многих он знал, со многими встречались по делам. Был шанс в новой эре встретить выживших коллег, относящихся к Пану лояльно. А большего и не надо. Теперь Димыч был в «своей колее». Он даже улыбаться начал, и взгляд стал увереннее. Есть куда идти, есть с кем и есть за чем. Осталось спланировать «на чем» и «когда». И тут вариантов не имелось. «Когда» — это «вчера» а «на чем» даже не обсуждалось. Но тут я внес существенные коррективы. Приходить к ЛАЭС просителями очень не хотелось. Посему первым шагом на нашей длинной дороге к памятнику из плутония станет возврат на остров козлов. А дальше будет тот самый «путь в тысячу ли» то есть около пятисот километров.

Дальше было много разговоров и суеты. Пассажиры сошли на берег, оставив капитана на яхте в гордом одиночестве. Но через пару часов Катана должна была принять новый десант и двигаться в дальнейший путь. Время стало неожиданно дорого.

Пары часов, как обычно, не хватило. Катана легла на курс к козлиному острову в полдень и на этот раз, кроме нас с Катюхой, пообщавшейся с родней, несла большую часть боеспособной команды Пана. Те самые четверо из Хроника, только всех пришлось довооружить нашими мелкашками с оптикой ради экономии автоматных патронов. Надувной тузик оставили в Ландышевке «на всякий случай». Финика приняли на шлюпбалки. В путь!

Ветер был попутный, рискнул поставить спинакер. Не столько ради скорости, сколько ради любопытства и эстетического наслаждения. Парус высотой с пятиэтажный дом, раздутый попутным ветром это… красиво. Шли ходко, к девятнадцати часам уже входили в пограничную бухту, в которой ничего не изменилось за сутки.

За время пути перезнакомились с воинством Пана. Даже, наконец, подняли по сто за тех, кого с нами нет. Бойцы, оставшиеся верными командиру, были все местные, не женатые. О родне у них известий не было, но Пан им обещал связь с выжившими центрами, когда все хоть немного уляжется. Побывав в центре беспредела, бойцы реально смотрели на свои шансы самостоятельно приехать и спасти родственников. Гражданских специальностей у ребят, считай, и не было — но Димыч совсем безруких хвалить не будет, значит, толк выйдет. И останется одна бестолковость. В разведку с такими ходить было можно, а вот на мое «дело»…. Посмотрим.

Пришвартовались к стоящему на якорях патрульному катеру, осмотрелись еще раз. Топливо примерно половина, но на «дорогу в тысячу ли» при экономических тридцати шести узлах, как помечено на лаге, должно хватить.

После третьего напоминания Пана, сопровождаемого осуждающим взглядом, пришлось вернуть пулемет с причиндалами и боезапасом на законное место в МТПУ «Мангуста». Жаба обещала проклясть Пана до седьмого колена. Но два вооруженных судна действительно лучше, чем одно избыточно вооруженное. Но пулеметик жааалко! Пан обещал дать ПК с патронами. Сторговались на двух пулеметах. Я один все же прикручу третьим стволом к Рогатке. И спуск дистанционкой выведу на вторую педаль, а то она в башне не задействована. А второй для вылазок — мало ли, откуда еще Димыча придется эвакуировать.

После двадцати обнялись с Катюхой, она на ушко строго запретила куда либо лезть, и Мангуст низенько полетел, на шестидесяти километрах в час, к оставленной нами два дня назад Южной бухте Хельсинки. Надеюсь, за два дня никто не угнал бесхозный боевой корабль.

Швартовались к ракетному катеру уже двадцать девятого марта. Так сказать, встретили новый день новым делом. Нежити особо не опасался, так как сходни еще тогда сбросил, корабль зачистил, как и огороженную площадку перед ней. Зубастики и Конги отъедаются, как рассказал Пан, только на живых и другие мертвецы их не интересуют. Посему засады не ждали. Другое дело, что кроме меня в кораблях вообще никто не разбирался, а я понятия не имел, как ходит эта конкретная «штука». Надежда была разобраться «мозговым штурмом» на месте. Нам ведь не бой на нем вести, а только перегнать. Я со своей навигацией в ноутбуке — мне даже приборы ракетного катера не нужны, лишь бы штурвал работал и винты крутились.

Хитростей в катере оказалось много, но вспомагач запустили быстро, а там, при свете и электричестве пошло легче. Три дизеля — хоть один да запустим. Когда начало светать у нас даже носовая башня крутилась, и ей можно было управлять как из самой башни, так и с артиллерийского поста в рубке. Топлива маловато, противокорабельных ракет нет совсем. Разве что артиллерийские погреба полны, и погреб для Рогатки мне обещали отдать весь, так как понимали — Рогатку обратно не верну.

Довести корабль до нас без дозаправки не реально. А где тут наливают? Знаю только одно место. Но там для этого корабля может быть мелко. А с другой стороны, на кильблоках марины видел килевые яхты с осадкой по бульбу метра три.

— Пан, давай осмотрим еще и площадку перед кораблем, а потом попробуем пойти заправиться. И, может, еще чего прихватим.

Димыч указал на корму — А этот кран ты снимать не собираешься?

На что резонно ему ответил — пусть стоит! Наплевать, что вид портит, зато понадобится что-то на борт погрузить, а у нас есть чем.

Потом с площадки к нам в рубку прибежал «просто Федя» и нам прибавилось хлопот. Я все никак не мог поверить — сходил сам посмотреть. Вот так просто, посреди города, лежит штабель пятиметровых контейнеров с ракетами. Восемь штук. Похоже, боезапас корабля. Зачем нам ракетный катер без ракет? Здравый смысл сказал что много зачем, но жаба победила. Грузили три часа. Первый контейнер вообще почти сорок минут прикрепляли, потом разобрались и остальные контейнеры поставили на станины пусковых установок быстро. Никакие кабели не соединяли и выстрелить этими ракетами не могли в принципе — но вид у катера стал очень боевой, ощетинившийся по бокам пусковыми установками. Заодно бойцы тащили на борт все, вплоть до кресел из автомобилей. За время погрузки лично я извел четыре пачки патронов для Дикаря. Это почти две сотни упокоенных. А под занавес к нам пожаловали Зубастики, причем не двое, а сразу штук шесть. Точнее посчитать не получилось — серые тела мелькали и прятались, может, их и десяток был. К этому моменту я на Мангусте в качестве лоцманского катера, выводил «Ракетоносец» из гавани. С верхней палубы корабля по берегу скупо огрызался пулемет.

Про переход в гавань Merisatama буду теперь вспоминать в кошмарах. Разорваться на два борта я не мог и пошел один на Мангусте. Вояку вел Пан, как единственный из оставшихся бойцов понимающий, как работает гальюн. Мангуст шел впереди, и я следил за глубиной по приборам катера. Ракетный катер должен был идти строго в кильватер, сохраняя дистанцию. На самом деле мне приходилось то убегать вперед от наваливающейся на меня сзади «дуры» то сбрасывать обороты ее дожидаясь. И «строго в кильватер» у Димыча выходило плюс минус метров двести. А напороться тут на камни можно легко. Посему я охрип орать в рацию, а Пан устал отбрехиваться.

В итоге в гавань тащить за собой «Ракетоносец» не рискнул. Оставили его дрейфовать мористее острова Сирпалесаари и мы с Кимом отправились проверять глубины. Что интересно, у заправочного пирса глубина оказалась четыре метра. Прошелся по пирсам рядом со складами, нашел пятиметровую глубину. Прикинул ориентиры для заходов в обе точки. Моя жаба упала в обморок от предвкушения. Все же водоизмещение Мангуста раза в четыре больше, чем у Катаны, а водоизмещение вояки раз в десять больше чем у Мангуста. Задачка — если Маша взяла одно яблоко, Митя четыре, а Вася сорок, то сколько яблок они принесут домой? А сколько это будет в тоннах? Вооо!

День двадцать девятое марта так и прошел в погрузочных трудах. Вояку я заводил в гавань сам, никому не доверив маневрирование винтами враздрай. Тут иначе не развернуть было эту пятидесятиметровую дуру. К терминалу встали удачно, правда, потом долго искали удлинители шлангов но не нашли и сделали из складских подручных средств. Заправили Мангуста. А затем заправку выжали досуха. Теоретически нам на все запланированное теперь топлива должно хватить, но некоторые сомнения оставались — если корабли перегрузим, они кушать топливо начнут как не в себя. На вторую точку перебазировались долго, все боялся стукнуть корабль — вдруг у него в бульбе на носу гидростанция или еще какое хрупкое оборудование.

Наконец встали под загрузку у складов и после того как открыли все три хранилища, да Пан еще по бесконечно большой зимней стоянке лодок прошелся, мы постановили задержаться тут «чуть-чуть» подольше. Порадовал лично себя — нашел мелкую сетку из нержавейки, буду делать корзину для гильз Рогатке.

Всю ночь я резал железо со складов и варил шлюпбалки. Точнее, делал одноразовые кронштейны для подвески четырех восьмиметровых финских катеров Nord Star Patrol. По два с каждого борта. Пан хотел вообще корабль завесить понравившимися ему катерами как новогоднюю елку игрушками, но мне удалось немного унять его жабу, разгоревшуюся при виде таких богатств, да еще на почти безопасных островах. На очередные его стенания о несметных сокровищах задал вопрос.

— Димыч, вот скажи мне, как коренной ленинградец. Ты в нашем морском порту был? Нет? Тогда поделюсь с тобой великой тайной. Приличная часть порта, с огромными складами и стоящими судами, является островом. Если точнее, «Вольным островом» отделенным от города довольно широкой рекой Екатеринингофкой. Соединяет остров с городом два моста. Если по беспредельному, то рвануть два моста взрывчаткой, после чего спокойно чистить и вывозить порт. Если культурно, то строить стены на мостах и опять же чистить и вывозить порт. А там, на складах, заверяю, запасов найдется тысячекратно больше чем тут.

Пан сосредоточенно вытащил блокнотик и сказал — А теперь поподробнее!

Языком трепать — не железо варить. Тут хоть полночи мог бы рассказывать — но меня Катюха среди козлов ждет и негоже испытывать ее верность. Пришлось говорильню сворачивать, а работы ускорять, так как прибежали бойцы от дальнего склада с криками «Шеф, все пропало! Там столько вкусного, что мы все утонем!». Утрирую, но Пан убрал блокнотик, обещая вытрясти из меня стратегические сведения позже, и рысцой убежал смотреть. А мне оставалось опустить обратно маску и продолжить приваривать торчащую как «журавль» по бортам корабля стыдобищу, выдаваемую мной за шлюпбалки.

В три ночи пятницы тридцатого марта я продолжал варить. Пошли вторые сутки, как мы в Хельсинки. Никакой туристической программы! Одни сплошные будни гастарбайтеров. Я за эти дни сварил больше железа, чем за последние лет пять своей жизни. По кораблю теперь было не пройти снаружи — сплошные кронштейны. Все проходы в корабле завалены барахлом, даже поперек кормы сложены все ручные краны, которые нашли. Димыч очень серьезно отнесся к моему заявлению, что нужно будет строить свой маленький порт, которому потребно оборудование. Тем более, что в Сосновом бору есть пирс, который принимал грузовые суда во время постройки АЭС. Ныне пирс наверняка в руинах, но глубины вокруг него никуда не делись, да и любой пирс для начала лучше, чем никакого.

За работой даже некогда было следить, что эти биндюжники тащат. То один то другой подбегали с просьбами тут опору приварить, там сетку вместо лееров. Я представляю, какой будет аврал, когда придется приводить в порядок корабль после нашей варварской погрузки.

Один раз прибежал Кир, с криками, что подарок мне принес и сунул початый ящик желтых цилиндриков. Первое что удивило — надписи на английском и русском. Совершенно неожиданный привет от «родных осин». Дальше посетовал, что ящик не отыскался раньше — мог бы на вылазку в Хельсинки не тащить сварку, обошелся бы такими «карандашиками». Это термитные электроды! Они чем-то похожи на сверхмощные бенгальские огни. Такие режут все, температурой около трех тысяч градусов. Правда, сгорают секунд за двадцать без возможности их затушить и повторно использовать. Но находку приберу в закрома. Мне пока стационарной сварки вполне хватает, а термитные электроды хороши для автономных вылазок.

Между тем дело явно двигалось к концу. Не потому, что забрали все, что хотели. Просто грузоподхемности корабля всегда мало, особенно когда тащат дизели всех мастей, генераторы и прочие судовые машины. Гидрокостюмы с защитой, кстати, Пан забрал все. Забрали несколько аквабайков, удачно вставших рядочком около носовой башни. Комплекты аквалангов с компрессорами и без, сварочные посты и просто газовые баллоны, которых набралось изрядно. Кухонное оборудование намародеренное по лодкам и вообще имущество финских яхт заметно пострадало. Дошли даже до надувных тузиков, сваливаемых спущенной стопкой между рубкой и ныне несуществующей Рогаткой. Под лодочные моторы пришлось приваривать три кронштейна прямо к рубке и прикручивать к ним толстую доску, на которую эти моторы и вешали. Потом пришлось добавить еще доску.

Я понял, что мы зашли за предел добра и зла, когда мне приволокли на тележках и подняли кранами снятые стальные двери склада. Мол, прихвати по быстрому, а мы еще ограждение привезем. Ворота прихватил, после чего снял маску и веско сказал — Баста!

И так у нас валкость повысилась и на волне неизвестно как себя корабль поведет. А тут еще такое! Баста!

Пан пытался загрузить еще чуть-чуть. Ограждение все же впихнули, мотивировав, что будущий порт надо будет всячески укреплять. Свалили секции на правый борт — заодно и крен выровняли, который у нас образовался после суматошной погрузки.

Довольные бойцы теснились на маленьком свободном пространстве перед люками в рубку — остальные места были заняты. Да все было занято! Даже в арсенале лежали тюки палаток. Народ ждал похвалы, причем почему-то от меня. Логичнее было по этим вопросам ждать поощрения от непосредственного начальства, то есть от Пана. Но могу и я похвалить.

— Молодцы! — ребята заулыбались — Орлы! — улыбки стали шире. — А теперь берем бухты веревок и начинаем закреплять все это, чтоб отодрать нельзя было! Если волной что-то смоет я, может, и не расстроюсь. А вот если после смыва груза крен появится да еще в неудачный момент. Я! Буду! Очень! Зол! Бегом все привязывать!

Похвала всем понравилась, судя по скорости исчезновения команды. А теперь «…попробуем со всем этим взлететь».

Уже выходя из гавани, вместе со следующим за нами Мангустом под управлением Кима, видели пару катеров, наблюдавших нашу процессию. Финны, похоже, отошли от неожиданности и начали инвентаризацию доставшегося им наследства.

Пан с сожалением посмотрел на эти катера — Плакали наши повторные визиты!

Пожал плечами. То, что нам удалось урвать кусочек флота без единой потери со своей стороны, стало редкостной удачей. Удача не уживается с жадностью.

В девятнадцать часов пятницы тридцатого марта наш конвой успешно дошел до Козлиного острова. Волнение и ветер всю дорогу нас сопровождали умеренные, но даже так вояку качало изрядно. Никто не пытался перехватить ценный трофей, никто нас не запрашивал. Всю вахту простоял скрестив пальцы — только бы не штормануло! Уже вижу, что мы катастрофически перегружены и метацентр у нас поднялся. Перевернемся от любого сильного качка!

Часов в восемнадцать связался с Катаной. Катюха сдержалась с эфирным поношением заблудшего супруга и подтвердила готовность к выходу. Никаких проблем и происшествий. Собрался с силами и порадовал жену уже что-то почувствовавшую, и заранее недовольно сопящую в рацию. Я ее сопения не слышал — ощущал всем организмом.

— Кэт, конвой перегружен, очень валкий. Идем напрямую, и держим восемнадцать узлов. Ты нас не догонишь. Жди.

Отпустил тангенту с некоторым содроганием, не зная, чего услышу. Но шипение эфира через некоторое время разорвалось коротким — Принято.

Даже странно, что все мои опасения закончились так банально. Но позже выяснилось, не закончились. Уже пройдя траверз Козлиного и начиная финишный, девяностокилометровый рывок — за кормой, у горизонта увидел развернувшийся бело-синий парус Катаны. Мдя. Это из серии — «…не догоню, так хоть согреюсь». Быстро прикинул — нам ходу часа три, Катане — шесть или семь. Не страшно, Катюха и восемь часов за штурвалом отстоит легко. Потом меня пристрелит и пойдет спать. Успокоился — все будет хорошо.

В девять вечера начал запрашивать ЛАЭС. У них там теперь морская охрана на «Мустангах» появилась, после демаршей «зеленых», и морские диапазоны они слушают. А раньше на месте патрулей был яхтклуб станции в незамерзающей от тепла станции марине. Эти «зеленые» — определенно вредители.

— Харон вызывает ЛАЭС. Ответьте…

Никто на мои стенания не отзывался, даже на аварийном и патрульном каналах. Не верю, что их загрызли! Скорее, их осталось мало и они затаились. Пан спросил задумчиво.

— А у них есть, чем нас достать? — пожал плечами и ответил.

— Мустанги с пулеметами у них есть точно. Будь я начальником охраны станции, имел бы на крайний случай противокорабельную ракету. Вдруг на станцию брандер с СПГ отправят… — помолчав в размышлениях, закончил — …нет, ракеты у них нет. Кронштадт под боком, они досюда легко достанут. И пулеметы на катерах, скорее всего, винтовочного калибра. Нет смысла им с броней бороться. Нечем им нас достать. Вот и молчат, разглядывая метки на радарах.

Полдесятого мое терпение закончилось. Ну не верю, что нас не слышат, не говоря уже про «всех сожрали». Не-ве-рю!

— ЛАЭС, повторяю подробнее для слишком осторожных! — после каждой фразы отпускал тангенту и слушал эфир.

— Харон, на ракетном катере с восьмеркой соскучившихся по полетам пятитонных ракет, все еще вежливо ждет ответа.

— И носовая башня ждет ответа, теребя спуск.

— И кормовая. И даже катер сопровождения Мангуст, с Владимировской МТПУ интересуется враждебным молчанием берега. Прием.

Наконец тишину эфира прорвал напряженный голос.

— Первое апреля послезавтра. Шутник. Катер подойдет, тогда поговорим.

Покрутил в руках микрофон на витом шнуре. Не поверили. Да и ладно. Повернулся к Димычу.

— Помигай фонариком Мангусту, пусть подойдет и перепрыгивай к ним. Будешь общаться с охраной ЛАЭС. У вас одинаковые извилины от фуражек, вы договоритесь легко. Мангуст больше и выше Мустанга раза в полтора так что, говори с ними сверху-вниз. Помни про мои подозрения, что их мало. Это будет сильный козырь. Да что тебя учить…

Махнул рукой на ухмыляющегося Пана. Это я просто нервничаю. И у меня где-то в ночи идет сюда по приборам Катюха. Одна.

— И знаешь, Пан. Имя «Шутник» для ракетного катера мне понравилось.

Димыч махнул рукой, уходя со словами — Да, как скажешь.

Минут через пятнадцать подскочил ожидаемый Мустанг. Осветил прожектором наш конвой, который возглавил Мангуст и пошел к ракетоносцу. Но наш Мангуст вильнул, перекрывая путь встречающим, после чего катера слегка потанцевали и встали борт о борт. Наблюдал эту картину из кабины носового орудия. Как им управлять из рубки мы пока не разобрались, а вот пальнуть разок по морю «вручную», на переходе к Козлиному, удалось. Посему крутил маховики, еще раз показывая сидящему рядом Володе, как тут все работает. Стрелять, уверен, сегодня нам не придется.

В двадцать два десять, пятницы тридцатого марта, конвой подходил к первому каналу ЛАЭС. Впереди шел пятнадцатиметровый Мустанг, за ним двадцатиметровый Мангуст и замыкал конвой пятидесятиметровый «Шутник». Еще, где-то в трех часах позади шла Катана, с которой все начиналось. Первый шаг был сделан. И останавливаться некогда — «пустота дает возможности». Пустой центр Хельсинки дал нам Шутника и изрядно припасов. Вакуум власти позволил отшвартоваться внутри охраняемого объекта. Но часы тикали и капельки человеческих дел заполняли пустоту новым смыслом.

Вернувшись после часового общения в штабе МВДешников, осуществлявших охрану ЛАЭС, подозвал самого сообразительного в сопровождающей нас группе погранцов.

— Серый, назначаю тебя временным старпомом Шутника! В наше отсутствие установите большие палатки между гаражом и ангаром для катеров части. Все с верхней палубы несите туда. Вопросы?

— А капитан где? — совсем не по армейски спросил служивый. Вот что должность старпома делает! Еще и нескольких секунд не прошло, а очевидные вопросы появились.

— Будет через полчасика. Они там мосты наводят. Мы с капитаном отплывем на Мангусте до утра, Кима за штурвал посажу. Тебе в помощь Володя и Федор. Федя у нас сильный, за двоих будет. Все. Лимит вопросов закончился.

Пока Пана не было, собирал большую сумку. Кошка, веревка, тряпки — что еще может понадобится? Ага, на веревку узлов навязать! Стар я уже для скользких канатов. Еще чего понадобится?

Когда я на совещании сказал Пану поторопится, ибо меня посетила Мысль — он только кивнул. А вот теперь набросился едва не придушив, мол, я ему всю политику порчу. Отмахнулся от претензий. Некогда. Мысль грызла и торопила. А еще через пару часов сюда Катюха придет. Ее встретят и доведут, но мне бы хотелось в это время быть подальше. А к утру мое милосердное счастье выспится и успокоится.

Совещание «в верхах» дало довольно интересные результаты. По кратким рассказам аборигенов ЛАЭС «отбили» довольно легко, хоть и с большими потерями в первые дни. Но тут не только сотня людей дежурной смены работала, тут на территории и институт есть и строительные организации и организации проводного и кабельного хозяйства. Гаражи, пожарная часть, типография, гостиница, учебно-тренировочный центр и медчасть не говоря про склады, склады и еще раз склады, не упоминая заводы ЖБИ и конторы аналогичной направленности. Словом, народу хватало, и отгородилась станция от мира заборами с постами со всех сторон. Вот только враг в первый день лез не снаружи, а изнутри. Снаружи на защиту станции встал сосновоборский учебный пограничный отряд, часть девяносто семь восемьдесят пять, кузница пограничных прапорщиков. Те немногие, что от погранцов выжили, к концу недели перебазировались на станцию. Вот в те дни и были самые большие потери. Да еще рейды за семьями в город организовали, на чем потеряли не меньше людей, чем при зачистке внутренней территории станции.

На настоящий момент на станции шестьсот пять человек, из которых «в строю» менее полусотни, остальные женщины, дети, пожилые и хитрозадые. Еще полторы сотни собрано в ополчение, но тут уже «строй пожиже, и труба пониже». Вояки едва держат периметр. Мало их для такой протяженности, несмотря на все навороты охраны и сигнализации. Еще и спать когда-то надо. И есть, причем ни один раз в день — а запасов нет.

Все эти, совершенно секретные, подробности рассказывал Пану его знакомый пограничник — из тех, кто добрался до периметра станции после «судного дня». Судя по всему, нашему капитану местный погранец обрадовался как родному и разве только в жилетку не плакал. Когда я уходил, они и поминали своих ребят. Я не черствый, они меня сами культурно спровадили, мол, не мешай братьям по оружию, извозчик лодочный. Про извозчика — утрирую. Хотя доля обидной правды в этом есть.

Вот и сейчас повезу. Просто повезу Пана глянуть на порт. Хотя «героическая» мыслишка меня гложет. Но не хочу сглазить, посему буду молчать, через плечо плевать и даже пустыми ведрами, отобранными у девушки, черных кошек отгонять.

Всю дорогу заметно нетрезвый Пан пытался вытрясти из меня Мысль, но я стойко не хотел сглазить. К нашему разговору активно прислушивался Ким, смешно шевеля ушами и пытаясь их вывернуть за спину, к тихонько общающемуся начальству.

По широкой дуге от Копорской бухты, Мангуст приблизился к «стройке века» то есть к «долгострою века» — дамбе. Через нее есть два прохода, один у самого Кронштадта второй в пяти километрах северо-восточнее острова. Оба прохода активно строили, но им еще «строить и строить». Для прохода в Маркизову лужу избрал дальний проход. Не хотелось нервировать моряков крепости, они ведь и шибануть чем-то могут. Ныне все на нервах.

В два часа ночи субботы, тридцать первого марта, я скрестил пальцы на руках, ногах и даже ежик волос встопорщился. Открывался вид на Канонерскую гавань Вольного острова и, соответственно, Канонерский судостроительный завод. И ничего, что там людей раз-два и обчелся, завод же есть! Даже глаза прикрыл, считая удары нервно бухающего сердца.

— Ну, чего застыл? Куда дальше? — спросил меня Димыч.

Тут я и открыл глаза, всматриваясь в открывшийся вид. ДА! ОН! Мне показалось, что проорал громко, но Пан переспросил.

— Кто он? Ты о ком.

От сердца отлегло, накатила бесшабашность удачи. Это еще куражом называют.

— Я, Димыч, о «Мистере Икс». Помнишь, у Кальмана «Да, я шут, я циркач, так что же…»

— Лех, не буди во мне зверя! И цирк не устраивай. Устал я до зеленых чертей!

— Этого «Мистера» играл Георг Отс и вот он, человек и пароход, у стенки завода. Ледяное крошево вокруг, правда. Но «Георг» у нас крепкий…

Сам пошутил, сам посмеялся. Это у меня напряжение спадает. Но эти пограничники реально только с одной извилиной от фуражки! Стоят оба, на меня подозрительно лупают.

— Чудаки! Это же каботажный паром, что от нас в Калининград по паре раз в месяц ходит! Боялся, что он в Калининграде будет. Не понимаете? — оба служивых пожали плечами.

— Это, дорогие мои, готовый дом на четыре сотни человек с автономным жизнеобеспечением. Это осадка около шести метров, которая позволит встать у ЛАЭС, это автомобильная палуба, куда пятнадцать фур, набитые припасами, встать могут. Это детские площадки и гарантированная безопасность в комфортных каютах, для всех людей, что вы из Выборга вытащили. Прониклись?

Погранцы прониклись. Пан чуть ручку от консоли не вырвал, так кулаки сжал. Но, не дав им начать сомневаться — добил.

— И стоит паром не в порту, полный нежити, а у стенки завода. Либо его сюда зимовать ставили, либо обслуживают. В любом случае нежити тут на одну пачку патронов. Андестенд?

Не выдержал Ким — И мы туда сейчас полезем? Ночью. Втроем?

Кураж поднимался, подстегиваемый обидными мыслями про «извозчика».

— Не расстраивайся, Ким. Мы туда вдвоем с капитаном полезем. Ты на пулемете постоишь. Мы быстро. А днем тут набежит желающих, и советами замучают.

Не совсем трезвый Пан с энтузиазмом воспринял идею разведки. «Ночью?! На кладбище?! Одним?… Пойду, конечно!». Радует, что ума хватило не пойти сразу через главный вход, расположенный на высоте второго этажа с подходом в виде единственного трапа. Забросили с крыши рубки Мангуста кошку на высоченный борт парома в районе носа. Пан полез первым и чуть не свернулся мне на голову. То ли я неверно оценил его трезвость, то ли его развезло — но хватку капитан утратил.

На палубе нас никто не ждал, притаившись в тенях. Пройдя бак насквозь, выглянули на причал с левого, прижатого к берегу, борта. Вроде бродит пара теней, но слишком темно.

— Димыч, ты караулишь, я швартовы сматываю. Потом уходим.

Пан даже протрезвел, судя по заблестевшим из темноты глазам.

— Не понял?! Мы с парома уходим?

Даже оторвался от сматывания каната с кнехта.

— Капитан! Вы серьезно думали, что я левой пяткой запущу эту громаду, и мы вдвоем будем ей управлять? Огорчу. Тут экипаж для короткого перегона нужен минимум семеро, а для длинного не менее полусотни. Это вам не ракетный катер, который хоть и военный, но все же катер. Да и его бы, я только на пару с тобой перегонять — побоялся бы.

Димыч грустнел на глазах. Даже жалко стало.

— Не расстраивайся, сейчас тут концы выпустим по максимуму, переберемся на корму, там вообще снимем, и будет нам счастье!

Пан наклонил голову, подозрительно глядя на меня.

— Лех, мы паром берем или нет?!

Хмыкнул на столь глупый вопрос.

— Берем, Пан, обязательно берем. Такой брильянт не залежится тут долго. Думаю, через недельку его бы уже тут не нашли.

— Подробнее, Лех, подробнее! Сам же говоришь, что не справимся с управлением.

— Тактик хренов! Да разуй ты мозг! Что я делаю? Швартовы отпускаю на всю длину. С кормы снимать будем. К чему это все? — не увидев просветления и понимания на лице капитана, закончил — да на буксир мы его возьмем!

Димыч даже опешил слегка, сравнивая размеры парома и двадцатиметрового Мангуста.

— И катер потянет?

— Неа! — весело улыбнулся в ответ, заканчивая с канатами на баке — туда глянь!

Чуть дальше вдоль стенки стояли борт о борт два буксира. Уж с буксиром-то мы вдвоем с Паном справимся. Точнее, я буду метаться между машинным и рубкой, а Пан будет изображать стояние за штурвалом и орать в рацию, как все плохо. Авантюра дикая! Тащить буксиром девяносто километров паром весом в десять тысяч тонн! Втихаря! Ночью! Вдвоем!… как утверждали в Маугли — «это будет славная охота». Как раз для скромного перевозчика. Для себя загадал — если протащу паром через пропускное окно дамбы, не разбив и не зацепив — значит, все у нас будет хорошо! И сами в новой жизни устроимся, и родню устроим. Но я еще не представлял, насколько это будет тяжело.

За полчаса ослабили и сбросили швартовы парома, после чего двинулись знакомиться с плоскими «галошами» буксиров. Соискателей угона парома было два, «Тайфун» и «Торнадо». Внешне одинаковые, с характерными для буксиров обводами и валиками мягких упоров на носу. Трудяги из серии «Могу толкать, могу тянуть». А вот как далеко им хватит топлива — даже предположить не мог. Но искренне надеялся — на сотню километров хватит, а дальше видно будет.

Выбрали «Тайфун», в нем топлива было под завязку. Потратили еще час, приноравливаясь к весьма своенравному судну. Я и не думал, что на буксирах так сложно ходить! Еще, от неопытности, начал разворачивать паром носом на выход, то есть на сто восемьдесят градусов. С трудом избежал навала кормы на бетонную стенку, после чего плюнул и потащил паром кормой на выход. И уже на корабельном фарватере перехватил добычу «за нос».

В шесть утра субботы связка Тайфуна и Парома, сопровождаемая Мангустом, разогналась аж до двадцати километров в час. До этого потерял еще сорок минут — перезаводили буксировочный конец, а то на швартовом конце с одного борта паром болтало и выглядело это угрожающе.

Димыч выглядел довольным как кот, и щурился примерно так же в скупом свете рубки буксира. Еще бы ему не сибаритствовать, рассуждая на посторонние темы пока я как заведенный мечусь от двигателей к лебедкам, от них к штурвалу, потом опять к двигателям. А эта морда знай подкалывает.

— А мы ведь судно не на пустом месте взяли, была бы стоянка пуста, остались бы без парома! Как же твоя «теория пустоты»?

— Не моя, а «мудрого старца». И скажи мне, как угонщик угонщику, прошлым летом ты бы рискнул увести паром от стенки завода? Что, даже мысли бы такой не возникло? Тогда теоретизирую — не увели. Нас бы повязали еще на стадии десанта на борт парома. Только пустота завода от живых позволила все сделать спокойно, а пустота парома от нежити позволила нам ходить по палубам. Не будь этой пустоты, и возможности были бы иные. А будь стоянка пуста, имелись запасные варианты.

Димыч оживился, скучно ему смотреть на мою беготню — а вот так, спокойно потеоретизировать на нетрезвый глаз мы все любим. Мы на кухнях под стопарик и экономикой правим отлично, и внешняя политика у нас «вся в кулаке».

— А какие еще варианты были?

Осмотрел в задние иллюминаторы рубки положение буксируемого. Вздохнул. Ой, не просто так Пан интересуется. Ведь учтет, гад, в своих планах и даже знаю, кто пойдет их реализовывать.

— Тяжелый вариант был, Димыч. Семь мостов разводить. Не сейчас, конечно, а после первого ледохода, что со дня на день будет, но обязательно перед вторым, который с ладоги. Там недели две может быть зазора. А мосты развести просто, если охраны нет, но муторно. Еще и на Дворцовом мосту воду из кессона противовеса откачивать наверняка придется. Кессон еще во время войны повредили, а починить так и не смогли, вода просачивается. Вот перед каждым разводом моста кессон и откачивают. Развести мосты можно электричеством с берега, электричеством с катера или автономкой. Вроде даже ручной вариант есть, но эти пляски с «кривым стартером» и мостом представляю себе плохо. Я как то самолет АН-2 заводил «кривым стартером», там у них позади кабины справа внизу есть место под храповик ручного привода. Самолет завел, но получил на всю жизнь «когнитивный диссонанс». Так и тут, с разведением мостов.

— А откуда ты про мосты знаешь? — перебил меня Димыч.

— Пан, в школе надо было не только в секцию самбо ходить, но и на экскурсии с классом ездить! Это нынешним школярам ничего не показывают, кругом секретность и толерантность, а нас и внутрь мостов водили, и байки мостовые травили и даже кнопочку нажать давали.

— Что-то не помню я такого. — промямлил Димыч. Еле удержался от шутки про извилину.

— Дальше говорить или я к дизелям пошел.

Частые кивки собеседника показали желательность продолжения.

— Так вот, после прохода семи мостов, оставляя в диспетчерской каждого по человеку, увидишь уютное местечко на Свердловской набережной — Уткина заводь, называется. Там зимуют с десяток крупных, четырехпалубных, речных теплоходов триста второго проекта. Примерно на триста пятьдесят пассажиров каждый. Мореходность у них отсутствует, но как плавучая автономная гостиница у берега может стоять без проблем. Если еще кабели с береговым электричеством от станции бросить — будет большой поселок на воде.

Будто дожидаясь, когда упомяну про отсутствие на пароме нежити — по носовой палубе заковыляла какая-то фигура, смутно различимая на белом фоне корпуса судна. Оставил капитана в глубоких раздумьях. Вышел на ют буксира, попробовал пружинить ногами, компенсируя качку, а сам выцеливал из Дикаря темное пятно головы нежити. Четыре выстрела мимо. Переговорил по рации с Кимом, отправив его на Мангусте отстреливать выползающую нежить. Упокоили четверых мертвяков, выбравшихся из нутра судна на палубы. Теперь Ким развлекается, заходя то с одного борта связки, то с другого, в ожидании, когда очередной мертвяк вылезет. Стреляли только Дикарем — нежити для упокоения хватало, а корпус парома мягкие пульки сильно не портят. За разбитое стекло иллюминатора обещал Кима протащить под килем прямо под винты. Вот ведь, не было проблем!

Зато проскочили узость дамбы как по ниточке, вообще без подруливания! И еще до рассвета, что радовало особо. Боюсь, отобрать у нас паром желающих появилось бы изрядно. Не сомневаюсь, что нас видят на радарах, но видят как крупную засветку, сопровождаемую двумя засветками помельче. А на Мангусте ответчик свой-чужой. Вот и видят морячки, что вооруженный пограничный патруль что-то эскортирует из города. Полезут? Могут, но подозреваю, у них ныне у самих дел полно. По радио Кима, как патрульного, запросить могут, но он знает, что говорить. А в остальном — доверимся «мудрости старца».

В одиннадцать утра мы подходили к первому каналу ЛАЭС. По дороге нас запрашивали по рации всякие абоненты раз десять, на что мы промолчали. Абоненты уже не стеснялись представляться как «армия спасения» и «временные правительства». Достали эти маленькие Наполеончики! Тут тихо решаешь семейные проблемы, и все равно прибежит очередной замполит с призывом умереть за Родину. Лично я за Родину собираюсь жить, мертвяков и так полно — посему у нас с замполитами пути разные.

Помимо разговоров по радио появились наблюдатели на катере. Разок он пытался приблизиться к ордеру, но короткий и неприцельный кашель Владимирова заставил катерок развернуться на реданах и умчатся приседая. Через час хода наблюдатель Киму надоел и Мустанг прибавил, загибая циркуляцию на излишне любопытного. Тот все понял моментом и растворился в сторону южного берега.

На подходе к каналу нас встретили аж два Мустанга, полные народу. Швартовку парома пришлось отложить до прояснения места этой самой швартовки. Осадки судна точно я не знал — около шести метров. Глубина канала на выходе была около восьми метров, но аборигены хотели перестраховаться. Так наша связка и зависла на рейде.

С радостью увидел торчащую над бывшей и теперь уже снова «настоящей» яхтенной стоянкой мачту Катаны. Такого «зверя» в местных водах ни с кем не спутать. А осадка у нас меньше метра, если шверты поднять — залезем куда захотим!

Из канала в нашу сторону выскочил катерок, подозрительно похожий на Финика. Душа почувствовала надвигающиеся проблемы и засуетилась, укладываясь в пятки с намеком, что пора сваливать. Катюха это вам не нежить! Парой минут неприятных ощущений от пожирания не отделаешься.

Воскресенье, первое апреля, вышло совсем не смешным. Аврал по Шутнику, аврал по Парому. Паром чистили и осваивали, Шутника разгружали и срезали наваренное мной безобразие. Станция создала «береговую группировку» во главе с Паном, куда передала ВЧ, занимавшуюся охраной станции с моря и четыре десятка семей в помощь, с условием их последующего заселения на Паром — жилых площадей внутри периметра станции мало. Теперь под рукой Димыча стало сто сорок шесть человек, из которых два десятка, вместе с нами, соображают в катерах и море с разной степенью осведомленности. Еще три десятка мужиков разных возрастов числились ополчением. Среди них и механики были и теоретики. Остальные — женщины и дети. А еще привезем сотню с хвостом женщин и детей из Ландышевки. А если примкнут еще желающие эвакуироватся из садоводства, то Парома для проживания нам станет мало. Сколько тут? Глянул в опись парома, составленную после зачистки. Триста шестьдесят восемь гостевых коек и две сотни для экипажа, не считая диванов и кресел в коридорах. Почти шесть сотен человек. Восемьдесят одна четырехместная каюта гостей и еще сорок восемь для экипажа. Двадцать четыре двух и трехместные каюты. Отдельной «вишенкой на торте» — пара апартаментов для капитана и судовладельца. Боюсь, без грызни за «люксы» не обойдется. Все захотят жить в двухместных апартаментах, а не в четырехместных, без окон, каютах третьего класса. Кого бы комендантом назначить? Тут баба с… эээ… характером нужна. А я никого не знаю и Катюху на растерзание в подобный зверинец не отдам. Тем более, что мы-то будем жить на Катане.

Словом, воскресенье получилось грязное, тяжелое и нервное. Метался между Паромом и Шутником на Финике. Между прочим, на последних литрах еще финского бензина.

Ракетный катер зачищали, драили, подкрашивали и «полировали бархоткой». Это не просто «боевой корабль», это визитная карточка на переговорах будет. В том числе с Кронштадтом. А моряки ценят показуху и разбираются в пускании пыли.

Снятые с Шутника катера «Nord Star Patrol», мгновенно получившие прозвище «Будка» за характерную рубку, ровным рядочком встали рядом с вдвое их превосходящими Мустангами и Мангустом. Пан обещал на катера пулеметы Калашникова поставить, уже забыв, что парочка мне обещана. Напомнил. Поспорили на тему «Куда мне столько». Отдавать Владимирова обратно с Мангуста на Катану Пан не захотел, и вернулись к исходной договоренности. Меня лозунгами не убедить, стар я уже.

А на Будки пулемет действительно нужен — на паре этих катеров надо идти на разведку в город по речке Коваши, что через весь Сосновый бор течет. Река хоть и широкая, но большим катерам там тесно будет, а на Финике — страшновато в замертвяченные места лезть. Вот Будки — в самый раз. На шесть человек стрелков и пару членов экипажа рассчитаны, крепкие, в меру мореходные, осадка небольшая. Бери и планируй рейд. Вот Пан уже и планирует. Хотя он уже много чего напланировал. На мой ехидный вопрос, где мы на все это наберем топлива, Димыч ушел общаться со станцией. Запасы топлива на станции приличные, в одних автопарках только несколько десятков тонн, не говоря про автономки станции — но все же, не люблю быть просителем.

Раннее утро понедельника, второго апреля было, как положено, тяжелым. Шестнадцать человек на сундук… парома — откровенно маловато. Плюс внештатные Ктюха с Димычем Экипаж, теоретически способный работать в две смены — сбивался с ног, пока паром не развил четырнадцать узлов и не лег на ломанную кривую к Выборгу. До Выборга мы, само собой, не пойдем — нам к Ландышевке надо. Но далеко не везде в Финском заливе может шнырять судно с шестиметровой осадкой. Остальной путь к берегу проделают сложенные на корме парома надувнушки с моторами, привезенные от финнов. Пришлось опять на корме варить кронштейны и прикручивать снятую с Шутника доску под моторы. Снова все делаем «временно».

Паром, по сложившейся уже традиции, сопровождал Мангуст. Киму добавили в экипаж юнгу сорока трех лет на пулемет. По земле юнга ходит хромая, в команды зачистки не годится, а вот к пулемету катера вполне подойдет. Мы еще найдем применение всем нашим дедушкам и бабушкам! Еще бы найти, чем их всех кормить — но это вопросы следующих шагов. А пока задача — собирать живых, откуда сможем. В Сосновом бору жило около шестидесяти тысяч человек, вот к близкой цифре и надо стремиться.

Пан предлагал эвакуацию людей с берега провести штатными средствами, то есть оранжевыми спасательными шлюпками. На что шепнул ему на ушко вес этих дур — все вопросы решились сами собой. Нам не посреди океанского шторма людей спасать, а всего лишь несколько раз по небольшой волне пройтись — надувнушек хватит. Мы не сразу разобрались, где тут забортный трап со всеми стойками и перилами и как его спустить до воды, а Димыч хочет поднимать-спускать шлюпки. Спустим, конечно — если припрет. Но я бы сейчас рисковать не стал.

Зато рискнул в другом. Хотелось максимально близко подойти к берегу и полез на сундуке водоизмещением десять тысяч тонн в Ключевскую бухту между островом Лисий, и полуостровом Киперорт. Узкая «кишка», с глубинами десять пятнадцать метров, идущая почти к самому берегу и заканчивающаяся между Синим и Заовраженским островками. От этой точки до места высадки на берег три километра, а от стоянки без риска — пятнадцать километров. Но нервы мне эти двенадцать крадущихся километров попортили знатно. Тем более, что часть экипажа на тузиках уже ушла, косяком уток, в сторону берега. Возглавил этот исход наш начальник «береговой группы». Катюха, само собой, ушла с ними — собирать семью для переезда. Будто без нее там не разберутся.

Пока шли к Ландышевке, вручил Пану распечатки схем кают. Пускай они еще на берегу определяются, кто, где будет жить ближайшие полгода-год. Привозить на борт парома только людей с номерами кают на листочках бумаги. Эдакие «билеты на круиз». Дабы не начался бардак и споры на борту. И так голова болит. Печатал все на принтере, позаимствованном в тире Хельсинки — пригодился.

Грохот якоря, и через некоторое время повторившийся грохот второго якоря прозвучал музыкой. Спать хотелось зверски, спина болела, подживающие ожоги от сварки, прожарившей меня сквозь тонкие перчатки, чесались и зудели. Для комплекта не хватало только фингала под глазом, но Катюха обещала исправить это упущение когда станет чуть свободнее. Все! Ставьте апокалипсис на паузу.